Он Граф, игрок!

Щепинские рассказы, или Яшкины были

отрывки из книги рода:"Холод Свободы"

                * Тёсаное "бревно" Завещаний *
                - быль -

Да Граф,опять лишь слёзы
Родных, товарищей и вдов
Сибирский тракт истёр подковы
Коней служивых средь дорог

Судьба растерзанной России
Да сколько ж можно ей терпеть
Кровавый пот излит слезами,
Рубцы на спинах не стереть...

Кн. Щепин-Ростовский Д.А. 1856г.
Курган.

 ... Ла Пас,юридически непризнанная столица Боливии, только-только отходил от страшной жары обрушившей жизнь города. Торговцы, в большинстве женщины в национальных костюмах чолиты и необычных для европейцев шляпах-котелках, дружно выходили на торговые рынки,надеясь на торговую удачу и прибыль после вынужденного безделья.  Опустевшие без туристов улицы, площади и фуникулёры, гостеприимно и радостно принимали желанных гостей и жителей миллионного города. Город оживал и светился,даже снежные горы окружавшие город своей небесной красотой, казалось радовались вместе с жителями древнего селения. Ростовский Князь, целый месяц проживший в пригороде Ла Паса, Эль Альто, в небольшом уютном домике, купленным ещё его отцом, решил после решения своих неотложных дел, вернуться в  родную  усадьбу. Александр Павлович возвращался на машине не один, а с подобранной им на улице собаке, худым и беспомощного в своей слабости немецкого пса, названного князем Портосом. Было странно и удивительно, как чистокровная овчарка затесалась в историю города, скорее всего она была из местного пригорода, где жили с сорок пятого года, после поражения нацисткой Германии, немецкие колонисты. Жили они довольно скромно, мучительно стараясь приобщиться к местной культуре и порядкам боливийцев, ничем впрочем не замарачиваясь, в плане бытовых трудностей и не выделяясь особо. Но, это уже другая, не наша ныне история и не имеющая к русским эмигрантам пока никакого значения. Сейчас же, мы вернёмся в салон княжеского "мерседеса", где пёс-подкидыш, удобно расположившись на заднем сиденье,и положив свои худосочные лапы на данные ему новым хозяином кости, мирно посапывая спал...
Возвращение домой заняло несколько часов, трудных и муторных для больного старика. Дороги, изгрызаные густым налётом серой пыли, вязкой грязью, и крутым безжалостным солнцем, в перемешку с беспардонно наглыми скутеристами и повозками крестьян, казались старику бесконечной лентой.Поздно вечером, старик со своим новым другом Портосом, уже сидел в своей усадьбе и хлопотал со слугами о восстановлении здоровья собаки. Отдав все необходимые распоряжения, Князь наконец-то остался один и решительно прошёл в свой кабинет, где посмотрев на часы позвонил в Москву своему родному другу Александру Сергеевичу Щепину-Ростовскому и их общему товарищу и адвокату Олегу Николаевичу. На звонок ответила супруга князя, Елена Вячеславна. Она ответила, что муж с сыном от первого брака, Виктором, сейчас на даче в Ярославской области и будет через две недели. На расспросы об организованной Александром Павловичем экспедиции на Русалочьи Озёра, она рассказала, что всё в порядке и что Александр Александрович Сизов регулярно отчитывается о финансах и о находках. Для удобства работ ими, ещё десятого июля, был куплен квадроцикл и моторная лодка, при этом они из планов и расчётов не выходят и князь не должен волноваться за дальнейшее.Основным руководителем является не назначенный мальчишка Александр Сизов-Щепин, а многоопытный Арсений Смирнов.И он игрок опытный. В экспедиции, как всегда жёсткий порядок и дисциплина. Закон трезвости неоспорим никем из четверых участников проекта и Сизова.Единственное что волновало Арсения, это нехватка кислорода и баллонов, чалок и лопаток, из-за просчёта при подготовке экспедиции, но на сегодня все недочёты и  проблемы устранены. С питанием и водой всё своевременно и благополучно. Не волнуйтесь князь.Сам Александр Сергеевич проверил истоки проблем и за два дня решил их, благо у него опытные помощники и консультанты.Теперь же,он отдыхает и всегда на связи. Княгиня спросила не нужно ли ещё что объяснить Князю?
- Нет, спасибо дорогая княгиня.Я в курсе,ибо звонил им, и всё вполне подтверждаю. О финансировании право не беспокойтесь. Если надобно,в конце-концов купите два дома в ближайших деревнях и продолжайте исследования на месте.Особо не светитесь возможностями и будьте осторожны с местными жителями. Деревенские мужики и бабы глазастые. Работа, как Вы понимаете, суеты не любит, ибо зависть смертельна для грешников...Хорошо. До встречи. Я, передайте князю, скорее всего в августе буду в Москве и приеду к Вам любезная Елена Вячеславна, тогда и решим о дальнейшем пребывании. Не терзайтесь, всё будет хорошо...
Князь опустил телефонную трубку и задумался. Задумался крепко. Да, пронеслась мысль в  голове, надобно всё брать в свои руки, иначе они всё завалят. Старик свистнул, и на свист прибежал знакомый нам пёс, шатаясь от усталости и так называемых вынужденных забот домашних, которые его отмыли от пыли и грязи, при этом не забыв наказ хозяина сделать необходимые уколы, что найдёнышу Портосу были крайне неприятны и болезненны. Старый князь радостно заулыбался встречая псину, и притянув морду собаки к себе, не побрезговав чмокнул пса в нос, на что тот весело завилял хвостом, как-бы принимая ухаживание хозяина и укладываясь в ногах своего доброго господина...Тишина в усадьбе и усталость давали о себе знать, и спустя полчаса князь задремал. В разгорячённом сознании сна, он как на яву увидел  и вспомнил рассказ брата, услышанный им в очередной приезд его в Москву.В памяти  он  отмечен как " История старого архива ". Александр Сергеевич, сидевший тогда у раскрытого окна своей московской квартиры, и смотревший на угасающий день, с грустью заговорил, казалось-бы с того-ничего о своей поездке в Иркутск.Почему  он вспомнил в тот раз о своих, я сразу и не догадался, и лишь потом я понял, именно в тот вечер мы стали истинно родными, спайкой одного давно  разрозненного рода, семьи Ростовских,что перелопатила годы и века суеты-сует,нашего благого и святого Отечества.
В Иркутск я попал довольно просто,начал он свой рассказ разминая и раскуривая папиросу. В тот год, умер мой дядька, и соседи позвонили мне сообщив мне, как оказалось, печальное для меня известие. С моим  родственником по матери, я общался редко, писал ему письма или звонил, не чаще трёх-четырёх раз в год. Это было скорее не общение, а просто отписка, уважение к памяти матери, отца. Раз пять я приходил к нему, когда жил в родном мне городе, но не более. В нашей жизни старики, Сергеевич замолчал и с глубоким вздохом затянулся, сбросив пепел от папиросы в окошко,продолжил рассказ, как то проходят стороной, нам кажется что они вечные, а если заходим к ним, то крайне редко, так жизнь и наша совесть идут на компромиссы  с преданностью к роду и семье. Уже много  позже, когда  родные уходят в мир иной, мы вдруг осознаём своё предательство и равнодушие, прежде всего к своей жизни и совести. После кладбища, на поминках, слушая прославление  ушедшего родного человека, мы начинаем просыпаться от дикости своих поступков и забвения памяти дорогого нам человека. Тогда после ухода родных, я сидел у окна и смотря на улицу, на эту нашу человеческую суету и постоянную обязанность добывания пропитания, я представил, а как же Николай Николаевич в свои девяносто девять лет, ходил по магазинам, по райсобесам, домуправам и многим ненужным людям неистребимым бюрократам. Представить себя в роли старика просителя было крайне и  невероятно сложно. В свои, тогда сорок лет я и подумать не мог о  старости и бессилии бытия, уже сегодня с высот возраста я понимаю бедного старика и чувство тоски и бессилия помочь ему. Меня заволакивает разум раскаивания и желания того оставить в истории семьи, а может и города, что-то важное и нужное для всех нас, то, что никто ещё незнает и может никогда не узнать, если я не расскажу о этом замечательном и своеобразном человеке, чья судьба неразрывно связана с историей края и может даже государства.
      … Поздно ночью, перебирая бумаги старика, я наткнулся на стопку старых документов и писем, может я их и откинул бы, как десяток других пачек бумаг, если бы не привлекло меня, особое правописание. Все документы и письма были аккуратно датированы, пятидесятыми годами девятнадцатого века… Судя по подписям и  титулам проставленные в конце документов и на титульных листах, речь шла о декабристах и их родных, Лунине, Волконских и Трубецком. Сам Николай Николаевич, родной брат моей матушки, урождённой  Корф, был роднёй декабриста Щепина-Ростовского Дмитрия Александровича, по браку  его сестры  с князем Щепиным-Ростовским, и был ярым историком и краеведом любителем, что не мешало ему общаться с известными историками и вести с ними большую переписку, обмениваясь с ними известными ему  знаниями и документами по декабристам. Это не нынешние правдолюбцы журналисты, готовые за жареные слухи, пачкать имена Великих людей той эпохи. Впрочем, как и Николая Николаевича так и нас, вся это псевдо любовь любителей истории, мало волнует и интересует.
...Уже на третий день я наткнулся на письмо, в синем конверте, адресованное князю Щепину-Ростовскому Д.А. от "некоего" Николая первого. Пожелтевшие листы, запах пыли, исходившее от  старой бумаги, истертые буквы и сломанная сургучовая красная печать, действовало на меня как  гипноз, я понимал о важности документов и их значении. В письме было всего  пара слов, ;...."Наш спор ещё не окончен..." и внизу приписка, а мелкими буквами, уже другим почерком, округлом, на французском, Прошу не забывать о данном Вами слове... Как мне думается, очевидно это был ответ на полученное ранее получателем письма. Я сразу вспомнил о тех трёх письмах, хранившиеся у нас в семье с незапамятных времён, в шкатулке отца. К сожалению они пропали в шестидесятые годы. К нам тогда пожаловали историки из музея, и просили их на экспертизу.Отец долго не позволял себе, даже рассмотрения этого вопроса, но та женщина и её сопровождающий уговорили его отдать письма Николая Павловича, на один день… Так они навсегда и пропали… Но это другая история, и при возможности я донесу её и Вас. Другим открытием для меня было, письмо Дмитрия Александровича к своему, очевидно другу, отцу Андрею, в последствии схоронившего и отпевшего его и принявшего последнее причастия князя… Вот часть его содержания.."Не забывайте, почтейнейщий отец Андрей в своих молитвах многогрешного раба Божия Дмитрия.Дарю  свою карточку ..., и когда меня не будет на этом свете, Вы вспомните обо мне. Помолитесь об  упокоенной моей грешной  души.Посылаю всем  ваш привет… известныя Вам..."
  В тот раз, в Иркутске, родном мне городе, я впервые задумался о бытие человека князь, останется ли о нас память в этом мире,достойная предков наших.  Перевозить вещи и мебель старого человека, я тогда посчитал лишним и раздал всё друзьям, соседям и знакомым, а зря, я понимаю это только теперь, когда сам стал древним стариком. Александр  Сергеевич затушил очередную искуренную папиросу, бросив окурок в банку из под килек. Понимаешь друг, наши Вещи как и людские судьбы, хранят Дух рода, историю семьи, связь времён. Где эта мебель, та, что сделанная руками декабристов в Петровском, нам неизвестно, наверное как и многое другое,нами недопонятое, недодуманное, гниёт наверное в чьём то сарае или давно, как и наше бездумная юность, сгорела в борьбе за блага и кусок хлеба насущного...
Знаешь друг, вспоминая те далёкие годы, я с благодарностью и благоговением чту память Николая Николаевича, немного чудаковатого, но честного до щепетильности  немца  по национальности,но русского по духу,сохранившего память о декабристах...