Раны

   Санька бежал в школу и тяжёлый ранец бил его по спине, когда мальчишка перепрыгивал через лужи, в которых плавали огромные жёлтые кленовые листья. Санька опаздывал. Оставалось всего пять минут до звонка, а школа на другой стороне оживлённой улицы, за сквером.  Надо добежать до подземного перехода, перейти на противоположную сторону и пересечь сквер.
   Может рвануть наискосок, по проезжей части? Нет. Мама говорила всегда ходить через подземный переход, так безопаснее. И Санька прибавил ходу.
   Вот уже и заветный туннель. Пустой, сырой и холодный. Облезлая краска на стенах, запах нечистот, темно и страшновато.
   – Эй, пацан! – услышал Санька сзади, – куда бежишь, стоять!
   – Я в школу опаздываю.
   – Тормози. Давай двадцать копеек.
   – У меня нет.
   – А ты поищи, – два здоровенных парня преградили Саньке путь, а ещё несколько курили поодаль.
   – Говорят вам нету у меня, я в школу опаздываю, пустите!
   – Какой несговорчивый. А если так с тобой поговорить, –  и один из парней ударил Саньку кулаком в лицо.
   От неожиданности и боли Санька отступил на шаг назад, закрыл лицо руками и заплакал. Он чувствовал, как из разбитой губы текла кровь, и не понимал, за что его так. 
   Парни столпились вокруг него, изображая заботу и переживание.
   – Что?  Больно, что ли. Пацан? Да ладно. Покажи. Что у тебя там?
   Санька мотал головой, по-прежнему закрывая лицо ладонями.
   – Да не бойся, пацан, покажи, что там у тебя с лицом.
   Санька продолжал тихо плакать, прижав ладони к лицу.
   – Да что ты сдрейфил, не бойся, мы только посмотрим, что там у тебя стало.
   Санька робко отвёл от лица руки и тут же под общий хохот получил второй удар в зубы. Толпа взревела диким хохотом. Что-то щёлкнуло в Санькиной голове, и он с размаху залепил в нос тому, самому здоровяку, который стоял ближе всех и с интересом разглядывал Санкин фингал. Удар вышел неожиданно сильным, потому что в него вложилась вся Санькина обида на предательство и ложь.  Здоровяк схватился за окровавленный нос. Неожиданность отпора обескуражила нападавших. Смекнув, что к школе сейчас не прорваться Санька бросился в обратную сторону.
   Добежав до своего подъезда, он забился в угол и ещё долго не мог прийти в себя. Боль вскоре утихла, но душа разрывалась от обиды и слёзы текли градом. Я же им поверил, а они меня так обманули и ударили снова…
   Вскоре Санька заметил на стене небольшого паучка. Он деловито перебирал лапками и не спеша передвигался по своей паутине. Его движения привлекли Санькино внимание. Мальчишка потихоньку успокоился, шмыгнул носом и стал наблюдать за пауком.
   Спустя пятнадцать лет старший сержант Александр Миронов вспомнил этот случай. И ту детскую обиду, и паука на стене.
   Мотострелковый полк Миронова долгое время находился в одном из районов Чечни, где были уже подписаны мирные соглашения. Большинство постоянных блокпостов в зоне ответственности полка были сняты.  Колонны передвигались без огневой обработки опасных участков местности и прикрытия с воздуха.
   Апрель был солнечным и тёплым, снился дом, родные улицы и цветущая сирень на Марсовом поле. Снились белые ночи и разведённые мосты над Невой. Сашка в полудрёме покачивался в кузове грузовика.
   – Эй, Санёк, в ущелье заходим, не спи, – окликнул Витька.
   – Не сплю, – отозвался Санёк.
   Перед входом в Аргунское ущелье передёрнули затворы автоматов.
   – Смотри Витька, одни бабы, да дети возле домов в селе. Кого ты тут опасаешься?
   – А мне вчера ребята из 324-го полка примету рассказали: “Если на дороге мужики, бабы и дети – всё нормально. Если же одни бабы – кранты, скоро засада”.
   – Да ладно тебе, фантазёр. Мир подписан уже.
   В этот момент впереди раздался оглушительный взрыв, и Сашка увидел подлетевшую вверх башню головного танка колонны. Второй взрыв прогремел уже совсем рядом. У грузовика взрывом оторвало капот, повыбивало стёкла. Сашка интуитивно выпрыгнул из кузова и забился в придорожную канаву.  Через минуту все машины горели. В едком чёрном дыму Сашка успел разглядеть Витьку, который из-под колеса горящего бензовоза мочил из автомата куда-то вверх, в сторону склона. Едкая. Чёрная как дым злоба заполнила Сашкину душу.  Когда из-за холма появились четыре фигуры в чалмах  с автоматами, Сашка не думая положил их длинной очередью и  вытащил из подсумка новый магазин. Переключил на одиночные. Ещё мнут десять смогу, мелькнуло  в  голове.  Где ребята? Яркая вспышка на миг ослепила Сашкины глаза, после чего наступила гробовая тишина. Больше Миронов не помнил ничего.
   В госпитале был осыпающийся потолок. Старая побелка с него всё время осыпалась мелкими хлопьями и падала Сашке прямо в глаза. Отвернуть голову в сторону не было сил. Сашка лишь хлопал ресницами, чтобы смахнуть с глаз этот мусор. Сквозь открытое под потолком окно он видел гнездо, в которое то и дело прилетала ласточка. Она ловко сновала туда-сюда, заскакивая в гнездо и тут же улетая снова. Наблюдая за этим процессом, Сашка постепенно приходил в себя, вспоминая, кто он, и как сюда попал.
   Через три недели коренастый майор в развалку вошёл в палату. В его руках была красная папка. Скороговоркой он зачитал Миронову приказ о награждении медалью «За отвагу»  и как-то незаметно ушел.  По прибытию в полк, Миронову надлежало получить в штабе саму медаль с  удостоверением. Наверное, оно так и произошло бы, но приказ о демобилизации раньше остальных ребят, и главное, мысли о погибшем Витьке не давали Миронову покоя. Он уехал, не попрощавшись со штабом дивизии, и лишь трое перебинтованных пацанов с костылями,  да бутылка портвейна стали последними провожатыми Миронова на родину. 
   С тех пор прошло много лет и предательство с мирным соглашением в Аргунском ущелье, было в Сашкиной жизни далеко не последним. Давно привык Александр Владимирович не верить в этой жизни никому и ничему. Но разве можно жить никому не веря? Наверное, нельзя.  А эта вера в людей так часто плохо кончается.
   Прохладный весенний ветер шевелил волосы на голове Александра и раскачивал сырое бельё на балконе двенадцатого этажа новенькой студии в спальном районе Петербурга. Сегодня в жизни Александра случилось самое главное предательство, на фоне которого всё, что теперь вспомнилась из раннего детства и военной молодости, уже казалось мелочью. Это был обман самого себя. Как-то в один миг рухнули воздушные замки. Лопнули как мыльный пузырь.  Женщина, которую так любил и почти боготворил – на самом деле обычная дура. Работа никому не нужна и являет собой лишь отвратительные потёмкинские деревни. Все написанные стихи, над которыми рыдали десятка три читателей – не более чем пустые фантазии и бездарность. Дети выросли и ушли в свою взрослую жизнь.
   – Зачем я здесь? Для кого? Какой смысл имеет моё существование? Сейчас я шагну с этого балкона вниз, а мир останется прежним. По мне уже не всплакнут отец и мать, они давно в мире ином.  А больше и всплакнуть некому. Друзья устроят пышные поминки с непременной пьянкой. Дети поделят квартиры. Несколько десятков сопливых стишков потеряются на просторах интернета. Дача обветшает и будет продана за бесценок. И мир останется точно таким же, как и был минуту назад, только уже без меня.  Я был, и меня нет. Я иллюзия, призрак на этой земле. Вот в чём самый великий обман и самое страшное предательство.  Я не существую…
    Саша перегнулся через перила балкона и на секунду завис в таком положении, балансируя между кувырком вниз и возвращением назад. Голова закружилась, и окна квартир снизу длинной узкой вереницей выстроились перед ним до самой земли. Этажом ниже маленькая девочка на балконе складывала кубики.  Услышав шорох, она подняла глаза вверх и увидела балансирующего на верхнем балконе Александра.
   – Сюда нельзя! – строго заявила девочка, ничуть не смутившись при виде пятидесятилетнего мужчины сверху.
 – Ты кто? – Тихо спросил Саша, мысли которого уже путались, а сознание было готово к встрече иного мира.
   – Я Юленька, – серьёзно ответила девочка.
   – Юля? – переспросил Александр.
   – Нет. Юленька, – ответила настойчиво девочка.
   – Почему? – растерянно произнёс Саша.
   – Потому что меня так надо называть, - ответила она и удалилась с балкона.
   Саша вернулся в свою комнату и лёг на кровать. Теперь его занимало, почему девочку нужно обязательно называть Юленька. А может быть, всё-таки есть в жизни какой-то смысл? Он представил себе Юленьку с разноцветными кубиками в руках, ласточку, уцепившуюся лапками за край маленького гнезда, паука, деловито передвигающегося по своей паутине, и почувствовал, как очередная рана на душе постепенно затягивается. Очень медленно края раны смыкаются, оставляя за собой новое чистое пространство для будущей жизни.  И лишь маленький паучок, незаметно плёл новую сеть в верхнем углу балкона.