Запах крови, стая и лань

                Не совершай дурных поступков никогда,
                Чтоб не пришлось краснеть, сгорая от стыда 
                Раскаешься, и всё ж молва тебя осудит,
                И тесен станет мир от этого суда.
                Баба Тахир

                1

   Есть в стремлениях дурных -  "хочу".
   Есть -  "не хочу".
   Есть  "хочу и не хочу".
   Выбрать  "не хочу"  в последнем - лучшее.

                2

   Вчера вечером их «банда девятиклассников» выбрала одинокую девушку и толпой пошла за ней, гогоча гусями.

   Конечно, они и пальцем не посмели б её тронуть, но само ощущение того, что впереди шагает девушка, и ей боязно, и ты смотришь на её зад, и то, что одета в женское, а под юбкой и кофтой то, что, пьяня новью, затискиваешь грубо в воображении, и то, что сам воздух пропитан сладострастием и надежда дикая, что она выберет - раз уж никуда не деться! - именно тебя, и именно ты отведёшь её в сторону и фигуристая ублажит именно тебя, было в жуткий кайф.

                3

   Забава ж сегодняшняя показалась ему совсем не той, что нужна б, но назвался груздём, полезай в кузов!

   Трое уже отметились подвигом, их в жребий не занесли, оставили в спичечном коробке пять бумажек с именами остальных, и, о, проклятье, как раз ему выпало то, чего делать ужас как не хотелось!      

   Дело теперь за малым: выбрать продавщицу, задать вопрос, ухищряясь и пуская в ход всевозможные уловки, чтоб ответила:
   - Девушка, у вас волосы какого цвета?

   Если отвечала, то, и уточняли, поводя глазами на низ живота:
- Это там, а на голове?

   И убежать резво, а пацаны издали ржут над всем этим. 

   До этого одна накрыла охальника зло лёгким матом, другая отправила у матери спросить, третья чуть не швырнула гирю, да остановила напарница. 

   Пора б и честь знать, да стая уже почуяла запах крови…

   В универмаге, как поднимешься на второй этаж, был малюсенький отдел грампластинок, его он и облюбовал - идеальное место, чтобы тут же дать дёру.

   Подняла взор вопросительно, когда подошёл к прилавку.

  Он видел, чувствовал всеми фибрами того, что он назвал бы сейчас не душой, душонкой, что молоденькая горянка из тех, кто, встретив взгляд мужской, опускает молниеносно, повинуясь инстинкту, взор долу.

   - Девушка, у вас волосы какого цвета? - спросил, как неживой, того не ведая, что не дале, как вчера, другой стервец уже спрашивал её об этом!

   Сказала тихонько, сделав жест пальчиком, приглашая придвинуть ухо ближе:
   - Я знаю, у тебя старшая сестра есть! Так?

   - Да, - ответил он тоже шёпотом, оставаясь загипнотизированным ею.

   - Тогда иди и спроси у неё.

   Унижения, испытанного при этих словах и вреда, причинённого себе самим собой, хватило ему, чтобы пожалеть о том, что мать выносила его и родила.

   Родила на то, чтоб он преуспел в том, о чём будет стыдно и горько вспоминать даже и на смертном ложе.

   Нелюдь, какой же он нелюдь, лучше б сдох на пути к жизни: не излилась бы капля семени, не стал бы эмбрионом, зародышем, плодом или чем ещё там, о чём рассказывала учительница биологии, лучше б сдох в утробе ещё!

   - Что она сказала, что она сказала? - неслось ему в спину, но махнул рукой грубо, прибавил шагу, убежал.