Шутка Орзилэ

— Что ты на меня так уставился?
Не понимаю, что Скай во мне внезапно разглядел? Не изучил за пятьдесят лет?
— Ты, ты в зеркало смотрелся?
Мой напарник — ходячее тощее недоразумение. И слишком юный! Зачем только Верховный мне его навязал!
— Скайтэйрэ, иди, водичкой холодной умойся! Остынь! И с Громейром свяжись. Скажи, что я вернулся.
Что его забавляет?
— Вернулся?
Правда, что он так веселится? Я незаметно провёл рукой по волосам. Лохматый, что ли? Или грязный? После Возвращения пыль Иных оседает на коже пятнами, и лицо превращается в маску Орзилэ.
— Ты сначала полюбуйся на себя!
Скосив глаза, я рассмотрел край моей роскошной, рыжей, как грива боевого ко;рга, шевелюры. Вроде не такой уж встрёпанной.
— Скай, хватит уже! Доложи Верховному и убери нординги. Я устал, как тысяча ломиррских швах!
Напарник уже не смеялся — тихонько всхлипывал, сползая по стенке. Мелюзга! Плюнув, я отодвинул его рукой и прошёл в наши комнаты. Плотно прикрыл дверь и только затем скользнул в ванную. Щелчком зажёг свет, открыл воду и взглянул на себя в зеркало… Коргов хвост!
Орзилэ шутник изрядный, но чтоб так!
Из зеркала на меня смотрела очень даже миловидная девица. Исключительной, можно сказать, прелести. Смуглая, голубоглазая, высокая, тонкая, с лицом благородного маргре и навсегда впаянной Печатью Всадника Ночи у левого виска.
Кэй, ты попал… Громейр выполнил свою угрозу. Я трясущимися руками снял одежду, втайне надеясь, что изменения коснулись только лица. Но если Верховный сердится, это серьёзно. Мне пришлось уцепиться за край ванны, чтобы не упасть. Самый сильный из всех Всадников, имеющий за плечами семь Возвращений — больше только у Верховного! Вступивший в полный возраст. Получивший свой именной нординг из рук самой Иломены! Мамочка моя… Твой сын, краса и гордость, услада глаз и лучший ученик Академии — девчонка!
Кэйори, зачем ты разозлил Верховного?!
В глазах мерзко защипало, но я усилием воли подавил недостойную слабость. Гроймер может поиздеваться над моей плотью, но я не позволю ему сломить мой дух! Мне не сто лет, и легче хвост у корга увидеть, чем слёзы изменённого! Но как мне теперь быть?.. Я только что вернулся. Хотя бы лет десять мне придётся ждать очередного Возвращения. Иначе Печать не вытянет. Сбежать в Хэлое к папе с мамой под крыло? Спрятаться в родном мире?
Не затем я прожил свои пятьсот лет, из которых больше половины посвящены службе и защите Армэра! Я гордо вскинул голову. Можно изменить тело! Но не душу воина — как не свести Печать с лица!
Поток ледяной воды привёл меня в чувство. Тренированное тело отозвалось готовностью каждой мышцы. Уровень силы остался при мне, даже вырос, как всегда после Возвращения. Интересно, я ведь сейчас могущественнее Верховного. Способен ли я перестроить себя сам? Что толку обманываться. Печать не позволит. Кэй, тебе предстоят весёлые годы.
Из ванны я вышел с невозмутимым лицом. Гордо прошагал мимо выпучившего глаза Скайя, подошёл к шкафу с одеждой, не торопясь выбрал рубашку и брюки. Спасибо, поганый корг, хоть рост ты мне оставил! Трудно было бы, полтысячи лет глядя на всех сверху вниз, задирать гордую голову, заглядывая в лица! О, даже сапоги менять не придётся. Как чистокровный маргре, я обладал скромным для парня размером ноги, не портящим теперь высоченную девицу. Рубашка в груди не жала — мышцами я обделён не был, зато провисла в поясе. Ничего, ремень для того и существует. Да подавись ты тухлым кру;мом, Гроймер! Шикарные рыжие волосы привычно скрутились в хвост.
— Скай, я к Верховному. Ты нординги запер?
— Д-да… Кэй…
— Что?
— Ты в порядке?
— В полном!

***

Гроймер откровенно наслаждался, глядя на меня:
— Кэйори, ты в курсе, насколько великолепно выглядишь? Как был самым прекрасным созданием Элимеи, так и остался!
Я подождал, пока юные будущие Всадники, свежеиспечённые выпускники Академии, покинут зал Службы, старательно не замечая их вытянутых лиц и расширенных глаз, и лишь затем дал волю гневу:
— Гром, ты соображаешь, что творишь? Как я теперь на корга сяду? Боком?! Грудями в упряжь? Буду биться вот этими пальчиками? И несколько дней в декерде брать отпуск по состоянию здоровья?
Мой учитель и командир привстал с кресла, задрал мой подбородок и заглянул в откровенный вырез рубашки:
— Ничего, упряжь стерпит. Отпуск, вернее, свободные дни, вам всем положены. Ты один их не брал все три сотни лет. Твои корги, насколько я помню, постоянно такие же тощие, как и ты. Ноги пошире раздвинешь, благо длинные. Чтобы подчинить нординг, физической силы не требуется.
Он хохотнул и вдруг стал серьёзным:
— Кэй, не подумай, что я издеваюсь. Но это вынужденная мера. Я устал успокаивать влюблённых в тебя девочек. Сама Иломена просила повлиять на тебя! Твои родители Орзилэ готовы кланяться, чтобы ты связал себя Обетом. Все девчонки на Армэре мечтают заполучить тебя в свою постель. А ты… Не ошибусь, если скажу, что ты за все прожитые годы и близко ни к одной женщине не подошёл. Посмотри мне в глаза и ответь. Честно.
Я возмущённо впился взглядом в его серые, словно пыль Иных, глазищи:
— Гром, это вопрос Верховного? Или учителя? Или ставленника Иломены? Как это сказывается на моей службе? Или на силе моего нординга?
— Это вопрос друга. Кэй… Кэйори. Я побратим твоего отца. Я ставил тебе Печать. Я отвечаю за тебя перед Иломеной.
Верховный подошёл к окну и долго глядел на залитые светом улицы Варри. Затем поманил меня рукой:
— Кэй, Рыжая Смерть, мой лучший Всадник. В бою тебе нет равных. Твоя сила давно превосходит мою. Одно твоё имя сдерживает Иных. Но сердце твоё холодно, словно лёд Рапире. Ты помнишь, что я сказал тебе, когда мы разговаривали в последний раз?
— Что за свою бесчувственность я заслужил должное наказание. Гром, так называемые чувства — это пережиток Старых времён. Мне, изменённому, они не нужны! Уничтожать прорвавшихся Иных они только мешают! Верни мне моё настоящее тело!
Верховный Всадник Иломены печально покачал головой:
— Ты же понимаешь, что это невозможно. Кэй, ты будешь первой девицей в Отряде и первой красавицей Армэра. Свет Ориэне не прекраснее твоего лица. Но ты должен почувствовать, что такое быть женщиной. Только так я могу заставить твоё сердце ожить и забиться. Ты не ответил на мой вопрос, Всадник Ночи.
Я отвернулся. Голос Верховного был мягок, но под ним скрывался металл. Так под бархатистой шкурой корга чувствуются железные мышцы. Он может теперь вышвырнуть меня из Отряда. Отправить домой, в Хэлое, узоры на рубашках вышивать! Или в сопровождение Иломены — к таким же незамужним маргре!
— Гром, я никогда не спал с женщиной. Я изменённый и горжусь этим!
Он глянул на меня жалостливо и сердито одновременно:
— Дурень. Не знаешь, что теряешь.
У него жена и две родные дочери, не считая многочисленных приёмных. Старшая, Оллая — знаменитая на весь Армэр художница. Младшая, Аркуре — наречённая Маррене, нашего будущего Властителя. Аркуре триста лет назад пытались связать Обетом со мной. Ведь если бы я не сбежал и не стал Всадником, я был бы на месте Маррене.
— Гром, за что ты так со мной?.. Вся моя жизнь — это Прорывы и Битвы. Сила Возвращений и сверкание нординга. Я уничтожил больше Иных, чем весь Отряд за всё время правления Иломены. Как я теперь покажусь родителям? Как выйду на лёд Рапире? Коргов хвост! Мне теперь даже по нужде не сходить прилюдно!
— Ты вошёл сюда с таким видом, словно мир перед тобой расстилается ковриком Орзилэ. Продолжай в том же духе. Печать же с тобой. Нординг в твоей руке не станет разить хуже оттого, что нужду ты справишь не стоя, а сидя.
Я развернулся так резко, что волосы хлестнули по спине. Подстригусь обязательно! То, что я так бережно лелеял, будучи парнем, теперь неимоверно раздражает! Моё отличие, моя рыжая коргова грива, доходящая до задницы, за которой шли Всадники в бою — обойдёшься без неё, девка!
Гроймер устало вздохнул:
— Кэй… Ты не спросил о Авиэль.
— Она меня не интересует!
Нужна мне одна из его приёмных дочерей, как коргу хвост! И так проходу не даёт!
— И правильно… Кого интересуют Ушедшие.
На секунду я сбился с шага:
— Что?..
— Она покончила с собой, Кэй. Она выполнила своё обещание.
Я застыл на месте:
— Это не моя вина!
— Конечно, нет. Это она виновата, что влюбилась в такого бессердечного упёртого маргре. С обликом Элимеи и куском льда вместо сердца. Проваливай, Всадник! Сбор через три Восхода. Если тебе не придётся взять отпуск.
Ненавижу! Старый, властный, облезлый корг! Двери разлетелись от удара моей силы.
— Кэйори!
Окрик командира заставил меня привычно замереть.
— В гневе ты прекрасна.

***

Даже если Ориэне однажды утром не встанет, тренировку это не отменит. Нординг сам лёг в руку. Изящная девичья кисть с тонюсенькими пальчиками сомкнулась на рукояти, тут же изменившуюся под новую ладонь. У каждого Всадника нординг имеет собственное имя. Мой зовут Льдом, Холодом Ночи, Чистой Смертью… Много имён. Множество Иных видели его в последний миг перед Уходом.
Бессонная ночь не сказалась на моей силе. Нординг слился с моей рукой, словно мы снова сражались с ним на голубом льду Рапире. Авиэль говорила, мои глаза цвета льда. Плевать! Я не сдамся! Выстою, выдержу эти годы позора! Справлять нужду сидя? Коргов хвост! Кэйори, ты лучший Всадник Ночи! Был, есть и будешь! Танец, всполохи света, упоение битвы. Нординг пел в моей руке, печать отзывалась сладкой болью.
— Кэй…
Скай подходил неуверенно, с опаской. Казалось бы, должно быть наоборот. Теперь перед ним не старший напарник, а хрупкая девица. Мог бы стать и посмелее.
— Что тебе, Скайтэйрэ?
— Тебя парни искали. Пани и Рейке.
Я с трудом разорвал связь с нордингом.
— Чего им надо? На девку посмотреть?!
— Зачем ты так… Все же понимают, как тебе тяжело.
— У меня всё замечательно! Подумаешь, девчонкой стал! Я всё равно любого из вас на льду обойду!
Напарник тихонько вздохнул:
— Да не сомневается никто. Они поговорить хотели. Ты же теперь… Тебе неприлично. И нам всем тоже.
Я непонимающе глянул на него:
— Что — неприлично?
Лицо у Скай — пособие по глупости.
— Ты же женщина… раздеваться с нами, душ вместе принимать, и прочее… Нельзя.
— Я что — голых парней не видел?
Тапочки Орзилэ! Он покраснел!
— Не в этом дело. У нас же все молодые ребята, некоторые даже моложе меня. Обнажённая девушка… да такая красивая…
До меня начало доходить:
— Что, повстаёт у всех?
Мой напарник, с которым мы миллион раз пачкались в пыли Иных, валялись в грязи талого льда Рапире, спали вповалку и после вместе отмывались в душе, стал цвета мантии Иломены.
— Кэй… в общем, да.
Гром! Корг ты занюханный, за что?!
— Можешь передать этим извращенцам, что я буду мыться один! И жрать, и срать! Биться хоть с вами можно вместе?
— Кэй…
— Пошёл прочь!

***

— Всадники Ночи!
Громовой голос Верховного перекрыл вой ветра.
— Сегодня Иные идут двумя Потоками. Отряд Кэйори перекрывает основной. Я поведу три пары на боковой. Сигнал к отступлению — две вспышки нординга.
И уже обыкновенным, человеческим тоном Гром добавил:
— Удачи, парни! Храни вас Печать.
Лёд Рапире. Голубой, чистый, хрупкий. Чёрное небо над головой. Здесь всегда Ночь. Всадники видят в темноте, коргам глаза не нужны. Мощные лапы ступали сторожко, когти впивались в корку, что может обломиться в любой момент. Я жестом осадил Хайле, самого горячего и пылкого, рвущегося вперёд. Нечего понукать, корги и сами чуют направление. Узкие безглазые морды вытянулись в сторону Прорыва, уши улавливали малейший звук, чуткие ноздри вдыхали морозный воздух. Длинные поджарые тела скользили высоко надо льдом. Порыв ветра трепал мои остриженные волосы, холодил шею. Так тебе, девчонка. Жаль, нельзя ещё короче, кожа не должна быть обнажена.
Печать взорвалась резкой болью, и нординг вспыхнул, отвечая. Вот они. Полезли из всех щелей. Серые, бездушные, бесформенные. Много.
— Рейке, ты Тень! Олие, страхуешь! Остальные — к бою!
Нординг светился, плавя лёд.
— Парни, Хаэр!
— Хаэр!
Всё… понеслось.
Рейке повторял мои движения. Скай прикрывал спину. Сколько их! Вспышки крошили тела, туманные щупальца тянулись к нам через лёд, через свет. Нельзя, чтобы эта серая дрянь коснулась кожи. Ожог, язва, сползшая плоть, растворяющаяся кость. В нашей битве не бывает раненых. Только убитые.
Если в тебе достаточно силы — Печать вытянет обратно, к свету. Если нет — мы оплачем Уход друга и очередной выпускник Академии займёт место Не Вернувшегося. И так тысячи тысяч лет существования Рапире, границы миров Армэре, Обители Всадников, место соприкосновения света и вечной Ночи.
— Пани, сзади!
— Хаэр, Кэй!
Всадником не становится каждый желающий. Иначе нас были бы миллионы. Каждые десять лет Верховный обходит миры и выявляет одарённых мальчиков. Совсем юных, столетних, их забирает Академия. Бр-р. Ещё сто лет на плеши Орзилэ — и ты выпускник.
— Скай! На счёт три!
— Раз, два… Хаэр, Рыжий!
Выпускник живёт при Отряде. Не меньше полувека присматривается, тренируется. Бывают исключения. В годы больших Прорывов Всадниками становятся почти дети. Как я. Мне было сто девяносто три года. Я был самым молодым в Отряде. Печать приживалась долго, мучительно. Ночами я беззвучно выл от боли.
— Коргов хвост! Арине, гляди, куда бьёшь!
— Хаэр! А-а-а!
Два скачка корга. Взмах нординга. Арине таращился на меня стекленеющими глазами.
— Не смотри, Всадник!
Мой нординг отсёк пузырящуюся руку. Теперь у него есть время. Пламя прижгло плоть, он вернётся.
— Хаэр, Рыжая Смерть!
Вот так. Всё как всегда. Напарник и Тень сзади. Отряд рядом. Может, проживу и с грудями?
— Да сколько их там!
— Кэй, прикрой!
— Всё, последний!
Мелкая серая пыль осела на лицах и одежде. Я выжидал. Корг нетерпеливо топтался на месте. Потерпи, мой хороший. Поспешность стоила жизни многим торопыгам. Точно! Последний, тонкий серый жгут. Мерзость. Пол удара нординга.
Всё.
— Кэйори! Ты как?
— Хаэр, Гром! У нас всё.
Верховный шёл пешком. Жаркая, видать, выдалась стычка. В отличие от нордингов, корги не имеют имён. Они живут слишком мало, меньше десятка лет. А гибнут ещё чаще. Безглазые, чуткие, рыжие.
— Молодец, Рыжая Смерть. Парни, домой!

***

— Кэй, иди мойся первый.
Чтоб вам всем провалиться с любезностью вашей! Назло освободился от одежды на ходу, сверкая всеми девичьими прелестями.
— Кэйори… Не надо. Никто ведь не виноват, что ты такой ледяной… был.
Я злобно повернулся:
— Был? А теперь что — была? Да, Скайтэйрэ?
А напротив — зеркало. Огромное, во всю стену. Чтобы отрабатывать, оттачивать движения. Зеркало, в котором грудастая остриженная девка нагло демонстрировала свои телеса смущённому черноволосому пареньку… Симпатичному, кстати. И возбуждённому.
Коргов хвост! Ведь мы здесь годами не выходим в свет. Но большинство, как и я, убили в себе плотские желания. Получается, мой напарник — из нормальных? Не изменённых? Ах да, он же не маргре! Странно, что он вообще попал в Отряд.
Нет, не то чтобы были какие-то ограничения по крови. Есть сила — ты Всадник. Коргов растят бесчисленными стадами в большинстве миров, где есть лёд. Печатей и нордингов всегда в избытке. Будь ты последний пастух с Орзилэ забытой окраины, раз Верховный тебя нашёл — добро пожаловать в Академию. Но сила передаётся по наследству. И потомку десятков поколений маргре, вроде меня, достаётся в подарок. А если ещё все твои предки изменённые — считай, Печать положили тебе в колыбель. Изменённым намного легче. Мы не зависим от прихотей наших тел. Мне вот хоть сотню голых девок покажи раньше — только отвернусь презрительно! Даже не шевельнётся ничего.
Каково же ему, бедняге!
— Извини…
Я помылся быстро. Вода ледяная, не теплее льда Рапире. Не расслабляться, не давать себе поблажек. И старательно завернулся в полотенце. Так, чтобы торчали только плечи и коленки. До чего ты дожил, Кэйори! В комнате был приглушён свет. Скай бескрылой бестией просочился мимо меня в ванную. Я, пользуясь моментом, натянул длинную рубаху.
Значит, Скай — из нормальных. Ничего себе! Из какого же он мира? Гроймер ничего не сказал о прошлом мальчишки, которого всучил мне почти насильно. Верховный тот ещё хвостатый корг! Я понял, что ничего не знаю о своём напарнике, с которым пятьдесят лет живу в одной комнате и сплю в одной постели. Он прикрывает мне спину в бою. Это особенность Всадников. Мы сражаемся парами и живём парами. Мы должны быть частью целого, чувствовать друг друга. Иначе не выжить. Иначе пыль Иных сядет на расплавленные останки.
Двести пятьдесят лет моим напарником был Олькэ. Мы жили бок о бок и делили одну постель. Ему, как и мне, не было никакого дела до плотских утех. Он был изменённым с Прайна, старше меня всего на тридцать лет. Красивый спокойный голубоглазый брюнет, надёжный, как корг, и весёлый, словно Сказитель. Мы не торопясь ели в общем зале, шли к себе, ложились, желали доброй ночи и засыпали до утра. Нам наше тело служило лишь для боя и тренировок.
А Скай, худощавый, улыбчивый Скай — нормальный!
То-то он вечно вертелся, не давая спокойно спать! О, плешь Орзилэ! А я теперь — девка! На которую он реагирует, как положено парням. И три ночи спал на самом краешке кровати, ложась и засыпая так, чтобы меня не видеть и не чувствовать.
Что мне делать? Что? Попросить отдельную комнату? Отряду на смех? Я угрюмо примостился на краю постели. Одеяло у нас тоже общее. Гром, это — часть твоего плана?
Тихие шаги. Полотенце, обмотанное вокруг пояса.
— Кэй… отвернись, пожалуйста.
Первый раз за всю жизнь я сдержался и не нагрубил.
— Скай, я же девчонка только с виду. Ладно, тебе невмоготу глядеть на меня. Но я-то — что нового я увижу в тебе?
— Дело не в этом.
— А в чём?
— Я слишком сильно возбуждён.
После трёхсот лет мне снова хотелось выть, как тогда, когда Гром с размаху влепил мне Печать.
— Скай, мы напарники. Всадники Ночи. Защищаем друг друга в бою. Чтобы ты успокоился, мне нужно удовлетворить твоё желание?
Его глаза сверкнули в полумраке:
— Кэйори, Рыжая Смерть. Твоё сердце и впрямь кусок льда, как все говорят. Отвернись, дрянной корг, или я врежу тебе!
— Пошёл ты к Орзилэ!
Я подорвался и вышел, не оглядываясь.
Переночую у коргов в закуте. Не впервой.

***

Ярко освещённый зал был набит битком. Все столы заняты, но, стоило мне только показаться на пороге, раздался громогласный рёв:
— Рыжий! Кэйори! Кэй! Иди к нам!
Место образовалось, словно высвеченное нордингом. Я нашёл белобрысую голову Рейке и уверенно плюхнулся с ним рядом. Тут же передо мной оказалось два десятка кружек с урсе.
— Хаэр, Рыжая Смерть! За Всадников!
— За Отряд! За новую Штопку!
— За всех вернувшихся!
Арине протянул мне кружку — той самой рукой, что я вчера отрубил. Я принял с широкой улыбкой:
— Хаэр, парни! За Печать!
К нашему столу тут же подставили ещё несколько. Придвинули стулья.
— Кэйори, ты бесподо… бен.
Быструю паузу я услышал всё равно. Презрительно фыркнул:
— Девка в Отряде — как коргу хвост: только снится! У кого появились сомнения, что с вами парень, могу развеять! Есть желающие — прошу хоть сейчас!
Пани примиряюще хлопнул меня по плечу:
— Кэй! Это ж только до следующего Возвращения! Походишь красоткой…
— И снова станешь красавцем! — подхватил, хохоча, Рейке. — Кэйори, а правда, ты одной крови с Иломеной?
— Правда.
— Ничего себе! Это ты ж в каком поколении маргре?
— В семьдесят втором. С образования Армэре.
Парни присмирели. Чтоб они сказали, зная, кем мне приходится Иломена! Среди множества радостных лиц я заметил чёрную макушку. Очень далеко. Это — неправильно. Неважно, что мы вчера поругались. Он прикрывает мне спину.
— Скай! Иди к нам!
Напарник подошёл, озираясь. Никто не спешил освобождать место, и я подвинулся сам, настойчиво тесня Рейке:
— Садись. Ты… урсе пьёшь?
Ещё вчера такой вопрос не пришёл бы мне в голову. Я просто сунул бы ему в руки кружку. Изменённый может легко осилить и с десяток таких. Но Скай нормальный. Это значит, он может захмелеть с одного глотка.
— Пью.
— Тогда — держи. За Штопку!
— За Всадников Ночи!
Он осторожно отпил. Я влил в себя третью — залпом.
— Скайтэйрэ, — Арине, огромный и мускулистый, оглядел кажущуюся рядом с ним совсем худенькую фигурку оценивающим взглядом, — а как ты Верховному на глаза попал? Родители постарались?
— Я приёмный ребёнок. Сам решил Всадником стать.
Глаза Пани, Рейка, да и прочих распахнулись от удивления:
— Как это — сам?!
Их изумление было понятно. Желающих множество. Каждый второй… да что там — каждый! — мальчишка мечтает приручить нординг! У Академии специальная служба есть — возвращать сбежавших из дома подростков. Если б всё зависело от желания! Есть жёсткие требования — рост, возраст, уровень силы. Коротышка не залезет на корга. До двухсот пятидесяти лет Печать вживлять опасно, после пятисот она не приживается. Нординг в слабой руке бесполезная бесформенная масса.
Нет, конечно, бывают исключения. Одно вот тут сидит, урсе пьёт, длинную ногу на ногу закинул. Удобнее, чем парням, кстати. Я тоже принял решение самостоятельно. Но мой случай редкая случайность.
— Так… Хотел очень, — Скай сделал ещё глоточек, чуть ли не морщась.
Арине пожал плечами:
— Повезло тебе… Ещё и напарником Рыжей Смерти стал!
— Повезло, — согласился тот.
Повезло, как же! Помню, как после Ухода Олькэ, когда стало понятно, что он не вернётся, Гром всучил мне это недоразумение — возись, мол, Кэй! Завтра Прорыв, этот лучший. Мои возражения были отправлены по известному пути — на плешь Орзилэ. Хочешь вообще без напарника сражаться? Нет? Бери, кого дают! Правда, в том бою новенький не подвёл. Не испугался, не суетился, как прочий молодняк, вперёд не лез и спину прикрывал исправно. И я смирился: пусть остаётся.
В зал толпой вломились выпускники. Из старожилов, тех, кто чуть ли не радуются Уходам, ведь это значит, что кто-то из них получит Печать. Мне такие не нравятся. Слишком наглые. Новоприбывших было четверо. Все с физиономиями потомственных маргре. Правильные, благородные, точёные лица. Неплохой уровень силы, особенно у того, пепельноволосого, что уверенно подошёл ко мне.
— Хаэр, Кэйори. Можно присоединиться?
Я окинул его внимательным взглядом. Смазливый, ухоженный. Чистое, светлое лицо, волосы старательно уложены так, чтобы закрывать левый висок. Ага, отсутствие Печати беспокоит?
— Меня ты знаешь. А сам ты кто?
— Кто не знает саму Рыжую Смерть! Я Райэнге, с Палма. Скоро пойду с вами на лёд! Подвинься! — это уже властным тоном он бросил Скаю.
Мой напарник поднял вдруг ставший жёстким взгляд:
— С чего бы?
— Хотя бы с того, что к тебе маргре обращается!
Рейке недобро хмыкнул:
— Эй, выпускник… В Отряде не принято тыкать происхождением.
Понимаю. Рейке сам не из родовитых. И он прав — маргре ты или пастух, Иным безразлично. На льду все равны. Скай остался сидеть рядом со мной. Ненавязчиво поправил прядь волос — так, чтобы стала видна Печать. Пани прыснул в кулак. Райэнге покраснел:
— Нынче в Всадники берут всякие корговы очёски! Куда смотрит Верховный!
Его дружки подобострастно кивнули, ещё не понимая, почему вокруг все так притихли и посмотрели на меня.
Мы в Отряде ругаемся всеми богами сразу. Орзилэ, наверное, сто раз на дню поминаем. Но вот уже триста лет никто не смеет в моём присутствии помянуть гривы коргов. Я медленно пропустил сквозь пальцы пряди огненно-рыжих волос, пристально глядя в лицо незадачливого выпускника. Сейчас спрошу…
Скай опередил меня — как-то очень изящно и небрежно махнул своей кружкой вверх. Облитый урсе парень от неожиданности отступил, поскользнулся и упал прямо на меня, выставив вперёд руки.
Меня никогда не лапали за грудь. Наверное, по причине её отсутствия. Ощущения непередаваемые. Подорвался я так, словно меня ошпарили. Опрокинул стулья, отпихнул стол, готовый если не убить, так избить до неузнаваемости! Парни, мгновенно трезвея,  тоже вскочили и привычно создали строй.
Лёгкий хлопок в общем гаме заставила различить лишь многовековая привычка слушать лёд. Только потом я увидел стройную черноволосую фигуру с уже опускаемой рукой.
— Скайтэйрэ…
В Отряде запрещены драки. Даже ссоры наказуемы. А уж такой откровенный вызов… Неважно, выпускник ты, новичок или заслуженный воин — отбывать тебе наказание на кухне.
Тапочки Орзилэ… Что у нас сегодня к столу? Надеюсь, не отварной крум?

***

— Куда кладёшь! Дочисти до конца!
Мама-мамочка! Поглядела бы ты, как сыночек твой, маргре потомственный, с ножом в нежных рученьках пыхтит старательно! Или доченька, которую ты так хотела — только к труду чёрному не приученная, ножиком тем уже порезавшаяся, кожуру счищающая в треть клубня… хохотала б ты до слёз!
— Тоньше, тоньше срезай!
Калимэр, корг раскормленный, аж трясся от удовольствия. Мало того что два Всадника гору крума чистят к ужину, так один из них — девка благородная, кухонный нож впервые в руки взявшая — не знаешь, на что в первую очередь дивиться? На маргре в очистках или на девчонку в Отряде?
— Заткнись, Кали! Тебя не хватало для полного счастья!
Я завистливо косился на Скайтэйрэ. И где он так наловчился крум строгать?! Ровненько, гладенько. Пальцы ловкие, длинные, чуткие. То-то с нордингом он так ловко управляется! На меня не глядел, сопел сердито, вон, буркнул что-то…
— Тебя никто не заставлял разделять со мной наказание, маргре!
Да сколько ж меня моей кровью попрекать будут!
— Ну, маргре, и что? Что?! Мы должны быть наглые, подлые? Наслушался сплетен? Знал бы ты, как это на самом деле — быть потомственным маргре, не свежеиспечённым, за заслуги дедушек, а то и папенек! А так, чтобы в роду сплошные герои и великие воины! И тебя с пелёнок все тыкают — обязан, должен, соответствуй! Вместо детства — муштра лет с пятидесяти, вместо развлечений — учителя личные… Не школа, где друзья, одногодки, а зубрёжка постоянная и рожи постные! Потом, на закуску — невесту тебе подберут, перед фактом поставят — вот, гордость нашего рода, это жена твоя будущая, по всем параметрам подходящая… Ты хоть представляешь, как это — когда у тебя ни глотка свободы нет, никакого выбора, всё за тебя заранее расписано на века вперёд?!
Скай посмотрел на меня так, словно увидел говорящего корга:
— И ты что, терпел?
— Терпел… до ста лет.
— А потом? — жадно спросил он.
— Сбежал я потом! Воспользовался отцовским положением. В Академию поступил, имя скрыл. Когда родители разыскали, поздно было: я уже клятву дал, личный нординг растил. Они решили — ладно, учись. После окончания заберём, — я откровенно ухмыляюсь. — Нашли тупого корга!
Напарник разинул рот:
— Как же ты Печать получил?!
— Как, как… Молча! Гром на себя ответственность взял. Влепил без ведома Иломены, никто даже не думал тогда, что я на это отважусь, а он уступит. Печать никогда так рано не приживалась. Только я очень сильный! И нординг у меня уже сформировался. После чего Иломене не оставалось иного, как мне его церемониально вручить и поздравить прилюдно.
— При родителях?
— Можно и так сказать… Скай, я даже в Академии учителей превосходил! Новичком дальше всех разил! Стыдно с такой силищей в мирах отсиживаться, когда на льду парни гибнут! Маргре, не маргре… Всадник я!
— Это точно, — насмешливый голос Гроймера заставил нас подпрыгнуть, и я опять — коргов хвост! — порезался этим проклятым ножом. Верховный с огромным удовольствием наблюдал, как я шиплю и ругаюсь.
— Видела б тебя мамочка, веселилась бы денницу!
Я уже собрался привычно обозвать его плешивым коргом, но оглянулся на Ская, на Калимэра, и запихнул свои выражения подальше. Негоже позорить Верховного Всадника Ночи перед посторонними.
— Из-за чего была драка, Кэй?
Я упрямо молчал и старательно кромсал крум.
— Это моя вина, — резко и решительно вступил Скай, — моего напарника оскорбили. Я от души врезал по морде!
Ничего себе! Он называет лицо «мордой»? Мой Скайтэйрэ, до сих пор краснеющий при бранных словах и величающий жопу «задом»?
— Ты знаешь, что драки наказуемы! — голос Грома был необычно мягок.
— Я знаю, что нельзя позволять трогать девушку без её согласия!
Чтооо?!
— Это где ты девушку нашёл? — мой нож полетел на пол. — Это я — девушка?!
Гроймер ехидно посмотрел на меня:
— И даже очень соблазнительная. Говорят, Райэнге тебя знатно за грудь потискал!
Только не убить его!
— Да как ты смеешь! Я!..
— Ты чисть, чисть крум, Всадник. Кстати, это ты должен был оплеуху залепить — за поругание девичьей чести! Ведь тебя же ещё не лапали прилюдно? Хм, и наедине, насколько понимаю, тоже.
Мою руку Гром поймал в последний момент. Но его это не спасло. Пощёчина раздалась оттуда, откуда её не ожидали. Скай вытянулся так, что, казалось, сейчас он порвётся от напряжения.
— Когда я сказал, что не позволю оскорблять своего напарника, я имел в виду всех, — голос паренька дрожал, но слова он выговаривал чётко и твёрдо, — будь это выпускник Академии или сам Верховный Всадник! Извинись, немедленно!
Мы оба обалдели в равной степени. Скай! Скай!!
— Прости, Кэйори, — тихо произнёс Гроймер. — И ты, Скайтэйрэ, тоже.

***

— Скай, ты чего полез меня защищать? Ведь Гром мог наказать тебя не чисткой крума.
Мы лежали в темноте на разных концах кровати. Одеяло между нами напоминало разделительную границу. Сна не было ни в одном глазу.
— Какая тебе разница, Рыжая Смерть?
— Ну… есть, наверное, раз спрашиваю.
— Нет. Ты так долго сражаешься на льду, что в тебе всё заледенело. Неважно, как ты выглядишь, парнем или девушкой, внутри тебя всё равно холод.
Мне стало обидно. И страшно, потому что в его словах была правда.
— Скай, я просто девчонок терпеть не могу — с того момента, как мне приказали на одной из них жениться, не спрашивая моего согласия!
— Что, так не понравилась?
— Да я не смотрел на неё даже! Но я не позволю решать за меня! Как мне жить, с кем Обет пройти… Я сам должен выбирать, понимаешь — сам!
— Ты выбрал лёд.
— Уж лучше лёд! Он честнее! — я разгорячился и присел на постели. — Там всё чётко: вот Иные, вот мы, за нами — Армэр, в руке — нординг, за тобой — напарник.
— И ты готов так жить всегда? Без любви, без жены, без семьи?
Я смотрел на него в темноте. Выражения лица не видно, но голос странный. Словно сочувствующий.
— Скайтэйрэ, конечно же, да! Мы же Всадники Ночи, последний рубеж, храним миры. Зачем нам эти пережитки?
— Любовь — пережиток?
Я уже собирался с жаром согласиться, как вдруг понял, что Скай тоже сидит на кровати и смотрит на меня. Весьма недвусмысленно смотрит.
— Скай… кого ты защищал сегодня?..
Он вскочил, забывая, что наши рубашки показывают больше, чем скрывают. И мне уже не понадобился ответ на этот вопрос.
— Скайтэйрэ, я парень! Неважно, как я выгляжу сейчас! Умею я любить, не умею, лёд у меня в сердце или нет, мы никогда не сможем быть вместе! Тебя тянет к девушке, которой не существует! Рано или поздно эта шутка Орзилэ закончится, я верну себе своё настоящее тело — что ты будешь делать тогда?
Я никогда не думал, что можно дрожать от ненависти и желания одновременно, но ему это удалось.
— Ты даже не хочешь попробовать!
Я вспыхнул с ног до головы и подорвался:
— А ты — хочешь?!
Какое-то время мы стояли друг напротив друга, и нас обоих колотила дрожь. Затем он медленно лёг обратно в постель, натянул одеяло и затих. Я решил, что глупо так торчать, и пополз обратно, на свой конец кровати. Одеяла мне не хватило, да корг с ним! Какое-то время нас окружала тишина, и когда я, наконец, подумал, что он больше ничего не скажет, до меня донеслось приглушённое:
— Я хотел бы никогда не встречать тебя, Кэйори.

***

— Кэйори… Что происходит у тебя с напарником?
— Ты ещё спрашиваешь? Сделал из меня грудастую дуру и издеваешься?!
Гроймер взглянул строго и пронизывающе:
— Маргре в десятках поколений. Чистокровный, холёный… Ты знал, что Скайтэйрэ — простой парень с нищего крайнего мира? Что, если б не сила, он гонял бы коргов по лугам своего края и никогда не осмелился бы взглянуть на отпрыска рода Властителей?
— Я отказался от своего права крови! Человек с такой силой, как у меня, обязан стать Всадником, хранящим миры! Ты знал это, когда я пришёл к тебе тайком от отца и попросил о Печати!
— Да! И я поставил её — прежде, чем твои родители узнали, что ты задумал! Иначе бы они никогда тебя не отдали. Кэйори… Повторяю вопрос: что у тебя с напарником?
— Ты теперь все вопросы будешь повторять дважды?
— Только те, которые считаю важными.
Я злобно молчал, старательно разглядывая узор на занавесях.
— Кэй!
— Иди в стойло! Корг паршивый!
— Кэйори, Всадник Ночи! Я, Верховный, требую ответа!
Я не боюсь тебя, Гром. Наверное, я не боюсь ничего. Даже Иных. Но я давал клятву, принимая Печать.
— Стоит у него на меня! Доволен? Он нормальный, оказывается! А я — девка!
— Дурак ты, — неожиданно выдохнул Гроймер, — и дураком помрёшь. Иди и посмотри на своего напарника хорошенько. Это приказ.
— Знаешь, где я такие приказы видел?
— Знаю, Кэйоригре, маргре, сын Иломены. Завтра ожидается Прорыв. Иди и разберись со своим напарником.

***

Я нерешительно остановился перед дверью.
Это что — девчачья робость? Кэйори, ты спятил? Тебе в бой завтра! Ты Всадник Ночи или дура? Постучи ещё!
Постучал…
— Кэй?..
— Что ты замер на проходе? Может, пропустишь?
— Кэй… Я думал, ты не придёшь никогда…
— Выдумал! Нам на лёд завтра! Как я могу быть уверен в напарнике, когда ты думаешь Орзилэ знает о чём!
Скай пропустил меня и вошёл следом. Мы встали посреди комнаты — и я вдруг понял, что он одного со мной роста.
— Скай…
— Тебе Верховный велел прийти?
— Да.
— Значит, сам ты ничего не хочешь мне сказать?
— А должен?
— Уходи.
— Скай… Я…
— Убирайся, Рыжая Смерть! Ненавижу тебя! Буду рад, если ты сдохнешь в корчах!
Я изумлённо отшатнулся. Скайтэйрэ воспользовался моим замешательством и вытолкнул меня наружу.

***

— Всадники Ночи!
Ничего себе! Да здесь весь Отряд! Что же ожидается?
— Иломена предвидит Прорыв, равного которому не случалось триста лет. Тогда в живых остались единицы. Многие из вас сегодня Уйдут, не все вернутся. Но вы — последний рубеж. Храни вас Печать.
Гром глядел прямо на меня:
— Кэйори, Рыжая Смерть. Ты возвращался несколько Восходов назад. Если тебя убьют, ты Уйдёшь. Ты помнишь это?
Я презрительно дёрнул плечом. Я — маргре. Я не боюсь ничего!
— Хаэр, парни!
Мой нординг пел в руке. Корг нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Потерпи. Печать нагревалась. Сейчас они будут тут. Коргов хвост! Эта плотная серая мгла, которой не видно конца — это то, что мы должны остановить?!
— Хаэр, парни! Рейке, спина! Скай — Тень!
Тень — важнее. Она защищает сзади даже тогда, когда пыль Иных осядет на всех вокруг.
— Скай…
Он смотрел мне в лицо. Оказывается, у него зелёные глаза. Цвета волн моря моего родного мира.
— Скай… Если я выполню твоё пожелание, помни: не всё во мне — лёд.
Они напали молча и сразу. Щупальца, жгуты, хвосты. Иные. Говорят, они разумны. Говорят, они безмозглы. Никто не подобрался к ним так близко, чтобы изучить. Они лезут в наши миры. Так было всегда. Всадники сдерживают натиск. После таких Прорывов наступает затишье. На десятки, сотни лет. Пока подрастут новые бойцы. Пока Академия выпустит смену.
— Кэй, прикрой!
Серое щупальце утащило Рейке. Не страшно. Он давно не возвращался. Он сильный.
— Рыжий, помоги!
Взмах нординга. Всплеск силы. Сила нужна держать оружие. Для тех, кто ею не обладает, нординг всего лишь бесформенная масса. Чем сильнее Всадник — тем страшнее и разрушительнее нординг в его руке. Мой нординг плавил лёд на несколько шагов корга вокруг.
— Кэйори! Сюда!
Иду, Гром! Ох, как тебя! Ничего, пробьёмся! Вместо льда под лапами — месиво.
— Парни, перегруппировываемся! Все, кто потерял напарника — страхуйте друг друга!
Сколько осталось нас? И сколько их? Как давно мы здесь?
— Пани! Оглянись!
Поздно…
— Арине! Не лезь! Ты только вернулся!
Лучше я сам.
— Хаэр, парни!
Я здесь! Я с вами! Плевать, что грудь! И тонкие пальцы справляются с нордингом не хуже, чем раньше!
— Кэй, держись!
Коргов хвост! Осталось немного!
— Кэйори! — Рейке тыкал пальцем за мою спину. Туда, где Скай отбивался от десятка серых щупалец. Он не справиться! И у него мало силы. Печать его не вытянет.
— Скай! В сторону!
Сдохнуть в корчах? Запросто, но закрыть его.
— Кэйори… Кэй… Зачем?..
Не знаю.
Но пока одна рука цела — я буду сражаться! Я маргре! Я сильный! Я умею биться с плавящимися костями!
— Это всё! Отбой, Всадники! Хаэр!
Хаэр, парни. Главное — ударить резко. Отрубить руку. Тогда будет шанс… Больно как… Не обманывай себя, Кэйори. Тебе не вернуться.
Откуда взялся этот серый жгут? В таком состоянии, однорукий, я не успевал ни отрубить его, ни уклониться. Чья-то грудь закрыла меня собой.
— Скай… нет!
Взгляд зелёных глаз.
— Дурень ты, Кэй… любимый.

***

— Сильный!
— Маргре Орзилэ знает в каком поколении. Рыжая Смерть.
— Никому не удавалось вернуться через несколько Восходов!
— Никому не удавалось выдержать Печать в столь юном возрасте.
— Смотрите, волосы отросли. Так бывает?
— Ты ж видишь. Какое у него Возвращение? Восьмое?
— Как у Верховного!
— Но он моложе меня на три века. Молодец, Кэйори! Эй! Парень! Открывай глаза!
Свет ослепил болью, и я закрылся ладонью. Нормальные, смуглые, длинные пальцы. Мужские. Коргов хвост! А там, в штанах?.. Плешь Орзилэ! Всё как полагается! Мама, папа, я снова ваш сын.
— Кэй! Давай вставай. Нечего разлёживаться. Иди к себе.
К себе. В комнату. Пустую. Где никто и никогда не встретит меня любящим взглядом глаз цвета моря. К которым я, став девчонкой, оказался не безразличен.
— Гром, корг поганый… Ты ради этого всё и затеял? Чтобы я влюбился и понял — каково это? А потом потерял навсегда?
— Кэйори, Всадник Ночи, нечего сопли разводить! Ты девкой денницы не отходил, а манеру перенял! Пошёл прочь!
Пошёл. Одежда всегда переживает Возвращение. Грязная, мокрая, драная, вон, у рубашки рукава нет. Но — прикрывающая нас.
Кто б наши сердца так прикрыл. Даже останься Скай жить — что бы я с ним делал… теперь?
А в комнате — свет. Что, уже подселили? Быстро. Кто-то плескался в ванной. Я глупо уставился в зеркало. Здравствуй, Кэй. Высоченный. Красивый. Рельефные мышцы, сильные руки. Роскошная рыжая коргова грива ниже спины. Суровые голубые ледяные глаза подозрительно блестели. Растаял твой лёд, Кэйори. Я рухнул на пол, прижался дурным лбом к краю кровати…
— Ска-ай!..
— Что, Кэй?
Намотанное полотенце до плеч. Влажные чёрные волосы спадали пониже моих. Огромные зелёные глазищи в пол-лица. Нежные мягкие губы и яркий румянец на щеках. Я не нашёл ничего более умного, чем заглянуть под полотенце… и прижал её к себе:
— Скай! Ты?..
— Девчонка.
У корга вырос хвост! Девушка в Отряде!
— Как тебе удалось?
— Приёмный отец помог. Я просила, умоляла, угрожала. Почти ушла. Он не выдержал, вернул парнем. Я прошла Академию, примкнула к Отряду, получила Печать. Отец поставил к тебе напарником.
— Отец?
— Гроймер, Верховный Всадник Иломены.
Ах ты, корг хромой!
— Но зачем тебе, девушке…
— Всё, что делают девушки, они делают из-за любви. Я влюбилась в тебя, маргре, сын Иломены, Всадник Ночи, Рыжая Смерть. Я никогда бы не осмелилась даже подойти к тебе, не то чтоб заговорить. Это был мой единственный шанс. Принять Печать, вырастить нординг, выйти на лёд — лишь бы быть рядом! Да я на плешь Орзилэ пошла бы вслед за тобой!
— Скай!
— Я любила тебя, даже будучи парнем. А теперь всё вернулось. Изменить тело можно только раз. И тебе решать — уйти мне или остаться. С Отрядом мне всё равно придётся проститься — девчонкам здесь не место. Но значит ли это, что мне надо уходить из твоей жизни?
Полотенце упало на пол. А я почувствовал, что не сильно отличаюсь от нормальных парней. Вот только...
— Скай, я никогда этого не делал.
— Ну, теории нас всех учили в Академии. А практики у меня тоже не было.
Зелёные глаза смеялись:
— Не сложнее, думаю, чем корга объезжать.
Меня осторожно опрокинули на кровать. На этой постели мы спали пятьдесят лет.
— Кэй, что с тобой? Ты дрожишь.
Что?
Как объяснить тебе, что у меня, маргре, Рыжей Смерти, нахально плюющего на Верховного, на Иных, на самого Орзилэ, сейчас внутри всё сжимается от страха?
— Скай, я боюсь…
— Всё-таки ты дурень, Кэйори.

***

Верховный прищурился насмешливо и оценивающе:
— Что, так прямо неймётся? Ни года подождать не хочешь?
— Чего ждать-то? — пробурчал я недовольно. — Спим мы. Вдруг Скай, Элимее на радость, уже понесла — что, ребёнок без мужа родится? Я маргре! За свои поступки отвечаю.
— Маргре! — передразнил меня Гроймер. — Ты хоть родителям сказал? На ком женишься? Ты ж не безродный какой! Случись что с Маррене… Продолжать дальше?
— Сказал…
— И?
— Счастливы они. До тапочек Орзилэ. Неважно, кто моя жена, они уж и такой не чаяли. Хоть я отказался от права крови, но мама внуков всё равно хочет. Слушай, Верховный, на тебя не угодишь! Женщин не люблю — плохо. Полюбил — опять плохо! Ты уж определись!
— Ох, Рыжая Смерть… Всадникам жениться необходимо, чтобы силу передать. Властителям внуки тоже не помешают. Только мне тебе опять напарника искать надо. Если каждый будет раз в пятьдесят лет партнёра менять — где я людей напасусь?
— Я Рейке беру. Он один остался. Спину мне уже прикрывал, так что годится. Только в комнату к себе я его не пущу. У меня жена!
— Иди уж! Будет тебе Обет. Девочке моей привет передавай.
Я хмыкнул, гордо развернулся и направился к выходу.
— Эй, Кэйори!
Как и в прошлый раз, я послушно замер на месте.
Гроймер издевательски хохотнул:
— Парень ты, конечно, самый привлекательный в Армэре, не поспоришь. Но девчонкой был краше!


Ноябрь 2020