2. Попутчица. Un Viaggio Verso la Virginita

(Продолжение. Начало тут:
http://proza.ru/2021/07/09/1506

                - 2 -

 Я протягиваю ей четыре листа бумаги, подтверждающих моё право на это упакованное вкупе с первоклассными аксессуарами комфорта пространство - ровно с 12 часов пополудни и до самого Рима.

- Это всё Ваше? -, смотрительница с подозрением
воззрилась на мои слегка дрожащие руки - результат хронической дистонии и переполненности ощущениями, но ей об этом ничего неизвестно, её мясистые длани вероятно всегда деловито-спокойны и знают свой четко прописанный в инструкции алгоритм: правая берёт - в левую передаёт - правой компостирует - левой отдаёт.
      Я никак не решаюсь соврать и мы висим в полуминутной паузе, за время которой мелькание кипарисового счётчика за стеклом, сменяется долгой нотой открытой равнины. Я включаю акцент, чтобы облегчить ей процесс нехитрой категоризации:

- Это полностью моё купе на время поездки. Оно оплачено мной.
- Я вижу, - в её глазах застряло сомнение, которое ей никак не удаётся облечь в слова. Тогда я довожу ситуацию до абсурда следующей нелогичной фразой, чтобы занять в её сознании понятное место "немного поехавшей иностранки":

- Я курю.

- Да? Правда. Это курящий вагон.

- Да. Это правда. Но так я точно никому не помешаю. Вы не против?, - вежливо улыбаясь, взбираюсь в свои
лодочки на шпильковом ходу и аккуратно выдавливаю синьору из купе, неторопливым, но определённым жестом задвигая дверь перед застопорившийся маской её лица:

- Grazie mille!

Формальности улажены, я знаю - она не вернётся.

     Несколько мгновений ритмичной тишины и моя передвижная комната оживает: существо осторожно выбирается из своей раковины и оказывается смуглой миниатюрной девчушкой с коротко остриженными темными взъерошенными волосами, нежным румянцем на оливковой коже и безоговорочно искупающей все грехи улыбкой.
       Мы рассматриваем друг друга, и у меня возникает то же ощущение, что обычно бывает перед развёрнутым чуть в сторону зеркалом, когда ожидая увидеть там своё отражение, обнаруживаешь вместо него иное совсем пространство.
     Её ещё по-детски припухлые губы и лучащиеся маслинки глаз так удивительно синхронизированы, что воспринимаются как единый орган радости, созданный чтобы вбирать в себя мир и тут же выдыхать его обращенным в свет. Она внезапно запрокидывает голову и рассыпает вокруг себя тысячи разноцветных горошин лучезарного смеха:

- О, ну такое огромное тебе от меня спасибо! Помогаешь мне, хорошему человеку, добраться до дому, и никто не в обиде! Я в Наполи. А тебе куда? Просто у меня нет денег на билет. Но если ты против, я выйду на какой-нибудь станции. Я Анна-Мария. А ты?

У неё плотный, слегка сипловатый голос с тёплым тембром, она так занятно распевает гласные, а интонации мило подскакивают к окончаниям фраз.

- Не за что. Я Ева. Еду до Рима. Там долгая остановка. Я могу купить тебе билет до Наполи как доберёмся. Можно?

- Приятно. Да, конечно! Это очень даже кстати. Ты не волнуйся, я не буду мешать. Напишу тебе в подарок рассказ, пока едем. Это будет моя плата тебе за проезд. И между прочим я пишу не простые рассказы - это мой дар. Моя магия. Ты потом поймёшь. Даже может через несколько лет.

    Я улыбаюсь. Мой постоянный невидимый спутник, моя дорога сгустилась на сей раз в этот странный девичий образ и будет он теперь зреть во мне, пока не вызреет в персонажа, в историю. Только сколько времени это займёт? День? Десятилетие? Четверть века?

     Она рассматривает меня взглядом художника, словно соотнося пропорции лица с неким внутренним лекалом своего воображения. Я же просто впитываю свежесть и свет, исходящий от неё: будто только-только лопнувший, взорвавшийся радостью бутон, мгновенно сменивший упругость вероятного завтра на нежность беззащитного "здесь и теперь".

- Ты просто жуткая уродина, ты знаешь об этом? -, она приподнимает бровь, с вызовом запрокидывая голову и, лукаво прищурившись, ждёт моей реакции.

- Ну знаешь, мне так далеко до тебя, в этом смысле! Ты то просто чертовски безобразна - прямо настоящая ведьма!

Мы хохочем и одновременно выругиваемся на двух языках.  Эта внезапная непреднамеренность окончательно снимает все гирлянды условностей, обращая нас в двух девчонок, сбежавших от повседневности.

- Ты полька?
- Нет. Я русская. У меня славянский акцент?
- Не поэтому. У меня была подруга полька, ты похоже двигаешься. Я не итальянка. Я из Наполи. Знаешь, это совсем другое дело. Если у тебя есть друг в Наполи - ты самый счастливый человек. Мы особенные.
- Я теперь счастливый человек. У меня есть знакомая из Наполи.
- Я не шучу. Дай мне твои руки.
- Зачем.
- Тебе не нужно задавать вопросы. Просто покажи мне свои ладони.

Я со смехом протягиваю к ней обе руки, растопырив в стороны пальцы.  Её личико делается таким неожиданно серьёзным, словно она расшифровывает древнеегипетские иероглифы.

- У тебя несколько одновременных жизней. Ты знала? Ну и дела! Ну что тут? Даже не знаю позавидовать тебе или пожалеть.
- Что значит одновременных?
- Вот то и значит, что я тебе говорю, а уж как это у тебя получается тебе лучше знать. Клёвый костюм! Видела такой в "Terra Nova". Можно мне померить твой пиджак?

Она смущенно отводит в сторону глаза, как нашкодивший ребёнок и прикусывает губу. У неё повадки какого-то милого зверька, которого я никак не могу определить.

- Разумеется, - я с облегчением стягиваю с себя узкий верх своей двойки. Он великоват ей в плечах и рукава слишком длинные.
- Мэри Эн, - шутливо перекраиваю я её имя, - тебе нужно ещё немного подрасти.
- Хочешь я подарю тебе мой шарф? Это ручная роспись. Очень дорогая вещь. Тебе пойдёт.
- Я думаю обещанного рассказа будет вполне достаточно в качестве благодарности.
- Как хочешь, - она обиженно замолкает.

     Поезд проскальзывает в тоннель и изменчивый ландшафт за окном на несколько мгновений превращается в чёрное зазеркалье. Моя попутчица кружится перед ним, пытаясь рассмотреть своё новое отражение:

- Ну и как я выгляжу? В жизни не стала бы такое носить!
- Вылитая Ева лет десять назад, если бы она родилась в Наполи и ехала бы сейчас в одном купе с чокнутой иностранкой собирать апельсины.

Мы заливаемся смехом.
- Кстати, откуда ты знаешь про апельсины?
- Я все про тебя знаю, Анна-Мария Каппини!
На мгновение её лицо приобретает трогательно озабоченное выражение:
- Как?
- Ничего особенного: с апельсинами - просто угадала, ткнув пальцем в небо. Ты студентка, судя по количеству книжек, которые таскаешь за собой, а на юге самый разгар сезона и многие едут подзаработать. Твоя фамилия написана ручкой на кармане вон той спортивной сумки.
Она все ещё с сомнением смотрит на меня:
- А про книжки? Ты же не заглядывала в мои сумки?
- Запах.
- Что?
- У этого запаха нежно-древесный тон. Он сухой. Трепетно-деликатный. Его вдыхаешь, словно пьёшь эфемерную волшебную жидкость, которой невозможно утолить жажду. Настойчивый и тонкий. Еле уловимый, но безошибочно определенный.
- Эээ! Ну ты даёшь!
- Так что у тебя там?
- Это секрет. Моё наследство. У меня пока нет своего дома, а книги - это мои друзья. Я не могу их нигде оставить . И ещё ... без них я бы не смогла писать. Я в них живу и это все, что у меня на самом деле есть. Книги моей семьи, тетрадки с рассказами и путешествия.
- Может быть ты представишь меня твоим друзьям? Должна же я понимать в какой компании оказалась.
- Не переживай - это очень хорошая компания. Почему-то я думаю, что со многими из них ты знакома. Ну а ты тогда уж расскажи зачем едешь в Рим? Тебя там кто-то ждёт? Твой жених?
- К сожалению нет. Я еду на кладбище.
- О, прости, я не знала.
- Ничего. А что, если я попробую угадать, кого ты везёшь с собой?
- Очень даже неплохая идея. Можешь попробовать. Вдруг угадаешь по запаху Керуака?
- Идёт! Поехали!

Продолжение: http://proza.ru/2021/08/11/140