Глава 26. О чем молчала Черная речка

Глава 26

О чем молчала Черная Речка

ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ  ДНЯ

      Валя еле отработала смену – время тянулось как резиновое. В обед не выдержала и позвонила Владимиру. Оказывается,  разбудила,  чистый воздух оказывал на него, жертву глобализации прямо-таки сногсшибательное действие. Теперь они то и дело болтали по телефону о всякой чепухе. Едва сменившись, она вышла из отделения и увидела на крыльце хромоватого ещё героя с букетом сирени в руках.

      По дороге домой он очень смущенно признался, что они с Василием съели все, что было в холодильнике, а готовить он совсем не умеет. Надо было идти в магазин.  Местных продуктов Владимир не знал, и предоставил выбор Вале, но платить ей не позволил. Девчонки за кассами таращились на них во все глаза. Да, Валя предоставила им пищу для пересудов на неделю. Приготовили вместе ужин, точнее, попытались. Но ужин пришлось отложить по одной очень уважительной причине. Так что поели только около одиннадцати вечера вместе с Вовкой – его молодой растущий организм постоянно требовал пищи. Вовка заметил у тетки не знакомый блеск в глазах, но промолчал. Надо было собираться. 

       К церкви подъехали в начале первого. Отец остался в машине Владимира  на затонированном  заднем сиденье.

       Осветив осторожно вчерашнюю яму,  удивились – она будто ещё углубилась? Стали аккуратно копать дальше, а потом Владимир  не сумев сдержать  удивленного возгласа, и ещё какое-то время повозившись в яме, с трудом поднял из нее что-то тяжелое. Вовка кинулся помогать и, ухватив сверток, оттащил его от края ямы. Не успел разогнуться, как услышал за спиной шум, топот, крики. Зажглись сразу несколько мощных фонарей, на пригорке оказалась куча народу.

       Двое Вовкиных коллег держали за руки человека, одетого во все черное.  Перед ними на земле лежал небольшой топорик. Как в кино про образцовое задержание, на взгорок взлетел автомобиль, из которого вышел Голубев.  В свете фар  он подошел к  черному  человеку и ухватил пальцами  темный шарф, в который тот прятал лицо.

       Кто-то сдержался, а  кто-то  не совсем цензурно выразился. Это была молодая женщина, но такая  обезображенная, со  страшными, истекающими гноем ранами на  лице, что у Вовки поневоле     вырвалось:

       - Фредди Крюгер!
      
       - Ха, Крюгер! Это её так наш борщевик отделал! Вот и главное доказательство, что  она мальчишку убить хотела. Прямо «на лице» доказательства. И на руках должно быть, на одной-то уж точно! Ну-ка, ребята, стащите с неё перчатки! – Голубев ходил королём. Ему уже мерещилось повышение,  - ну вот, я же говорил, и руки тоже. Она! Увозите.
 
       Но женщина невообразимым образом извернулась,  и почти выпав из рук здоровенных полицейских, кинулась, нет, не бежать, она кинулась к предмету, который вытащили из ямы.  Её никто не останавливал – никуда теперь не денется. А она сорвала с находки пыльную тряпку и уставилась на простую картонную коробку с засунутыми в нее двумя кирпичами.

       - Майн Готт! Вас ист дас? – И,  упав на землю, так страшно то ли завыла, то ли зарыдала, что даже у мужиков по рукам пошли мурашки. Её быстро подняли и практически отнесли в машину. Потом на месте ещё долго все фотографировали и записывали. Хорошо, что отец догадался взять с собой термос с кофе. Только около трёх часов полиция, наконец, уехала. Кладоискатели собирались следом, но Шмелёв сманил всех на родник, умыться и отдохнуть – очень изматывающая выдалась ночка.
        Голубев увязался за ними – ну очень ему хотелось произвести впечатление на иностранца.  Напились, умылись. Довольному Голубеву сказали, что сейчас отдохнут и двинутся следом.  Тот не стал их ждать и быстренько попрощался. Минут двадцать просто молча сидели на импровизированной террасе, слушая, как звенит вода. Владимир распахнул куртку, и приютил на груди озябшую Валечку. Шмелёвы переглянулись – комментарии, как говорится,  излишни.   А потом, под затихающее кваканье лягушек и стрекот сверчков в траве Вовкин отец поднялся, встряхнулся, как мокрый пёс, и очень буднично произнёс:

       - А теперь пошли за сокровищем.

       Быстро и максимально бесшумно обошли церковь до восточной стороны, где старший Шмелев открыл ключом большущий висячий замок на деревянной двери. Прошли внутрь, включили фонари.

       Огромное помещение, хоть и потеряло за сотню лет всё своё прежнее роскошное убранство, но, видимо, не потеряло предназначения.  Человек в этом пустом и гулком пространстве чувствовал себя тем, кем и должен был чувствовать,  песчинкой в море. Это ощущение не отпускало сейчас идущих по темным залам. Они направлялись к огромным главным входным дверям, которые, наверно не открывались сотню лет. 

       Немного не дойдя до них, Шмелев старший свернул направо и отомкнул еще одну узенькую дверцу, находившуюся за выступом стены, и совершенно со стороны не заметную.  В этом месте  фонарики выхватывали из темноты кое-где оставшиеся на стенах строгие лики. Бодрости они не прибавляли. Нет, страшно не было. Скорее –  был благоговейный трепет перед величием этого места.  Шмелев справился с заржавевшим замком  и тихонько позвал всех за собой. Спускались по узкой каменной лесенке с  неудобными слишком высокими ступенями в непроглядный зев подвала. Фонари словно робели перед вязкой многолетней тьмой, их свет мало помогал искателям приключений. Внизу Шмелев пошарил рукой по шершавой стене, и в нескольких местах нехотя всплыл свет нескольких не более чем сороковаттных лампочек.

       Это было довольно большое помещение с низкими сводчатыми потолками и массивными опорными колоннами, условно разгораживающими  пространство на несколько залов. В самом большом из них, центральном, стояла обычная печь, с  открытой топкой. Такую часто рисуют в детских книжках, вот только размеры её соответствовали  отапливаемой площади. Никаких труб тут не было и в помине. Вовка и Совински с открытым ртом осматривались, а Шмелев снова повернул направо, пересекая весь зал по диагонали. Остановился перед одной из ниш в стене и осветил её фонарем. Ниша была очень узкой и уходила высокими ступенями полого вверх. Ходить по ней можно было только ребенку, очень худенькому человеку, или боком и не дыша этим посетителям. В ней как будто что-то дышало или просто показалось? Тем не менее, воздух в подвале затхлым совсем не был, да и вообще, было чисто.
 
       - Это система отопления церкви. По ней горячий воздух, управляемый хитрой системой заслонок, подавался в нужное помещение. Все просто и очень хорошо работало, и экономно, кстати. Держи фонарь, –  это сыну.

       Вовка взял фонарь и направил свет внутрь ниши, где присев и боком кое-как устроился отец.
 
       - Помогай, – Вовка передал фонарь Совински, теперь он, встав на цыпочки, пытался светить поверх их голов. Валя вцепилась в него намертво – её трясло.

       Шмелевы возились в нише, шепотом переговариваясь. Вскоре послышался скрежет камня о камень, отозвавшийся под тяжелыми сводами протяжным эхом. Это  Шмелев сумел поддеть ступеньку  и теперь осторожно тянул её на себя. Вскрикнул – ступенька неожиданно легко подалась и упала на его согнутую в колене ногу. Больно. Вовка вскочил, взял у Совински фонарик и, перегнувшись через отца, попытался осветить пространство под снятым  камнем. Там явно что-то лежало.  Будучи крупным мужчиной, Шмелев неловко изогнулся и почти скрылся в дыре, а потом очень осторожно и медленно начал вытягивать на руках что-то тяжелое. Вовка, как мог, помогал ему, тянул за плечо, помогал разогнуть затекшие ноги. Теперь отец сидел на полу ниши, держа на руках длинный тусклый металлический цилиндр в истлевших лохмотьях и паутине.

       Совински  совсем некстати подумал – чем же могут в таком месте питаться пауки? Надо будет при случае спросить у родителей. Валя стучала зубами рядом, а Шмелевы, как завороженные, смотрели на цилиндр.
 
       - Надо идти. Скорее. Мало ли что? - Совсем по местному заговорил Совински и помог Вовке поднять отца под локти. Потом замешкался немного, ставя ступеньку на место. Мало ли чего?

       С драгоценной ношей  шли так – впереди Вовка, потом отец, за ним Валя, не отпускающая руку Совински. Он потушил свет, запер дверь в подвал переданным Вовкой ключом.  Сделал из-за выступа  шаг вперед и заметил, что в церкви посветлело. Странно, по времени все заняло не более десяти-двенадцати минут. Не включая больше фонарей все бегом бросились к выходу. Нет, показалось, еще темно. Хотя восток обозначился тонкой  розовеющей полоской. Вовка никак не мог попасть ключом в замочную скважину – так дрожали руки. Возбуждение какое-то или, как сейчас модно говорить, отходняк. Отцу под руки помогли дойти до машины, усадили на заднее сиденье. Цилиндр лежал на его коленях – мужчина разминал кисти. Все помнили об осторожности.

       - Ну и тяжелый, зараза!

       Совински сел за руль и тихонько, объезжая все ухабы, выдвинулись в Сапожок. Машина  заглохла километрах в трех от села, ближе к лесу. Просто заглохла, и всё. Погасли все табло. Вовка хотел посмотреть время – телефон не работал.  Остальные достали свои – телефоны не работали ни у кого.  Шмелёв задрал рукав – в сером призрачном свете ему показалось, что и механические часы стоят. Зато магнитная стрелка встроенного компаса бешено вертелась то туда, то обратно.
 
       - Приехали! Если я сейчас не лягу спать, – умру прям тут, – у Вовки слипались глаза, язык еле ворочался.

       - Смммотррриттте,.. – Валя с заднего сиденья указывала на стремительно затягивающееся чем-то зловеще черным небо со стороны села. Оно было слишком темным даже для грозовой тучи. Вовка и Совински вышли из машины и задрали головы.

      В полной, абсолютной тишине по небу ползло огромное, невозможно огромное нечто.  Оно было очень высоко, но занимало собой все видимое сзади и над головой пространство. Оно неумолимо надвигалось, закрывая собой светлеющее небо.

       Шмелев с помощью Вали аккуратно переложил цилиндр на сиденье и тоже вышел наружу. Валя в машине  одна не осталась.  Через некоторое время нечто движение прекратило и просто застыло над ними. Вовка чуть не угробил телефон, пытаясь привести его в чувство – вот бы заснять всё это.

       Вдруг на этой осязаемой, живой тьме появилось небольшое очень яркое пятнышко, как звездочка. От него во все стороны пошли неяркие, но всё же ясно различимые радужные круги света. А потом из этого пятна появился луч плотного  белого света. Не просто появился, как, собственно, свет, а начал расти, ползти вниз, как лифт по этажам, одновременно расширяясь книзу. В это же время он двигался из стороны в сторону, словно шаря по окрестностям.  Наконец, луч достиг, скорее даже дорос, до земли. И остановился метрах в двадцати от группки людей. Вернее будет сказать, от очумевшей от всего увиденного группки.
 
       Из плотного белого света постепенно, как при проявлении фотографий лет пятьдесят назад, начали проявляться странные фигуры. Их было три, и они  выступали все более явно. 

       Намного больше человеческого роста, вроде люди, вроде нет. Руки, ноги, голова странная, шланги какие-то. Никому не надо было объяснять, что это пришельцы. Вот уж повезло! Уже можно было разглядеть их лица. Не лица.

       Это невозможно не то что бы  описать,  это трудно даже представить.  Некая смесь дракона и человека – на серо-зеленой чешуйчатой коже совсем человеческий разрез глаз, но радужка желтая и зрачок  змеиный, вертикальный; нос сильно вытянут, крупные, дрожащие ноздри, мощные челюсти, широкий безгубый рот. На удлинненной взад голове или что-то надето, или гребень, как у Змей-Горынычей. И, самое странное – не шланги сзади. Нет. Хвосты! Зрелище, несомненно,  страшное. Дико страшное. Но страха не было ни у кого, даже у Вали. И мыслей не было, своих. Были их мысли. Точнее приказы.

       На прямых, негнущихся ногах Шмелев старший вернулся в машину, достал из нее цилиндр и направился к потоку белого света.  Дошел и протянул его одному из ящеров. Тот принял его и отступил назад. Второй ящер подошел к мужчине и положил огромную шестипалую руку ему на грудь. Вторую на  голову сверху. В мозгу отпечаталось: у тебя больше нет опухоли, ты будешь жить.

       Ящер отступил в мерцающий круг белого света, и луч начал достаточно быстро втягиваться вверх. Потом погасло яркое пятно, и вместе с радужными кругами незаметно и очень быстро растворился в утреннем свете сам космический корабль. Все стояли на дороге, пока не зазвонил телефон Шмелева старшего.
 
       - Да, Надюша. У Вали. Да, Вовка со мной. Сейчас идем. Ну, прости, потом расскажу…Поехали! – и быстрым шагом вернулся в машину.  До Сапожка доехали без приключений.

Выспаться всё равно никому не дали. Полдня они просидели в полиции,  давая показания. Задержанная не произнесла ни слова, если не считать ругательства, которые она шипела себе под нос на непонятном языке. Ёе личность установить пока не смогли.  За бывшим магазином обнаружили брошенную старенькую иномарку без документов. Зато с номерами,  небольшой  старой картиной и сотовым телефоном  под сиденьем – так что, это был только вопрос времени. Медицинскую помощь даме оказали сразу по приезду в поселок. Хирург потом объяснил, что тяжелый фотохимический ожог от сока борщевика (сломанная его ветка пришлась ей как раз по щеке) усугубился мазью на основе облепихового масла. И теперь даме будет нужна не одна пластическая операция, что бы скрыть глубокие уродливые рубцы. Руки пострадали немного меньше.   


http://proza.ru/2020/10/26/1387