Ma tante

                Часть 2 (продолжение)
Из дальнейшего разговора стало проясняться следующее. Галочка –дочь брата Бори,и  родила ее студентка университета, в котором он работает, заведует кафедрой, читает лекции и занимается наукой. Мимолетный роман случился, когда Борина жена с сыном уезжала на какое-то время в Казахстан к своим родителям. Они поженились, когда Боря заканчивал аспирантуру и защищал диссертацию. Аня как раз писала диплом, и довольно остро стоял вопрос, как ей устраиваться на работу, чтобы быть поближе к мужу, и в то же время не сильно упираться в науку. Аня уже была беременна, когда Борину лабораторию стали уплотнять, начались какие-то непонятные движения внутри коллектива, в стране тоже все стало стремительно меняться. Кира не хотела вдаваться в подробности: «Короче, ему предложили кафедру в нашем университете, он попсиховал и согласился. И они приехали к нам, к родителям. Прабабкина квартира оказалась как нельзя кстати.» А когда Левушке, их сыну было уже лет двенадцать, и Борина жена решила, что мальчику будет полезно летом пожить с бабушкой и дедушкой, а потом, погостив немного сама, захотела еще недолго побыть со стариками. Словом, эта поездка обернулась отсутствием семьи рядом с братом Борей без малого два месяца. Им и раньше случалось разлучаться на некоторое время, поездки в командировки случались и у Бори, но такие внушительные последствия приключились впервые. Кира не стала много распространяться по поводу того, как утрясали всю эту ситуацию, было очевидно, что решали возникшую проблему всей семьей. И ведь решили! Кира в продолжении пересказа этой странной истории все время сохраняла какое-то веселое и беззаботное настроение. Верочка уже и забыла, что ей хотелось поделиться с ней своими женскими печалями и сомнениями, может быть, даже посоветоваться; она только осторожно, боясь неловким словом коснуться нежелательных, как ей казалось, тем, все-таки позволила себе задать несколько вопросов: «Кира. Я правильно поняла, что мать Галочки оставила девочку вам и уехала?»
- Какая ты умница, Верочка. Все правильно, она нашла мужа в Германии и уехала с ним в Израиль!
- Ничего себе.
- Марина хорошая женщина, Вер. Не осуждай ее, пожалуйста. Всякое бывает…
- А ее зовут Марина?
- Да.
Вера, испытывая растерянность, собиралась с мыслями, а Кира, с удовольствием наблюдая произведенный ею фурор, строила потешные гримасы и ухмылялась. Вера потом уже вспоминала, что такой легкой веселости и игривости не замечала в Кире в студенческие годы.
- Кирюш, прости меня, боюсь показаться совсем бестактной, но у тебя же еще может быть своя семья и дети?
- Не понимаю, как Галочка может мне помешать теперь, если и раньше, когда ее не было в моей жизни, не случилось того, о чем ты говоришь. Подумай сама!
«А Боря что?» - Вера не унималась – «Что он вообще себе думает?»
«ОЙ! Верочка. Ну что он думает? А что он думал, когда создал эту ситуацию?» - Кира перестала смеяться, но веселости не утратила – «Все на своих местах: Боря- отец, Лева – брат Галочки, Аня -  жена Бори, я – тетка, Галочка живет со мной, с бабушкой и дедушкой, часто бывает в той семье, там у нее есть все – кроватка, шкафчик, стульчик, чашка-ложка. Но она – МОЯ девочка, и это никто не оспаривает, и это всех устраивает!» «Высокие, высокие отношения!» - не сдержалась Вера, а Кира закивала и опять громко засмеялась.
-Объясни мне, Кира, ты поэтому хочешь другую работу? Чтобы иметь возможность больше времени уделять девочке?
- Именно, Верочка. Ничто меня так не занимает и не приносит столько радости и кайфа, как эта малышка.
Вера не могла отделаться какое-то время от странного ощущения, что у нее что-то еще, вызывает недоумение, а потом сообразила – брат Боря! Он совершенно перестал интересовать сестру. Точнее, она по-прежнему относилась к нему с теплотой, но того обожания, той уверенности, что он способен осчастливить любую женщину уже явно поубавилось. Ее совершенно не смущало то, что Галочкина мама очевидно не относится к этой категории женщин, да и ее взгляд на Борину жену тоже видоизменился. В ее отношении просматривалось бережное уважение, пожалуй, так бы определила его Вера.
- Но, Кира…столько во всем этом всяких «но»…
- Ты хорошая, Вера. Жаль, что мы прежде не нашли возможности подружиться, ты так мило все воспринимаешь. Давай, я тебе подарю комплект косметики, ты попробуешь, и если тебе понравится, я дам тебе сразу телефон московской дамы, у которой ты сможешь взять то, что тебе подойдет. У тебя какая кожа? Не сухая же, как у меня?
- Господи, Кира! Какая косметика? Ты это о чем?
Кира уже опять посмеивалась, получая удовольствие от всего – Вериной растерянности, чая с молоком, который ей принесли по ее просьбе и какого-то немыслимого пирожного.
- Я, Верочка, еще вчера думала, что буду тебе ее продавать, как нас учили на этих семинарах, а теперь точно знаю, что ничего такого не буду делать. Это ужасно утомительно! Но косметика, на удивление, действительно хорошая, поверь мне.
Она опять заулыбалась, с еще большим удовольствием принялась за свое пирожное и долила в чашку из чайника травяной сбор, заказанный Верой: «Ты всегда была красавицей, а теперь, Верочка, ты еще и какая-то очень женщина. Класс!» - никакого желания польстить, ни тени лукавства, не проскользнуло в ее фразе.
Вера, кстати сказать, еще пару лет пользовалась кремом, тоником, гелями для лица и рук по рекомендации Киры, которые ей поставляла «московская дама», пока та не начала предлагать ей купить всякую всячину, какие-то приборы, кастрюли, посуду. Тут их сотрудничество сошло на нет. С Кирой с тех пор они поддерживали довольно теплые и доверительные отношения, но подробности «сотрудничества» ее, мягко говоря, не интересовали – Верочка, ты такая умница, ты же лучше всех знаешь, что тебе надо; не беспокойся, пожалуйста, мне совершенно безразлично, что там подумает эта женщина – Кира легко поддержала Верино желание отделаться от настойчивой дамы. Нельзя сказать, что общение между ними с тех пор стало совсем близким, но теперь они связывались друг с другом регулярно. Причем, инициатором общения чаще выступала Вера, а Кира, в свою очередь, всегда живо откликалась, но сама не искала поводов для встреч и разговоров. Да и виделись они до приезда Киры с Галей в Москву только однажды, в тот раз, когда Кира с Галей были проездом в столице во время поездки школьного струнного оркестра на какой-то фестиваль в Венгрию. Галочке было лет девять, она второй или третий год играла на своей виолончели, и Кира, как верный оруженосец сопровождала ее везде. «Гусик со своим коллективом будет на автобусной экскурсии по городу, а я смогу подъехать на часок повидаться с тобой, куда скажешь.» - у Киры в голосе было сомнение, и Верочка предложила встретить их вечером на вокзале и проводить. «Если, тебе так удобно, я бы, конечно, поддержала такой вариант, Вер, мне спокойнее, если я поеду с детьми на автобусе. Галочка, конечно, там будет не одна, но мне гораздо спокойнее, если я буду рядом.» - облегчение, с которым она это проговорила было очевидным. Верочка пришла на вокзал за два часа до отправления поезда. Пятнадцать детей разного возраста со своими чемоданами и футлярами, расположившись в зале ожидания, гомонили, шумели, что-то обсуждали и громко смеялись. Кира взглядом показала Вере на девочку в синей курточке, которая выглядела явно младше других. «Вот педагог говорит, что, если мы хотим ее развивать, пусть едет вместе со всеми. Значит, и мне надо ехать…я не нашла аргументов, чтобы возразить. Столько бумаг пришлось оформить, чтобы мне ее вывезти, я же ей не родитель…».
- Хорошая девочка, Кира. На тебя немного похожа.
-Да что ты, Вера! Откуда?
Она покраснела от удовольствия и смущения.
- Ерунда все это. Похожа-не похожа. Она чудесная! Обожаю!
В этот момент ребенок заметил рядом с теткой ее знакомую, что-то сказал ребятам навроде того - «я сейчас» - и подошла поздороваться:
- Кира, там ребята загадывают загадки, я что-то ничего не могу отгадать. Я же не глупая, нет? Просто, они постарше, да ведь? Здравствуйте. Вы – Вера, я поняла, а я Галя.
Она произнесла это с упором, выразительно взглянув на Киру. Та захохотала и начала оправдываться: «Я так и сказала, я никак по-другому тебя не представляла, Гусик.» Девочка поджала рот, вздохнула и посмотрела на тетку укоризненно.
- Здравствуй, Галочка. Извини, что отвлекла тебя.
Вера тоже смеялась, наблюдая, как девочка настаивает на том, чтобы с ней обращались «уважительно» в присутствии ребят постарше и других взрослых. «Ничего. Я пойду, ладно?» - она улыбнулась, ткнулась личиком в Киру, отпрянула и поспешила к компании.
- Почему Гусик?
И Кира с удовольствием и энтузиазмом начала объяснять все этапы трансформации имени девочки.
- А как твой мальчик, Верочка?
- Мальчик!? Ему уже 21 год, он через два года защитит диплом, у него борода, подруги и большие планы на жизнь.
- А у Олега как дела?
- Нормально. Думала, он заберет меня с вокзала, но, видимо, придется взять такси – у него какие-то срочные дела… Моя машина в ремонте...
Кире показалось тогда, что Вера быстро перевела разговор на другие темы, которых у них накопилось, пока они не виделись, в избытке.
-Ты все-таки в школе работаешь?
-Да. Это очень непросто было, но мне повезло и удалось снизить нагрузку так, чтобы это всех устроило: и администрацию, и коллег, и меня. Как-то организовалось, хоть и не без труда. Слава Богу.
- Как родители?
- Сложно. У тебя ведь тоже, наверное?
Вера кивнула – родители не молодели ни у кого, и эта тема для каждого имела свой оттенок болезненности.
Вера Сергеевна порой раздражалась пассивностью Киры в отношении поддержания контактов. «Разве только мне это надо? Почему все время я ищу возможность пообщаться, а Кира, хоть и воспринимает всегда ее живо и с готовностью, сама никогда не проявляет инициативы.» - она переставала писать, напоминать о себе, когда ей приходили такие мысли в голову, а, спустя некоторое время, вновь накапливались переживания по разным поводам, накрывало ощущение бессмысленности и одиночества, какой-то безнадежности и безысходности, надо сказать, порой совершенно беспричинной, как могло бы показаться со стороны и, Вера писала Кире на почту, скайп или просто в телефоне. Они короткий промежуток времени общались очень активно, а потом опять все затихало. Вера проследила закономерность – на протяжении какого-то времени после общения с Кирой ее не покидала радость жизни, не восторг, не бодрость духа, а тихое спокойствие и умиротворение. Даже в очень непростые жизненные периоды Вера замечала, что при соприкосновении с Кирой, ее собственная жизнь перестает ей казаться такой изнурительной. А такое случалось. Порой накатывало изматывающее состояние полной бессмыслицы во всем.  Бывали моменты, когда Кира позволяла себе пожаловаться Верочке на свои трудности, сокрушаясь на отсутствие собственных сил в решении разного рода неурядиц, даже поплакать, но по непонятным для Веры причинам, такое Кирино поведение никогда не усугубляло ее собственных тревог и переживаний. Особенно горестными жалобами Киры были, когда умирал ее отец на протяжении полугода от онкологии. Тогда она в конце концов перестала совсем отвечать на Верины звонки, написав только – я не могу ни с кем разговаривать, прости. А после похорон сама же сообщила ей, что все позади для всех, и она готова поговорить, когда Верочка захочет, и указала новый номер телефона. И все вернулось на прежние места – Вера иногда звонила, писала, раздражалась Кириной безынициативностью, а потом примирялась со сложившимся положением вещей. Позже она стала догадываться о природе их согласия – Кира никогда не сравнивала себя с Верой, ни в чем с ней не соревновалась, пытаясь за ее счет оправдать правильность своей жизни, не завидовала и не старалась вызвать зависть в ней самой. Вера сразу поняла, что она так себя ведет не потому, что никак не примеряет на себя Верину жизнь, конечно, ей тоже многого хотелось, но безотносительно чьих-то чужих возможностей. Только однажды в разговоре Кира в сердцах произнесла: «Господи, Верочка, я так тебе благодарна, что ты принимаешь меня безусловно, без всякой оценки и критики, и не даешь обременительных советов.  И мне не приходится огрызаться и оправдываться.» Она не смеялась, как обычно, когда говорила о серьезных вещах. Разговор шел, как всегда, про Гусика, про ее виолончель, прочно укоренившуюся к тому времени в их жизни, про планы на будущее, про брата Борю, которому сильно не нравится, как тетка воспитывает девочку, про его жену, считающую, что Кира напрасно поощряет блажи Гали, чем усложняет жизнь всей семьи. А на самом деле, по мнению этой самой тетки, никто просто не хочет ответственности и неопределенности на долгое время потому, что сложно представить себе то, чего в семье прежде не было. А виолончели не было. Отправить девочку изучать языки, благо у нее есть способности, и дело с концом. Всем хочется решить проблему раз и навсегда, а «так не бывает с людьми – человек живет, меняется и ничего не может гарантировать.» Вере очень захотелось тоже решить вопрос раз и навсегда, сказав, что, вообще-то, это Боря Галочкин отец, и Кире не обязательно брать на себя так много ответственности, и пусть он уже с этими сложностями как-нибудь осваивается, но вдруг подумала о своем муже Олеге, о его неприязни к «сложностям», не трудностям, нет, а, именно, вот к «этим сложностям» и осеклась, сообразив, что ее собеседница не нуждается в советах такого рода, и сама их никогда Верочке не дает. И вот тогда Кира вдруг с глубокой сердечностью произнесла слова благодарности Вере за ее тактичность. «Кто-то обязательно должен быть заинтересован в человеке, не в его благоустройстве даже, а в проявлении его права на самобытность. Не знаю, как правильно сказать. Она родилась, живет, назад в живот ее не вернуть! И она не обязана ни оправдывать чьих-то ожиданий, ни избавлять кого-то от напряжения, она имеет право на индивидуальность, не опасаясь ошибок и упреков!» - Кира не могла облечь в точные слова того, что чувствовала в тот момент. Во всяком случае, Вера именно так тогда подумала. Она, пожалуй, впервые, явственно поняла, что Кира будет делать все, что, по ее мнению, в определенный момент потребуется для Гуси, и если она, Вера хочет, чтобы они сохранили такие отношения, как теперь, лучше постараться попробовать, если не понять ее мотивы, то хотя бы не заставлять ее перерабатывать чужие сомнения, которых, как оказалось, у нее самой предостаточно. «Верочка, я играю на чужом поле во всех отношениях…понимаешь, никто не виноват в таком моем непонятном положении, но так не хочется потом оказаться самой виноватой в чужих проблемах…» - Кира никогда не позволяла себе прежде такой откровенности в разговоре относительно своей в общем-то неустроенности. Она не позволяла никому оценивать ее жизнь и, уж тем более, сочувствовать, держась всегда с достоинством и независимо. Поэтому неожиданно было оказаться свидетелем ее растерянности. Вера подумала, что эта странная женщина всегда была очень ранима и чувствительна, поэтому в юности так отчаянно защищалась, производя впечатление резкой, едкой и даже грубой, тяготясь своей тонкости и беззащитности.
Когда племянница закончила музыкальную школу, ей было четырнадцать полных лет, и Кира стала возить Гусю в Москву на консультации к педагогу по классу виолончели. Московский педагог, услышав ее на одном из конкурсов, высказалась совершенно определенно относительно необходимости продолжать дальнейшие занятия музыкой – «и тело, и голова, и слух, и руки - все идеально оформлено для игры на виолончели» - таково было мнение специалиста, к которому они стали ездить с завидной регулярностью. В музыкальное училище можно было поступать только после окончания 9-ти классов гимназии.
Они приезжали на один день, ходили на урок и сразу уезжали назад. Не всегда получалось увидеться и поговорить – то у Веры были дела, то тетка с племянницей были ограничены во времени. Зимой особенно было особенно трудно повстречаться, почему-то обе ужасно спешили покинуть столицу и вернуться домой. А вот если поездка приходилась на лето или весну, то они могли позволить себе задержаться на день-другой, чтобы погулять, сходить в какой-нибудь музей. Тогда-то им и удавалось повидаться и пообщаться.  Останавливались эти двое всегда в каком-нибудь хостеле в двухместном номере, и на все приглашения Веры погостить у нее отвечали отговорками и мягким отказом. Даже Олег, у которого с самого начала их общения накопилось много вопросов и недоумения по поводу и самой Киры, и ее девочки, и, конечно же, виолончели, даже он, услышав, что Вера в очередной раз собирается встретиться с приятельницей теперь где-то в районе Крымского моста, чтобы погулять и поболтать, позволил себе комментарий: «А почему они никогда не останавливаются у нас, уж не такая это проблема! Странно даже…они же часто приезжают, у них инструмент…»
-  Я думаю, что именно потому, что приезжают регулярно, они не хотят никого обременять…Предполагаю, что это только начало, и им еще предстоит большой переезд.
- Странная она, эта твоя Кира. Нелепая какая-то.
Олегу не очень импонировало общение жены с провинциальной приятельницей, которая «носится со своей племянницей, как с писаной торбой» и совершает какие-то, по его мнению, нерациональные действия ради ее образования. «Что учить музыке девочку у них там нельзя?» - он позволил себе высказаться вполне определенно, когда прошло почти два года наездов тетки с девочкой в Москву, и он, наконец-то, вник почему они ездят и ездят в Москву.
Их совместные прогулки с Верой по Москве обычно осуществлялись в день консультации. Утром они приезжали и отравлялись на урок к педагогу по предварительной договоренности, потом отвозили громоздкий футляр в номер, в котором потом ночевали. Номер обязательно должен был быть отдельным, чтобы можно было спокойно оставить инструмент – они очень пеклись о своей виолончели. Потом перекусывали где-нибудь и уже ближе к вечеру встречались с Верой в заранее оговоренном месте.
Это был первый раз, когда они встретились, спустя долгое время, прошло лет семь после поездки Гали со школьным оркестром в Будапешт. Тогда Вера Сергеевна, уставшая на работе, вообще корила себя за легкомыслие, с которым напросилась на встречу с ними, ей было интересно посмотреть на Галочку, как она изменилась, любопытно было взглянуть на Киру. Но, когда в конце рабочего дня захотелось домой на диван вытянуть ноги и забыть обо всем и обо всех, она уже не на шутку сердилась на свое неожиданно взыгравшее любопытство.  Кира с Гусей ждали Веру около музея изобразительных искусств имени Пушкина. К моменту ее появления тетка с племянницей уже успели зайти в него и «пробежаться по импрессионистам». Верочка забеспокоилась, что им не удалось хорошо посмотреть экспозицию за короткое время до встречи с ней, на что Кира, посмеиваясь и маша рукой в Галину сторону, сообщила:
- Верочка, умоляю, не морочься! Мы потом еще и еще раз придем, а сегодня составили впечатление, и пока нам хватит, да, Гуся?
- Ну ладно…А то я уж и засомневалась…
Галочка кивала с улыбкой на все, что произносили тетки: «Да. Нам сегодня достаточно…»  Она производила впечатление совершенно взрослой девушки издалека, и только при ближайшем рассмотрении было видно, что это подросток со щенячьей неуклюжестью, детской мордочкой и хоть и очень умненьким, но абсолютно невинным выражением лица. Она была выше Киры ростом, крупнее ее по телу. У тетки вообще рядом с ней был довольно тщедушный вид, на первый взгляд, и та все время держала «свою девочку» в поле зрения, периодически заглядывая ей в глаза, если обращалась к ней с каким-нибудь вопросом. Вера не помнила, чтобы Кира так трепетала рядом с Гусей в свой прошлый приезд, но быстро сообразила, что сама сложно привыкала к изменениям в собственном ребенке, когда Даня превращался из мальчика в мужчину, и как она заново училась вести себя с ним осторожно и аккуратно, как на минном поле. Она не без усилий уговорила тетку сесть рядом с ней на пассажирское сиденье в машине, чтобы было удобно поболтать. В конце концов Галочка сама предложила Кире:
- Я не заскучаю одна сзади, не волнуйся. Тем более, я в наушниках буду, если вы не возражаете.
- Аа! Точно! Ты же в наушниках…
Кира тут же пояснила Вере, усаживаясь рядом с ней: «Я забыла – ее немного укачивает в машине, наушники спасают. Слушает музыку и закрывает глаза.»
- Мы куда, Верочка?
- Поедем, посидим где-нибудь, поужинаем, да?
Верочка уже не чаяла, когда они усядутся удобно, поговорят и поедят. Пока ехали в машине, Кира старалась не приставать с разговорами и сама не болтать много.
Они заняли столик в небольшом кафе, куда их привезла Вера и, Галочка с любопытством взялась изучать меню, поглядывая то на тетку, на ее знакомую. Глаза у подростка так и заблестели.
«Как у вас дела? Как Олег?» -Кира проявляла искренний интерес. «По-разному.» - неожиданно уклончиво ответила Вера, посмотрев куда-то в сторону, и Кира засомневалась в том, стоит ли дальше о чем-то спрашивать, пока тебе ничего не рассказали, и все-таки продолжила: «А Даня? Как?» «Он, по всему видно, скоро женится. Да и пора. Ему уж скоро тридцать лет!» - Верочка явно оживилась и повеселела при упоминании о сыне – «Хорошая, в принципе, девушка. Замуж за него хочет, семью свою, дом и все, что полагается.» Галочка, помалкивающая все время, с вниманием и интересом слушала беседу, и Киру это не смущало, как в прочем, и Веру – что поделать, если не получается поговорить один на один, да и девочка ведет себя исключительно воспитано и деликатно. Она посмотрела внимательно на ту и спросила серьезно:
- Ты решила окончательно, что будешь заниматься музыкой?
- Как Вам, сказать…вообще-то я еще не решила, да Кир?
Она посмотрела на тетку, и та спокойно продолжила, обращаясь к приятельнице:
- Что она может решить в этом возрасте, Вера, сама подумай! Все равно решение принимает взрослый человек!
- Да, но это такая ответственность!
- Мы пока ездим, готовимся поступать, а там посмотрим…Обещать – не значит жениться, да, Гусь.
Галочка с явным сочувствием смотрела на тетку, которой не могла облегчить жизнь, как бы ей этого не хотелось. А Кира с некоторым напряжением и вызовом, не стесняясь девочки произнесла: «Они, все как один, эти педагоги настаивают на том, чтобы ребенок поклялся им кровью, что очень хочет заниматься у них, просто мечтает, понимаешь. Каждому нужно выдать индульгенцию, чтобы преподаватель потом мог трясти ею перед носом и выжимать из ребенка его ресурс без сомнений и оглядки. И во многих случаях это срабатывает…но… Вера, голубушка, что она может сейчас о себе понимать, ей исполняется скоро всего пятнадцать лет! Короче, мы готовимся по полной программе к поступлению в училище при консерватории, а там видно будет…Галя вообще способная девочка; да, Гусик?» Кира скорчила рожицу и принялась старательно жевать, запивая еду большими глотками воды и сосредоточенно насупив брови. Но пребывала в этом состоянии буквально минуту, вслед за тем она опять сморщила нос, выпятила нижнюю губу и идиотским голосом проскрипела: «А мы уйдем на север, а мы уйдем на север…», а Галочка с улыбкой извиняющимся тоном произнесла: «Ну простите, от меня один дискомфорт!», Верочка тут же вспомнила фильм «Покровские ворота», фразу из которого узнала по интонации, с которой ее произнесла девочка.
- Поняаааатно, что ничего не понятно.
Верочка не знала, что сказать, она только подумала, что опять у Киры все непросто.
«Галя, а можно я все-таки спрошу у тебя?» - Вера обращалась к девочке, но смотрела на тетку, понимая, что без ее разрешения не должна приставать к подростку. – «Почему все-таки виолончель? Очень большой инструмент…» Галочка, не скрывая разочарования – ну от Вас неожиданно это слышать: «Зато, он похож на человека, и голос у него совершенно человеческий…И, между прочим, я всегда играю сидя…А хорошего виолончелиста еще поискать!» Верочка взглянула на девочку с интересом и уважением, сделав для себя вывод, что больше докучать со своими вопросами не станет – это ЕЕ вопросы, а у Гали они какие-то другие…
- Извини, я поняла. Спасибо.
- Не за что!
Галочка торжествующе, но очень доброжелательно улыбалась, А Кира с любопытством в глазах, молча наблюдала за диалогом своей племянницы и Веры. Потом как-то утвердительно кивнула и со вздохом произнесла: «Да, играет сидя, для спины еще не известно, что лучше…Нет, Гусь, я просто это к тому, что у каждого своя нагрузка…» Они еще потом приличное время провели за столом кафе, пили чай, несколько раз заказывали разные десерты, чтобы Галя попробовала все, что ей приглянулось, а потом тетка доедала остатки пирожных, которые не понравились Гусе. Вера, посмеиваясь, тоже лазила ложкой в Кирину тарелку и вспоминала, как она подъедала за Даней в детстве оставшуюся после него еду.
Она не делала секрета для Киры в разговорах по скайпу и телефону, что в ее отношениях с Олегом много разного, что доставляет женщине и боль, и переживания, и огорчения с разочарованиями. Кира никогда не настаивала на подробностях, а Вера довольно обтекаемо проговаривала, что ее семья не всегда обеспечивает ей чувство защищенности, в котором нуждается, по ее мнению, любая женщина. Верочка осекалась, когда ей хотелось поделиться с Кирой своими чаяниями – у той ведь совсем нет собственной семьи – это ее останавливало. Однако, и в этот раз, не сказав ничего конкретного о своих печалях, она, как обычно, после общения с ней почувствовала себя спокойнее и осмысленнее. В обществе тетки и племянницы Вера все время ощущала какую-то праздничность и радость существования, не говоря уже о том, что рядом с ними прошла эта изнурительная усталость, с которой она приехала на встречу. Слегка нервозная веселость Киры, закрытость девочки не создавали ожидаемой от них дополнительной нагрузки. Необъяснимая легкость бытия исходила от этой не совсем устроенной в жизни парочки, обремененной кучей нерешенных вопросов и серьезных задач. Вера с удивлением для себя обнаружила, что, вернувшись домой, она переделала еще кучу мелких домашних дел, которые откладывала до выходного. Муж, слегка удивленный таким «энтузиазмом в конце дня», поинтересовался, как там ее знакомые, и Вера, предполагая, какие вопросы его интересуют, ответила: «Знаешь, Кира и правда очень носится со своей девочкой, но, во-первых, это никак не раздражает и не мешает общаться, а, во-вторых, сама девочка на редкость адекватная и сознательная. Вроде совсем подросток еще, но порой складывается впечатление, что она для Киры не меньший авторитет, чем тетка для нее…Не знаю, как объяснить…» Олег только неопределенно пожал плечами ей в ответ- какие сложности…
Потом почти год, приезжая на уроки Кира с Галей заранее сообщали Вере о своем появлении в столице, но встретиться им так и не удавалось. Только весной они смогли вновь повидаться. «Мы хотим с Гусей сходить в Третьяковку на Крымском Валу, нам обязательно надо завести виолончель в гостиницу, а потом можно пересечься там же.» - Кира бодрым голосом делилась своими планами.
- Кирюш, я могу освободиться в этот раз пораньше, заехать за вами сразу после урока, и мы бы поехали в галерею вместе, а инструмент оставили б в машине…А? Как вам?
- Чудно! Мы заканчиваем около половины третьего и подойдем туда, куда тебе удобнее подъехать. Было бы здорово.
«Что? Опять приезжают?» - Олег стал свидетелем телефонного разговора жены. И тогда-то и позволил себе некоторые комментарии по поводу знакомых Веры, их приездов, странного, на его взгляд, поведения и отношения к жизни, как и взаимодействия с окружением. Веру вообще удивило само внимание, которое он уделил ее знакомым – у них уже давно было принято не обсуждать своего общения за пределами семьи. Совсем. Вера с грустной иронией замечала – в таких случаях принято говорить «живут каждый своей жизнью».   
Она неожиданно для себя обнаружила, что ожидает встречу с предвкушением приятного времяпрепровождения и легким нетерпением. Соскучилась.
Удовольствие доставляло само шатание по залам современного искусства, изумленное рассматривание некоторых инсталляций. Тетка с Галей порой позволяли себе делать колкие замечания и комментарии со смехом и гримасами на предмет увиденного. «Матент, скажи, у тебя тоже возникают сомнения относительно некоторых экспонатов?» - вид у Гали был слегка растерянный – «Может быть, я совсем темная, но, боюсь, что некоторые конструкции в твоем, например, исполнении были бы попригляднее…» Кира с Верой переглянулись и, с трудом сдерживая смех, с готовностью закивали головами. «Дело ведь не в том, что кто-то что-то сконструировал, как собственное высказывание, я полагаю, а в том, что кто-то осмелился на это высказывание раньше других…» - Кира, по Вериным наблюдениям, при всей своей резкости и спонтанности еще со студенческих времен, всегда старалась быть справедливой.
- Кирюш, а почему она говорит – «в твоем исполнении» - ты тоже что-то творишь?
- «творишь»! Ооо! Да! Я иногда поделываю что-нибудь руками, пустяки всякие.
«Вер, у Киры золотые руки!» - Галя неожиданно перешла на «ты» в разговоре с теткиной приятельницей, и это никому не показалось грубым или неуместным – они настолько живо и весело общались, что такой поворот оказался совершенно естественным. «Я немножко шью, немного вяжу, немного, совсем немного рисую, многие мои знакомые женщины делают все это гораздо лучше…» - Кира заметно утихла и даже погрустнела. Это не помешало ей с интересом продолжить осмотр – стул, прикрепленный к стене, огромные красные языки в стразах, красная деревянная дверь, как отдельный экспонат и еще много всего, на что Галя таращила глаза и с нескрываемым укором поглядывала на тетку, всем видом своим требуя объяснений и комментариев. Они заметно повеселели и оживились, перейдя к осмотру современной живописи. «Пусть это тоже не так традиционно, как мы привыкли, да, Кир? и тем не менее, даже непривычная живопись воодушевляет и доставляет радость.» - девочка-подросток хоть и стеснялась своего невежества, но настойчиво искала собственного понимания и осмысления возникающих ощущений – так показалось Вере. Ни тетка, ни ее девочка не старались казаться умнее, образованнее, но и кичиться своим простодушием тоже не собирались. «Хорошо с ними.» - думала она – «Простые и неглупые. Когда бы я еще вот так сходила в галерею – не тогда, когда вся столица, как подорванная стремится попасть на «значительную» выставку, а вот так, как сегодня – просто побродить по залам, осматривая постоянную экспозицию, болтая и делясь собственными впечатлениями от увиденного, не боясь попасть впросак из-за недостатка специальных знаний и образования. При том, у этих двоих все в порядке со вкусом, как мне кажется. И какое-то здоровое любопытство без тени фанатизма до получения новых знаний.» Потом сидели в кафе прям там в галерее и, опять Галя пробовала то, что никогда не ела прежде. «Вообще-то, Гусик только недавно стала с интересом исследовать незнакомую и непривычную для себя кухню. Очень долго сохраняла детский консерватизм – только та еда, которая хорошо опробована и проверена годами!» - Кира излучала восторг, делая заказ с новыми для них названиями, и радовалась, как казалось Вере, больше племянницы. Галя сходила к витрине буфета и, поспешно вернувшись к спутницам, с любопытством и блеском в глазах поинтересовалась: «Матент, скажи, пожалуйста, а что такое ливЕр. Там пирожки с ним?» Кира на мгновение замерла, напряженно соображая, что за «ливЕр» такой и, поняв, о чем речь, с обожанием оглядывая свою девочку, захохотала:
- Не ливЕр, деточка моя! Ливер! Ливер! Но ты это, скорее всего, не будешь! Ты такое не ешь!
- Что это? Почему?
- Ну как сказать…это потроха, кишечки всякие, понимаешь?
- Даааа…а какое слово красивое…
Вера тоже с восторгом наблюдала за покрасневшей то ли от смущения, то ли от разочарования девочкой, которая с еще большим интересом отправилась дальше изучать витрину.
- Она тебя называет «матент», так занятно.
- Да. Помнишь фильм «Формула любви»; стала постарше, посмотрела и иногда ко мне так обращается.
- Вы теперь, когда появитесь в Москве?
- Мы, Верочка, теперь приедем в конце июня поступать в училище, я уже и номер забронировала на две недели. Им и общежитие дают, но мы решили, что поживем отдельно.
- Кирюш, а если она поступит, вы как дальше планируете…?
- Верочка, я пока не в силах об этом говорить, там будет видно…
Вернулась Галя, осторожно потянула Киру к витрине и, чтобы не произнести неправильно очередное экзотическое название, ткнула пальцем в стекло напротив интересующего ее хитроумного сооружения из хлеба, салата, котлеты и еще чего-то там. Кира жалобно посмотрела на племянницу и кивнула в знак согласия. Они принесли с собой из буфета бумажный пакет с какой-то едой, когда к их столу подошла официантка с заказом на большом подносе. Галочка поочередно посматривала на еду, принесенную официантом и ею самой, и со смехом констатировала: «Я, как та обезьяна из анекдота, мечусь и не могу решить, красивая или умная – разорваться что ли!» Вера получала несказанное удовольствие, участвуя в гастрономических исследованиях своей приятельницы и ее племянницы-подростка, которая, на первый взгляд, выглядела старше своего возраста лет на пять. «Странно, ничего не делают особенного, но за ними очень приятно наблюдать. Обаяние – качество, которое никогда не применяли к Кире в молодости. Скорее, наоборот – она редко производила располагающее к себе впечатление…А в ней столько веселой живости, оказывается. Даже, когда она очень чем-то озадачена и загружена. Странно и удивительно.» - Верочке долго еще потом не приходила мысль, что искренность и непосредственность человеческих реакций, такая болезненная в юности, с возрастом ею, Верой, стали цениться гораздо больше, чем умение вести себя прилично. А Кира, в свою очередь, тоже училась проявляться адекватно ожиданиям окружающих ее людей, не теряя собственного восприятия и не позволяя себе травмирующих кого бы то ни было выпадов.
Когда в конце июля Вера вернулась из двухнедельного отпуска в Греции, уже было достоверно известно, что Галочка без проблем поступила в училище при консерватории с самыми положительными отзывами специалистов, Кира не в силах была скрыть радость и гордость. При этом она явно осунулась, похудела, и выглядела довольно изможденно на фоне посвежевшей, отдохнувшей и загорелой Верочки.  К тому моменту стало очевидно, что шестнадцатилетнюю Гусю никто не отпустит жить в общежитие, да и сама она каменела при одном упоминании об этом. Кира поинтересовалась, нет ли у Веры координат надежного риэлтора и, та без труда и проволочек нашла для нее телефон проверенного агентства. В конце августа тетка с племянницей перебрались на съемную квартиру. Кира без колебаний уволилась с работы за несколько лет до выхода на пенсию. И на осторожный Верочкин вопрос о том, на что она собирается жить, сухо и сосредоточенно ответила: «Я сдала свою квартиру. У меня небольшие собственные сбережения есть, а на Галочку и на жилье деньги, конечно, выделяет брат Боря.» - и, немного поколебавшись, добавила – «Мама Гали Марина присылает что-то на карточку с некоторых пор.» Оказалось, что Гуся очень даже общается со своей матерью, к чему Кира относилась на удивление спокойно и равнодушно – это Вера безошибочно определила - равнодушно и безучастно.
К удивлению Веры, живя в Москве, Кира, как и прежде, никогда не выступала инициатором встреч и общения. Она с регулярностью присылала афиши мероприятий, в которых участвовали и сама Галя, и симфонический оркестр училища, трио, квартеты, дуэты и любые коллективы, в которых она задействована. Вера Сергеевна никогда раньше не задумывалась, как много трудится этот совсем еще подросток, сколько времени занимает учеба, как непросто организована жизнь любого профессионального музыканта. Теперь ей было окончательно ясно, что Кирино присутствие рядом не просто оправдано, но в их случае – жизненно необходимо. Сама тетка неизменно замыкалась, когда разговор заходил на эту тему. «Пока человек сам не окажется в схожей ситуации, ему бесполезно что-либо объяснять…Ты другое дело – ты принимаешь нас…Но большинство моих знакомых никогда не поймут меня ни насколько потому, что никто из них добровольно не принял бы таких решений, как я. И я для них навсегда останусь нелепой и странной дурочкой. Увы. Когда до меня дошло, как это все выглядит и воспринимается со стороны, я перестала давать объяснения и оправдываться…понимаешь…» - примерно такой разговор происходил между ними периодически – было понятно, что Кира сама мучается и мечется, все время ищет для себя самой оправдания и объяснения; это понимала и сама Кира, и Вера. И, в то же время не возникало сомнений в том, что поступить иначе она не может и не видит других способов обустройства жизни своего Гусика. «Порой мне кажется, что, наверное, можно было как-то по-другому организоваться, а порой, я с такой ясностью вижу, что иначе просто не-воз-мож-но!» - Кира старалась не перекладывать на Веру своих переживаний и быстренько сворачивала разговор в другую сторону. Виделись редко.
Когда Вера Сергеевна поняла, что у Олега опять появилась «любимая женщина», которая по счету он уже и сам, наверное, не помнил, она даже с каким-то азартом и любопытством ждала, сколько времени потребуется на этот раз, чтобы эта «романтическая история» сама собой сошла на нет. Вера предвидела, как потом, когда его «чувство» остынет, он какое-то время с особым рвением будет участвовать в разных мужских мероприятиях своих знакомых и товарищей, как, то: баня, рыбалка, охота, стадион, постепенно возвращаясь к установившемуся жизненному порядку еще на пару лет. Обычно, в разгар всей интриги, Олег не позволял себе ничего такого, что как-то радикально отразилось бы на жизни его семьи – он не пропадал из дома, не становился раздражителен и придирчив, домашняя жизнь вообще не претерпевала внешних изменений, муж очень строго сам за этим следил. Но всякий раз, появление в жизни Олега нового увлечения Вера чувствовала безошибочно. Когда это случилось впервые, еще была жива Элеонора Васильевна, и ее участие и присутствие помогло тогда пережить тяжелый опыт без резких поворотов, на которые Верочка, конечно же, была готова. Тогда-то она поняла на всю жизнь для себя одно, именно, для себя – Вера Сергеевна предполагала, что у кото-то другого может быть по-другому, но для себя она усвоила одно – самое ужасное – это отсутствие человеческого тепла. Муж переставал выделять его в ее сторону, или тепла становилось гораздо меньше. Директор на работе однажды затеял замену окон во всех офисных помещениях, снабдив свою инициативу следующим комментарием: «Из-за плохой теплоизоляции мы, получается, отапливаем улицу. Непорядок.» Веру Сергеевну просто подбросило в тот момент – точно! Тепло уходит на сторону! Она стала пережидать зиму в своей семье, как сезонное явление, которое рано или поздно пройдет, всегда мучаясь, сомневаясь в правильности своего поведения и, никому не рассказывая об этом. Сын Даниил, пока был маленьким, спасал в таких ситуациях – Верочка чувствовала, как греется возле него в моменты нестерпимого холода, но позже и он стал догадываться о периодах отчуждения между родителями и тоже на время отдалялся от обоих, имея возможность укрыться в юношеских привязанностях, увлечениях и водовороте молодости. Кира оказалась первым человеком, после Элеоноры Васильевны, с кем можно было поговорить о своих переживаниях. Но при встрече с ней Вера вдруг и без жалоб на свои печали чувствовала какое-то странное облегчение и опасение, что своим нытьем разрушит атмосферу свежести и непринужденности взаимодействия, от которого согревается. Как это получается? – она периодически задавалась вопросом, почему именно Кира в своей неприкаянности и неустроенности вносит в ее существование то, чего ей так время от времени не хватает. Она сразу установила среди родных и знакомых определенный порядок отношения к Кире с ее девочкой. Весь стиль ее поведения и разговоров о ней диктовал всем строгое правило – об этой ее знакомой нельзя говорить пренебрежительно, не сметь судить о «том, что непонятно» критически только потому, что это вызывает вопросы. Ей не пришлось продавливать свою позицию напористо и явно – близким довольно было краткого пронзительного взгляда, стальной интонации в голосе, чтобы понять – этих лучше не трогать.
Галя проучилась к тому времени уже больше двух лет, Кира оформила официальный выход на пенсию и шутила, что теперь на вопрос о том, чем, собственно занимается тетка, девушка с непонятной гордостью произносила: «Она – пенсионер», отсекая последующие расспросы. Когда от мужа очередной раз повеяло новым дорогим парфюмом и вселенским холодом, Вере поначалу показалось, что она уже настолько привыкла к такого рода «ледниковым периодам», что готова с интересом понаблюдать, появятся какие-то новые признаки оледенения или в этот раз никаких неожиданных отклонений от климатической нормы не произойдет. И вдруг через небольшой промежуток времени, когда еще не замаячили в перспективе бани и рыбалки, она почувствовала нестерпимую и незнакомую тоску. Такого ощущения бессмысленности и беспросветности у нее не возникало даже во время первых увлечений Олега. «А я, оказывается, больше не могу…» - выдохнула она и позвонила Кире.
- Кирюш, завтра суббота, у вас есть какие-нибудь планы? Может сходим погуляем?
- Здравствуй, дорогая. Гуся очень занята завтра, а я собиралась в монастырь поехать…можем вместе с тобой
- В какой монастырь?
Вера слегка опешила.
- В Троице-Сергееву Лавру… Я собиралась автобусом от ВДНХ…Если ты можешь на машине, было бы клево…
Голос у Киры был тусклым и бесцветным, без привычной живости и веселости.
- Когда за тобой заехать?
- Галочка уходит утром на учебу на весь день, я провожу ее и могу подойти куда, скажешь.
- Я заеду за тобой.
- Давай, я доведу Гусю до метро и дождусь тебя, удобно? Часов в 9?
Утром следующего дня Олег, не вставая с постели поинтересовался: «Ты далеко? Суббота же…»
«Хочу с Кирой повидаться, надо ее куда-то отвезти, и мы давно не встречались.» - она с трудом сдержалась, чтобы не сказать, что ей самой невыносимо надо поговорить с кем-нибудь. Все выглядело так, как будто это Кира была инициатором встречи. «Случилось что-то?» - спросил Олег сонным голосом. «Давно случилось.» - подумала Вера, но вслух только произнесла – «Нет. Просто хотим встретиться.»
Вера подъехала и припарковалась на стоянке рядом с метро минут на 10 раньше уговоренного времени и издалека увидела идущих ко входу на станцию Киру с племянницей. Они подошли к стеклянной двери, тетка коротко обняла девушку, чмокнула в воздух, перекрестила, та кивнула в ответ. Кира отошла на несколько метров от входа в метро и огляделась по сторонам. Заметив знакомый автомобиль, чуть подняла руку и направилась к ней. Вера ожидала чего угодно, но увидев Киру, не смогла скрыть растерянности:
- Господи, Кирюша, что происходит!? Ты же вся почерневшая…
- Ничего, ничего, Вера, умоляю. Просто почти совсем не спала…
- Слушай, может, надо было Галю довезти сначала? Я не подумала…а виолончель где?
- Она оставили инструмент в училище вчера, пришла домой поздно и не повезла его с собой, раз сегодня опять с утра надо ехать туда. Плачет – педагог подгоняет, все время недовольна ее результатами…Гуся пашет и двигается в своем темпе, это не устраивает преподавателя…
Педагог подгоняет, недоволен, Гуся трудится, плачет и переживает, а тетка совсем не спит – это Вера поняла.
- Пусть поедет своим ходом, Вер, ей совсем не хочется общаться.
- Это я, как раз, очень хорошо понимаю, когда совсем не хочется общаться.
Они уже выехали со стоянки, и Вера еще раз на всякий случай уточнила: «Так, Сергиев Посад? Сейчас нас интересует Ярославское шоссе.»
Кира кивнул и повернула голову к окну. Они около получаса, пока ехали по городу, почти не разговаривая. Потом Кира неожиданно просто обратилась к спутнице: «Вер, а что у тебя случилось?» Та, уже сильно сомневаясь, что готова к разговору, попробовала переспросить: «Почему ты думаешь, что у меня что-то…?» -  мельком оторвавшись от дороги, взглянула в сторону Киры и осеклась, поймав уверенный и твердый взгляд:
- Ты, наверное, Кир, не помнишь, как в конце института я уже выходила замуж и все не могла понять, почему ты не делаешь того же, имея такую возможность?
- Почему? Я помню прекрасно…
- Я часто думаю о том, что твоя непонятная осторожность была совершенно оправданной…
Кира не дала ей договорить: «Вера! Стоп! Для меня была оправданной! Для меня! И то, я теперь и не знаю, насколько! Милая, я предполагаю, что сохранение семьи – дико сложная работа! И я всегда не была уверена в своих силах!» - последнюю фразу она произнесла, мягко и нежно коснувшись Вериного колена, чтобы не мешать управлять машиной – «Ты – совсем другое дело. Это же ясно, как дважды два.» Вера поняла, что, догадываясь о ее переживаниях, Кира не хочет, чтобы она проговаривала того, о чем потом может пожалеть. Она не стала продолжат
 «Как объяснить, что может так мучить и беспокоить меня в этой ситуации с Галочкой?» - женщина заговорила о своем после продолжительной паузы, уперев взгляд в одну точку – «Я приняла в свое время решение, Гуся тогда согласилась и теперь совсем не раскаивается. Просто этот путь не усыпан для нее цветами. Это ежедневный труд, подчас мучительный, и результат порой не заметен окружающим. Творчество, однако!» - она горько ухмыльнулась – «И я, а не кто-то другой, как ни странно это звучит, втянула ее в эту историю. Меня не оставляет чувство вины за все, что происходит с девочкой, что доставляет ей страдания! Это же я в свое время проявила волю…Господи, как объяснить!»
«Опять сложности, как сказал бы мой муж.» - подумала Вера.
- Кирюш, но она же очень одаренная…я так понимаю, что она в целом справляется.
- Это не упрощает задачи. Нисколько. Она еще и очень самобытная, и сложная в обучении. Увидеть ее ресурс – это еще ничего не значит, его надо достать, развить и реализовать. Я считаю, что это задача педагога. А тут и начинается канитель, все хотят все и сразу…Есть дети, которые удовлетворяют запросу, Гусенька другая. Но это не значит, что у нее нет перспектив! Никто не хочет ждать, понимаешь.
Кира опять разгорячилась, и Вера тихо произнесла: «Я мало понимаю, Кирочка. Я только вижу, как вам сложно.» «Да, непросто. Прости, пожалуйста, я не дала тебе ничего сказать. С моей колокольни кажется, что сам факт наличия семьи и сына – это уже большая удача…Хотя, Верочка, я повторюсь, что не представляю, какой это труд – сохранять и строить семью. Хочешь, я могу послушать, что у вас там случилось, если от этого тебе станет легче. Думаю, в целом, представляю, какие вещи могут ранить женщину…»
Вера уже, как ни удивительно, чувствовала облегчение и прилив энергии, и у нее не было этому объяснения.
- Кир, прости, но ответь, пожалуйста, объясни мне – где ты берешь силы, когда совсем туго?
Та опять смотрела в окно и молчала. Потом повернуло голову в ее сторону и произнесла: «Из собственного бессилия и из Галиной музыки и виолончели.»
Стояла поздняя сухая осень. Листва почти уже вся облетела, кое-где еще можно было увидеть редеющие желто-красные пятна; временами машина проезжала мимо сосновых лесов, и тогда Кира, задумчиво глядя на мелькающие деревья и дорожную обочину, спрашивала: «В Астрахани другая осень, Вер? А у нас очень похожая природа за городом, мне порой кажется, что мы там, у нас…»
- Кир, скучаешь по дому?
- Дом, Верочка – это, когда тебя там ждут. Как бы банально это не звучало. А я хочу, чтобы у Гуси всегда было ощущение дома…И пока я ей нужна, у меня тоже есть дом… Это уже давно бооольшой вопрос – кто кому из нас нужнее. Очень стараюсь не цепляться за нее, чтоб не задушить…
 «Я, вообще-то, на редкость душная тетка» - она засмеялась и скорчила зверскую гримасу. Верочка тоже почувствовала веселость, но при этом – и нарастающее напряжение.
Она с нескрываемым восторгом и восхищением выдохнула, когда заметила золотые купала, сверкающие в лучах осеннего солнца, из окон своей машины. Кира улыбнулась, кивнула и полезла в сумку за платком: «Тебе косынка нужна? У меня есть запасная, если хочешь.» Потом, все время пребывания в лавре, Вера испытывала состояние сильной отчужденности – Кира держала ее в поле зрения, но настолько углубилась в себя, что Верочка только шла за ней, надеясь, что ее спутница знает, куда надо двигаться. Женщины встали в очередь, к ним подошла еще одна и протянула каждой по брошюре. Кира взяла обе, одну из которых, тут же отдала подруге, пояснив: «Пока стоим, успеем прочитать акафист преподобному Сергию.» Они закончили чтение ровно в тот момент, когда вошли в храм. Вера уже не смотрела в Кирину сторону, она услышала ее всхлипывание, погружаясь в собственный диалог и молитву. Когда она вышла из церкви, Кира уже сидела на лавочке с закрытыми глазами, подставив заплаканное лицо солнцу. Вера притулилась рядом и тихо произнесла: «Кирюш, я бы хотела зайти в церковную лавку. Ты как?»
- Я посижу, если ты не против, подожду тебя. Ладно? Ты делай, что надо, а я тут побуду, не спеши.
- Хорошо. Постараюсь недолго.
Кира опять прикрыла глаза и повернула лицо к осенним лучам.
Потом они еще посидели в машине, у Киры с собой был и термос, и бутерброды. Ели молча. Вера разглядывала спутницу и удивлялась – заплаканное лицо подруги выглядело светлым и посвежевшим, дыхание тихое и ровное, движения неторопливые, если не сказать замедленные.
«Домой? Да?» - спросила коротко Кира – «Можно, конечно, проехать назад через Хотьково, там женский монастырь, в нем родители преподобного Сергия покоятся. Но я что-то сегодня, наверное, уже все…я бы, конечно, домой…» Вера согласилась что, пожалуй, на сегодня достаточно всего.
 -А ты была в Хотьковском монастыре?
- Да. Я туда специально ездила и в тот раз не заезжала в Троицу. Чудесное место. Думаю, можно и пожить, и потрудиться. Просто, мне для этого надо Гусю одну оставить на какое-то время, это же на не один день. А я пока никак не могу себе этого представить.
- Кир, а она что, ни в какие пионерские лагеря там, в санатории у тебя не ездила?
- Конечно, нет!
- Ну ты же уезжаешь иногда по делам на пару дней в свой город?
- Ну да, и Галочка, кстати, уже ездила без меня с оркестром на короткие гастроли…но это по-другому
Кира рассмеялась от души: «У нас и с детским садом отношения складывались очень непросто.  Меня все время упрекали в том, что я ее воспитываю неправильно. Но это точно не во мне дело – Галочка домашний ребенок просто. Верочка, умоляю тебя, не вынуждай меня опять давать объяснения по поводу Гуси, я снова заведусь. Тебе это надо?»
Вера мягко улыбнулась и подумала, чувствуя к подруге нежность: «Ну да, знаю же, что без сложностей у них не бывает.» Тут зазвонил телефон, и она посмотрела на Киру – незнакомый звонок, наверное, у тебя. «Да, милый, да едем домой, ну да, часа через полтора. С Богом, деточка.» - тетка чмокнула в телефон и, обращаясь к Верочке пояснила – «Гусик спрашивает, где мы. У нее перерыв, а потом репетиция оркестра три часа, она телефон отключит, предупреждает, чтобы я ее не теряла и не ерзала.» И после некоторой паузы все-таки добавила: «Я ее не контролирую, ей тоже важно быть на связи.»
Через месяц Вера отмечала свое 55-летие. У Галочки было много дел – конец учебного года всегда сопряжен с большим количеством не только зачетов и экзаменов, но и множеством разнообразнейших итоговых мероприятий и концертов – Кира так объяснила Вере отсутствие Гуси на торжестве, оправдываясь за нее и извиняясь. Кроме Оленьки, Вере Сергеевне пришлось еще нескольким своим знакомым давать комментарии по поводу Киры, удовлетворяя обычное человеческое любопытство. Но для большинства случаев Вера выработала очень удобную схему объяснения – вместе учились в институте, теперь по семейным обстоятельствам Кира Леонидовна живет в Москве. Как она и предполагала, никого особо не интересовали чужие семейные обстоятельства. Почему-то жена Дани после юбилея преисполнилась еще большей, плохо скрываемой неприязнью к Кире. В любом случайном разговоре упоминание о знакомых свекрови вызывало с ее стороны, если не колкое замечание, то молчание, сопровождающееся тяжелым сопением. Катя никогда не высказывалась прямо относительно Киры или Гали, обычно критике или сомнению подвергалось что-то, что занимало важное и значительное место в их жизни. Почему виолончель? Для девушки вполне уместнее было бы выбрать фортепиано или скрипку, наверное. Все-таки виолончель довольно громоздкий инструмент. Она не понимала, зачем, имея возможность учиться в училище у себя в провинции, люди «все, как один едут в Москву, чтобы здесь мыкаться по общежитиям и съемным квартирам». После того, как она высказала однажды недоумение тем, как можно делать занятия музыкой своей профессией, которая должна приносить доход и обеспечивать стабильность, Вера не просто прекратила попытки что-то прояснить, она даже как-то в сердцах высказалась Олегу: «Мне ведь не кажется, Данькина жена просто невзлюбила Киру? Катя же образованная, умная женщина, а позволяет себе такие глупости порой говорить…Я, действительно, не понимаю…» И муж неожиданно для нее дал короткий, исчерпывающий ответ – она ревнует, и по всей видимости, сильно. Не спрашивай меня, почему - я все равно не смогу объяснить – у вас, у женщин это как-то происходит… Но Вере и не надо было больше никаких объяснений, она только удивлялась, почему она сама не ответила себе так же. И вдруг сообразила, что у нее было такое же ощущение от Катиных выпадов, но слов Олега оказалось достаточно, чтобы успокоиться и перестать реагировать на сноху. Он очень поддержал ее. Муж, вообще, преподносил ей последнее время сюрпризы. Самым большим оказался тот факт, что Олег в очередной раз не пустился в историю с рыбалкой, охотой, банями и стадионами. После их с Кирой поездки в лавру, недели через две, еще до юбилея, вечером за ужином он между прочим произнес: «Вер, я тут начал подумывать о перестройке родительского дачного домика. Пока они были живы, не хотелось ничего там трогать. Сад на участке прекрасный, а дом, думаю, нужно приводить в другой вид. Внуки пойдут, будет, где их выгуливать. А?». Верочка любила бывать на этой даче, маленького Даню старики часто забирали туда с собой, она сама с детства имела некоторые навыки садоводства - приходилось у своих родителей в Астрахани «копаться в земле», но никогда не строила собственных планов относительно этого владения, полагая, что Олег единолично решит вопрос, как поступить со всем этим добром. Его разговор о родительской даче, да еще в таком ключе, не просто удивил ее, а вызвал растерянность и недоумение. Предполагалось обустраивание места, кроме их дома, в котором можно будет проводить свободное время всей семьей, видимо, подолгу. В отпуск они ездили по-разному: и вместе, и порознь, и по России, и за границу. Пока были живы Верочкины родители, конечно, осуществлялись наезды в Астрахань. Там, кстати сказать, получалась чудная рыбалка, которая хороша была еще и тем для нее, что она всегда принимала самое живое участие в этих походах. А в Москве у Олега была своя чисто мужская компания для охотничьих развлечений, и туда жен не приглашали. Так сложилось годами. Иногда Вере казалось, что это правильно, и она привыкла, а у нее оформились свои привычки и интересы. 
А после юбилея разговор о даче зашел вновь - надо в выходные съездить, все посмотреть; там, вообще-то, должен быть порядок относительный. Олег договорился с соседом, который живет на своей даче постоянно, что он присмотрит и за их участком и, в случае чего, позвонит. Но если что-то предпринимать, то откладывать не надо. «Хочешь, пригласи своих Киру с ее Гусей…» - Вера замерла и внутренне сжалась от такого неожиданного предложения.
- Олег, извини. Тебе зачем это?
- Мне? Мне незачем. Я подумал, что тебе, возможно, захочется их позвать прогуляться – там хорошо, они ведь за городом не бывают…
Муж даже как-то растерялся, наблюдая за тем, в какое замешательство привела такая невинная идея его жену. Вера еще какое-то время соображала, что, собственно, означает его предложение, но ничего, кроме того, что он хотел сделать ей приятное, не заподозрила.
- Мне, пожалуй, было бы в радость, такой теплой компанией прокатиться на природу… Костер пожечь, шашлык пожарить…
- Ну. Говорю же – пригласи.
Верочка задумалась, вздохнула и произнесла разочарованно:
- Я попробую, конечно, их позвать. Но почти уверена, Кира откажется под любым благовидным предлогом.
- Почему?
- Она будет держать дистанцию.
Олег молча кивнул. А Вера почувствовала по отношению к Кире какую-то безграничную нежность и необъяснимую благодарность.

 Илья появился, когда Галя уже заканчивала первый курс, кажется, консерватории.
Осенью, на очередном концерте с участием Гуси, сложно было не заметить молодого мужчину лет 33-35, который аплодировал с особым восхищением, выкрикивал что-то восторженное с места после ее выступления и бежал к сцене с огромным букетом, чтобы успеть преподнести его до того, как она уйдет за кулисы со своей виолончелью. Девушка, раскрасневшись от волнения, смущенно улыбалась, но принимала его поздравления с явным удовольствием и как само собой разумеющееся. Вера безмолвно и вопросительно посмотрела на тетку. Та кивнула, улыбнулась – это Илья, он старший сводный брат девочки-пианистки с Галиного курса. И да, обхаживает ее всерьез. После концерта Кира с Верой дожидались Галочку в вестибюле концертного зала. Гуся вышла с Ильей, который гордо и радостно нес виолончель. Он приветливо кивнул Кире, поздоровался с Верой, Галочка представила их: «Вера…Сергеевна – Илья.» «Можно, просто Вера.» - она с любопытством взглянула на мужчину.
- Ма тент, Илья предлагает отвезти нас домой.
- Спасибо. Может быть, вы своим ходом двинетесь, а мы с Верочкой потихонечку – своим; погуляем, пройдемся немного, да, Вер?
Та утвердительно закивала – конечно, мы еще немного подышим воздухом.
- Тогда мы, наверное, поедем?
Попрощались, раскланялись и разошлись. Верочка краем глаза заметила, как мужчина открыл заднюю дверь автомобиля, осторожно погрузил в него инструмент, пока Гуся присаживалась на пассажирское сиденье.
«Кира!» - воскликнула Вера – «Это что? Кто он? Куда он ее повез?» Она не ожидала сама от себя такой реакции, Кира тоже – округлив глаза, удивленно заулыбалась и тихо проговорила: «Вер, ты чего? Ты реагируешь, как мама девушки! Ты же мама мальчика!» - она уже хохотала почти в голос. Вера, потихоньку оседая, все еще удивленно, но уже весело спросила:
- Ты что смеешься? А? Взрослый дядька повез куда-то нашу Гусю…Ты ему веришь?
- Ой, Верочка! Как можно меня спрашивать о доверии к мужчинам, и чему я могу в этом смысле научить девочку…Он привезет ее ночевать домой. Остальное от меня уже не зависит.
- Он серьезно за ней ухаживает?
- А ты не видишь?
Кира умилялась, глядя на Веру, впервые осознавая за долгое время, насколько они стали близкими людьми, ничего не делая для этого специально. Во всяком случае, она, Кира совершенно не настаивала на таком сближении, а постепенно произошло то, в результате чего сейчас эта женщина тревожится и беспокоится за Галочку чуть ли не больше, чем она сама. «Откуда он взялся?» - уже мягче и осторожнее поинтересовалась Верочка.
- Говорю же, он брат девочки-пианистки, с которой Гуся играла в конце прошлого года. Теперь ухаживает за ней. Она его поощряет.
- Ты, как я посмотрю, тоже.
- Да нет же! Я стараюсь не лезть и не вмешиваться.
И все - таки Верочку немного удивляла легкомысленность и безмятежность тетки.
- А чем он занимается?
- Он какой-то инженер-программист крутой, насколько я могу себе представить.
- Ага! И меломан, да?
- Веера! Ты меня смешишь! У него младшая сестра музыкант, и он в ней, между прочим, души не чает. Она ему про Гусю рассказывала, потом они познакомились и вот…
- Ага…паааанятно


После звонка Гали Вере Сергеевне потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями. Пока они пили чай, и Оленька щебетала о чем-то своем, явно не испытывая того изначального энтузиазма, с которым планировала посвятить коллегу в подробности своего незатейливого досуга, Вера никак не могла понять, что мешает ей позвонить Кире и все выяснить лично. Она допила чай, покивала и поулыбалась Оле и, под предлогом помыть чашку, вышла из кабинета, прихватив телефон, с которым, впрочем, практически и не расставалась. Набрала Киру и услышала, что абонент не абонент и, вообще, весь такой из себя недоступный. «Елки-моталки!» - кроме беспокойства Вера Сергеевна испытала раздражение – «Вечно у этих двоих все «не Слава Богу»» - подумала и сразу осеклась – эти двое никогда не создавали ей проблем, никогда не грузили ее своими трудностями, которых у них, это уж она знала точно, в этом огромном, чужом и холодном городе предостаточно. Первый раз Галочка, оказавшись без тетки, позволила себе подтянуть Веру к своей тревоге.
Она только расположилась напротив Гуси за столом на кухне в их с Кирой квартирке, когда зажурчал ее телефон – звонила Кира:
- Вер, здравствуй. У меня был отключен телефон…извини…
- Кира! Ты где?
Вера спрашивала сдержанным и сухим голосом, демонстрируя свое спокойствие Гале, которая вся насторожилась, широко раскрыв глаза, не скрывая напряжения, уставилась на нее и прислушалась.
- Как это где? Я в монастыре, уже скоро неделя, как я тут, завтра собираюсь в Москву. А что?
- Где твой монастырь?
Вера была почти уверена, что знает, где этот монастырь, она только никак не могла взять в толк, почему это так пугает и расстраивает Гусю.
- В Хотьково. Покровский женский монастырь. Вер, в чем дело?
- Да тебя тут Галя потеряла и встревожилась, позвонила мне. Говорит, что ты не ночуешь дома.
Вере было не церемоний, она не стала наводить тень на плетень и сказала все, как есть.
- Как потеряла? Не пойму, я же предупредила, что буду в монастыре около недели, я звоню каждый день. Я ей сто раз объяснила, что домой ездить далеко, да и по времени никак не получается, я же на разных работах. Болтать по телефону много не принято, то есть неприлично, да и не… ну, нельзя…Ночлег мне предоставили. Ну я же Гале все рассказала…и не раз… У вас там точно все нормально?
- Да-да, не волнуйся. Все в порядке. Давай, до завтра.
- Ну, хорошо…Ладно, до завтра.
Голос у тетки сделался какой-то растерянный и отрешенный.
Вера выдохнула, улыбнулась и спросила: «Слышала? Все с ней нормально. Ночует в монастыре. В Хоть-ко-во!» Зазвонил Галочкин телефон – «Успокой ее скорее!» - Вера уже посмеивалась – «Твоя матент иначе сейчас все бросит и, на ночь глядя, помчится в Москву.»
- Галя!
- Все нормально, Кира, прости меня, я тут совсем без тебя сдурела! Прости! Не волнуйся, пожалуйста. Давай, занимайся своими делами. Обнимаю. Бог тебе в помощь, родная…
Они еще какое-то время перебивали друг друга, произнося одни и те же фразы, потом, наконец, Гуся положила телефон на стол и, совершенно недоумевая, произнесла, разделяя каждое слово: «Она сказала, что хочет поработать неделю в Покровском монастыре, наготовила еды, закупила мне продуктов, сказала, что телефон будет, в основном отключен, но будет позванивать сама…Я спросила, где она собирается ночевать, если не будет приходить домой, она сказала, что разберется с ночлегом…Вер, я сначала ждала ее, потом спросила, где она ночует, Кира ответила, что в монастыре, чтобы я не волновалась, и у нее там рядом есть знакомая, и, если что, ей есть, где ночевать…я могла только о тебе подумать…»
- Господи, Галя, она в Хотьково. Туда электричкой ехать только полтора часа.
- Где? Кира сказала, в Покровском монастыре же…Она там часто бывает у Матроны и работает…Только вот один день обычно, а не неделю…И ночует дома…
Галя уже догадывалась, что они со своей теткой, наверное, впервые в жизни так сильно недопоняли друг друга. Иногда, конечно, случались казусы из-за недосказанности с Гусиной стороны, и тогда Кира начинала докапываться и уточнять, чтобы быть в курсе любой ситуации. Но с ее стороны обычно поступали более, чем исчерпывающая информация и инструкции. Она, как сама определяла стиль своего поведения, буквально «лезла под кожу», опасаясь раздражения со стороны девушки, но, неизменно настаивая на любых подробностях, чтобы иметь полную картину происходящего. Когда Галю доставали, что называется, теткины въедливость и тщательность, она произносила со снисходительной иронией: «Ах, матент, не будем устраивать эль скандаль при посторонних». Посторонних никаких обычно и не было, и никаким скандалом и не пахло, но произнесенная фраза красноречиво говорила о том, что Галя взрослый человек и уже в состоянии сама разобраться в той или иной ситуации. Кире как будто отключали питание. Она сразу успокаивалась, оседала и обретала уверенность, что Гуся знает, что делает.
Кира укатила в Хотьково в Покровский женский монастырь и уже почти неделю там живет и работает, а ее Гусик, думает, что она по обыкновению трудится в Покровском монастыре в Москве и почему-то не приходит ночевать домой, при этом, позванивая по возможности. Они неделю разговаривают и не могут выяснить каких-то вещей друг у друга из-за того, что обе обалдевшие и боятся потревожить одна другую. Ну, по всей видимости, что-то такое происходит в жизни этой парочки. – думала Верочка, глядя на ошалевшую племянницу своей подруги.
- Вер, она обычно подробно объясняет, где она будет, когда придет, перезванивает, если у нее что-то меняется. А тут она как-то скупо выдала мне информацию, а я, видимо, тоже плохо вникла и не придала значение каким-то деталям…
Вера сидела, подперев кулаком подбородок, внимательно наблюдая за необыкновенно, к слову сказать, похорошевшей Галей и тем, как та постепенно складывает у себя в голове пазл из фактов и переживаний в картинку, которую она не могла представить, и как недоумение и удивление овладевают ею.
- Галь, теперь объясни мне, что у вас происходит, от чего вы такие заполошные? Прям, бразильский сериал – не смогли с теткой элементарных вещей друг другу объяснить! Илья твой где, почему ты ко мне обратилась, он бы уж точно быстро все поставил на место…наверное?
- Он в Вене, уже около полутора месяцев. Мы с ним по скайпу говорим каждый день. Я к нему собираюсь через десять дней. Он спрашивает про Киру, говорю – она в монастыре, он кивает.
- Что он делает в Австрии?
- У него контракт по работе, а я буду учиться в Венской консерватории, наверно. Ну это называется Венский университет музыки и исполнительского искусства.
Вера остолбенела, и от растерянности не зная, с чего начать, спросила: «А почему, «наверно»?»
- Потому, что надо еще сдать вступительные экзамены.
- А язык?
- Ну с английским у меня проблем нет и, пока я им могу обойтись, а с немецким там готовы подождать и дали мне отсрочку.
- А оплата за обучение?
- У меня стипендия, то есть будет грант. Потом, Илья что-то добавляет и мамин муж. Вроде с деньгами как-то складывается.
Верочка начинала соображать, от чего Кира в ступоре, судя по всему, и даже не решалась спросить у Гуси, как тетка восприняла все эти перемены. Но Галя сама завела разговор на болезненную, видимо, для нее тему: «Вер, я только не понимаю, как я Киру тут оставлю. Я же не жила никогда вдали от нее. Мне так страшно. Илюша, конечно, надежный, и с ним очень хорошо, но, если честно, я не знаю, будет ли так же, если Киры не будет поблизости. Понимаешь?»
- Гусь, ты мне скажи, а что сама «матент» твоя об этом говорит?
Вера уже не осторожничала, она, практически, чувствовала сердечную боль, думая о подруге.
- Она говорит, что, не сделав этих шагов, я ничего и не пойму, и, что ничего непоправимого не происходит, что надо пробовать. Вот, что она говорит.
- Ну. Правильно, видимо, говорит. У тебя здравая тетка, Галя.
«Милая, бедная, бедная Кира» - подумала про себя Вера, ей уже все было ясно – тетка делает, что должна, сама стрясется от страха, уже умирает от тоски и, видимо, все силы тратит на то, чтоб это скрыть.  А племянница переживает за свою матент и тоже уже не всегда способна воспринимать какие-то вещи адекватно. Все с ними понятно.
- Когда вы решили, что ты поедешь в Европу?
- У Илюши летом вопрос с контрактом решился, и он начал все узнавать…Ну и пошло-поехало. А Кира, вроде, обрадовалась очень. А сейчас я смотрю на нее и что-то совсем не знаю уже, она все время шутит…
Она закрыла лицо руками и, буквально, заскулила: «Вееера, прости, пожалуйста, меня…Я такая бестолковаяаааа.»
Верочка поняла, что ничего нельзя в этой ситуации сделать – они будут переживать, и надо надолго всем набраться терпения. Она обняла Галю и со всей мягкостью, на которую была способна, тихо произнесла: «Гусенька, все будет хорошо, милая. Хорошо же? А ты так похорошела! Слов нет просто.»
Галя и правда очень сильно изменилась с последней их встречи. «Как украшает женщину любовь мужчины!» - думала Вера – «Как раскрывается девушка, когда мужчина в ней заинтересован! Потрясающе!» Галя еще всхлипывала, но уже утирала слезы и начинала улыбаться. «Понятно – жизнь меняется кардинально, сама она сосредоточена на своих делах и задачах, и закономерно, выпустила тетку из поля зрения, а та, в свою очередь, старается не нависать над своей взрослой девочкой…Видимо, что-то такое…» - Вера все пыталась осмыслить происходящее. «Гаааля. Все будет хорошо, все просто сильно и быстро меняется…»
Вера появилась дома позже обычного. Она подумывала остаться ночевать у Гали, но та, чувствуя вину за свое поведение, начала ее выпроваживать домой еще до того, как Вера собралась озвучить свой план на ночевку. Олег, как правило, не задающий подобных вопросов, довольно настойчиво поинтересовался ее поздним приходом: «Ты как-то совсем уж задержалась. Все в порядке?» И Вера, как могла, постаралась передать ему серьезность перемен в жизни Киры с племянницей. Он внимательно выслушал ее, не перебивая и не давая никаких комментариев, и, когда она задумчиво стихла, обдумывая сложившуюся у подруги ситуацию – бедная, бедная Кира – сдержанно произнес: «Она не пропадет, твоя Кира.» Что-то такое Вера и предполагала услышать, когда пустилась в объяснение сути переживаний и беспокойства Гуси и, по мнению Веры, некоторой трагичности Кириного положения. «Напрасно я так усердствую, я же знаю, что они все про них думают…Зачем я?» - Верочка сокрушенно вздохнула, собираясь подняться и идти на кухню пить чай, потом умываться и укладываться спать. Отдыхать. «Она очень жизнестойкая, Кира твоя.» - Олег смотрел не на жену, а куда-то в стену, как будто на ней было написано то, что он, читая, произносил – «Кажется, говорят, про таких, как она, что в ней заключена мощная витальность…или витальная сила. При всей ее нелепости и неприкаянности. Не жалей ее. Она заслуживает уважения.» Вера посмотрела на него с благодарностью, изо всех своих сил стараясь не демонстрировать изумления, и, если бы не вымотанность от чужих эмоций, то, пожалуй, она назвала то, что не хотела показать мужу, восторгом. Теплая волна нежности к Кире, Гусе, Олегу, ко всем накрыла Веру с головой, из глаз полились слезы и, она, не спеша, пошла на кухню ставить чайник.(Продолжение следует)