Моему соседу

Его я знаю более полсотни лет,
знакомьтесь, это мой сосед —
поэт и франт с младых ногтей,
придумщик всяческих затей,
плэйбой, философ и рыбак,
слагатель метких афоризмов,
клад назидательных трюизмов,
дарящий даром их чудак.
Летал он с пруда на велосипеде
так, что шарахались соседи,
за ним на ниточке мотался
воздушный шарик от пинг-понга,
ему ракетки посылала тайно
супруга кадрового дипломата
аж из далёкого Гонконга
с таким ужасно хитрым хватом,
что все соперники ругались матом.
Шептали дамы в кружевах:
«Какой мужчина! Умираю, ах...»
Таков был наш герой Петрович,
с ним рядом сник бы Ростропович,
ну а за прозы иль стихов страницу
продал бы душу Солженицын.
Был полон дом его гостей —
колдуний, чародеек, фей.
Пока они точили лясы
томилися в прохладе квасы,
лежали ровно ватерпасы,
а младший брат всё мерил рясы,
замыслив постриг в лоботрясы.
Висели строго перпендикуляры,
то есть по-научному — отвесы,
стояли с сетками столы,
сюда ходили мы, повесы,
учиться мастерству игры,
а заодно покушать вволю
неповторимейшей икры
из ярко-синих баклажан
и выпить «каберне» стакан
(за это лазили мы на карачках
искать упавшие шары).
На даче этой пили мы и ели,
возили барышень сюда зимой
в нарядах с голою спиной,
а чтоб они не околели,
играли им на укулеле,
топили старенькую печь,
пытаясь из неё тепло извлечь.
По недоразумению дворец его
являл в то время два жилых покоя,
но не было там никому покоя —
за стенкой живший пианист Ноздрёв
ночами извлекал из своего рояля рёв.
Петрович ныне уж эсквайр,
вокруг него благоуханный Air
колышат тонкими крылами музы,
с прекрасной жрицей Терпсихоры
связывают его брака узы.
Он герметист, иллюминат,
теперь сам чёрт ему не брат.

* * *