Семь тощих лет - II

II.

     Главный редактор твердил, что нужен позитив. Но большинство репортажей если не прямо, то каким-то боком касались эпидемии, которую стали называть «пандемией». Один из корпусов областной больницы переделали под ковидное отделение — красную зону, в которой  теперь работал свёкор. Съёмочная группа выезжала на открытие нового отделения, репортаж Юля увидела в региональной новостной программе, и он ей не понравился: сухо, неинтересно, ожидаемые вопросы журналиста, ожидаемые ответы заведующего отделением, всем уже давно известные рекомендации: маски, перчатки, дистанция.

     Сама она в этот день ездила в городок Алексин — районный центр, где делали репортаж про приют для бездомных животных. Тощие, обшарпанные дворняги в клетках; в небольшой комнате тридцать, если не больше,  кошек. Юля чуть не расплакалась, когда ей показали бесхвостого кота, а ветеринар сказал, что по ране было видно, что хвост отрублен. «Как отрублен?»  — не поняла Юля.  «Человеком отрублен»,  — хмуро ответил пожилой ветеринар. В общем, репортаж получился совсем не позитивный, а сама себе Юля не понравилась, показалась неуверенной и растерянной.  Вечером, чтобы немного поднять настроение, посмотрела новости по НТВ — вот уж профессионалы так профессионалы, любимый её канал. Потом включила Культуру: поучиться у блестящих журналистов, комментаторов и обозревателей. Пыталась смотреть, а перед глазами стояли унылые собачьи морды, тянущиеся к людям между прутьями клеток.


     Через месяц, в начале мая, Юля снова ехала в Алексин: делать репортаж о Фаине Петровне Грачёвой — ветеране войны, выздоровевшей от ковида. На редакционные деньги купила цветы. Оператор Лёшка всю дорогу издевался: это же букет невесты, а мы его девяностолетней бабушке везём! Юля вяло возражала. Она и сама поняла, что выбрала букет,  очень похожий на свой свадебный, тот, который дарил Игорь: нежно-розовые розы, меленькие белые цветочки, названия которых не знала, пушистая зелёная травка и всё это в белой с золотом гофрированной бумаге. 

     Фаина Петровна цветам скорее удивилась, чем обрадовалась. Из больницы её вывезли на кресле, хотя оказалось, что она вполне может идти сама. Кроме журналистов, бабушку встречала пожилая дочь, следом подъехал внук с семьёй. Перед тем, как все расселись по машинам, он ответил на несколько Юлиных вопросов, рассказал, что бабушка ушла на фронт в девятнадцать лет, была зенитчицей, войну закончила в Праге. Девяностодвухлетняя Фаина Петровна в голубой беретке на белоснежных кудрях, в пиджаке, увешанном наградами, выглядела очень неплохо, но собеседницей оказалась неважной: совсем плохо слышала.

     Жила она с дочерью в небольшом частном доме на окраине Алексина. В палисаднике уже распустились нарциссы и пара красных тюльпанов. Бабушку усадили на скамейку и сняли на фоне цветов. Потом появилась пушистая серая кошка, явно обрадовавшаяся хозяйкам. Кошку поместили на колени бабушке, и Лёшка снял милую картину. Нина Ивановна — дочь — на вопросы отвечала скупо. Историю семьи рассказывал внук: как дедушка и бабушка с войны пришли мужем и женой,  как бабушка сорок лет проработала на почте,  сколько сил и времени она тратила на поиски однополчан и как радовалась редким встречам с ними.

     Двое мальчишек — правнуки героини репортажа — доставали из машины и носили в дом пакеты из «Пятёрочки», в кадр попасть не стремились, проходили сторонкой. Юля понимала, что радости от того, что вечером их покажут по телевизору,  никто не испытывал. Оператор шепнул, что окна в доме маленькие — деревенские —  и в помещении будет темно: надо ставить свет. Но в дом их и не пригласили. Жена внука — красивая женщина со строгим выражением лица — подошла к Юле, сказала, что Нина Ивановна полгода назад перенесла операцию на сердце, Фаина Петровна после пережитого волнения нуждается в отдыхе, поэтому съёмку пора завершать. А Юля-то мечтала закончить репортаж семейным чаепитием, как, впрочем, заканчивались все виденные репортажи на подобные темы. Пришлось, однако, сворачиваться. Бабуля сказала, что счастлива, потому что сможет отметить День Победы дома, со своей  семьёй, и на этом  поставили точку. Вечером Юля несколько раз пересмотрела репортаж и оценила его на «средненько».

     Впрочем до ухода в отпуск она всё же успела сделать репортаж, который понравился и самой, и всем в редакции, — о питомнике растений в селе Лукино. Весь вечер перед поездкой  изучала сайт питомника. Сколько всего там выращивали! В названиях запутаешься: берёза повислая, берёза пушистая, берёза чёрная, вяз голландский, вяз шершавый… А сколько цветов! Никогда не знала, что петуния — это и есть душистый табак, растущий чуть ли не на каждой городской клумбе.

     Назавтра Юля надела самое простое серенькое платье, чтобы не отвлекать на себя внимание. Макияж тоже неяркий. Хотя какой тут макияж — маска обязательна. Нельзя же, чтобы люди, когда их беспрестанно призывают носить маски, на экране телевизора видели корреспондентов без масок.

     Деревья и цветы на самом деле оказались гораздо ярче и красивее, чем на фотографиях сайта. А какие ароматы! Жаль, что их нельзя передать зрителям. Заведующий питомником — стройный, спортивный, загорелый — подробно и с удовольствием  отвечал на  вопросы, гостям с телевидения был рад.  Лёшка, хоть и трепач, но профессионал, просто оператор от Бога. Как он снял плантации пионов, роз! Последние кадры уже на закате. Домой вернулись ближе к полуночи. Зато  всю следующую неделю ходили именинниками, только успевая получать комплименты: «Классно!», «Здорово!», «Отличный репортаж!»

     А главной темой всех новостных программ оставался коронавирус.  Для медработников красной зоны очень богатый бизнесмен, имени которого не знали, снял все номера гостиницы «Комета», расположенной рядом  с областной больницей. Теперь свёкор дома не появлялся, как и все его коллеги, жил в гостинице, чтобы не заразить родственников. Другой бизнесмен, ресторатор, бесплатно посылал в больницу и в «Комету» горячие обеды. В начале июня Юля брала у него интервью.  Хозяйка сети пиццерий стала каждый день привозить по тридцать пицц для медперсонала инфекционной больницы, никаких денег не брала.  Большой репортаж о ней был на их канале.

    Количество заболевших, между тем, падало. Юля и сама, когда муж работал в ночную смену, заглядывала на сайт «Неткоронавирус». Но свёкор по-прежнему требовал масок и перчаток. Из-за этого Юля однажды чуть не поругалась  с папой. «Надо до мелочей соблюдать все предосторожности, о которых говорит Николай!»  — заявил  папа (её родители и родители Игоря с прошлого года, с папиного юбилея, были на «ты»). «Да ведь он не Господь Бог! — возмутилась  Юля.  — Ошибиться может». «Он врач с тридцатилетним стажем!» «Вот-вот,  — не сдавалась она,  —  всего-навсего рядовой врач, даже не заведующий отделением. Ты уж сколько лет начальник участка, скоро, может, и начальником цеха станешь. А у свёкра-то карьера не пошла». «Доча,  —  устало вздохнул папа,  — ну откуда ты этого всего набралась? Врач только тот, кто рядом с больным: в своём кабинете, в больничной палате, в операционной, теперь вот в красной зоне. Перебирающий бумажки — бюрократ, а хороший врач не стремится стать бюрократом». 

     Возвращаясь тогда от родителей, Юля думала о свёкре. Нельзя сказать, что она его не любила. Просто на фоне моложавой, яркой, позитивной свекрови Николай Васильевич выглядел совсем уж обыкновенно: не высокий не низкий, не толстый не худой, не блондин не брюнет; посмотрит,  помолчит, скажет несколько слов, опять помолчит. А свекровь у Юли умница и красавица. Волосы у неё не очень роскошные, так она всегда с короткой аккуратной стрижкой. Зато высокую, крепкую грудь обязательно подчеркнёт: обтягивающим свитерком, водолазкой, а по праздникам может позволить себе платья с глубоким декольте, с открытыми плечами. Юля не  раз заходила к свекрови на работу, в аптеку, и каждый раз восхищалась тем, как  она разговаривает с покупателями, в основном стариками: недослышащими, путающимися в названиях лекарств, постоянно переспрашивающими. Но каждый из них выходил из аптеки довольный, с улыбкой. Нельзя сказать, что свекровь была для неё второй мамой, но своей свекровью Юля гордилась.