Глава 8. Черный знак того дня

День накануне ареста был отмечен неким зловещим знаком. Как следователю мне приходилось выезжать по всякому факту насильственной смерти, будь то самоубийство, производственные травмы с летальным исходом, трагические случаи при пожаре и на воде. Обычно за мной в прокуратуру заезжала милицейская машина с работником райотдела и судмедэкспертом. До конца рабочего дня оставался без малого час, когда позвонил начальник водной милиции Василий Иванович, пожилой басовитый майор. С ним мы успели сойтись накоротке, поэтому, сообразно возрасту, он относился ко мне по-отечески: «Олежка, ты на месте? Прости, но придется тебя припахать, минут через пятнадцать с Костей-медиком за тобой заскочим. Тут такая кислятина, - на городском пляже девочка - малолетка утонула, совсем еще дитя. Меня наши спасатели известили. Её, бедняжку, аж на полкилометра отнесло. Вызвали скорую,  да какой с неё прок. С того света не вернешь…»

По пути к Оке майор продолжал огорченно сетовать: «Хоть убей, но не могу понять родителей, которые зелёных пацанок одних, без никого, на реку отпускают. Та, что постарше, наша местная, с Циолковского, а утопленница – из Москвы. На каникулах у бабушки гостевала. Им бы на детском пляже расположиться. Так они, не знаючи, по понтону на тот берег протопали. И тут же на песочек улеглись. А у моста, сами знаете, не течение, а стремнина. Там и взрослые не купаются. Всё бы ничего, пока они у бережка плескались. А тут одной дурашке, что помлаже, поплавать захотелось. Само собой, её завертело и в один момент течением уволокло. На том месте три запрещающих щита установили, постоянно гоняем оттуда отдыхающих. И вот на тебе, профукали. Придется начальству объяснительный рапорт сочинять».

Добравшись,  притормозили у светло-голубого вагончика спасателя. Рядом в кустах разросшегося ивняка, беседка, стол с несобранным домино и развесёлая песенка из пляжного репродуктора. По дороге не оставляло поджимающее ожидание с детства пугающих переживаний, что скручивают нервы при виде человеческой смерти. И снова предстояло с содроганием узреть её черное разящее действо на оборвавшейся жизни совсем юного существа.
 
Как помню, девочек звали Лара Хорева, а утонувшую подружку, Галя Медведева. Лара, зарёванная и жалкая, скукожилась за столиком в беседке. От случившегося её ознобно лихорадило и ребята спасатели, закутав девочку в мужскую куртку, уговаривали попить горячего чая с вафельками. Мне мало, что удалось из нее вытянуть. Она заикалась, подбирая слова, и судорожно всхлипывая, потерянно повторяла: «Что теперь скажу бабушке Зое? Ведь это я, глупая, упросила её отпустить нас с Галинкой на пляж…»

Мы с Костей заканчивали обыденную работу по осмотру трупа и заполнению бланков, когда в дверь заглянул Василий Иванович и недовольным голосом сообщил: «Ну, ребята, сушите вёсла!.. Дежурный по райотделу наш УАЗик затребовал на «мокрое дело». В парке, у торгового городка, полчаса назад парня зарезали. А нам, в утешение, обещали выслать фургон. Придется ждать-поджидать, но надежды не терять и носа не вешать. Машина в скорости прибыла, но оказалось, что сержант-водитель, не захватил носилок. Предстояло доставить тело в морг, довести Лару до дома и известить бабушку Галинки. Пол в машине выглядел грязновато. Вспомнив о свежекупленных газетах в портфеле, расстелил их в проходе между боковыми сиденьями. Лару усадили рядышком с водителем, а затем перенесли Галинку из вагончика в фургон. Поднимая девочку за щиколотки, я ощутил ее бесплотную неземную легкость. Мы с Костей сидели напротив друг друга, а Галинка в пестреньком купальнике, ничем не прикрытая, покоилась на газетах у наших ног. На личике у неё, не успевшем побледнеть из-за загара, замерла едва заметная улыбка. Словно она прислушивалась в ожидании чего-то хорошего, одной ей понятного. В уголке детских губёшек жутковато выглядывал розоватый комочек из частичек легкого, слюны и крови.

Привычным делом мы перекидывались обыденными фразами о работе, кинофильмах, предстоящих выходных. По роду занятий, он попривык к зрелищу смерти, а я не мог перебороть неотступное настояние, как бы украдкой, снова и снова, замирающее прикасаться взглядом к ее головке с рыжеватыми кудряшками, с набившимися в них песчинками… Казалось, вот-вот она услышит то заветное и снова станет живой, легконогой девочкой, дочкой для мамы и единственной внучкой для бабушки. 
После морга кому-то из нас следовало подъехать вместе с Ларой на улицу Циолковского. Костя, извиняющее сослался, что ему кровь из носа ему надо встретить беременную жену с московской электрички. Лара, еле шевеля губами, шепотом назвала свой адрес. На втором этаже ее подъезда,  не поднимая глаз, показала на дверь бабушки Зои. Наказав ей ждать меня у себя в квартире, протянув руку к звонку, внезапно оцепенел от беспомощности и неспособности подобрать слова, которые предстоит сказать, стоя лицом к лицу с женщиной, что с минуту на минуту, ожидала возвращения загулявшей внучки. Казалось, я мог простоять пять, двадцать минут, час и ничего не придумать… Внутренне встрехнувшись,  резко нажал кнопку звонка, решившись на неизбежное. За дверью послышался радостно-приподнятый голос: «Галка, пропащая душа, наконец-то ты объявилась». Первое, что я увидел, это удивленно-вопрошающие глаза женщины, похожей на известную в те годы киноактрису. Мы оба будто застыли по обе стороны порога. В напряженное мгновение обоюдного молчания, видел, как глаза её страшнеют в ожидании: «Простите, я из прокуратуры, по важному делу. Позвольте мне войти…» После секунд оцепенения, она повернулась и  с предобморочной медлительностью, прошла из прихожей на средину уютно обставленного зала «хрущевки». Только сейчас, стоя перед ней, с молниеносной озаренностью, я осознал трагизм случившегося. Все, что в таком случае следовало сказать, она должна была услышать именно от меня. К горлу подступила слезная спазма вины перед ее немым ожиданием на отцветающе красивом лице. А далее для нас обоих прозвучали убийственные слова: подружка, река, унесло течением, адрес и телефон морга…

Обычные в таких случаях соболезнования я просто не успел проговорить: будто пытаясь закрыться от страшной вести, она поднесла ладони к лицу, мгновенно обезображенному ужасом, и разом, запустив пальцы в светлые длинные волосы, с истошным криком, рванула их так, что я услышал хруст надрываемой кожи. Выбежав за дверь, опрометью перемахнул четыре лестничных марша и оказался перед дверью Лары. Пытаясь вернуть самообладание, проговорил ее перепуганным родителям  все необходимое. Торопливо спускаясь вниз, готов был заткнуть уши, чтобы не слышать надрывного женского голошения.

Но по-настоящему меня скрутило, когда милицейская машина уже затемно остановилась у подъезда моего дома в рязанском пригороде.