Невольник лести

(Граф Дмитрий Иванович Хвостов)

Более полувека на литературном поприще

Весь дом погрузился в тишину. Лакеи ходили на цыпочках и говорили шепотом. Приезжавших швейцар встречал словами: «Его сиятельство никого не принимает». И, понизив голос, многозначительно добавлял: «Сочиняют!»

Между тем хозяин дома уединился в кабинете, отрешенный от всяких забот. Его перо быстро скользило по бумаге:

«Благосклонный читатель! Ты зришь пред очами своими жизнеописание знаменитого в своем Отечестве мужа. Дела его и заслуги своему Отечеству столь были обширны, что совместить их в себе может одна лишь соразмерная им память. Посему мы при издании его жизнеописания решили дела его и заслуги Отечеству разделить на две части: предметом первой будут душевные его таланты и степень образованности, предметом же второй положили краткое описание гражданского его достоинства и знаменитости, которые он своими доблестями обрел в славном Российском государстве».

Столь высокоторжественным вступлением  начинается биография – вернее  сказать, автобиография графа Дмитрия Иванович Хвостова – поскольку она, откроем секрет, написана им самим.

Имя Хвостова принадлежит к печально известным литературным именам – никто из писателей ХIХ столетия не был адресатом стольких эпиграмм, пародий и насмешек, как он.

Дмитрий Иванович с юности полюбил поэзию – в  доме его родителей бывали А.П. Сумароков, В.И. Майков, а в 18-20 лет сам начал сочинять стихи. Позднее в своей автобиографии он писал: «Хотя граф Хвостов нескоро принялся за поэзию, но зато был постоянен в ней, ибо всю жизнь свою… он не оставлял беседовать с музами».

Судьба одарила его завидным долголетием – обратившись к поэзии во времена А.П. Сумарокова и М.М. Хераскова, он оставил перо, когда всей России стали известны имена А.С. Пушкина, Е.А. Баратынского, Н.М. Языкова. Более полувека подвизался Хвостов на литературном поприще. Одно поколение сменялось другим, а он все так же здравствовал и создавал новые творения.

Честный, умный и хорошо образованный человек, член Государственного совета, сенатор, академик, Дмитрий Иванович имел несчастье быть бесталанным поэтом и приобрел печальную славу графомана. Справедливости ради следует сказать, что до начала ХIХ столетия его творения были не хуже других появлявшихся в то время произведений. Однако он не замечал, что на смену классицизму, верность которому он хранил,  приходят новые литературные веяния – сентиментализм, романтизм, реализм, что его стихи становятся более устаревшими и архаичными. Быть может, он со временем осознал бы это, если бы не одно обстоятельство – Дмитрий Иванович занимал высокие чины и должности, был богат и знатен. Среди литераторов нашлись льстецы, которые уверили сочинителя, что он – гениальный поэт, и каждое новое его творение приносит славу.

Гений поневоле

Простодушный и доверчивый по натуре, Хвостов поверил отнюдь не бескорыстным похвалам и постепенно сам уверовал в свою гениальность. Стоит ли удивляться тому, что он с еще большей охотой продолжал писать! Восхваляя творения «неувядающего гения» его почитатели просили затем кто протекции в сенате, кто поддержку своему журналу, кто денежного пособия, кто награждения орденом или производство в чин. И сановный сочинитель делал для них все, что мог.

Рассказывают, что А.В. Суворов, с которым Хвостов состоял в родстве, на смертном одре упрашивал его не писать стихов или по крайней мере не печатать их.

– Это к добру не приведет Ты сделаешься посмешищем всех порядочных людей! – сказал Александр Васильевич.

Однако граф не внял этой просьбе. И неудивительно – иначе поступит человек, твердо верящий, что его творения приносят славу Отечеству, не мог.

С одинаковой легкостью Хвостов создавал творения всех стихотворных жанров, какие только существовали тогда в литературе: он писал стихи лирические, духовные, «о разных предметах», трагедии, драмы, оды, послания, басни, элегии, стансы, эпиграммы, эпитафии, надписи…

Хвостов с одинаковой легкостью сочинял стихи на все счастливые, несчастливые, прошедшие, настоящие и даже несостоявшиеся случаи. Так, узнав, что знакомый литератор посетил его имение и не застал там хозяина, он обратился к нему с такими стихами:

Мне жаль, что сам я не случился

В селе, источнике отрад,

На речку, островок и в сад.

Поил бы из ключа водою,

Стерляжьей лакомой ухою

Моих прудов бы угостил,

С зеленой ветви овощами.

Тебя моими бы стихами

Как друга, к ночи усыпил.

Так как сочинения Хвостова никто не покупал, он издавал их на свой счет. Великое множество раз в течение пяти десятилетий выходили в свет его творения – от увесистых томов до тонких брошюрок. Книги печатались на дорогой бумаге, переплетались в роскошные переплеты, украшались великолепными иллюстрациями и золотым тиснением. Трижды выпускал он полное собрание своих сочинений, каждый раз скупая нераспроданный тираж предыдущего. Титульные листы томов украшали эпиграфы, выражавшие убеждения автора: «Люблю писать стихи и отдавать в печать», «За труд не требую и не чуждаюсь славы».

На томе, включавшем басни, был такой эпиграф: «Все звери говорят, но сам поэт молчит».   С персонажами басен по воле автора происходили самые невероятные метаморфозы: голубь, запутавшийся в сеть, разгрызал ее зубами, осел взбирался на рябину, уж становился на колени, у козла оказывалась свиная туша, а ворона роняла сыр из пасти. Подобные превращения Хвостов объяснял с самым серьезным видом: «Многие критиковали слово пасть, свойственное только людям. Автор знает, что у птиц рот называется клювом, однако он употребил сие речение в переносном смысле, ибо говорится и о человеке: «Он разинул пасть» (Словарь Российской Академии).

Хвостов был знаменит не только тем, что писал бесталанные произведения, но и другим – с завидной настойчивостью распространял их. Останавливая знакомых на улице, он часами читал им свои творения, приглашая к себе в гости, потчевал отменными блюдами французской кухни и бездарными стихами собственного сочинения. Узнав о каком-нибудь званом обеде, являлся на него заблаговременно и раскладывал на столах рядом с приборами свои книги, затесавшись в толпе гостей на балу или рауте, украдкой рассовывал брошюрки по их карманам.

Никто его творений не читал и не покупал, однако автора нисколько это не смущало. С исключительной щедростью он дарил их знакомым и незнакомым, рассылал в библиотеки академий, университетов, гимназий, всевозможных ученых и литературных обществ, русских и иностранных, преподносил в подарок королям, министрам, знаменитым ученым и писателям. Заказывая переводы своих творений на иностранные языки, щедро оплачивал труд переводчиков. Направляясь в свое имение, на каждой почтовой станции Хвостов оставлял свои сочинения и портреты, чтобы проезжающие скрашивали досуг чтением его творений и знали знаменитого поэта в лицо. Иногда, впрочем, он не ограничивался портретами. Так, морской библиотеке Кронштадта сиятельный стихотворец подарил не только все тома своих сочинений, но и мраморный бюст, запечатлевший его персону, который должен был украшать читальный зал библиотеки.

«Поэт, любимый небесами»

В 1825 году А.С. Пушкин написал «Оду его сиятельству графу Дмитрию Ивановичу Хвостову» – великолепную пародию, в которой «герой» сравнивался с… Байроном:

Вам с Бейроном шипела злоба,

Гремела и правдива лесть.

Он лорд – граф ты! Поэты оба!

Се, мнится, явно сходство есть.

Однако между поэтами обнаруживалось не только сходство, но и различие:

Никак! Ты с верною супругой

Под бременем судьбы упругой

Живешь в любви – и наконец

Глубок он, но единообразен.

А ты глубок, игрив и разен,

И в шалостях ты впрямь певец.

Разумеется, такое событие, как наводнение в Петербурге осенью 1824 года, позднее изображенное Пушкиным в «Медном всаднике», Хвостов не мог оставить без внимания – он сочинил предлинное тяжеловесное творение «О наводнении Петрополя», из которого в памяти неблагодарных потомков остались лишь две строки:

По стогнам там валялось много крав (коров),

Кои лежали, ноги кверху вздрав.

Иллюстрируя в 1824 году пушкинскую поэму, А.Н. Бенуа не обошел вниманием этот эпизод – он изобразил стихотворца с пером в руке парящим на облаке, под которым видны крохотные фигурки коров, которые действительно лежат на земле, «ноги кверху вздрав».

В «Медном всаднике», описывая Петербург, возвращавшийся к жизни после страшного наводнения, Пушкин как один из моментов возрождения столицы упомянул:

Граф Хвостов,

Поэт, любимый небесами,

Уж пел бессмертными стихами

Несчастье невских берегов.

Любовь, достойная таланта

Хотя Хвостов был видным сановником и считал себя гениальным поэтом, он был чужд высокомерия и надменности. Скромный, доброжелательный, отзывчивый человек, Дмитрий Иванович хорошо знал свои слабости и сам первый смеялся над ними. В молодые годы, только вступив на поэтическую стезю, он сочинил «Эпиграмму на самого себя»:

Стихи писать

И их читать

Везде намерен.

В печать их никогда не буду выдавать,

Не будет и меня никто критиковать –

Я в том уверен.

Не может пострадать певца такого честь,

Которого нельзя расслушать и прочесть.

И не вина, а беда стихотворца, что он, уверовав в бесчисленные похвалы, сделался невольником лести и много лет спустя, публикуя «Эпиграмму на самого себя», дополнил ее примечанием: «Автор не сдержал своего обещания, сделанного в молодости, единственно потому, что впоследствии многочисленные друзья автора и тем вместе друзья российского слова заставили его изменить этому шутливому обету, и, напротив, всё, всё, всё печатать он стал, что доказывается семью томами полных его творений».

Своей страстной и бескорыстной влюбленностью в поэзию Хвостов снискал расположение знаменитых писателей. Н.М. Карамзин писал И.И. Дмитриеву: «Я с умилением смотрю на графа Хвостова за его постоянную любовь к стихотворству. Это редко и потому драгоценно в моих глазах… Увижу, услышу, что граф еще пишет стихи, и говорю себе с теплым чувством: «Вот любовь, достойная таланта. Он заслуживает иметь его    , если и не имеет».

На закате лет Хвостов писал о себе так:

Восьмидесяти лет старик простосердечный,

Я памятник себе воздвигнул прочный, вечный.

Мой памятник, друзья, мой памятник – альбом.

Пишите, милые, и сердцем, и умом.

Я не прошу похвал, я жду любви, совета.

Хвостова помните, забудьте вы поэта.

Благодаря талантливым пародиям и эпиграммам современников Дмитрий Иванович Хвостов не был забыт. Сбылось предсказание, высказанное некогда К.Н. Батюшковым: «Хвостов своим бесславием славен будет и в позднейшем потомстве»