Дополнительность Бора и эпистемология Канта

ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТЬ БОРА И ЭПИСТЕМОЛОГИЯ КАНТА
Мишель Битболь, Стефано Оснаги
http://www.bourbaphy.fr/bitbol.pdf

От редакции. Творчество великого физика и неоднозначного, но вполне христианского мыслителя, лютеранина Нильса Бора (1885-1962) показывает не только знакомство с немецким идеализмом, но и большую мировоззренческую осторожность, стремление исключить антропоцентричные и оккультные спекуляции, возникшие в физике ХХ века и сегодня дискредитирующие религиозное прочтение квантовой теории.   

1. Введение

Вопреки распространенным представлениям, взгляды Бора на квантовую механику не получили единого широкого признания среди физиков, даже в период расцвета т.н. интерпретации Хагена (1927-1952). Ортодоксальный подход, обычно называемый «копенгагенской интерпретацией», был на самом деле смесью элементов, заимствованных из Гейзенберга, Дирака и фон Неймана, с несколькими цитатами из Бора и должным почтением к его новаторской работе, но без безоговорочной верности его идеям [Howard 2004, Camilleri 2009]. Понимание физики у Бора, конечно, никогда открыто не ставилось под сомнение. И все же многие его коллеги нашли его размышления об эпистемологическом статусе теоретических схем, а также его соображения о пределах представлений, используемых наукой пугающими и малопрактичными - одним словом, слишком философскими (1). В то же время было как-то нелегко прийти к определенным выводам об истинной природе этой философии. Хотя взгляды Бора иногда подвергались критике за их предполагаемый позитивистский уклон (2), ряд комментаторов более удачно указали его прагматические аспекты, особенно с учетом явно операционалистского подхода к микрофизическим явлениям и его документально подтвержденного интереса к Уильяму Джеймсу [Stapp 1972, Murdoch 1987].
Мы знаем, что Бор дружил с датским философом Харальдом Хефдингом, который был также другом его отца и читал курс в университете Копенгагена, в котором Бор учился [Faye1991]. Через Хефдинга Бор подвергся влиянию кантианцев (частично сформированный собственными довольно прагматическими взглядами Хефдинга). Хотя сам Бор не пытался точно определить, чем он обязан Канту, такие влияния, вероятно, имели кантианский образец, который можно различить среди характерной для  Бора смеси философских стилей, а точнее в его эпистемологической рефлексии по квантовой механике.
Неудивительно поэтому, что ранние неокантианские анализы квантовой механики, которые выполнили Карл-Фридрих фон Вайцзеккер [Heisenberg 1971, Ch. X], Грета Герман [1996] и Эрнст Кассирер [1956] воспользовались положениями Бора, а не отделяли себя от него. Кантовский элемент в мысли Бора был признанный рядом историков и философов, занимавшихся физикой (3), и в то же время отвергнут другими (4). Причины такого несогласия несложно понять: с одной стороны, кантовский компонент эпистемологии Бора был погребен под его уникальными замечаниями о роли измерительных приборов и границах теоретических областей; с другой стороны, после многих эрудированных комментариев суть философии Канта остается вопросом дебатов. Любая попытка выявить сходство и различия между Бором и Кант едва ли может поэтому избежать двойного процесса разъяснения (5).
В данной статье мы сможем, в частности, показать, что некоторые решающие шаги Бора, хотя, казалось бы, противоречат букве трудов Канта, на самом деле очень созвучны его духу. Первый раздел разбирает различные измерения теории познания Канта и определяет, что было сохранено, а что изменено Бором. Мы настаиваем, в частности, на поразительной аналогии между, с одной стороны, стратегией Канта «отделить» объект и субъект от когнитивных отношений, которые лежат в основе нашего опыта, и, с другой, стремлением Бора вступить в борьбу с «неделимостью» квантовых явлений. В последующих разделах мы проанализируем «принципиальное различие» Бора между измерителем и измеряемым объектом (которое мы относим к общим для Канта размышлениям над субъективными условиями возможности познания), концепция дополнительности у Бора (которую мы относим к кантовской теории объекта) и роль классических концепций в рамках подхода Бора (этот подход мы относим к априорным формам, которые, согласно Канту, позволяют субъекту составлять объективное знание).

2. Бор и коперниканский поворот Канта

В поисках способа охарактеризовать то, что он считал радикальным разрывом с предыдущей философской традицией Кант назвал свою эпистемологию «коперниканской революцией». Этим термином Кант хотел подчеркнуть аналогию между своим критическим подходом и решением Коперника основать объяснение видимого движения планет отношением между движением Земли и орбитой планет, вместо того, чтобы придерживаться теории только их собственной кинематики. Вместо того, чтобы заниматься исключительно своим объектом исследования (планетами), Коперник был очарован своим положением астронома на планете Земля, и обратился к проблеме того, как эта конкретная ситуация способствует формированию космологических знаний.
Применение этой рефлексивной позиции к научным знаниям в целом описывается Кантом в знаменитом отрывке: До сих пор предполагалось, что все наше познание должно соответствовать объекту. Попробуем экспериментально выяснить, не сделаем ли мы нечто лучшее, если мы предположим, что объекты должны соответствовать нашему познанию".[Kant 1996, B XVI, p.21].  Это не означает, что объекты, так сказать, созданы нашим познанием, но 1) что нельзя обойтись без надлежащего анализа наших способностей познания, если знание вообще нужно понимать, и 2) что образ объектов определен набором когнитивных условий, позволяющих нам преодолеть мимолетные субъективные явлений и описать некоторые инвариантные феномены, которые могут быть интерсубъективно признаны и обозначены. Термин «объект» соответственно понимается как относящийся к таким эмпирическим инвариантам, а не к чему-то за пределами опыта.
Затем Кант взял на себя определить структуру нашего познания и осуществить идентификацию единого инвариантного феномена, делающего такие паттерны возможными. Он нашел два класса таких структур. Первый из них - это континуум нашей чувственной данности, а именно пространство и время. Второй - таблица общих понятий нашего понимания (или категорий), которые используются, чтобы привести множество сенсорных явлений в общую организацию. В рамках последней мы находим 1) категорию субстанции, которая постоянно объединяет множество атрибутов и 2) категорию причинности, которая позволяет нам дифференцировать между непослушными субъективными последовательностями и подобными закону последовательностями явлений, которые любой субъект может определить.
Как и Кант, Бор был глубоко обеспокоен внутренними структурами нашего познавательного аппарата, и он считал, что мы не можем обойтись без их изучения, если мы хотим понять объективность научного знания. Понятие опыта у Бора определенно кантианское в том, что он рассматривает «границу наших концепций» как «точно совпадающую с границей наших возможностей наблюдения» (6). По словам Бора, «все знания представляются в концептуальных рамках», где под «концептуальной основой» Бор имеет в виду «однозначное логическое ощущение отношений между аспектами опыта" [Bohr 1934, 67-68]. Однако его рефлексивный анализ структуры нашей способности знать не обращает внимания, как это делал Кант, на такие умственные способности, как чувствительность и понимание. Вместо этого он сосредоточился на технологическом аналоге чувствительности, а именно на аппаратуре, и на интерсубъективном аналоге понимания, то есть языке. С одной стороны, он предвидел связь между явлениями и экспериментальным контекстом, в котором они происходят. С другой стороны, частично следуя лингвистическому повороту в философии своего времени и даже предвидя его развитие, он увидел в условиях однозначного общения существенную особенность научной объективности [Bitbol 1996b, с.263-9].
 «Коперниканский поворот» Бора, естественно, можно понять в контексте квантовой революции, которая произошла в первые десятилетия ХХ века. Пока существует общепринятая научная парадигма [Kuhn 1962], наука может быть принята как проводящая все более точную характеристику своих предполагаемых объектов. Тем не менее когда рушится парадигма, онтологический статус этих самых объектов становится подозрительным, и стандартные процедуры для извлечения инвариантных явлений также ставятся под сомнение. Затем человек попадает на единственную твердую площадку, которая содержит«обычный» опыт наряду с результатами экспериментального исследования, поскольку последние имеют ощутимые последствия в рамках первого.
Бор считал, что "задача науки состоит в том, чтобы расширить спектр нашего опыта и сократить его до порядка» [Bohr 1934, p.1], что позволяло ему напрямую справиться с такой ситуацией. Это инструменталистское отношение (которое было почти необычным среди физиков, участвовавших в создании квантовой механики), однако решительно дополняется, в случае Бора, тщательным анализом условий возможности опыта. Другими словами, его интересует именно рефлексивное знание, которое Кант назвал трансцендентным, и оно рассматривается им как основной предмет "посткоперниканской метафизики".
Как и более распространенный термин «трансцендентный», прилагательное «трансцендентальный» относится к чему-то, что «превосходит опыт». Это превосхождение, однако, может быть реализовано двумя противоположными способами. Трансцендентный объект превосходит опыт настолько, насколько о нем говорится, что он существует за пределами опыта, как отдаленная (и интеллектуально реконструированная) внешняя причина пережитых явлений. И наоборот, трансцендентальная структура превосходит опыт, потому что это предпосылка опыта: она формирует опыт, не будучи частью самого опыта. Более того, пока развивается акт познания, такая трансцендентная структура непременно останется на безмолвном фоне этого действия. Мы сталкиваемся здесь с экстерриториальным статусом предпосылки знания, и этот статус у Канта, который создал само понятие трансцендентальной эпистемологии, рассматривается как сильное логическое требование. По его собственным словам, вопрос в том, как условие возможности познания "само по себе, возможно, не допустит дальнейшее решение или ответ, потому что мы всегда требуем [такого условия] для всех ответов и для всех мыслей о предметах [Kant 1994, §36] Другими словами, то, что играет роль познающего, не может быть познано в самом процессе познания.
Как мы увидим в разделе 3, Бор придерживался очень сходных взглядов в отношении измерения в науке. В частности, он предпринял попытки включить акт наблюдения за квантовым феноменом в описание самого явления, чтобы избежать фундаментальных ошибок. Повторяя Канта, мы могли бы сказать, что все, что определяет возможность квантового описания, не может быть описано квантово-механически в самом процессе описания. Это не отрицает того, что квантовая механика, как одна из наиболее совершенных реализаций идеала универсального описания, преследуемого естественными науками, действительно могло бы описать любые явления. Тем не менее, при этом Бор не мог не оставить предварительные условия для описания вне его рамок. Как указывает хорошо известная статья о проблеме измерения в квантовой механике, теория может описать что угодно, но не все [Peres 1982, Fuchs 2000].
У самого Бора аргументом для такого вывода является то, что «неделимость действующего кванта» исключает описание измерения взаимодействия [Murdoch 1987, Ch. 5]. Это так потому, что, если измерительный прибор должен служить таковым, часть его не может подчиняться отношениям неопределенности, и это исключает его использование как измерительного прибора в рамках квантово-механического учета изучаемых явлений. Вместо этого инструмент должен быть идентифицирован с определениями, позволяющие наблюдать и описывать явление. Как таковой, он помещается «в фоновом режиме» и упоминается с использованием общих измерительных рамок, и дополняется терминологией классической физики. [Bohr 1998, р.142-3] Это подразумевает, что «разрез» должен быть введен где-то в нашей ментальной картине измерения, чтобы отделить объектную систему, которая будет описана в рамках квантового символизма, от измерительного прибора, который описан в классических терминах. Характерно, что в работах Бора эта проблема часто связана с тем, что он называет «разделение субъект-объект» [Bohr 1963, p.12].
 Наш анализ термина «трансцендентальный» до сих пор был сосредоточен на субъективном порядке когнитивного отношения. Давайте теперь обратимся к другому, объективному соотношению. За горизонтом опыта, в регионе, обозначаемом термином «трансцендентное», согласно Канту, лежит «вещь в себе», вещь, она есть независимо от каких-либо отношений с нашими способностями знания. Сами по себе вещи должны противопоставляться объектам опыта, которые, по Канту, по своей сути являются реляционными. "Вещи... даны в интуиции с определениями, которые выражают просто отношения, не основанные на чем-то внутреннем; это не вещи сами по себе, но это просто видимость. Все, с чем мы знакомы, говоря о материи - не что иное, как отношения (назвать это внутренним определением можно только сравнительно), но среди этих отношений существуют независимые и постоянные, через которые определенный объект дан нам. [Kant 1996, B341, р.340].
То, что мы называем «свойствами материальных объектов», для Канта является лишь выражением когнитивных отношений, которые мы устанавливаем с окружающей средой; они не являются «подходящими» для неких объектов, а скорее возникают как неанализируемый побочный продукт нашего взаимодействия с "ними" (берем "их" в кавычки потому, что в подходе Канта нет таких вещей, как предустановленные объекты, помещенные вне нашего пассивного сенсорного или опытного аппарата). То, что существует за пределами когнитивных отношений и независимо от них, в принципе непостижимо, так как достижение его будет означать установление когнитивных отношений. Это настолько серьезно, что некоторые комментаторы пришли к выводу, что под термином «вещь в себе» Кант имеет в виду просто невозможность полностью отделить себя от содержания нашего знания, тем самым проводя резкое различие между большей частью того, что мы знаем, и наш собственный вклад как знающих (7).
Здесь также можно провести тесную аналогию с Бором. Начиная с замечания,  что свойства атомов всегда выясняются путем наблюдения их реакций при столкновениях или под воздействием излучения, Бор показал, что квантовые.процессы заставляют нас признать существование фундаментального «ограничения на возможности измерения [Bohr 1934 p.95]. В отличие от Гейзенберга и других Бор никогда не поддерживал интерпретацию, согласно которой «беспорядок», введенный измерительным агентом, мешает нам иметь полное знание свойств изучаемого объекта. Он также не предлагал, чтобы мы сами придавали этим свойствам нечеткость. Скорее он указал, что, учитывая «невозможность строгого разделения явлений и средств наблюдения (Ibid., р.96), само понятие атрибутов, которые были бы присущи микрообъектам, становится неработоспособным. Поскольку «взаимодействие является неотъемлемой частью явления »[Bohr 1963, p.4], любой дискурс о явлениях, происходящих в природе независимо от какого-либо измерения взаимодействия, представляется бессмысленным. Позже в своих трудах Бор предпринял еще один шаг: он выступил за «концепцию микрофизических атрибутов», согласно которым свойства могут быть осмысленно определены лишь в определенных экспериментальных контекстах, а не в других [Jammer1974, p.160] (8).
Последствия тезиса о неразделимости у Бора в точности совпадают с целостными выводами Канта. Как и последний, первый оставляет нам два варианта: либо 1) признать, что есть что-то вроде «микрообъекта в себе», что мы можем знать только косвенно, посредством последовательных интерактивных подходов; или 2) объявить, что любой термин, относящийся к некоторому такому косвенно узнаваемому «микрообъекту сам по себе» - это псевдоним для невозможности разрушить целостность явления. Возможно, концепция дополнительности Бора (которую мы обсуждаем в разделе 4) была, по крайней мере в некоторой степени, предназначена для того, чтобы сделать вариант 1 жизнеспособным.
Можно попытаться мысленно держать измерительный прибор отдельно от изучаемого явления, а также подразумевать дополнительность как концептуальный инструмент для извлечения объективных результатов из квантового символизма. Бор считает, что это важно для того, чтобы мы могли соотнести результаты измерений со свойствами или поведением какого-либо объекта. И так как это возможно только в пределах определенного набора экспериментальных ситуаций (в которых совершается измерение), так что определенные классы предикативных предложений могут быть заняты без противоречий, Бор ограничивает свое определение «феномена» наблюдениями, полученными при определенных обстоятельствах, включая отчет обо всей экспериментальной схеме » [Bohr 1958, p. 64]. Задача взаимодополняемости - затем объединить явления, происходящие в несовместимых ситуациях, как если бы они относились к одному и тому же объекту.
Последняя особенность эпистемологии Канта, которую мы хотим рассмотреть, - это органическая формулировка того, что он рассматривал как два источника знаний, а именно чувств и понимания. Поскольку Кант считал, что единство, принесенное концепциями, может касаться только данных сенсорной интуиции, он искал надлежащий локус связи между формами понимания и содержанием интуиции, которые он нашел в том, что он назвал «схематизмом чистого воображения» [Kant 1996, B177, p.210]. Схематизм может пониматься как способность придумывать картинки, которыми мы руководствуемся при возможных действиях, если такие действия предполагают предвосхищение определенного содержания сенсорной интуиции на систематической основе. Примером такой связи является причинность. Как концепция чистого понимания, причинно-следственная связь, согласно Канту, относится к сенсорному содержанию, предварительно упорядоченному пространственно-временной структурой. И ее применение опосредовано по схеме наследования согласно правилу (общий термин для траекторий динамики), которая позволяет предвидеть более поздние явления, основанные на знаниях соответствующего набора явлений более ранних.
Именно в этот момент Бор изменяет отношения с Кантом. Перед лицом загадочных явлений атомной физики Бор становился все более неуверенным в некоторых компонентах кантовской характеристики конституции опыта. На начальном этапе развития квантовой механики он поставил под сомнение возможность универсального применения категории причинности, полагая, что это может исключить возможность предоставления «наглядного» пространственно-временного описания траекторий (см. раздел 5). Впоследствии он поддержал мнение, что ни одна «картинка» не может быть осмысленно использоваться для представления атомных процессов: картинки должны были рассматриваться как чисто «символические», не сказать «поэтические», образы для оценки атомных процессов [Heisenberg 1971, гл.3].
В конце концов, Бор пришел к рассмотрению категории причинности и пространственно-временной координации явлений как взаимоисключающих (см. раздел 4). С этой точки зрения больше не было возможным понять ожидание явлений на основе непрерывного пространственно-временного представления. То, чего удалось достичь в итоге ожиданий, означало "чисто символическую схему, допускающую только предсказания того... что касается результатов, которые можно получить в условиях, определенных с помощью классических концепций [Bohr 1963, р.40] Таким образом, основной краеугольный камень теории познания Канта был удален, и для многих физиков того времени все здание выглядело так, как будто оно начало быстро разрушаться.
Точка разногласий между Бором и Кантом может быть охарактеризована в нескольких выражениях. Кант утверждал, что формы чувственного восприятиия и понимания у него выявляют априорные условия возможности объективного познания в целом. Это предполагает, что эти формы, а также их артикуляция были навсегда исправлены по необходимости, и что никакое научное знание не может быть задумано, если оно укладывается в такую схему. Что касается Бора, он принял типично кантовскую идею «субъективных форм», которые составляют опыт. Он подчеркнул, что «несмотря на их ограничения, мы ни в коем случае не можем обойтись без тех форм восприятия, которые обрамляют весь наш язык и с точки зрения которых в конечном итоге должен выражаться весь опыт" [Bohr 1934, p.5]. Но Бор также считал, что ввиду этого«... мы всегда должны быть готовы ожидать изменений в точках зрения, что лучше всего подходят для упорядочения нашего опыта" (Р.1).
Идея модификации т.н. «априорных» форм человеческого знания в соответствии с достижениями научных исследований была настолько неприемлема для Канта, что одного этого было достаточно для некоторых философов, чтобы исключить какое-либо глубокое сходство между соответствующими теориями знания у Бора и Канта [Folse 1978]. Однако даже в этом конкретном отношении связь между двумя теориями сложнее, чем кажется на первый взгляд. Начнем с того, что эпистемологию Канта не нужно рассматривать как статическую артикуляцию идей, отображаемых в системе философа. Можно также рассматривать ее как исследовательскую программу. Такая программа была разработана целой школой неокантианской философии, основной задачей которой была историзация и релятивизация априорных форм знания (9), исходя из предположения, что их функцию (а именно, объединение явлений и извлечение закономерностей из их многообразия) можно отнести, например, к разряду "символических форм" [Cassirer 1965] или исторически относительных «принципов координации» [Reichenbach 1965]. Сам философский прагматизм в некоторой степени прослеживается и на кантианской основе, при условии, что в последней акцент на абсолютном ослаблен [Putnam1995].
Эти примеры показывают, что эпистемология Канта, если она осмысляется как исследовательская программа, действительно может оказаться достаточно гибкой, чтобы учесть квантовое знание. И наоборот, можно утверждать, что эпистемология Бора сама по себе характеризуется своего рода априорным компонентом, а именно «классическими концепциями». Как мы уже видели, у Бора рассмотрение квантовых явлений опирается на классические понятия в двух разных контекстах: это описание измерительной аппаратуры и дополнительных функций данного атомного «объекта». Это не случайно. Бор всегда скептически относился к идея о том, что атомные явления требовали отказа от классических концептуальных рамок. В своем ответе на письмо, в котором Шредингер призвал «ввести новые концепции» (хотя, по его словам, это повлечет за собой« реорганизацию с участием самых глубоких уровней наших знаний пространства, времени и причинности"), Бор отметил: «Я едва ли полностью согласен с вашим акцентом на необходимость разработки «новых» концепций... «Старые» экспериментальные концепции кажутся мне неотделимыми от этого момента в моих работах... Маловероятно, что фундаментальные понятия классических теорий когда-либо станут излишними для описания физического опыта"[Bohr 1934, p. 16, наш акцент].
Необходимость сохранения классических понятий может быть в целом связана, как повторяет Бор, с тем, чтобы выработать однозначные условия коммуникации. Как мы, однако, укажем в Разделе 5, отсутствие у Бора энтузиазма в отношении любого проекта, связанного с заменой классических понятий, менее проистекает из его привязанности к  «формы восприятия», чем из убеждения, что то, что квантовая механика -это не столько новый набор понятий, сколько более глубокое понимание того, как понятия вообще входят в конструкцию объективных знаний. Это звучит как отчетливо кантианское беспокойство. Предложение Бора, что мы должны думать о «точке зрения дополнительных форм» как о «последовательном обобщении идеала причинности» [Bohr1958, р.27] можно понять именно в этом направлении.
Поскольку мы ограничиваем наш анализ измерительными приборами, Бор считает, что массивные объекты в обычном опыте вполне могут опираться на «наши привычные формы восприятия», несмотря на то, что мы научились, исходя из квантовой механики, считать, что это просто «идеализации» (там же, р.5). В этом смысле можно подумать, что Бор признает непреходящую прагматическую ценность кантовского априори. Эмпирическая область, к которой применимы такие формы, тем не менее строго очерчена [Битбол 2010]. Это не распространяется на всю область микрофизики, но только на обычный опыт. Априорные формы Канта взяты как антропологические условия возможности для технологических условий микрофизической исследовательской работы. Поэтому, как указал Гейзенберг, их можно рассматривать как второй порядок условия возможности микрофизического знания: «Чего Кант не предвидел, так это того, что эти априорные концепции могут быть условиями для науки и в то же время иметь ограниченный диапазон применимости. [Heisenberg1990, p.78]. Формы, которые являются условием нашего знакомого опыта и явлений классической физики, имеют ограниченный диапазон применимости; все же они косвенно предопределяют все эмпирические знания за пределами этого диапазона. Это можно рассматривать как одновременное оправдание Бора и заключений Канта априори.
.
3. «Агентство измерения» и редукция

Здесь предусматривается, что мы должны использовать классический способ описания для учета измерительных приборов, результатов измерений и экспериментов. Судя по всему, Бор, похоже, предоставляет им своего рода «экстерриториальный статус». Важно осознать, однако, что предписание Бора никоим образом не предполагает и не подразумевает онтологическое различие между макроскопическими и микроскопическими системами. Нет ничего в физической природе макроскопических объектов, что отличает их от микрообъектов и что исключает возможность их описания (11). Задача Бора состоит в том, чтобы подчеркнуть особую функцию, которую измерительные приборы выполняют в системе знаний: систему обеспечения межсубъектного согласия относительно экспериментальных результатов и процедур, тем самым выполняя условие возможности объективного опыта. Функциональное состояние «принципиального различия» между измерительными приборами и объектными системами [Bohr 1998, р.81] подтверждается акцентом Бора на тот факт, что граница между классическим и квантовым доменами отнюдь не фиксирован, и мы остаемся со «свободным выбором», чтобы найти его в той или иной точке измерительной цепи [Bohr1998, pp.73-82].
Решив описать измерительную аппаратуру в классических терминах, Бор отсекает проблему измерения в корне [Murdoch 1987, p.114]. С одной стороны, поскольку классическое актуалистическое описание соответствующей части измерительных приборов принимается в качестве фундаментальной предпосылки любого квантового явления, нет необходимости выяснять механизм соотношения между потенциальностью и актуальностью. С другой стороны, так как квантовое описание не распространяется на всю цепочку измерений, нет такой вещи, как суперпозиция указателей макросостояний. Решая традиционную проблему измерения, стратегия Бора, тем не менее, столкнулась с проблемой последовательности. Та же система может быть альтернативно рассмотрена как измерительный инструмент (в этом случае он описан классически) или как объект-система (в этом случае применяется квантовый символизм). Как намекал Бор, проблема может быть в принципе решена термодинамическими соображениями, поскольку макроскопическое число степеней свободы реальных измерительных приборов будет принято во внимание [Daneri1962, Rosenfeld1965]. Хотя ни один единый процесс не может произвести квантовый счет, который точно совпадает с классическим распределением определенной позиции указателя, можно утверждать, что эти две вещи становятся практически неразличимыми вскоре после измерения.
Несмотря на  практическую эффективность и спорную последовательность подхода Бора, утверждать, что этот подход приобрел всеобщую популярность, было бы преувеличением (12). Ибо если для построения квантовой теории в принципе необходимо исходить из  экспериментальных условий, его собственная оценка, по-видимому, подразумевает, что любое физическое описание является неполным[Omn`es1992, р.340-1 Weinberg 2005]. В конце 1950-х годов предыдущее возражение было поднято и интенсивно обсуждалось с Бором и его сотрудниками Хью Эвереттом, тогда аспирантом в Принстоне под руководством Джона Уилера [Osnaghi 2009]. Однако лишь после смерти Бора этому вопросу стало уделяться все больше внимания. Растущее недовольство подходом Бора вылилось в манифест Джона Белла [1990] против "измерений". В этой статье Белл раскритиковал идею о том, что мы должны довольствоваться предложениями, которые действительны только «для всех практических целей», и он утверждал, что зрелая квантовая теория должна сразу избавиться от «скользкого раскола» и "соотноситься с миром в целом". В другом месте Белл [2004] обсуждал скрытые переменные Бома [1952] и формулировки «относительного состояния» в квантовой механике Эверетта [1957] как два возможных способа «завершить» копенгагенскую интерпретацию в этом направлении.
В последнее время эта же программа получила сильный импульс от теоретического и экспериментального исследования декогеренции. Как способ избавиться от предполагаемого «дуализма» Бора, было высказано предположение, что может быть достаточным доказать, что классическое поведение макроскопических систем предсказывается самой квантовой механикой, при условии, что учитываются эффекты декогеренции [Zurek 2003, Joos 2003]. Интересно сформулировать программу исследований, только что изложенную в более общем философском проекте, направленный на полную «натурализацию» трансцендентного. Поскольку «разрыв» должен отделять содержание знания от его предварительных условий (что явно является функцией, которую Бор приписал ему), любая попытка обобщить квантовую теорию с целью избавиться от ее нежелательных следствий должна рассматриваться как шаг в направлении предоставления полностью натуралистического описания когнитивного процесса. Основная идея таких попыток заключается в том, что, если квантовый процесс следует рассматривать как естественный объект (поскольку ничто не мешает нам это делать), должно быть возможно описать взаимодействие измерений как стандарт естественного процесса. В более общем плане должна быть возможность рассмотреть все операции, включая решение о проведении эксперимента и реализацию возникновения одного конкретного результата, как тема, которая должна быть рассмотрена такими науками, как нейробиология, биохимия, оптика и т. д. Уилер и Эверетт заострили именно этот момент во время их обсуждения с копенгагенской группой: «Мышление, эксперименты и общение - или их психофизические дубликаты - все это Эверетт воспринимает как происходящее в модельной вселенной" (13).
На первый взгляд, натурализация выглядит вполне разумной исследовательской программой. Кажется, ничто не мешает постоянному расширению области действия естественных наук в направлении все большего раскрытия познавательного процесса. Более того, поскольку мы рассматриваем классическую физику, необходимость дотеоретического уровня [Mittelstaedt, 1998, с. 8, 104] может остаться незамеченной, так как предтеоретическая обработка процесса измерения может быть сделана изоморфной его теоретическому описанию. Это настолько характерно, что "изоморфизм в этом случае можно отождествить с тождеством, что позволит понять процесс измерения... как особый случай общих законов, применимых ко всей вселенной" [Bohm 1993, р.13]. Поэтому кажется, что ничто не может помешать великому проекту полностью натурализованной теории познания, что сделало бы намеки Канта на трансцендентную эпистемологию попросту излишними.
Однако когда дело доходит до квантовой механики, все не так просто. Дело Бора можно сформулировать точно, сказав, что трансцендентальный подход к знаниям становится неизбежным, когда речь идет о квантовых явлениях. Бор выдвинул два аргумента в поддержку этого утверждения. Первый, который у него развивается подробно, особенно в его ответах на возражения Эйнштейна - это упомянутый динамический аргумент, что для того, чтобы измерение было возможно вообще, в квантовой области мы вынуждены предположить, что, по крайней мере, часть инструментов не подчиняется неопределенности отношений. Это типичная кантианская картина рассуждения. Бор предполагает, что у нас есть знания об атомных явлениях, и анализирует условия, которые должны быть выполнены, чтобы это стало возможным. Есть, однако, еще один аргумент, который повторяется в более поздних работах Бора, хотя он никогда не берет на себя его изложение подробно. Это семантический аргумент, по которому сама возможность сообщения результатов эксперимента, а также условия, при которых эти результаты были получены, требует, чтобы они могли быть выраженными на обычном языке. Это может выглядеть как рецепт, вытекающий из определенной теории значения, той, которая отдает предпочтение «языку наблюдения». Как мы, однако, увидим в последнем разделе, для Бора действительно важно то, что опыт возможен без принятия какой-либо концептуальной основы (по крайней мере в смысле Бора). Следовательно, попытка избавиться от «любой предпосылки», показывая, что предполагаемые концептуальные отношения возникают «спонтанно» в подходящем счете опыта, может привести нас только к регрессу. Как друг и сотрудник Бора Леон Розенфельд описал это в письме 1959 года: Пытаться (как делает Эверетт) включить экспериментальную договоренность в теоретический формализм - дело совершенно безнадежное, так как это может только сдвинуть, но никогда не устранить, это существенное использование проанализированных концепций, которое как таковое делает теорию вразумительной и сообщаемой"(14).
 Этот вывод иллюстрируется тем фактом, что тень различия между предсказательным формализмом и элементарными предпосылками, необходимыми для его проверки, остается видимой и неизбежной в натурализующем подходе, упомянутом выше. В случае теории Бома есть временно недоступные скрытые переменные, распределение которых должно определять результаты измерений, посредством специального постулата, который может быть тенью фонового статуса акта измерения. В случае теории Эверетта, предтеоретический уровень отражается в детерминистском описании вектора состояния. Это описание дается с точки зрения идеального метанаблюдателя, и требуется для того, чтобы получить вероятности, записанные в «воспоминаниях» натурализованных наблюдателей, населяющие различные «ветви» вселенной.
Аналогичные замечания применимы к подходам, основанным на декогеренции. Декогеренция может дать квазиклассические вероятностные структуры для определенных«предпочтительных» наблюдаемых, но не полную степень классичности [Schlosshauer 2011]. Кроме того, чтобы сделать это, она должна опираться на преднамеренный выбор соответствующих степеней свободы в большей ее области, которые можно рассматривать как тень «разрыва» между объектной системой и экспериментальным контекстом.

4. «Измеряемый объект» и взаимодополняемость

По словам Бора, решающее следствие того, что экспериментальные режимы доступа к явлениям нельзя отделить от самих явлений - это взаимодополняемость. Давайте следовать рассуждениям Бора. В классической физике, где влияние процедуры измерения в принципе можно вычесть из ее результата, данные, полученные с помощью различных инструментов ... дополняют друг друга и могут быть объединены в непротиворечивую картину поведения рассматриваемого объекта [Bohr1963, p.4]. И наоборот, в квантовой физике изменение экспериментальной ананжировки равносильна изменению самого целостного явления, которое оказывается несовместимым с другими целостными явлениями. Сочетание в одной картине различных экспериментальных данных создает противоречия. Решения могут быть преодолены путем принятия нового, более строгого метода  формулирования информации, полученной из различных экспериментальных схем. Бор называет этот метод «взаимодополняемости», потому что он принимает различные части информации, которые во взаимоисключающих экспериментальных контекстах должны быть совместно необходимыми для того чтобы охарактеризовать данный микрообъект: "Доказательства, полученные в разных экспериментальных условиях, не могут быть понятыми в пределах одной картины, но должны рассматриваться в том смысле, чтоими исчерпывается лишь совокупность явлений как возможная информация об объектах" [Bohr 1958, p.40].
Дополнительность Бора - не простая и не однозначная концепция. Можно перечислить три (спорных) применения этой концепции в квантовой физике (15).
1. Дополнительность между несовместимыми переменными. «В квантовой физике свидетельства об атомных объектах, полученные различными экспериментальными методами, демонстрирует новый вид взаимодополняющих отношений. [Bohr 1963, p.4]. Стандартным примером является комплементарность архетипической пары сопряженных переменных, а именно положения и импульса.
2. Взаимодополняемость между причинно-следственной и пространственно-временной локализацией явлений. Это была первая явная формулировка дополнительности, которую сделал Бор. В своей лекции в Комо в 1927 году он заявил: «Сама природа квантовой теории... заставляет нас рассматривать координацию пространства-времени и утверждение о причинности, объединение которых характеризует классические теории, как дополнительные, но исключительные черты описание, символизирующие идеализацию наблюдения и определения соответственно.[Bohr 1934, р.54-56].
3. Взаимодополняемость между непрерывными и прерывистыми изображениями атомных явлений, то есть между волновой моделью и моделью частиц: "Индивидуальность элементарных электрических частиц навязывается нам по общему свидетельству. Тем не менее, недавний опыт, прежде всего обеспечения избирательного отражения электронов от металлических кристаллов, требует использования принципов суперпозиции волновой теории в соответствии с оригинальными идеями де Бройля... На самом деле, здесь мы снова имеем дело не с противоречивыми, но с дополнительными картинами явлений, которые только вместе предлагают естественное обобщение классического способа описания" (Ibid. P.56).
Принцип 3 является одновременно самой популярной и самой противоречивой версией взаимодополняемости, поскольку он включает в себя остатки классических представлений (в отличие от классических переменных или классической терминологии для описания измерительной аппаратуры [Murdoch1987, с.59]. Как указывает Хельд [1994], после 1935 г. Бор отказывается от идеи взаимодополняемости волн и частиц и начинает рассматривать принцип комплементарности как обеспечивающий только косвенное «прояснение» дилеммы волнового дуализма частиц [ср. Bohr 1963, р.25]. Это говорит о том, что две другие формулы отношения дополнительности могут в некотором смысле быть более фундаментальными. В этом разделе мы рассмотрим каждую из них по очереди.
Версия дополнительности 1, которая, вероятно, будет близка к корням всей концепции, не остается без трудностей. Самая мягкая трудность заключается в том, что совместимость пары сопряженных переменных, подразумеваемых ею, не следует из соответствующих экспериментальных договоренностей. Действительно, если тем не менее мы будем интерпретировать соотношения неопределенностей, возможно, что умственное знание положения несовместимо с нашими экспериментальными знаниями импульса. Тем не менее, это не обязательно мешает объекту обладать обоими свойствами. Однако, как мы видели, аргумент Бора о несовместимости сопряженных переменных не основывался на сомнительной экстраполяции от эпистемических ограничений к онтологии. Его точка зрения была скорее в том, что экспериментальную договоренность не следует понимать как инструмент выявления предполагаемой внутренней ценности данной переменной, а скорее как существенную часть определения этой самой переменной.
Более серьезная трудность связана с утверждением, что несовместимые значения переменных совместно необходимы для исчерпания знаний об объекте. Это утверждение противоречит принципу Бора о том, что несовместимые переменные не могут одновременно иметь определенные значения. Как способ обойти одновременное владение, можно утверждать, что совместная необходимость относится к значениям, найденным при последовательном измерении, если оно фактически выполняется. Но это решение не является удовлетворительным, потому что значения могут варьироваться в зависимости от порядка измерений Удовлетворительная альтернатива состоит в том, чтобы сосредоточиться на наблюдениях, которые возможны, когда только экспериментальная подготовка, но не измерение, которое должно быть выполнено, было исправлено [Held 1994]. На этом пути можно примирить взаимное исключение и завершение сопряженных переменных без логического несоответствия: взаимное исключение относится к фактическим экспериментальным мероприятиям, в то время как завершение относится к возможным измерениям.
Здесь возникает важный вопрос. Учитывая, что дополнительные переменные требуют несовместимых экспериментальных схем для измерения, будем ли мы вынуждены думать о них как об атрибутах одного и того же? Нет сомнений в том, что для Бора полный список сопряженных переменных дает исчерпывающую информация об объекте. Об экспериментальной информации он снова и снова подчеркивал: «Ддоказательства, полученные при различных экспериментальных условиях, должны рассматриваться как дополнительные в том смысле, что только совокупность явления исчерпывает возможную информацию об объектах» [Bohr 1958, р.40]; «... вместе (эти явления) исчерпывают все определенное знание о соответствующих объектах» (там же, р.90); "такие явления вместе образуют все определяемые сведения об атомных объектах »(там же, р.99). Акцент на действительно даёт понять, что Бор задумал взаимодополняемость как средство ссылаться на микрообъекты, как если бы они были как-то независимы от любой экспериментальной процедуры - возможность, которая в противном случае была бы исключена по неанализируемой (или интерактивной) природе квантовых явлений. Кажется, объекты Бора имеют ту же общую предикативную структуру, что и объекты классической механики, хотя им не приписаны предикаты как таковые. Как и классические частицы, «атомные объекты» действительно рассматриваются Бором как точки сходимости двух семейств сопряженных признаков, таких, как положение и импульс.
Однако оценка Бора не обходится без альтернатив. В частности, можно принять предположение, что экспериментальные результаты об объектах, наделенных той же предикативной структурой, что и движущиеся тела классической механики, чертой которой является то, что можно принять, что позиция и импульс являются взаимоисключающими, в то же время отвергая идею о том, что они совместно необходимы для описания чего-то. Таким образом, интерпретация 1 ставит нас перед дилеммой, аналогичной вещи в себе: мы должны ссылаться на «микрообъект в себе», символ, что активируется последовательными, но взаимно несовместимыми, интерактивными исследованиями, или мы скорее ищем новый способ объективации, который ничего (даже совокупность предикативной структуры) не сохраняет от классического корпускулярного понятия? Если мы следуем Бору в принятии первой (консервативной) стратегии, мы должны приписать микрообъектам весьма нетрадиционный статус. Выражая этот статус на кантианском языке, можно сказать, что «микрообъект» Бора является объединяющим символом, используемым как регулятивно-эвристическое устройство; это не что-то материальное (16). Однако, если мы примем "революционную» стратегия поиска новых форм объективации, мы сможем свободно толковать определенные элементы квантовой символики как обозначающие ранее немыслимые объекты познания. Именно так Шредингер предложил интерпретировать волновую функцию [Bitbol 1996a].
Давайте, наконец, обратимся к принципу 2, а именно к дополнительной связи между причинностью и использованием пространственно-временных концепций. По словам Бора, " использование любой фактора, что подходит для изучения импульса и баланса энергии - что имеет решающее значение для учета основных свойств атомных систем - подразумевает отказ от детальной пространственно-временной координации составляющих их частиц. [Bohr1963, p.11]. Это говорит о том, что принцип 2, как и 1, получаются из сочетания несовместимости экспериментальных схем с тезисом интерактивности (17). Тем не менее, другие тексты более раннего периода, а также ясная интерпретация позиции Бора, предложенная Гейзенбергом, придерживаются другой концепции взаимодополняемости между причинностью и пространственно-временной координацией, не сводимой к дополнительности пар сопряженных переменных. В своих физических принципах квантовой теории Гейзенберг утверждает, что измерение любой переменной вообще вовлекает пространственно-временные аспекты. Таким образом, это не только координация пространства-времени, как любое описание явлений в пространстве-времени, что несовместимо, но фактор, который должен быть совместим с причинностью. Действительно, нельзя наблюдать пространственно-временное ограничение номенклатуры без влияния на нее таким образом, чтобы предотвратить применение причинно-следственных законов [Heisenberg1949, с.63]. Следуя этой гейзенберговской интерпретации, фон Вайцзеккер [1985] и Миттельштадт [1976] истолковали принцип 2 как отношение взаимоисключающего и совместное завершение абстрактного детерминистского закона эволюции ;-функции (т. е. уравнение Шредингера) и любой наблюдаемый результат измерения в пространстве-времени.
Поскольку комплементарность разрушает артикуляцию между категорией причинно-следственная связь и видом пространственно-временной формы, и поскольку это Кантова система априорных условий любого возможного знания, взаимодополняемость, кажется, бросает вызов не только особой архитектуре "Критики чистого разума", но и, в более общем плане, глобальному проекту Канта по предоставлению информации о том, как хаос субъективных впечатлений постепенно упорядочивается в знание. Как мы видели в разделе 2, процесс объективации включает в себя, согласно Канту, два шага. На первом этапе впечатления вкладываются в структуру, тогда как на втором этапе пространственно-временные локации связываются друг с другом в соответствии с законами познания. Как можно объективировать явления, если прежняя процедура больше недоступна? Ответ Бора дерзкий, но в соответствии с духом (если не буквой) кантовской эпистемологии. Он стремится превратить комплементарность в связующее устройство, котороене вытесняет причинность, но скорее включает ее в свою более общую схему взаимного исключения исчерпаемости. Квантовая физика, говорит Бор, «заставляет нас заменить идеал причинности более общей точкой зрения», а именно « комплементарностью" [Bohr 1998, р.84]. Поскольку стандартная (причинная) связь явлений предотвращает несовместимость различных режимов экспериментального доступа, новый режим (дополнительная связь) предлагается в качестве замены. Взаимодополняемость призвана  обеспечить достаточно широкую рамку, чтобы охватить учет основных закономерностей природы, которая не может быть понята в одной картине. [Bohr 1963, p.12].
 Как и выше, мы можем интерпретировать решение Бора как цель экстраполяции режима существование стандартных классических объектов вне области обычного опыта. Революционный способ связи здесь компенсирует консервативную онтологию. Была также предложена диаметрально противоположная стратегия, которая заключается в приходе к стандартному (причинному) способу соединения за счет переопределения объектов микрофизики [Mittelstaedt 1976].

5.  Классические концепции: остаток кантовского априори?

Наша последняя задача - исследовать своеобразный статус классических понятий внутри философии Бора, и указать на некоторые функциональные аналогии между классическим подходом Бора и априорной формой Канта. Модель атома [Bohr 1913] обеспечивает здесь понятия и выразительность. Из ранней карьеры Бора ясна роль, которую классические концепции и представления в его подходе к теоретизированию. Модель атома является нетрадиционным компромисс между классической механикой и электродинамикой, с одной стороны, и "квантовыми правилами" Планка с другой. Из-за этого необычного сочетания, где есть хронические стационарные орбиты, управляемые классической механикой и квантованные переходы от одной орбиты к другой, и явного нарушения некоторых теорем классической электродинамики, эта модель иногда считалась несвязной. Тем не менее из нее следуют рецепты, которые ограничивают использование различных частей этого подхода так, что в конкретных теоретических контекстах не возникает противоречий [Vickers 2007]. Другими словами, модели не хватает единства, а не логической и практической согласованности. Единство, как регулирующий идеал физики, не было достаточной мотивацией для Бора, чтобы просто отказаться от его неуклюжей модели и стремиться к полностью объединенной неклассической теории.
 Во время промежуточной фазы, которая отделила старую квантовую теорию от появления современной квантовой механики, скажем, с 1913 по 1925 год, Бор был в поисках новых путей формулирования классической физики с квантовыми постулатами, вместо того, чтобы пытаться полностью исключить классические черты. Связь принципов между классической и квантовой физикой выступила в качестве основного элемента этой стратегии. Мало того, что это было взято в качестве перспективного руководства для строительства новых теоретические структуры (таким образом, что выходит далеко за рамки обычной ретроспективной практики в том, что старая теория является ограничивающим случаем новой), но она также использовалась как своего рода запасное колесо для прогнозирования значения некоторых переменных, которые не числились в гибридной модели, например, амплитуды спектральных линий. Таким образом, принцип работал как мета-теоретическая структура, которая позволила одной структуре (классической), служить в качестве аналогичных лесов для строительства другой теоретической структуры (квантовой) [Darrigol1992, p.81]. "Хотя процесс излучения не может быть описан на основе обычной теории электродинамики... там найдено, тем не менее, далеко идущее соответствие между различными типами возможных переходов между стационарными состояниями с одной стороны и различными гармоническими составляющими движения с другой... Это соответствие имеет такой характер, что нынешнюю теорию спектров в определенном смысле следует рассматривать как рациональное обобщение обычной теории излучения" [Bohr 1922, р.23-4].
Усилия Бора по улучшению своей первоначальной модели включали постоянные переговоры о том, какие классические концепции следует сохранить, а какие исключить Граница между классической и квантовой составляющими модели сохранялась. В попытке примирить разрыв квантовых скачков с непрерывными пространственно-временными орбитами, в 1924 году Бор рассмотрел возможность отказа от принципа причинности и принципов сохранения энергии и импульса для отдельных событий [Bohr 1924]. Это предложение получило мало поддержки. В письме Бору от декабря 1924 года Паули предложил изменить подход и отвергнуть классическую «картину» орбитальных траекторий в пользу полностью «квантового и динамического аспектов проблемы [Darrigol 1992, p.208]. Первый набросок такого рассказа был только что представлен Борном, который придумал для него название «Quantenmechanik (квантовая механика)» [Born1924]. Следующим решающим достижением в этом направлении были, конечно, Гейзенберг и его  «матричная механика [1925], которая полностью обошлась без концепции непрерывной траектории, и заменила ее законоподобной структурой, которая применяется к спектральному анализу. Хотя работа Гейзенберга подразумевала систематическую процедуру символического перевода классических законов в квантовые, а также замену обычных непрерывных переменных некоммутирующими матрицами измеримых прерывных, Бор [1925] назвал это «точной формулировкой тенденций, в соответствии с принципом соответствия». Гейзенберг [1929] сам сослался на свою теорию  как на «количественную формулировку принципа соответствия" (18). Пережитки классической физики тогда были далеко не ликвидированы.
Причины упорного присутствия классических представлений в новой теоретической структуре можно искать в нетрадиционном подходе Бора к теориям. Этот подход убедительно сравнивался с методологией, которую Кант обсуждает в его «Критике способности суждения», которая предписывает сводить теоретические структуры в единую систему независимо от их различий, через гипотетическое использование разума [Pringe 2009]. Тем не менее,  будет вводить в заблуждение, если мы будем объяснять мотивацию Бора сохранить классические концепции только его методологией исследования. Ни один из этих мотивов не имел ничего общего с онтологическими соображениями. Скорее, как объяснил сам Бор в 1934 году, решающим моментом была своеобразная роль, которую классические понятия играют в языке. "Было бы ошибочным полагать, что трудностей атомной теории можно избежать, в конечном итоге заменив понятия классической физики новыми концептуальными формами... Это продолжает оставаться приложением только  тех концепций, что позволяют связать символику квантовой теории с данными опыта" [Bohr 1934, р.16].
Акцент Бора на этом аргументе стал занимать все более важное место в его более поздних работах. В 1949 году он резюмировал это следующим образом: "Однако до сих пор явления выходят за рамки классического физического подхода, и учет всех доказательств должен быть выражен в классических терминах. Аргумент заключается в том, что под словом «эксперимент» мы имеем в виду то, где мы можем рассказать другим, что мы сделали и что узнали, и, следовательно, оценка экспериментальной договоренности и результаты наблюдений должны быть выражены однозначным языком с подходящим применением терминологии классической физики" [Bohr 1958, p.39]. Явная ссылка Бора на условия возможности общения -  дань дальнейшему разъяснению связи между феноменом и контекстом.
В разделе 3 мы увидели, что трансцендентальный статус, который Бор приписал классическим концептам, был связан с их ролью в реализации разделения между измерениями посредством инструментов и измеряемым объектом в контексте, в котором такие разделения должны быть исключены «существенной целостностью», вытекающей из измерения взаимодействия [Bohr 1958, с.72]. Поскольку разделение объекта и инструмента для Бора требуется самой концепцией наблюдения, можно сказать, что классические концепции важны, чтобы сделать возможным само наблюдение. Этот аргумент, однако, не лишен двусмысленности, поскольку Бор не различает четко (или, по крайней мере, так бывает не всегда) семантические и динамические аспекты, вовлеченные в это. В предыдущих цитатах, однако, все внимание уделяется способу общения. Это не должно вызывать удивления, учитывая задокументированный интерес Бора к языку.
Бор всегда был сильно обеспокоен не только уточнениеми ограничением правил для правильного использования конкретных понятий модели атома, но и  достижением более глубокого понимания условий для объективного описания в целом (19). Его разрозненные замечания на эту тему нельзя, конечно, принять как излагающие или предполагающие определенную теорию понятий. Тем не менее, некоторые общие идеи возникают, если рассматривать его размышления в целом (и, в частности, после документов по ЭПР). Принимая эту точку зрения, классическая «концептуальная основа» Бора может рассматриваться как система «концептуальных» умозаключений, предполагающая исходные выводы, для того, чтобы опыт имел основополагающие признаки, которые мы могли бы приписать ему. В то время как сокращение может быть соответственно понято как способ подчеркнуть трансцендентальную роль классической концептуальной основы, взаимодополняемость появляется как (довольно рудиментарная) попытка обобщить такую структуру в контексте того, какие внутренне вероятностные (то есть, не причинные) выводы в ней допускаются. (Не разделяем эту позицию, нам ближе детерминистская модель Дэвида Бома. - Пер. и ред.).
Почему же тогда мы должны конкретно полагаться на классические концепции, чтобы «рассказать другим, что мы сделали и чему научились? Почему, другими словами, естественный язык и классическая физика (которые мы используем для выражения экспериментальных результатов, и чтобы предоставить инструкции о том, как построить и откалибровать измерительные приборы) воплощают наиболее элементарные условия возможности межсубъективного согласия в целом? Можно подумать, что Бор здесь догматически принимает позитивистскую теорию значения, согласно которой теоретические утверждения имеют значение лишь постольку, поскольку они могут быть переведены в отчеты наблюдений, в которых находятся объекты нашего непосредственного окружения. Ничто, однако, не было бы более чуждым боровской концепция языка, чем идея привилегирования класса «атомных» разделов, основанная на предполагаемой непосредственности связи между этими предложениями и их предполагаемыми референтами. То, что мотивирует рецепт Бора, возможно, довольно противоположное мнение, а именно, что лингвистические выражения приобретают значение только как часть сети логических отношений. Классическая концептуальная основа отнюдь не более «объективна», чем другие мыслимые и более общие системы умозаключений. Тем не менее,  создание логической двузначной структуры, необходимой для однозначного определения, делает возможным объективность в первую очередь.

6. Заключение

В «Критике чистого разума», посвященной нашему интересу к природе, Кант показал, как, не отделяя себя от того, что мы есть, мы можем тем не менее разработать форму знания, которая работает так, как если бы мы были отделены от природы. Наша роль в этой картине имитирует роль внешнего зрителя природы, и полученные таким образом знания квалифицируются как объективные. Напротив, в "Критике практического разума", которая касается вопросов свободы, действий и морали, любое такое разделение исключается, и нам приписывается роль настоящих участников нашего дела [Beck 1963, с.31]. Эта диалектика актера и зрителя была позже принята Шопенгауэром в "Мире как воле и представлении". По словам Шопенгауэра, воля переживается с точки зрения живого актера, тогда как представление мира получается с точки зрения, которая поверхностно напоминает зрителя. Но скрытый урок как Канта, так и кантианства состоит в том, что нет истинной точки зрения зрителя (кроме минимализма "как если бы"). И это ввиду нашей непреодолимой путаницы с тем, что точка зрения зрителя природы экстраполируется из единственно доступной точки зрения актера.
Это именно то, что заключил Бор из своего размышления о квантовой механике с некоторой дополнительной радикальностью, хотя вскоре он осознал, что наш отрыв от природы в классическом знании является лишь предельным случаем более общей ситуации, в которой даже невозможно представить себя так, как если бы мы были лишь зрителями. Это, однако, не означает, что мы можем полностью отказаться от роли классического псевдо-зрителя, если мы хотим понять опыт как объективное знание. «Мы как зрители, так и актеры великой драмы существование", это "старая истина, о которой нам напомнила новая ситуация в физике" [Bohr 1934, p.119].
 

1 См., Например, Holton [1978, p. 162], Osnaghi [2009, p. 101-2].
2 [Bunge1955]. Смотрите также обсуждение в Говард [2004] и Фэй [2009].
3 [Hooker1972], [Honner1982], [Murdoch1987], [Chevalley1991], [Kaiser1992], [Brock2003].
4 [Folse1978, 1985], [Pais1991].
5 [Held1995], [Pringe2007], [Cuffaro2010], [Kauark-Leite2012
6 Нильс Бор, письмо Альберту Эйнштейну от 13 апреля 1927 г., цитата из Honner [1982, с.7].
7 [Hintikka1991]. См. также обсуждение в Allison [2004, гл.3].
8 См. Мердок [1987, гл. 7]. Для обсуждения аналогии между соответствующими понятиями Бора и Канта
явление, см. Кайзер [1991].
9 [Friedman1992], [Bitbol1998], [Pradelle2013].
10 Эрвин Шредингер, письмо Нильсу Бору, 5 мая 1928 года, и ответ Бора, 23 мая 1928 года, оба цитируются у Мердока [1987, с. 101].
11 Этот момент часто упускается из виду. Ровелли [1996, с.1671] отмечает, например, что «тревожный аспект точки зрения Бора  - неприменимость квантовой теории к макрофизике », и он понимает, что такая точка зрения подразумевает, что «классический мир физически отличается от микросистем». См. Также, например, Zurek [2003], Weinberg [2005], а также анализ Хью Эвереттом положения Бора в Оснаги [2009].
12 В рукописи 1955 года Эверетт называет это «отвратительным» [Osnaghi2009, p.105].
13 Джон Уилер, письмо Александру Стерну от 25 мая 1956 года, цитата из книги Оснаги [2009, с. 118
14 Леон Розенфельд, письмо Саулу Бергманну от 21 декабря 1959 года, цитата из книги Оснаги [2009, с.117].
15 [Faye1991], [Held1994], [Murdoch1987], [Bitbol1996a].
16 [Kant1987, §59, p.227], [Chevalley1995], [Pringe2007].
17 Вот, например, отрывок из лекции Комо [Bohr1934, с.54]: «... если для наблюдения это
возможно, мы разрешаем определенные взаимодействия с подходящими органами измерения, не принадлежащими к системе. Однозначное определение состояния системы, естественно, уже невозможно, и не может быть никаких вопросов .причинности в обычном смысле этого слова. Таким образом, сама природа квантовой теории заставляет нас ввести координацию пространства-времени и утверждение о причинности, объединение которых характеризует классические теории, как дополнительные, но исключительные особенности описания, символизирующие идеализацию наблюдения и определения соответственно.'
18 Цитируется в Darrigol [1992, с.276].
19 [Petersen1985]. См. Мердок [1987, гл. 7] для обсуждения прагматических особенностей во взглядах Бора на значение,
особенно в том, что касается его частичного одобрения проверочных критериев.

[Allison2004] Allison, H.: Kant's Transcendental Idealism. Revised and Enlarged
Edition. Yale University Press, 2004.
[Beck1963] Beck, L. W.: A Commentary on Kant's Critique of Practical Reason.
The University of Chicago Press, 1963.
[Bell1990] Bell, J.: Against `measurement'. Physics World 8, 33{40 (1990).
[Bell2004] Bell, J.: Speakable and Unspeakable in Quantum Mechanics. Second Edition.
Cambridge University Press, 2004.
[Bitbol1996a] Bitbol, M.: Schrodinger's Philosophy of Quantum Mechanics. Kluwer,
1996.
[Bitbol1996b] Bitbol, M.: M_ecanique quantique, une introduction philosophique.
Flammarion, 1996.
 [Bitbol1998] Bitbol, M.: Some steps towards a transcendental deduction of quantum
mechanics. Philosophia naturalis 35, 253{280 (1998).
[Bitbol2010] Bitbol, M.: Reective Metaphysics: Understanding Quantum Mechanics
from a Kantian Standpoint. Philosophica 83, 53{83, (2010).
[Bohm1952] Bohm, D.: A Suggested Interpretation of the Quantum Theory in Terms
of `Hidden Variables', I and II. Physical Review 85, 166{193 (1952).
[Bohm1993] Bohm, D., & Hiley, B.: The undivided universe. Routledge, 1993.
[Bohr1913] Bohr, N.: On the constitution of atoms and molecules. Philosophical
Magazine 26, 1{25 (1913).
[Bohr1922] Bohr, N.: The Theory of Spectra and Atomic Constitution. Cambridge
University Press, 1922.
[Bohr1924] Bohr, N., Kramers, H., & Slater, J.C.: The quantum theory of radiation.
Philosophical Magazine 47, 785{822 (1924).
[Bohr1925] Bohr, N. : Atomic theory and mechanics. Supplement to Nature 116,
845{852 (1925).
[Bohr1934] Bohr, N.: Atomic Theory and the Description of Nature. Cambridge
University Press, 1934.
[Bohr1958] Bohr, N.: Atomic Physics and Human Knowledge. John Wiley, 1958.
[Bohr1963] Bohr, N.: Essays 1958{1962 on Atomic Physics and Human Knowledge.
John Wiley, 1963.
[Bohr1998] Bohr, N.: Causality and Complementarity. The Philosophical Writings
of Niels Bohr, Volume 4. Ox Bow Press, 1998.
[Born1924] Born, M.: Uber Quantenmechanik. Zeitschrift fur Physik 26, 379{395
(1924).
[Brock2003] Brock, S. : Niels Bohr's Philosophy of Quantum Physics. Logos Verlag,
2003.
[Bunge1955] Bunge, M.: Strife about Complementarity. British Journal for the Philosophy
of Science 6(21), 1{12 (1955).
[Camilleri2009] Camilleri, K.: Constructing the Myth of the Copenhagen Interpretation.
Perspectives on Science 17(1), 26{57 (2009).
[Cassirer1956] Cassirer, E.: Determinism and Indeterminism in Modern Physics.
Yale University Press, 1956.
[Cassirer1965] Cassirer, E.: Philosophy of Symbolic Forms. Yale University Press,
1965.
[Chevalley1991] Chevalley, C.: Le dessin et la couleur. In: N. Bohr. Physique atomique
et connaissance humaine. Gallimard, 1991.
 [Chevalley1995] Chevalley, C.: On objectivity as Intersubjective Agreement. In: L.
Kruger & B. Falkenburg (eds). Physik, Philosophie und die Einheit der Wissenschaften.
Fur Erhard Scheibe (pp. 332{346). Spektrum Akademischer Verlag,
1995.
[Cu_aro2010] Cu_aro, M.: The Kantian Framework of Complementarity. Studies in
History and Philosophy of Modern Physics 41, 309{317 (2010).
[Daneri1962] Daneri, A., Loinger, A., & Prosperi, G. M.: Quantum theory of
measurement and ergodicity conditions. Nuclear physics 33, 297{319 (1962).
Reprinted in: J. A. Wheeler & W. H. Zurek (eds.). Quantum theory and measurement
(pp. 657{679). Princeton University Press, 1983.
[Darrigol1992] Darrigol, O.: From c-Numbers to q-Numbers. University of California
Press, 1992.
[Everett1957] Everett III, H.: `Relative State' formulation of quantum mechanics.
Review of Modern Physics 29, 454{462 (1957). Reprinted in: J. A. Wheeler &
W. H. Zurek (eds.). Quantum theory and measurement (pp. 315{323). Princeton
University Press, 1983.
[Faye1991] Faye, J.: Niels Bohr, his Heritage and Legacy. Kluwer, 1991.
[Faye2010] Faye, J.: Niels Bohr and the Vienna circle. In: J. Manninen & F. Stadler
(eds.). The Vienna Circle in the Nordic Countries (pp. 33{45). Springer Verlag,
2010.
[Folse1978] Folse, H.: Kantian aspects of complementarity. Kant-Studien 69, 58{66
(1978).
[Folse1985] Folse, H.: The Philosophy of Niels Bohr: The Framework of Complementarity.
North-Holland, 1985.
[Friedman1992] Friedman, M.: Kant and the Exact Sciences. Harvard University
Press, 1992.
[Fuchs2000] Fuchs, C., & Peres, A.: Quantum theory needs no `interpretation'.
Physics Today 53, 70{71 (2000).
[Jammer1974] Jammer, M.: The Philosophy of Quantum Mechanics. John Wiley,
1974.
[Joos1974] Joos, E., Zeh, H. D., Kiefer, C., Giulini, D., Kupsch, J., & Stamatescu, I.-
O.: Decoherence and the Appearance of a Classical World in Quantum Theory.
Springer, 2003.
[Kaiser1992] Kaiser, D. : More roots of complementarity: Kantian aspects and in-
uences. Studies in History and Philosophy of Science 23, 213{239 (1992).
[Kant1987] Kant, I.: Critique of Judgment. Hackett, 1987.
[Kant1994] Kant, I.: Prolegomena to Any Future Metaphysics. Pearson, 1994.
[Kant1996] Kant, I.: Critique of Pure Reason. Hackett, 1996.
 [Kauark2012] Kauark-Leite, P.: Th_eorie quantique et philosophie transcendantale :
dialogues possibles. Hermann, 2012.
[Kuhn1962] Kuhn, T. K.: The structure of scienti_c revolutions. University of
Chicago Press, 1962.
[Heisenberg1925] Heisenberg, W.: Uber die Quantentheoretische Umdeutung kinematischer
und mechanischer Beziehunge. Zeitschrift fur Physik 33, 879{893
(1925).
[Heisenberg1929] Heisenberg, W. : Die Entwicklung der Quantentheorie, 1918{1928.
Die Naturwissenschaften 17, 490{496 (1929).
[Heisenberg1949] Heisenberg, W.: The physical principles of the quantum theory.
Dover, 1949.
[Heisenberg1971] Heisenberg, W.: Physics and Beyond. Harper and Row, 1971.
[Heisenberg1990] Heisenberg, W.: Physics and philosophy. Penguin, 1990.
[Held1994] Held, C.: The meaning of complementarity. Studies in History and Philosophy
of Science 25, 871{893 (1994).
[Held1995] Held, C.: Bohr and Kantian idealism. In: H. Robinson & G. Brittan
(eds.). Proceedings of the Eighth International Kant Congress (pp. 397{403).
Marquette University Press, 1995.
[Hermann1996] Hermann, G.: Les fondements philosophiques de la m_ecanique quantique.
Vrin, 1996.
[Hintikka1991] Hintikka, J.: Dinge an sich revisited. In: J. Hintikka. Knowledge and
the Known (pp.197-211). Springer, 1991.
[Holton1978] Holton, G. J.: The Scienti_c Imagination: Case Studies. Cambridge
University Press, 1978.
[Honner1982] Honner, J.: The transcendental philosophy of Niels Bohr. Studies in
the History and Philosophy of Sciences 13, 1{30 (1982).
[Hooker1972] Hooker, C. A.: The nature of quantum mechanical reality. In: R. G.
Colodny (ed.). Paradigms and Paradoxes (pp. 135{172). University of Pittsburgh
Press. 1972.
[Howard2004] Howard, D.: Who invented the `Copenhagen interpretation'? A study
in mythology. Philosophy of Science 71, 669{682 (2004).
[Mittelstaedt1976] Mittelstaedt, P.: Philosophical problems of modern physics. Reidel,
1976.
[Mittelstaedt1998] Mittelstaedt, P.: The Interpretation of Quantum Mechanics and
the Measurement Process. Cambridge University Press, 1998.
[Murdoch1987] Murdoch, D.: Niels Bohr's Philosophy of Physics. Cambridge University
Press, 1991.
 [Omn_es1992] Omn_es, R.: Consistent interpretations of quantum mechanics. Reviews
of Modern Physics 64, 339{382 (1992).
[Osnaghi2009] Osnaghi, S., Freitas, F., & Freire, O.: The origin of the Everettian
heresy. Studies in History and Philosophy of Modern Physics. 17, 97{123 (2009).
[Pais1991] Pais, A.: Niels Bohr Time in Physics, Philosophy, and Polity. Oxford
University Press, 1991.
[Peres1982] Peres, A. & Zurek, W.: Is quantum theory universally valid? American
Journal of Physics 50, 807{810 (1982).
[Petersen1985] Petersen, A.: The Philosophy of Niels Bohr. In: A. P. French & P.
J. Kennedy (eds.). Niels Bohr. A centenary volume (pp. 299-310). Harvard
University Press, 1985.
[Pradelle2013] Pradelle, D.: G_en_ealogie de la raison. P.U.F., 2013.
[Pringe2007] Pringe, H.: Critique of the Quantum Power of Judgment. A Transcendental
Foundation of Quantum Objectivity. De Gruyter, 2007.
[Pringe2009] Pringe, H.: A transcendental account of correspondence and complementarity.
In: M. Bitbol, J. Petitot & P. Kerszberg (eds.). Constituting Objectivity,
Transcendental Perspectives in Modern Physics (pp. 317{327). Springer,
2009.
[Putnam1995] Putnam, H.: Pragmatism. Blackwell, 1995.
[Reichenbach1965] Reichenbach, H.: The Theory of Relativity and a priori Knowledge.
University of California Press, 1965.
[Rosenfeld1965] Rosenfeld, L.: The measuring process in quantum mechanics. Supplement
of the Progress of Theoretical Physics. 222{231 (1965).
[Rovelli1996] Rovelli, C.: Relational quantum mechanics. International Journal of
Theoretical Physics 35, 1637{1678 (1996).
[Schlosshauer2011] Schlosshauer, M., & Camilleri, K.: What classicality? Decoherence
and Bohr's classical concepts. Advances in Quantum Theory, AIP Conference
Proceedings 1327, 26{35 (2011).
[Stapp1972] Stapp, H. P.: The Copenhagen Interpretation. American Journal of
Physics 40, 1098{1116 (1972).
[Vickers2007] Vickers, P.: Bohr's Theory of the Atom: Content, Closure and Consistency.
http://philsci-archive.pitt.edu/4005/ (2007).
[Weinberg2005] Weinberg, S.: Einstein's mistakes. Physics Today 58 (11), 31{35
(2005).
[Weizsacker1985] von Weizsacker, C. F.: Aufbau der physik. Hanser, 1985.
[Zurek2003] Zurek, W. H.: Decoherence, einselection, and the quantum origins of
the classical. Reviews of Modern Physics 75, 715{775 (2003).

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn