Неизлечимая аритмия любви

 «Нет места на свете печальнее,
чем пустая  постель»

Габриэль Гарсиа Маркес
               

ГЛАВА 1
               
Он проснулся ранним утром, в своей роскошной квартире, от громкого звука азана, доносящегося с близлежащей мечети. Странно, он никогда не просыпался от азана, но сегодня призыв муэдзина к утренней молитве, показался ему фальшивым и каким-то зловещим. Там, где он жил в детстве, муэдзин, каждое утро, забирался на минарет и возвещал время намаза живым голосом. Ныне, через мощные громкоговорители, они включают, временами хрипящую запись голоса муллы.
Как же все изменилось, даже это. Что же ты хочешь? Столько лет прошло, мир изменился, ты сам изменился, диалектика, мать ее.
Необычные чувства овладевали им. Он никак не мог понять, во сне ли это или он уже не спит. Веки с трудом открывались, особенно левое. И, что за неприятное онемение в левой половине лица? Будто стоматолог произвел проводниковую анестезию. Нарастающее чувство беспокойства пробуждало его затуманенное сознание. О, Боже! Правая сторона его была полностью обездвижена! Он все понял. Слезы покатились по его не бритым щекам. Он с молодости имел привычку бриться каждый день, несмотря ни на что.
«Как же я сегодня побреюсь? Правая рука не работает. Это паралич!» - с ужасом подумал он. Его мозг работал на удивление четко. Он вспомнил из курса неврологии альтернирующие параличи, когда поражается один или несколько черепно-мозговых нервов на одной стороне, а на противоположной стороне парализуется половина тела. С ним произошло то же самое. Хотел было закричать, но голоса своего он не услышал, только какой-то надрывный хрип.  Да и какой в этом смысл, все равно он в доме один. Он лихорадочно стал искать мобильник. В спальне его не было, припомнил, что оставил его в кабинете. Это нужно выйти в коридор и первая дверь справа. Как же глупо получилось. Тем временем сознание постепенно куда-то уплывало, мозг расслаблялся, после перенесенного шока. Перед глазами, обрывками, всплывали эпизоды жизни. А главное! Главное лица! Он увидел живые сочувствующие лица отца, мамы и бабушки, родных ему людей, которых уже давно нет в живых. Папа, его лицо так близко, можно дотянуться до впалых, морщинистых и небритых щек, погладить их. У него в глазах такая глубина, как вся вселенная, как звездное небо в безоблачную ночь. Ему казалось, папа смотрит сквозь него. Странный взгляд. Никогда, прежде он так на него не смотрел. Папа протянул руку, дотронулся теплой ладонью до его головы и нежно погладил: «Не беспокойся сынок, все пройдет, мы скоро увидимся».
По телу разлилось божественное тепло и спокойствие. Но ненадолго.
Его отекающий мозг продолжал лихорадочно работать, вычерпывая из гигабайтов памяти обрывки прошлого. Он почувствовал, как огромный и зловещий шар, состоящий из множества черно-белых фотографий знакомых и не знакомых лиц, в тяжелых рамках, соединенных друг с другом металлическими цепями произошедших событий, прокатывался по его обездвиженному телу, утюжа каждую клеточку его умирающего организма.
- Папа, скажи, что это? Мне больно, я задыхаюсь!
- Не беспокойся. Это твоя память. Тебе предстоит просмотр многосерийной ленты. И это будет самый лучший и правдивый фильм, что ты видел в своей жизни. Ага, послушай, тебя много чего порадует, но и о многом будешь сожалеть, увидишь свою жизнь со стороны, совсем другими глазами. Это будет, по сути, подведением итога всей твоей жизни, без прикрас, лести, самообмана и сокровенных тайн. Ты готов, сынок?
- Да, я готов. Папа, не тяни время, я хочу успеть, все просмотреть и все вспомнить.
- Ага, ты же с детства нетерпеливым был, вечно спешил куда-то, все боялся не успеть, что-то пропустить, везде хотел быть первым. Для молодого человека это похвально, иметь здоровые амбиции, добиваться своей цели. Мы всегда тобой гордились. Ну, а сейчас, что? Чего ты добился, сынок? Где твоя жена? Где дети? Почему ты один? Подумай, сынок, где-то ты ошибся, что-то упустил. Тебе сейчас и помочь некому. Так не должно было случиться, тем более с тобой.
- Папа, прекрати, не сейчас. Нашел время нравоучения читать. Видишь, я умираю. Ты мне поможешь?
- Поверь мне, у тебя еще есть время.
- Откуда ты знаешь?
- Просто поверь.
- Как же ты мне сможешь помочь? Ты ведь так далеко. Скорую сможешь вызвать?
- Нет, сынок, к сожалению, таких функций у нас нет.
- А что вы тогда можете?
- Ничего. Мы приходим к вам во сне, молча, наблюдаем за вами, иногда беседуем, советуем сделать правильный выбор, пытаемся оградить от опасностей, предупредить. Жаль, живые не всегда нас понимают.
- Ты мне редко снился. Мама вообще не снилась. Почему?
- У тебя все было хорошо. Мама не хотела вмешиваться в вашу жизнь. Если что и хотела сказать, переда-вала через меня. Ты же знаешь ее характер.
- Скажи ей, чтобы не переживала. Я прожил счастливую, богатую событиями жизнь.
- Хорошо, передам.
- Папа, а как там, у вас?
- Извини, сынок, я не могу говорить об этом. Когда наступит твой час, сам все увидишь. А теперь, закрой глаза и смотри.
И вот, перед ним их старый дом в крепости Ичеришехер, доставшийся папе от деда. Сколько же поколений в нем выросло и прожило свою жизнь. Их всех называли тогда крепостными, это потому, что жили они во «внутреннем городе», обнесенным древними крепостными стенами. Остальной Баку, располагался за стенами и назывался «наружным городом».
В один из ноябрьских дней 1953 года, в семье преподавателей родился мальчик. Назвали его в честь дедушки, со стороны отца, Агарагим. Так на свет появился Агарагим Искендерзаде. Отец Агарагима был интеллигентным и образованным человеком, кандидатом наук, преподавал биологию в университете. Мама была из очень известной и богатой, до революции, бакинской семьи. Почти все ее родственники были репрессированы и бесследно исчезли в сталинских лагерях. Она преподавала музыку в музыкальной школе, расположенной неподалеку от их дома. Здоровье у мамы, благодаря перенесенным в детстве переживаниям, было подорвано и после рождения Агаши, как ласково она его называла в детстве, врачи запретили ей иметь еще детей, беспокоясь за ее сердце. Так что, Агаша рос в семье один, без братьев и сестер. Тогда таких семей было мало, как правило, минимум по три или четыре ребенка в семье.
Агаша рос здоровым и крепким ребенком. В их дворе, помимо комнаты бабушки, жила семья младшего брата отца. Дядя был женат, работал нефтяником, имел троих сыновей, чуть младше Агарагима. Это была его первая команда и первый руководящий опыт. Братья целыми днями носились по старым, корявым и узким улочкам крепости, дрались с соседскими мальчишками, играли в футбол резиновым мячом. Иметь настоящий футбольный мяч, в те годы, было большой роскошью.
Детство Агаши не было голодным, страна постепенно восстанавливалась после войны. Все жили скромно, одинаково бедно, но дружно.
Летом, на бульваре доживала свои последние годы общественная купальня. Ага, вместе с крепостными друзьями, бегал туда поплескаться в мазутных водах бакинской бухты. Затем загорали на деревянном пирсе, все в одинаковых черных семейных трусах. Раздобыв, откуда-то арбуз, честно делили его на ломтики, чтобы всем досталось поровну. Так беззаботно проходило их детство, родители чаще всего понятия не имели, где находятся их сыновья и чем они сейчас занимаются.
К девочкам же отношение в семьях было иное, их растили в жесткой строгости, маршрут школа - дом, если погулять, то со старшими, так было тогда принято. В Баку тех лет, а в крепости особенно, существовал свой, неписаный кодекс поведения и чести. Он передавался из поколения поколению. Став взрослее, Ага получил эти постулаты, как от отца, так и от соседских парней постарше. Там было проще, чем в Ветхом Завете, но что-то, похожее: уважай старших, при их появлении необходимо вставать, нельзя курить в присутствии старших, нельзя материться возле женщин и детей, нельзя предавать, сплетничать, воду прежде надо отдать младшему, ни в коем случаи нельзя приставать к соседским девочкам, даже за намек на непристойность могут покалечить или пырнуть ножом. Ичеришехер тех лет, был эдаким бастионом нравственности. Здесь с детства учили быть мужчиной. Притом, что очень строгие порядки того времени, позволяли избегать ненужных и опасных для жизни инцидентов, просто никому и в голову не приходило нарушать эти правила поведения.
К учебе отношение пацанов тогда было пренебрежительное. Многие мечтали отслужить в армии, получить водительское удостоверение и устроиться на работу шофером или же в лучшем случаи профтехучилище, а затем на Нефтяные Камни, рабочим-нефтяником.
Но Агарагим был другим. Здесь сыграла роль генетика, образованный отец, бабушка врач-гинеколог, мама с хорошими корнями, семья которой некогда представлявшая высший аристократический свет Баку.
Дедушку он не видел, он окончил нефтехимический институт, работал инженером, женился, родился папа и его младший брат, затем был призван на фронт, с войны так и не вернулся.
В отличие от сверстников и даже от своих же двоюродных братьев, Ага имел большую тягу к науке, был любознательным, много читал, превосходно учился. Его совсем не привлекали развлечения сверстников, такие как содержание голубей или курение анаши, к чему рано или поздно привыкали многие соседские ребята, достигшие определенного возраста.
Ага, понимая свое интеллектуальное превосходство, держал соседских парней на определенном расстоянии. Они это чувствовали и немного недолюбливали его, за его врожденную интеллигентность, красивую внешность и ум.
Агарагиму было лет шестнадцать, когда появилась его первая страсть, за которую ему, будучи уже взрослым мужчиной, было безмерно стыдно перед жителями тогдашней крепости.
Комната бабушки находилась за стенкой его спальни. Бабушка, всю жизнь, проработав акушер-гинекологом в роддомах Баку, выйдя на пенсию, не смогла остаться без работы. Она выпросила списанное гинекологическое кресло, установила его в своей комнате и каждый день принимала по две, три пациентки, а иногда и больше. Пациентками бабушки были в основном женщины живущие в крепости или неподалеку от нее. Несмотря на возраст она оставалась грамотным специалистом, лечила и помогала практически бесплатно, ее все соседи любили и уважали.
В голове Ага созрел коварный план. На стене его спальни висела карта мира.
В отсутствии бабушки, он продырявил стенку, это не представило ему большого труда, благо стена со-стояла из дранки, это с двух сторон отштукатуренные деревянные рейки. Убрав за собой мусор, оставшийся после криминального деяния, он повесил карту мира обратно на стену, терпеливо дожидаясь очередной пациентки бабушки.               
Как только Ага слышал стук в ее дверь, он запирался у себя в комнате, припадал одним глазом к сделанному отверстию и с замирание сердца наблюдал за происходящим на гинекологическом кресле. Конечно ему, как подростку нравилось наблюдать за обнаженными женщинами, он многое еще не понимал в жизни, но, то, что женщины - это его страсть, он понимал четко. Еще он хорошо понимал, если о его проделках кто-либо узнает, живым он не останется. По сути, он лицезрел обнаженными почти всех женщин живущих в крепости, знал их гинекологические проблемы. Каждый раз, когда он встречал на улице одну из пациенток бабушки, сухо здоровался и от стыда готов был провалиться сквозь землю. Однако не прекращал постигать азы гинекологии. Имея большую тягу к знаниям, Ага хотел познать анатомию женского организма, его интересовало все, месячные, нарушения цикла, задержка, беременность, как происходит зачатие и развитие плода, патология беременности, выкидыши и аборты, он знал как правильно принимать роды, знал наизусть все акушерские приемы и повороты, знал инфекции и способы их лечения. Научные знания он черпал из заимствованных у бабушки книг по акушерству и гинекологии, а практические навыки во время приема пациенток. К окончанию десятого класса Ага настолько разбирался в этой специальности, что мог бы спокойно работать в женской консультации. Это было его большой тайной, которую он когда-нибудь унесет с собой на тот свет.
Конечно же, после столь продолжительной подготовки, над выбором специальности не пришлось долго раздумывать. К окончанию школы, Ага заявил родителям, к их большому удивлению, что хочет стать врачом, скрывая и жутко стесняясь, особенно отца, признаться в желании стать акушер-гинекологом, как бабушка.
Агарагим окончил школу с золотой медалью. Поступить в мединститут в 60-70-тые годы не представляло больших трудностей, конкурса почти не было, врачебная специальность считалась в Баку в основном женской, поступающих парней было очень мало и то чаще на стоматологический факультет. Ага стал студентом мединститута. Учеба давалась ему легко, имея уникальную память и тягу к науке, он поглощал учебник за учебником. На всех кафедрах был лучшим студентом. Особенно на кафедре акушерства и гинекологии, педагоги и профессора никак не могли понять, откуда у студента столь глубокие практические познания специальности.
Тем временем, у Агарагима появилась очередная страсть. Сосед, старше него лет на десять, купил подержанный мотоцикл «Минск» со слабеньким мотором. Ага влюбился в него с первого взгляда и попросил соседа научить его водить. Вечерами они выезжали в сторону Шихово и по очереди гоняли на нем по почти пустой дороге. Ага записался в автошколу, через три месяца в его кармане лежали новенькие права на вождение автомобиля и мотоцикла.
Будучи студентом и не имея никаких сбережений Ага умолял отца купить ему подержанный мотоцикл, но папа был неуклонен, он очень боялся этого вида транс-порта, боялся аварий, падений, травм и переломов позвоночника, он просто боялся за жизнь единственного сына и не хотел ею рисковать.
Ага все понял и затаил свою мечту до лучших времен.
На пятом курсе, Ага как-то прочитал в журнале «Здоровье» большую статью про южноафриканского кардиохирурга Криcтиана Бернарда, которому в 1967 году, впервые удалось успешно пересадить человеческое сердце.
«Ну, все, к черту гинекологию! Тем более я там почти все знаю» - решил он - «Вот моя цель, вот это и есть мое призвание!»
Ни на секунду не сомневаясь, принимать разом столь важное решение, было в его характере.
Выбор сделан, свою цель он ясно и четко видел, хотя и не в очень обозримом будущем. Что дальше? Да, все просто! Окончил медицинский вуз на отлично, получил хирургию, устроился общим хирургом в одну из бакинских больниц.
Оставалось отработать положенные три года. Время летело быстро. Операции, ночные дежурства, больные, записи в истории болезни, короткий сон и снова в операционную. Хирургия как наркотик, к ней привыкаешь и не можешь оторваться все последующие годы, несмотря на стрессы, потери, разочарования, бессонные ночи, боли в спине от многочасовых операций, раннюю потерю зрения, повышенное артериальное давление, и еще много и много того, из-за чего стоило бы отказаться от этой профессии.
Но нет! Ага мечтает о еще более трудной и ответственной специальности – кардиохирургии. Отослав документы в Институт Сердечно-сосудистой хирургии им. А.Н.Бакулева. Ага затаившись, стал ждать. Вскоре он получил положительный ответ. Его приняли в клиническую ординатуру. Радости его не было предела, в отличие от родителей, которые не хотели отпускать единственного сына в Москву. Все понимали, и он понимал, что его уже ничего не остановит. Он шел, бежал, летел к своей мечте и очередной страсти - кардиохирургии.
Москва начала восьмидесятых приняла Агарагима не то что крепкими объятиями, но и не оттолкнула от себя. Совсем немного оставалось до конца брежневской эпохи. Страна катилась по наклонной плоскости застоя к будущей перестройке, и затем, к своему полному развалу, повлекшему за собой череду многих трагических событий.
А, пока что люди жили своей обычной жизнью. Вот в эту московскую суету и пытался ассимилировать молодой и очень перспективный хирург из Баку.
Ему выделили дряхлую комнатенку в общаге, где он и проведет последующие три года. Денег катастрофически не хватало. Родители Аги, уже пожилые люди, чем могли, помогали сыну, то деньгами, то посылками. Мама к концу лета варила его любимое инжирное варенье и посылала Агаше несколько баночек этого лакомства, с которым он охотно делился своими новыми знакомыми. А знакомых, женского пола, у него с каждым днем было все больше и больше. Ага из молодого и скромного доктора постепенно превращался в матерого сердцееда, этакого дерзкого покорителя женских душ и сердец. Ему нравилось внимание женщин к своей персоне. Ведь он обладал необычной восточной мужской красотой. Утонченные черты лица, удлиненный нос с небольшой горбинкой, выразительные брови, а его закрученным вверх ресницам завидовали все подряд женщины. Густые, черные волосы, зачесанные назад, волнами обрамляли его высокий лоб. Хороший рост и выраженная мускулатура придавали ему еще большую уверенность в общении с девушками. Своими искрометными, иногда пошловатыми шутками, прошептанными на ушко очередной избраннице, он всегда добивался желаемого. Ну, а главная его достопримечательность - это большие серо-голубые глаза, доставшиеся ему от дедушки Искандера. Сколько же женщин пали жертвой этих нахальных глаз, как же часто он ловил на себе томные взгляды коллег женского пола, особенно молоденьких и ветреных медсестер. Ага не любил продолжительные связи, легко сходился и так же легко расходился с любой девушкой, по воле судьбы ставшей его очередной любовницей. 
Он был в своей стихии, дав своей страсти полную свободу. Время летело быстро. Постепенно к нему привыкли, коллеги оценили его ум, интеллект и трудолюбие. У него появились друзья, знакомые москвичи, его стали приглашать на праздники, дни рождения, шашлыки на природе. Единственное, что он не позволял себе, это жены его друзей и коллег, следуя своему кодексу чести. Хотя, некоторые из них, имели свободный нрав и не раз намекали ему о своих намерениях.
Ранее совсем не пьющий доктор попал в среду, где водка была неотъемлемым атрибутом образа жизни. Пить он научился быстро, молодой, здоровый и некурящий организм легко справлялся с высокими дозами алкоголя. Пьянел он больше от близости с очередной подружкой, нежели от водки, хотя выпивка с хорошим застольем и веселой компанией ему нравилась все больше и больше. В воскресные или праздничные дни собиралась большая компания, на нескольких машинах, загрузившись провизией и горячительными напитками, коллеги выезжали на дачу. Это был так называемый корпоратив тех времен. Главное, что в первое время очень удивляло Агарагима Мансуровича, так его называли на работе, так это совершенная отчужденность коллег от событий, произошедших на вечеринке. Все снова переходили на Вы, чинно здоровались, обсуждали очередных пациентов. Со временем, Ага и к этому тоже привык.
Агарагим, за счет своего таланта и трудолюбия, неимоверно быстро продвигался по карьерной лестнице, чаще всего перепрыгивая через одну-две ступеньки.       К тридцати трем годам, он уже кандидат медицинских наук, сотрудник и один из ведущих кардиохирургов института.
На тот период жизни, две его страсти, кардиохирургия и женщины целиком и полностью овладели его душой, там еще не было свободного места для романтических отношений, любви, заботе о близком ему человеке. Нет, он не очерствел, не превратился в одинокого волка, заядлого холостяка. Ага знал, что где-то существует девушка предназначенная ему судьбой.
А пока, он просто жил не особенно задумываясь о семейной жизни.
В один из дней умерла мама. Она ушла из жизни тихо и спокойно, как и прожила ее, без всяких больниц, скорых и реанимаций, просто ушла и все. На поминках он не узнал папу. Отец, некогда высокий, широкоплечий, статный мужчина, превратился в немощного, морщинистого старика, глубоко скорбящего о своей жене. Ага тогда понял, что и отцу жить недолго осталось. Что он мог поделать? Он должен вернуться в Москву. Взять отца с собой? Как? У него там ни кола, ни двора. Да и папа сам не согласиться. Хорошо, что есть родня, они обещали присмотреть за стариком.
В Москву он вернулся с тяжелым камнем на сердце, понимая свою беспомощность и неспособность что-то изменить. Все что он мог, это чаще звонить отцу, немного подбадривать, шутить, рассказывать о своих успехах.
Ночной звонок - папе плохо. Ага бросает все, в Москве сильный снегопад, Домодедово занесло снегом, задержка рейса. «Только бы успеть попрощаться» -  сдерживая слезы, думает он в душном зале ожидания аэропорта. Он не успел. Сидя в поминальной палатке, под непонятную ему скороговорку муллы, он осознает свое полное одиночество. Поминки закончились, он выходит из палатки, к нему подходят родственники, знакомые, соседи, жмут руку, соболезнуют. Женщины поминали в доме, они так же подходят к нему со словами соболезнования, многих из них он не знает или не помнит, никто не представляется, только жмут руку, вздыхают и уходят. Одна из последних подошла дальняя родственница с отцовской стороны, имя которой, он сразу и не вспомнил. За ее спиной стояло чудо. Этим чудом была невысокого роста девчушка с озорным, немного провокационным взглядом.
«Надо же, нашла время глазками стрелять» - удивился он, продолжая благодарить пришедших на поминки.
Ночью, в опустевшем отцовском доме, он никак не мог уснуть, понимая безвозвратность своих потерь. Папа был последним что, связывало его с Баку. Отношения с родственниками были более чем холодными, возможно, он сам в этом виноват. Никогда не любил такого рода общение, походы в гости друг к другу, никогда не участвовал в совместных родственных праздниках. Родня с осуждением относилось к его высокомерию, но он с собой ничего не мог поделать. Ему было скучно и тоскливо такое общение. Он же птица высокого полета с почти энциклопедическими знаниями. О чем ему с ними говорить?
Его мозг не отключался, мысли вперемежку следовали одна за другой. К его удивлению, светлый образ той девчушки, которая молча выразила свое соболезнование, сверля его взглядом, постоянно маячил перед его закрытыми глазами. «Ничего Ага», - успокаивал себя он, - «это влияние стресса и переживаний. Утром проснешься и все пройдет»
Не прошло. Это как вирусная инфекция. От тебя ничего не зависит. Если уж заразился, то обязательно заболеешь. Вот так Ага и заболел. Еще не зная имени той девчушки, тщетно пытаясь отогнать мысли о ней, он интуитивно понимал это его судьба.
Наутро, разузнав у дяди, младшего брата отца, кто эта девушка, чья дочка, где они живут и чем занимаются, приобрел на «Тязя Базаре» букет красных роз, коробочку конфет и отправился к ним в гости. Ага понимал, что в Баку так не принято. Сначала нужно послать женщин в дом понравившейся девушки, после продолжительной беседы и получения согласия родителей, в дело вступают старшие родственники мужского пола, аксакалы. Поле нескольких раундов знакомств, чаепитий, преподношений подарков и сладостей, дается согласие на помолвку. Будущей невесте приносят колечко, означающее, что она уже сосватана. Затем начинается долгое и муторное занятие, подготовка к свадьбе.
«Ну, уж нет, у меня ни времени, ни терпения на это нет, если соглашаются по моей сокращенной программе, тогда я женюсь, если нет, тогда нет» - думал он по дороге, широко размахивая букетом цветов.
Они жили в одном из спальных микрорайонов Баку. Скромная семья, инженер на каком-то заводе, мать там же в бухгалтерии.
Агарагим вообще мало интересовали материальные ценности, высокое положение в обществе, достаток и богатства. Просто, он всегда знал, что у него все будет, надо только работать.
В связи с этим, его мало заботили родители еще не состоявшейся невесты. Он знал, что семья воспитана на строгих бакинских традициях, ему этого было достаточно.
«Натаван, что за имя? Да ладно, буду звать ее Натой, это ей больше подходит» - размышлял Ага, по дороге.
Ната совсем недавно окончила Иняз, преподавала английский язык деткам в школе. Разница в возрасте в восемь лет его совсем не смущала.
Они все дома, от неожиданности немного напуганы и озадачены. Родители невесты понимают, что так дела не делаются, так не принято, но видя счастливый блеск ее глаз, не стали сопротивляться. Тем более, будущий жених из родственников, семью они хорошо знали и уважали его родителей. Сам парень, хоть и намного взрослее их доченьки, но красив, статен, интеллигентен, имеет специальность и, по-видимому серьезные намерения.
За весь вечер, кроме «здравствуйте», он с Натой не проронил ни слова. Она казалась ему такой уютной и кроткой, в плюшевых домашних тапочках. Подавая с подноса чай и сладости, она, так же, как и в первый раз, мельком поглядывала на него. Ага был уже достаточно опытным мужчиной, чтобы не разглядеть огонь любви и преданности в ее хитрых глазах. Он был уверен, Ната будет ему хорошей женой и хорошей матерью для его детей.
Весь разговор проходил с родителями Наты. Их очень интересовала, есть ли у него в Москве квартира, какая у него зарплата, сможет ли он обеспечить семью.
«Квартира будет, это я вам обещаю» - сказал он.
«Когда будет, тогда и свадьбу сыграем» - сказал будущий тесть.
На том и порешили, крепко пожав на прощанье друг другу руки.
Имея решительный характер, Ага не любил откладывать намеченное в долгий ящик. Вернувшись, домой, он заявил дяде, что намерен продать часть дома, принадлежавшую ему. Дядя, конечно же, огорчился, и не захотел допускать чужих людей к себе во двор. Решили вопрос по-родственному. Дядя оплачивает Аге стоимость его части дома, конечно ниже рыночной, но ничего, хоть какие-то деньги.
«Свадьба через год!» - твердо сказал Ага, попрощался, взяв с собой лишь папку с семейными фотографиями, поспешил в аэропорт.
Вернувшись в Москву, Ага первым делом приступил к поиску квартиры. У него были небольшие сбережения, плюс деньги с продажи отцовского дома. Маклера обещали найти двушку, конечно же, не в центре города, но возле метро. Это была первая квартира, которую он приобрел в своей жизни. Квартира располагалась на ул. Островитянова, недалеко от метро «Коньково». Очень хорошее расположение, из окна спальни, прямо за улицей Академика Капицы, виден Битцевский лес, район спокойный, воздух чистейший, до работы недалеко, вообще с квартирой ему повезло.
Так бы до сих пор и кочевал бы по съемным квартирам, если бы не встреча с Натой. Первый шаг сделан. Родители Наты не ожидали от него такой прыткости, что начали поспешно готовиться к свадьбе.
Ага переложил все организаторские заботы на плечи тестя. Требование у него было одно, все должно пройти без лишней помпезности. Руководство института предоставило ему всего три дня на проведение свадьбы. На носу защита докторской диссертации. Ни о каком медовом месяце и речи быть не может. Он с Натой женятся и сразу же уезжают в Москву. Квартира полностью укомплектована.
Мать Наты в истерике: «А как же приданое? Мы же его годами собирали для доченьки!»
«Что? Я подушки с матрасами в Москву возить буду? Нам ничего не надо, там все есть!» - строго отрезает Ага.
Ната в сторонке молча улыбается. Ей тоже все равно. Главное с ней рядом будет мужчина всей ее жизни. Какие тут сервизы, хрусталя и кастрюльки? Ему повезло, Ната оказалась совершенно не меркантильной девушкой. Она обладала столь решительным нравом что, могла безрассудно последовать за любимым человеком хоть на край света. Как и любая девушка, Ната мечтала о красивой свадебной церемонии, белом платье с фатой и красной ленточкой на тонкой талии. Но, сейчас ей это казалось таким ненужным, малозначительным и бессмысленным по сравнению с теми чувствами, которыми, она была всецело поглощена. Ната согласилась бы просто расписаться и без свадьбы уехать мужем в Москву. Что скажут родители, родственники? Кто поймет ее чувства?
Агарагим же с детства не любил азербайджанские свадьбы. По традиции, музыканты начинают играть уже в доме невесты. Весь микрорайон обязан знать, что кто-то выходит замуж. Затем дом торжеств, слишком много незнакомых людей, перебор с количеством еды, очень громкая, не всегда качественная музыка, танцующие дяденьки и тетеньки, подпрыгивающие телесами и размахивающие широко расставленными руками.
Совсем не так он представлял себе свою свадьбу. Хороший ресторан, гостей человек пятьдесят, не больше. Тихая, спокойная музыка в стиле азербайджанской ретро-эстрады, много джаза, никаких идиотских ведущих с их доморощенным юмором и никаких диких танцев. Все так камерно, чинно, по-светски. Так нет же. Тесть, распоясавшись и оставшись без должного контроля, устроил сущий кардабалет.
Зал лопался от количества приглашенных гостей, столы прогибались от шашлыков и плова, музыканты, будто обкурившись и попав в только известный им самим ритм, не могли остановиться, только накручивая темп, все быстрее и быстрее.
Агарагим всем своим видом показывал свое недовольство. Ната, не по годам мудрая девушка, имея мягкий характер, сочувствовала будущему мужу и украдкой поглаживала его руку: «Потерпи, дорогой. Пусть побесятся, потанцуют, порадуются, глядя на нас. У нас же так принято. Совсем ты москвичом стал. Так нельзя. Ну, хоть разок улыбнись. Что люди скажут?»
Агарагим, не стал обижать жену и при приближении тестя, попытался изобразить улыбку. Тестю, как ему показалось, было все равно. Он метался от стола к столу, пытаясь оказать внимание всем гостям свадьбы. Так что, к окончанию мероприятия, он напоминал двигающийся памятник «трезвости», чем справедливо заслужил упреки и ворчание со стороны своей супруги.
Ага, будучи эмоциональным человеком, с нетерпением ждал завершения свадьбы. Он мечтал поскорее остаться наедине с Натой, сорвать с нее все эти кружева и шелка и наконец-то насладиться близостью со своей новоявленной супругой.
Ната была совершенно не опытной в людских утехах девушкой. Однако, живой ум, смекалка и просто женская интуиция ее не подвели. В их первый раз, она не была наигранно скромна, боязлива, зажата, нет. Она как мотылек летела на огонь любви, в ней просыпались ранее неизвестные ей чувства. Она понимала, что любима, желанна, и что завоевала сердце матерого волка, возможно навсегда.
Ночь, в предварительно подготовленной родительской квартире, прошла как одно мгновение, как взмах крыла, дуновение бриза, как шелест листьев, как вдруг бесцеремонный и настойчивый звонок в дверь.
 - Это кто еще в такую рань? - удивленно спросил Ага.
Ната, почему-то краснея, быстро стаскивает простынку и бежит открывать дверь.
- Это моя тетя, пришла за простыней и гуймаг принесла, чтобы мы поели. Агаша, не обижайся, но так принято.
- Так меня только мама называла, в детстве.
- Можно я тоже так буду?
- Да, но только когда мы вдвоем.
- Да, конечно, Агарагим Мансурович, я вас отлично поняла, - прикладывает ладошку к голове, отдает воинскую честь, смеется, - слушаюсь мой господин! Только когда мы будем вдвоем, ты будешь моим и только моим Агашей!
- Ната, хватит, не паясничай, я серьезно говорю. Не люблю, когда меня так называют.
- Мне же можно, ты же разрешил?
- Только по доброте душевной.
- Ой, какие мы строгие. Я тебя не боюсь, я просто люблю тебя и все. Тебе понятно? Агарагим Мансурович, я с вами разговариваю! О чем думаешь?
- Ната, я что, задуматься не могу? Ты хочешь мне в мозг залезть?
- С удовольствием залезла бы и мысли твои читала. Ты, иногда, какой-то отрешенный становишься, уставишься в одну точку, и мысли где-то летают.
Я твоя жена или нет? Имею право знать, о чем ты думаешь или мечтаешь. Может, ты о другой женщине думаешь? Откуда мне знать? У тебя там, в Москве, столько красавиц вокруг, все славянки, блондинки длинноногие.
- Ната, прекрати, что за сцена ревности?
- Ты не понимаешь меня, это не ревность, а беспокойство.
- Я же тебя выбрал себе в жены, а не блондинку длинноногую.
- А, уже жалеешь, да?
- Не жалею.
- Слушай, Агаша, я вот сейчас подумала, ты ни разу не говорил, что любишь меня. Я тебе это сто раз говорила, а ты ни разу.
- Просто так, без слов, не видно? Где твоя женская интуиция?
- По твоим хитрым глазам видно, все же, будь человеком, хоть раз скажи, а.
- Уговорила, скажу.
- Когда?
- Ну, когда будут подходящие условия, точно скажу.
- Совсем ты не романтик, Агаша. Сухарь какой-то, доброго слова от тебя не услышишь. Какие тебе еще условия нужны? Мы, между прочим, с тобой сейчас в по-стели находимся.
- Да ладно тебе, Натуся, конечно же, люблю!
- Мне, вот так, с одолжением, не надо.
- Ладно тебе, прекрати дуться! Ты лучше скажи, почему твоя тетка, простыню забрала?
- Ты дурак что ли, Агаша? Совсем обрусел в своей Москве? Это же традиция, доказательство девичьей чистоты и непорочности. Так положено!
- Кем положено?
- Нашими, с тобой, предками!
- И что, твои родичи, вывесят простынь на балконе, чтобы все соседи видели, что Ната, вышла замуж девушкой?
- Ага ты специально злишь меня?
- Ну, что ты, Натуля, и в мыслях не было! Твоя нравственность, чистота и непорочность у тебя на лбу написана. И вообще, кому какое дело до этого?
Этот вопрос может волновать только меня, и все.
- Хорошо, Агаша, не злись. Это очень тонкий, щепетильный вопрос, касающийся чести семьи невесты.
- Да, херня все это, средневековье!
- Как же вам не стыдно, Агарагим Мансурович, а еще культурный человек, хирург, кандидат наук, а при молодой жене матом ругаетесь?
- Ната, извини, немного разошелся. Ну, злят меня такие вещи, ничего не могу с собой поделать. А ваша каша вкусная, но очень жирная.
- Это не каша, а гуймаг. Муку с маслом готовят, чтобы снизу румяная корочка образовалась, затем добавляют шафран, корицу, сахарную пудру. Специально для молодых готовят, чтобы силенки восстановить, после первой брачной ночи.
- Точно, я так выдохся за ночь, что мне ваш гуймаг уже не поможет. Срочно Скорую вызывай, а то помру от истощения!
- Говоришь, не выдохся?
- Выдохся, не видишь?
- Совсем, совсем выдохся? Ну, Ага держись! Я тебе сейчас покажу, где раки зимуют!
- Ната, ладно тебе, прекрати, что ты делаешь? Озверела? Ой, люди! Помогите! Насилуют! Ната, Ната, Натуля …

 
ГЛАВА 2
Прощание с родителями и близкими родственниками было не долгим. Расставаясь, все плакали, особенно теща. Одна только Ната светилась от счастья, ее миндалевидные глаза, не проронив ни капли слез, хотя бы и для приличия, не скрывали восторга и трепетного ожидания новой жизни с любимым человеком, за несколько тысяч километров от родительского дома.
Баку, Аэропорт - Москва, Домодедово.
13 декабря 1988 года. Эту дату Ната запомнит навсегда. И не только по тому, что она родилась 13 числа, а потому что это был ее первый день в Москве. К тому же рекордно холодный день за ту зиму. В Домодедово на табло высвечивалась цифра – 31,2 градуса по Цельсию. Прежде, она такого мороза не ощущала. Выйдя на улицу, Ната почувствовала, как будто сотни иголок вонзаются в ее раскрасневшиеся щеки, на длинных ресницах образовались льдинки, а главное ушки, они моментально замерзли, и она их совсем не чувствовала. Ага убежал искать своего приятеля, обещавшего его встретить. Она осталась одна с двумя чемоданами и в ужасной искусственной шубе, делающей ее полной и совсем неуклюжей.
«Совсем на бабку похожа в этой дурацкой шубе.Говорила же маме, не подходит она мне, а она все твердила, простудишься, заболеешь» - думала она, окончательно примерзая плоской подошвой своих легких сапожек к тротуару.
Ну, наконец-то! Подъезжает старенький жигуленок шестой модели, Ага выскакивает из машины, берет ее в охапку, заталкивает внутрь, затем чемоданы.
- Сема, трогай, замерзли совсем! Ната, познакомься, это наш заведующий реанимационным отделением, мой друг Семен Самуилович.
- Очень приятно познакомиться, Натаван, можно просто Ната.
Она прекрасно владела русским языком, в отличии от своих родителей. Училась она в русском секторе, как в школе, так и в институте, была воспитана на русских классиках, много читала. Ей не представляло труда общаться в русскоязычной среде, обладая хорошей эрудицией, она могла поддержать разговор на любую тему.
Москва недружелюбно встречала молодую азербайджанскую семью жестокими морозами и снежной пургой. Ната, через запотевшее стекло автомобиля, пыталась хоть как-то разглядеть новый для нее город, столицу страны Москву. Ее поразила ширина московских проспектов, огромные расстояния, толпы людей на улицах, длинные очереди, монументальные постройки центра города, заснеженные парки столицы.
В тот год все еще продолжалась горбачевская перестройка с ее липовыми плюрализмом, гласностью, демократией, сухим законом, километровыми очередями, тотальным дефицитом. Страна уверенно приближалась к развалу. Несмотря на это, московская жизнь продолжала бурлить, переплетая в своем водовороте судеб миллионы москвичей и гостей столицы.
На стенах домов все еще висели огромные изображения В.И.Ленина, подписанные дурацкими лозунгами: «Перестройка – возрождение ленинского облика социализма», но это была уже агония коммунизма. Повсеместно открывались кооперативные рестораны, кафе и закусочные, стихийные вещевые рынки и магазины. Социализм сдавал свои позиции. При попустительстве властей люди ринулись в частный сектор, чтобы хоть что-то зарабатывать, учитывая плачевное состояние госсектора.

- Сема, будь другом, подвези нас к Измайловскому рынку. Посмотри, в каких сапожках она приехала. Замерзнет ведь девочка.
- Агарагим, дорогой, конечно же, едем, какие вопросы?!
Сема припарковался возле рынка не глуша двигатель, чтобы не замерзнуть. Ага крепко зажав ладонь Наты, быстрым шагом двинулся к самодельным палаткам и навесам. Она еле поспевала за мужем, быстро перебирая ногами по скользкому, почти черному от грязи льду. Рынок представлял собой огромный муравейник. Продавцы разных национальностей, больше кавказцы, бойко торговали своим товаром, несмотря на ужасный холод и снегопад.
Ага уверенно пробирался сквозь толпу покупателей, ни на секунду не выпустив руку супруги. Остановившись возле нужного ларька, быстро выбрали подходящие зимние сапоги на меху и толстой подошвой, за-тем подобрали яркую зимнюю куртку-пуховик и меховую шапку-ушанку белого цвета, точно под цвет сапожек. Все это Ната сразу же и нацепила.
- Вот это другое дело! Ты же у меня красавица! - Ага был прав, ей действительно подходил ее новый зимний наряд.
Наконец-то они дома. Ната, сняв сапоги, вприпрыжку бегает по своему новому жилью, открывает все двери, дверцы и шкафчики. Одним словом, принимает хозяйство. В центре комнаты сиротливо стоят два чемодана. Рядом на кресле все еще в дубленке и меховой шапке присел Ага, уставший с дороги и счастливый от вида несущейся по квартире молодой жены.
- Агаша, а можно я на окна занавески повешу? Эти дурацкие шторы мне совсем не нравятся.
- Делай что хочешь. Это твоя квартира.
- Ну, какой же мне хороший муж попался! И ты не будешь вмешиваться в хозяйские дела? Обещаешь?
- Честное пионерское!
- Хватит шутить! Я же серьезно! Здесь все не так как надо. И мебель надо бы переставить.
- Ната, хочу, чтобы ты знала, в этот дом, до тебя ни одна женщина не заходила. Ты первая и последняя. Вот это я тебе точно обещаю. Иди ко мне!
Она на цыпочках подбегает к креслу, садиться к нему на колени, страстно целует, потом резко вскакивает.
- Ага, как тебе не стыдно?
- В чем дело? – спрашивает он удивленно.
- Ну, как же? Вы, молодой человек, лезете ко мне с поцелуями, а сами небриты! Посмотрите на мои щеки, они покраснели от вашей щетины! Не забывайте, у меня очень нежная кожа. 
Ната смеется, продолжает кокетничать, строя мужу страшные гримасы.
Ага встает, кладет правую руку себе на сердце, левую поднимает в клятвенном обещании.
- Клянусь каждый день бриться и никогда не подходить к любимой жене с небритой физиономией!
Действительно, если раньше, до Наты, он иногда мог себе позволить ходить с однодневной щетиной, то после женитьбы никогда. Это был его закон и порядок. Несмотря ни на что, даже в выходные и праздничные дни, даже когда болел гриппом, с температурой и головной болью, он всегда был чисто выбрит, надушен и ухожен.
Этим, Ага выказывал Нате свое уважение и любовь, страсть и нежность, заботу и внимание как к своей женщине и родному ему человеку. 
С первого же дня Ната приступила к облагораживанию своих владений. Довольно быстро начала ориентироваться в их районе, знала все магазины и универсамы, завела знакомства с соседками, которые и подсказывали ей, где и что можно приобрести и как туда добраться. Главное, она освоила московское метро. Ее, в отличие от Аги, совершенно не волновала толпа людей в метрополитене, очереди в магазинах, большие расстояния. Ната целенаправленно и терпеливо добивалась намеченного.
Постепенно холостяцкого вида квартира, превратилась в уютное жилье, но без излишеств, хрусталя, ковров, торшеров и всяких других вещей, без которых многие и не представляли себе правильную и зажиточную жизнь.
Ната имела достаточно хороший вкус, чтобы избежать «мещанскую» роскошь в интерьере. Она отлично разбиралась в изобразительном искусстве, особенно любила картины, написанные маслом. Сказались полученные в детстве уроки рисования в кружке «Дома Пионеров». Ната с превеликим удовольствием украсила бы свою квартиру качественной художественной работой, но на это у них тогда денег не было, а ширпотреб покупать она не собиралась.
Ага вставал рано. Она готовила ему горячий завтрак. Сама не ела. Любила, закутавшись в плед, сидеть и смотреть, как он с аппетитом ест, как мощно двигаются желваки на его гладко выбритых щеках. На нее он почти не смотрел. Его взгляд был устремлен куда-то вне дома. По утрам они молчали. Ната знала, муж уже не с ней. Все его мысли заняты работой, предстоящей операцией, обходом больных, назначениями, коллегами, ассистентами, учеными советами, предстоящей защитой диссертации и многими другими делами, о которых она и не догадывалась. Ага не очень любил делиться происходящим у него на работе, иногда хвалился своими успехами, чаще после удачной и сложной операции, но без подробностей. Ему нравился ее восхищенный взгляд, нравилось, что она гордиться мужем, его достижениями. Она провожала его до двери, желала удачного дня, чмокала в щечку, затем закрыв дверь, тут же бежала в спальню. Окно в спальне выходило на протоптанную в снегу тропинку, по которой Ага шел к автобусной остановке. Остановки видно не было, зато можно было любоваться почти настоящим лесом с черными силуэтами деревьев, причудливо раскинувшими оголенные ветки, слегка припорошенные снегом. Метель, снег валит крупными хлопьями, но ветер не позволяет снегу оседать на ветках деревьев, все сдувается и кубарем несется в сторону трассы, которую она почти не видит. Ната могла часами сидеть у окна, положив локти на подоконник, и упиревшись коленками в батарею центрального отопления. Дома, в Баку, уже давно не подавали горячую воду, зимой люди отапливали квартиры кто как мог, электричеством или газом. Ах, как же ей хорошо и уютно в ее новой московской квартире. Ната часто задумывалась над тем, что к ее удивлению, она совсем не скучает ни по дому, ни по своим родным. Это ее немного пугало и настораживало. Как же так? Он полностью овладел ее мыслями, жизнью, страстями, привычками, желаниями и фантазиями. Все, о чем она думает или мечтает, так или иначе связано с ним одним.
Да, вот и он, ее Агаша, несмотря на встречный ветер, уверенно шагающий по тропинке, опустивший ушки ушанки, закутавшись в шарф, с планирующим и пытающимся куда-то улететь портфелем в правой руке. «Бедный Агаша, как же ему холодно» - думала она, еще сильнее укутываясь в шерстяной плед.
Ага, выходя из блока, еле удержался на ногах, поскользнувшись на заснеженной плитке. Чертыхаясь, глубоко опустив голову в поднятый воротник дубленки, закутав шею шарфом, спешил на работу.
«Как же я не люблю московскую зиму!» - за столько лет жизни в столице, он, будучи южным человеком, никак не мог привыкнуть к пронизывающему холоду и сильным московским морозам. В Баку зима проходит мягко, морозы незначительные, бывает, завалит весь город снегом, тишина необыкновенная, транспорт не ходит, улицы пустеют, детей не пускают в школу, да и многие родители, ссылаясь на ужасные погодные условия, стараются остаться в домашнем тепле и уюте. Все знают, в Баку снег лежит день или два, потом выходит солнце и снег таит, превращаясь в многочисленные ручьи и ручейки, стекающие по склонам улиц бакинского амфитеатра, прямиком в Каспийское море. Здесь же, совсем по другому. Даже в минус 25-30 мороза, все работает, транспорт ходит, дороги очищают, электричество и отопление не выключают, детки ходят в школу и даже в детские садики.
Зимой ему приходится топать на своих двух и пользоваться ненавистным общественным транспортом.Каждый год он обещал себе избавиться от мотоцикла и наконец-то, как все нормальные люди, купить себе автомобиль.
Так и не смог. Не поднялась рука на любимый мотоцикл Ява 350, на котором, в теплое время года он лихо гонял по московским улицам. Он был счастлив своей независимостью от общественного транспорта, тем что, мог с ветерком и очень быстро доехать до работы и обратно. Ага всегда шумно, с перегазовкой, въезжал во двор Института коронарной и сосудистой хирургии, располагающегося на Ленинском проспекте, недалеко от метро «Октябрьская». На бордовой Яве, в черной кожаной куртке, в черном шлеме и специальных кожаных мотоциклетных перчатках с дырочками, привезенными из-за рубежа и подаренными ему другом. Ага знал, что великолепно смотрится верхом на мотоцикле, знал, что привлекает внимание, знал, что в этот самый момент, все молоденькие и не очень медсестры и врачи центра, прильнули к окнам, наблюдая, как он паркуется, слезает с мотоцикла, неторопливо снимает шлем и перчатки. Многие из них, специально выбегали в фойе, к лифтам, чтобы мелькнуть перед ним улыбкой или поздороваться. Что же поделать, всеобщий женский любимчик. Все это сладким бальзамом ложилось на его любвеобильное сердце. Несмотря на повышенное внимание к себе со стороны женского пола, Ага внешне оставался совершенно хладнокровным, сдержанным в эмоциях человеком. Зайдя в фойе Института, он мило, но немного суховато здоровался с выбегавшими на встречу работницами, крепко жал руки коллег и без лишних слов поднимался в свой кабинет.
Сейчас же зима, снег, гололед, и он лишен того удовольствия, которое он получал от езды на мотоцикле. Ныне, он вынужден влезать в тесный и переполненный автобус и минут сорок тащится до работы, это хорошо еще, что без пересадок. «Ну, все - размышлял он, - продам «Яву», тем более, что Ната не одобряет его увлечение, куплю какой-нибудь авто, я ведь женатый человек, детки пойдут, семью возить надо. Какой к черту мотоцикл?!»
Ага держал мотоцикл в гараже соседа Сурика, бакинского армянина, давно переехавшего в Москву и любезно, как земляку, предложившему свободное место рядом со своим жигуленком. Среди армян у Аги друзей не было. Там, где он родился, в крепости, армяне исторически не селились, но в центре Баку их было много. В школе и в институте вместе с ним учились и армяне, и русские, и лезгины, и татары, и, конечно же, евреи. Проживающие в Баку евреи делились на горских евреев и европейских евреев. Горские евреи, в основном, проживали в кварталах старой постройки вокруг синагоги, в самом центре Баку. Несмотря на еврейскую национальность, горские евреи переняли многие азербайджанские традиции, кухню, прекрасно говорили на азербайджанском языке, на их свадьбах звучала наша, уже общая музыка. Европейские же евреи, были представителями бакинской интеллигенции и бомонда. Среди них известные на весь город врачи, музыканты, учителя, инженера, артисты, художники, фотографы. Они держались немного обособленно, плохо знали азербайджанский язык и традиции, не посещали синагогу, были явными или скрытыми антикоммунистами, имели западные взгляды на жизнь, хотя и находились в сфере влияния русской культуры.  Однако отсутствие ассимиляции не помешало им снискать любовь и уважение со стороны остальных бакинцев.
Ага никогда не интересовала национальность человека, главное для него была личность. В студенческие годы он явно тяготел к еврейско-русскоязычной культуре. Возможно, причиной этого была его подружка. Они учились в мединституте, но на разных курсах. Была она из простой, интеллигентной еврейской семьи, отец музыкант в филармонии, мать врач-педиатр. Девушка не отличалась выдающимися внешними данными, скорее наоборот, худенькая, с маленьким росточком, скромными, но пропорциональными формами, коротенькая стрижка и носик с горбинкой. Одевалась она скромно, косметику употребляла умеренно, одним словом, совершенно незаметная и не привлекающая к себе внимание девушка.
Ага познакомился с ней на вечеринке своего друга, празднующего день рождения. Она сама подсела к нему на диванчик и как бы невзначай, ее коленка уперлась ему в бедро. По его телу пробежала легкая дрожь. Ага выждал несколько секунд, думая о возможной случайности. Но нет! Она ни на миллиметр не сдвинулась с места, продолжая загадочно улыбаться.
- Лиля. - сказала она, протянув худенькую ладошку для рукопожатия.
- Ага, очень приятно. - ответил он, немного ошарашенный такой атакой.
- Я тебя знаю, ты на третьем курсе лечфака. 
- Да.
- Я на втором, педфак. - потом немного помолчав, - Ты хочешь уйти со мной?
- Да, хочу. - его голос немного дрожал от возбуждения.
- И ты не спрашиваешь куда? - Лиля звонко смеется, понимая, что добилась своего.
- Мне все равно куда. - сказал Ага, уже раздевая ее глазами.
Они незаметно покинули квартиру. Спускаясь по неосвещенной лестничной клетке, между вторым и первым этажом, Ага резко схватил ее за руку, развернул, прижал всем телом к стенке и впился в нее страстным поцелуем. Он слышал, в каком бешеном ритме бьется ее сердце.
- Дурашка, - сказала Лиля, еле отдышавшись, - лови такси, поехали.
Сев в такси, Лиля назвала адрес: «Узеира Гаджибекова, угол проспекта Ленина, пожалуйста»
Сидя на заднем сиденье такси, Ага еле сдерживал ее натиск. Ему было неудобно перед седовласым пожилым таксистом, мельком поглядывающим на невоспитанную молодежь и покачивающему головой, в знак неодобрения.
- Все же, куда мы едем?
- Ко мне домой, дурашка.
- Пожалуйста, не называй меня так.
- А мне так нравится, дурашечка моя. Не беспокойся, дома никого нет, папа в отъезде, мама на дежурстве, до утра квартира в нашем распоряжении.
«Везет же тебе, Агарагим» - радовался он, предвкушая предстоящее приключение. Ожидания его не то, что обманули, наоборот. Он никак не ожидал такого сумасшедшего темперамента от такой миниатюрной девушки. Она была неугомонна и ненасытна, временами, как ему казалось, что Лиля в экстазе теряет сознание. По началу, это его пугало, но потом он стал к этому привыкать и подстраиваться под ее эмоциональность.
- Лиля, прошу тебя, тише! Перед соседями неудобно. - часто, смущаясь, просил Ага.
- А ты знаком с моими соседями?
- Нет, но все равно неудобно, что про тебя подумают?
- Эх, дурашка ты, Ага, дурашка. Тебе не все равно? Лично меня мнение соседей не интересует, пусть что хотят, то и думают. Запомни, молодость бывает один раз, и я не хочу что-то терять из-за каких-то соседей. Не беспокойся, рано утром смоешься, тебя никто и не увидит. Стеснительный дурашка!
Его отношения с Лилей длились достаточно долго, до окончания мединститута. С ней было легко и интересно. Лиля, несмотря на оголтелую нимфоманию, была хорошо воспитанной девушкой, с манерами, с хорошим чувством юмора, так свойственным ее нации. Она окончила музыкальное училище по классу фортепиано, много читала и неплохо училась в мединституте. По темпераменту Лиля превосходила его самого и всех вместе взятых женщин, которых он знал прежде.
- Лиля, ты когда-нибудь успокоишься? - спросил он, немного отдышавшись.
- А что такое? Наш дурашка выдохся?
- Не зли меня, Лиля!
- Ой, испугал. Что ты мне сделаешь? Ну же! Я жду!
- О, Господи! За что мне это наказание? - смеется Ага, сильно прижимая к себе ее ненасытное, влажное от пота тело.
Их отношения были просты и понятны, все, что их связывало и притягивало друг к другу это взаимная симпатия и неутомимая страсть. Любви между ними не было. Возможно, и была, со стороны Лили, но она, ни разу об этом не заговорила. Она боялась усложнять отношения, чтобы не спугнуть Агарагима. Не то, что он был пуглив, наоборот. Просто он не собирался жениться и когда кто-то из его любовниц начинал намекать на это, то он сразу же испарялся.
К окончанию института, после очередного сумасшедшего кувырканья на родительском ложе, Лиля решилась.
- Ага, слушай сюда! Я на полном серьезе и без шуток. Ты понял?
- Что случилось?
- А что, что-то должно случиться для серьезного разговора?
- Лиля, ты меня пугаешь!
- Ну и дурашка же ты, Ага. Прекрати паясничать. Я серьезно имею что сказать.
- Ладно, ладно, не буду. Я тебя серьезно слушаю,говори.
- Значит так. Мои родители подали на выезд. Мы уезжаем в Канаду, затем они хотят перебраться в США. Папа уже себе и место в симфоническом оркестре нашел, через сына тети Сары. Ну, ты их не знаешь,они давно уехали. Послушай, женись на мне, а? Я тебя вывезу. Будешь жить в свободной стране и получать хорошие деньги, не то, что нищенская зарплата советского врача. С твоей светлой головой тебя неминуемо ждет успех. Я это точно знаю. Решайся, это твой шанс.
- Хорошо Лилечка, я подумаю.
- Ты так это говоришь, что я понимаю, ты отказываешься. Ну, и дурак же ты Ага! Своего интереса не понимаешь. Ты думаешь, что скажут родители, друзья, соседи, что Агарагим женился на гулящей? Во-первых, я никакая не гулящая! Последние годы я была только с тобой, и ты это прекрасно знаешь. Во-вторых, тебе должно быть наплевать на их мнение, думай больше о себе. В-третьих, мы сможем там расстаться, если захочешь.
- Где я там себе такого жеребца найду? - смеется,- ты же скучать по мне будешь и от тоски умрешь!
- Да, я буду скучать, и тебя мне будет очень не хватать. Я все же подумаю.
- Думай быстрее, времени мало.
Ага прекрасно понимал, что никогда не решиться на такой отчаянный шаг. Понимал, что не сможет объяснить все это родителям. Понимал, что про него подумают друзья. Понимал перспективы эмиграции в США. Его не смущала ее национальность, все дело в том, что Ага был у нее не первым мужчиной, они и не скрывали свои отношения, столько лет встречались на глазах у всего города. И, что про него скажут? А как же кодекс чести? Да и не любил он ее. По-настоящему, чтобы голову потерять, и все такое. Нет, этого не было. С его стороны это была просто привязанность, основанная на сексе и дружбе. Лиля ему нравилась, своим озорством, юмором, сексуальностью, с ней было легко и приятно проводить время. Но, любви точно не было. Во всяком случаи с его стороны, это точно.
В последующие годы, Ага часто вспоминал этот разговор, думал о своей нерешительности. Ведь его жизнь могла сложиться совсем по-другому. С другой стороны, он бы тогда не встретил Нату, не женился бы на ней и возможно не был бы так счастлив, как он счастлив сейчас, топая от дома по заснеженной тропинке к автобусной остановке.
Сколько же мыслей и воспоминаний может пронестись в голове, всего за несколько минут.
 Свой первый Новый Год они решили встретить вдвоем. Не потому что не с кем было праздновать, наоборот, все приглашения от коллег и земляков они вежливо отклонили. Это было обоюдное решение, никаких больших и шумных компаний, тостов, танцев вокруг елки, хлопушек и бенгальских огней, всего этого им не хотелось. Только он и она, в маленькой и уютной московской квартире. Никакой суеты, тихо, спокойно, романтично, по-семейному встретить Новый Год и жить дальше.
Подготовкой к праздничному застолью Ната занялась лично. Ага, как настоящий ученый и хирург от бога, был совершенно неприспособлен к хозяйству, не обладал способностью правильно и экономно сделать покупки, это не входило в сферу его приоритетных интересов. Не то что, он все тяготы домашней работы взвалил на хрупкие плечи супруги, а сам полностью отстранился и занимался исключительно своей работой. Ага, как мог, помогал молодой жене, он полностью доверил ей семейный бюджет, никогда не интересовался, куда и на что она потратила деньги.
Ната заранее заказала на рынке у продавцов-азербайджанцев мясо молодого барашка, сухофрукты, бакинские помидоры и огурцы, а главное свежую зелень. Готовить ее научила бабушка, мама отца, которая до кончины проживала с ними в квартире. Ната была способной и прилежной ученицей и, несмотря на свой молодой возраст, готовила блюда азербайджанской кухни, получше, чем любая взрослая женщина.
На закуску она приготовила традиционный на новогодний праздник «Столичный» салат, отварила говяжий язык, украсила его черносливом и сметаной, приготовила паштет со сливочным маслом. Так же на столе красовалась большая тарелка с ярко красными, твердыми и с неповторимым вкусом помидорами, выращенными в парниках Апшерона, маленькими огурчиками с гладкой, светло-зеленой кожурой и свежей зеленью, которую так любил Ага, и поглощал ее пучками.
В традиционной азербайджанской кухне почти полностью отсутствуют закуски. Подаваемые на праздничный стол салаты и закуски, заимствованы из русской и европейской кухни. Зато, какое большое многообразие, как первых, так и вторых блюд, с использованием баранины, говядины, мяса птиц, рыбы и дичи, овощей, листьев виноградной лозы, всевозможных приправ, зерен граната, орехов и сухофруктов. Особое место в праздничном меню каждой азербайджанской семьи занимает плов.
Именно настоящий азербайджанский плов, еще дымящийся при подаче на стол, политый заваренными в кипятке тычинками шафрана, украшенный карамелизированным изюмом и целыми сушеными абрикосами кайса. С боку горку риса прикрывают нарезанное треугольниками поджаренное тесто, которое укладывается на дно казана до приготовления плова и готовиться вместе с ним, приобретая золотисто-коричневую поверхность и впитывая все излишки топленого масла, которым, хозяйки обильно поливают рис.
Если в европейской кухне рис считается гарниром к мясным блюдам, в азербайджанской кухне все наоборот. Готовится плов и к нему уже подаются всевозможные гарниры из мяса или птицы.
В их первый Новый год Ната решила блеснуть своими кулинарными способностями, приготовив сразу три вида гарнира к плову. Это была баранина с сухофруктами и каштаном, мясо ягненка с зеленью и мясо ягненка с орехами и сливовой пастилой.
Даже в праздничный день Ага был на работе. С утра его вызвали к пациенту, состояние которого неожиданно ухудшилось. За весь день он так ни разу не позвонил. Ната не знала, что там происходит, вернется ли он сегодня, но догадывалась о серьезном и опасном для жизни больного осложнении, с которым ее мужу придется справляться.
Ната включила телевизор, в эфире новогодний выпуск программы время, дикторы рассказывают о подготовке к празднику в союзных республиках, о том, как собираются встречать Новый Год космонавты на орбитальной станции «Мир», как готовятся к празднику в Париже, Лондоне, Дели. Приятный женский голос диктора рассказал о погоде на территории СССР, в конце о погоде в Москве и московской области, о морозе минус 21, о снеге, метели с северо-восточным ветром, как вдруг с шумом распахивается входная дверь, в комнату влетает Ага, в ушанке и распахнутой дубленке, весь в снегу, щеки от мороза раскраснелись, глаза сияют от счастья, высоко над головой он трясет замерзшей бутылкой «Советского шампанского».
Ната, не мешкая, бросается в его объятия. Он, обняв ее за талию и приподняв над полом, кружит по комнате.
- Сумасшедший! Весь пол запачкал! Кто убирать будет?
- Завтра, завтра с утра встану и все приберу!
- Да хватит мне мозги пудрить! Сейчас же сними обувь!
- Кстати, жена, С Новым Годом!
- Тебя тоже, - говорит Ната, немного обижен - что, не мог позвонить? Я здесь сижу одна, волнуюсь!
- Извини, так занят был, не до звонков, поверь.
- Иди, переодевайся, будем праздновать.
- А чем это у нас так вкусно пахнет? Ты что, плов приготовила?
- Ты думал, я не могу плов готовить?
- Ну, что ты, мне с женой ой как повезло!
- Хватит уже, пора за стол, еда стынет!
Ага весь вечер без умолку болтал, рассказывал всякие медицинские байки, шутил, вспоминал случаи из детства. Настроение у него было приподнятым, больной выжил, это была его очередная победа над сердечным недугом.
Они поели, выпили шампанское, затем уселись на диване перед телевизором.
Начался Новогодний Голубой Огонек, программу вела Татьяна Веденеева, выступали известные певцы и артисты. Лайма Вайкуле пела про грустного скрипача на крыше, Александр Серов решил не торопить ночь и повторить все сначала и, конечно же, Алла Пугачева, с грустным романсом о прошедшей любви и о дровах в камине, превратившихся в золу.
Но, этого всего Ага не видел и не слышал, он был настолько уставшим, что после обильной и очень вкусной еды, парочки бокалов шампанского, как ребенок, положив голову жене на коленки, бочком, поджав ноги, мгновенно, тихо посапывая, провалился в глубокий сон.
Ната, с материнской нежностью, запустив пальцы в густые, волнистые волосы мужа, поглаживала его умную голову.
«Какая зола в камине? Нашла, о чем петь в Новый Год» - возмущалась она, - «я же точно знаю, у нас все будет хорошо».
Было начало февраля, когда Ната, заподозрив неладное, тихонько, как бы стесняясь, сообщила мужу о своей беременности.
Ага воспринял новость спокойно, совершенно без лишних эмоций, как доктор. Строго расспросил о сроках и жалобах, затем стал что-то считать на пальцах. Ната и не ожидала бурной реакции, что Ага вскочит на ноги и понесется с дикими криками в лезгинке, вокруг стола. Уже и возраст не тот, да и не того он характера. Ага воспринял ситуацию не как папа будущего ребенка, а как врач, обследующий пациентку, размышляя о необходимых исследованиях и анализах, беспокоящийся о течении беременности и предстоящих родах.
- Ната, не переживай. Я найду для тебя самого хорошего гинеколога. Он будет вести твою беременность. Все будет хорошо, и ты родишь мне здорового мальчика.
- А если девочка? Ты меня бросишь?
- Да я тебя прямо сейчас и брошу! На кровать! Ну-ка, иди сюда!
- Агаша! Прекрати! Что ты делаешь!? Мне, наверное, сейчас это нельзя!?
- Можно, можно! Это я тебе как несостоявшийся гинеколог говорю!
- Ну, уж нет! Пока не пойду к врачу, ничего не будет! Понял? Успокойся! Бешеный какой-то стал! Иди, собирайся, на работу опоздаешь!
Поход к гинекологу не то, что ошарашил, они действительно такого не ожидали. Оказалось, что Ната беременна двойней, но пол детей не удалось определить, из-за раннего срока беременности. Еще месяц Ната и Ага провели в томительном ожидании. Каждый день гадая, там мальчики или девочки, а может разнополые? Так и произошло. Мальчик и девочка.
«С одной стороны, хорошо,» - думали они, - «одним разом и полный комплект детей, с другой стороны справиться сразу с двумя младенцами не так просто»
- Я лучше маму вызову, пусть приедет, поможет мне в первое время.
- Только не это!
- Ага, ты настоящий эгоист! Только о себе и дума-ешь! Что тебе плохого моя бедная мама сделала?
- Ничего не сделала. Такую жену для меня вырастила! Спасибо, конечно! Но жить с тещей в одном доме! Никогда!
- Но, ведь я одна с двумя детьми не справлюсь! Это же временно, пусть хотя бы немного подрастут. Как же ты этого не понимаешь?
- Справишься, я тебе помогать буду!
- Ты? Не смеши меня! С твоей-то работой и занятостью? Да, ты после операций никакой приходишь! Еще детей нянчить будешь? Прекрати! Я обиделась! Все, иди сам рожай и сам подбирай колор!
Ната никогда не могла с ним серьезно ругаться, спорить и тем более обижаться. При любом разговоре он так нежно улыбался и так искренне смотрел ей в глаза, что весь ее гнев мгновенно улетучивался. Она сама начинала шутить, кокетничать, да так, что любое выяснение отношений у них заканчивалось в спальне, заключением мирного договора о дружбе, взаимопонимании и культурном обмене, но исключительно в горизонтальном положении.
Проходили месяц за месяцем, животик рос, небольшая, упругая девичья грудь разбухла, талия и бедра округлились, менялось все, походка, манера вставать со стула или дивана, вкусовые привычки, а главное настроение.
Тягостные мысли посещали ее голову: «А вдруг я растолстею? Стану некрасивой, неуклюжей, перестану за собой ухаживать, грудь и живот обвиснет, я перестану быть привлекательной для Агаши, он меня бросит, найдет себе стройную, красивую. Вот их, сколько вокруг него».
Немного поплакав и погрустив, Ната отвлекалась на домашние заботы: «Он ведь не такой! Он самый лучший! Он меня любит! Я ведь обязательно похудею!» - затем разглядывая в зеркало пополневшие бедра и талию, вновь начинала реветь.
Кроме переменчивого настроения, беременность Наты протекала легко, без осложнений, детки развивались хорошо, сама она, до самых родов, была активная и справлялась без посторонней помощи.
Шли месяцы, монотонно, один за другим. Для Наты время как бы замедлило свой ход. Она просто выращивала в своей утробе двух, пока еще незнакомых ей человечков, уже успев привязаться к ним и полюбить настоящей материнской любовью. Она часами просиживала на диване, в полной тишине, положив обе ладошки себе на живот, вслушиваясь в сердцебиение своих малышей. Вскоре они начали там двигаться. Казалось, по ее непомерно большому животу, ходят волны. Когда живот приходил в движение, местами выпячивался, Ната могла прощупать чью-то головку, или попку.
«Они там, внутри меня, во что-то играются. А может им тесно вдвоем? И мальчик толкает сестренку, чтобы ему было поудобнее. Все мужчины одинаково эгоисты, только о себе и думают. Бедная моя девочка, потерпи   немного, скоро вы родитесь и не будите сидеть в такой тесноте» - думала она, еще нежнее поглаживая свой ужасно большой и напряженный живот.
 Ага, как мог, помогал ей в домашних делах, но он был так занят операциями, лекциями, подготовкой к защите докторской диссертации, что приходил очень поздно и буквально валился с ног от усталости.
- Ната, я тебе помощницу нашел.
- Серьезно? А кто это?
- Так, через соседей узнал, во втором блоке живет одинокая пенсионерка, ей за шестьдесят, татарка, зовут Эльмира. Я с ней договорился, она каждый день будет приходить и помогать по хозяйству, а когда дети родятся, будет за детьми смотреть.
- Агаша, родной мой, спасибо тебе! А мы потянем? Нянька, это ведь дорого.
- Не переживай. Деньги будут. У нас, в Институте, новые коммерческие проекты подготовили, для иностранцев. Будем зарабатывать!
- Наконец-то! Труд, должен оплачиваться, ведь каждому по труду и заслугам, ведь правильно? Сколько же можно за копейки вкалывать?
- Какая же у меня женушка меркантильная!
- Не меркантильная! Ага, пойми, дети родятся, расходы будут, пеленки, распашонки, коляски, кроватки, наконец, услуги няньки! Ты точно потянешь?
- Ната, что ты так распереживалась? Тебе сейчас нельзя волноваться, в твоем-то положении. Расслабься и доверься мне. Я все куплю, все сделаю, для тебя и наших детей. Я же папа, черт побери. Ладно, кормить будешь?
- Буду, конечно - говорит Ната, тяжело кряхтя, поднимаясь с дивана.
- А, что же ты своему мужу приготовила?
- Иди, руки помой! Обжора! Когда я тебя голодным держала? На сегодня у нас дюшбара. Есть будешь?
- Спрашиваешь! Ты же знаешь, как я люблю дюшбара! А сушеная мята и уксус с чесночком будет?
- Будет конечно, иди за стол.
- А где мои «боевые» двести грамм?
- Какие это двести грамм? Агаша, что война?
- У меня в операционной каждый день война, мы за жизнь бьемся, а ты мне здесь водочки налить жалеешь.
- Ну, и заскулил же ты, Ага! Какие двести? Я историю хорошо учила, там сто грамм было, больше не получишь, и не проси! Ты, что алкаш?
- Алкаш, алкаш…
Естественно Ната шутила, она знала, Ага не склонен к алкоголизму, но все равно очень этого боялась. Ведь все его окружение, друзья, коллеги, были пьющими людьми. Не то, что алкашами, но пили часто и много. И ее любимый муженек при случае не отказывался, всегда поддерживал компанию, за столом, немного выпив, всегда шутил, смеялся, рассказывал медицинские байки, подтрунивал коллег, сидящих за столом. В выпивке он знал меру. Ната никогда не видела его сильно пьяным. Он всегда хорошо держался, никогда не терял ясность ума и ориентацию в пространстве.
Ната выдала ему положенные сто грамм. Ага буквально проглотил первую тарелку с дюшбарой, постоянно причмокивая и нахваливая знакомый с детства вкус настоящей бакинской дюшбары. Затем он попросил добавку и так же быстро с ней расправился. Наевшись, Ага пыхтя, перешел на диван, удобно разместившись, включил телевизор.
- Ната, я бы чайку выпил.
- Сейчас заварю. - говорит Ната с кухни, тщательно вымывая грязную посуду, - Ты с чем будешь? Инжирное варенье или вишневое?
- Мне все равно. Ната, хотел тебе сказать, я еду в Америку, в Лас-Вегас, там пройдет Международный Конгресс Сердечно-сосудистой хирургии. В институте решили        послать меня, как самого перспективного хирурга. Представь, Лас-Вегас!
- Надо же! - радуется Ната, прибежав из кухни с мокрыми руками, вытирая вафельным полотенцем тарелку, с которой все еще стекают капли воды, прямиком на паркетный пол.
- Вот так вот! Там многие умрут от зависти, узнав эту новость.
- Ага, а как же я?
- А, что ты? Будешь ждать моего возвращения. Это займет всего лишь неделю.
- Вдруг роды начнутся, а тебя нет?
- Странная ты, Ната. Тебе к концу сентября рожать, еще два месяца впереди. Не паникуй, я быстро. Завтра пойду в посольство, подам на визу, через две недельки улетаю, еще неделя, и я дома. Не переживай, я не могу отказаться от такого предложения. Перелет, гостиница, все оплачивается, даже обещали немного валюты дать. Ну, что тебе привезти из Америки?
- Ничего мне не надо! Главное, побыстрее возвращайся! Там, в Лас-Вегасе, столько соблазнов! Казино, стриптиз, женщины и еще черт знает что!
- Ната, ну, что ты говоришь, какие женщины? Да, у меня от силы 500 долларов наберется, не очень-то разгуляешься на эти деньги.
- Да, знаю я тебя! Ты всегда свое получишь! А я, должна здесь сидеть с этим пузом, пока ты там развлекаться будешь?
- Ната, ты в своем уме? Я что, гулять еду? Это научная конференция, кстати, международная! У меня там выступление будет, на английском! Лучше помогла бы с произношением.
- Хорошо, успокойся, помогу, неси текст.
- Ната, только не сегодня! Устал очень. Где мой чай?
- Ой, мама!
Ната убегает на кухню, откуда доносится противный запах перекипевшей заварки.
- Я не виновата! Это ты меня отвлек своим дурацким Лас-Вегасом! Сейчас новый заварю, подожди немного, - потом быстренько возвращается, - Скажи, а как ты полетишь? Прямой рейс есть? Один полетишь или еще кто-нибудь будет?
- Завалила вопросами! Сейчас снова чай перекипит. Пока чай не принесешь, я отвечать не буду.
- Ага, не вредничай! Будет тебе чай!
Снова убегает на кухню и через несколько минут возвращается с подносом, на котором стоит его любимый национальный стаканчик армуды, заполненный крепким, немного красноватым чаем, на блюдечке тонко нарезанный ломтиками лимон, в маленькой хрустальной вазе его любимое инжирное варенье, и главный сюрприз, десерт шекербура, небольшие сладкие пирожки с начинкой из молотого миндаля.
- О, шекербура! Откуда? Сама испекла?
- Нет, в Елисеевском магазине купила.
- Серьезно, наши и туда добрались?
- Да, шучу я, сама испекла, для любимого муженька.
- Ты меня балуешь.
- А кого мне еще баловать? Ага, прекрати болтать, лучше расскажи о поездке. Это твоя первая поездка на Запад, волнуешься?
- Не так, чтобы очень, но есть немного. Мой английский слабоват, когда вернусь, поднажму, чтобы как ты, свободно говорить.
- Чтобы свободно говорить, надо постоянно упражняться и много читать. Я тобой займусь, не беспокойся.
Сборы были недолгие, старенький полупустой чемоданчик, личные вещи, папка с текстом выступления, коробочка со слайдами.
Ага впервые летит так далеко. Рейс из аэропорта Шереметьево, Москва - Париж, выполнял Аэрофлот. По прилету в аэропорт Шарль-де-Голль, Ага немного заблудился, его охватила небольшая паника, на лбу выступил холодный пот, сердцебиение участилось. «Как бы мне свой рейс на Нью-Йорк не пропустить» - забеспокоился Ага.
Международный аэропорт, крупнейший во Франции и один из крупнейших в Европе, толпы разноликих людей, объявления диктора на совершенно непонятном ему французском языке, огромные светящиеся табло с номерами рейсов. Немного освоившись, и придя в себя, Ага нашел стойку справочного бюро. За ней сидела полная темнокожая француженка, которая напрочь не понимала, что он ей говорит, скорее всего, из-за его плохого произношения. Да, она и сама плохо знала английский и почему-то пыталась все время отвечать на французском. Единственное, что он понял, это нужно искать стойку трансферных пассажиров. Строгая француженка, указала рукой куда двигаться. Движение ее руки, напоминала: «Да, пошел ты, куда подальше», он и пошел в указанную сторону, пока не увидел нужную табличку со стрелкой вниз. Спустившись на этаж ниже Ага подошел к стойке и молча протянул билет. Симпатичная и очень занятая девушка, наконец-то подняла голову, натянуто улыбнулась, указала рукой на дверь. Ага подошел к двери, пытаясь разобраться в обозначениях терминалов аэропорта. Подъехал автобус, ему указали на него, мол, садись и езжай. Он ехал минут двадцать, не меньше. Из одного терминала в другой. «Это надо же! Какой аэропорт эти капиталисты отгрохали!» - всю дорогу думал он. Дальше было проще. Стойка «Air France», приветливые сотрудницы, посадочный талон и он наконец-то в самолете, летящим в Нью-Йорк. Разместившись в кресле и немного отдышавшись, Ага все еще не верил, что летит в США, где ему еще раз придется побегать по аэропорту, найти стойку внутренних рейсов компании «American Airlines», и еще часа четыре лета до Лас-Вегаса.
А пока что можно расслабиться, глядя из иллюминатора, с высоты птичьего полета, на удаляющийся Париж, с его Эйфелевой башней, Триумфальной аркой, Лувром и Булонским лесом. Жаль, что пролетом, жаль, что не смог погулять по Парижским улицам, посидеть в бистро, выпить чашечку кофе с круассаном, пройтись по набережной Сены, вкусить всю ту атмосферу Парижа, с которой он был так хорошо знаком по художественной литературе. «Прощай, Париж, тебя я больше не увижу!» - вдруг всплыло в его голове, - «Ну, как минимум на обратном пути снова увижу, если буду сидеть возле иллюминатора» - он сам же себе и ответил.
В Нью-Йорке, доброжелательные таможенники распотрошили весь чемодан, просмотрели папку с докладом, увидели бумагу с регистрацией на Международном Конгрессе Сердечно-сосудистой хирургии, уважительно спросили: «Ser, you are a cardio surgeon?»
«Yes, I am!» - громко, как на уроке английского в школе, отрапортовал он. «You are welcome to USA» - с этими словами Агарагима пропустили на территорию США.
Затем было томительное трехчасовое ожидание своего рейса. Найдя нужные ворота, Ага рухнул на кресло в зале ожидания. Есть ему совсем не хотелось, но пить, постоянно.
«Это от нервов и волнения» - подумал он. Глаза отяжелели и сами закрывались от усталости. Сказались дальние, непривычные перелеты, чужая речь, разница во времени, постоянная боязнь что-то упустить или сделать не так как они. Собравшись силами, Ага подошел к барной стойке, нарочито громко, как в кино, заказал виски. «Со льдом?» - спросил бармен. «Двойные виски, безо льда» - ответил Ага. Стакан виски, к большому удивлению бармена, он выпил залпом. «Теперь налей-ка мне пивка» - гордо сказал Ага, почувствовав уважительный взгляд бармена, наполнившему ему высокий потный бокал пива «Budweiser» и придвинувшему тарелочку с солеными сухариками. Тепло от виски разлилось по его уставшему и напряженному телу, а пиво утолило жажду.
Впереди его ждал Лас-Вегас, яркие огни которого, он видел в американских фильмах.
Приземлившись в Лас-Вегасе, Ага не увидел ту деловитую торопливость, некоторую чопорность и напряженность, присущую пассажирам и сотрудникам больших аэропортов. Здесь все по-другому. Невероятная расслабляющая атмосфера, никто и никуда не торопится, все в шортах и ярких рубашках, никаких строгих костюмов и галстуков. Каждый гость Лас-Вегаса, окунается в невероятную атмосферу азарта, веселья, расслабленности и кажущейся вседозволенности. Это город, где есть все и всегда, и только за ваши деньги. Он никогда не спит. Отели, казино, рестораны, бары, всевозможные шоу, стриптиз клубы, бассейны и аттракционы, все это крутиться, сверкает яркими огнями рекламных щитов с призывом: «Иди к нам! Не бойся! Сделай ставку! Ты обязательно выиграешь! Ведь ты везунчик, каких нет на свете!»
Взяв такси, Ага назвал свой отель. Это, к его сожалению, не был только что сданный в эксплуатацию, роскошный отель-казино «The Mirage», с тропическим садом, вулканом и аквариумом, в самом центре Лас-Вегаса, с которого и началась эпоха мега отелей города. Внешне он чем-то напоминал московскую гостиницу «Космос», тоже недавно отстроенную, но по дизайну и внутреннему убранству, техническим новшествам, ни в какое сравнение не входил.
Проезжая по главной улице Лас-Вегас-Стрип, Ага лицезрел не менее роскошные отели «Venetia», с настоящими венецианскими каналами и плавающими по ним гондолами, «Paris», с почти настоящей Эйфелевой башней, «MGM Grand» и многие другие отели-казино. От всей этой цветной, ярко светящейся мозаики, как в детском калейдоскопе, голова его шла кругом.
Такси, съехав с бульвара, на параллельную улицу и проехав еще пару километров, притормозило возле скромного отеля «Royal Resort».
Несмотря на отсутствие внешней роскоши и помпезности, столь присущей многим отелям Лас-Вегаса, внутри этот отель оказался чрезвычайно уютным.
Организаторы все четко предусмотрели, и близость к необъятному «Convention Center», где будет проходить конгресс и выставка медицинского оборудования, и отсутствие казино в отеле, для того чтобы лишний раз не отвлекать ученых мужей от науки, медицины, докладов и выступлений.
Одним словом, отель располагался вдали от казино и всевозможных злачных мест, которые так и привлекают к себе гостей города.
Разместившись в номере, Ага первым делом позвонил в Москву, Нате.
Он совсем позабыл о десятичасовой разнице во времени. В Москве три ночи, Ната, после продолжительных гудков, с явной одышкой, сняла трубку.
- Ага, это ты?
- Да, я. Привет! Как ты? Как себя чувствуешь?
- Не беспокойся, все хорошо, просто детки еще сильнее кувыркаются, но я уже привыкла. Ты лучше скажи, как долетел, как устроился?
- Ната, ты не поверишь! Это другая планета! Мы от всего этого страшно отстали. Я с ужасом думаю, что меня ждет на конгрессе. Представь, я в полном шоке!
- Ага, успокойся! Я давно тебя таким взволнованным не слышала.
- Это сложно! Я постоянно сравниваю их жизнь и нашу. Почему же все так?
- Ага, ты-то будь сдержанней в своих высказываниях, могут подслушать.
- Да, плевать!
- На меня тоже?
- Что ты говоришь? Нет, конечно! Я скучаю!
- Не ври мне, зараза!
- Честно, уже успел соскучиться по тебе.
- Жаль, меня нет рядом.
- Когда-нибудь я привезу тебя сюда, только не знаю, когда.
- Ага, ты совсем разошелся. Хватит болтать! Валюта идет! Без денег останешься!
- А я в казино пойду и миллион долларов выиграю, говорят, в первый раз везет.
- Ага, прекрати! Чтобы я этого не слышала! Понял! Я тебе запрещаю играть!
- Ух, какая строгая! Ладно, ладно, успокойся, не буду.
- Обещаешь?
- Да, конечно, дорогой мой командир.
- Ну, вот опять твои шутки. Я иду спать. Пока. И не хулигань мне там, а то домой не пущу!
- Испугала! – смеется - Ладно, пока!
Поговорив с женой, Ага принял душ. После столь продолжительного путешествия, трех самолетов и аэропортов, массы впечатлений, восторгов и разочарований, шикарная гостиничная душевая и горячая вода, помогли ему снять усталость и немного взбодриться. Перед ним стояла дилемма. Или все же завалиться спать или собраться силами и пройтись по окрестностям гостиницы. Любопытство взяло над ним верх. Ага не хотел терять время на сон, боялся что-то упустить. Ведь он в Лас-Вегасе, мирового индустриального центра развлечений. Какой к чертям сон!
Спустившись в фойе, он первым делом попросил дабл эспрессо, взял со стойки карту города и стал ознакамливаться с достопримечательствами Лас-Вегаса. За столиком рядом, сидел невысокого роста мужчина, худощавый, светлые волосы. Ага, сам не понял, почему он обратил на него внимание. Скорее всего одежда, костюм, туфли, галстук, часы, все это очень походило на то, во что он и сам был одет. Американские и европейские доктора, слонявшиеся по фойе гостиницы, дружелюбно беседующие друг другом, выглядели совсем по-иному. От них, в отличие от его самого и его соседа, исходил дух самодостаточности и богатства, привычки шикарно одеваться, они сверкали белоснежными зубами, вели себя чопорно и высокомерно.
- Вы из СССР? - неожиданно и с явным прибалтийским акцентом, спросил мужчина за столиком.
- Да. А как вы догадались?
- Вы знаете, это не трудно. Я очень извиняюсь, вы только посмотрите, во что они одеты. А мы? Да, наши совковые костюмчики за версту видно. Меня Витас зовут, я из Риги, торакальный хирург.
- Очень приятно, Агарагим. Москва, Бакулевский центр.
- Мне тоже очень приятно. Вроде мы с вами одни представляем нашу необъятную родину?
- Видите ли, я только что спустился, еще толком не успел разобраться, что здесь к чему.
- Агарагим, здесь в отеле скучно. Я вас приглашаю прогуляться по городу, пропустим где-нибудь по рюмашечке, развлечемся.
- Я и сам хотел прогуляться. Конечно же, пойдем.
Они вышли из отеля и повернули в сторону светящихся огней большого города. Пройдя несколько кварталов, они как вкопанные, остановились у одноэтажного заведения с мигающими всеми цветами радуги и шокирующим советский ум рекламным щитом с силуэтом обнаженной девушки, огромных размеров «Full Nude Striptease».
- Как вы думаете, коллега, а не посмотреть ли нам американского стриптиза?
- Я, даже не знаю. Никогда в таких местах не бывал.
- Дорогой вы мой! Я тоже не бывал! Но, раз нам посчастливилось побывать в Лас-Вегасе, грешно пропускать такое! Будьте смелее, мой друг!
- Мы даже не знаем, сколько это стоит, может дорого?
- Да ладно вам! Мы же кардиохирурги, что, и стриптиз не можем себе позволить? Идем, идем скорее.
С этими словами, Витас взял Ага под локоть, подталкивая ко входу в помещение стриптиз бара. В дверях стоял высокий и очень толстый чернокожий мужчина, который на них не обратил никакого внимания. Пройдя через темный коридор, они оказались возле кассы. Двадцать долларов за вход и еще столько же надо разменять однодолларовыми купюрами для чаевых танцовщицам, первая выпивка бесплатно. Зал большой, одна круглая сцена с шестом, вокруг нее размещаются кресла и маленькие столики. Посетителей почти нет. На ярко освещенной сцене выступает совершенно обнаженная девушка, лениво, без особых эмоций выполняющая акробатические упражнения на шесте. Полумрак, громкая музыка, официантка в бикини принесла два виски со льдом, положила потные бокалы на сложенные треугольником салфетки, улыбнулась и ушла. Девушка, закончив танец, собрала валяющиеся на полу одежду и с недовольным видом покинула сцену. Тут же, на высоченных каблуках, вальяжной походкой выходит следующая за ней стриптизерша. Хирурги находятся в некотором замешательстве. Залпом, опрокинув стаканы с виски, уселись поудобнее, заказав следующую порцию. Непривычная для обоих обстановка с расхаживающими по залу полуголыми и совсем голыми девицами немного смущала, но и одновременно возбуждала. Дело не в том, что женская нагота для них, женатых людей, и тем более врачей, являлась чем-то новым и особенным. Ну, как же еще советскому человеку воспринять бесстыдную наготу, да еще в общественном месте. Немного освоившись и подглядев, как малочисленные зрители бросают долларовые бумажки на сцену, стали проделывать то же самое. Стриптизерша мгновенно оживилась, скинула с себя итак не многочисленную одежду и на коленках приползла к нашим хирургам. Затем, откинувшись назад, бессовестным образом, раскинула свои длиннющие ноги, демонстрируя им, вожделенную всей мужской половиной Земного шара, часть женского тела.
- Я, в молодости, гинекологом хотел стать. - смеясь и немного поперхнувшись, сказал Ага.
- Что вы говорите, коллега? Хорошо, что не стали! Сейчас вам было бы совсем не интересно. За ваше здоровье!
- За ваше здоровье! - сказал Ага, подкинув на сцену очередную партию однодолларовых банкнот, дабы отблагодарить извивающуюся перед их носом симпатичную стриптизершу.
- Да, вы только посмотрите, какие куколки! Одна лучше другой! - говорит Витас, с нескрываемым восторгом.
«А еще про прибалтов говорят, что они сдержанные и мало эмоциональные люди» - подумал Ага, глядя на возбужденного столь откровенным шоу и несколькими бокалами виски профессора Витаса Янсонса.
Вскоре, эдак часа через полтора или два, столь однообразное зрелище начало надоедать, эмоции несколько притупились, постоянные и навязчивые предложения приватного танца, со стороны стриптизерш наших докторов заметно раздражали, ввиду экономической нецелесообразности столь высоких и непредсказуемых расходов иностранной валюты.
- Агарагим! - сказал Витас, слегка невнятно выговаривая русские слова, - После сегодняшнего вечера, нам следует выпить на брудершафт и перейти на «ты». Как вам мое предложение?
- Я абсолютно с вами солидарен. Еще виски, пожалуйста! - громко попросил он.
- Ага, можно тебя так называть?
- Конечно, валяй.
- Ты знаешь, что-то мне в отель идти совсем не хочется. Будь другом, составь мне компанию. Сходим на пол часика в казино, немного поиграем и домой. Как тебе мое предложение?
- Витас, завтра рано вставать, регистрироваться надо на конгрессе, потом весь день слушать доклады. Поздно уже!
- Да, ладно тебе! У нас ведь друзей не бросают! Соглашайся, там выпивку бесплатно подносят. Мы быстренько, а потом спать. Договорились?
- Хорошо. По рукам, но только ненадолго.
- Однозначно, - сказал Витас, тяжело поднимаясь с кресла, - Чао, девушки! Мы скоро увидимся! - продолжил он на чистейшем английском языке.
После шумного и прокуренного помещения, свежий ночной воздух Лас-Вегаса, оказал на новоявленных друзей отрезвляющее воздействие. Витас шагал к цели все более уверенно, так что Ага, не пришлось его поддерживать. Вскоре друзья стояли напротив отеля «Hilton», огромное фойе, которого, незаметно переходило в казино. Немного осмотревшись, друзья уместились за игральными автоматами, предварительно разменяв деньги на металлические жетоны. Разобраться в правилах игры, для ученых мужей столь высокого уровня, не представляло большого труда. Начали они с маленьких ставок, затем постепенно, по мере нарастающего азарта, необдуманно повышали их, надеясь сорвать крупный куш.
 Действительно, Витас оказался прав. Подошла уже не молодая официантка в мини юбочке, кокетливо спросила, что будем пить, через пару минут принесла Витасу виски с колой, Ага же, решил заказать джин с тоником, ну точно, как в кинофильмах.
Удивительное дело, в казино, человек теряет счет времени. Все так хитро устроено, окон нет, только искусственное освещение, ты не знаешь, сейчас утро или все еще ночь, отовсюду звучат игральные автоматы, с характерными фанфарами, при выигрыше и следующим за ним звоном монет. Все продумано до мельчайших подробностей, лишь бы игрок раньше времени не покинул казино. Азарт, дело тонкое к тому же и наживное.
Ага прежде никогда не играл в азартные игры. В молодости играл в карты с друзьями, в дурака или очко, но не за деньги, а просто так, иногда на шелбаны. С девушками любил играть в карты на раздевание, всегда выигрывал, возможно, они сами поддавались. Но игра на деньги, это совсем другие чувства и ощущения, особенно у новичка, играющего в первый раз, еще не знающего горечь поражения и свято верящего в свое счастливое везение.
Витас, сидящий по соседству, основательно напился, говорил только на латышском, продолжая играть, чертыхался и взывал к всевышнему с мольбой о крупном выигрыше. Незаметно для себя, Ага проиграл около трехсот долларов. Четко осознавая свою ошибку, в досаде на невезение, покинул свое насиженное несколькими часами ранее, место перед игральным автоматом и встал за спиной у Витаса. В тот же самый момент, откуда ни возьмись, резво, несмотря на почтенный возраст, подбегает сгорбленная, с накрученными перманентом белыми волосами, с ярко красной помадой, в белой юбке и голубом вязаном жакете бабушка. С трудом забирается на его кресло, делает ставку, затем другую. Неожиданно громко звучит торжественная музыка, завывают сирены, его бывший автомат приходит в невероятное движение, из его сопла, как из рога изобилия сыпется куча монет, все больше и больше наполняя поддон, к великому восторгу противной бабушки.
- Витас, посмотри, эта старуха выиграла восемьсот долларов на моем автомате!
- Ты слишком тороплив, мой друг. - далее следовало что-то неразборчивое на латышском языке.
- Витас, ты как хочешь, я ухожу!
- Еще пять минут, прошу тебя.
- Я буду ждать тебя у выхода, пожалуйста, не задерживайся.
Ага, выйдя на воздух, был крайне раздражен своей слабостью перед соблазном выигрыша и потерей достаточно крупной для него, в то время, суммы денег.
«Ведь мог бы и отказаться, не играть, а так пустил валюту на ветер, обидно» - в сердцах досадовал он. Рядом нервно курил молодой японец, может и китаец, Ага не слишком различал представителей этой расы. Будучи на нервах Ага не выдержал и попросил у него сигаретку. Он курил в исключительных случаях или когда ему очень плохо или же, когда очень хорошо. Постоянное курение считал вреднейшим занятием. Он никогда не имел зависимость от сигарет или алкоголя. Все по настроению. Сейчас же, он хотел одного, поскорее оказаться у себя в номере и выспаться, наконец-то.
Сделав несколько глубоких затяжек Ага выдохнул клубы табачного дыма в сторону совершенно прозрачного и звездного неба Лас-Вегаса. Тем временем Витас так и не появился. Ага не мог себе позволить оставить новоиспеченного друга на произвол судьбы, вернулся в казино, прошелся по залу. Профессора нигде не было, словно испарился.
«Как знаешь, я домой» - подумал он, поймал такси, доехал до отеля, в фойе было тихо и безлюдно. Добравшись до своего номера Ага сбросил с себя одежду и за-валился спать, предварительно включив портативный будильник.
Проснувшись утром, он не сразу осознал, где находится. Но секундная дезориентация, под воздействием вчерашней бурной ночи, быстро прошла, память восстановилась. Вспомнив события вчерашнего вечера, свое разочарование и последующее за ним самобичевание, улыбнулся: «Ведь не плохо же время провели. Интересно, где же Витас? Что с ним? Надо бы узнать» - перед глазами кадры из любимого фильма, когда профессор Плейшнер, завербованный Штирлицем, отправился на задание в мирный Берн, и голос диктора за кадром: «Пьяный воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку».
«Ну, и шуточки у вас, господа капиталисты!» - сказал он вслух, мигом соскочив с кровати.
Ага, приняв прохладный душ, тщательно побрился, надушился недавно вошедшим в моду и подаренным ему одной пациенткой, французским одеколоном «Lancome Balafre Monsieur», от которого исходил бодрящий аромат муската, кожи, коры дуба, возможно перца, как ему казалось.
Он надел белоснежную сорочку, аккуратно и бережно сложенную руками его жены. Перед зеркалом повязал галстук. Вчерашний костюм измялся и пришел в негодность. Хорошо, что послушал Нату и взял запасной.
Нарядившись, спустился к завтраку. В шумном ресторанном зале был накрыт буфет. Ага впервые в жизни попал на открытый буфет. В советских гостиницах подавали завтраки, но организация была как в обычной столовой. Здесь же, как он присмотрелся, берешь тарелку, ходишь между столами, выбираешь все, что понравилось и без всяких ограничений. Отдельно кофе и чай в термосах, прохладительные напитки.
Он не ел со вчерашнего дня. Бесплатный сэндвич, предоставленный казино в три ночи, мгновенно переварился в пылу азарта. Ага набрал всего понемногу. Особенно ему понравились американские блины с кленовым сиропом. Закончив завтрак и попивая кофе, Ага высматривал Витаса, но его снова нигде не было. Он даже не знал в каком номере он проживает. Ага испытывал некоторое чувство вины за то, что оставил пьяного друга в казино, а сам вернулся в отель.
«Надеюсь с ним все хорошо» - успокаивал сам себя, в то же время, продолжая волноваться.
От отеля каждые пятнадцать минут отходил шатл, прямиком к зданию «Convention Center», где проходит конгресс и выставка.
Здание Центра напоминало огромный крытый стадион. Пройдя регистрацию, Ага получил портфель участника и бейдж.
В просторном помещении первого этажа расположилась выставка медицинского оборудования, стенды с новыми препаратами, реанимационное оборудование, наркозные машины, операционные столы с электроприводом, сверкающие новизной хирургические инструменты, аппараты мониторинга пациента, осветительные лампы и многое другое, что советским эскулапам и не снилось, и в чем ему еще предстоит разобраться. От восхищения невероятным изобилием новейшей медицинской техники, у него кипел мозг, разум не мог сразу воспринять увиденное.
«Как же так? Мы передовая страна, мы первые полетели в космос, у нас лучшее здравоохранение! Все ложь и пропаганда! Лучше бы я этого не видел!» - сокрушался Ага, отходя от очередного стенда.
На втором этаже располагался конференц-зал. Ага поспешил туда, чтобы ничего не упустить, как вдруг за спиной услышал знакомый акцент.
- Ага, куда ты так спешишь? Идем, выпьем кофе, время еще есть, да и первые доклады не такие уж и интересные.
Ага немного опешил. Витас, для человека, проведшего полночи в стриптиз баре, а остальное время в казино, да еще удерживавшего уровень алкоголя в своей крови на постоянно высоком уровне, выглядел на удивление свежим и бодрым. Редкие, но гладко и аккуратно зачесанные назад светлые волосы, чисто выбритые щеки, темно-синюю сорочку с накрахмаленным воротничком украшала бордовая бабочка, на рукавах золотые запонки, твидовый пиджак светло-коричневого цвета и темно-коричневые хорошо отутюженные вельветовые брюки и того же тона туфли полу броги, сверкающие новизной.
- Витас, ты не представляешь себе, как я рад тебя видеть! Я очень волновался, когда вернулся в казино и не нашел тебя.
- Извини меня, друг. Я виноват. Вообще-то я тогда мало что соображал. Но все помню хорошо. После твоего ухода я перешел в другой зал и подсел за рулетку. Глупо было конечно надеяться на выигрыш, но посмотри на меня. Все, что на мне видишь, совершенно новое и произведено в Италии! Даже носки! Я ставил на свою любимую цифру 27. Почему именно 27? Дело в том, что мне было 27, когда я встретил свою любимую жену Ивету. Ты мне поверил? Вижу, поверил. Я шучу. Ивета, будь она неладна, тут не причем. Просто цифра любимая. И не подвела! Вначале проигрывал, потом шарик останавливается на 27-ми. Глазам не верю! Я выиграл около трех тысяч баксов! Возвращаясь в отель, подумал: «А чем я хуже?» Вот и накупил себе клевых шмоток. Ну, как костюмчик сидит?
- Прекрасно сидит! Ты великолепен! Поздравляю с выигрышем!
- Спасибо, дорогой друг! Вечером ужинаем за мой счет! Я сегодня сказочно богат!
- Благодарю за приглашение, не откажусь. Но, Витас, пойдем уже! Презентации начались.
- Вот зануда! Первый раз в Лас-Вегасе, и он на доклад торопится! Да потом в журнале все прочитаешь. Идем, пройдемся.
- Витас, извини. Я впервые на таком конгрессе. Не хочу ничего пропустить. Я лучше пойду в зал.
- Хорошо, ты иди, а я подойду позже. Вечером ты мой гость.
- Договорились.
Витас повернулся и гордой походкой, неспешно направился к выходу.
«Скорее всего, снова в казино пойдет» - подумал Ага, ускоряя шаг по направлению к залу.
Войдя в зал, в полумраке присмотрел себе свободное место, разместился в удобном кресле. Перед ним на столике заботливо разложены блокнотик для записей, шариковая ручка с аббревиатурой Международной ассоциации сердечно-сосудистых хирургов и бутылочка воды. Немного осмотревшись, Ага начал вникать в происходящее в зале. Первое, что его удивило и привело в восторг, был способ демонстрации доклада выступающими докторами. Никаких слайдоскопов. На экране высвечивались данные, созданные с помощью компьютерной техники.
Агарагим, как и многие врачи тех лет, не были знакомы с компьютерной техникой. На весь институт, где он работал, имелся всего один, и уже успевший устареть к тому времени компьютер «Macintosh 1», американского производства, без должного программного обеспечения. Он стоял в общем отделе института, никого к нему не подпускали, кроме паренька-техника.
Тогда еще, Ага не знал, что в 1987 году компанией «Microsoft» была разработана программа для презентаций «PowerPoint 2,0» с помощью которой и готовили свои доклады зарубежные коллеги.
Завтра ему предстоит выступить с докладом в допотопном стиле, со слайдами, которые он уже передал в организационный комитет. На душе скребли кошки. Ага хотел было отказаться от выступления, чтобы не позориться перед зарубежными коллегами, но он не хотел подводить свое руководство. Ведь в его докладе были собраны данные о достижениях и работе всего Института. Здесь малодушничать нельзя. Утереть нос капиталистам вряд ли получится, но доложить придется.
В Сердечно-сосудистой хирургии они ушли далеко вперед. Остается только молча завидовать и по возможности догонять, перенимать опыт. А для этого необходимо много ездить, посещать их клиники, проходить обучение, не фиктивные курсы повышения квалификации врачей, как в СССР, а настоящие научно-практические тренинги, с использованием современного оборудования.
Нерадостные мысли одолевали его. Он приехал сюда уверенным в себе, в своем профессионализме кардиохирургом, без пяти минут доктором наук, производящим сложнейшие операции на открытом сердце и аорте. Его докторская диссертация «Реконструкция аорты и аортального клапана при расслаивающихся аневризмах» была на то время довольно актуальной темой в научном мире.
И вдруг, такое разочарование. Ага очень надеялся на проявление хоть какого интереса к своему докладу со стороны высокомерных коллег. Ведь он и его группа столько готовились, возились с материалом, фотографировали, создавали слайды. Не для ухмылок и насмешек же он сюда приехал. Обидно, когда ты думаешь, что находишься на передней линии современной науки, а на деле оказывается, что далеко в тылу. И не по своей вине, не по тому, что ты ленивый, неспособный, неталантливый хирург. А может не в той стране родился? Не те книги читал? Не у тех учителей учился?
Двоякое чувство он испытывал в тот момент: злость на себя, на свой институт, на свою отсталую страну. С другой стороны, хотя бы из чувства патриотизма, хотелось показать им, зажравшимся капиталистам, многолетний труд большого коллектива, научные достижения, разработанные собственные методики операций, и наконец, выживших ценой неимоверного труда и вернувшихся с того света тяжелых больных.
День был насыщен впечатлениями, хотя немного и омрачен сравнительным анализом западной и советской медицины.
Первая сессия, кофе-брейк, затем вторая сессия, ланч, затем третья, время шло незаметно. К вечеру Ага почувствовал усталость, в течение всего дня мозг был напряжен стремлением все увиденное сохранить в памяти. Хотелось поскорее снять с себя туфли, костюм и галстук, принять душ, позвонить жене и наконец, выспаться.
Доехав до отеля и войдя в холл, он увидел небрежно развалившегося в кресле Витаса. От его утреннего лоска ничего не осталось. Витас выглядел угрюмым и раздраженным. Перед ним стоял початый стакан виски со льдом, в пепельнице валялся еще дымящийся огрызок сигары. 
- Печально, мой друг. Сегодня фортуна повернулась ко мне задом.
Ага все понял, и молча, сделал сочувствующее выражение лица.
- Я старый дурак, - продолжал Витас, с выраженным прибалтийским акцентом, - поверил в свою удачу. Почему я тебя не послушался? Сидел бы себе спокойно, доклады слушал. А сейчас что? Ты не поверишь, я проиграл все, до цента, даже свои запонки.
- Да, ладно так убиваться. Ну, подумаешь, пару сотен продул.
- Тысяч.
- Что поделаешь, вчера повезло, сегодня нет, такова жизнь. Не переживай ты так.
- Ага, прости меня.
- За что?
- Я тебя утром в ресторан пригласил. К сожалению, я на мели, не могу себе это позволить.
- Витас, прекрати валять дурака. Какие обиды? Я сам тебя приглашаю на ужин. Вставай, поищем подходящее место.
- А, у тебя деньги еще остались?
- Есть немного, но в долг не дам, снова проиграешь.
- Как скажешь. Я видел здесь, недалеко, уютный и недорогой ресторанчик.
Друзья, выйдя из отеля, молча, побрели в сторону центральной улицы Лас-Вегаса. Не доходя до бульвара располагался небольшой стейк хаус, с красиво озелененной открытой террасой. Из ресторана доносилась спокойная джазовая музыка. Они зашли в ресторан. Свободных столиков на террасе не оказалось, пришлось сесть внутри, поближе к музыкантам, о чем они потом совсем не сожалели.
На небольшую сцену вышла очень колоритная афроамериканка с невероятно большим бюстом, обрамленным в откровенное декольте и таких же размеров бедрами, туго обтянутыми со сверкающими блесками платьем. Она весь вечер исполняла джаз тридцатых - пятидесятых годов, блюзовые баллады, всю ту музыку, которую Ага обожал с юности.
Они, по совету официантки, заказали стейк Рибай, один на двоих, ввиду огромных размеров порции, картошку фри на гарнир и два пива.
Официантка была права. Когда принесли невероятных размеров стейк на толстом деревянном подносе, трудно было поверить, что это одна порция. Казалось, им принесли половину кабана, зажаренного на гриле. Посетовав на столь большую порцию, друзья, принялись его уничтожать, под пиво, шикарную музыку и неторопливые разговоры двух хирургов, видимо впервые попавших на другую планету, совершив для этого всего лишь трансатлантический перелет.
- Ага, большое спасибо за ужин.
- На здоровье.
- Я тебя приглашаю в Ригу, бери жену, приезжайте. Угощу вас рулькой и свиными ушками с местным пивом. Наше пиво не хуже немецкого. Ты когда-нибудь ел свиные ушки? Красотаааа! Слушай, совсем забыл, а тебе-то свинину есть можно, ты же вроде мусульманин?
- Витас, не волнуйся, съем я ваши ушки и пивом запью. Мы с большим удовольствием приедем к тебе в гости, обещаю. Кстати, наш Рибай стейк свиной был.
- А, точно! Извини, не подумал.
Поужинав, коллеги, продолжая разговор о сущности бытия, начатый за столом, по обоюдному и молчаливому согласию, направились в сторону отеля. Уже никто из них, про казино и даже стриптиз и не заикался.
Восторг от империи развлечений, греха и разврата, людской жадности, азарта и тщеславия, роскоши и сверкающей помпезности, напыщенного богатства и нищеты, призрачных надежд и утраченных грез, вскоре рассеялся как утренний туман, под воздействием ярких лучей отрезвевшего сознания, безвозвратно сменившись полнейшим разочарованием. Вся эта мишура, под названием Лас-Вегас, имеет одну единственную цель, напоить, накормить, развлечь, возбудить в человеке все людские греховные помыслы, снять несчастного с тормозов, заставить поверить в свою удачу и потом уже обобрать и мирно отпустить, подобру-поздорову.
На следующий день Ага выступил с докладом. Как он и ожидал, большого восторга и оваций он не снискал. По залу пронеслись снисходительные коротенькие рукоплескания, председатель сказал для приличия несколько одобрительных слов, отметил дружеские отношения и сотрудничество в медицинской области между нашими странами, пригласил посетить Кливлендскую клинику, профессором которой он и являлся.
В последний день пребывания в Лас-Вегасе, все участники конференции, с утра, отправились на экскурсию, на знаменитую плотину Гувера, в Черном Каньоне, на реке Колорадо. Вечером их ждал традиционный, для таких мероприятий, гала-ужин.
Утром, после завтрака, Ага тепло попрощался с Витасом, сел в такси и направился в аэропорт. Сидя в кресле возле иллюминатора, Ага, наблюдал за суетой рабочих вокруг трапа, затем взлет. С высоты хорошо просматривались хорошо знакомые ему отели на главной улице Лас-Вегаса, проезжающие автомобили, толпы людей, пальмы и огромные рекламные щиты. Через пару минут, самолет, набрав высоту, вошел в зону густых, белых как вата облаков. Город развлечений растворился в них как сон, как феерическое видение, мгновенно промелькнувшее перед глазами своими яркими красками и незабываемыми впечатлениями.
Так же, как и пролетая над Парижем, Ага, подумал: «Прощай Лас-Вегас, ну, тебя я уж точно больше не увижу!».
Эта мысль оказалась пророческой. Впоследствии Ага, еще не раз посетит США, объездит почти всю Европу, встретит Новый Год в Париже, вместе с Натой и детьми, но больше, ни разу не побывает в Лас-Вегасе, городе, оставившем неизгладимый след в его памяти и возможно немного изменившем его мировоззрение.
В Нью-Йорке он пробыл всего один день. Прогулялся по Манхеттену, благо его старинный отель, «The Lexington New York City», располагался на 48-ой улице, недалеко от Гранд Вокзала и основных достопримечательностей города. Ага, первым делом, поднялся на небоскреб «Empire State Building», откуда просматривается почти весь город с его многочисленными небоскребами, от которых кружится голова и болит шея, залив и реки Гудзон и Ист Ривер, нью-йоркский центральный парк, до которого он так и не дошел. Сделав с каждого балкона по одной фотографии панорамы Нью-Йорка, Ага направился в сторону Рокфеллер центра, сфотографировав знаменитого быка, он почувствовал голод. По совету путеводителя, Ага собирался поужинать в одном из ресторанчиков Сохо. Но, нарастающее чувство голода, заставило подойти к одному из многочисленных передвижных лотков с хот-догами. Он не любил уличную еду, но хотел дотянуть до вечера и нормально поужинать, в свой последний день на американской земле. Заказал хот дог с горчицей и бутылочку колы, сел на скамеечку в ближайшем сквере, быстро разделался с сосиской и подумал: «Ну вот, все у них есть, небоскребы, магазины, шикарные автомобили, а вот московские сосиски с ядреной горчицей и русским квасом, намного вкуснее».
Наутро, наскоро собравшись, вечером не осталось никаких сил сделать это, после вчерашней прогулки по Нью-Йорку, у него болели все мышцы, особенно ног и шеи, Ага поспешил в аэропорт. Подойдя к стойке регистрации он заметил некоторую суетливость и озабоченность у девушки, долго рассматривающей его билеты и паспорт. Затем с натянутой улыбкой, она сообщила ему, что на борту «Air France», закончились места, и он не сможет сегодня вылететь. От волнения и негодования его прошиб холодный пот.
- Но мисс, это как же так? Вот мой билет на этот рейс. Вы не имеете права меня не сажать в этот самолет! У меня в Москве беременная жена, которая вот-вот должна родить, работа, наконец!
- Извините, сэр, ничем не могу помочь.
- Черт вас побери! Проклятье! Вашу же мать!
- Прекратите ругаться, сэр! Иначе, я вынуждена буду позвать полицию.
«Мне только полиции и нью-йоркской каталажки не хватает» - подумал Ага, немного снизив тон.
- Поймите, мисс, я должен сегодня улететь. У меня нет денег на новый билет, и вообще у меня их осталось очень мало. Что мне делать?
- Постойте спокойно и помолчите, сэр. Вы не видите, я занимаюсь вашей проблемой? Авиакомпания вам сейчас сделает предложение, я веду переговоры.
- Я не девушка, чтобы мне предложение делать - зло парировал он.
Милая нахалка за стойкой, сделала характерный жест рукой, мол, не мешай работать, продолжая вести с кем-то переговоры по телефону.
- Послушайте меня, сэр. «Air France», предлагает вам вылет на послезавтра, с оплаченным номером в гостинице и талонами на трехразовое питание.
- Да, что вы говорите? Нет, категорически нет! Меня это не устраивает, мисс!
- Подумайте, мы вам предлагаем полет в бизнес-классе, за наш счет и две ночи в отеле. Что здесь плохого? Соглашайтесь!
- Нет, я хочу улететь сегодня. Меня жена ждет! Вы что, не понимаете?
- Хорошо, прошу вас успокоиться, сэр - снова говорит с кем-то по телефону, да так тихо и быстро, чтобы он не подслушал, - Сэр, подойдите! Мы можем вас посадить на рейс Нью-Йорк - Лондон, затем Лондон - Москва, с трехчасовой стыковкой, завтра, эконом класс, одну ночь проведете в отеле при аэропорту и трехразовое питание. Это все, что мы можем для вас сделать.
- Лучше завтра. Я не хочу еще один день торчать в отеле, даже за вас счет.
- Ок, сэр, я сейчас все оформлю. Выпейте кофе, я вас позову.
- К черту ваше кофе. - пробурчал он, отойдя от стойки.
Ага, раздраженный необычной для него ситуацией, получив новые билеты, направился в отель, где тут же набрал номер своей московской квартиры.
- Ната, привет! Как ты?
- Ага, ты где? Ты же сейчас в самолете должен был лететь? Откуда ты звонишь?
- Из отеля?
- Что? Из какого это отеля? Что случилось? Что вообще происходит?
- Ната, если ты успокоишься, я все объясню.
- Ага, скажи мне правду, ты решил не возвращаться? Ты нас бросаешь ради этой Америки? Может ты кого-то из своих старых любовниц встретил?
- Дурочка! Успокойся! Никого я не бросаю и никого не встретил!
- Тогда почему ты не вылетел?
- Да, ты мне дашь хоть слово сказать? Истеричка!
Он слышит тихие всхлипы в трубке, Ната, которую он никогда не видел плачущей, не может сдержать слез и эмоций, на том конце провода.
- Ну, что, успокоилась? Я могу говорить?
- Говори, я слушаю.
- Ну, наконец-то! Дело в том, что места в самолете закончились.
- Что? Не ври мне, Ага! Так не бывает!
- Я сейчас трубку брошу, ели не прекратишь меня перебивать!
- Ладно, ладно, молчу.
- Слушай меня внимательно. Здесь так бывает. Они на трансатлантические рейсы продают чуть больше билетов, чтобы пустых мест не было. Просто мне не повезло. Я в отеле при аэропорту. Завтра утром вылетаю в Лондон, оттуда в Москву, к ночи буду дома. Понятно?
- Понятно, если ты все это не придумал.
- Как я могу такое придумать? И зачем?
- Откуда мне знать? Может, врешь, хочешь время потянуть и там остаться со своей еврейкой? Ты с ней встречался? Скажи мне правду?
- Какая еврейка? Прекрати! Ни с кем я не встречался. У меня ее контактов даже нет, к сожалению.
- К сожалению? Ты специально злишь меня? Вот сейчас рожу раньше времени, будешь знать!
- Я шучу! Хватит детьми шантажировать. Если бы даже и встретились как давние друзья, что здесь плохого?
- Ты специально это говоришь? Чтобы я еще больше нервничала?
- Я соскучился по тебе!
- Врешь.
- Нет, честно, правду говорю, тоскую очень!
- Опять шутишь, да?
- Не веришь, не надо. Я тебе духи купил и еще кое-что из одежды.
- Спасибо. Я сейчас растолстела, какая одежда? На меня ничего не полезет.
- Это же временно. Родишь, потом обязательно похудеешь.
- Ладно, Ага, поверю, но, если ты и завтра не прилетишь, тогда мне будет все ясно.
- Обязательно прилечу, куда я денусь. Жди меня. Пока.
Быстренько позавтракав, Ага поспешил в аэропорт. Он хотел пройти регистрацию одним из первых пассажиров, дабы избежать повторения вчерашнего недоразумения. Оказавшись, наконец-то, в самолете компании «British Airways», он был, приятно удивлен четким, внимательным обслуживанием и манерами британских стюардесс, которые на протяжении всего полета, ни разу не присели, в отличие от вальяжных и безразличных стюардесс внутренних линий США и тем более их французских коллег.
Лондонский Хитроу встречал густым туманом. Посадка довольно жесткая. Как он узнал позже, британские летчики гражданской авиации, в основном составе, это переученные пилоты ВВС в отставке. Вот и сажают свои Боинги, как будто это истребители или штурмовики. Привычки, наработанные годами, не меняются.
Оказавшись в зале ожидания, Ага почти вплотную, прислонился к остеклению, по которому мелкими каплями стекала вода, наивно пытаясь что-либо разглядеть. Серое небо Лондона, опустившись к самой земле, готово было разрыдаться, но пока что только всхлипывало и пускало редкую слезу. Там, снаружи, всего-то в двадцати километрах, находился окутанный туманом Лондон, с историческими достопримечательностями, хорошо знакомыми ему по учебникам английского языка. Ага по очереди называл зазубренные с детства названия площадей, соборов, дворцов, мостов, крепостей и знаменитых часов Лондона. Его, конечно же, огорчал тот факт, что все это было так близко и так недоступно, на данный момент.
Пришлось, чтобы хоть как-то убить время, наблюдая за многоликой и пестрой толпой пассажиров, ожидающих, как и он, свой рейс, забавлять себя угадыванием стран, национальностей и языков, на которых они общались.
Сон одолевал его, сказывалась накопившаяся усталость, разница часовых поясов, постоянное напряжение, вызванное незнакомой и непривычной для него обстановкой, обилием чужой речи, чужих людей, чужих привычек и правил поведения. Уснуть он побаивался, дабы не пропустить посадку на свой рейс. Вдруг, услышав за спиной русскую речь, повернулся. По проходу между креслами, на высоких каблуках, грациозно и непринужденно, в форме Аэрофлота, шли две русские красавицы-блондинки, громко разговаривая, обсуждая что-то свое, девичье, совершенно не обращая на окружающих никакого внимания.
«Ах, какие красотки!» - с восторгом подумал Ага, явно соскучившись по родным лицам.
В Шереметьево его встречала Ната, как всегда красивая и ухоженная, с некоторым волнением в глазах, в яркой косынке и в не застегивающимся на ставшим еще более большом животе, плащике. Ага не ожидал такого сюрприза, но ему было очень приятно.
Дома, поужинав, он завалился спать, предварительно пообещав ей рассказать про поездку во всех подробностях.


 
ГЛАВА 3
Дети родились в положенный срок и совершенно здоровыми. Да и Ната себя прекрасно чувствовала. Как и полагалось, Ага, уже не слишком молодой папаша, стоял в стройном ряду, таких же, как он новоиспеченных отцов, во дворе роддома, махал букетиком гвоздик, пытаясь разглядеть в грязных окнах больницы, свою единственную и неповторимую.
Мальчик родился светленьким, был похож на Нату, девочка же наоборот, смуглая и черноволосая, вся в папу. Ната долго сокрушалась, ведь ни один из детей не наследовал цвет его глаз. Тут уж ничего не поделаешь, ее величество генетика так распорядилась. По обоюдному договору, они решили не называть детей именами дедушек и бабушек. Ага предоставил право выбора Нате. Она воспользовалась этим и назвала детей именами, которые ей самой нравились. Так, в их семье появился Рустам и Вафа.
Дети росли быстро. Нянька, тетя Эльмира, которую Ага обещал нанять, оказалось милой и добросовестной женщиной. Главное немногословной и совершенно незаметной. Ее присутствие Ага совсем не раздражало, чего не скажешь о болтливой и несколько бесцеремонной теще, которая временами наведывалась к ним из Баку, с целью помочь дочке с детьми и по хозяйству. Ната замечала его раздражение и поэтому визиты тещи надолго не задерживались.
Вся эта жизненная суета, работа, дом, дети, прогулки с двойной коляской, поликлиники и вакцинации, ходунки и велосипеды, коньки и санки, цирк и детские спектакли, ветрянки и поносы, детские садики, школа, наконец.
Все это происходит в одно мгновенье. Как будто в аэродинамической трубе жизни, кувырком, по спирали, проносятся лица, события, обиды и радости, успехи и разочарования, бытовые неурядицы и большие, радостные события, такие как, расширение жилплощади, покупка нового автомобиля или мебели. Ты проживаешь день за днем, получаешь удовольствие от работы, от подрастающих детей, решаешь насущные проблемы, совершенно не замечая и не осознавая, что это твоя жизнь, это то время, которое не уже вернешь, это тот счастливый период жизни, о котором потом, повзрослев, будешь ностальгически, с болью за грудиной, вспоминать, рассматривая детские фотографии так неожиданно повзрослевших детей.
В ноябре 1998 году открылся новый комплекс НМИЦ ССХ им. Бакулева на Рублевском шоссе. Ага, сорокапятилетний доктор наук, профессор, возглавил Отделение хирургического лечения ИБС.
Расстояние от дома до нового места работы было почти таким же, как и до старого института, так что они решили не менять привычный район, а только разменяли свою квартиру на трехкомнатную.
За эти годы произошли колоссальные изменения. Страна распалась. Его родина стала независимой Азербайджанской республикой,война с армянами закончилась потерей исторически азербайджанских земель Карабаха и прилегающих районов, произошла неоднократная смена власти,конфликт был заморожен, но военные действия периодически возобновлялись.
Особенно Ага переживал за Шушу, вспоминая как в детстве отец взял его с собой, в этот старинный азербайджанский город с многовековой историей, с необыкновенной красоты горами, красно-зелеными долинами, усеянными маковыми цветами, прозрачного и чистейшего воздуха и таких же источников, и родников, бьющих ледяной и самой вкусной на свете водой, пением птиц и мугама, в исполнении местных певцов. Эти детские впечатления и воспоминания, сплетенные с образом отца, его рассказами об истории и особенностях Карабаха, все это вызывало щемящее чувство невосполнимой утраты и боли от национального поражения, позора и унижения.
Ага пристально следил за событиями, происходящими на его родине.
Страна, ведомая сильной и уверенной рукой многоопытного политика, постепенно выходила из нищеты и разрухи.
Был подписан Контракт века, началось строительство нефтепровода, экономика возрождалась. В медицине, по словам его бакинских коллег, пока что больших перемен не было, за исключением открытия нескольких частных клиник, кардиохирургии и вовсе не существовало.
Миллениум в Азербайджане праздновали широко и помпезно, правительство чувствовало будущий поток нефтедолларов, поэтому для праздничных мероприятий с приглашенными многочисленными представителями нефтяных и сопутствующих компаний, не скупилось.
На Новруз Байрам Ага был официально приглашен в Баку, на первую в истории Азербайджана международную медицинскую конференцию, приуроченную к юбилею известного азербайджанского ученого советских времен. Ага с большой радостью принял приглашение.
Конференция проходила в бывшей гостинице «Нахичеван», отремонтированной и переименованной в отель «Hyatt Regency».
Доклады выступающих были скучными и для него большого интереса не представляли. С трудом дождался окончания первой части, Ага вышел в фойе, где можно было попить кофе и пообщаться со знакомыми врачами.
Неожиданно к нему подошел молодой человек, небольшого роста, в строгом черном костюме, попросил отойти в сторону и шепотом, заговорщическим тоном сообщил, что с ним хочет, увидится министр здравоохранения.
Затем, его проводили в кабинет, уставленный роскошной мебелью в стиле барокко. На бежевом с золотыми узорами кресле вальяжно восседал уже не молодой, лысый мужчина, с аккуратно постриженными остатками волос, в шикарном темно-синем костюме и небрежно приспущенном галстуке. При виде Аги, он, не вставая, высокомерно протянул ему руку и кивком указал на противоположное кресло. Сопровождающий вышел и через две минуты вернулся с серебреным подносом на котором дымились два стаканчика с чаем. Разложив чайный набор на низкий стол с выгнутыми золочеными ножками, он чинно поклонился министру и исчез за дверью.
Разговор проходил на азербайджанском языке. Министр поблагодарил Агарагима за участие, много говорил о развитии и успехах азербайджанской медицины, сказал, что давно наслышан о его деятельности в Москве, так же сообщил, что вскоре планируется строительство Центра Сердечно-сосудистой хирургии в Баку и что не хотел бы он его возглавить.
- Господин министр, благодарю вас за доверие и такое предложение, но я должен подумать.
- Какой же ты странный человек. - неожиданно перейдя на «ты», сказал министр, - Мы тебя приглашаем, предлагаем высокую должность, а ты еще кривляешься? Не хорошо! Я совсем от тебя такого нет ожидал.
- Простите господин министр, но я действительно должен обдумать. - еле сдерживая себя, чтобы не ответить хамством на хамство.
- Ты родом то откуда будешь? - смягчив тон, спросил министр.
- Я в Баку родился.
- Я это знаю. Я тебя спрашиваю родом ты откуда, из какой местности?
- Я, господин министр, родом из Азербайджана! - с издевкой и нарочито пафосно ответил Ага.
- Ты, что на грубость нарываешься, забыл, с кем разговариваешь?
- Нет, не забыл. Вы хотите узнать приходитесь ли вы мне дальним родственником или чей я холоп? Так вот, холоп, это тот мальчик, что стоит у вас за дверью. Я никогда холопом не был и не буду, тем более у вас. При всем уважении, я должен идти, прощайте.
Ага встал и направился к двери.
- Сейчас же сядь на место, щенок, я тебя не отпускал!
- Да пошел ты на хер, господин министр!
- Я тебя в порошок сотру! Ты не знаешь, с кем имеешь дело! Еще ответишь за свои слова! - орал взбешенный министр.
На их ругань прибежал холоп в черном костюме и встал в дверях, преграждая ему путь. Ага резким толчком в грудь опрокинул заморыша на спину, перешагнул через него и направился к выходу.
Выйдя на улицу, взял такси.
- В гостиницу «Интурист», пожалуйста.
- В какой Интурист? Старый или Новый?
- Новый.
Таксист, попытался было начать разговор, но увидев нежелание общаться, со стороны Аги, замолчал.
Всю дорогу Ага прокручивал в мыслях весь разговор с министром, поражаясь наглым и надменным поведением чиновника: «Тебе не специалисты нужны, а послушные рабы, пресмыкающиеся перед твоей божественной персоной. Нет, уж, увольте! Такой расклад не для меня».
Зайдя в номер, Ага набрал номер своего знакомого, дочь которого, он в свое время оперировал и спас ей жизнь. Натик был полковником, раньше работал в комитете, сейчас это называется МНБ.
- Натик, здравствуй!
- О, Агарагим Мансурович! С приездом! Как я рад вас слышать!
- Натик, спасибо. Ты мне сможешь помочь?
- Конечно! Какие могут быть разговоры! Вы наш спаситель. Наша семья всегда молится за ваше здоровье. Рассказывайте.
- Ты понимаешь, так получилось. Ну, вообще, я с министром разругался, и он угрожал мне.
- С нашим?
- Да, нет же! Здравоохранения.
- Фу, ты черт! Я уж испугался! Но, я вам скажу, он одиозная и довольно опасная личность, имеет большое влияние и власть, и не только в медицине.
Его угрозу игнорировать нельзя. Надо подумать.
- Что здесь думать? Я завтра с утра улетаю в Москву. Сможешь меня проводить. Мне так будет спокойнее.
- Скажите куда и во сколько приехать.
- Я остановился в «Новом Интуристе», рейс 808, вылет 11:10.
- Буду вас ждать в 9:30, возле гостиницы, лада семерка, белого цвета.
- Спасибо Натик, ты настоящий друг.
- Агарагим Мансурович, я всегда к вашим услугам. Мой вам совет, из гостиницы никуда не выходите, так, на всякий случай.
- Натик, может тогда, составишь мне компанию, поужинаем в ресторане отеля, там по вечерам живая музыка есть.
- Большое спасибо. Благодарю за приглашение, но не смогу. Работа такая, вы же понимаете.
- Ну, как знаешь. Хорошо, договорились, до завтра.
Ага прилег на кровать, не раздеваясь, поверх покрывала, положив руки за голову, закрыл глаза, пытаясь вздремнуть. Но, уснуть не смог. В голове все еще прокручивался разговор с министром, его наглое поведение и манера общаться. «И это он так общается с доктором наук, профессором, хирургом высшей квалификации. Представляю, как он разговаривает с подчиненными» - думал Ага, вспоминая отношение к нему своих руководителей, - «что поделать, высокая должность не всегда сочетается с культурой и интеллигентностью, особенно здесь, в Баку. Хорошо еще сдержался, ему по морде не въехал». Пытаясь хоть как-то успокоиться, налил себе пол стакана виски из бутылки, купленной в дьюти-фри аэропорта, сделал два больших глотка, выдохнул и подошел к окну, выходившему на площадь Азадлыг, Дом Советов, но уже без памятника Ленину, Морской вокзал, и любимый всеми бульвар. Баку был как всегда красивый, но обшарпанный, не было желаемого лоска и величия, чего нельзя сказать о Москве, даже в самые худшие ее времена.
Ага, конечно же, мечтал о должности директора центра, хотел организовать свое детище, так, как он сам его видит, набрать молодых, достойных учеников, создать современную школу кардиохирургии в Азербайджане, сохранить свое имя в истории медицины страны. Эх, амбиции, мечты. «Видимо, не суждено стать «первым парнем на деревне». С другой стороны, чего мне не хватает? Заведую отделением, есть преданные ученики, уважение и почет со стороны руководства, заработок тоже не плохой. Надоело быть вторым или третьим номером? Потянуло на Олимп власти? Ради чего возвращаться? Гордыня? Патриотические чувства?» - размышлял он, медленно попивая свои виски.
Набрал Нате, поздоровался, рассказал про встречу с министром во всех подробностях. Она, молча, выслушала рассказ, без всяких эмоций, совершенно не проявив хоть какое-то беспокойство и с некоторыми металлическими нотками в голосе, спросила:
- Ага, скажи мне, кто такая Рита Геллер?
Ага, от неожиданного вопроса сделал нежелательную в таких случаях паузу, затем как бы невозмутимо ответил:
- Ты имеешь ввиду Маргариту Марковну?
- Да, ее самую! Кто она такая, я тебя спрашиваю?
- Ната, а что случилось?
- Да, чтобы ты яду наелся! Отвечай мне, кто она?
- Ладно, ладно, успокойся. Это наш рентгенолог. А все же, что произошло?
- Чтобы ты ослеп, негодяй! Он еще меня спрашивает! Она мне звонила!
«Блин, блин, блин! Вот Рита дура! Совсем ненормальная. Надо же догадаться, жене звонить? Интересно, о чем они говорили?» - Ага явно забеспокоился, предчувствуя неладное и предстоящие в Москве разборки. Он ощутил знакомый холодок в области солнечного сплетения, как будто мальчиком нашкодил, и теперь ему придется расплачиваться за нехороший поступок, возможно, он будет строго наказан. А за что? Он-то в чем виноват? Ну, не может он устоять перед соблазном, не в силах противостоять женским чарам, это его природа, его сущность, его эмоциональность, его харизма, его пристрастие, наконец. Создатель создал его таким, наделил мужской, брутальной красотой, избытком тестостерона, прекрасной потенцией. Он сам, всегда был привлекательным для противоположного пола, даже сейчас, в свои сорок семь лет, он сохранил стройную фигуру, мускулистый торс, широкие плечи, крепкие руки, с возрастом появился небольшой животик, но это его совсем не портило. Этим Агарагим, был похож на своего покойного отца, сохранившего осанку до самой старости.
Ага прекрасно помнил тот день. На работе праздновали Новый Год. Украсили большую столовую гирляндами, шариками, нарядили елку, заказали Деда Мороза со Снегурочкой, музыкантов, накрыли столы, одним словом типичная корпоративная вечеринка. Коллектив в основном молодой, все веселились, танцевали, пели, участвовали в конкурсах и розыгрышах.
Ага сидел за одним столом с руководством клиники. Это был самый тихий и скучный стол, ввиду солидного возраста и положения сидящих за ним коллег. Правда, выпивали и закусывали хорошо, под короткие, сдержанные и официальные тосты.
Ага, решив, немного проветрится, вышел в фойе, там было прохладно и тихо, после шумного зала, громкой музыки и искреннего веселья сотрудников Центра, предвкушавших праздничные новогодние каникулы.
Возле высокой урны, курила Рита, съежившись, обняв себя за талию, задумчиво смотрела на медленно опускающиеся крупные снежинки за большим окном. Она выпускала клубы сизого сигаретного дыма прямо в стекло, пытаясь как бы пробить его, но дым, лишь коснувшись стекла, возвращался, окутывал всю ее хрупкую фигурку, делая ее образ еще более загадочным. Она была в коротеньком черном платье, с большим вырезом на спине, через который можно было разглядеть ее бесчисленные веснушки. В Центре, за глаза, ее называли «рыжая бестия», за ярко рыжий цвет волос и дерзкий нрав.
- Маргарита Марковна, добрый вечер. Может, сигареткой угостите?
- Ой, Агарагим Мансурович, вы меня напугали. А вы разве, курите?
Она повернулась к нему и подошла так близко, что он заметил появившиеся мурашки на белоснежной коже ее обнаженных плеч, так же покрытых многочисленными веснушками. Светло бирюзовые глаза, сверлящие его взглядом, чуть приоткрытые губы, покрытые ярко красной помадой, белоснежные зубки с тонкими красными полосками, от той же помады, ее чувственное дыхание и нарочито томная речь, заставляли его сердце ускорять свой ритм.
- Да, курю, иногда, когда выпью.
- Это хорошо. А, вот я курю всегда, когда мне плохо и когда хорошо.
- А сейчас вам хорошо?
- Мне стало тоскливо от этой всеобщей вакханалии, я вышла покурить. Не любитель я таких шумных вечеринок.
- Вы наверное, любите удобное, тихое место, полумрак, лайт джаз, коньяк и разговор по душам?
- Ага, вы удивительно догадливы. Хотите меня пригласить в такое место?
- Почему бы и нет? Я вас обязательно приглашу, посидим, поболтаем.
Рита, докурив сигарету, тут же зажгла следующую. Руки ее дрожали.
- Вам холодно? У вас дрожат руки, вас знобит. Может, вернемся в зал, там теплее?
Она подошла еще ближе, прижалась к нему всем телом. Он чувствовал волны трепета, прокатывающиеся, ода за другой, по ее напряженному телу.
- Ага, это не от холода. Это от тебя я дрожу.
Рита еще раз нагловато посмотрела в его глаза, потянулась к его уху и прошептала все свои намерения и связанные с ним фантазии.
Ага понял, обратной дороги нет. Это обязательно произойдет. Как в авиации, им хватило всего нескольких минут и пары глубоких затяжек, чтобы пройти точку невозврата.
- Мой кабинет на втором этаже. Там никого нет, за это не беспокойся. Только вот коридоры не освещаются. Я буду ждать тебя там, не торопись, выкури еще одну сигаретку.
- Да, да, конечно, я все понял, покурю и приду.
Ага с нетерпением докурил половину сигареты и быстрым шагом направился к лестничному пролету. Второй этаж Центра оказался совершенно не освещён. Он по памяти, почти на ощупь, проследовал по темному коридору. Вот он, рентген кабинет. Постучав два раза, он услышал: «Входи»
Небольшой кабинет был тускло освещен, за большим стеклом располагался новейший рентген аппарат от фирмы «Siemens», на длинном столе, в папках, лежали карточки больных, бланки, еще какие-то бумаги и документы. На стене висел негатоскоп с прикрепленными рентген снимками грудной клетки. У стены стоял небольшой, кожаный диванчик, светло серого цвета. Зайдя в кабинет, Ага закрыл за собой дверь на ключ.
Рита сидела на диване обнаженной, в заранее отрепетированной позе, спинка выгнута, ноги закинуты друг на друга, левая рука расположена на правой коленке, правой рукой она упиралась в диванчик и только черные, ажурные на бедрах чулки, туго обтягивали ее стройные, мускулистые ноги. Она все еще дрожала, но уже точно, от возбуждения, нежели от холода. Ее почти бесцветные сосочки призывно торчали в разные стороны. Он набросился на нее, как набрасывается заблудившийся в горячих песках пустыни, измученный жаждой путник, неожиданной нашедший источник свежей и вкусной воды, пытаясь испить его до дна.
Нет, это был не просто банальный секс двух подвыпивших на корпоративе коллег. Это был феерический спектакль трех действующих лиц, одним из которых, невольно, оказался маленький кожаный диванчик. Каждый, из ведущих актеров этого спектакля, несомненно, наделенных большим талантом, пытался продемонстрировать свое высокое мастерство, совершенную технику и хорошую спортивную форму.
Первая, стремительная часть спектакля, окончилась небольшим антрактом, молчаливым и задумчивым перекуром, когда немного стыдно за свою наготу, необузданную страсть, стоны, тайные фантазии, неожиданно нашедшие отклик у, видимо готового на все, партнера. Следующая, вторая часть была менее торопливой, да и продлилась дольше. Затем, как и принято аплодисменты и занавес.
Отдышавшись, Рита молча, встала с дивана, надела туфли на высоких каблуках, подошла к своему письменному столу, немного наклонившись, начала перебирать медицинские карточки, лежащие на столе, и что-то там заполнять.
Медицинский антураж и приглушенное освещение рентген кабинета, придавал ее стройной фигурке особый шарм. Изящный изгиб позвоночника, скользящий мимо двух симпатичных поясничных ямочек, терялся между упругими, белоснежными ягодицами. Вид обнаженной докторши, как ни в чем ни бывало, деловито заполняющей медицинские карты, мог свести с ума любого мужчину. Ага не был исключением, скорее наоборот. Он, долго не думая, подошел сзади. На пол полетели все карточки, папки с рентген снимками, ежедневник, коробочка со скрепками, разноцветные шариковые ручки, файлы, все то, что Рита использует в своей повседневной деятельности. На этот раз, соучастником преступления стал ее узкий и длинный рабочий стол, непосредственно прилегающий к толстому стеклу, за которым находилось суперсовременное рентген оборудование, немецкого производства. Она явно не ожидала столь молниеносной атаки с его стороны. В ответ он услышал приглушенный, гортанный стон, означавший безоговорочное согласие, полное удивление, неописуемый восторг, невероятное возбуждение и глубочайшее одобрение действиями партнера. Ага видел ее полузакрытые от удовольствия глаза в отражении толстого стекла. Каждый ее стон сопровождался горячим выдохом, оставлявшим на стекле влажную испарину, как доказательство высшей точки накала страстей и блаженства. Еще несколько минут и пара забилась в непроизвольных конвульсиях. Затем застыв и слившись воедино, они еще долго стояли, пропуская через себя затухающие отливные волны экстаза. Ага с наслаждением наблюдал, как капли его пота медленно стекают со лба по спинке носа, затем, собравшись на кончике, отяжелев, срываются в вниз. Долетев до ее кожи перекатываются и стекают по руслу ее изогнутой спины, оставляя тонкий мокрый след, растворяются на границе соприкосновения их разгоряченных тел.
Наконец, выскользнув из крепких объятий задыхающегося коллеги, Рита, мило улыбаясь, одобрительно потрепала его по щеке и со словами:
«Хороший мальчик. Спасибо. Я в душ. Пожалуйста, захлопни за собой дверь. Я потом сама здесь все приберу. До встречи, Агарагим Мансурович. С Новым Вас, Годом!» - вышла из кабинета.
Ага слышал удаляющийся громкий стук ее шпилек по мраморному полу, эхом разносившийся по коридорам клиники. Быстро оделся, захлопнул за собой дверь рентген кабинета и поспешил к выходу. На вечеринку он не вернулся. Ноги его были ватными, слегка покачивало, немного кружилась голова и подташнивало. На улице, несколько глотков морозного воздуха, привели доктора в полный порядок.
«Нельзя так напрягаться. Возраст уже не тот, запросто инфаркт схлопотать можно» - размышлял он в такси, по дороге домой - «однако, какова Рита, ну и темперамент, ведь и, правда, бестия. Теперь, главное, чтобы Ната ничего не заподозрила. У женщин нюх на это. Приду домой и завалюсь спать, вроде перепил на корпоративе»
Испытывал ли он чувство вины? Скорее всего, нет. Он считал это «делом житейским». Для него это был просто секс, банальным удовлетворением похотливых желаний с очередной, понравившейся партнершей, просто выбросом адреналина, без всяких обязательств и ненужной романтики. Ага вообще отвергал понятие «мужская измена», без чувств, без любви и привязанности, это все равно обычный людской секс, пусть даже умопомрачительно страстный и виртуозно исполненный. Без разницы. Его сердце, душа, помыслы принадлежат одной единственной женщине. И это его жена. Его Ната. Он всегда ценил ее скромность, нежность, преданность, чуткость, образованность, любил ее увлечение поэзией, литературой, театрами. О том, что на ее месте могла быть другая женщина, он и мысли не подпускал. Все остальные женщины для него, это мимолетные видения, правда, что греха таить, оставившие в его памяти много приятных воспоминаний. Ведь даже сам Зевс, будучи женатым, позволял себе грешить направо и налево, не считая это чем-то зазорным. Возможно, тогда и появилась фраза: «То, что позволено Зевсу, не позволено быку». А, чем Агарагим хуже Зевса? Во всяком случаи он точно не бык. Если даже не Зевс, то скорее всего, его близкий родственник. Сегодня еще одна женщина испытала его животную страсть, на себе почувствовала силу его объятий, рук, накал темперамента, она, в конце-то концов, четко осознала, кто в Центре сердечно-сосудистой хирургии Зевс. Без сомнений он, Агарагим Мансурович. Он знал, она захочет это повторить с ним снова и снова. Так и произошло. Они еще несколько раз встретились на съемной квартире. После чего Ага, совершенно остыв к Маргарите Марковне, и не будучи сторонником продолжительных отношений, попытался спокойно все объяснить и по-дружески расстаться.
Видимо, Рита, затаив обиду, решила отомстить, позвонила жене и рассказала всю правду. Глупо получилось. Надо было хоть как-то ее задобрить. Может подарочек сделать. Она напридумала себе невесть что, а он так неожиданно соскочил с ее крючка. Вот она и обозлилась. Эх, как писал Шекспир: «О, женщины, коварство имя вам…»
- Ало, Ага, ты меня слышишь? Я с тобой говорю!
- Да, да, Натуля, извини, конечно слышу.
- Она мне все рассказала, про ваши тайные встречи, про вечеринку, про рентген кабинет, про все рассказала. Ага, как ты мог? Негодяй! Когда ты флиртовал с медсестрами, все эти ваши шашлыки на природе, бани и сауны, до меня ведь доходили слухи, я не реагировала. Знала, это одноразовый вариант, на все глаза закрывала. Думала, пусть порезвится, пока молод. А сейчас, что? Ты решил себе любовницу завести? Опомнись Ага, тебе под пятьдесят! Может быть уже, угомонишься?
- Это все не правда, - соврал он, не признаваться же, - она мне мстит.
- За что это ей тебе мстить?
- Не догадываешься?
- Прекрати врать!
- Я не вру! Сущая, правда! Клянусь своим здоровьем!
- Не смеши меня своими дурацкими клятвами. Я тебе не верю!
- Она попыталась меня соблазнить, - на ходу выкручивался он, - я отказал, вот она и рассердилась, и наговорила про меня всякую чушь. А ты, моя жена, поверила! Как же так? Ты мне совсем не доверяешь?
- Я тебе никогда не доверяла, кобель ты бессовестный!
- Ната, ты же знаешь, что кроме тебя, мне никто не нужен. Я только тебя люблю!
- Надо же, я наконец-то дождалась признания в любви. Тебе надо было попасться на интрижке, чтобы сделать такое признание?
- Ты ко мне несправедлива. Я всегда об этом говорил. Даже если и не всегда говорил, то все делал так, чтобы ты это знала и понимала. Если где и ошибся, прости. Ната, слышишь? Давай я приеду, и мы дома все обсудим, спокойно, без истерик, слез и ругани. Мы же взрослые люди. Хорошо? Да? Ну и ладно. Пока, до встречи.
Он еще долго стоял у окна, попивая очередной стакан виски, наблюдая за проезжающими по проспекту Нефтяников автомобилями и вечно куда-то спешащими пешеходами, рискуя своей жизнью, перебегающими оживленный проспект в неположенном месте. После московской разношерстной публики, терпеливо ожидающей зеленый свет светофора, недисциплинированное поведение бакинских пешеходов ему казалось диким. Ага хорошо понимал, долгое отсутствие в стране, московские привычки, русскоязычность, совершенно иная манера поведения и образ мышления, честность и прямолинейность, неспособность к лести, лжи, раболепию, делают его совершенно чуждым элементом у себя на родине.
Он хотел поскорее вернуться домой, обнять жену, уже повзрослевших детей, окунуться в привычный ему жизненный ритм.
Тем временем, желудок, наполненный достаточным количеством алкоголя, проявлял беспокойство отсутствием закуски. Не переодеваясь, в костюме, только сняв галстук, Ага спустился в ресторан отеля. Ресторан он нашел просто, по запаху шашлыка. Видимо устаревшая вентиляция гостиницы не справлялась с ароматами, исходящими из кухни. За стеклянными дверями ресторана с табличкой «Мест нет», Ага увидел наполовину заполненный большой зал. Тут же подбежал услужливый швейцар в униформе. Ага, молча, вытащил из кармана ключ от номера и показал его швейцару. Тот сразу же сник и разочарованно открыл дверь, вежливо пропуская постояльца во внутрь.
В просторном зале звучала незамысловатая музыка, сочетающая в себе городской шансон, c неким намеком на джаз и лихой, танцевальный фольклор. Ага присел за свободный столик с табличкой «Зарезервировано». Мгновенно подбежал официант в белой, не первой свежести сорочке и черном галстуке. Долго извинялся, пытаясь втолковать резервацию столика. Ага строго, по-русски рявкнул, что ему можно. Паренек, смекнув, что не стоит связываться с приезжим, принял заказ и исчез в недрах кухни.
Ага обратил внимание на двух, средних лет и крепкого телосложения мужчин, в черных костюмах и галстуках, усевшихся за соседним столиком. Они то и дело поглядывали в его сторону. Было заметно, что не для развлечений они сюда пожаловали. Ага, хотя и насторожился, но сделал беспечный вид, заказал традиционный салат «Столичный», холодные мясные закуски, лангет из телятины и бутылочку красного вина.
Заказ пришлось ждать долго. Нерасторопность и медлительность обслуживания раздражало. Его мучил голод и беспокойство непредсказуемыми намерениями следящих за ним людей. Ага был взвинчен, готовился дать отпор и совершенно не заметил, как за его столом появилась молодая, симпатичная брюнетка. Она уселась без спроса, так же без спроса закурила, нахально уставившись ему в глаза.
- Добрый вечер.
- Добрый, - ошеломленный такой наглостью, ответил Ага.
- Ангелина.
- Очень приятно, Агарагим. Для тебя просто Ага.
- Ага, ты не здешний, я сразу заметила.
- А что?
- Да, ничего. Ты ведь не против, я немного с тобой посижу?
- Я не против, сиди на здоровье.
Он действительно был не против общения с симпатичной, но крайне вульгарной девушкой. Ему было скучно и тоскливо сидеть одному, под пристальными взглядами амбалов с соседнего столика. Девушка с броской внешностью и с боевой раскраской на лице, в кожаной, коротенькой юбочке и сетчатых колготках, на умопомрачительных, красного цвета шпильках и в черной водолазке, туго обтягивающей, больших размеров бюст, пришлась к его столу, как нельзя кстати.
- Возьми меню, закажи себе что-нибудь поесть, вино я уже заказал.
- Спасибо, я не голодна, возьму салатик и все.
- Скажи мне, Ангелина - это псевдоним?
- Чего, я не поняла?
- Я имею ввиду, это твое настоящее имя?
Ангелина, молча, порылась в своей маленькой сумочке, вытащила паспорт и бросила на стол. Там действительно было написано: Мирзоева Ангелина Шюкюр гызы, 1979 года рождения, город Баку.
Ага, улыбнулся.
- Что смеешься? Папа мой азербайджанец, мама русская. Ему нравилась Ангелина Вовк. Помнишь такую? Вот он меня в ее честь и назвал. Он нас рано бросил, я маленькая была. У меня мама и братик. Вот я им и помогаю.
- Скажи, ты школу то окончила?
- Да, так себе. Мне учеба ни к чему. Меня жизнь всему учит. Правда, недавно, записалась на курсы английского языка.
- Переводчиком хочешь стать? - с некой издевкой спросил он.
- Нет, же? Ты не в курсе? Контракт века заключили. Иностранцы понаехали. Ну, там, БиПи, оил-шмоил какой-то. У меня уже несколько таких клиентов было. Культурные. Хорошо платят. Я стараюсь с местными не связываться, от них одна головная боль. Вот, глядишь, англичанин в меня, и влюбится и в жены возьмет. Им-то все равно, кем я раньше была. Я хорошая девушка. Позже, если захочешь, сам сможешь убедиться.
- Ангелина, что же ты тогда ко мне подсела? Иностранцев сегодня нет?
- Ты мне сразу понравился, сидел, такой грустный. На местного не похож, я это сразу поняла.
- Ты здесь каждый вечер бываешь?
- В основном да. Иногда профилактика, ну, ты понимаешь. А так, каждый вечер, как на работу. Что смешного я сказала?
- Скажи мне, вот этих двух мужиков, за соседним столиком видишь?
- Да, вижу. Сидят, чай пьют, и это в ресторане. Идите, в чайхану и там пейте свой чай. Здесь нормальные люди отдыхают. Вот, ненавижу таких крохоборов. Поэтому, таким я и не даю! Толку-то? Много болтают, а потом не платят. Уроды!
- Ясно, успокойся! Я хочу знать, ты их когда-нибудь прежде здесь видела?
- Нет. Точно нет. У меня на лица хорошая память. Я бы этих придурков точно запомнила бы. А, что они на нас глазеют?
- Вот не знаю. Может ты им понравилась?
- Да, я им сейчас глазки выцарапаю! Хочешь, я своих ребят позову? Они здесь крутятся, местные менты. Нас прикрывают.
- И много вас здесь работает?
- Сегодня всего три девочки. Может, позже еще две подъедут, вроде на вызове.
- Нет, пока не надо. Ты со мною так откровенна. Не боишься? А вдруг подставлю тебя?
- Ага, не смотри на мой возраст. Я такое перевидала! Людей за километр вижу. Ты не такой. Я же вижу. Ты культурный дядечка. Такой как ты, девочку никогда не обидит. А ты кем работаешь?
- Я хирург, по сердцу. Живу и работаю в Москве. Ты была в Москве?
- Издеваешься? Я дальше Ахмедлов, нигде не была.
- Ничего, дай бог, может сразу в Лондон или в Осло попадешь.
- Это подфартить должно. Одну нашу, уже взяли. Но, он темненький, то ли индус, то ли пакистанец. Но, богатый! Сейчас она от нас нос воротит. Даже не вспоминает. Я тоже так хочу. Что бы все сразу! Муж, дом, машина, дети. Я буду хорошей женой! А ты женат? Может, ты на мне женишься и увезешь в свою Москву? Я клеевая. Тебе понравиться. Мужики от моей фигуры голову теряют. Я нежная и ласковая. Ну же?
- Извини, дорогая, я женат.
- Ладно, не смейся. Это я так, просто спросила.
Они еще долго и непринужденно болтали. Вернее, болтала Ангелина, рассказывала всякие смешные истории, произошедшие с ней и ее коллегами. Ага только поддакивал и улыбался. Краем глаза он следил за соседним столом. Двое качков были напряжены и часто поглядывали в его сторону.
Он вспомнил сценку из своего любимого произведения, когда Остап Бендер пообещал испуганному Кислярскому парабеллум. «Мне сейчас парабеллум точно бы не помешал» - с улыбкой подумал Ага.
В голове у него созрел хитрый план. Он решил под прикрытием девушки, подняться к себе в номер. Незнакомцы, следившие за ним, вряд ли решаться на какие-либо действия в присутствии свидетеля. Тем более девушка местный кадр и находится под защитой местных ментов. Если что, может такой вой поднять, мало не покажется.
- Поднимемся в номер?
- Да, конечно, пойдем.
Ага подозвал официанта, оплатил счет, оставив хорошие чаевые, хотя сервис и еда ему не понравились. Обрадованный официант, долго кланялся и даже проводил пару до дверей. Амбалы тут же последовали за ними. Ага со своей спутницей подошли к лифту. Он вел себя нарочито беспечно, много и громко смеялся, всем своим видом показывая полное отсутствие страха и беспокойства. Сопровождающие молодчики остановились в нескольких метрах, но к лифту подходить не рискнули. Двери лифта открылись, Ага галантно пропустил вперед девушку, затем медленно, не спуская глаз с преследователей, зашел в лифт и нажал нужную кнопку. Ну, все. Скорее всего, он в безопасности. Его план сработал.
Войдя в номер, Ага достал кошелек, вытащил сто долларовую купюру и протянул ей. Она, поблагодарив, быстренько спрятала ее в сумочку.
- Ангелина, спасибо за вечер. Ты можешь идти.
- Я не поняла? Ты меня выгоняешь? Я тебе совсем не нравлюсь?
- Нет, ты мне очень нравишься.
- Тогда что? Может, ты болен, не способен? Поверь, со мной у тебя все получиться.
- Да, здоров я, здоров, даже слишком.
- О, слишком! Это я люблю. Ага, не капризничай, я же обижаюсь.
- Я не капризничаю. Ты мне очень нравишься. Ты не можешь не нравиться.
- Тогда что? Боишься? Думаешь, что я больная? Не беспокойся, я всегда защищаюсь и проверяюсь у докторов. Ну, честно. Я и сама боюсь подцепить какую-нибудь заразу. У меня все с собой. Вот смотри, резинки, спрей от микробов, все есть.
- Я не боюсь. Просто устал и не настроен на это.
- Тогда забирай свои деньги. Я так не могу. Мне ничьи подачки не нужны. Понятно? Я привыкла выполнять свою работу. Не выгоняй меня. Прошу тебя. Мне и идти не куда. 
- Хорошо, хорошо. Оставайся.
- Тогда я в душ? Можно?
- Конечно, делай что хочешь.
- Я быстренько.
Несмотря на обещание "быстренько", она достаточно долго принимала душ. Затем, обернувшись в белое полотенце, вышла из ванной уже совсем другим человеком. Распаренное молодое личико, отмытое от ужасной косметики, сияло свежестью. Пухлые розовые губки, освободившись от толстого слоя ярко красной помады, слегка прикрывали стройный ряд белоснежных зубов. Влажные кончики волос обрамляли покатые плечи.  Ага все это время сидел в кресле. Его одолевало чувство вины и собственной слабости перед соблазном познать очередную женщину. Он сознавал, что не в силах отказаться, тем более от такой красотки.  Ага не любил продажную любовь. С проститутками не связывался, да и не было необходимости. Так, пару раз, в сауне, когда друзья вызывали девочек, он не отказывался, но только из вежливости и чувства солидарности. Сегодня, совсем другое дело. Он пригласил ее в номер совсем из других соображений. Видит бог, он даже и не помышлял спать с ней. Но, сейчас. Сейчас же, он прекрасно понимал, что в очередной раз вкусит запретный плод. Несмотря на все клятвы самому себе, он вновь не сможет устоять. Он уже чувствовал трепет в своем теле, предательский холодок в области солнечного сплетения и нарастающее напряжение внизу живота. Она остановилась перед ним в паре метров и медленно скинула полотенце. Оно, скользнув по ее округлым бёдрам, упало на пол. Ангелина, как он и предполагал, была обладательницей грудных желез незаурядного размера и формами необыкновенной красоты. Большие, розовые ареолы обрамляли напряженные, чувственные соски. Она, поначалу, стыдливо прикрывала их правой рукой и мило улыбалась, понимая всю силу воздействия своей обнаженной натуры на мужское воображение. Ее тело сочетала в себе славянскую стройность ног, длинную шею, высокий стан и восточную узкую талию, переходящую в аппетитные бедра и тугие ягодицы. Ангелина была по-ангельски красива и весьма привлекательна, особенно без одежды. Казалось, будто ангел, сошедший с небес, специально ниспосланный нам, мужчинам, для получения райского блаженства, стоит перед ним, готовая на все, только бы выполнить свое небесное предназначение.
Она подошла к журнальному столику, налила себе немного виски из недопитой бутылки, немного отпила, затем задумчиво прикурила сигарету.
- Ты прекрасна! Я тебя Ангелом называть буду.
- Ой, ой, скажите, пожалуйста. А ведь хотел меня отправить. Я же тебя предупреждала, от меня все балдеют. И долго ты так сидеть будешь? Раздевайся. Я тебе "греческий" массаж сделаю.
- Это как? Впервые слышу.
- Ага, ложись на живот и не двигайся. Я сейчас тебе все покажу.
Он послушно выполнил ее указания, разделся, улёгся, закрыл глаза в сладострастном ожидании дальнейших событий. Первое, что он почувствовал, это ее теплое дыхание в области шеи и прикосновение ее набухших сосков. Далее, ее влажный язычок, скользнув по его спине, опускался все ниже и ниже. Ангел старалась не пропустить ни одного квадратного сантиметра кожной поверхности, его дрожащего от возбуждения и щекотки тела. Закончив с задней поверхностью, она бесцеремонно повернула его на спину. Вновь начав с шеи, она продолжила свои «греческие ласки», доведя его наслаждение до высот нирваны.
Затем, она улеглась рядом, повернулась к нему спиной и мгновенно уснула, беззаботным, почти детским сном.   
«Надо же, слишком уж много событий для одного дня» - подумал Ага, нежно положил руку на мягкое бедро Ангела и почти мгновенно уснул.
Утром он проснулся от нежного поцелуя в щечку. Открыв глаза, он увидел склонившуюся над ним Ангелину. Она была одета, но без косметики. Выспавшись, она выглядела еще милее и моложе.
- Ты уходишь?
- Да, мне утром не стоит здесь светиться.
- Я хотел пригласить тебя на завтрак.
- Да ладно, обойдусь. Я утром вообще не ем, только кофе и сигареты.
- Это вредно для здоровья.
- Слышь, доктор. Может, прекратишь давать умные советы?
- Как знаешь.
- Я на салфеточке свой номер написала. Будешь в Баку, дай знать. Пока, красавчик.
- Пока, Ангел. Будь счастлива.
Ага посмотрел на часы. Времени не так уж и много осталось, скоро Натик должен подъехать. Он встал, немного размялся, принял прохладный душ, побрился и стал собирать свои немногочисленные вещи. Захлопнув за собой дверь номера, Ага бесшумно пошел по мягкому ковровому покрытию длинного гостиничного коридора. В коридоре и лифте никого не было. Он спустился вниз, на рецепшн, возвратил ключи, попрощался. Оглядевшись, ничего подозрительного не заметил.
«Может вчера мне все показалось. Я ведь выпившим был. А как же амбалы? Они явно следили за мной. Это и Ангел заметила. Ну и где они? Возможно, поджидают на улице? Однако, настырный товарищ, этот господин министр. Слов на ветер не бросает. Обещал же стереть с лица земли. Посмотрим, что дальше будет. Главное, чтобы Натик не подвел», - раздумывал он, выходя на улицу.
Натик, действительно не подвел. Он, как и обещал, ожидал у входа, возле своего белого жигуленка. Они тепло поздоровались, обнявшись, и похлопывая, от радости, друг друга по спинам. Натик взял сумку и положил ее на заднее сиденье. Они сразу же отъехали в сторону аэропорта.
- Агарагим Мансурович, как вчера время провели?
- Прекрасно! - «Ты же не думаешь, что я все тебе расскажу» - подумал Ага, еле скрывая загадочную улыбку.
- Ничего необычного не заметили?
- Вроде нет. - соврал он, - Спустился в ресторан, поужинал, потом лег спать.
- Это хорошо, я беспокоился за вас. Что же вы с ним не поделили?
- Натик, понимаешь, он хамить начал. Я не привычен к такому обращению. Виноват, но не смог сдержаться. Я его на хер и послал.
- А он что?
- Взбесился, кричал, ругался, угрожал мне.
- А вы что?
- Я молча вышел из комнаты. Правда, по дороге его помощника уронил, но это случайно получилось.
- Ну, вы даете! Здесь такое никто себе не позволяет. Каждый свое место знает, все работают, опустив голову.
- Да, понимаю я! Восток дело тонкое! Высоким чинам перечить нельзя, а то размажут.
- В Москве не так?
- Не совсем. Хотя, смотря где. В любом случае мягче как-то. А так, на всем постсоветском пространстве, кроме Прибалтики, везде одно и то же.
- Правильно говорите, Агарагим муаллим, а как же иначе, ведь столько лет вместе жили, одна страна была. Лично мне жаль, что СССР развалили, хорошо ведь было. Образование бесплатное, медицина тоже, ну, в основном, квартиры давали, путевки в санатории. Хорошо ведь жили?
- Не знаю. Кому-то хорошо было, кому-то плохо. Если хочешь знать, лично я не жалею. Так должно было произойти. Сколько же можно от всего мира в изоляции жить. Я сейчас, куда хочу, туда и езжу. Без всяких дурацких разрешений от райкома партии. Пойми, мы, отгородившись от всего мира, сильно отстали в науке и технологиях. Натик, ты не представляешь, как они нас обогнали. Буквально во всем.
- Я понимаю. Но все равно, иногда скучаю по тем временам. Меня и сейчас никуда не выпускают. Так что, для меня ничего не изменилось.
Последние слова Натика сильно рассмешили его. Он решил не продолжать болезненную для многих бывших граждан Союза, тему.
- Агарагим муаллим, моя жена вам немного гостиниц подготовила, сама пекла, национальные сладости, пахлава, шекербура.
- Натик, дорогой, большое спасибо тебе и Хиджран ханум. Правда, не стоило беспокоиться. В Москве все есть.
- Это домашнее, оно вкуснее.
Они некоторое время ехали молча. Натик часто поглядывал на зеркало заднего вида.
- Тебя что-то беспокоит?
- Вы знаете, за нами действительно хвост. Черный Мерседес. Я его давно заметил, думал случайно едет в том же направлении. Так нет. Висит сзади и не обгоняет.
- Что делать будем?
- Да, ничего. Они мои номера давно пробили. Знают, что машина из конторы. Думаю, не рискнут. Вот, на всякий случай с собой прихватил.
Натик, отодвинув лацкан пиджака, продемонстрировал табельное оружие.
- Тогда я спокоен! Надо было и для меня прихватить еще один.
- Серьезно говорите? Вы и стрелять умеете?
- Ладно тебе, Натик, я шучу.
Они благополучно добрались до аэропорта. Сопровождающий их Мерседес, доехав до развилки, не стал въезжать на стоянку, развернувшись, укатил в сторону города.
Натик проводил Ага до стойки регистрации, передал кулечек со сладостями, попрощался и уехал. Ага был ему очень благодарен. Неизвестно, что они придумали, если бы Натик его не подстраховал.
Пройдя регистрацию, Ага направился в буфет, взял кофе и сэндвич и наконец-то позавтракал. Он был рад, что все закончилось, что скоро увидит Нату, детей, окунется в свою хирургию. А, в Баку он больше ни ногой. Хватит с него приключений. Хотя, приятные воспоминания об Ангеле все еще будоражили его ненасытное нутро.
 
 
ГЛАВА 4
Шел 2013 год. Ага готовился к своему шестидесятилетнему юбилею, совершенно не ощущая этот, если и не почтенный, но, в конечном счете, довольно таки солидный возраст. Нате пятьдесят два года, и это ужасно.
А ведь, кажется, совсем недавно, он привез свою молоденькую жену в Москву, замерзшую, с раскрасневшимися щеками и совсем непривычную к столичным холодам девушку. Он хорошо помнил, как она, впервые переступив порог их собственной двушки, носилась по ней, будучи не в состоянии скрыть свой восторг, радость и веру в предстоящую счастливую жизнь.
Была ли она с ним счастлива? Да, без сомнения, да. Она всегда, все эти годы, ощущала его любовь и заботу, всегда была желанна и всегда отвечала взаимностью.
Для него семья всегда оставалось главным, основополагающим в жизни фундаментом, неким очагом, где он, волею судьбы, обязан поддерживать огонь, дарить тепло, отцовскую любовь, заботу, быть готовым к любым неожиданностям, указать правильный путь, помочь избежать жизненных ошибок, а если что-то и произошло, найти единственно правильное решение. Ведь он муж, папа, глава семьи, вождь племени, хоть и очень маленького, и только затем, хирург, заведующий отделением, доктор наук, профессор, уважаемый человек, известная личность.
Было ли у них все так безоблачно? Скорее всего, нет. Так не бывает. Идеальных людей бог так и не сумел создать. Да и какой в этом смысл? И не интересно вовсе жить с идеальным человеком. Это уже и не человек был бы, а какое-то высшее существо, очень правильное, без лишних эмоций, капризов, вредных привычек, страстей и сокровенных желаний.
Были и обиды, были и слезы, были и разочарования, но за ними обязательно следовало раскаяние, прощение, любящий взгляд и жаркие объятия.
Как и у многих семейных пар со стажем более двадцати лет, отношения между мужем и женой переходят на совершенно другой, экзотерический уровень, когда часто не нужно ни слов, ни долгих бесед, ни выяснений отношений. Итак, все ясно и понятно, по взгляду, по выражению лица, по позе, в которой застыл перед телевизором или ноутбуком. Они настолько хорошо познали друг друга, что приспособились к мельчайшим тонкостям характера, привычек, научились не раздражать, не нервировать, не дергать по пустякам. Это как хорошо отлаженный механизм с множеством деталей, каждая из которых хорошо знает свое место и свое предназначение, и они вместе, синхронно выполняют свое предназначение.
Как говорили древние греки: «жена, старея, становится лучшим товарищем и лучшим стражем дома и детей». И это сущая правда. Главное, чтобы супруги смогли сохранить те, первые чувства, так давно овладевшие ими и пронести их, несмотря ни на что, через всю свою нелегкую жизнь. Им это удалось.
Они были счастливы тем, что смогли сохранить прежнюю страсть и нежность в интимных отношениях, несмотря на возраст и прожитые годы.
Здоровье позволяло. Они оба выглядели намного моложе своего возраста.
Правда, Ната, временами намекала, о своем желании избавиться от незначительных возрастных изменений на лице путем эстетической операции. Но, Ага всегда ее отговаривал, убеждал, что она все еще прекрасно выглядит, очень красивая, привлекательная, что он любит ее такой, какая она есть и хочет видеть ее натуральной, без перетянутых щек, раздутых губ, оттянутых глаз и всяких нитей, и филлеров.
Ната давно уже работала преподавателем английского языка в университете. Она была сильно привязана к кафедральной жизни, любила свою работу. Так что, каждое утро, вся семья разбегалась по своим работам, встречались вечером, за ужином, вот тогда, каждый мог вкратце рассказать про свой день, про свои планы и проблемы.
Атмосфера в семье была дружелюбной и демократической, хотя,они понимали, что последнее слово будет за отцом. Но, его всегда можно уговорить, уломать. Чаще всего это удавалось Вафе. Ей он не мог отказать.
Их детям очень повезло. Они выросли в мирной и интеллигентной семье, без скандалов, ругани, истерик с разбитой посудой и тем более без рукоприкладств и мата. Родители, даже если и выясняли отношения, то делали это почти шепотом или же в их отсутствие.
Рустам вырос в широкоплечего, коренастого парня. Красивый и белокожий шатен, весь в маму. Он с детства огорчался тем, что Вафа выше его ростом.
Был умным и спокойным мальчиком. Прекрасно учился в школе. В этом году с отличием окончил МГИМО, устроился в МИД, правда пока еще практикантом, готовится к дипломатической карьере. По характеру довольно скрытный и застенчивый парень. Если и делится чем-то личным, то с мамой. С отцом, к сожалению, доверительные отношения не сложились.
Ага первое время очень переживал, когда узнал о его выборе профессии. Он мечтал, чтобы Рустам продолжил его дело, хотел сам научить его всему, что знает и может, хотел вырастить из него кардиохирурга высоченного класса.

Но, жаль. Рустам категорически отказался стать врачом, тем более хирургом. Это не его призвание. Он гуманитарий, как Ната. У него феноменальная память, он уже знает несколько языков. Его ждет хорошее будущее, без крови, пота, смертельных осложнений, бессонных ночей и многочасовых операций. Возможно это и к лучшему. Пусть так и будет.
Вафа внешне походила на отца. Высокая, стройная девушка, смуглая, с тяжелыми, длинными, иссиня-черными волосами и отцовской горбинкой на носу. С раннего детства отличалась упрямым и взбалмошным характером. В семье с ней никто не связывался. Себе дороже. Могла нахамить или еще хуже, обидеться и неделю не разговаривать. Ага обрадовался, когда Вафа заявила о желании стать врачом. Но ненадолго. Она выбрала стоматологический факультет МГМУ им. Сеченова. Поступила, успешно окончила, работает в частной клинике. Жизнью она довольна, если бы не ее раннее и неудачное замужество, то все было бы хорошо.
Новоявленный зять Агарагиму сразу не понравился. Высокий, худощавый, нарочито неряшливый молодой человек с длинными неухоженными волосами, зачесанными назад. Будучи художником, он всем своим видом показывал, что находится в глубоком творческом поиске. Звали его Акиф, он был из достаточно обеспеченной бакинской семьи, окончил художественный институт им. Сурикова. Одним словом, был свободным художником с космическими амбициями и претензиями на богемный, пока что, никем не признанный талант. Они познакомились на какой-то выставке. Он сумел запудрить мозги молоденькой студентке рассказами о великих художниках, о своих работах, тем, как он, в отличии от простых смертных, видит окружающий нас мир. Вот тут-то и произошло несчастье. Вафа влюбилась.
Причем, влюбилась она незамедлительно и безоговорочно.  Капитулировала перед высоким искусством.  Да так, что втайне от родителей, расписались, готовясь к исключительно молодежной, «артхаусной» свадьбе, разрушая все родительские догмы, традиции и мечты.
Спорить было бессмысленно. Ната сутками ревела, предчувствуя бесперспективность этого союза. Ага готов был придушить зятя, но сдерживался, надеясь, что до свадьбы все, же дело не дойдет.
Родители Акифа даже не приехали. Позвонил его отец, официальным тоном выразил свою радость и гордость, тем, что они породнились, сославшись на занятость, сожалел, что они с супругой не смогут приехать в Москву.
Полностью потерявшая связь с реальной жизнью Вафа, находилась в гипнозе изобразительного искусства. Никакие уговоры не помогали.
В один из дней, собрав свой чемоданчик, она переехала к мужу в его квартиру-студию, при виде которой, Ната чуть не лишилась рассудка.
Это была мансарда с огромной, незастеленной кроватью посередине и разбросанными повсюду холстами, мольбертами, кистями, банками с краской, грязными, разноцветными тряпками, бутылками из-под выпивки, какими-то довоенными стульями и торшером. В квартире царил творческий беспорядок, а в простонародье, она назвала бы это бардаком. И здесь будет жить ее любимая доченька?
Вафа заявляла о полном безразличии к материальным ценностям, главное они будут жить вдвоем, любить, рисовать, мечтать, и то, что она его муза, и то, что он без нее впадает в ступор, и то, что ни одного мазка сделать не может, и то, что его ждет большое будущее, мировая известность, и жить они будут в Париже, и не где-нибудь, а на самом Монпарнасе. Она болтала всякую чушь, находясь всецело под влиянием своего возлюбленного.
Бедные родители, им ничего не оставалось делать, как смириться и ждать.
После ухода дочери, Ага явно сник, погрустнел, мало разговаривал, стал раздражительным и ворчливым. С Вафой он не общался, хоть и любил ее всем сердцем, но не смог простить ей самовольный поступок. Не о таком браке они мечтали. Ната с дочерью отношения сохранила, они даже еще больше сблизились, вместе пытались навести порядок в студии, однако, Акиф, за пару суток, восстанавливал прежний беспорядок и все начиналось сначала.
Прожили они около года. В один из дней, Вафа, почувствовав недомогание, отпросилась с работы, вернулась домой раньше времени и застукала Акифа с натурщицей, на большой кровати, все еще занимавшей центральное положение в комнате-студии. О! Вафа взбесилась! В мужа и его натурщицу полетели краски, кисти, мольберты. Она разорвала в клочья его несколько завершенных и не совсем, картин, переломала, дышавшие на ладан, антикварные стулья, хлопнула дверью и вернулась домой к родителям.
Акиф еще некоторое время пытался вернуть ее, умолял простить, объяснял, что, секс с натурщицей - это творческий процесс, без которого невозможно написать стоящее произведение, заверял, что любит только ее одну. Но, все четно. Вафа была непоколебима и подала на развод, чему родители были безмерно рады.
В конце сентября, в один из пасмурных и дождливых дней, когда сброшенная деревьями желто-коричневая листва, подхваченная струйками воды, несется к огромной луже, чтобы пуститься в большое плавание, когда неохота выходить из дома, заранее зная о промокшей обуви и одежде дождем и брызгами из-под колес проезжающих автомобилей. В такие дни людей охватывает всеобщая депрессия, хочется послать все к чертям, отключить телефон, выпить бокал коньяка, залезть под плед и спать, спать, спать.
В этот день Ага пришел с работы какой-то возбужденный, настороженный, с неопределенным блеском в глазах. Подошел к бару, открыл, взял бутылку коньяка, открыл ее, затем передумал, закрыл, взял виски, налил пол стакана, залпом проглотил, не выпуская бутылку и стакан из рук, уселся в кресле с отрешенным взглядом.
- Ага, что с тобой? - удивленно спросила Ната, - Тебе накрывать? Есть будешь? Или детей дождешься? Вафа скоро будет, Рустам написал, что ужинает с друзьями. Так что произошло? Не томи, говори скорее.
- Ната, ты не представляешь! Мне позвонил министр здравоохранения Азербайджана. Лично. Сказал, что говорит от имени президента страны. Он предлагает мне должность директора Центра сердечно-сосудистой хирургии в Баку. Нам дарят квартиру в престижном районе. Ты понимаешь! Я им настолько нужен! Сам президент приглашает!
- И что?
- Что значит твое, и что? Ната, ты не понимаешь! Такой шанс бывает один раз в жизни! Я, наконец-то смогу возглавить свой Центр, соберу учеников, подниму азербайджанскую кардиохирургию на мировой уровень.
- Опять ты за старое? Вспомни, что было в 2000-ом году. Так, тебя там чуть не прибили. Спасибо Натику, помог, защитил. Ты снова туда хочешь? С твоим-то характером! Как ты там работать будешь? У них там все по-другому.
- Да, хватит тебе! Заладила! У них, у них! Ты что, не азербайджанка? Где твоя любовь к родине, патриотические чувства?
- Если ты такой патриот, тогда скажи мне, какого черта ты в Москву притащился? Жил бы в Баку, работал и наслаждался бы провинциальным существованием. Тоже мне, патриот нашелся! В шестьдесят-то лет!
- Ната, прости, но, как ты можешь так, про наш Баку. Ты посмотри, как город изменился! Европа завидует!
- Я посмотрю, когда ваши нефтедоллары закончатся, вы кому там завидовать будете? Эфиопии?
- Прекрати сейчас же! Я не хочу такое слышать! Что ты говоришь? Страна развивается, молодой президент, большие перспективы интеграции в мировое сообщество. А, какие в Баку медицинские центры построили, загляденье! На мировом уровне! А оснащение? Все самое последнее. Только вот кадров нет. Пойми, стране нужен мой опыт, знания. Я смогу создать то, что другим не удалось.
- Что Ага, на тебе свет клином сошелся? Других докторов нет? Пусть турков пригласят, какая разница?
- Как же тебе объяснить? Турок там уже был, развалил всю работу и смотался. Это гастролеры! Они только деньгами интересуются. Стране нужны высококвалифицированные национальные кадры.
- Получается, туркам деньги нужны, а тебя только престиж страны интересует? Ты думаешь, тебя наградят? Да, при первой же твоей неудаче, тебе такого пинка дадут! Что тогда делать будешь, дорогой? Обратно в Москву приползешь?
- Не понимаю тебя? Я вас плохо содержал? У нас всегда все в достатке было. В Баку все будет, может даже еще лучше. Вот видишь, квартиру обещали.
- Квартира мне моя нравится, здесь, в Москве. Ага, ты меня сюда привез. Сейчас это мой дом, моя страна, я гражданка Российской Федерации. Как и ты. И наши дети. К чему все портить? Столько лет здесь прожили. Я люблю Москву! Ее театры, концерты, выставки, парки, бульвары, люди, мои любимые кафешки, магазины, мои подруги. Это все, к чему я привыкла. Я не могу без этого. Здесь жизнь кипит. У меня работа, наконец. Я ведь тоже человек! В конце-то концов, у меня могут быть свои желания, привычки. Я не хочу все это бросать! И наши дети не захотят!
- Не повышай на меня голос!
- Ага, ты меня бесишь! Ради директорского кресла, ты готов пожертвовать семьей? Чего тебе не хватает?
- Да! Представь! Мне не хватает! Я всегда мечтал руководить Центром кардиохирургии. И сейчас, когда мне почти шестьдесят лет, появился шанс возглавить Центр, осуществить свою мечту, моя же семья, мне палки в колеса вставляет!
- У тебя совесть есть? Я всю жизнь тобой жила! Гордилась твоими успехами! Все хозяйство на мне было! Вспомни, Ага, когда ты домой что-то покупал, а?
Всю молодость тащилась с сумками и колясками, лишь бы мужа не отвлекать! Он ведь у нас великий ученый! То он докторскую диссертацию пишет! То он статью в «Ланцет»! То он к конференции готовится! Как же можно мешать профессору, загружать его бытовыми проблемами? Да, ты и не помнишь, как дети выросли! Все же мимо тебя прошло! Ты хоть раз в школе бывал? Дневниками интересовался? Все ходил со своими папками, бумагами, рецензии писал. Ну, и что, Ага? Жизнь то, мимо тебя и пролетела?
- Вот это да! Ты мне такое наговорила! Я вроде в этом доме и не жил!
- А, что жил? Вечно где-то мотался! Со своими докторшами и медсестрами! Думаешь, я не знаю, чем вы там занимались?
- Хирургией занимались, больных спасали.
- Да? Может тебе про звонки напомнить? Я все про тебя знаю!
- Откуда такая осведомленность? Скажите, пожалуйста?
- Есть добрые люди, докладывали. А я, дура, молчала! Не хотела семью разрушать. Надо было давно от тебя уйти!
- И что?
- Не переживай, не пропала бы!
- Ната, ты думай, что говоришь!
- Не беспокойся, милый! Я над каждым словом, которое тебе сейчас сказала, годами думала.
- Тогда, ради чего со мной жила? Ради детей? Ради денег?
- Любила тебя, вот и терпела.
- Ясно. А, сейчас что? Разлюбила? Какая-то у вас любовь ненадежная? В Москве жить, любить будешь, в Баку переехать, не будешь? Это как понять?
- Как хочешь, так и понимай! Я тебе не девчонка, чтобы за тобой по пятам бегать! У меня своя жизнь, о которой ты ничего не знаешь. Ты хочешь запереть меня в квартире, чтобы я, весь день, в одиночестве, сидела на балконе, смотрела вниз и ждала, когда же ты соизволишь с работы вернутся?
- Причем здесь балкон? Ты могла бы в Баку преподавать, я помогу с работой. Какая тебе разница, где жить, главное я рядом?
- Большая!
- Ты наотрез отказываешься ехать? Я завтра должен окончательный ответ дать. Я им сказал, что должен посоветоваться с семьей. Нет, от тебя такого я не ожидал! Я очень прошу тебя! Соглашайся! Дети пусть здесь остаются, они уже взрослые.
- Нет, Ага. Не обижайся. Ни за что и никогда я отсюда не перееду! Хоть ты в Лондон зови или Чикаго, мне все равно. Я буду жить в Москве! Точка!
- Значит точка, говоришь! Ну, и черт с тобой! Я сам уеду! Буду один жить!
- Не переживай, там быстро себе кого-нибудь найдешь, помоложе меня. Езжай, Ага, катись в свой Баку! Мы без тебя обойдемся.
- Конечно! После того, как Ага вас всех на ноги поставил, стал не нужен? Обойдутся они без меня! Это мы еще посмотрим!
- Ага, ты не понял? Я сказала, катись!
- Отлично! Вот так и договоримся!
Ага вскочил с кресла, быстро надел куртку и выскочил из квартиры, напоследок громко хлопнув дверью. Выйдя на улицу, пошел в сторону парка быстрым шагом, не сторонясь луж и совсем не беспокоясь о промокших ногах. Он был взвинчен состоявшимся разговором, крайне огорчен ее отказом. Он совсем этого не ожидал.
«Когда Ната успела так измениться? Из кроткой, скромной, бакинской девушки, превратилась в нахальную москвичку. Надо же! Хамит! И кому? Своему мужу, который всю жизнь трудился на благо семьи, чтобы они ни в чем не нуждались. Что хотели, покупал, никогда не жадничал. Возил на курорты, Турция, Египет, Испания, каждый год. Все забыто? Так, я ведь прав! Такой шанс я не имею права упускать. Я уже не молод. Еще лет пять - семь, смогу оперировать, а потом? Стану директором Центра, соберу команду из молодых, целеустремленных хирургов, буду руководить, направлять, помогать им. Как Ната этого не понимает? Эгоистка!» - он перематывал весь разговор с Натой, пытаясь, заочно найти правильные слова и бесспорные аргументы. Совсем стемнело. Ага весь промокший, немного поостыв, решил вернуться домой, зарекшись, не продолжать разговор о переезде, тем более при детях. Он боялся, что в пылу спора, они наговорят друг другу еще много обидных слов. Он искренне не желал разрыва с Натой, но и отказаться от директорского кресла не мог. Ближе к дому, проходя через соседский двор, он услышал фразу, обращенную к нему, ведь во дворе больше никого и не было: «Ей, чурка! Сигаретки не найдется?»
Под козырьком, спрятавшись от дождя, стояла группа подростков. За столько лет жизни в Москве, так его еще никто не обзывал. Можно было бы пройти мимо, не реагировать. Но, нет. Расстроенный семейной ссорой, Ага сам искал, на кого можно было бы направить накопившуюся за последние часы всю свою злость.
- Кто сказал чурка?
- Ну, я! - сказал самый рослый из парней и направился в его сторону.
- Иди сюда, сволочь! Сейчас ты у меня за чурку ответишь!
Ага, сжав кулаки, быстро направился навстречу парню. Его все еще сильные руки, хорошо помнили секцию бокса «Динамо» и тренера, Валерия Ивановича. Подбежавшего к нему хулигана, он сразил левым боковым ударом в челюсть. Тот, размякнув, опустился на асфальт. Его друзья, не ожидавшие такого поворота событий, разом, бросились к нему.
Первого подбежавшего, Ага встретил прямым ударом в грудь. Удар был такой силы, что сломал пареньку несколько ребер, хруст которых, Ага четко услышал. Парень, согнувшись пополам, с громким кашлем, упал на колени. Второй, получив серию ударов по корпусу и один в лицо, упал навзничь, получив полноценный нокаут. Больше Ага ничего не помнил. Только, что-то очень тяжелое опустилось ему на затылок, в глазах потемнело, он упал, прикрывая голову руками. Они еще долго били его ногами, затем подобрав своих раненных, поспешили скрыться.
Ага еще долго лежал на матрасе из мокрых, опавших листьев, омываемый усилившимся дождем. Он очнулся от громкого воя соседки: «Люди! Помогите! Здесь нашего профессора убили!»
Ага открыл один глаз, другой заплыл от отека и не открывался. Он увидел, как тонкая струйка крови, вытекающая из левой ноздри, сразу же смешивается с дождевой водой, бледнеет и растворяется в ней.
«Ничего страшного, руки и ноги работают, соображаю, сломанный нос не проблема, починят. Вот только затылок сильно болит. Как бы внутричерепной гематомы не было. Вот это уже опасно, без трепанации не обойдемся» - размышлял он, выставляя самому себе предварительный диагноз.
К моменту прибытия Скорой помощи, он вновь потерял сознание.
Очнулся уже в палате. На носу гипс. Все его избитое тело ноет от боли, но к счастью переломов нет, все работает. Главное пальцы. Пальцы целы. Это самое важное для хирурга, чтобы пальцы целыми были. Ноги, тело, ерунда. Главное пальцы в порядке.
Ната, накинув белый халат, сидела на стуле, рядом с больничной койкой.
- Ната. - тихо позвал он.
- Агаша, родной мой, что с тобой произошло? Кто тебя так избил?
- Да, так. Шантрапа пристала, пришлось им отпор дать.
- Ты знаешь, кто они?
- Нет, откуда мне знать?
- Ой, хорошо, что не убили. Они твои часы и портмоне стащили.
- Ну, и черт с ними, новые куплю.
- Ната, ты знаешь, я их тоже хорошо потрепал!
- Ага, когда же ты повзрослеешь? Нашел с кем связываться. Они тебе нос сломали. Пришлось наркоз давать и выпрямлять. Я Аркадия Абрамовича попросила, он приехал и все сделал.
- Благодарю. Аркаша молодец! Томографию сделали?
- Без тебя бы не догадались! Конечно, делали. Все в порядке, не волнуйся. Здесь в коридоре следователь ждет, хочет пару вопросов задать. Могу его пригласить?
- Да, конечно, пусть войдет.
Ната открыла дверь палаты, пригласила следователя, уступила ему свой стул, а сама уселась на маленьком диванчике, в углу палаты.
- Здравствуйте, Агарагим Мансурович. Как вы себя чувствуете.
- Спасибо, уже лучше.
- Я ждал, что бы вы проснулись. У меня для вас хорошие новости. Мы напавших на вас пацанов нашли. Они в тот же вечер обратились в больницу соседнего района. Хорошо вы их поколотили! У одного перелом челюсти в двух местах, у другого ребра сломаны, третий лежит с сотрясение мозга. Где вы так драться то научились?
- В юности боксом занимался.
- Видимо хороший тренер был.
- Видимо, да.
- Ваши часы и портмоне у нас, как вещьдоки. Все в целости и сохранности. Так, что делать будем?
- Извините, я не понял вопроса?
- Заявление будете писать?
- Нет, не буду. Пацаны еще, молодые совсем. Еще посадят из-за меня. Не хочу я этого. Пусть придут, извинятся, мне достаточно. Я их тоже, не плохо ведь наказал. Надолго запомнят мои кулаки.
- Как знаете. Добрый вы человек, Агарагим Мансурович, благородный, другой бы, на вашем месте, всю эту шайку засадил. Если нет вопросов, прошу вас подписаться здесь, и вот здесь. Выздоравливайте. До свидания.
- Спасибо, до свидания.
Следователь вышел. Ната, подсела к койке.
- Ага, что ты творишь? Надо было тебе с хулиганьем связываться?
- Они меня оскорбили, чуркой обозвали. Вот я их и наказал. Слышала? Челюсть сломал в двух местах!
- Ты же доктор! Как же так можно? Влезаешь в драку с подростками! А если бы тебя убили? Тогда что?
- Ничего. Я же вам уже не нужен. Вы же все, самостоятельными стали.
- Ага, не говори глупости! Мы тебя любим, и ты нам всегда будешь нужен.
- Даже если я буду больным, немощным и никчемным стариком?
- Агаша, ты видимо сильно по своей башке получил? Может, хватит ерунду говорить? Прекрати свое нытье! Выздоравливай скорее! Возвращайся на работу, тебя пациенты заждались. Я побегу,а? Мне в универ нужно успеть. Ты не против?
- Нет, конечно, давай беги! Оставь меня умирать одного.
- Ты опять издеваешься? Ну, честно, у меня урок, я опаздываю, мне уже неудобно отпрашиваться.
- Хорошо, хорошо, убегай. Только у меня к тебе одна просьба.
- Да, я слушаю.
- Посмотри там, в сестринской, если есть симпатичная медсестричка, пришли ее ко мне, так скучно одному здесь лежать.
- Щас, разбежалась! Обойдешься! Лежи и зализывай свои раны, кобелина старая!
Они оба рассмеялись, она быстренько чмокнула мужа в щечку и убежала по своим делам, оставив его одного, с его мыслями о предстоящем тяжелом выборе оставить все как есть или рискнуть, вернуться в Баку, принять столь лестное предложение, взять правление в свои крепкие руки и созидать, созидать, созидать…
Он уснул тревожным и беспокойным сном, все же надеясь на чудо, на то, что Ната, передумает и все же даст свое согласие на переезд в Баку и у них начнется новый, бакинский этап жизни, счастливый и безоблачный.


 
ГЛАВА 5
Крепкий организм Агарагима быстро справился с полученными травмами.
После выписки, он сразу же приступил к работе. Обстановка в доме была напряженная. Никто не хотел обсуждать принятое главой семьи решение о переезде в Баку. С детьми все было ясно. Рустам, однозначно, должен был строить свою дипломатическую карьеру в Москве. Плюс еще и знакомство с Мариной, симпатичной девушкой, с которой они вместе работали. Марина была из семьи потомственных дипломатов, коренные москвичи, очень интеллигентные и приятные люди. У молодых завязались серьезные отношения. По видимому, дело шло к свадьбе.
Вафа могла бы перенести свою практику в Баку, но также, как и все, категорически отказалась от переезда.
Ната была неуклонна в своем решении и никакие уговоры не помогали.
Так, скромно отпраздновав свое шестидесятилетие, Агарагим, получив благословение руководства Центра, с тяжелым сердцем уволился и начал неторопливо подготавливаться к переезду. Больше всего, его пугало, это количество личных вещей, накопившихся в его рабочем кабинете, горы бумаг, сертификатов, почетных грамот, журналов с его статьями, диссертаций, фотографий, всевозможных подарков, наград, писем от благодарных пациентов. Во всем этом, накопленном годами, предстояло еще разобраться, отсортировать наиболее важные и значимые документы, то, что в первую очередь необходимо будет перевезти в Баку. Время поджимало. Ведь он дал обещание министру, после новогодних праздников, наконец-то возглавить Национальный Центр сердечно-сосудистой хирургии.
Семья, совершенно отстранившись, не помогала ему с переездом. Да и чем они могли помочь? Только он сам. Ага сутками просиживал в кабинете, перебирая весь свой архив. Он прекрасно понимал, что не в состоянии все это перевезти в Баку. Уж очень много дорогих ему фотографий и документов придется сдать в архив Центра. Из-за этого немного щемило сердце. Пересматривая свой архив, Ага возвращался на 20-30 лет назад. Вот диплом ординатуры, кандидатская диссертация, вот фотки с банкета, после защиты докторской. На документах мелькали даты, на фотографиях лица коллег, друзей, некоторых уже и в живых то нет. Глядя на все это, Ага ностальгически прослеживал весь свой путь. Нелегкий путь молодого хирурга, прошедшего все, возможные в современной медицине этапы развития и в завершении карьеры, готового занять высокий пост директора Центра, водрузиться на Олимп медицины, стать одним из избранных.
Ага прекрасно понимал, что он заслужил этот пост, он достоин его, и что не подведет, он конечно же оправ-дает, возлагаемые на него руководством надежды. Расставаться с Москвой ему было тяжело. Здесь все стало родным, его уютная квартира, московские широкие проспекты, улицы, площади, храмы, парки, ее невероятные пробки, великолепные театры и музеи, элитные рестораны, торговые центры, переполненный транспорт, снегопады и метели, осенние ливни и огромные лужи, летний зной, когда нечем дышать, когда многие жители столицы разъезжаются по дачам и курортам, друзья, соседи, коллеги, а главное это его родной Центр сердечно-сосудистой хирургии, где его уважали и любили, с которым связано много приятных воспоминаний. Все это нужно бросить, оставить в прошлом, начать новую жизнь во вроде бы родном, но для него совершенно чужом Баку.
Многие, на работе, его увольнение восприняли неоднозначно, даже ревностно, посчитав это поступок чуть ли не предательством и не стесняясь, выказывали свою обиду и возмущение. Некоторым же было искренне жаль, они долго трясли его руку, обнимали, целовали, пускали слезу, желали удачи на новом месте.
В последний день, уже полностью освободив кабинет, попрощавшись со всеми, Ага направился в рентген кабинет. К концу рабочего дня перед кабинетом больных не было. Он постучался и вошел. Рита, согнувшись, сидела за столом, заполняя многочисленные медицинские карты. Ее медсестра, вскочив со стула, поспешила удалиться. Рита, нарочито безразлично, медленно повернула к нему голову, подняв брови, стрельнула знакомым взглядом поверх больших очков в черной оправе. Она почти не изменилась, та же стройная фигурка, тот же взгляд, вот только очки носить стала. Она так и не вышла замуж. И после него, ни с кем из коллег больше никогда не встречалась, несмотря на многочисленные предложения.
- Рита, здравствуй. - Ага неуверенно начал разговор, пытаясь предугадать ответную реакцию.
- Здравствуйте, Агарагим Мансурович.
- Ты в курсе? Я уезжаю.
- В курсе.
- Вот, пришел попрощаться.
- Надо же! Я и не ожидала.
- Ну, как же. Я не мог уехать, не попрощавшись с тобой. Это тебе, небольшой подарок, прими, пожалуйста, на память о наших отношениях.
- И что это?
- Это часы, хорошие, надеюсь, тебе понравятся. Будешь носить, и вспоминать меня.
- Ага, а ты все еще помнишь? И не злишься на меня? Ведь я же твоей жене звонила, заложила тебя. Вы тогда, наверное, сильно скандалили из-за меня?
- Что было, то было. Прости меня, если что.
- Нет, Ага, это ты меня прости. Правда. Я после, очень жалела о своем поступке. Влюблена была, пойми, совсем голову потеряла.
- Ничего, ничего. Иди ко мне.
У него на глазах появились слезы. Они обнялись и еще долго стояли, прижавшись, друг к другу. Для него это было последней каплей в переполненной чаше терпения. В минуту слабости, столь не свойственной для него, пропуская через себя все воспоминания, радости и огорчения, тяжесть потерь, предстоящее расставание, чувство тревоги за будущее, все это вылилось неожиданными слезами на хрупкое плечо Маргариты.
- Не плачь Ага, все будет хорошо.
- Извини. Размяк как-то. Слишком много переживаний, нервы ни к черту.
- Я так рада, что ты зашел со мной попрощаться. Честно. Думала, так и уедешь. Мне с тобой было так хорошо, как не было ни с кем, и уже не будет.
Ты особенный! Ты страстный,ты гордый, ты можешь любить женщину,сильно,по-настоящему! Жаль,что у нас с тобой ничего путного не получилось.
- Зато, есть что вспомнить, - сказал Ага, указывая на диванчик и стол.
- Зараза! Ты это специально делаешь? Хочешь меня с ума свести?
- А, что? Может, повторим, напоследок?
- Ну, да, мне только этого не хватает! Потом ты уедешь, а я останусь здесь, страдать? Нет, Агарагим Мансурович, этого больше не повториться. У меня тоже свои принципы, или все, или ничего.
- Прости, это я на нервах. Воспоминания нахлынули. Больше не буду.
- Знаешь, если в Баку будет скучно, позови, приеду на пару дней.
- Серьезно?
- Да, серьезно. Ладно, иди, медсестра за дверью, бог знает, что о нас подумает. До встречи, Ага.
- До встречи, Рита. Дай бог, увидимся.
- Удачи тебе, Агарагим! Ты там им всем покажи, на что ты способен!
- Непременно покажу! - рассмеялся Ага, понимая, на что она намекает.
Вот и настал тот самый день, когда все вещи собраны, ты со всеми попрощался, провел окончательную, жирную черту под прошлой жизнью, неожиданно для себя и окружения принял нелегкое решение, которое изменит весь твой привычный уклад жизни, твой ареол обитания и круг общения, возможно, тебя ждет большая удача, прогресс, величие, а может тебя, ждет разочарование, может тебе придется столкнуться с такими проблемами, о которых ты ранее никогда и не задумывался.
Главное, быть полностью уверенным в правильно принятом решении. Это тебе не хирургия, когда счет идет на минуты, а иногда и на секунды, и от твоего единственно правильного выбора, зависит жизнь пациента. У опытных хирургов, мозги заточены на мгновенную реакцию и соответственно быстрый ответ, без колебаний, сомнений, долгих рассуждений о целесообразности выбора именно этого метода операции или манипуляции, а не какого-либо другого, из многочисленных способов устранения возникшей во время операции проблемы.
В обычной жизни все по-другому. У тебя слишком много времени для принятия решения, ты мучительно долго размышляешь о своем выборе, страдаешь от бессонницы, теряешь аппетит, ты растерян, обеспокоен, сомневаешься, советуешься с близкими и друзьями, но все равно понимаешь, окончательное слово за тобой и никто, кроме тебя одного, не будет нести ответственность за возможные последствия. Ты не в праве что-либо изменить, ведь ты, получив предложение, согласился, дал слово, слово настоящего мужчины и ты не вправе дать задний ход. Как же ему это хотелось, особенно когда до отъезда оставались считанные дни. Ага осознавал, что прежней жизни уже не будет, его ждет разлука с семьей, виртуальное общение и одиночество. Но, отказываться поздно и не серьезно, тем более за день до переезда.
Ага сидел за обеденным столом, на своем обычном месте, месте главы семьи, которое в его отсутствие ни-кто и никогда не занимал. Ната сидела напротив, Рустам справа, а Вафа слева отца. На столе, в продолговатом блюде дымился плов, уложенный высокой горкой, вершина которой была окрашена в ярко желтый цвет, а бока сияли белизной высококачественного риса. Рядом, в глубоких тарелках, три мясных соуса, сладкий с кишмишем, с зеленью, и с орехами. Конечно же, свежая зелень, бакинские помидоры, огурцы, соленья и белый сыр, нарезанный толстыми ломтиками.
Для азербайджанцев плов, это любимое и унифицированное блюдо. Они готовят его на все случаи жизни, будь то, рождение детей, обрезание крайней плоти, проводы в армию, помолвка и свадьба, устройство на новую работу, выход на пенсию, поминки. Всегда на столе красуется традиционный азербайджанский плов.
Обстановка за столом была напряжена, все молчали. Наконец, Ага, взяв инициативу в свои руки, потянулся за бутылкой белого вина, откупорил ее и разлил всем по бокалам.
- Ну, что семья? Может, выпьем? А то сидим как на похоронах. Давайте, ребятки! Я ведь не куда-то далеко уезжаю, в Баку буду жить. Вы же в любой момент сможете купить билет и через два часа будете у меня шашлык кушать. Выпьем за нас, за нашу дружную семью, за нашу маму, дай ей бог здоровья, за Вафу, чтобы у нее все наладилось, за тебя Рустам, чтобы ты стал известным дипломатом, чтобы создал семью и нарожали бы мне внуков! Будьте счастливы, дети мои! Я вас всех очень люблю! Я буду очень скучать без вас!
Его голос немного дрожал. Тост получился настолько искренним и проникновенным, что у всех на глазах проступили слезы. Семья не привыкла видеть отца таким сентиментальным. Для них папа - это герой, храбрый, мужественный и уверенный в себе человек, способный справиться с любой жизненной ситуацией. Сейчас же перед ними сидит немного сгорбленный под тяжестью своего же решения, пожилой человек, с мокрыми глазами, к тому же, готовый расплакаться в любую минуту. Первой в себя пришла Ната, вскочила со стула, она принялась деловито раскладывать плов по тарелкам.
- Ага, прекрати нюни распускать! Действительно, что за беда? Мы будем часто к тебе наведываться. У нас все будет хорошо. Ребята, кушайте плов, а то остынет. Для кого я столько старалась?
Они до поздней ночи просидели за столом, беседовали, перелистывая старые альбомы с фотографиями, вспоминали детство, смешные истории, семейные приключения, поездки за рубеж, отдых на море, в горах, в пансионатах и санаториях. Так хорошо и тепло им давно не было.
Семья не желала переезда. Обычно, перечить отцу, тем более спорить с ним, у них не было принято. Как в армии. Решение главнокомандующего не обсуждаются. Но в этот раз, единственный раз за их долгую совместную жизнь, его любимая жена пошла против него и к его удивлению, он так и ничего не смог сделать. Дети были солидарны с Натой. Пришлось смириться и согласиться с ее условиями.
«Плохой из меня главнокомандующий, если даже родная жена не слушается моих приказов» - думал он, тщетно пытаясь, хоть немного поспать.
Проснулись утром. Все еще темно. Настроения никакого. От предложенного Натой завтрака отказались. Выпили подслащенный кофе. С Натой и Вафой Ага попрощался дома, Рустам его отвезет в аэропорт. Перед выходом, по русской традиции, присели «на дорожку». Выехали рано, чтобы избежать пробок. По заснеженной трассе дизельный Land Cruiser едет уверенно и быстро. Несмотря на метель и плохую видимость, Рустам торопится, ему надо было еще успеть на работу. Он давно уже приноровился к зимним московским дорогам, машину водит хорошо и безопасно. Ага в нем уверен, он серьезный парень, он им гордится. Рустам сможет, в его отсутствии, занять его место.
От дома, по МКАД до международного терминала Шереметьево, ехать часа полтора. Времени было достаточно, чтобы напоследок еще что-то объяснить, найти более подходящие слова, оправдывающие его поступок. Но, тщетно. Рустам не был склонен к разговору, только кивал головой в знак согласия. Он был полностью сосредоточен на вождении и видимо боялся опоздать на работу. Оставшуюся часть пути они провели молча. Ага беспокоился о возможной задержке рейса в связи с усиливающимся снегопадом. Рустам чертыхаясь, с трудом нашел свободное место, припарковал автомобиль, взял оба чемодана, несмотря на сопротивление отца, быстрым шагом направился ко входу в аэровокзал. Агарагиму не пришлось стоять в беспокойной и шумной очереди соплеменников, вылетавших, как и он в Баку. Последние годы он летал исключительно бизнес-классом. Сдав чемоданы, Ага быстро прошел регистрацию.
- Рустам, ты езжай, а то на работу опоздаешь.
- Хорошо, папа.
- Будь осторожен, не гони.
- Ты тоже береги себя.
- Я вам позвоню из Баку.
- Да, конечно позвони.
- Ну, что? Обнимемся на прощание?
Они обнялись. Рустам, без лишних слов, повернулся и поспешил к выходу. Ага еще долго стоял провожая его глазами, до тех пор, пока он не растворился в многоликой толпе пассажиров аэропорта.
В терминале E зал ожидания бизнес-класса находится на втором этаже. Поднявшись на лифте, ты попадаешь в VIP-зал. Там тебя ждет умиротворенная обстановка, без того шума, толчеи и суеты, грубости персонала, столь присущих общему залу. Тебе приветливо улыбаются, приглашают отдохнуть в удобном кресле, подносят кофе и напитки. В динамиках ненавязчиво звучит классическая музыка. Это тот момент, когда за деньги, пусть даже заслуженно, ты возвышаешься над толпой простых людей, ты чувствуешь свое превосходство, ты, развалившись в кожаном кресле, попивая свой кофе, понимаешь, что ты в кругу равных тебе по положению и достатку людей. Ты долго добивался этого, тяжким трудом, бессонными ночами, ты пробился в ту, элитарную прослойку людей, которые даже в самом страшном сне, не могут себе представить, что летят в эконом-классе, вместе с простыми учителями, врачами, рабочими и служащими, торговцами с рынка, женщинами с вечно плачущими детьми на руках, бухгалтерами, военнослужащими, с обычными, простыми гражданами, котором тоже надо долететь до вашего пункта назначения. Может без комфорта, толкаясь в тесном проходе самолета, с сумками и тюками, огрызаясь на соседа, наступая друг другу на ноги, торопясь и беспокоясь, что не хватит места на полках для ручной клади, все равно, ведь главное это благополучно долететь.
Но, гордыня! Она не позволит вам добровольно сделать шаг вниз по социальной лестнице. Во всяком случае, Ага не припоминал такого.
Только под давлением обстоятельств, потеряв престижную работу, обанкротившись, лишившись богатого спонсора, человек, нехотя, делает шаг вниз. В ту же секунду ты вновь превращаешься в рядового, ничем не примечательного пассажира. Но, ничего не поделаешь, ты вынужден летать экономом. Тогда ты будешь брезгливо отодвигаться от сидящего рядом пассажира, тебя прошибет отвратительный запах его пота, он будет чавкать и с жадностью поглощать предложенный стюардессой завтрак, а сидящий сзади постоянно будет толкать тебя коленками в спину, пытаясь занять удобное положение в своем кресле. Ты, с надменным выражением лица, только движением ладони, откажешься от еды, попросишь только воду, никаких дешевых соков, чая из пакетиков и растворимого кофе. Сосед будет удивлен твоим поведением. А ты, закроешь глаза, попытаешься отстраниться от происходящей вокруг возни, размышляя о несправедливости бытия и успокаивая себя тем, что через неполные три часа все это наконец-то закончится. Несчастный, ты еще и представить себе не можешь, что тебя ждет. Тебя ждет посадка рейса Москва - Баку. Когда лайнер, только коснется колесами шасси бетонной поверхности взлетной полосы, все как один, и молодые, небритые парни, и тетки в шубах, и толстопузые мужики в меховых шапках, и старики, и дети, все повскакивают со своих мест, несмотря на уговоры бортпроводников, оставаться на своих местах до полной остановки самолета. Не тут-то было! Муравейник зашевелился. Над головами пролетают баулы, сумки, коробки, перетянутые скотчем, в работу идут локти, колени, бедра, нетерпеливые пассажиры выстраиваются плотным рядом в проходе, каждый из них, удерживая равновесие и крепко вцепившись в ручную кладь, пытается занять более выгодную позицию, для штурма выходной двери самолета. Только ты и еще несколько дисциплинированных пассажиров не покидают своих кресел, терпеливо дожидаясь приглашения на выход. Насмотревшись всей этой суматохи, ты вновь закрываешь глаза и открываешь их только тогда, когда в салон ворвется свежий, родной апшеронский воздух с привкусом нефти, авиационного керосина и жженой резины. Когда шумный и толкающийся людской ручеек истечет в дверь, проход освободится, ты чинно встанешь, неторопливо заберешь свою сумку, мило попрощаешься со стюардессами и покинешь самолет, всем своим видом демонстрируя, что тебе тут не место.
Слава богу, Агарагиму это не грозит. Наоборот, он взобрался еще выше. Он и его семья еще долго смогут позволять себе летать по высшему разряду.
Зайдя в салон самолета, он повернул налево и уселся в удобном кресле возле иллюминатора. В бизнес салоне пассажиров было мало. К нему тотчас подбежала совсем молоденькая стюардесса в стильной темно-синей униформе, соответствующей зимнему периоду года.
Ее светлые волосы были туго собраны на затылке, голову украшала пилоточка с традиционной птичкой, длинную шею и небольшой вырез декольте прикрывал шелковый шарфик с золотистой эмблемой Аэрофлота, элегантное обтягивающее платье, чуть прикрывающее колени, подчеркивало стройную фигуру стюардессы. Несмотря на невысокие каблуки, стройные ножки, в телесного цвета колготках, узкие щиколотки, плавно переходящие в мускулистую, но совершенно гладкую голень и далее, чуть выше, слегка прикрытые подолом миленькие подколенные ямочки, придавали ее образу дополнительную грациозность и привлекательность.
Ага, очарованный такой красотой, поймал себя за неприличным и весьма бесцеремонным разглядыванием прелестных форм молоденькой стюардессы. Смутившись, он отвел глаза, уставившись в иллюминатор, где кроме падающего снега, ничего не было видно.
- Здравствуйте Агарагим Мансурович! Добро пожаловать на борт!
- Здравствуйте. Благодарю. Откуда вы меня знаете?
- Вы меня не помните? Вы же пять лет назад мою маму оперировали, жизнь ей спасли. Я тогда ее часто навещала. Мы с вами в палате встречались, разговаривали? Совсем не помните?
- Извините, не припоминаю. А маму вашу как зовут?
- Надежда. Ну, как же не помните! Вы в палате всегда эту песенку напевали: «Надежда, мой компас земной…» Вспомнили?
- Да, вспомнил. Помню, там такая маленькая девчушка была. Света, это ты?
- Да, я! Наконец-то вспомнили. Вот, видите, выросла, работаю.
- Да, ты красавицей стала!
- Ой, Агарагим Мансурович, не смущайте меня, пожалуйста. Видите, я уже покраснела. Какая я вам красавица? У нас в авиакомпании такие девушки работают, загляденье, им бы в модели идти.
- Света, прекрати скромничать. Я знаю, что говорю. Скажи, как мама себя чувствует?
- Благодаря вам, очень хорошо! Работает и всегда за вас молится.
- Я очень рад. Передавай привет.
- Спасибо! Я вас так заболтала! Извините меня, я сейчас.
Света убежала и через пару минут вернулась с подносом, на котором стоял высокий бокал шампанского и чашечка ароматного кофе.
- Агарагим Мансурович, вот вам меню, выбирайте, я позже подойду.
- Света, не беспокойся, я не голоден.
- Что вы говорите? Нет, так не пойдет! Я вас, не накормив, с самолета не выпущу!
- Ладно, ладно, неси что хочешь! Я бы от виски не отказался.
- Сию минуточку, сейчас все сделаю.
Медленно попивая свой виски, Ага анализировал произошедший эпизод.
Его мозг разделился на две части. Одна часть, эмоционально-похотливая, мгновенно возбуждающаяся от одного только вида симпатичной девушки, в элегантной униформе стюардессы, стройные ножки которой он так мечтательно разглядывал.
Вторая часть его мозга, рационально-консервативная, выступающая оппонентом, неким ручным тормозом, для безрассудно, не всегда, соответственно его возрасту и положению, ведущей себя другой половине.
Первая часть вопрошала: «Так, за что мне себя упрекать? За то, что мне понравилась симпатичная девушка? И что в этом плохого? Мне всегда нравились красивые, стройные девушки. Я ведь мужчина! Самец, в конце-то концов! Да, признаюсь! Я бы не отказался с ней переспать, ощутить запах ее волос, бархатистость ее кожи, тонкий стан, почувствовать ее трепет, довести ее до блаженства. Да, кому я это говорю? Ты же, окостеневшее создание, в тебе нет ничего человеческого, ни одной эмоции. Да ты вся ссохлась со своими запретами и правилами поведения! Все равно ничего не поймешь!»
Вторая часть мозга, терпеливо и внимательно выслушав столь откровенное и пламенное признание, тут же парировала: «Эх, Агарагим Мансурович, и не стыдно тебе? Доктор наук, профессор, уже и директор Центра, женатый человек! Ведешь себя как мальчишка! Ты заводишься от любой мало-мальски симпатичной юбки! Тебе только ножку или попку покажи, и все! Ты пропал? Одумайся, Ага! Тебе шестьдесят лет. Эта девочка в три раза младше. Она тебе в дочки годится, а ты с ней переспать готов? Что, инстинкт охотника все еще не притупился? Подумай, что о тебе люди скажут. Неудобно ведь! Дети уже взрослые, жена красавица. Что еще тебе нужно?»
Ага до конца полета дремал в удобном кресле, пока половинки его мозга спорили друг с другом, так и не придя к единому мнению по столь спорному и щепетильному вопросу. Он, окончательно проснувшись, мгновенно разрешил всю эту полемику, переключив свои мысли на предстоящие в Баку важные встречи.
В аэропорту его встречал куратор из министерства, с которым он один раз виделся в Москве, где они обсуждали подробности переезда, условия размещения, всевозможные формальности и потом часто переписывались.
Его звали Чингиз. Худощавый, небольшого роста, подтянутый, строго одетый молодой человек, врач по образованию, но по каким-то соображениям, решивший заняться административной деятельностью. Ага карьеристов не любил. В его студенческие годы, такие как Чингиз, всеми силами лезли в комсомол, чтобы где-то зацепиться, получить хоть какую-то должность, пытались проявить себя перед руководством института, стуча и закладывая других студентов, главное руководить, командовать, можно ничего не соображать в профессии, быть полным тупицей, но система тебе поможет, не даст утонуть в мутных водах карьеризма, такие и не тонут вовсе, стоит им только закрепиться на должности, так они зубами, до конца жизни будут держаться за нее. Но, Чингиз у него вызывал приятные впечатления. Интеллигентный парень, эрудированный, начитанный, скромный, вроде порядочный, хорошо подготовлен, владеет несколькими языками. Видимо это новое поколение административных работников. Такого и карьеристом грех называть.
Чингиз приехал за ним на автомобиле с государственными номерами и с шофером. Они разместились на заднем сиденье.
- Агарагим Мансурович, добро пожаловать на родину. Мы сейчас поедем в центр города, покажем вам вашу квартиру. Она полностью обставлена и готова к проживанию. Но, на всякий случай, я забронировал для вас номер в отеле. Подумал, может быть вы захотите в отеле поселиться, на первое время, пока ваша супруга не приедет. Все же, женская рука нужна, навести порядок, прибраться, вещи разложить.
- Скажите, это та самая квартира, которую я выбрал?
- Именно та, которую вы выбрали. Престижный дом, три комнаты, двенадцатый этаж, панорама прекрасная, даже немного море видно.
В квартире давно никого не было, там все немного запылилось, но мебель под целлофаном. Кухня полностью укомплектована. Нужно только уборку сделать. Я бы мог организовать это до вашего приезда, но не знал, как ваша супруга отреагирует. Есть фирма, могу сегодня же заказать уборку. Рядом с домом супермаркет. Скажите, что нужно, я прикуплю.
- Чингиз, спасибо за заботу. Моя жена еще не скоро приедет. Понимаете, она не захотела переезжать из-за работы и детей. Так что, я буду жить один, а она будет прилетать пару раз в месяц. Мы так договорились. Если сможете подыскать порядочную женщину, чтобы два-три раза в неделю приходила, уборку делала, был бы вам очень благодарен. Я в домашнем хозяйстве ничего не смыслю. Что поделать, немного избалован.
- Что вы говорите, Агарагим Мансурович, вы и не должны этим заниматься. Я вам найду хорошую женщину, она вам и еду будет готовить, и стирать, и убирать. Одним словом, будете комфортно жить. Я вам обещаю.
- Прекрасно!
- Так, куда ехать?
- Давайте, все же на квартиру. Чингиз, я не спрашивал вас, как-то неудобно было.
- Да, пожалуйста, я вас слушаю.
- Вы мне говорили, эта квартира на госбалансе?
- Квартира принадлежит государственному жилищному фонду и скоро будет оформлена на ваше имя.
- Это я понял. А, чья это квартира?
- Агарагим муаллим, зачем вам это знать?
- Не знаю, просто хочу знать историю жилища, в котором буду жить. Может там человека убили или еще криминал какой-то?
- Вы шутите?
- Немного. Но, все же, хотелось бы знать.
- Хорошо, раз вы так настаиваете, я вам скажу, только без имен и фамилий.
- Договорились. Я вас с нетерпением слушаю.
- Никакого особого криминала тут нет. Квартира принадлежала одному известному банкиру, председателю правления большого банка. Он в свое время проворовался, огромные кредиты и все такое. Вот его и посадили, а некоторое имущество, в том числе и эту квартиру, конфисковали и передали в госфонд. Вам нечего беспокоиться, все в рамках закона.
- Большое спасибо, успокоили.
- Агарагим Мансурович, и все же, я настаиваю на отеле. Мы сейчас отвезем ваши чемоданы на квартиру. Возьмете самое необходимое, всего на сутки. Я наведу там полный порядок и завтра же, вы сможете переехать к себе. Соглашайтесь.
- Хорошо, Чингиз, вы меня уговорили. Теперь о главном. Каковы дальнейшие планы?
- Сегодня отдыхайте. Если понадобится куда-то поехать, я оставлю номер нашего шофера. Завтра, с утра у вас назначена встреча с господином министром. Затем вы получите назначение, его заместитель представит вас коллективу Центра кардиохирургии. Посидите на работе, освоитесь, познакомитесь с докторами. Во второй половине дня я за вами заеду и отвезу вас домой.
- Вы так заботитесь обо мне, даже неудобно.
- Агарагим муаллим, это моя работа. Господин министр лично поручил мне вас курировать. Учтите, в дальнейшем, если возникнет какая-либо проблема, звоните мне, я все улажу.
- Отлично, теперь у меня есть свой человек в министерстве здравоохранения!
Они оба громко рассмеялись. Остальную часть пути пассажиры черного Мерседеса и на удивление, водитель автомобиля, провели молча.
Ага был восторжен столь грандиозными изменениями в облике его родного Баку. Новые, широкие проспекты, стеклянные небоскребы, спортивные сооружения, даже старые, отремонтированные здания, все сверкало чистотой и новизной. Его это радовало, но немного щемило сердце. Он не узнавал свой город, свой старый, замызганный, но до боли родной Баку. В последний раз он был здесь в двухтысячном году, после чего, обидевшись, он ни разу не приезжал на родину. Сейчас же, проезжая мимо многочисленных бакинских новостроек, Ага с большим трудом ориентировался в переплетении дорожных мостов, тоннелей и разъездов. По сути, Баку, нарядившись в стекло и мрамор, стал для него совершенно чужим. Ага с беспокойством подумал о крепости. Как он там, наш родной Ичеришехер, Девичья башня, Караван-сарай, узкие, извилистые улочки, по которым они, мальчишками носились в детстве, отцовский дом? Неужели и там все в мраморе? Его охватило непреодолимое желание сейчас же оказаться там, увидеть все своими глазами, убедиться, что ничего не снесли, что всю эту старину бережно сохранили для потомков.
Мерседес подъехал к отелю «JW Marriott Absheron» и остановился у входа. Раньше это была гостиница «Апшерон», после реконструкции была переделана в шикарный, пяти-звездный отель. После регистрации Агарагим не поднялся в свой номер, только оставил свою дорожную сумку на рецепшне отеля и попросил Чингиза подвезти его к Девичьей башне.
Ага был немного удивлен, тем что, древнее строение все же подверглось реставрации. Ее неказистые камни были тщательно очищены от много вековых слоев грязи, щели замазаны. Башня, как и всегда, выглядела монументально, но все, же некий древний шарм, столь присущий историческим постройкам был безвозвратно утерян. Ага был сильно расстроен. Знаменитый символ Баку утратил свой суровый, каменный, почерневший от воздействия палящего солнца, песчаной пыли, соленого ветра с моря, тысяч дождей и снегов, гари от заводов и автомобилей. Ее эпидермис, подвергся эстетической шлифовке и выглядел намного моложе своих лет. Немного постояв в скверике перед Девичьей башней, Ага повернул налево, вышел на Малую Крепостную улицу, которая, по сути, является окружной и самой длинной улицей в Ичеришехер. Там ему не пришлось ориентироваться. Ноги сами несли его привычным маршрутом, вдоль крепостной стены, за которой находился знаменитый Губернаторский садик, вверх, в сторону Шемахинских ворот. Конечно, время не остановишь, прогресс берет свое. На территории крепости расплодились бесчисленные антикварные лавочки, художественные мастерские, музеи, рестораны, отели, банки, аптеки, магазины. Некогда пустынные улочки, сейчас заполнены толпами туристов. Он ведь не был здесь с конца восьмидесятых годов. Это уже не та крепость, не тот Ичеришехер его детства. К этому трудно привыкнуть, но приходиться смириться. С другой стороны, он наблюдал много положительных изменений. Улицы ухоженные, уже нет ужасающего вида мусорных ящиков с тучами мух, особенно в летнее время, нет тех искореженных тротуаров, покосившихся дверей и оконных ставен. Все аккуратно отшлифовано, окрашено, восстановлено или заменено на новое.
Ага, ускорив шаг, свернул на Замковую улицу и через нее вышел на его родную улицу. Уже задыхаясь, от быстрой ходьбы и от нахлынувших воспоминаний, Ага остановился напротив своего родного дома. Табличка новая, Муслим Магомаев 72. Больше ничего не изменилось. Те же стены, те же окна с решетками, та же деревянная, двухстворчатая дверь, за которой начинается узкий проход в их общий дворик. Как будто время повернулось вспять. Ему, на секунду, привиделось, что мама, в халате и домашних тапочках, приоткрывает дворовую дверь и не ступая на уличный тротуар, она ведь в тапочках, а в них на улицу нельзя, громко зовет его кушать. Затем, чертыхаясь, уходит домой, громко хлопнув дверью. Ага, подался было вслед за ней, но вовремя очнулся.
Он еще долго стоял на улице. В этот момент ему невероятно сильно захотелось закурить сигарету, откинуться назад, упереться одной ногой в стену соседского дома, затянуться полными легкими и выпустить облако сигаретного дыма, наблюдая затем, как оно растворяется и исчезает совсем. Так же бесследно, исчезает детство, юность, молодость, родители, друзья, все, кто тебя когда-то окружал, любил тебя, помогал и заботился о тебе.
И ты тогда понимаешь, все самое дорогое, что у тебя тогда было, ушло, исчезло, растворилось в воздухе, как растворяется сизый сигаретный дым. Остался только окурок, да и пепел под твоими ногами. 
Дальше, Ага пошел совсем медленно и немного сгорбившись, от неожиданно навалившегося на него груза воспоминаний и от осознания невосполнимых потерь. Так, совершенно неожиданно, он оказался перед домом, где когда-то жил известный чудотворец и целитель Мир Мовсум Ага. Люди верили, что, только дотронувшись до сеида, они получат благословение и излечение от всех недугов. Было время, когда в этот переулок стекались толпы страждущих излечения людей, со всего Азербайджана. Родные старца, выносили его на улицу и сажали на стул перед домом, чтобы все желающие могли подойти и дотронуться до него, затем паломники молились и привязывали разноцветные ленточки к воротам или оконной решетке, на счастье и во исполнение желаний. Старец умер раньше, чем Ага родился, но он с детства слышал много легенд о чудесном исцелении, совершенно бесперспективных, в плане лечения больных. Агарагим, будучи начитанным ребенком, не очень-то и верил в чудеса, но всегда, пробегая мимо дома старца, замедлял шаг и с почтением, как и все, смотрел на то место, где обычно усаживали сеида.
Ныне, дом отремонтировали и даже создали небольшой скверик с маленьким фонтанчиком. Ага, без остановки проследовал дальше, вышел к Шемахинским воротам и взял такси. Он направлялся на родовое кладбище, располагающееся в пригороде Баку, предварительно купив букет красных гвоздик. Удивительной особенностью продавцов цветов в Баку, является их неимоверная чуткость и внимательность к покупателям. Зайдя в цветочный магазин, Ага попросил шестьдесят красных гвоздик. Улыбающийся золотым рядом зубов продавец, тут же убрал неуместную в таких случаях улыбку, сделал максимально скорбное выражение лица, туго обернул большой букет в целлофан и пожелал благословения душам всех покойных.
Нардаран является одним из самых больших бакинских поселков. Подъехав, Ага направился в сторону Нардаранского пира, святого места, куда верующие ходят поклониться, помолиться и попросить у Аллаха что-то для себя или для своих родных. Кладбище, располагающееся на склоне, непосредственно за зданием пира, является для Аги родовым. Там были похоронен его дед, именем которого его назвали, вернее, была установлена надгробная плита, а дед пропал без вести на фронтах второй мировой войны, бабушка, папа, мама, дядя, его жена и еще несколько родственников.
Ага вырос в нерелигиозной семье, но был воспитан в уважении к религиозным чувствам соплеменников. Он встал напротив входа в пир, но зайти, туда не решился. Ага не представлял себе, как там надо себя вести, да и огромный букет гвоздик, слишком уж привлекал внимание. Слева, быстрым шагом, хромая на левую ногу, к нему шел мулла. Седой, низкого роста, коренастый старичок с явными признаками коксартроза левого тазобедренного сустава, в черной каракулевой папахе, с четками в одной и маленьким Кораном в другой. Муллу не смущали нарастающие признаки одышки, последовавшие после столь быстрой ходьбы. Он, так же быстро, взял Агарагима за руку и повел вниз по тропинке, между древними и совсем недавними могилами, резво и привычно минуя небольшие препятствия, по дороге расспрашивая при этом, кем был его дед и отец. Ага, несмотря на столь долгое отсутствие, сразу же нашел нужную металлическую оградку. Ориентиром ему служило старое тутовое дерево, возвышающееся над могилами его родных. Сейчас, оголенные, скрюченные ветви дерева, выглядели зловеще. Но летом, распустившаяся темно-зеленая крона дерева, своей тенью бережно прикрывала могильные плиты от палящего апшеронского солнца.
Мулла встал напротив могил, обеими полусогнутыми руками, держа перед собой Коран и четки янтарного цвета, начал громко читать молитву за упокой душ умерших. Ага ни единого слова не понимал в скороговорке муллы, да и сильно сомневался, что мулла знает арабский язык и четко понимает перевод хорошо заученных фраз. После окончания официальной части, мулла помог разложить цветы на могильные плиты. Затем он попрощался, поблагодарил за щедрое вознаграждение и ковыляя, быстрым шагом пошел обратно в сторону пира, в надежде на следующего клиента.
Ага еще долго стоял перед могилами родственников, вспоминал, мысленно беседовал с ними, просил прощения за столь долгое отсутствие. Он любовался прекрасным видом на море, соленое дыхание которого, приносил холодный Хазри. Несмотря на зимнее время, через золотистый нардаранский песок, пробивалась молодая трава, напоминая о бренности существования всего живого.
Когда возвращаешься с кладбища, все насущное кажется не столь важным и значимым. Происходит умиротворение, как с самим собой, так и с окружающей действительностью. Человек, посетивший кладбище, осознает, что, рано или поздно, он все равно уляжется в стройный ряд покойников, вне зависимости от социального положения, образования, ума и интеллекта.
Так же и Агарагим, сев в такси, терпеливо ожидающее его у ворот кладбища, почувствовал душевное облегчение и спокойствие. Беспокойство за будущее куда-то улетучилось. Он с наслаждением смотрел на пролетающие мимо неказистые постройки, вперемешку с небогатым пейзажем зимнего Апшерона. Ага ясно понял, что он дома, это его земля, его люди, его народ.
Он проникся необъятной любовью и ощутил себя частичкой того, от чего долгие годы отстранялся, пытаясь ассимилироваться в чужое ему общество. Когда-то, будучи совсем молодым человеком, он покинул Родину, и никогда после, не сожалел об этом, особенно не скучал по ней. Он достиг поставленной цели, добился своего, заняв высокое положение в медицинском мире, даже и не задумывался о возвращении.
 Видимо, судьбой так было предначертано. Прочь сомнения, Ага! Тебе всего-то шестьдесят лет. Ты здоров и полон энтузиазма. Ты будешь много работать, лечить, спасать, созидать, обучать, управлять большим коллективом. Ты будешь заниматься своим любимым делом, тем, чему обучен, тем, чему посвятил годы жизни, постоянно совершенствуя мастерство, поглощая новые знания и методики. Ты будешь жить. Просто жить, как живут тысячи других людей, наслаждаясь своей работой, положением в обществе, большими возможностями. Ты обрастешь новыми знакомствами и нужными связями. Многие проблемы ты будешь решать одним звонком. Ты понимаешь? Просто, одним звонком. Тебя будут уважать, любить, почитать. Тебя будут бояться. Тебе будут льстить, строить глазки, жаловаться, ябедничать. С тобой захотят дружить, будут приглашать отобедать и у тебя будет право выбора, ты вскоре поймешь это. Некоторым можно будет отказать, сославшись на занятость, а кому-то ты и сам не захочешь отказывать. Ты будешь меняться. С каждым днем. Ты сам этого не будешь замечать. Твой голос, взгляд, даже походка, манера поведения станут властными. Ты станешь жестче, требовательнее, как к себе, так и к подчиненным. Ты спрячешь свой либерализм далеко в чулан и закроешь дверь за семью замками. Ради общего дела, ради процветания учреждения, которое ты возглавил, ради оказания высококвалифицированной помощи всем страждущим, ты откажешься от чувства жалости, снисходительности, ты разучишься прощать ошибки и проступки. Ты будешь карать за малейшие нарушения. Ты произведешь жесточайший отбор, среди врачей, хирургов, персонала клиники. Останутся самые лучшие, самые перспективные, самые образованные. Ты создашь свою команду из соратников, учеников, последователей. Они будут гордиться тобой, восторгаться тобой, молиться на тебя. Ты будешь им во всем помогать, ты всегда будешь у них за спиной, они будут знать, в случаи чего, есть наш Ага. Да, представь себе. Они будут называть тебя наш Ага. Ты станешь для них, молодых докторов, примером для подражания, путеводной звездой. Ты сделаешь свой Центр образцовым медицинским учреждением. В твой Центр будут приезжать пациенты из ближнего зарубежья. Ты уже сделал себе имя. Ты большой ученый. У тебя куча аспирантов и диссертантов. Ты трудишься круглые сутки, оперируешь, решаешь организационные вопросы, вечерами, дома, просматриваешь диссертации, пишешь рецензии, статьи. Скоро, очень скоро ты станешь академиком. Тебя будут поздравлять, ты услышишь много теплых и лестных слов. Ты будешь собой гордиться. Ты, на время, забудешь о личной жизни, семья потеряет для тебя былую значимость. Они ведь совсем взрослые люди, они далеко от тебя, у каждого своя любимая работа, друзья. Временами ты будешь сильно скучать. Видео звонки не смогут заменить тебе живое общение. Ты будешь отдаляться от детей и от жены, несмотря на ее частые приезды в Баку. Ты смиришься с этим, привыкнешь к новой для тебя жизни. Ты не будешь чувствовать свое одиночество. Наоборот, ты будешь мечтать остаться один, отключить телефоны и интернет. Остаться один на один со своими мыслями, воспоминаниями, и ты начнешь писать. Не веришь? Ты будешь писать про себя, про свою жизнь, про людей, которых ты встретил, про тех, кого потерял. В тебе накопилась колоссальная жизненная мудрость. Ты обязан будешь поделиться ею. Ты это обязательно сделаешь, но чуть позже. Не торопись, Ага. Всему свое время.
На обратном пути, Ага, почувствовав голод, попросил таксиста подвезти его в какую-нибудь шашлычную, где быстро и вкусно кормят. Таксист все понял и через несколько минут остановился возле неказистого, одно-этажного строения с шиферной крышей старого образца.
Ага предложил таксисту составить ему компанию. Тот не ожидал такого, из вежливости отказывался, но вскоре с удовольствием принял приглашение. Объект общепита состоял из большого, застекленного зала и кухни. Пол был деревянный, когда-то окрашенный грязно-коричневой краской, от которой остались только замысловатые узоры, напоминающие карту марсианской поверхности. Столы были покрыты цветастой клеенкой, а металлические стулья, напоминали советские столовки и возвращали его в далекое прошлое. В этом месте время остановилось между 70-ми и 80-ми годами прошлого века. Зал обогревался чугунной газовой печкой с поэтичным названием «джейран», установленной на четырех, потрескавшихся от жара кирпичах, выхлопная труба которой, незамысловато выходила наружу через круглое отверстие, проделанное прямо в стене, небрежно окрашенной голубой масляной краской.
В конце зала гордо располагался, массивный, местами никелированный, застекленный буфет-холодильник старого образца, в котором, в одном углу стояли бутылки местной водки, лимонада, минеральной воды, стаканчики с домашним катыком, а в другом углу тарелки с нарезанными соленьями, со свежей зеленью, с бакинскими помидорами и огурцами, с самодельной аджикой, с маслинами и одним из главных атрибутов азербайджанского стола, белым сыром, нарезанным толстыми ломтиками. Они уселись за свободный столик у окна, на деревянном подоконнике которого стоял большой горшок с цветущей геранью. На столе сиротливо стоял видавший виды набор для соли и перца с заложенными за ним треугольными салфетками. Подбежал шустрый паренек в свитере и джинсах и с подносом в руках. Не спрашивая гостей, разложил на столе комплексную закуску, состоящую из горячего хлеба-тандыр, сыра, зелени, свежих огурцов и помидоров, ассорти домашних солений и два граненых стакана с домашним катыком. После этого встал по стойке «смирно», ожидая основной заказ.
Ага попросил меню, на что парнишка, опешив, сделал круглые глаза и извиняющимся тоном сообщил, что в данном учреждении меню отсутствует, но он может огласить весь список вслух. Оказалось, в меню есть два вида супа, азербайджанская душбара и украинский борщ, а на горячее всевозможные шашлыки и кутабы. Ага посмотрел на таксиста.
- Ты что будешь есть? Выбирай, не стесняйся.
- Муаллим, заказывайте сами, на ваше усмотрение.
- Хорошо. Тогда, принеси-ка нам любезный две порции дюшбары, четыре мясных кутаба, четыре кутаба с зеленью, антрекот ягненка, и напоследок шашлык из осетрины, две порции. Осетрина свежая?
- Клянусь Аллахом, только утром привезли, нардаранская, самая свежая.
- Это хорошо. Если понравится, еще возьмем. Скажи повару, чтобы хорошие куски зажарил. Я в долгу не останусь.
- Не беспокойтесь, муаллим, все будет сделано на высшем уровне. Что пить будете? Домашний компот из кизила, очень вкусный, принести?
- Неси, конечно. И еще, - Ага немного задумался о качестве местного алкоголя, но при такой закуске, грех не выпить, - принеси бутылку вашей лучшей водки, чтобы потом голова не болела.
- Муаллим, у нас только одна марка водки, ее все пьют и очень довольны. Но, для вас могу предложить чистейший самогон, тутовка, там 60 или 70 градусов, точно не знаю. Я вам советую, не пожалеете. Наш директор только ее и пьет.
- Ну, так если ваш директор ее пьет, то и я, как его коллега, не имею права отказываться. Давай, неси скорее, грамм двести, для начала. У меня уже слюнки по-текли.
Они приступили к трапезе, аппетитно поглощая зелень с сыром, хлеб, кисленькие помидоры и напротив, немного сладковатые огурчики, маленькие, пузатые, покрытые нежно-зеленой кожурой и обильно орошенные крупной солью. Официант, если можно его так называть, принес дымящиеся кясы с душбарой, основательно удобренной молотой сушеной мятой, от которой исходил пьянящий аромат детства. Он поставил на стол маленький армудик с уксусом, графин с самогоном и две рюмки. Таксист, с тоской в глазах и величайшим сожалением, попросил убрать свою рюмку, дабы избежать соблазна. Приправив душбару уксусом, они опускали ложки в бульон, вылавливали с десяток миниатюрных пельмешек и с жадностью поедали их, чередуя с сыром, зеленью, овощами и соленьями. После нескольких ложек Ага остановился, медленно поднес рюмку с тутовкой к носу, втянул резкий запах алкоголя и сивушных масел, задержал дыхание и привычным движением опрокинул содержимое рюмки прямиком в горло. Жидкость мгновенно прожгла пищевод, но достигнув желудка, разлилось в нем приятным теплом и блаженством. По русской традиции, он сразу же выпил вторую рюмку, наблюдая за завистливым взглядом таксиста, громко крякнул и продолжил доедать душбару. Сейчас он был одним из многочисленных посетителей простой, деревенской забегаловки, без всякого шика и лоска, к которому он так привык. Он сидел среди простого люда, шоферов, каменщиков, рыбаков, барыг, за одним столом с таксистом, и он не чувствовал себя здесь чужим. Никакого высокомерия, чванства, брезгливости. К чему все это? Вся эта роскошь, напыщенность, звездные рестораны, мраморные стейки и дорогущие вина. Он, доктор наук, профессор, руководитель Центра, обедает вместе с деревенскими мужиками, трудягами, небритыми, сидящих в помещении в традиционных шерстяных кепках, громко разговаривающих, постоянно дымящих сигаретами, но такими добродушными, жизнерадостными, получающими удовольствие от простой пищи, дешевой водки, от общения друг с другом. Они благодарны Аллаху за возможность заработать, хоть небольшие, но трудовые деньги, за то, что хоть иногда, имеют возможность порадовать себя столь приятным застольем.
Тем временем, на удлиненном блюде, уложенные в стройный ряд, подоспели еще шипящие, лоснящиеся от жира кутабы, обильно обсыпанные сумахом.
Ага начал с мясного, свернув его пополам и не обращая внимания на жар, исходящий от кутаба, откусил большой кусок, втягивая воздух ртом, пытаясь хоть как-то его остудить. Таксист от него не отставал. Затем, очередь дошла до кутабов с зеленью. Они поливали их катыком и поглощали один за другим, ощущая невероятный аромат съедобных трав, запеченных между тонкими листками теста. Незаметно для себя и к большому удивлению таксиста, Ага без труда расправился с тутовкой и попросил еще. Довольный собой официант, взглядом говорящий: «Я же вам говорил, сам директор ее пьет!», быстренько принес второй охлажденный графин самогона.
- Пейте на здоровье, муаллим! Сейчас мясо принесу.
Несмотря на съеденное, на прокуренный зал, на постоянный гул и громкий смех, на завывание ветра в покосившихся оконных рамах, на неудобные стулья, на предполагаемую антисанитарию на кухне, аппетит у Агарагима все более разжигался, он с нетерпением ждал шашлыки.
Первыми подали шашлык из ягненка. Кусочки мяса на тончайшем ребрышке, были разложены на лаваше, обсыпаны нарубленной зеленью и луком, рядом лежали помидоры с потрескавшейся и местами обугленной кожурой.               
Ага заметно снизил темп поглощения пищи. Теперь он медленно, смакуя каждый кусочек сочного мяса молодого барашка и держась двумя пальцами за изогнутое ребрышко, обгладывал его, клал на край тарелки и тут же принимался за новый кусочек, чередуя его с запеченными на углях помидорками, из мякоти которых, при нажатии, брызгал во все стороны сок, затем, перемешиваясь с жиром, вытекшим из шашлыка, он образовывал вкуснейшую субстанцию, куда можно было обмакивать небольшие кусочки еще теплого хлеба. К удивлению таксиста, Ага опустошил второй графин самогона, так же быстро, как и первый. Он наливал себе полную рюмку, без лишних слов и неуместных тостов, опрокидывал ее, затем, продолжал есть, внимательно наблюдая за происходящим вокруг. Обнаглевший официант, предложил дополнительную порцию тутовки. На что получил резкий отказ, сник, быстрыми движениями собрал грязную посуду, но почему-то бережно отложил использованные вилки, с загустевшим бараньим салом на зубчиках, пообещал вскоре принести осетрину и убежал в сторону кухни.
Таксист, извиняясь, вытащил пачку сигарет, пластмассовую зажигалку и попросил разрешения закурить. «Кури, конечно. Я и сам покурю» - сказал Ага, потянувшись за сигаретой. Они курили молча. Таксист, с грустью в глазах смотрел в пепельницу, понимая, что такого клиента он еще не скоро встретит. Ага смотрел в окно, понимая, что ему еще не скоро удастся отобедать в столь аутентичном заведении и в такой замечательной компании. Каждый думал о своем. За окном завывал Хазри, все сильнее раскачивая деревья и вынуждая печку «джейран», гудеть еще громче. Вскоре принесли долгожданную осетрину. Два больших, с ладонь куска, нежнейшего белого мяса с оранжевой от маринада корочкой, и с почерневшими по бокам входным и выходным отверстиями от шомпола, лежали на тарелке, ожидая своей очереди. От осетрины исходил тонкий, знакомый и совсем не рыбный аромат. Приправив шашлык наршарабом, сотрапезники поедали ее не спеша, с чувством, однако, не допуская ее полного остывания. Немного обнаглевший таксист, не спрашивая разрешения, заказал чай. Официант, убрав со стола всю грязную посуду, протер клеенчатый стол видавшей виды тряпкой, затем принес чайный набор, состоящий из небольшого чайника, двух армуды стаканов, тонко нарезанных лимонных долек, лежащих на стеклянном блюдечке и сахарницы, наполненной кусочками вручную покрошенного твердого сахара. Сверху горки сахара, сиротливо лежали всего две дешевые карамельные конфеты. Они снова, синхронно закурили и еще долго, не торопясь пили чай, выпуская клубы дыма в потолок, так же, как это делали все курящие посетители столовой. Минут через сорок, после второго чайника, Ага попросил счет. Парнишка-официант, поклонился в знак понимания, подбежал к буфетчику, и они там долго что-то выясняли и записывали в ученическую тетрадку в клеточку. Затем официант направился к их столу, встал напротив Агарагима, понимая, что оплачивать будет он, боязливо, почти шепотом, объявил счет. Глаза таксиста, услышавшего устный счет, невольно округлились. Ага же, с иронией отнесся к завышенному в разы счету. Ему было все равно, одновременно и смешно, наблюдать за неуклюжей попыткой этих людей обсчитать заезжего гостя, который вряд ли когда-нибудь еще, заявится в их богом забытое заведение. Откуда им знать, что в Москве, посещая элитные рестораны, только за одну бутылку французского вина, он платил намного больше. Ага, без лишних слов достал портмоне, оплатил полагающуюся сумму, дал хорошие чаевые пацану и повару, поблагодарив их за вкусную еду и обслуживание. Они провожали его всем рестораном, до такси, услужливо открыв заднюю дверь, с пожеланием счастливого пути, хорошего здоровья, долгих лет жизни, чтобы его карман был всегда полон денег и что они всегда будут готовы его обслужить, когда бы он ни приехал.
Стемнело, когда такси остановился возле отеля. Ага, от выпитого самогона и сытной еды, проспал всю дорогу. Он щедро расплатился с таксистом, хотя тот, из ложной и напускной скромности, попытался было убедить Ага в том, что сегодня он его гость, и что ему, бедному таксисту совсем не нужны деньги, и он готов вечно возить такого хорошего человека совсем бесплатно. Все же, получив вознаграждение, таксист проводил Агарагима до входа в отель. На прощанье они пожали друг другу руки. Уже находясь в лифте, Ага постеснялся своей бестактности, а может и черствости. Он провел с человеком почти весь день, так и не удосужившись спросить его имя. Неудобно как-то получилось, не по-азербайджански это, так здесь не принято. Ну, что же, придется подстраиваться под местные нравы.
В номере отеля Ага первым делом снял с себя всю одежду, насквозь пропахшую табаком и шашлыками. Принял душ. Надел мягкий, белоснежный халат с большой эмблемой отеля. Открыл мини бар. Сделал себе коктейль из рома и колы, встал у большого окна, любуясь видом ночного Баку. Напротив его отеля, на месте «Нового Интуриста» располагался отель «Hilton». Так, медленно попивая свой коктейль и рассматривая окна противоположного отеля, он увидел мелькнувший силуэт девушки, который напомнил ему Ангелину, девушку, с которой он провел одну единственную, незабываемую ночь.
Как же это было давно. Что же с ней произошло дальше? Удалось ли ей выскочить замуж за богатого иностранца? Он помнит, она тогда мечтала бросить свое занятие, хотела семью, детей. Как сложилась ее судьба? Может ее содержит какой-нибудь высокопоставленный чиновник и она купается в деньгах и роскоши? Может судьба была к ней не так благосклонна, и она сейчас на самом дне? Жаль. Жаль он не сохранил тот клочок салфетки, на котором Ангел ученическим почерком, большими буквами и цифрами, аккуратно написала свой номер телефона и имя. Он спрашивал себя, позвонил бы он ей сейчас. Он не знал ответа. Даже если она продолжала бы жить в Баку и не бросила бы свое ремесло, увидел бы он ту самую задорную девчушку с великолепным телом. Скорее всего, нет. Вряд ли она смогла сохранить свою красоту и привлекательность при ее образе жизни. Но, несмотря, ни на что, Ага искренне желал бы видеть ее счастливой и преданной женой, матерью нескольких сорванцов, в каком-нибудь Бирмингеме, солидной дамой, напрочь порвавшей со своим темным прошлом. Время ведь не повернешь вспять. Нам не дано повторно испытать те искрометные чувства, страсти, ощущения, которые растворились в прожитых годах, оставив лишь приятные, теплые, но удручающие своей неповторимостью, воспоминания.
«Может мне в бар спуститься? Там, наверняка девушки собираются. Познакомлюсь…» - мысль о новой подружке, всплывшая на алкогольной волне воспоминаний, витиевато пробежала по его засыпающим извилинам и не найдя продолжения, провалилась в глубокий сон.

 
ГЛАВА 6
Встреча с министром, а затем и с другими высокопоставленными работниками министерства здравоохранения прошла, как писали раньше, в теплой, дружеской и рабочей атмосфере. Затем, вместе с заместителем министра и Чингизом, они поехали в Национальный Центр сердечно-сосудистой хирургии, где, в большом зале для совещаний, Искендерзаде Агарагим Мансурович и был официально представлен коллективу.
Ага выступил с небольшой речью на азербайджанском языке, которую он, не без труда подготовил накануне отъезда. Выступать на родном языке ему было непривычно, поэтому пришлось читать с листа. Ага вкратце, описал свою концепцию деятельности столь серьезного учреждения и обосновал свои требования к сотрудникам. После этого, в сопровождении Чингиза, совершил свой первый обход.
Материально-техническое состояние Центра его радовало. Здание новое, ремонт свежий и качественный, оборудование самое современное. Он задумал осуществить реорганизацию структуры Центра, объединение существующих и создание новых отделов, по более современной схеме. Так же его не устроило приемное отделение клиники, где в небольшом помещении скапливалось большое количество пациентов и сопровождающих их родственников. Ага хорошо знал, что если театр начинается с вешалки, то любая больница начинается с приемного отделения. Для создания удобства и комфорта пациентов требовалась большая реконструкция, больше пространства, больше кабинетов, больше пропускной способности.
Агарагиму не понравилось организация оказания экстренной помощи. Совковая структура приемного отделения и сам заведующий отделом, совершенно не соответствовали современным требованиям. Скорее всего он будет первой жертвой реорганизации. Ничего не поделаешь, все во благо Центра. Ага не намеревался нянчиться с кем-либо и проявлять милосердие в ненужном месте. Ему достаточно было задать несколько вопросов, и он понимал, чего стоит доктор, стоящий перед ним. Этот чудак, видимо уповая на высокопоставленного родственника, держался нарочито дерзко и высокомерно, притом, нес несусветную чушь, свято веря в свою правоту и кладезь научных знаний. Ага всегда мечтал о создании американской модели неотложной помощи. Приемное отделение должно имеет все необходимое оборудование для вскрытия грудной клетки и проведении прямого массажа сердца, всего за считанные минуты, еще до операционной, необходимо завести сердце, не дать умереть человеку и только потом, провести необходимые обследования и операцию. Он это видел, хорошо знал и не раз в этом участвовал. Он создаст все необходимое у себя в Центре, чего бы это ему не стоило. Он ведь получил карт-бланш на самостоятельное решение всех вопросов, так он им в полной мере воспользуется.
Ага, попрощавшись с Чингизом, еще раз поблагодарил его за заботу. Чингиз передал ключи и сообщил о полной готовности квартиры. Ага этому очень обрадовался, сказал, что сегодня же съедет из отеля. Затем Агарагим проследовал в свой рабочий кабинет, располагающийся на втором этаже. На массивной двери, отличающейся от всех остальных дверей Центра, красовалась золотистая табличка с надписью «Директор». Открыв дверь, Ага зашел в приемную. За письменным столом сидела строго одетая женщина и что-то печатала на ноутбуке. Она, поверх очков, с толстыми линзами, от которых ее глаза казались еще больше и круглее, посмотрела на нежданного посетителя.
- Директора сейчас нет. - громко сказала она и продолжила печатать.
- Здравствуйте, меня зовут Агарагим Мансурович. Я ваш новый директор. А вас как зовут?
- Ой, простите! Я вас не узнала! - она резво вскочила навстречу, ее щеки залились красным румянцем, - Меня зовут Сабина. Я здесь работаю помощником директора. Ну, работала…
- Да, не переживайте вы так. Работали, и будете продолжать работать. Я ведь без помощника не справлюсь. Сабина ханум, скажите, как ваше отчество?
Сабина жеманно поправила очки, затем прическу, надула губки, затем широко улыбнулась, очень довольная услышанным.
- Не надо отчество, называйте меня просто, Сабина, и пожалуйста, без «ханум». Меня здесь все так называют.
- Хорошо, Сабина, как скажете.
- Агарагим Мансурович, мне про вас говорили, что вы такой культурный и воспитанный человек. Я так рада, что вы у нас директором будете.
- Сабина, прекратите. Вот этого я больше всего не люблю. Я не нуждаюсь в похвалах, лести и комплиментах. Вы меня понимаете? Мне нужна рабочая обстановка. Все, что было до меня, сейчас же забываем, начинаем работу с чистого листа. Вам все ясно?
- Да, конечно, куда же яснее. Вот, проходите, пожалуйста, ваш кабинет. Вам чай или кофе?
- Чай хочу. - с грузинским акцентом сказал Ага, вспомнив любимый фильм, - Так же, прошу вас подготовить приказ об увольнении заведующего приемным отделением.
- Так, сразу? - удивленно, как бы про себя, шепотом, сказала Сабина.
Ага строго посмотрел ей в глаза. Сабина все поняла, повернулась и поспешила к выходу.
Сабина была из тех женщин, возраст которых сразу определить совершенно невозможно. Перед ним стояла долговязая, немного сутулившаяся женщина, с завышенной талией,  большой грудью и  плоской, невнятной попой, на тонких, но довольно стройных ногах. Большие очки и волосы, туго собранные в пучок на макушке, в сочетании с неуклюжей походкой и кокетливым поведением, придавали всему ее облику некую комичность. Ее тоскливый взгляд выдавал одиночество, похороненные амбиции, кучу комплексов и слабую надежду на счастливое будущее.
Агарагим не замечал, как проходили дни, недели, месяцы. Он был так увлечен новой работой, что и не заметил, как пролетели два года его директорства. Просыпался он рано, тщательно, как и всегда брился, принимал душ, затем легкий завтрак. Зачесывая назад поредевшие и поседевшие волосы, он в отражении зеркала видел стареющего мужчину, с многочисленными, но еще не углубившимися морщинками, и с намечающимися мешочками на нижних веках. Несмотря на неминуемые возрастные изменения, Ага все еще считал себя привлекательным мужчиной. Главное, он не остыл к женщинам. Они ему все еще нравятся, он их хочет, разных, оформившихся дамочек с привлекательными формами или совсем молоденьких и хрупких девушек, не имеет значения. Он был и все еще остается настоящим мужчиной, самцом, охотником. Да, как хотите это называйте. Разве это плохо? Он каждый день ловил восхищенные, а иногда и томные взгляды некоторых привлекательных женщин, работающих в его подчинении. Ага прекрасно понимал, между ними идет борьба за пустующее место фаворитки и любовницы директора.
Многие недоумевали, как же он столько времени держится, отказываясь от соблазнительных предложений и намеков? Конечно, стоило ему только пальцем поманить, и одна из номенанток, тут же оказалась бы в его постели, мечтая о карьерном росте и наслаждаясь завистью соперниц. Больше всего он не хотел именно такого рода отношений, последующих за этим сплетен и ненужных тошнотворных обсуждений его личной жизни. Ага держался строго и нарочито высокомерно, тем самым, отгородившись от ненужных ему предложений, вырабатывал свой стиль руководителя, соответствующий его характеру и мировоззрению. Среди коллектива Агарагим слыл жестким, но в тоже время, справедливым руководителем, с незапятнанной порочными связями, репутацией.
Каждое утро он надевал свежую, белоснежную сорочку, галстук, которого раньше терпеть не мог, и дорогущий костюм, итальянского пошива, из тончайшей английской шерсти. К туфлям у Агарагим было особое, трепетное отношение. Он обожал качественную обувь, только из натуральных материалов, никакой резины быть не должно. Предпочтение он отдавал итальянским обувщикам, зимнюю обувь носил немецкого производства. Его туфли всегда сверкали новизной и высоким качеством исполнения. Несмотря на большую коллекцию, каждый раз, возвращаясь из-за рубежа, Ага привозил себе новую пару туфлей, соответствующий кожаный ремень и портмоне из того же материала. Он не в силах был удержаться от очередной дорогостоящей покупки, чем вызывал справедливые нарекания от Наты. Персональный автомобиль подъезжал ровно в восемь утра. У него было еще минут двадцать, для утренней прогулки по близлежащему парку. Гуляя по мощенному гранитными плитами парку, Ага планировал предстоящий день. Ему нравилось наблюдать за утренней суетой опаздывающих в школу детей в сопровождении с ворчащих мам или бабушек. Он проходил мимо пустующих скамеек и еще не включенного фонтана, мимо киоска, владелец которого и возможно, одновременно бессменный продавец, не спеша раскладывал свой незамысловатый товар. В былые времена, каждое утро, по пути на работу, Ага покупал свежую газету. Сейчас газеты почти не продаются. Интернет вытеснил все и вся. Даже живое общение, даже секс. Невозможно в это поверить, но он стал виртуальным. Куда мир катится?
Через две недели у Рустама с Мариной свадьба. Они всю подготовку сделали сами, без его участия. Все правильно, так и должно быть. Они взрослые и самостоятельные люди. Ага от всей души желал им счастья. После свадьбы они уедут в свою первую дипломатическую командировку. Повезло, что в Европу, а не куда-нибудь в Уганду или Мозамбик. Ну, уж, в этом заслуга родителей Марины, имеющих хорошие связи в МИДе. Его родные женщины остаются в Москве вдвоем, без мужчины в доме. Уговаривать их переехать не имеет смысла, они упрямятся и не хотят покидать Москву. Он думал о том, что рано или поздно, Вафа встретит достойного человека и выйдет за него замуж. Ага сильно переживал за ее неустроенность и одиночество. Ната останется совсем одна. Может тогда образумится, переедет жить в Баку? Он очень скучал по ней. Ему не хватало ее заботы и ласки. Он, возвращаясь с работы, приходил в пустую квартиру, где его никто не встречал с улыбкой и радостью, а утром, уходя, он запирал дверь на ключ. Раньше он этого никогда не делал. Те, редкие приезды Наты в Баку, в месяц раз или два, на праздники чуть больше, не давали ему полного ощущения семьи. Ната приезжала в чужую ей квартиру, в чужой город, чужую страну. Да, они неплохо проводили время. Ага водил ее по лучшим ресторанам, делал дорогие подарки, как мог, развлекал. Он каждый раз с нетерпением, ждал ее приезда. Он набрасывался на нее как молодой любовник, истосковавшийся по своей возлюбленной, обнимал ее, целовал, ласкал. Ей это, конечно же, нравилось. Ей нравилось, что муж все еще ее любит, скучает по ней. Но, в постели Ага ощущал холод. Он не чувствовал взаимности, той былой страсти, желания угодить супругу, порадовать его жаркими объятиями и нежными ласками. В интимном отношении она изменилась до неузнаваемости, будто с ним в постели лежала совсем чужая, холодная женщина. Ага очень старался, но как у выгоревших угольков костра, сколько не дуй на них, пламя не вспыхнет, и только за серой кожицей, покажется его красное сердечко, которое через миг остынет, превратившись в безжизненную золу.
Он ведь доктор, профессор, образованный человек, прекрасно знающий физиологию, и про понижение уровня половых гормонов у женщин в климактерическом возрасте. Конечно, он все понимал, но не хотел верить в ее угасание. Ага искал вину в себе, в своей неверности, в своих многочисленных изменах, о которых Ната догадывалась. Возможно, она это все чувствовала, знала, обижалась на него и вот, с возрастом, полностью остыла к мужу? А вдруг у нее кто-то появился? Ната шикарно выглядит, сохранила свою красоту и женскую привлекательность. Может она завела себе молодого любовника? Возможно ли это? Нет, нет, нет и нет! Никогда Ната на это не пойдет. Он в ней уверен. Всегда ей доверял, знал о ее добропорядочности. Она настоящая восточная женщина, все вытерпит, через все пройдет, но мужу не изменит.
Подъехавший служебный автомобиль неизменно черного цвета, прервал его нерадостные беспокойства. Он сел на заднее сиденье, так положено начальству, поздоровался с шофером и укатил на работу. Его ждал очередной насыщенный событиями день, состоящий из утренней пятиминутки, обхода больных, нескольких серьезных операций, затем осмотра вновь поступивших пациентов, под конец рабочего дня он собирал к себе аспирантов, и с каждым в отдельности обсуждал диссертацию, наставлял и направлял.
Сабина постепенно превращалась в преданного Санчо Панса. Она всеми силами пыталась оградить Агарагима Мансуровича от назойливых посетителей и учеников, сильно беспокоясь за здоровье своего начальника. Такие нагрузки, да еще в таком возрасте к хорошему не приведут. Сабина приносила ему чай и каждый раз на маленькой тарелочке какой-нибудь кексик или кусочек пирога, произведенный собственными руками накануне. Надо сказать, что кондитер из нее был, никудышный. Ага делал довольный вид, говорил, что очень вкусно, съедал пару ложек клеклого теста, затем, незаметно для нее, опустошал тарелку в мусорный ящик. Сабина же, находилась в полном восторге, шеф принимает ее заботу, ей это было нужно, ведь кроме разжиревшего кота, ей не о ком было заботиться. Она направила всю, накопившуюся годами мощь материнского чувства, на бедного Агарагима. Удивительно, но он совершенно не сопротивлялся. Сабина всегда знала, кого нужно и можно пропускать в его кабинет, если кто-то слишком долго задерживался, она под любым предлогом заходила в кабинет шефа, строила посетителю страшные глаза, непременно указывая на выход.
Ага набрал по внутреннему телефону:
- Сабина, забронируйте, пожалуйста, для меня билет на следующую субботу, самый ранний рейс на Москву.
- Как всегда бизнесом полетите?
- А что, что-то изменилось?
- Нет, конечно, не дай бог! Я просто спросила, чтобы уточнить. Обратно, когда?
- В воскресенье, вечерним рейсом полечу.
- Агарагим Мансурович, я вот сейчас посмотрела, вечером только «Аэрофлот» летает.
- Берите «Аэрофлот», у них такие симпатичные стюардессы работают.
- Ах, Агарагим Мансурович, как же вам не стыдно.
- Сабина, вы хотите сказать, что я уже старый и не должен любоваться молоденькими стюардессами?
- Ну, что вы! Я совсем не это имела ввиду. Не обижайтесь на меня. Я иногда такое сморозить могу.
- Сабина, я шучу. Вы правы, действительно, в мои годы довольно поздно засматриваться на молоденьких стюардесс.
- Не беспокойтесь, я все сделаю. Здесь вас девушка дожидается, к вам просится, говорит, в аспирантуру поступила, мечтает, что бы вы были ее руководителем. Сказать, чтобы завтра зашла, после обхода?
- А, она симпатичная?
- Агарагим Мансурович, что с вами сегодня? Очень даже симпатичная девушка, только по-русски совсем не понимает.
- Пусть заходит.
Постучавшись, в кабинет вошла среднего роста, худенькая девушка. Она обладала изящной, без выдающихся форм, фигуркой. Ее черные волосы были туго затянуты на затылке в длинный, густой хвостик. Красивые, утонченные черты лица, с выраженными скулами, миндалевидные черные глаза, обрамленные загнутыми к верху натуральными ресницами, аккуратные брови на высоком лбу, пухлые губы, а главное, что придавало ей особый шарм, это смуглый цвет ее тончайшей и идеально гладкой кожи. На маленьком, явно прооперированном и слегка вздернутом носике, чудом держались большие очки в роговой оправе. Одета она была в черный, классический, деловой брючный костюм и белоснежную шелковую блузку, застегнутую на все пуговички. На ее лице косметики почти не было, за исключением подведенных глаз и помады, на пару тонов темнее ее кожи. Так же, совершенно отсутствовали сережки, кольца, браслеты и цепочки, с чем Ага усиленно боролся все эти годы. Он сначала убеждал, затем стал запрещать своим сотрудницам надевать на работу золотые украшения или бижутерию. Не имеет значения, врач, медсестра, санитарка, кухарка, гардеробщица, они не должны в лечебном учреждении выглядеть как новогодние елки. Ага сильно раздражали такие особы, да еще с распущенными поверх белого халата волосами. Разрешались только обручальные кольца и скромные, не висячие сережки. В самом начале, сотрудницы на его замечания особенно не реагировали, но после парочки увольнений, все поняли, директор не шутит.
Девушка ему сразу понравилась, своей опрятностью, строгостью, деловитостью, да, просто, необычной красотой, больше походила на балерину или учительницу математики, чем на кардиохирурга. На вид ей было лет под тридцать. Позже, по ее документам, Ага поймет, что не ошибся, на глаз определяя возраст посетительницы. Ей было двадцать девять лет, звали ее Бахар Бензекри.
Бахар родилась в смешанном браке, папа родом из Туниса, мама азербайджанка. Ее отец, Карим Мостафа Бензекри, в советское время, учился в Баку, в АзИНефтеХим, где и познакомился с мамой Бахар. Ее семья была резко против такого интернационального замужества, но Фируза, так ее звали, никого не послушалась, настояла на своем и к окончанию института вышла замуж за Карима, высокого смуглого парня с черными, густыми, волнистыми волосами, безумно влюбленного в маму Бахар. Именно от отца Бахар передались шикарные волосы, смуглая кожа и огромные, черные глаза, в которых профессор чуть не утонул, с первого взгляда.
Агарагим встал со своего удобного кресла, подошел к гостье и протянул ей руку. В своей ладони он ощутил теплую, сухую ладошку, с изящно ровными и длинными пальцами, ногти которых были коротко острижены и покрыты почти бесцветным лаком. Белесая внутренняя поверхность ее ладони, контрастировала со смуглой наружной поверхностью. Бахар совершенно не нервничала, держалась гордо и уверенно.
Ага указав на кожаный диван, попросил ее присесть. Сам сел рядом. Вошедшая с подносом, на котором стояли два стаканчика чая и сладости, Сабина, сделала ужасно круглые глаза, ее выщипанные брови, ниточкой взлетели вверх и застыли в неестественном положении. От удивления необычным поведением шефа, она остолбенела с подносом в руках.
За два года работы, Сабина не припоминает, чтобы Агарагим Мансурович, кого-нибудь сажал на диван и сам садился рядом. Особо уважаемых гостей он сажал за стол, а сам садился напротив, тем самым демонстрируя равное положение. Сегодня же, какую-то смуглянку, он без зазрения совести, сажает возле себя, широко и приветственно улыбается, глаза его блестят как у молокососа, которому показали кусочек сиськи.
«Ничего себе! - подумала она, - Добром это не кончится».
Громкое обращение шефа, заставило ее выйти из ступора.
- Что же вы так застыли, Сабина? Наш чай сейчас совсем остынет!
- Ах, да, простите, Агарагим Мансурович, я задумалась.
- На сегодня вы мне больше не нужны, можете идти домой.
- Я вообще-то не тороплюсь, могу остаться, вдруг вам что-то понадобиться.
- Не понадобиться. Идите, Сабина, идите.
- До завтра, Агарагим Мансурович. - сделав скорбное лицо, широким шагом прошла к двери, затем на мгновенье, остановившись, повернула голову, с укором и обидой посмотрела на Агарагима, хрипло сказала, - До свидания! - и тихо закрыла за собой дверь.
«Какие же неблагодарные эти мужчины» - думала она, меняя рабочую обувь, на полусапожки. Затем, сидя на диванчике, вытянула вперед ногу, туго обтянутую черными колготками, любуясь своей длинной голенью и узкими щиколотками. «Не понимаю, что им еще нужно? А вот какой-то щуплой пигалице, такое внимание оказывает!» - с этими мыслями, Сабина покинула свой пост. Настроение ее было пасмурное, подстать дождливой, мартовской погоде. Она была достаточно умна, чтобы не понять произошедшее. Ее шеф, такой серьезный человек, влюбился как мальчишка.
«Ну что же, в таком случае посмотрим очередную серию «Служебного романа» - думала она, раздраженно топая по лужам и не обращая никакого внимания на мокрый подол юбки и промокшие колготки.
Тем временем, Бахар, ошеломленная неожиданно теплым приемом и недоброжелательностью секретарши директора, сконфузилась и не знала, как себя вести. Из услышанного диалога на русском языке, Бахар почти ничего не поняла. Ага почувствовал в ней нарастающую тревожность, взял себя в руки и дальнейший разговор проходил в более чем официальном тоне.
Он попросил ее, подробно рассказать о своем образовании, квалификации и дальнейших планах, связанных со специальностью.
Бахар, осознав ошибочность своих опасений, увидела перед собой интеллигентного, стареющего мужчину, внешность которого еще сохранила остатки былой красоты и брутальности.
Бахар говорила, скорее всего, на турецком языке, с примесью азербайджанских слов и оборотов. Ага, будучи не слишком силен в турецком языке, часто переспрашивал, но разговор клеился удивительно легко, несмотря на незначительный языковый барьер. Бахар рассказала про своих родителей, о том, что родилась в Баку, а в возрасте пяти лет они переехали в Тунис, где она училась в школе на французском языке. Когда ей было шестнадцать лет, Карим нашел престижную работу в Стамбуле, куда они и переехали. Окончив школу, Бахар поступила на медицинский факультет университета Хаджеттепе, в Анкаре. Тем временем, отношения родителей расстроились, отец ушел к другой женщине. Фируза вынуждена была вернуться в Баку к своим пожилым родителям. Бахар с отличием окончила университет, поступила в резидентуру по специальности кардиохирургия, в дальнейшем специализировалась по специальности инвазивная кардиология.
В Баку Бахар переехала из-за мамы, чтобы не оставлять ее одну со старыми родителями.
Ага и сам, наряду с операциями, занимался инвазивной кардиологией, одним из самых современных направлений кардиологии, большое внимание уделял отделению «Инвазивной кардиологии и коронарографии сердца», гордился им, собрал там молодых, грамотных, амбициозных врачей, с западным образованием и мышлением. Конечно же, он найдет свободную ставку для Бахар. Главное, чтобы она его не подвела и доказала, что достойна работать в его Центре.
Бахар, еще долго перечисляла манипуляции, которые она освоила в Турции, называла имена известных ему профессоров, ее учителей и наставников. Она уважительно, на турецкий манер, обращалась к Агарагиму «ходжа»
Агарагиму не нравилось, когда его так называют. Это слово, созвучно со словом «годжа», что в азербайджанском языке означает старик. Слово резало его слух, вроде к нему обращаются, «мой старик». Как же такое может нравится? Ему больше подходило обращение «муаллим», арабское слово, заимствованное тюрками, также означающее учитель или наставник, которым широко пользуются в азербайджанском языке, при уважительном обращении к старшему по возрасту мужчине, учителю, доктору, чиновнику, тестю, соседу, не имеет значение, этим выражается уважение к своему собеседнику.
Но, сейчас, обращение к нему, «ходжам», со стороны Бахар, он воспринимал спокойно, решив не торопить время.
Они еще долго пили чай и беседовали. Ага не хотел прерывать разговор. Ему нравилось сидеть рядом с такой необычной, молодой и чертовски привлекательной женщиной. Он тайком изучал ее, с наслаждением вдыхая ее аромат. Ее взгляд, ее милая улыбка, ее плавные движения, и даже, то, с какой изысканной манерой она пьет чай, вызывали в нем умиление и восторг. Осознание, что это очередной подарок судьбы, ниспосланный ему после нескольких лет проведенных в одиночестве, пришло к нему как-то сразу и разлилось необъяснимым теплом по всему телу.
Бахар не была целомудренна. Ага это понял сразу, по ее взгляду, улыбке, движениям. Он это видел, он это чувствовал. Своим нутром, интуицией, каждой своей клеткой, каждым нервом, каждым своим волоском он ощущал ее хрупкую мощь. Он и сам не смог бы это объяснить. Просто, не задумываясь, не размышляя и тем более ничего не фантазируя, он вдыхал исходящее от нее пьянящее тепло.
Так же, как и всё живое на Земле, свежим ранним утром, с упоением поглощает первые, ласковые лучи восходящего Солнца, совершенно не задумываясь о том, что всего через несколько часов, придется прятаться от его испепеляющего жара.
Ему было уже всё равно. Опьяненный ее энергией, он вновь ощутил забытое чувство внутренней дрожи, трепета от выброса гормонов счастья, так давно не циркулировавших в его пожилой крови.
Их первая встреча, как бы ему не хотелось, должна была закончиться.
Ага всегда был корректен и четко соблюдал рамки приличия. Бахар, итак, слишком уж долго задержалась в директорском кабинете.
Он встал с дивана, подошел к окну, с видом на большую площадку перед входом в Центр. Уже стемнело. Сильный дождь наискосок пронзал свет, исходивший от уличных фонарей, установленных по периметру площадки. За ними, ближе к забору, под натиском порывистого ветра, симметрично раскачивались стройным рядом, высокие елки.
- Погода, дрянь! - сказал Ага, обращаясь к Бахар. Она только улыбнулась в ответ.
- Ты где живешь? - неожиданно перейдя на «ты», спросил он.
- Мама, со своими родителями, живет далеко, в Ахмедлах. Я квартиру снимаю, на Ясамале, мне так удобнее и ближе.
- Так я тебя подвезу. Промокнешь при таком ливне.
- Ходжам, не стоит, я сама доберусь. Не беспокойтесь.
- Да, какие тут беспокойства?! Как говорят, в такую погоду, хороший хозяин, даже свою собаку на улицу не пустит. Я не позволю, чтобы мой новый и очень перспективный сотрудник промок и заболел. Прошу, не отказывайся.
- Если вы настаиваете, я согласна.
- Тогда спускайся в холл и жди меня там.
Бахар вышла из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Агарагима мало волновало тот факт, что на удивление спешащих домой работников Центра, он уедет не один, а в сопровождении таинственной незнакомки.
Ага, до сих пор, имел безупречную репутацию, которую, как он думал, трудно будет чем-либо подпортить.
«Подумаешь, подвезу домой молодую аспирантку. Что тут крамольного? Ведь промокнет! Жалко девушку, да и кадры беречь надо» - размышлял Ага, торопливо надевая плащ. Возле лифта, Ага набрал водителю: «Фазиль, подгони машину прямо к выходу. Я через пару минут буду. И не один, а с нашей новой сотрудницей. Она любезно согласилась, чтобы мы ее подвезли домой. Главное, ты молчи. Ни одного слова! Понятно? Не то, уволю, к чертям собачим!»
Фазиль был водителем «от бога», такими не становятся, такими рождаются, чтобы всю свою сознательную жизнь провести за рулем персонального автомобиля, по ходу, развлекая хозяина свежими и не очень, анекдотами и байками. Ага беспокоился, вдруг Фазиль, в присутствии Бахар, не выдержит и начнет рассказывать свою очередную, пошлую глупость. Сказать, что Фазиль его раздражал, нельзя. Наоборот, по утрам, по дороге на работу, он развлекал Агарагима, перед очередным трудовым днем. Он был опрятен, не курил, пунктуален и услужлив, водил без лишних нервов и эмоций, автомобиль всегда в идеальном состоянии. Ну, где сыщешь такого водителя? Единственный его минус, это чрезмерная болтливость, на что приходилось закрывать глаза. Но, сейчас, Ага хотел одного, чтобы он заткнулся и молчал всю дорогу.
Спустившись в холл, Ага, в приглушенном освещении конца рабочего дня, не сразу разглядел знакомый силуэт Бахар, одиноко стоящей в самом дальнем углу. Он остановился в метрах пяти от автоматически открывающихся дверей Центра, не обращая никакого внимания на пробегающих мимо сотрудников. Бахар, не сразу сдвинулась с места, секундная пауза, означала сомнение, нерешительность, возможно боязнь новых отношений. Она ведь не дурочка. Ей не нужно было лишних слов, романтических признаний, слезливых обещаний вечной любви, огромных букетов цветов. Она через все это уже прошла и была достаточно опытной в отношениях с мужским полом. Ей достаточно было всего одного взгляда, чтобы понять, что происходит. Профессор, не зависимо от себя, весь этот вечер пожирал ее глазами. Бахар все видела и все осознавала. Она знала себе цену. Цену своей красоты, ума, интеллекта. Это по молодости, пылкие признания ухажеров, могли вскружить ей голову. Но, не сейчас. Бахар повзрослела, влюбчивость прошла, уступив место осознанным поступкам, некому прагматизму. Конечно же, стать любовницей своего наставника, директора, человека, с помощью которого ее карьера может взлететь до невероятных высот, опережая, возможно более талантливых конкурентов, это заманчивая перспектива. Она прекрасно понимала, ей выпал джекпот, совершенно нежданно, в одно мгновенье ей удалось овладеть помыслами, и не исключено даже, сердцем столь влиятельного в медицинском мире человека. Мечта! Да, он несколько старше нее. Несколько? Пусть так, разница в возрасте огромная, он годится ей в отцы. Ну и что же? Отказываться от своего шанса? Она ведь ни в чем не виновата, глазки ему не строила, не кокетничала, вела себя достаточно скромно. Ага влюбился как мальчишка, с ее первого взгляда, с ее первого слова, с ее первой, белоснежной улыбки. Сколько подобных пар, с большой разницей в возрасте? Наверное, много. В таких взаимоотношениях каждый получает свое. Один получает молодость, темперамент, грациозность, задор и веселье, дополнительный стимул к существованию, взамен скучной старости. Другой же, получает уверенность в завтрашнем дне, отеческую заботу и ласку от многоопытного партнера, не зацикленного на количестве половых актов и на своем эгоистическом удовлетворении. Наоборот, чем старше мужчина, тем больше он думает о чувствах партнерши, стремясь доставить ей побольше наслаждения. Агарагим все еще крепкий мужчина, это видно по телосложению, осанке, движениям и даже взгляду. Во время их разговора и чаепития, он раздевал ее глазами, сканировал, пытался в мыслях овладеть ею. Его неумелые попытки скрыть свое возбуждение, за умными, научными разговорами, были неубедительным. Бахар держалась невозмутимо, только зардевшиеся щечки выдавали ее мысли. То, что он женат, тоже не имеет значения. Во всяком случаи для нее. Пускай сам решает семейные проблемы со своей стареющей супругой. Если ему нужна молодая партнерша, так почему на ее месте должна быть другая женщина? Бахар знала, она не упустит такой шанс. Но, не так быстро, дорогой. Ага, тебе придется немного потерпеть. Лакомый кусочек так просто не достанется, но и тянуть с этим она долго не собиралась. Вдруг, он остынет к ней, передумает, или еще хуже, другая, молоденькая и симпатичная аспирантка замаячит на горизонте профессорского либидо.
С такими мыслями, промелькнувшими в ее голове, всего за несколько минут ожидания, она сделала уверенный шаг в сторону стоявшего у выхода Агарагима.
Они направились к подъехавшему седану. На мокрых, мраморных ступеньках Центра, Агарагим, почтительно поддержал Бахар за локоток. Фазиль, остолбенев от незнакомой ему ситуации, в самый последний момент выскочил из машины и без слов, открыл для Бахар левую, заднюю дверь. Ага, стоя под проливным дождем, с восхищением наблюдал за ее грациозной посадкой на задний диван автомобиля. Ее манеры были присущи дамам из высшего общества. Бахар не плюхнулась на сиденье, как это делает большинство женщин. Она неторопливо присела, затем соединив коленки и вытянув носки, элегантно занесла обе ноги в салон автомобиля, разместившись чуть глубже и удобнее, она поправила прическу и тут же пристегнулась. Ага притормозил намерение Фазиля, открыть и ему дверь, указав на водительское место.
Когда все расселись, Фазиль вопросительно посмотрел на шефа.
- Фазиль, мы отвезем Бахар ханум на Ясамал, потом домой, - поняв немой вопрос водителя, сказал Ага и обратился к Бахар, - Назови, пожалуйста, свой адрес.
Бахар назвала адрес. По дороге все молчали. Бахар с безразличием смотрела на мокнущий за автомобильным окном город. Ага смотрел в ее сторону, разглядывая в темноте салона, утонченные очертания своей спутницы, изредка освещаемые фарами встречных автомобилей. Фазиль же, с нечеловеческим усилием сдерживал словесное извержение, пытаясь, хоть как-то, хотя бы мимикой, выразить свое удивление происходящим.
По сути, ничего сверхъестественного не происходило. Агарагим Мансурович предложил подвезти девушку домой, тем более в такой дождь. Но, за последние два года работы с шефом, в этой машине, кроме Натаван ханум и Вафы, изредка навещающей отца, никаких других женщин не подвозили. И вдруг, такая красотка.
«А шеф то, весь сияет от счастья. Ему бы в зеркало посмотреть» - думал Фазиль, подозревая о появлении новой хозяйки: «Ай да шеф, молодец! Дай Аллах ему силы и здоровья!»
На подъезде к кругу «Гялябя», Фазиль, резче обычного, выполнил вираж, машину слегка качнуло. Правая ладонь Бахар, лежащая на кожаном диване, заднего сиденья "Камри", слегка скользнула вбок, кончик ее мизинца нечаянно дотронулся до пальцев Агарагима. Он почувствовал ее нежнейшее прикосновение. Однажды, очень давно, с ним почти тоже самое уже происходило.
Ага напрягся, ожидая, что Бахар уберет пальчик с его руки. Но, нет! О, счастье! Она не отодвинула мизинец, наоборот, как бы невзначай, накрыла его ладонь своей ладонью. Как же ему было приятно. Тепло разлилось по его телу. Бахар сделала ответный ход, означающий, как минимум, разрешение за собой поухаживать. Это было многообещающим началом их отношений. Они оба, в те минуты, не могли знать, что их ждет в будущем, они и не хотели гадать, просто надеялись на что-то новое и хорошее.
Тойота остановилась у подъезда пятиэтажной «хрущевки». Фазиль вышел, и открыл пассажирке дверь.
- Разрешишь тебя проводить? - спросил Ага.
- Не стоит, ходжам. Я сама дойду. Спасибо. До свидания.
- До встречи Бахар.
Бахар побежала к неосвещенной двери подъезда, ловко перепрыгивая через лужи.
- Ну, что стоим? Поехали домой. И, молчи Фазиль, молчи, мне нужно подумать, - сказал Ага, закрыв глаза и запрокинув голову на подголовник.
Он не хотел, чтобы кто-либо, и тем более нагловатый Фазиль, отвлекал его от приятных грез, связанных с девушкой, с которой он, каких-то пару часов назад, еще не был знаком. Сейчас же, он сладострастно вспоминает ее невинное прикосновение. Он все еще ощущает ее нежную ладонь, боясь шелохнуться, чтобы не растерять, драгоценное, тактильное послевкусие.
Фазиль включил «Джаз ФМ», это был единственный радиоканал, которому отдавал предпочтение его уважаемый пассажир. Сам он,всей душой ненавидел джаз и в отсутствии шефа, слушал совсем другие каналы.
Салон авто наполнила спокойная музыка, в стиле босанова.
Двое, достаточно пожилых певцов, умудренных житейским опытом, смуглых, седых, в старомодных кепках, больше похожих на рыбаков с близлежащего причала, с лицами, пропитанными морской солью и исчерченными вдоль и поперек, глубокими бороздами морщин, вдохновенно и с сияющими от счастья глазами, исполняли незамысловатую песенку, под названием «Um Novo Amor Chegou».
Агарагим впервые слышал эту песню, он не знал, кто поет и тем более, он не знал португальский язык. Но, легкая, расслабляющая музыка и хриплые голоса певцов, странным образом, оказались логическим завершением его нового знакомства.
Ага, тогда еще не знал, что в переводе песня называется «Возникла новая любовь». Еще он не знал, что и Бахар, так же, как и он, полюбит ее, что она будет звучать при каждой их встрече, что они будут танцевать под нее, ласкать друг друга, что она станет музыкальным символом, неким гимном их новой любви.
Дома, он долго не мог уснуть, ворочался, временами, опьяненный новым знакомством, проваливался в сон, но тут же просыпался. Ее образ снова и снова возвращался к нему, заставляя его сердце трепетать, как это было молодости. Ага вспомнил, как после первой встречи с Натой, так же билось сердце, ее образ, блеск ее глаз, загадочная улыбка, будоражили его воображение, не давая уснуть. Как же давно это было! Его захлестнула волна эмоций, он кувыркался в струях дежавю, улыбка Бахар, сменялась на улыбку Наты. Они появлялись, то вместе, то раздельно, обе молча, смотрели на него, исполняя загадочный хоровод соблазняющих взглядов, жеманных гримас, надутых губок и хлопающих ресниц. Он был влюблен в обеих сразу. В ту, юную озорную Нату и нынешнюю, очаровательную Бахар. Он не имел права выбора. Он и не хотел выбирать. Они были чем-то похожи, и в тоже время такие разные, и такие красивые…
               

 
ГЛАВА 7
На следующий день, после оформления документов, когда Бахар была уже принята на работу в отделение «Инвазивной кардиологии и коронарографии сердца», на утренней конференции, Агарагим, сам, лично, представил коллективу новую сотрудницу. Он попросил ее подойти к трибуне и немного рассказать о себе.
Прежде, никогда такого не было, чтобы директор лично представлял новых сотрудников. Это за него делал главный врач Центра, а чаще всего появление ново-го сотрудника проходило совершенно незаметно. Приходил новый доктор, садился на свободное место, затем приступал к работе. Знакомство проходило в рабочем режиме. Но, только не в этом случаи. Ага и не пытался скрыть свою радость, он гордился своим новым доктором, как никогда раньше, широко улыбался, шутил, сказал много теплых слов и пожеланий успешной деятельности. Поведение директора вызвало волну шепота и недвусмысленных мимик в белоснежных рядах сотрудников. Ему было на это наплевать. Он как будто бы пытался всем продемонстрировать свое отношение к Бахар, косвенно намекая на появление фаворитки.
Бахар же, нисколько не смущаясь, коротко, но четко и слаженно, на хорошем литературном азербайджанском языке, рассказала про себя и про свои планы, правда, без всех подробностей.
Она в этот день выглядела обворожительно. Белый медицинский халат, одетый поверх черного, обтягивающего стройную фигурку, платья, чуть прикрывающего колени, с небольшим передним разрезом, очень подходил к ее смуглой коже. Строгость и официальность ее внешности, придавали телесного цвета колготки и черные туфельки, на не очень высоком каблуке.
Держалась она уверенно, а от ее походки замер весь зал. Мужчины от восторга глотали слюну, женщины задыхались от зависти. Все терялись в догадках. Откуда директор нашел такую красотку? Она уже его любовница или это чуть позже? Каковым будет ее влияние на директора, да и на деятельность всего Центра?
Одним словом, шоу удалось! На несколько минут весь коллектив, позабыл свои рабочие обязанности, пациентов, операции, осложнения, научную деятельность, карьеру. Интересовало только одно. Кто такая эта Бахар Бензекри? Из сомнамбулы их вывел громкий голос Агарагима: «Всем спасибо. Удачного дня».
Зайдя в комнату ожидания, там, где обычно сидит секретарша, каждое утро улыбчиво приветствуя своего шефа, он с удивлением обнаружил пустое кресло. Подойдя к столу, набрал по внутреннему телефону отдел кадров.
- Доброе утро. Говорит директор.
На другом конце провода гробовое молчание.
- Вы меня слышите? Это Агарагим Мансурович. Отвечайте.
- Ой, простите Агарагим муаллим. Я так опешила. Вы ведь сами к нам никогда не звонили. Я вас слушаю.
- У меня к вам вопрос. Где Сабина? Почему ее нет на рабочем месте?
- Сабина мне на мобильный звонила, минут двадцать назад, сказала, что сильно заболела, простудилась, вызвала врача и открыла бюллетень. Возможно, ее не будет пять-шесть дней.
- Почему мне никто не доложил?
- Я собиралась, но вы меня опередили.
- Долго вы собирались.
- Агарагим Мансурович, не волнуйтесь, я вам взамен девочку пришлю, она Сабину заменит.
- Хорошо, присылайте, только объясните заранее, что надо делать.
- Будет сделано.
Он набрал мобильный номер Сабины, она долго не брала трубку.
Когда ответила, Ага не узнал ее голос. Осипшая, хрипящая, с надрывным кашлем, не дающим нормально разговаривать. Сабина с трудом выговаривала слова, задыхалась.
- Сабина, где вы умудрились так простудиться?
- Ну, как где? Вчерашний ливень помните? Я так промокла, вы не представляете! Потом еще, пришлось долго автобус ждать, на остановке. Вечером был озноб, а на утро, ужас! Температура, кашель, все кости болят! Я, наверное, умру!
- Не говорите глупости! От бронхита еще никто не умирал.
- Простите меня, Агарагим Мансурович, я вас одного там оставила. У вас же есть кому за вами поухаживать?
- Не переживайте, мне сейчас с отдела кадров девочку пришлют.
- Кого? Кямалю?
- Я не знаю, возможно и Кямалю.
- Много она понимает, эта ваша Кямаля! Завалит всю работу! Как пить дать! Может, я соберусь силами и приеду?
- Нет, Сабина! Мне такие жертвы не нужны.
- Жаль, что не нужны.
- А, в прочем собирайтесь. Я сейчас за вами Фазилька пришлю.
- Серьезно?
- Конечно, серьезно. Мы вас в люкс уложим, рентген сделаем, кровь проверим, подключим антибиотики, витаминчики, трехразовое питание, обеспечим необходимый уход. Быстрее поправитесь. Соглашайтесь, не то Скорую пришлю с бригадой санитаров.
- Вечно вы шутите. К чему такие беспокойства? Я сама привыкла справляться. Отлежусь пару дней и выйду на работу.
- Сабина, мне ваш кашель не понравился, может на пневмонию перейти. Так что, собирайтесь. Это приказ.
- Ну, раз приказ, тогда, слушаюсь и повинуюсь, мой господин.
- Сабина, прекратите, у меня времени мало, здесь полно посетителей, телефон разрывается, я без секретаря, а вы еще капризничаете. Через двадцать минут Фазиль будет у вас под домом. Понятно?
- Хорошо, хорошо, только не нервничайте.
Ага дал отбой. Его мучила совесть. Ведь мог бы и Сабину подвезти домой. Тогда бы она не заболела. Он ценил ее преданность и трудолюбие, особенно сейчас, когда он в ней остро нуждался.
Кое-как, разобравшись с утренней суматохой, Ага позвал главврача на обход клиники. Яшар, был человеком маленького роста, склонный к полноте и облысению. Всю жизнь он тяготел к административной деятельности, грамотно писал, имел врожденные дипломатические способности, мог найти выход из любой затруднительной ситуации. В Центре он исполнял роль громоотвода или некого амортизатора, в тоже время не был склонен к сплетням и подхалимству. Не сказать, что Ага его очень любил, но точно ценил, как нужного Центру человека.
Яшар немного удивился несвоевременным обходом, но не проронил, ни слова. Они встретились в холле и в сопровождении старшей медицинской сестры клиники, приступили к обходу. Обычно обход длился долго и досконально. Сегодня же, Агарагим провел его вскользь. Самым дальним отделением, было отделение, в котором начала работать Бахар. Он стремился поскорее навестить ее, посмотреть, как она устроилась. Обход был только предлогом. Это, Яшар, понял почти сразу, но не подал виду, в отличие от старшей медсестры, то и дело строящей удивленные глаза.
Наконец-то они добрались до нужного отделения. Заведующий был на операции, их встретила старшая медсестра отделения. Ага попросил показать кабинет, где принимает доктор Бензекри. Ему показали дверь небольшой ординаторской. Ага вошел без стука в дверь. В комнате было три стола, один был пуст, за другим сидел молодой сотрудник, а у окна, с натянутой, как струна спинкой, сидела Бахар и что-то печатала на своем ноутбуке. Увидев директора, молодой доктор вскочил с кресла и, заметив кивок Яшара, стоявшего в проеме двери, извинился и поспешил к выходу.
- Продолжайте обход без меня. Мне нужно с доктором обсудить тему и план диссертации.
Яшар, хитрый лис, почтительно, с выражением мужской солидарности на окаменевшем лице, тихо прикрыл за собой дверь. Они остались одни.
Бахар как сидела за своим столом, так и продолжала сидеть, боясь шелохнуться. Она не вскочила, как это сделал ее сосед, не из-за неуважения или из наглости, просто, от неожиданности, застыла на месте, не имея возможности пошевелить конечностями.
- Как ты устроилась? У тебя все хорошо?
- Спасибо, ходжам, все хорошо.
- Если тебе не нравится твое место, я скажу, тебя переведут в другую ординаторскую. Извини, отдельных кабинетов для врачей не предусмотрено, только для заведующего.
- Нет, не нужно, мне здесь нравится. Не беспокойтесь за меня, я самостоятельная девушка. Привыкла все проблемы решать сама.
- Тебе не нравится моя опека?
- Нравится, даже очень. Но, я смущаюсь. Мне кажется, что все вокруг, на это уже обратили внимание.
- Не думай об этом, деточка. Какая разница, кто и что подумает. Я хочу, чтобы тебе на новом месте было комфортно.
- Вы такой внимательный и добрый человек. Мне повезло, что я к вам попала.
- Повезло, говоришь? Может мне повезло?
- Вам?
- Да, мне.
- Чем же, вам повезло?
- Ты не понимаешь? - с укором сказал Ага, посмотрев в ее глаза.
- Понимаю. - сказала Бахар, скромно опустив глазки.
- Бахар, мне уже очень много лет, я женат, у меня взрослые дети, скоро будут внуки. Не перебивай меня! Вчера, после нашей первой встречи, я не мог уснуть. Ты не выходишь у меня из головы. Это магия какая-то, не знаю. Я тобой очарован. Поверь, такого со мной давно не было. Только с женой, когда мы с ней познакомились.
- Ходжам, даже не знаю, что вам сказать.
- А, ты не говори, ты слушай. Я человек чести. Я никогда и никого не принуждал к чему-либо, тем более, никогда не пользовался своим служебным положением. Я не прошу от тебя ответа, не сейчас. Я хочу, чтобы ты знала, будем мы вместе или нет, я сделаю для тебя все, что в моих силах. Вот это я тебе точно обещаю.
- Хорошо ходжам, я все поняла.
- Сейчас, выбери интересующую тебя тему диссертации и набросай примерный план. У тебя два дня. Посмотрим, что можно будет сделать.
- Обязательно. Прямо сейчас и начну.
- Ну, вот и умница! Если будут вопросы или проблемы, звони на мобильный телефон. Вот моя визитка, там все номера.
- Спасибо, благодарю вас. Постараюсь по пустякам не беспокоить.
- Вот это напрасно. Звони в любое время, мне будет приятно. И еще, на днях я поручу подготовить пациента, зайдем на операцию вместе. Покажешь, на что ты способна.
- Ходжам, я вас не подведу, будьте уверены - у нее в глазах появились слезы.
- Хорошо, хорошо, успокойся. Не надо так нервничать. Сам директор Центра у твоих ног - сказал он, то ли шутя, то ли серьезно, и не прощаясь, вышел из ординаторской.
Последующая неделя тянулась, для Агарагима, мучительно долго и нудно. Он знал, интуитивно чувствовал, желанное, столь волнующее, светлое событие в его жизни должно произойти. Ага фантазировал, рисовал в своем воображении всевозможные сценарии. Единственно, что могло его отвлечь от мыслей о Бахар, была работа. Он проводил осмотры, консультировал, участвовал в консилиумах, много оперировал. Несколько раз он зашел с ней на операцию, дал ей возможность показать свои способности. Бахар поначалу побаивалась, нервничала, он это заметил по слегка трясущимся ручкам. Ага, как мог, подбадривал своего нового доктора. Это как в спорте, предстартовое волнение, ощущение большой ответственности, страх перед неудачей, все это вызывает некую нервозность, у некоторых хирургов тремор рук, потливость, сердцебиение. Но стоит начать операцию, сделать первый разрез, волнение сразу проходит, мозг начинает работать удивительно четко, доводя работу пальцев рук до полного автоматизма. Ага прекрасно понимал с чем связано волнение Бахар, сам он, когда-то через все это проходил, и не раз. Да, сейчас он матерый хирург, его многолетний опыт не оставляет места для предоперационного волнения, он уверен в себе, в своих знаниях, в своем мастерстве. Его уверенность и хладнокровие передается всем, кто находится в операционной. Так же и Бахар, она собралась мыслями, после того, как он, всего лишь на мгновенье, положил свою ладонь на ее маленькую дрожащую руку. Сквозь резиновые хирургические перчатки шестого размера, она получила от него поддержку и благословение. Дрожь прошла, Бахар вспомнила все, чему ее учили в Турции и профессионально, на высоком техническом уровне провела манипуляцию. Агарагиму не пришлось даже ей помогать и подсказывать. Случай, конечно, был не самый тяжелый. Но, Бахар молодец, умничка, не подвела своего профессора. Она еще раз, продемонстрировала всему Центру, то, что итак знали все сотрудники – шеф в людях, никогда не ошибается. Слух, об успешно проведенной первой операции нового доктора, сию же минуту распространился по коридорам и кабинетам Центра. Бахар сияла от счастья, широко улыбалась, принимала поздравления, от многих, не всегда искренне, а так, на всякий случай, ведь неизвестно, как далеко пойдет эта смуглая фаворитка директора. То, что Бахар является любовницей Агарагима, никто не сомневался. Сомневался только он сам, как мальчишка охваченный новым чувством любви.
Его мысли, желания, стремления, переживания, все, чем он жил, растворялись в ней, как растворяются опущенные в прозрачную воду, кристаллики марганца, оставляя за собой витиеватую, сиреневую дымку, чтобы потом навсегда исчезнуть на дне сосуда.
Вечерами Агарагиму было тоскливо. Несмотря на усталость, он пытался себя чем-то занять, что-то читал, писал, но в голову ничего путного не лезло. Единственным спасением были сеансы связи по Skype c Натой.
Агарагим, несмотря ни на что, искренне скучал по ней. Ему не хватало общения, теплых слов поддержки, сочувствия, юмора, оптимизма, просто, ее взгляда. Холодный экран монитора не мог передать тепло ее нежной кожи, ее запах, ее мягкие прикосновения. Ната, в свою очередь, его постоянно подбадривала, говорила, что все хорошо, что многие так и живут, что не надо из пустяка делать трагедию, что он должен потерпеть, что она вскоре его навестит.
Он был огорчен и обижен ее хорошим настроением. Видимо, она не скучает по мужу, занята работой, подготовкой к свадьбе сына, своими подругами, и как всегда, театрами, концертами. Некогда о своем Агарагиме вспомнить. Его это очень беспокоило. Ага не хотел терять Нату, и он не знал, к чему приведут его отношения с Бахар. Вдруг, Ната проведает? Она ведь всегда знала, с кем он ей изменяет. Мир ведь, не без добрых людей. Рано или поздно, слухи и до нее дойдут. Как тогда Ната на это отреагирует? Может ей уже будет все равно? Возможно, и скандал закатит, так, для поддержания семейной дисциплины. А, может быть, ее и устроит появление любовницы. Ведь тогда, Ага перестанет ныть, скучать, упрекать ее в нежелании жить в Баку. Он закрутит очередной роман с женщиной, намного младше себя, будет всецело поглощен новыми отношениями, и не будет требовать к себе повышенного внимания. Пусть так! Агарагима это очень даже устраивало, хотя он немного и остерегался грядущих событий, ввиду их непредсказуемости. Сложно, почти невозможно, предсказать реакцию жены на появление соперницы, еще труднее предсказать поведение той самой соперницы. Вроде бы все банально, как и у многих семей со стажем, есть любимая жена, потом появляется любовница. Рождается новая ячейка общества, набивший оскомину, много тиражируемый, любовный треугольник. Так ведь хорошо еще, что треугольник. Бывает иногда и четырехугольник, и даже многоугольник. Упаси Господи от такого позора!
Ага, засыпая, представил себе большой, красивый, бильярдный стол, покрытый изумрудного цвета бархатом. На столе лежит треугольник, внутри треугольника, по углам, лежат три шара. Один был белый, немного потертый от времени, но все равно красивый, другой совершенно новый, черный, его лакированная поверхность сверкала как большой бриллиант, преломляя лучи света, в нужном ему направлении, и третий шар, был крепкий, слегка помятый, сошедший от многочисленных ударов лак, оголял его твердое, как кость ядро.
Треугольник - это жизнь, шары - это действующие лица, муж, жена и любовница. Треугольник начинает слегка раскручиваться, тогда шары приходят в движение. Шар «муж», по очереди, бьется то об один шар, то о другой, наступает момент, когда шар «жена», приблизившись к шару «любовница», со всей силы ударяет соперницу в бок и отскакивает к «мужу», он же, вместо того, чтобы находиться рядом с ней, под воздействием кинетической энергии, тут же, стремиться к «любовнице», по дороге, сильно намяв себе бока о деревянные стенки треугольника. Чем сильнее раскручивается треугольник, тем более хаотичны движения и тем более болезненнее удары, до тех пор, пока один из них, не вылетает наружу, унесенный центробежной силой. Кто же обычно остается в треугольнике? Чаще всего, как предполагал Агарагим, это муж и жена. Любовница совершает свободный полет, над зеленым, как весенняя трава сукном, под воздействием общественного мнения, своего же, непродуманно наглого поведения и все более увеличивающихся, чрезмерных запросов, а возможно, она просто надоедает мужу, или находит себе еще более перспективного любовника.
Иногда, вылетает жена. Она парит над столом, под воздействием тесного взаимопонимания, большой любви и привязанности любовников друг к другу. Ее шар, к сожалению, оказывается лишним и не нужным. Это печально, но так в жизни происходит. Ну, а если вылетит шар «муж»? Что тогда? Он умирает? Почему же сразу умирает? В начале, от постоянных дрязг и нервного напряжения, ведь трудно угодить двум госпожам сразу, тем более, если «муж-любовник» находится ближе к преклонному возрасту, у него появляется гипертония или того хуже, диабет. Как бы он не старался, но время и хронические болезни берут свое. Потенция страдает в первую очередь, профессор это хорошо знает. Несколько лет можно будет продержаться на таблетках, а что потом? Полный крах несбыточных надежд на счастливую и активную старость? Шарик «муж», если ты не будешь крутиться, сверкать боками, скользить по столу, выбивать мешающие шары, залетать в нужную лузу по заказу, иногда дуплетом, кому ты тогда будешь нужен? Только себе, и то под вопросом.
Ага, задремав в кресле, перед включенном телевизором, проснулся от этого неприятного сна и дурных мыслей. Он был подавлен и встревожен. Ему все еще мерещился бильярдный стол со злополучным треугольником и тремя лежащими по углам шарами.
«Надо срочно выпить!» - сказал он вслух, подошел к столику, на котором, в американском стиле, лежали всевозможные алкогольные напитки, долго выбирал, затем, остановив свой выбор на дорогущем коньяке, налил себе добрую порцию темно-янтарного напитка и вышел на балкон.
Свежий, бодрящий воздух середины марта и несколько глотков благородного напитка полностью привели в себя, обеспокоенного развивающимися событиями профессора.
«Скоро Новруз байрам и свадьба Рустама. Слетаю в Москву, отдохну, расслаблюсь в кругу семьи. Дальше видно будет» - планировал он, любуясь видами ночного Баку.
Весна, все увереннее и увереннее вступала в свои права. Очаровательное время года. Проснувшаяся от зимнего Морфея природа, своими листиками, цветочками, щебетанием птиц, букашками, запахом свежести и возродившейся молодости, пробуждает в людях радостные чувства новизны и ожидания счастья. Агарагим, как и все, прогуливаясь по привычке в парке, ожидая свой персональный автомобиль, наслаждался весенней погодой, подставлял лицо весеннему, доброму солнцу, дышал полной грудью, пытаясь вобрать в себя все ароматы утренней свежести. Предвкушение праздника, счастья, любви, блаженства не покидало его. Так и стоял наш мечтающий профессор, широко расставив ноги, закрыв глаза и запрокинув назад голову, всецело поглощенный восприятием весенней, дурманящей, магической энергии солнца, пока громкий звук клаксона и широко улыбающаяся рожа Фазилька, не вывели его из гипнотического состояния.
«Труба зовет! Черт побери! Как же неохота сегодня ехать на работу. Соберись, Агарагим! Тебя ждет клиника, страждущие пациенты, коллеги, Бахар. А, ждет ли она? Может, ты ей нужен только для карьеры? Это возможно, такой красавице, влюбиться в пожилого мужчину, искренне, не по расчету, а по велению сердца? Хотя, почему сердца? Я тысячи раз держал человеческое сердце в руках. Там нет души, это просто насос для прокачки крови. Душа. Душа где-то выше, может даже не в мозге, а в каком-то биополе, созданном вокруг каждого человека. Остальное все, это материя, мышцы, нервы, сосуды, даже наш уникальный мозг, не могут быть вместилищем души. Если душа находится в теле, так как же она контактирует с другими душами? Как происходит любовь? Химия? Да, ерунда все это! Наука пытается объяснить необъяснимое, используя допотопные формулы гормонов и медиаторов. Мы же знаем, это не так. Это сумасшествие, психоз? Тогда почему психоз любви, чаще всего, обоюдный. И как же он лечится? Лекарствами? Может жаркими объятиями и стонами счастья? Покажите человека, кто хотел бы излечиться от этой страшной болезни? Никто не хочет? Ведь даже любовные муки, они ведь сладострастны, они все равно доставляют наслаждение, пусть даже страданием и слезами безответной любви, все равно приятно. Сколько великих произведений, стихов, полотен написано в психопатическом состоянии аффекта! Не счесть! Все же, есть в любви что-то неизведанное, чудесное, неземное, экзотерическое, вернее экзосоматическое» - так, немного философствуя, под бесконечный лепет Фазилька и легкую джазовую музыку, Агарагим незаметно подъехал к воротам Центра.
Пока охранник, мешкая, открывал ворота, мимо прошла девушка, появление которой невозможно было не заметить. Казалось, время замерло свой ход и все вокруг, затаив дыхание, созерцали чудо.
Это была она. Бахар. В светло-кремовом, легком платье, плиссированный подол которого, развеваясь на ветру, нескромно оголял стройные ножки. Поверх платья, на ней был надет пиджачок, цвета морской волны и такого же цвета туфли. Через плечо была перекинута большая кожаная светло-коричневая сумка. Бахар деловито, быстрым шагом шла на работу. Агарагиму казалось, она парит в воздухе, порхает как весенняя пташка, пронося за собой шлейф из цветов и радуг.
«Летящей походкой…» - вспомнил он и улыбнулся.
Фазиль, с открытым от восхищения ртом, пытался промычать что-то, намекая: «А, может, подвезем?» Ага мотнул головой и сделал хозяйский жест ладонью, означающий «трогай», тут же автомобиль директора, рванув с места, направился к заднему входу Центра. Этим входом, по утрам, пользовался Агарагим и водитель, очень редко, кто-нибудь из высокопоставленных пациентов, не желающих светиться на публике.
До отъезда, Ага с Бахар виделись всего один раз, и то, в присутствии посторонних лиц, обсуждая план ее диссертации. Он еле сдерживал себя, так и хотел позвонить ей, позвать ее в кабинет, угостить чаем, поболтать о том, о сем, но Ага сознавал, ей нужно время, нужна адаптация в новом для нее коллективе. Она должна привыкнуть и примерить на себя роль любимицы, а может, как же он мечтает об этом, и любовницы директора Центра. Он ведь не должен ее торопить, все должно произойти естественно и в свое время. Вот и они, сладострастные любовные страдания. Ты получил, то к чему стремился, теперь терпение мой друг, побольше терпения.

 
ГЛАВА 8
В Москве, Ага провел великолепную, незабываемую неделю со своей семьей. Они весело и элитно, с хорошей едой и прекрасной музыкой, с самыми близкими им людьми, отпраздновали свадьбу Рустама и Марины. На следующий день, как и положено, молодожены собирались отправиться в свадебное путешествие в Тунис.
«Надо же, совпадение, какое! Бахар родилась в Тунисе. Дети поедут отдыхать на ее родину» - подумал Ага, пытаясь отвлечься от мечтательных образов чудесной арабки, тут же всплывших в его мыслях, - «Свадьба сына, а ты о девушке думаешь, как же не стыдно, профессор!»
Ната и Вафа от души веселились, много танцевали и даже немного пели. В глазах у дочери, несмотря на всеобщую радость, просвечивала нескончаемая грусть и тревога. Она так и не смогла найти себе достойного спутника жизни. В глубине души она немного завидовала счастью брата и его красавицы невесты, но умело скрывала свои чувства. Только Ага и Ната, временами ловили ее отсутствующий взгляд, понимая причину ее грусти.
Счастье ведь не купишь, не подаришь в роскошной подарочной коробочке. Счастье, оно или есть, или его приходится ждать годами, если оно вообще когда-нибудь придет. Кто его знает? Жизнь быстротечна и непредсказуема.
Ага пригласил Вафу на медленный танец. Они танцевали, молча, потом Ага решился спросить:
- У тебя кто-то есть?
- Пап, ты, о чем? Нашел время интересоваться.
- А когда еще? Ты вечно занята. Нормально поговорить с отцом времени нет. Я про тебя ничего не знаю. Чем ты живешь? Какие у тебя планы? Ты ни с кем не делишься, даже с мамой.
- Пап, прекрати. Я уже взрослая, много работаю, в аспирантуру собираюсь, ты же все знаешь.
- Доченька, я не это хочу знать. У тебя есть молодой человек, за которого ты хотела бы выйти замуж? Видишь, Рустама женили. Ты на очереди.
- Я уже была замужем. Первого раза хватило! Мне что, снова все это переживать? Спасибо, я пешком постою.
- Ты все шутишь, а время то идет. Мы с мамой внучат хотим.
- Да, ладно тебе, папа. Какие внуки? Ты в Баку, своим Центром занят, мать своей кафедрой, студентами. Что-то я не чувствую, что вы страдаете от отсутствия внуков. Вас ваша жизнь устраивает.
- Мы о тебе думаем, хотим, чтобы и ты счастлива была.
- Спасибки.
- За что?
- За то. Что обо мне думаете, при вашей-то занятости.
- Ты хочешь меня обидеть?
- Нет пап, я тебя люблю. Ты самый лучший. Вот если бы я нашла такого как ты, тогда сразу же за него пошла. А пока что будем ждать. Я не хочу второй раз об-жечься. Не переживай за меня. Придет время, все узнаешь.
- Что, опять секреты? Ты неисправима, деточка. Всегда от нас все скрывала. Бери пример со своего брата. У него все как ладони.
- Он экстраверт.
- А ты?
- Ты же знаешь, я секретный агент, я не имею права делиться с кем-то информацией, даже с родителями.
- Хватит прикалываться.
- О, профессор, вы изучили молодежный сленг!Может тогда, дернем и рассосемся?
- Не понял, что ты говоришь?
- Эх ты, профессор. Говорю, музыка закончилась, пойдем, сядем на свои места.
- Да, конечно. Пойдем. Ты у меня такая красавица, но все, же хамка.
- Это я-то хамка? Я самая воспитанная девочка в мире! Вот выйду замуж, нарожаю пять-шесть деток и подкину вам на воспитание. Тогда посмотрите, кто хамка!
- Вафочка, родная! Да, ты только замуж выходи!С детьми мы сами разберемся,обещаю!
Подошла Ната:
- Вы это о чем так живо беседуете? Не желаете со мной поделиться?
- Мам, как всегда. Замуж, выходи замуж, нам внуки нужны…
- Ага, мне лично внуки не нужны. Мне и так хорошо. Пусть дети сами разбираются. Оставь их в покое. Нашел время! Свадьба же! У тебя бокал пустой. Давай, выпьем за счастье молодожен! Официант, налейте профессору вина, а то он занудой становится.
- Ладно, не буду. И вообще, я на вас обиделся.
- Агаша, милый, прекрати дуться. У нас все хорошо! Надо веселиться! Пойдем, потанцуем!
- Нет, спасибо. Не хочу. Идите, развлекайтесь. Я лучше со сватом, стаканчик пропущу, для укрепления, так сказать, семейных уз.
Домой они вернулись за полночь. Ага был навеселе, давно уже он столько не выпивал. Сват, Александр Семенович, оказался, однако, достойнейшим собутыльником. Под воздействием этилового спирта, он проникся неземной любовью к Агарагиму и в итоге, все оставшееся время не отпускал его от себя. Несмотря на выпитое, Ага себя прекрасно чувствовал, настроение было игривым. Он не требовал продолжения банкета. Нет же. Он всего лишь хотел любви и ласки от своей жены, на что, он ей и намекнул. Правда, немного неуверенно и робко, не то, что в былые времена, когда он даже и не спрашивал ее разрешения. Тогда, он просто подходил к Нате, обхватывал ее своими сильными руками и прижимал к себе так крепко, что у нее перехватывало дыхание. Ната, в те годы, никогда ему не отказывала, даже когда не была настроена на интимные действия.
Сейчас же, все по-иному. Ната часто отказывала ему, каждый раз, ссылаясь на недомогание или на усталость.
Он подошел к ней сзади, обнял за талию и поцеловал в шею. Этот прием, в его многочисленном арсенале соблазнителя, всегда действовал безотказно. Ната молчала и оставалась совершенно безучастной к происходящему. Ага стащил с нее платье, затем очень медленно и осторожно, снял с нее нижнее белье. Она осталась в одних чулочках. В приглушенном свете ночной лампы, Ната выглядела обворожительно. Время пощадило ее фигуру. Та же нежнейшая, будто сотканная из белого бархата кожа. Ее незабываемую мягкую текстуру он чувствовал, прижавшись щекой. Та же ровная спинка и узкая талия на восточных, соблазнительных бедрах. Он соскучился по ее телу, по ее запаху. Сейчас, Ага не принял бы никакой отказ, он взял бы ее силой. Ната это понимала по его горячему дыханию и совершенно не сопротивлялась его агрессивному вторжению.
Когда все закончилось, Ната пошла в душ. Вернулась минут через десять, все еще в неглиже и к огромному удивлению Агарагима, с зажженной сигаретой. Ната уселась на кресле, нога на ногу, в левой руке она держала дымящуюся сигарету, ее правая рука слегка прикрывала грудь. Каждый раз, затягиваясь, она морщила глаза, затем выпускала клубы сизого дыма вверх.
- Ната, с каких это пор ты начала курить?
- Давно уже. Подружки приучили. Знаешь, расслабляет. Не волнуйся, я не так много курю. Ты хочешь? Я тебе принесу сигаретку.
- Нет, не хочу. Ты же знаешь, как я к этому отношусь. Еще к чему тебя подружки приучили?
- Больше ни к чему. Подумаешь, что здесь постыдного? Многие женщины, в моем возрасте курить начинают. Я же тебе говорю, нервы успокаивает.
- Ната, сигареты ничего не успокаивают. Это я тебе как доктор говорю. Курение - это вредная привычка.  Совсем ты от рук отбилась, в этой Москве.
- Агаша, как ты не понимаешь? Я в таком возрасте, когда хочется расслабиться, пожить для себя. Мы встречаемся в кафе, берем красное вино, легкую закуску, мило беседуем и курим. Иногда, по субботам, мы ходим в баню, паримся, массаж, потом пьем пиво и естественно курим. Это помогает взаимопониманию, некий ритуал. Ты же их всех хорошо знаешь. Все интеллигентные, воспитанные дамочки.
- Да, уж, интеллигентнее некуда!
- Хватит дуться, Агаша. Как маленький! Жена курит! О,трагедия! Позор на весь мир. Я что, гуляю, изменяю тебе?
- Еще чего не хватало! Ты меня знаешь! Если что узнаю, сразу убью.
- И не жаль меня будет?
- Жаль, конечно, но я не смогу этого перенести.
- Ты сможешь меня убить? Своими хирургическими руками, своим же скальпелем, перережешь родной жене горло? А перчатки наденешь?
- Конечно, надену!
- Тоже мне, Отелло нашелся! Я тебе за всю нашу жизнь повод к ревности давала?
- Нет.
- А, что сейчас? Думаешь, я постарела, и наступило время пуститься во все тяжкие грехи?
- Ната, не наезжай! Я так не думаю. Я в шоке от твоего курения и думаю, твои подруги на тебя плохо воздействуют. В вашей кампании парочка неспокойных элементов водится, я-то хорошо знаю.
- И, что ты знаешь? Мужьям изменяли? Правильно и делали! А, что им делать было? Один алкоголик, у него давно уже ничего не работает. Другой, подлец, ушел к молодой чувихе. Скажи, это справедливо?
- Не знаю, у каждого своя судьба.
- Вот именно. Нечего моих подружек хаять. Они все, хорошие, добропорядочные женщины. Понятно?
- Понятно, понятно. Докуривай уже!
- А, что?
- Иди ко мне.
- Еще раз? Ты с ума сошел! Два раза подряд, в твоем возрасте нельзя, вредно для сердца!
- Значит, по-твоему, секс вреден, а сигареты нет?
- Жить тоже вредно. Не вредничай, Агаша. Сейчас докурю и я в твоем распоряжении.
- Неужели? Но, если тебе не хочется, я не буду настаивать.
- Хочется, сегодня очень даже хочется.
- Тогда иди скорее, я почти готов!
- Подожди. Ага, интересно, как там, у Рустама с Машей?
- Что ты имеешь ввиду?
- Все же, первая брачная ночь. Все ли хорошо получилось?
- Первая?! Две тысячи первая! Ты, что? Наивная дурочка? Да, они с первого дня встречи живут!
- Серьезно? Рустам бы мне сказал об этом. Я думала, у них до свадьбы ничего не было.
- Смешная ты, Ната. Здесь у всех так. Да, уже и в Баку так. Многие живут до свадьбы. Продвинутые, блин.
- В Баку? Не может быть! А помнишь, как мы все правила соблюдали?
- Конечно, помню.
- Вот мы дураки были!
- Я так не думаю. Мне и сейчас не нравятся добрачные отношения.
- Ага, а что, если тогда, до свадьбы, я бы тебя попросила, ты бы мне отказал.
- Конечно!
- Врешь ты все! Я же помню, как ты на меня смотрел! Пожирал глазами.
- Я, хоть и с ума сходил по тебе, но ты, же помнишь, был сдержанным молодым человеком. Тогда я соблюдал все правила наших предков.
- А, как сейчас? Ага, сейчас ты так же соблюдаешь все правила?
- Не все.
- Интересно. Так, теперь, пожалуйста, по подробнее.
- Ната, хватит уже болтать! Иди ко мне, я жду!
- Подожди, сейчас еще одну сигаретку прикурю. Давай еще поговорим. Я так давно с тобой не болтала.
- Может, тогда оденешься?
- Тебя смущает моя нагота? Раздражает? Я постарела, мое тело дряхлое? Ты желаешь молодую плоть? А? Признавайся?
- Ната, как же тебе не стыдно? Ты шикарно выглядишь! Я тебя хочу и прошу уже полчаса, а ты все болтаешь и болтаешь. Какая молодая плоть? Не выдумывай! Иди сюда, говорю! А, то сейчас встану и насильно затащу тебя в постель!
- Ой, испугал, профессор! Тоже мне, «маленький гигант, большого секса» нашелся!
- А, почему это маленький? Совсем и не маленький! Во всяком случае, никто до сих пор не жаловался.
- Ладно, ладно, оскорбился. Кто же мог жаловаться? Я с твоими любовницами это не обсуждала. Хотя, один раз было. Помнишь?
- Нет, не помню.
- Агаша, так же нельзя! Я с тобой разговариваю, а ты отвернулся! Повернись ко мне, я прошу тебя, пожалуйста. Не обижайся, я же пошутила. Это кто у нас здесь такой огромненький?
- Ната, будь серьезнее, плиз. Мне сейчас не до шуток.
- Ладно, ну тогда хоть подвинься, не то я на пол свалюсь.
- Добро пожаловать в рай, дорогая.
- Как же я по тебе соскучилась. Ага, давай вот так, в обнимку уснем, а остальное утром продолжим.
- Издеваешься?
- Нет, просто люблю тебя. Мы давно так не спали.
- Я тоже тебя люблю и это наглядно видно!
- Хорошо, уговорил, зараза! Только я буду сверху!
- Ладно, валяй!
Дни отдыха, будь то праздничные, нерабочие дни или же отпускные дни, имеют одну неприятную особенность. Они быстро заканчиваются.
Агарагим сам и не заметил, как пролетела неделя его пребывания в Москве.
Сказать, что он не желал возвращаться, было бы неправдой. Даже, будучи на отдыхе, он не позволял себе расслабляться. Он все равно руководил своим Центром, как бы далеко от него он не находился. Ага беспокоился о текущей работе, не хотел, чтобы в его отсутствие работники расслабились, почувствовав отсутствие контроля со стороны руководства. С этой обязанностью прекрасно справлялся заменяющий его Яшар, и как его доверенное лицо, в день два раза докладывал своему шефу обстановку в клинике. Ага, сам, был чрезвычайно ответственным человеком. Это он и требовал от всех своих сотрудников, особенно от руководителей отделений. Запущенный им сложный механизм работал слаженно и без перебоев. Агарагим хорошо знал, как без главного дирижера не может существовать ни один оркестр, так и без директора Центра, рано или поздно, начнется разгильдяйство. Так что, дорогой профессор, пора домой.
Но, не только забота о Центре, подгоняла его к возвращению. Мысли о Бахар не оставляли его ни на минуту. Он снова и снова прокручивал назад, как это делается при просмотре какого-либо видеоролика, все те минуты, проведенные с ней, с того самого мгновения, когда она переступила порог его кабинета, поездку в машине, дождь, ее случайное прикосновение, ее взгляд и улыбку, совместные операции, где между колпаком и медицинской маской видны только ее сосредоточенные на работе глаза, ее походку.
Ага осознавал, он теряет голову. Его новая любовь овладевает им все больше и больше. Он и не пытался сопротивляться новому чувству, возможно несколько безрассудно, он целиком и полностью отдался в ее все поглощающую власть над собой.
Любовь, как одно из главных человеческих чувств непредсказуема. Еще сложнее бывает предсказать последствия нахлынувшего чувства, под названием любовь.
И кто же об этом задумывается, находясь в состоянии глубокого опьянения и блаженства, только от одной мысли о вожделенной особе? К чему прогнозы?
Даже если, отношения между мужчиной и женщиной не будут столь продолжительными, и не имеет большое значение, по какой причине они расстались, все равно, ведь это были настоящие, вместе пережитые, человеческие чувства, незабываемое желание быть вместе, наслаждаться общением, страстно овладевать друг другом, все это никогда не стирается с памяти. Возможно каждый из нас, состарившись, поглощенный возрастными недугами, страдающий от атрофии нейронов мозга и вследствие чего, потерей памяти, перед смертью, все же сможет вспомнить парочку незабываемых моментов из своего бурного прошлого.
Может быть, человек и проходит столь долгий путь, для того, чтобы любить и быть любимым, а все остальное, это так, мишура. Учеба, работа, карьера, беспокойство о средствах существования, накопление оных, покупки, продажи, банкротства, кредиты, и снова накопление, иначе ведь нельзя, так все и живут.
В этой жизненной суете мы часто забываем о главном, о своих чувствах, пряча их в самый дальний угол души.
С каждым годом, под воздействием нашего бренного существования, день ото дня, решая, как нам кажется, глобальные проблемы человечества, вкупе с личными, мы все более черствеем, замыкаемся в себе, теряем способность чувствовать, созерцать, осязать, ощущать красоту жизни, понимать ее смысл, и главное, мы перестаем любить.

 
ГЛАВА 9
Возвратившись в Баку, Агарагим тут же приступил к выполнению своих обычных обязанностей директора Центра и оперирующего хирурга.
Работы было много. Он никогда ее не боялся. Наоборот, это его воодушевляло. Он обожал, когда в его операционной работа кипит, вокруг все шевелится, пикает, тикает, переливается по прозрачным трубочкам, в сверкающих никелем хирургических инструментах отображается свет бестеневой лампы, подключены всевозможные, вспомогательные приспособления и средства жизнеобеспечения, шланги, переплетаясь, несут живительный кислород и препарат для ингаляционного наркоза, многочисленные провода ежесекундно выдают на экран монитора данные о состоянии пациента, каждый из присутствующих четко знает свое предназначение и безукоризненно выполняет свою работу. Это часть его жизни, возможно большая. Это время, проведенное в стерильном пространстве операционной и долгие часы за операционном столом, посвящены одной единственной цели, излечению страдающего человека, улучшению качества его жизни, а чаще всего, спасению его от смерти.
Находясь в операционной, Ага забывал обо всем на свете. Полное сосредоточение на оперативном вмешательстве. Никаких посторонних разговоров, даже мыслей. Память возвращалась к нему в момент, о котором с превеликим удовольствием говорят все хирурги мира. Когда операция окончена, и ты стягиваешь характерным хлопком с усталых рук окровавленные перчатки, и кожа твоих кистей, припорошенных тальком, и пальцы твои сморщенные от многочасового нахождения в стягивающем резиновом обличии, начинают чувствовать холодок от работающего кондиционера, они все еще напряжены, но уже свободны и счастливы. И ты счастлив. Ты улыбаешься, шутишь, можешь рассказать свежий анекдот или смешной случай из практики. Тебе заботливо проносят чашечку крепкого, слегка подслащенного кофе. Ты вдыхаешь его аромат, согревая пальцы, крепко обхватив чашку обеими руками. Ассистенты, анестезиологи, медсестры, санитарки, они любят тебя таким. Веселым, расслабленным, добрым, директором, обладающим тонким чувством юмора, сыплющим всем вокруг приятные комплименты. Это и есть момент истины. Ты, в своей родной среде, проделав нелегкую работу, всей командой радуешься удачному исходу операции. Только сейчас ты настоящий, хоть ты и в маске, но ты настоящий. Это потом, ты снимешь хирургическую маску и превратишься в строгого директора Центра. А, сейчас, они все, твои помощники, без которых ты бы не справился с поставленной задачей, они видят в тебе обычного, простого человека, такого же, как и они, работягу, тяжким трудом, зарабатывающим себе на жизнь, не чурающегося прилюдно выразить свои эмоции и радость от проделанного труда.
В то самое, ничем не примечательное, апрельское утро, когда за окном вовсю бушевала весна, Ага, собираясь на работу, услышал негромкий писк мобильника, оповещающего о получении какого-то смс сообщения. Он мало от кого получал сообщения, разве, что от мобильного оператора. С семьей он общался посредством WP, потому и не спешил его открывать. Только подъезжая к работе, он все же вспомнил, достал из кармана пиджака телефон, нажал на кнопочку и обомлел. Сообщение принадлежало Бахар. Ага посмотрел в окно, улыбнулся довольной улыбкой, кивая сам себе головой, в знак подтверждения долгожданного и заветного ожидания.
«Ну, вот ты и дождался! Ты же знал! Долго же она выжидала, тянула время, не хотела показаться слишком уж доступной и распущенной. Это тактическая игра. Женщины ведь любят поиграть с чувствами, заинтриговать, вроде сказать «да, но не сейчас, чуть позже, подожди, не так сразу, я еще не готова, мы должны узнать друг друга получше» и все такое, означающее согласие, но при соблюдении определенных норм и правил поведения. Бахар не исключение. Что же там, в смс? Ага, ты долго еще будешь рассуждать? Открывай скорее!» - он разговаривал сам с собой, напоминая игрока в покер, зажавшего пальцами карты, продлевая удовольствие от интриги и не спеша открывать все карты, понимая, что это твоя игра, твой большой выигрыш.
«Сегодня, в семь вечера, у меня дома, четвертый этаж, квартира №17» - и все, никаких тебе «здравствуйте», «пожалуйста», «буду очень ждать», «мой дорогой» или «люблю тебя», нет, коротко, конкретно, просто и ясно, приходи и получи то, что так долго ждал.
«Да уж, романтики Бахар не занимать» - подумал он, снова улыбаясь над ее телеграфным стилем письма, возвращая телефон обратно в карман, под настороженным взглядом Фазилька, вопрошающего: «Шеф, все ли в порядке? Лицо красное такое, может давление поднялось?».
- Фазиль, сегодня вечером, друзья, меня в гости пригласили. Так что с работы чуть раньше уедем. В пять будь внизу.
- Слушаюсь, Агарагим муаллим. Куда поедем?
- Поедем домой, потом отдыхай, я сам на такси доберусь.
- Агарагим муаллим, вы же знаете, для вас я готов работать день и ночь. Мне не трудно. Скажите во сколько за вами заехать?
- Не беспокойся, я же сказал, сам доберусь.
- А утром как? Куда приехать?
«Вот надо же, проныра! Еще дурачка из себя строит. Вроде догадался, куда я вечером собираюсь?» - размышлял Ага, соображая, как же отвалить приставучего Фазилька.
- Утром заедешь домой, как всегда. Понятно?
- Да, конечно, но, если я вам вечером понадоблюсь, звоните, приеду в любое время.
- Не понадобишься! Езжай, давай! Опаздываем!
Агарагим провел весь день в возбужденном состоянии, предвкушая предстоящий визит к Бахар. Нетерпение съедало его, он постоянно смотрел на часы. Время, как назло, ползло медленно. В голову ничего не лезло. Он попросил Сабину, по возможности, отменить все встречи. После утренней конференции, Ага провел традиционный обход Центра. Затем заперся у себя в кабинете. Это был первый день, когда ему не хотелось работать. Не то, что не хотелось, он действительно не мог сосредоточить свое внимание на чем-то серьезном. Ага, откинувшись в своем большом, удобном, директорском кресле, закрыв глаза, представлял себе, как он войдет к ней домой, с большим букетом красных роз и бутылкой красного вина. Бахар встречает его в великолепном красном платье, звучит романтическая музыка, она, со словами любви, бросается к нему и они, обнявшись, в страстном поцелуе, кружатся в танце. Затем он, быстрым движением срывает с нее платье…
А дальше? Почему-то дальше фантазия не работала?
«Что за романтический бред, профессор? Красные розы, красное платье, красное вино? Ты что, фильм «Красотка» вспомнил?» - спрашивал себя он.
«Почему бы и нет? Что тут плохого, когда все так романтично, красиво, живописно?» - он сам же и парировал. Диалог продолжался:
«Эй, доктор? Что с тобой? Стареешь? Раньше, перед свиданием, ты совсем о другом думал! Приди в себя! Черт побери! Ты же мачо! Во всяком случае, всегда им был. В принципе, рядовое событие. Тебя что, впервые в гости женщина приглашает? Вспомни, сколько их у тебя было!»
«Это особый случай, как же не понятно? Бахар позвала меня к себе! Наконец-то решилась! Она чудо! Подарок судьбы! Я даже не могу все свои чувства выразить словами! Пойми, она отличается от всех женщин, с которыми я был до нее. Даже от Наты! Она какая-то особенная»
«Подождем вечера, тогда посмотрим, особенная она или такая же, как и все остальные»
«Не морочь мне голову! В такой замечательный день! Я так долго мечтал о нем! Возможно, сегодня начнется новый этап моей жизни. Не хочу, чтобы он был кем-то омрачен. Даже тобой!» - разговор с самим собой, был неожиданно прерван звонком с министерства. Одновременно звонили с приемного отделения. Поступил тяжелый больной, сверху просили, чтобы Агарагим лично им занялся поступившим пациентом.
«Черт, черт, черт! Как же не к кстати! Невозможно расслабиться!»
- Сабина!
- Агарагим муаллим, я вас слушаю!
- Звоните, пусть срочно готовят операционную!
- Сию минуту, будет сделано. Удачи вам!
- Благодарю!
Поступивший 65-летний пациент, маленького рос-та и плотного телосложения, оказался достаточно высокопоставленным сотрудником одного из министерств. Он тяжело дышал, был покрыт холодным потом, пульс еле прощупывался. Под воздействием сильнодействующих наркотиков, боль прошла. Он растерянно улыбался, понимая, что с ним происходит что-то очень серьезное. В его глазах можно было увидеть страх смерти, тревогу, ужас от окружающей суетливой обстановки, вкупе, с величайшим удивлением. Он никак не мог поверить, что это происходит с ним и прямо сейчас. При его-то положении и возможностях, он лежит на больничной койке в реанимации, как простой смертный, и какие-то девчонки, в белых халатах, совершенно бесцеремонно, вводят ему в вену лекарства, что-то наклеивают на грудь, ставят градусник. От него тянутся разноцветные провода, трубочки, и никто, ничего не объясняет.
- Здравствуйте, Зейнал муаллим. Я ваш врач, Агарагим Искендерзаде, директор Центра сердечно-сосудистой хирургии. Как вы себя чувствуете?
- О, слава Аллаху! Хоть кто-то со мной разговаривает! Надеюсь, вам звонили на счет меня?
- Да, Зейнал муаллим, конечно звонили, вот потому-то я и здесь. Не беспокойтесь, я вами лично займусь.
- Скажите профессор, а я не умру?
- Все в руках божьих. Но я постараюсь вам помочь.
- Скажите правду, что со мной? Это инфаркт?
- У вас произошла закупорка коронарных артерий, что и вызвало острую ишемию. Если будем медлить, разовьется инфаркт.
- Ну, спасибо, успокоили. Скажите, честно, как мужчина мужчине. Вы сможете меня вылечить? Может мне в Турцию полететь? Там все же медицина получше.
- Зейнал муаллим, дорогой вы мой, не знаю, где медицина лучше, но я вас уверяю, в таком состоянии вы даже до аэропорта не доедите. Вам это понятно?
- Да, профессор, да буду я вам жертвой! Помогите! Прошу вас, сделайте все возможное и невозможное. Я не хочу так рано умирать! Я вас отблагодарю! Профессор, я обеспеченный человек! Что нужно, сколько нужно! Только спасите!
- Прекратите сейчас же. Успокойтесь. Я вам даю слово, сделаю все, что в моих силах. Мы сейчас сделаем вам ангиографию, растворим тромбы, установим стенты, через неделю будете в футбол играть.
- Серьезно? Скажите профессор, только не смейтесь. А сексом я, когда смогу заниматься?
- Сексом говорите?  - «Надо же, еле дышит, одной ногой на том свете, а он все еще о сексе думает» - Конечно, сможете! И очень скоро, но в первое время под контролем врачей.
- Не понял, доктор, это как?
- Я вам потом все объясню. Да, не беспокойтесь вы так за это. Главное это ваше сердце.
- Ну, что вы говорите, профессор, - переходя на шепот, - у меня молоденькая любовница, она такая красавица, обалденные формы и все такое!
- Не сомневаюсь.
- Знаете доктор, с возрастом, все сложнее и сложнее, так сказать, удовлетворять женщин. А моя, сукина дочь, такая требовательная. Хочет по несколько раз в день. Я же уже не мальчик, в конце-то концов.
- Понятно. Виагру, в какой дозе принимали?
- Когда как. В первое время половина таблетки помогала. Сейчас, каждый раз вынужден принимать целую, и то, с трудом получается. Не знаю, что мне делать?
- Что вам сказать, уважаемый, избавляться надо, от вредных привычек и чем раньше, тем лучше. Так дольше проживете. В вашем возрасте, таки нагрузки противопоказаны. Ну, все, пора в операционную. У вас все будет хорошо!
В операционной, надевая стерильный халат и перчатки, Ага все никак не мог избавиться от мысли, о том, что его пациент, всего лишь на три года старше. Излишний вес, курение, малоподвижный образ жизни, плюс еще чрезмерные сексуальные нагрузки привели Зейнала в операционную. Ему еще повезло, ведь многих так и не довозят до клиники. То, что Зейнал будет жить, Ага не сомневался. Вот, захочешь ли ты полностью изменить свой образ жизни? Отказаться от застолья, в кругу друзей, коллег, нужных людей? От курения, к чему пристрастился служа в армии? Откажешься ли ты от своей симпатичной подружки, так скрашивающей его однообразную жизнь? Знаешь ли ты, Зейнал, к чему все это может привести? Конечно же, знаешь. Стоит тебе пару раз отказаться от приглашений на совместный обед, плавно переходящий в ужин, когда стол ломится от закусок и блюд национальной кухни, когда изумительно вкусные шашлыки, приготовленные со всевозможными ухищрениями, специально приглашенным поваром, подаются один за другим, и ты, только и делаешь, что глубоко вздыхаешь, чтобы освободить хоть немного места в своем переполненном желудке, понимая, ты не в силах отказаться от очередного скворчащего кусочка мяса, приготовленного на открытом огне. Эта застольная вакханалия, когда каждый из сидящих, дабы не выказать неуважение или не показаться слабаком, не смея пропустить ни один тост, ни одну рюмку водки, следует традиционному ритуалу мужских посиделок. Тут главное не терять ритм. Все роли заранее предопределены. Тамада, им обычно становится или старший по возрасту или же как в армии, старший по званию, чаще всего начальник, обожающий собирать своих соратников за большим, дружеским столом. Вот он то и держит ритм всего действия, ни на секунду, не спуская ни с кого глаз, четко контролируя происходящее. За таким столом всегда найдутся штатные весельчаки, спортивные и политические обозреватели, болтливые сердцееды и просто, молчуны, всегда поддакивающие и живо, широкими улыбками, реагирующие на каждую реплику, анекдот или виртуозно оформленный тост.  Сначала идут общие тосты за мир во всем мире, за благополучие и процветание всей страны, затем за процветание сидящих за столом друзей, затем за родных и близких, с пожеланием здоровья и долгих лет жизни, после чего происходит переход на личные тосты. Вот именно к этому моменту необходимо сохранить стройность мысли и внятную речь. Ведь прямо сейчас, у тебя появится очередной шанс выразить свое восхищение человеком, от которого зависит твое дальнейшее благополучие. Он же, с достойной скромностью примет похвалу в свой адрес и даже произнесет ответный тост, в котором он может по-дружески намекнуть на некоторые недочеты в работе, но, в общем-то, отметить твою преданность общему делу, твою высокую работоспособность и незаменимость на данном отрезке времени. Как же тебе, Зейналу, от этого всего отказаться? Это твой, закоренелый образ жизни, ты привык так жить, ты любишь так жить. Но, страшнее всего, как оказалось, это выпасть из обоймы. Некоторое время твои друзья-сотрапезники, будут терпеливо ждать, они будут держать свободным твое место, надеясь на твое скорое возвращение в не очень стройные ряды гурманов, любителей долгого застольного веселья. Но, вскоре, они поймут, что потеряли тебя навсегда. Твое место займет кто-то другой, покрепче здоровьем, способный в лучших традициях поддержать нужный ритм совместной трапезы. Бедный Зейнал. Ты, наевшись и напившись, больше не позвонишь жене, и не скажешь, что сегодня домой не вернешься, а останешься ночевать на даче у друга. Ты не вызовешь водителя и не поедешь к той, в чьих нежных ласках ты сейчас больше всего нуждаешься. Зейнал, родной! Тебе ведь не секс от нее нужен. Ты пьян, ты переел, ты еле дышишь и с трудом двигаешься. Твой несчастный организм требует одного, полного покоя. Но ты хочешь завершить вечер красиво. В жарких объятиях молодой и пышной подружки, которая с пониманием отнесется к твоему нынешнему состоянию, не будет ворчать, и злословить, не будет проклинать всех твоих сотрапезников, включая твоего любимого шефа, как это обычно делает твоя жена. Она напоит тебя свежезаваренным чаем, затем поможет раздеться, сама тоже разденется, уляжется рядом, обнимет твой вздувшийся живот и будет терпеливо, до самого утра, слушать твой громкий храп. Храп благодетеля, добрейшего на свете человека, который обычно, выполняет все ее капризы и прихоти, в обмен на простые человеческие чувства.   
Отказавшись от всего этого, ты превратишься в нудного старика. Ты станешь неинтересен друзьям, сослуживцам, твоему руководителю. Действительно, кому нужен занудный трезвенник, соблюдающий диету? Ты потеряешь вкус к жизни, ее привычный для тебя ритм, ты не будешь слышать ее замечательную симфонию. Ты замкнешься в себе, отстранишься от всех, даже семья, так не одобряющая твои пьянки, начнет удаляться от тебя, такого тусклого, скучного и незнакомого. Тебя с почестями выставят на пенсию. Ты лишишься привычного дохода, вместе с этим, от тебя уйдет твоя подружка. Она, конечно же, найдет себе другого мужчину, состоятельного, способного удовлетворить все ее потребности. Тебе останется только, поселиться на даче, чтобы ухаживать за корявыми и бесплодными фруктовыми деревьями. Там, живя на даче, в замкнутом пространстве, окруженным высоким каменным забором, ты полностью осознаешь свою ошибку. Ты поймешь, что, отказавшись от всех излишеств, с одной лишь, благородной целью, сохранить свое здоровье, ты незаметно окажешься на задворках жизни, лишенный друзей, круга общения, доходной должности, уважения и почитания. От тебя отвернутся все, даже самые близкие тебе люди. Зейнал, ты вскоре превратишься в сгорбленного старика, о котором, если и кто-нибудь вспомнит, то только тогда, когда узнают, что ты скончался. Они все придут на твои поминки. Они не смогут не прийти. Они будут скорбеть, в знак уважения к твоим прошлым заслугам, вспоминая, каким весельчаком и балагуром ты был раньше.
Ведь ты все равно умрешь. Рано или поздно, ты умрешь от скуки, всеми забытый и покинутый. У тебя был шанс умереть достойно, красиво, как подобает настоящему мужчине. Ты мог бы испустить свой последний вздох в томных объятиях ненасытной фурии, наглотавшись стимулирующих таблеток, и изо всех сил, пыхтя, задыхаясь, обливаясь потом, стараясь, хоть как-то удовлетворить ее необъятные сексуальные потребности, вдруг, неожиданно скончаться. Тогда, твое натруженное сердце скажет тебе: «Эй, товарищ, все! Стоп! Я устало! Я больше не могу! Не в этой жизни. Прости!» Оно замрет и остановится навсегда. Предательски, на пике блаженства, под восхитительные стоны партнерши, ты рухнешь на ее пышные ягодицы, самортизируешь от них и мирно, уже навсегда, уляжешься на спину.
На твоем лице, застынет умиротворенная гримаса наслаждения. Ты уйдешь в один миг, совершенно безболезненно, без всяких больниц, реанимаций, капельниц, кардиостимуляторов, ангиографий и всего того, чем кардиологи попытаются восстановить работу твоего «застучавшего» мотора. Ты бы не мучил неопределенностью себя и своих родных. Все было бы предельно просто: «Зейнал муаллим, скоропостижно скончался во время свидания со своей любовницей, следуя императивному зову не вырождающегося инстинкта продолжения рода человеческого. Да упокой Аллах его грешную душу, аминь».
Тем временем манипуляция подходила к концу. Агарагим прекрасно справился, как часто пишут, «несмотря на тяжелое состояние пациента, операция прошла удачно». Проблемы у Зейнала начались позже. Уже в реанимации, началась сильнейшая аритмия. Видимо, ишемия, для проводящей системы сердца не прошла бесследно. Ага понимал, существует высокая опасность фибрилляции желудочков сердца. Он все время поглядывал на часы. Через два часа его ждет, возможно, одно из самых приятных событий в его жизни. А, тут, этот злополучный Зейнал, со своей аритмией! Но и оставить пациента и передать его другому врачу, Ага не имел права. Медикаментозное лечение не помогло. Ага дал распоряжение и Зейнала, вновь отправили в операционную. Он был в сознании, говорить не мог, задыхался. Он руками и жестами просил о помощи. Ага, как мог, объяснил ему ситуацию и попросил Мурада, руководителя отделения анестезиологии, которому Агарагим доверял самые сложные случаи, провести анестезию. Пациент уснул, но его сердце все еще стучало в бешеном ритме. Ага намеревался провести радиочастотную абляцию атриовентрикулярного узла - это сложная, малоинвазивная процедура, когда в полость сердца, через катетер, вводится специальный электрод, который и разрушает узелок, вызывающий столь опасную для жизни аритмию. Вторая процедура прошла успешно. Зейнал мирно спал, его сердце выдавало нормальный ритм. Ага, наконец-то смог расслабиться. На часах шел седьмой час. Ага не хотел опаздывать на свое с Бахар первое свидание. Во время первой процедуры, она стояла за дверью операционной, но постеснялась войти без его приглашения. Так делают многие сотрудники, подходят к застекленной части двери и подсматривают за происходящим в операционной. Он не знал, как долго она там стояла, но будто уловив ее взгляд, Ага на миг отвлекся от монитора и посмотрел на дверь. Их глаза встретились. Всего на долю секунды, но ему этого было достаточно, он понял, она желает ему удачи и с нетерпением ждет встречи.
Ага дал необходимые поручения и быстрым шагом направился в кабинет. По дороге его перехватили многочисленные родственники Зейнала, крайне обеспокоенные его состоянием. Пришлось отбиваться от многочисленных и повторяющихся вопросов, а также требований прогноза о будущей жизни пациента. Положение спас подоспевший вовремя Мурад, на которого Агарагим перекинул дальнейшее ведение прессконференции с представителями семьи и родственниками больного. Он поспешил дальше по длинным коридорам Центра. Добравшись до кабинета, он присел, обдумывая дальнейшие действия. Уже половина седьмого, ему нужно заехать домой, принять душ, переодеться, купить цветы и бутылочку вина. «Как же успеть?» - думал он, - «Единственный выход, воспользоваться услугами Фазиля, но он болтун, может где-то проговорится. А, черт с ним! Все равно, рано или поздно, все узнают. Ну, тогда, пусть завидуют!»
Ага вышел из кабинета, сухо попрощался с Сабиной, не обращая никакого внимания на ее сканирующий взгляд, и поднятые брови, последовал к выходу. Там, с работающим двигателем, его ждал пунктуальный Фазиль. В это время, в Баку, бывают пробки, все спешат домой, чтобы после тяжелого рабочего дня, провести время в кругу семьи, жены, детей. Агарагим же, спешил на свое первое свидание с Бахар.
Он попросил остановиться возле супермаркета. Выбрал подходящую бутылку красного вина и коробочку бельгийского шоколада. От покупки цветов он отказался. Не из-за отсутствия времени или из экономии, конечно же, нет. Ага, представил себя с большим букетом алых роз, спешащего к покосившимся дверям хрущевки. Он совсем не желал привлекать внимание соседей дома, где жила Бахар. Ведь, невозможно не заметить элегантного и хорошо одетого мужчину, вылезающего из черного авто, с букетом роз и пакетом из супермаркета, в другой руке, направляющегося к дряхленькой пятиэтажке. Погода теплая. Двор перед зданием, переполнен кишащей детворой, женщинами и бабушками, грызущими традиционные семечки и обсуждающие всех и вся. И через весь этот строй он должен прошмыгнуть незаметно, дабы не компрометировать Бахар. Соседи знают, у них в блоке, только она живет одна, и к кому, как не к ней, может наведаться, столь импозантный мужчина, да еще с букетом алых роз.
Приняв душ, Ага побрился, зачесал поседевшие волосы назад, обильно надушился, надел свою любимую белую сорочку и свой лучший костюм, и туфли. Перед выходом, он остановился и еще раз посмотрелся в зеркало.
В нем отражался неисправимый сердцеед, ловелас, мачо, стареющий бабник, внучатый племянник Казановы? Совсем нет. В нем отражался солидный, ухоженный, стройный, поджарый, широкоплечий мужчина, с живыми, блестящими от возбуждения глазами, влюбленный и не желающий останавливаться.
Ага уселся на заднее сиденье, он опаздывал на пол часа. Это не было в его правилах, но так получилось. Автомобиль тронулся. Ага, находясь в состоянии радостного предвкушения предстоящими событиями, не заметил, как Фазиль остановился возле нужного дома. Он молчал и лукаво улыбался. Фазиль был собой очень доволен. Он был на высоте водительского искусства, правильно угадав адрес поездки.
- Приехали, Агарагим муаллим. Вам с вещами помочь?
- Ну, и проныра же ты, Фазилек! Сам догадался или кто подсказал?
- А, что тут догадываться, весь Центр только о вас и говорит.
- Надо же! Фазиль, послушай, это моя личная жизнь. И никому до нее нет дела. Тем более тебе. Ты понял? Если узнаю, что от тебя исходит какая-либо информация, выгоню к чертовой матери.
- Агарагим муаллим, вы же меня знаете, я могила.
- Я уж тебя, дорогой, хорошо знаю, поэтому и предупредил.
Ага, разочарованный столь молниеносной утечкой информации, вылез из машины, сильно хлопнув дверью. В это время плавно опустилось переднее, правое стекло и в проеме показалась улыбающаяся физиономия Фазиля.
- Удачи вам, Агарагим Мансурович. Я буду вас здесь ждать. Сколько вам будет угодно.
Ага, сделав, было пару шагов от автомобиля, развернулся, подошел к окну, наклонился, да так, чтобы поравняться с Фазилем глазами, тихо, но очень строго сказал: «Ну-ка, вали остуда на хер! Чтобы духа твоего здесь не было! Надо будет, позвоню. Все!»
Как он и предполагал, незаметным пройти через переполненный двор, было невозможно. Ага, как новый и совершенно незнакомый человек, конечно же, привлекал к себе внимание. Он шел ровно, старался смотреть прямо перед собой, хотя чувствовал на себе большое количество сопровождающих взглядов. Глупо было выглядеть героем-любовником, в его возрасте и при его положении. Зайдя в неосвещенный подъезд, Ага быстро поднялся на третий этаж, нашел нужную дверь и несколько минут стоял перед ней, переводя дыхание. Он никак не решался нажать кнопку звонка, протянул, было, указательный палец к звонку, затем остановился, вытащил платок, протер проступивший на лбу пот. Агарагим знал, это его очередной Рубикон. Переступив порог этой двери, он уже не сможет остановиться, повернуть назад. Один шаг, отделяет его от другой жизни, новых чувств, новых обязанностей. Он мог бы передумать, убежать, отказаться от еще не начавшихся отношений, сохранить свой привычный образ жизни, не впускать в нее нового, совсем незнакомого, но такого желанного человека.
Дыхание успокоилось, пульс слегка частый. Ага понимал, или сейчас или никогда. Наконец, он решился! Он нажал кнопку, в ответ прозвучал дребезжащий звонок. Через пару секунд дверь распахнулась. В тесной и тускло освещенной прихожей стояла Бахар. Она была босая, в коротком шелковом халатике, белого цвета, поясок которого, был, не слишком туго, затянут. Он впервые видел ее с распущенными волосами, тяжелыми волнами, лежащими на ее узких плечах. Бахар протянула к нему руку, завела во внутрь, другой рукой захлопнула дверь. Она оказалась в нескольких сантиметрах от него, он чувствовал ее частое дыхание. Она, прикрыв глаза, боязливо дотронулась губами до его ссохшихся от волнения губ. Он ответил. Нежно, осторожно, он поглощал влагу ее чувственных губ. Она прижалась к нему сильнее. Через одежду он ощутил прикосновение двух напряженных бугорков. Его правая рука, скользнув по гладкой поверхности шелкового халатика, ненадолго остановилась на пояснице, затем медленно, но уже смелее, и более уверенно, круговыми движениями, массировала крепкие выпуклости ягодичных мышц. Она была без нижнего белья. Только легкий, шелковый халатик и все. Бахар, очнувшись от первой приливной волны, поправила, совсем уже развязавшийся поясок, взяла у Ага пакет и, не заглянув во внутрь, отложила его в сторону. Он последовал за ней в спальню. Спальня была обставлена старомодной, лакированной мебелью, советских времен. Двуспальная кровать была застелена черным, также, как и ее халатик, шелковым бельем. Справа, у стены возвышался массивный, трехстворчатый платяной шкаф на ножках. Напротив, в углу стояло трюмо с большим, вертикальным зеркалом. Перед трюмо стоял низкий пуфик темно-зеленого цвета. Бахар указала ему на пуфик, он сел, она опустилась перед ним на колени, развязала шнурки, по очереди сняла с него туфли, потом очень медленно сняла носки и аккуратно уложила их поверх туфлей. Теперь они оба были босиком. Она поднялась, развязала поясок и, не задумываясь, решительно скинула с себя халатик. Бахар стояла перед Агарагимом совершенно голая, во всей сияющей красоте своего молодого тела. Ага засмотрелся на ее плавные линии, небольшую девичью грудь, темные ареолы набухших сосков, узкую, талию, нежные изгибы бедер, длинные ноги, совершенно гладкую кожу. Бахар была идеально сложена. Будто изящная бронзовая статуэтка, отлитая рукой известного мастера. Он мог бы любоваться ее наготой часами, сутками. Ага не верил своим глазам, не верил в происходящее. То, о чем он мечтал, грезил во снах, свершилось. Она стоит перед ним. Он может до нее дотронуться, погладить плечо, грудь, животик, провести рукой по наружной поверхности бедер, обхватить коленку, затем по внутренней поверхности, очень деликатно, подняться все выше и выше, пока его пальцы не ощутят влажное проявление ее возбуждения.
Это все будет, но чуть позже, сейчас не время спешить. Ага хотелось насладиться каждой секундой, каждым мгновением их первой встречи. Он знал, первые впечатления самые яркие, самые запоминающиеся. Человек так устроен, он привыкает ко всему, даже к умопомрачительной красоте обнаженной партнерши. Со временем, проходит, тот первый, незабываемый трепет, та созерцаемая и осязаемая оголенная чувственность, все это притупляется, становится обыденным, привычным, не раз испробованным, но все же, не менее желанным.
Бахар стояла перед ним, нисколько не смущаясь, позволяя ему вдоволь любоваться ее наготой.
- Я подумала вы не придете - сказала она, собирая волосы в привычный хвостик.
- Я не мог не прийти. Извини за опоздание.
- Как ваш пациент, ходжам?
- У него началась тахикардия, пришлось возвращать в операционную на абляцию. Сейчас он в полном порядке. Бахар, прошу тебя, когда мы вдвоем, не называй меня ходжам. И еще, тебе не кажется, при нынешних обстоятельствах, пора уже перейти на «ты»?
- Хорошо, я буду называть тебя, душа моя. Ты разрешаешь?
- А, почему не Ага, так короче и проще.
- Нет, хочу короче. Хочу, душа моя, мне так больше нравится. Ты мне отказываешь?
- Нет, называй, как хочешь.
- Знаешь, когда я произношу твое имя, то тут же вспоминаю, что ты мой шеф, наставник, директор. Мне становится страшновато.
- Бахар, прекрати, пожалуйста. Я у тебя дома, у нас свидание. Забудь все, что находится за пределами этой комнаты. Только я и ты и больше ничего. Лучше принеси мне воды, так горло пересохло.
- Какая же я дура! Я тебе даже воду не предложила и сразу затащила в спальню. Вот видишь, с кем ты связался. Пока не поздно, убегай!
- Рассмешила! Да, ни за что на свете. Иди ко мне.
Бахар подошла, села к нему на колени, обняла сильно-сильно и еще раз, поцеловала его в губы.
- Ага, душа моя, разденься, а то как-то нехорошо, я совсем голая, ты все еще в костюме. Тебе помочь?
- Нет, я сам.
- Может, чай выпьешь? Я свежий заварила.
- Принеси мне стакан холодной воды, не то я сейчас потеряю сознание.
- Профессор, не беспокойтесь, я вас реанимирую.
Бахар, улыбаясь, побежала на кухню. Он проводил ее взглядом, продолжая любоваться ее великолепным телом. В этот волнующий момент, он вспомнил фразу, когда-то написанную И.А.Буниным: «Формы женского тела мучительны своей непостижимой прелестью»
Ага встал с пуфика и начал раздеваться. Вещи свои он уложил на стул, сиротливо стоящий в углу комнаты. Чувствовал он себя несколько неуютно. Его познабливало от одной мысли, что он, доктор наук, профессор, руководитель Центра, стоит обнаженный посреди чужой спальни, в то время как, его молодая сотрудница, бегает по квартире «в чем мать родила», хлопает на кухне шкафами, звенит посудой.
Время шло, Ага не знал, куда себя деть, еще и это проклятое зеркало, в котором он отображался почти во весь рост. Он никогда не считал себя стеснительным человеком, тем более в такой, недвусмысленной обстановке, но сейчас, он жутко стеснялся. Он сам не понимал, что с ним происходит. Стоя вот так, в неглиже, ожидая возвращения Бахар, Ага опасался, каковой будет ее первая реакция на обнаженного шефа? А, вдруг он, со стороны, выглядит смешным, неуклюжим и совершенно несексуальным в глазах молодой женщины? Вдруг она засмеется или застесняется и передумает? Может ей будет противно, лечь с ним в одну постель? Ведь она такая молоденькая, нежная, стройная, а он уже пожилой человек, мышцы совсем не те, кожа бледная, дряхлеющая, нет былой привлекательности, мужественности. Больше всего его беспокоило, это отсутствие естественной реакции его здорового организма на столь щекотливые обстоятельства.
Прежде, такого никогда с ним не случалось. Оставшись наедине с очередной партнершей, он возбуждался еще до того, как она скидывала с себя всю одежду. Сей-час же, он чувствовал предательскую пустоту внизу живота.
Решение пришло мгновенно, чем так позориться, лучше в постель. Он быстренько залез под шелковую простынку и полностью укрылся ею с ног до подбородка. Ага паниковал. Если у него ничего не получится, то это будет полным провалом, позором на его седую голову. Столь вожделенная им женщина находится в соседней комнате, он видит, она готова на все, он лежит в ее постели, и ничего, ни одного мышечного импульса, нет даже намека на напряжение, упругость и стойкость. Появилась мысль, убежать, пока не поздно, взять вещи и дать деру, испариться, провалиться сквозь землю. Но уже слишком поздно. Бахар стояла в дверях спальни с маленьким подносом в руках. На подносе стоял высокий бокал с желтоватой жидкостью. Она подсела к нему на край кровати, немного бочком, положив ногу на ногу, протянула ему запотевший бокал. Ага чуть привстал, упиревшись на правый локоть, с жадностью сделал несколько больших глотков.
- Я тебе шербет сделала, с медом, лимоном и шафраном. Вкусно?
- Очень вкусно! Спасибо, я так хотел пить!
- Хочешь, еще принесу?
- Нет, достаточно, может чуть позже.
- Тебе холодно, душа моя? Ты весь дрожишь. Хочешь, закрою окно?
- Не волнуйся, просто немного устал, весь день на нервах. Сейчас немного отдохну и буду в полном порядке.
- Отдыхай, я рядом посижу, полюбуюсь тобой. Ты же такой красивый мужчина. Я обожаю твои голубые глаза. От одного твоего взгляда у меня появляются мурашки по коже. Каждый раз, когда ты смотришь на меня, мне кажется, ты смотришь сквозь, читаешь мои мыс-ли. Ага, ты что, колдун?
- Ну да, конечно, колдун в седьмом поколении.
- Ладно, не смейся, я серьезно! Скажи мне честно, скольких сотрудниц ты соблазнил до меня? Скажи, я очень прошу тебя, я никому не скажу.
- Бахар, ты первая и последняя.
- А как же Сабина, твоя секретарша. Я почувствовала, она тебя ко мне ревнует, ненавидит меня. У тебя с ней что-то было?
- Я тебе клянусь, у меня ни с кем, ничего не было, тем более с Сабиной.
- А, мне казалось, она в тебя влюблена. Я думаю, все женщины Центра в тебя влюблены.
- Это не правда. Тебе показалось. Столько молодых вокруг, кому я нужен?
- Душа моя, ты лучше их всех, вместе взятых!
Бахар легла рядом, положила голову ему на грудь, стараясь дышать в унисон его дыханию. Некоторое время они лежали, молча, совершенно не двигаясь, остерегаясь спугнуть зарождающееся сплетение чувственности и обоюдного возбуждения от тепла соприкасающихся тел. Ее рука, как бы невзначай, скользнула вниз, но, к удивлению, не обнаружила там ожидаемого оживления. Бахар томно улыбнулась: «Душа моя, расслабься, ты слишком напряжен, я это чувствую» - с этими словами, она начала нежно целовать его грудь, живот, потом ниже, еще ниже. Он почувствовал ее влажные губы, озорной язычок, ее горячее дыхание. Хоть и не сразу, медленно, но уверенно, его плоть возродилась, восстала из небытия, проснулась из летаргического сна, вышла из комы, демонстрируя ей, свою былую мощь и стойкость.
«О, профессор, у вас огромный потенциал!» - воскликнула Бахар, кокетливо улыбаясь, довольная столь бурной реакцией партнера на ее умелые ласки.
С первых же минут их встречи, Бахар взяла на себя роль лидера, роль ведущего в их паре, где, молодая, изголодавшаяся по сексу женщина, занимается любовью с мужчиной почтенного возраста.
 До этого, в ее жизни было всего двое мужчин. Оба парня обещали жениться, но видимо не судьба. Первому, жениться на Бахар не позволили родители. Они любили друг друга. Он был красавчиком, обожал ее, но был тюфяком, тряпкой и предателем. Он не посмел перечить своим родителям и не захотел их огорчать. Они сами нашли ему невесту из очень обеспеченной семьи. Перед своей свадьбой, он рыдал, стоя перед ней на коленях, просил у нее прощения. Он так и не решился совершить настоящий, мужской поступок.
После того, как они расстались, она сблизилась с его другом. Он ей не очень-то и нравился, но Бахар желала отомстить своему бывшему парню. Отношения, длившиеся больше года, закончились полным крахом. Ее второй любовник оказался бездельником, пройдохой и пьяницей. Она сама бросила этого мерзавца, после чего вернулась в Баку.
Так, дважды обжегшись, она дала себе твердое слово, держаться подальше от молодых парней. Да, она сама во всем виновата. Нельзя было быть такой влюбчивой и доверчивой девушкой. Жизнь ее многому научила. От ее первых отношений остались только горькие воспоминания. Единственно, что они оставили ей на память, так это богатый сексуальный опыт. Эти парни, не привыкли быть на вторых ролях. Они были молоды, напористы и агрессивны. Они брали ее уверенно, сильно, мощно и часто. Ей это тогда нравилось. Она и сама получала наслаждение, позволяя им проделывать с собой всевозможные эксперименты. Сейчас же, она поумнела, стала более осторожной в отношениях. Находясь в Баку, Бахар частенько отбивалась от многочисленных назойливых предложений. Ей объяснялись в любви, сулили золотые горы, но она никому не верила. Бахар решила стать не-зависимой и самостоятельной, сделать карьеру, и только потом думать о замужестве.
Но, перед Агарагимом она устоять не смогла. Он был ее кумиром, она восторгалась его знаниями, интеллектом, способностями. Он во всем помогал ей, опекал ее. Как же она могла ему отказать?
Сейчас, они в одной постели, она ласкает его, он нежно, своей мягкой и теплой рукой, гладит ее голову. Он такой милый, деликатный и осторожный. Она это заметила. Он обращается с ней как с девственницей, боясь причинить боль, спугнуть, чем-то обидеть. Наивный профессор, знал бы он, что с ней вытворяли ее бывшие любовники.
Бахар, впервые, занимаясь любовью с человеком, в два раза старше себя, интуитивно взяла бразды правления в свои руки. Ей нравилась ее новая роль, да и Ага не очень сопротивлялся.
Доведя его до нужной кондиции, Бахар, распустив волосы, резво вскочила на него. Она наклонилась к нему совсем близко и еще долго целовала его в губы, при этом, очень медленно раскачиваясь, ощущая его внутри своего лона. Она не хотела торопить события. Она желала только одного, слиться с ним воедино и одновременно достичь обоюдной кульминации.
Занимаясь сексом, она была необыкновенно легка и роскошна. Она отдавалась без лишних слов, почти молча, без артистического жеманства, без ненормального закатывания глаз, дурацких гримас. Ни одного лишнего движения, ни одного фальшивого стона, ни малейшей вульгарности. Она искренне и пылко, страстно и с величайшим мастерством, предавалась первородному греху. Она была естественной, ее похоть была естественной. Она хотела мужчину, она брала его всего, без спроса, без оглядки на прошлое, без планов на будущее. Это происходило здесь и сейчас.
Когда все закончилось, Бахар легла рядом и принялась дурашливо играться с седыми волосиками на его груди.
- Тебе понравилось? Я все сделала правильно?
- Ты была великолепна!
- Прекрати, я не верю! Ага, мы ведь первый раз вместе. Я не знаю, как тебе нравится, к чему ты привык, какие у тебя желания? Ты не стесняйся, скажи.
- Бахар, честно говоря, я чертовски проголодался. Может, поедем куда-нибудь, поужинаем.
- Не надо никуда ехать. У меня дома все есть. Вино в холодильнике, есть хороший белый сыр, свежий хлеб, зелень. Ты любишь яичницу с помидором?
- Да, конечно люблю. Ее все любят.
- Я ее по-особому делаю, очень вкусно получается.
- Могу тебе помочь.
- Ну, уж нет, душа моя. Ты будешь сидеть, и смотреть, как я готовлю. Хорошо?
- Договорились. Можно у тебя душ принять.
- Ой, сейчас посмотрю, воду дали? У нас здесь по часам воду дают, да и колонка в последнее время барахлит. Надо будет мастера вызвать. Извини, старая квартира.
- Это не беда, я могу и холодной водой обмыться.
Бахар побежала в ванную комнату, открыла кран, включила газовую колонку, давление воды было низкое, но теплая вода уже шла. Она громко позвала его. Ага встал с постели, прикрыться было не чем. Он остановился в дверях ванной и замер, наблюдая, как Бахар принимает душ. Вода, стекая по ее груди, животу, бедрам, делала ее фигурку еще более привлекательной.
- Ага, присоединяйся. Разреши мне тебя помыть. Ты сам не справишься. У меня здесь душ не всегда нормально работает.
- Ты купайся, я хочу полюбоваться тобой. Не против? Если стесняешься, я подожду снаружи.
- Можешь смотреть сколько, хочешь. Наоборот, мне нравится, как ты меня разглядываешь. Ты же видишь, я совсем не стеснительная. Я вообще всегда дома голая хожу, ненавижу одежду.
- Соседи, с дома напротив, наверное, уже с ума посходили?
- Не говори, я иногда забываю задернуть шторы, так и разгуливаю голышом.
А, плевать, пусть смотрят!
- Тогда я куплю квартиру напротив, и каждый день буду любоваться тобой.
- Ага, не стоит. Лучше иди ко мне скорее.
Они еще долго не выходили из тесной, обшарпанной ванной, лаская друг друга под гулкий рев антикварной газовой колонки.
Обсохнув, любовники перешли на кухню. Ага обернул полотенце вокруг талии, присел на неудобную деревянную табуретку. Бахар так и не оделась, только нацепила кухонный фартук, кокетливо попросив Агарагима завязать поясок на ее пояснице. Для него это было настоящим эротическим шоу, незабываемым, чудесным зрелищем. Бахар все делала быстро и четко, совершенно не обращая на него внимания. Она носилась по малюсенькой кухне, доставала посуду, накрывала стол, нарезала хлеб и сыр, раскладывала зелень, жарила помидоры с яйцами. Он с восхищением наблюдал за ее грациозными движениями, забыв обо все на свете. Он был одурманен ее совершенным телом, ее наивным бесстыдством, с которым она готовила их первый, совместный ужин. После того, как ужин был готов, и шипящая яичница с помидорами, прямо на сковороде, лежала на середине стола, Бахар умело откупорила бутылку красного вина и села на табуретку, напротив.
Только сейчас, Ага вспомнил, что не ел весь день. Он с жадностью набросился на ужин, макая толстые кусочки свежего хлеба в помидорную мякоть и не ожидая, пока остынет, быстро отправлял в рот. Они пили вино, много шутили, смеялись, им было хорошо вдвоем, они ощущали полную свободу и оторванность от реалий жизни.
Ага посмотрел на висевшие на стене часы. Время уже за полночь. Он только сейчас вспомнил, что пропустил сеанс связи с Натой, а на мобильнике он предусмотрительно отключил звук. Вот так всегда, свободный полет в облаках счастья, невесомость любви, соблазна, желаний, вихри страсти, поднимающие тебя все выше и выше, неожиданно оканчиваются обычным приземлением, когда ты вспоминаешь, что не звонил жене, что ты руководитель Центра, что завтра куча дел, что ты за все это отвечаешь. Тебе становится так тоскливо. Ведь приходится возвращаться в обычную жизнь, и сегодняшний праздник, к сожалению, окончен, и тебе пора уходить.
Бахар перехватила его взгляд на часы и сразу все поняла.
- Ты должен уйти? Может, останешься? Я не хочу, чтобы ты уходил. Мне так хорошо с тобой. Ну, же, душа моя, не оставляй свою девочку одну. Я буду плакать.
- Уже совсем поздно, завтра на работу, мне нужно будет побриться, переодеться, я не рассчитывал, что здесь заночую.
- Ах, надо же! Вы посмотрите на него! Какой плохой мальчик! Идет в гости к одинокой девушке и не рассчитывает остаться на ночь? Нет, я так не играю! Ну-ка, профессор, идите в кровать, я вам сейчас экзамен сдавать буду!
- Бахар, что ты делаешь? Так нельзя! Отдай мое полотенце!
Она стянула с него полотенце и убежала в спальню. Ага послушно поспешил за ней. Когда он вошел, она лежала на спине, поперек кровати, в соблазнительной позе, закрыв глаза и широко расставив руки и чуть согнутые в коленях ноги. Агарагим, сглотнув слюну, глубоко вздохнул и нырнул. Он окунулся в нее, как окунаются в теплое ночное море. Когда, после нескольких кувырков, ты полностью теряешь ориентацию, ты не задумываешься, где дно, где берег, ты не боишься утонуть, морская вода окончательно поглощает тебя, ты всплываешь только за очередным глотком воздуха и незамедлительно погружаешься обратно, в ее теплые объятия. Затем, наплававшись вдоволь, ты лежишь на спине и в полной тишине, созерцаешь мерцающие звезды ночного неба.
- Ага, скажи, ты любишь свою жену?
- Да, конечно люблю.
- А меня, будешь любить?
- Я уже тебя люблю.
- Душа моя, как же можно любить двух женщин одновременно? Так не бывает!
- Бывает, Бахар, очень даже бывает. Мы поженились, когда она была совсем молоденькой девушкой, мы прожили вместе долгую и счастливую жизнь, она родила мне двоих прекрасных детей, мы всегда заботились друг о друге. Как я могу ее не любить?
- Тогда ты меня не любишь. Тебе, как и все остальным, от меня нужен только секс? Лучше бы я уродкой родилась!
- Не говори так! Ты моя последняя любовь. Это я точно знаю. Я счастлив, что ты со мной. Ты украсила мою пожилую жизнь, и я благодарю всевышнего за тебя, за то, что могу быть рядом с тобой. Как же я могу тебя не любить?
- И ее?
- И ее тоже.
- Интересно, посмотреть, как это у тебя получится.
- Бахар, ты хочешь знать свое место в моем сердце? Ты ведь кардиолог, не забывай, у меня четырехкамерное сердце, в одном желудочке она, в другом ты, между вами толстая перегородка, вы нигде не сообщаетесь, существуете в одном пространстве, но совершенно раздельно. Так тебе понятно?
- Так понятно. Но, что будет с еще двумя камерами? Ты еще кого-то туда собираешься поселить?
- Посмотрим, что будет, жизнь покажет.
- Ага, ты хочешь сказать, если в будущем, к тебе в Центр, придет еще одна смазливая аспирантка, ты и ее поселишь в своем безразмерном сердце?
- Нет, этого никогда не будет. Даю тебе честное мужское слово.
- А, чего стоят ваши слова, произнесенные в посте-ли?
- Тебя так часто обманывали?
- Да, обманывали, обещали вечную любовь, потом бросали. Ты хоть так со мной не поступай. Прошу тебя, душа моя, я буду послушной девочкой, мне от тебя ничего не нужно, только будь рядом. Я так давно живу одна, соскучилась по мужской руке, по ласке, хочу, чтобы обо мне хоть немного заботились, чтобы я могла бы заботиться. Я ведь не говорю, женись на мне. Нет. Просто, будь рядом и все.
- Бедная моя девочка. Не переживай, я тебя не обижу. Я буду с тобой, столько, сколько смогу. Хорошо? Ты согласна?
- Тогда не уходи. Останься со мной. Я хочу уснуть в твоих объятиях. Это так трудно?
- Уговорила. Представляю, как я завтра буду выглядеть, после бессонной ночи.
- Я тебе обещаю не приставать. Мы будем только спать и все.
- Только спать?
- Да, честно.
- А, если я сам захочу?
- Я буду не против. Ага, мне так хорошо с тобой, тепло и уютно.
- Тогда я позову Фазиля к шести утра.
- Так рано? Я не хочу просыпаться в такую рань. Пусть хотя бы к семи подъедет. Здесь же не так далеко, успеешь.
- Хорошо, сейчас ему позвоню.
- Может, смс отправишь?
- Да, ты что? Он смс-ки не читает.
- Противный он, так ехидно на меня смотрит. Он догадывается? Как ты думаешь?
- Он меня сюда и подвез.
- Я думала, ты не решишься с ним сюда приехать. Не боишься, растрезвонит на весь Центр, что ты у меня ночевал.
- Ты за себя беспокоишься?
- Нет, больше за тебя. Мне терять нечего. Начнутся разговоры, может и до твоей жены дойти. Не люблю все эти сплетни.
- Знаешь, Бахар. Я не мальчишка, чтобы от всех прятаться. У меня такая репутация, что ее запятнать не так уж и просто. Ты же знаешь, Натаван живет в Москве. Мы с ней редко встречаемся, всего лишь пару раз в месяц. Так, что здесь я совершенно один. Думаю, на старости лет, могу себе позволить, украсить свою жизнь, такой красоткой, как ты. Да, и Ната, возможно, не будет против этого.
- Как это, не будет против? Она тебя не ревнует?
- Раньше, в молодости, сильно ревновала. Потом, с возрастом, как-то успокоилась. Ты знаешь, она у меня умница, доцент кафедры, преподает английский язык в университете. У нее там своя жизнь. Подруги, музеи, театры, концерты. Я, со своей хирургией в нее не вписываюсь.
- Ага, скажи, когда она приезжает, вы сексом занимаетесь?
- Бахар, ну, и вопросы ты задаешь, мы ведь муж и жена. Конечно, не так часто, как в молодости, но бывает. Знаешь, некоторые женщины, с возрастом, остывают к сексу. Может это им надоедает, там и гормональные изменения, ты же врач, понимаешь, как это происходит.
- Понимаю. Я тоже не буду тебя к ней ревновать. Хорошо?
- Да, это очень хорошо.
- Только, вот, если узнаю, что у тебя, кроме нас, еще кто-то появился, тогда пеняй на себя!
- Ты мне угрожаешь?
- Да, душа моя, угрожаю. Я, сначала убью тебя, потом себя.
- Серьезно?
- Глупенький мой профессор. Ты поверил? Я не такая. Если, когда-нибудь, я тебе надоем, и ты захочешь со мной расстаться, ты только скажи, и я спокойно уйду из твоей жизни.
- Хорошо, я все понял, но это никогда не произойдет. Я не смогу отказаться от тебя. Лучше иди ко мне.
- О, а ведь кто-то хотел спать!?
- Рядом с тобой, разве уснешь!
- Постой, Ага, сначала, пока не поздно, позвони    Фазилю.
- Ах, да. Хорошо, что напомнила. Сейчас позвоню.
Он нащупал телефон в кармане пиджака, нажал на экран, там было несколько пропущенных вызовов от Наты и Вафы. Отец семейства исчез, на звонки не отвечает, все волнуются. Ага вышел на кухню и набрал Нате. Она долго не отвечала, видимо спала. Потом он услышал ее родной, взволнованный голос.
- Ага, ты где? Мы здесь нервничаем? Что случилось?
- Не волнуйтесь, со мной все в порядке, я задержался на работе, был тяжелый случай.
- А, почему трубку не брал?
- Понимаешь, замотался, забыл звонок включить. Только сейчас обнаружил, что вы звонили.
- Ага, так же нельзя! Мы волнуемся, вдруг с тобой что.
- Ната, к чему волнения? Я здоров как бык, ты же знаешь. Пришлось срочно оперировать. Скоро буду дома, меня Фазилек подвезет.
- Ладно, родной, береги себя.
- Хорошо, пока, завтра созвонимся.
Ага вернулся, сел на кровать, сгорбившись, опустил голову. Бахар придвинулась, встала на коленки и сзади обняла его.
- Тебе плохо?
- Да, немного не по себе.
- Из-за того, что пришлось врать?
- Да, пришлось. Надо было заранее предупредить ее, что задержусь. Я так торопился, совсем забыл.
- Бедный Ага, ты хороший человек, раз переживаешь. Многие из вас, врут и не краснеют.
- Что ты предлагаешь? Позвонить и во всем сознаться?
- Нет, я этого не предлагаю. Но, врешь ты классно! Так искренне! Даже я, лежа здесь, поверила твоим словам.
- Бахар, издеваешься? Пойми, мне неприятно ей врать, но что поделать, это неизбежно, когда встречаешься с другой женщиной.
- Ты же сказал, она особенно переживать не будет, если какие-то слухи до нее дойдут.
- Возможно. Но, бог вас, женщин, знает! Неизвестно, как она отреагирует. Может и скандал закатить, а может сделать вид, что ничего не знает.
- Ты ей часто изменял?
- В молодости часто, но любил только ее.
- А, сейчас?
- Сейчас люблю вас обеих. Прошу, второй час ночи, мы же не будем сейчас гадать на ромашке.
- Это как, гадать на ромашке?
- Ты не знаешь?
- Первый раз слышу.
- Очень просто. Берешь ромашку, срываешь лепесток, говоришь «любит», потом срываешь второй лепесток, говоришь «не любит» и так, далее, пока не останется последний лепесток. Тогда и будет ясно, любит или нет.
- Как же жаль, что сейчас ромашки нет. Я бы проверила, ты меня любишь или так же врешь, как и Натаван ханум, пару минут назад.
- Боже мой! Какие же вы все одинаковые!
- Вы тоже. Душа моя, звони Фазилю, пора спать.
Фазиль, при всей своей болтливости, отличался дисциплиной и пунктуальностью. Ровно в семь утра, черный автомобиль стоял у подъезда дома, в котором Ага провел чудесную и незабываемую ночь.
Бахар проводила его до двери. Она была все еще обнажена и выглядела свежо и роскошно, в утренних лучах солнца, проникающих через полупрозрачные шторы. Он притянул ее к себе за талию, крепко поцеловал в губы и торопливо вышел. Спустившись на один пролет, Ага обернулся. Бахар все еще стояла у раскрытой двери, совершенно не задумываясь о возможно, подсматривающих за ней соседях. Он помахал ей рукой и знаками попросил поскорее захлопнуть дверь. Она надула губки, послала ему вдогонку воздушный поцелуй и наконец-то закрыла дверь. Ага был в шаге, от того, что-бы плюнуть на все, вернуться, взять ее на руки, отнести в спальню, бросить ее на шелковую простыню и забыться в ее жарких объятиях. Он все же, пересилил себя, угомонил свои чувства, не поддаться на соблазн.
Как же он мог себе это позволить? Ведь, его ждал Центр с пациентами, ждущими осмотра, с назначенными операциями, с проблемами, над которыми придется поломать голову. Он не имел право бросать всю эту махину на произвол судьбы, ради блаженства наедине с Бахар.
Спустившись, Ага сел на заднее сиденье персонального автомобиля, которого, так грамотно засветил Фазиль, припарковавшись не у дороги, а у самого блока. Хорошо, соседей, в столь ранее время, почти что, не было.
- Доброе утро, Агарагим муаллим.
- Доброе утро, Фазиль.
- Как вы?
- Спасибо, хорошо.
- Я за вас беспокоился.
- Это почему?
- Думал, вдруг у вас ничего не получиться и вам придется ночью, одному домой возвращаться.
- Вот видишь, не пришлось.
- Поверьте, я так за вас рад!
- Слушай, Фазиль! Я не знаю, что тебя так обрадовало, но еще раз прошу, убери эту дурацкую улыбку со своей физиономии, включи радио погромче и кондиционер посильнее и поехали скорее домой.
- Будет сделано!
Всю, последующую, после их первого свидания и первой ночи, проведенной вместе, неделю, Агарагим был слишком занят. Он видел Бахар мельком, на утренних пятиминутках и обходах. Иногда, они встречались взглядами. Ага много оперировал, занимался обычными, директорскими обязанностями, но ни на секунду, его новая возлюбленная не выходила у него из головы.
Зейнала он вскоре выписал, настоятельно рекомендуя изменить образ жизни.
Несмотря на понимание и видимость серьезного восприятия наставлений доктора, Ага очень сомневался, что Зейнал захочет что-то менять в своей жизни. Иногда, размышляя, он сравнивал себя с ним. Почти похожая ситуация. Они оба, в солидном возрасте и у каждого молодая, резвая подружка, в которых они души не чают и не представляют себе, как они без них раньше жили. Оба, испытывают сексуальные нагрузки, не очень соответствующие их возрасту. Это сродни наркотику. Ты догадываешься, что это может навредить твоему здоровью, но ничего с собой поделать не в состоянии. Это болезнь. Это настоящая зависимость. Когда без ее ласк, без ее молодого и упругого тела, без ее ненаигранных стонов, ты не представляешь себе свое дальнейшее существование. По сути, ты превращаешься в раба любви, в раба страсти, в раба, прикованного к своей госпоже, пудовыми цепями привязанности и наслаждения.
Единственно, чем, Агарагим успокаивал себя, так это обладанием отменного здоровья, не по годам хорошей потенцией, и отсутствием вредных привычек.
За всю неделю, он ей ни разу не позвонил, не отправил ни одной строчки. Ага готовился. Он задействовал все свои связи и знакомства, для реализации намеченного. Бахар, же сильно переживала. Не получив от Агарагима ни одной весточки, ни одного слова, была убеждена в разрыве, только начавшихся отношений. Она не могла поверить, неужели и он, так страстно говоривший о своей новой любви к ней, так пылко ласкающий ее, лгал ей. И вот так, жестоко, после первой ночи отвернулся от нее, передумал, побоялся дальнейших отношений? Ему нужна была всего одна ночь обладания ею и все? Больше она его как женщина не интересует? Ведь мог бы вызвать в кабинет, объясниться. Бахар не ожидала такого резкого охлаждения в его стороны, но и выяснять ничего не хотела. Казалось, судьба вновь подшутила над ней. Она очередной раз поверила в мужские слова, обещания вечной любви, и вот такой скорый конец. Как же так?
Наступила суббота. Бахар проснулась рано, выпила кофе, и уселась на своем любимом диванчике, ревя и проклиная свою несчастную судьбу, как вдруг, неожиданно зазвонил телефон. Это был он. Его строгий баритон она ни с кем не могла спутать. Ага сухо поздоровался, попросил побыстрее одеться и спуститься вниз. Сказал, что послал за ней Фазиля, и он ждет ее внизу. Бахар, не поверив услышанному, осторожно отодвинула занавеску и, прикрывшись ею же, так как, была по привычке полностью обнажена, посмотрела во двор. Действительно, внизу стоял персональный автомобиль директора.
Она мигом начала одеваться. Сначала она надела каждодневное, белое белье. Повертелась перед зеркалом. Сняла его, швырнув на кровать. Затем, порывшись в бельевом шкафу, нашла то, что искала. Это был комплект черного и очень сексуального белья, который она давно уже не надевала.
В зеркале отражалась очаровательная модель с обложки гламурного журнала.
Теперь, что же надеть? Ничего страшного, Фазиль, да и сам Агарагим Мансурович, подождут. Она же женщина! Она не может вот так, в чем была выскочить из дома. Хотя, мысль, «в чем была», а она была, по привычке, ни в чем, сильно будоражила ее воображение. Бахар вновь разделась. Черное, сверх сексуальное белье, полетело вслед за обычным белым и улеглось в хаотичном порядке на не застланную постель. Решение пришло мгновенно. Она достала свое любимое, легкое, платье цвета хаки, с достаточно большим разрезом и надела его на голое тело. Еще раз посмотрела на зеркало. Все в порядке, никто и не догадается, что под ним ничего нет. Теперь туфли на каблучках и легкий макияж. В прихожей, собрав волосы в тугой хвостик, она надела темные очки и поспешила к машине.
Фазиль, сидя на своем рабочем месте, слегка повернул голову, поздоровался, и молчал всю дорогу, строго выполняя наставления шефа. Вскоре они подъехали к новостройке в престижном месте города. Фазиль остановил автомобиль возле подъезда. Назвал этаж и номер квартиры. Бахар, все еще не очень понимая, что происходит, сошла с машины, придерживая запах платья, дабы не демонстрировать свои замечательно стройные ножки всем прохожим. Поднявшись на лифте, она нашла нужную квартиру, и смело нажала кнопку звонка.
«Дверь открыта, входи» - громко прозвучал знакомый голос. Бахар открыла дверь и вошла в просторную прихожую. Ей в нос ударил запах свежего ремонта, запах краски, лака, клея, дерева, пластика, все вперемешку. Она прошла дальше. В огромной, по ее меркам, комнате, на шикарном диване восседал с иголочки разодетый Агарагим. Перед ним, на журнальном столике, лежал роскошный букет белых роз. Щеки его зардели от возбуждения и удовольствия. Сюрприз, на который он потратил неделю, удался. Бахар, все еще не осознавая происходящее, осторожно присела рядом с ним, на самый краешек дивана. Край платья, скользнув вниз, полностью обнажил стройное, тугое бедро мулатки. Поймав хищный взгляд профессора, она кокетливо прикрыла ножку, взглядом требуя объяснений.
Ага продолжал играть в молчанку. Он встал с дивана, подошел к музыкальному центру, наклонился, нажал кнопочку, и комнату заполнила его любимая композиция, в стиле босанова, «Возникла новая любовь». Он протянул к ней руку и жестом пригласил на танец. Бахар грациозно, будто находилась на сцене, под музыку подошла к нему. Они медленно танцевали, глядя друг другу в глаза. Ага, лаская ее правой рукой, вновь не обнаружил наличие нижнего белья на теле партнерши.
- Ты так пришла?
- Да. Тебе не нравится?
- Нравится, меня это возбуждает. Ты же знаешь.
- Скажи, Ага, куда ты меня привел? Это твоя квартира?
- Нет.
- А чья?
- Твоя.
- Как это, моя? Подожди, Ага, объясни мне, что это означает?
- Да, все просто! Я купил тебе квартиру, как и обещал, прямо напротив моего дома, чтобы я, каждый день, перед сном, мог видеть твой обнаженный силуэт в окне.
- Прошу тебя, не шути так! Ты мне даришь квартиру?
- Да, я дарю тебе эту маленькую, скромную квартиру. Тебе она не понравилась?
- Ой, подожди, я сяду. Вся вспотела от неожиданности. Значит, так, ты мне, ни с того, ни с сего, покупаешь мне квартиру, и как я за это буду расплачиваться?
-  Бахар, что ты говоришь? Почему ты должна расплачиваться? Просто, мне не нравиться, где ты сейчас обитаешь. Твоя старая, съемная квартира тебе совсем не подходит. Роскошная девушка должна жить в роскошных условиях!
- Я не знаю, что и сказать!? Ты поэтому всю неделю от меня бегал? Как же тебе не стыдно? Я ревела, думала ты меня так сразу и бросил.
- Бахар, дурочка моя! Разве я мог бы так с тобой поступить? Я готовил сюрприз. Думаешь, так просто, найти готовую квартиру, да еще напротив своего дома. Это просто чудо. Мне так повезло, один знакомый помог. Потом пришлось в спешке меблировать. Ну, же, честно, тебе нравится? К чему слезы? Бахар, прекрати, не смей плакать, а то я сам сейчас заплачу.
- Хорошо, не буду. Сейчас успокоюсь. Вы, профессор, извините, но с вашими сюрпризами, человека до инфаркта довести можете. Трудно было предупредить, хотя бы намекнуть. А, так, исчез на неделю, я не знала, что и думать.
- Что здесь думать, вступай во владение! Вот посмотри, это кухня-столовая, нравится? Там большой балкон, с видом на парк. Дальше, по коридору спальня. Пойдем, покажу.
- Спальня, говоришь? Конечно, пойдем. Но, только вот так.
Бахар, одним рывком, сбросила себя платье и уверенным шагом, все еще на каблуках, потопала осматривать свои новые владения. Ага, налил себе виски, и вновь сел на диван. Он решил не мешать Бахар, осматривать квартиру. Он только и слышал ее восторженные возгласы, вперемежку с хлопаньем дверок шкафчиков и щелканьем включателей. Затем она перешла в просторную ванную, с застекленной душевой кабиной и небольшим угловым джакузи. Как в шикарном отеле, везде висели новенькие полотенца, на полочках красовались разноцветные баночки с шампунем, гелем для душа, кондиционерами, скрабами и всякой всячиной, которую Агарагим, не очень в этом разбираясь, накупил в специализированном магазине. Она пищала от радости. Это был истинно королевский подарок. Агарагим был собой горд и предельно доволен. Он любил делать сюрпризы и подарки своим любимым людям. Он получал от этого величайшее наслаждение.
Она вернулась в махровом банном халате изумрудного цвета. Ее лицо раскраснелось от возбуждения, глаза ее сияли от счастья.
- Какой мягкий халат! Ты это все сам выбирал?
- Мне помогали добрые люди.
- Я не верю, что это происходит наяву! Мне кажется, это прекрасный сон. Так в жизни не бывает!
- Бахар, деточка моя! В жизни все бывает. Поверь, я больше тебя рад. Я наслаждаюсь, видя твою радость, твой восторг, твое счастье. Пойми, мои дети уже совсем взрослые, жена самостоятельная, я их всем обеспечил. Если у меня есть возможность, сделать для тебя что-то хорошее, так почему бы нет? Мне это приятно. Иди ко мне, а то, я сейчас и сам расплачусь.
Они еще долго сидели, обнявшись, слушая, в который раз, одну и ту же мелодию, поставленную Агарагимом на повтор. Для них время остановилось.
В такие минуты, мысли улетают далеко-далеко. Они теряют способность о чем-то думать, размышлять, что-то планировать. Они получают вселенское наслаждение от обоюдного тепла, от единения их душ. Мозг полностью расслаблен. Состояние счастья убаюкивает обоих влюбленных. Они прижимаются друг к другу, все сильнее и сильнее, пытаясь слиться воедино, чтобы ни-чего на свете не смогло помешать их счастью.
Первым очнулся Ага. Он, хитро улыбаясь, взял ее за руку и вывел на балкон.
Прогретый воздух середины мая, дыхнул на них своим жаром. Вид на город был замечательный, а просматриваемый между новостройками небольшой сектор бакинской бухты, еще более усиливал красоту пейзажа.
Ага указал пальцем вниз.
- Видишь, маленькую красную машинку с белой крышей и белыми полосками на капоте?
- Да, вижу.
- Узнаешь марку автомобиля?
- Нет, так сверху не могу понять. Надо бы ближе посмотреть? А, что?
- Вот сейчас спустишься и посмотришь. Вот ключи и документы.
- Ага, серьезно? Ты ее мне купил? Ой, мамочки! Я сейчас умру! Так нельзя, душа моя! Я не переживу сегодняшний день. Вот увидишь, Ага, у меня сейчас от счастья сердце разорвется! Что ты со мной делаешь!?
- Спокойнее, Бахар, спокойнее! Ну, подумаешь, маленькая, красная машинка. Что тут такого. Будешь меня развозить. С Фазильком ведь не везде поедешь, а сам я уже давно за рулем не сидел. Так что, ты будешь моим вторым водителем. Хорошо? Ты не против?
- Я не против, дорогой мой профессор! Ладно, скажи, что за машина?
- Это «Мини Купер», мотор два литра, мощность 192 лошадиные силы, разгон до 100 км/ч всего за семь секунд. Это маленькая, но мощная машинка, напичканная всякой электроникой и опциями. Потом сама разберешься. Ну, как, я не ошибся с выбором? Я подумал, она тебе очень подойдет.
- Ага, я еле сдерживаюсь, чтобы не заорать! Ты что творишь? В один день, все сразу! Может еще что-то припасено? Ты уж сразу говори.
- А, извини, вспомнил. Я заказал столик в шикарном ресторане. Будем отмечать обновки.
- Ага, можно сейчас прокатиться на ней.
- Конечно можно, она же твоя, можешь делать все что хочешь. Скажи, водительское удостоверение у тебя с собой?
- Да, в сумке. Правда, я давно уже не водила, после того, как продала свою машину в Стамбуле.
- А, ты на чем там ездила?
- У меня был старенький «Форд КА».
- Тоже ничего.
- Ну, ты сравнил! Я даже и не мечтала о Мини. Пойдем скорее, мне не терпится ее поводить.
- Так, может, сначала оденешься?
- Ах, да, конечно, я совсем голову потеряла.
Бахар мгновенно оделась. Спускаясь в лифте, они страстно целовались, словно подростки, которым больше негде проявлять свои чувства.
Подойдя к Мини, Агарагим остановился в нескольких метрах, с удовольствием наблюдая, как Бахар вертится вокруг автомобиля, гладит его, обнимает, открывает двери, багажник, крутит кнопочки, устраивается на водительском сиденье. Бахар, кивком пригласила Ага сесть рядом, запустила двигатель, сделала несколько перегазовок и медленно тронулась с места. Окна и люк автомобиля были открыты. Встречный ветер развевал ее шикарные волосы. Лицо ее было серьезным, она была полностью сосредоточена на вождении. Видно было, как она старается приноровиться к новому автомобилю, боится его повредить. Ага не вмешивался, только иногда подсказывал где нужно свернуть и в каком направлении нужно двигаться. Как выяснилось, Бахар совсем не знала город и тем более название улиц. Ага указал ей на навигатор. Немного потыкав кнопочки, Бахар вроде разобралась, как этим девайсом надо пользоваться.
Через минут пятнадцать, приспособившись, Бахар давила на акселератор все увереннее и увереннее, получая истинное наслаждение от рева мощного двигателя, находящегося под капотом ее автомобиля.
- Как тебе Мини?
- Супер! Великолепно! Разгон, управляемость, так все удобно и красиво. Ага, душа моя, спасибо тебе за все. Я так тебе благодарна, не знаю, что я могу для тебя сделать.
- Будь рядом. Мне больше от тебя ничего не нужно.
Бахар не ответила, только крепко сжала его ладонь, потом положила ее на свое оголенное бедро. Вдруг, она неожиданно встрепенулась.
- Ага, нам срочно нужно вернуться домой! Какая же я дура! Я забыла положить цветы в воду. До вечера они совсем завянут.
- Ну и что? Я куплю тебе новый букет, еще красивее.
- Душа моя, как я посмотрю, ты мужчина щедрый. Но, я не позволю тебе разбрасываться деньгами.
- Ух, ты! Ты вступаешь в права жены?
- Пусть будет так! Я согласна быть твоей второй женой. Ты же мусульманин. Тебе положено! Ладно, лад-но, не переживай, я пошутила. Не люблю, когда мужчины сорят деньгами, пытаясь этим доказать свою любовь к женщине.
Сегодня ты выполнил план на много лет вперед. Позволь, я вернусь. Не хочу, чтобы эти розы пропали.
- Конечно, поехали. Но прежде, заедем к тебе, возьми что-нибудь нарядное для сегодняшнего ужина в ресторане. Потом, дома, переоденешься.
Бахар не стала заезжать во двор, чтобы окончательно не шокировать своих, уже бывших, соседей. Она предусмотрительно остановила свой, обожаемый Мини, у дороги, в тени дерева, чтобы Агарагиму было комфортно ее дожидаться. Она быстро прошла через двор, на ходу, кивнула женщинам, сидящим на скамейке, прямо возле входа в блок.
«Представляю, как бы они меня назвали, если бы увидели на новенькой машине, да еще с Агарагимом, гордо сидящим на переднем сиденье. Правильно сделала, что остановилась у дороги. А, вообще-то наплевать. Скоро перееду и больше никогда этих сплетниц не увижу» - думала она, поднимаясь по лестницам на четвертый этаж.
Войдя домой, прямо в прихожей, она сняла с себя платье и направилась в ванную. Давление воды было никудышным, снова эта проклятая колонка не включалась. От соприкосновения с холодной водой, тело ее мгновенно покрылось мурашками, соски затвердели, она почувствовала, прилив крови и пульсацию внизу живота. Бахар трепетала под струями воды, омывающими ее разгоряченное, сегодняшними событиями, молодое тело. Она сильно сожалела, что не предложила Агарагиму подняться вместе с ней. Бахар искренне хотела его, хотела его прикосновений, его теплых и мягких рук, его крепких объятий. Ей стоило большого труда не звонить ему, взять себя в руки, побороть нарастающее, невыносимое возбуждение, усмирить свой пыл и идти собирать вещи. Кое-как обсохнув, Бахар первым делом, положила в небольшую спортивную сумку черный комплект белья, от которого отказалась сегодня утром. Она ведь тоже любила делать сюрпризы, притом, что Ага, в нижнем белье, и еще таком сексуальном, ее никогда не видел. Она, с ехидной улыбкой и с игривым кокетством, предчувствовала его бурную реакцию. Оделась она как нельзя скромно, серенькая блузка и черные брюки.
Далее в сумку последовали: фен и расчески, необходимая косметика, черные туфли, на высоком каблуке, в специальном бархатном мешочке с золотистыми шнурочками, черные, обтягивающие чулки с ажурным рисунком в верней части и главное, свое любимое платье, ярко-малинового цвета с мелкими блесками, с открытыми плечами, достаточно короткое, не вульгарное, но способное будоражить воображение любующихся ее стройными ножками мужчин.
Бахар глянула на часы. Прошло уже больше получаса, с того момента, как она оставила Агарагима в ее Мини. Она хорошо знала, мужчины нетерпеливы, ждать не любят. Бахар не хотела его ничем расстраивать, поэтому собиралась исключительно быстро. Перекинув спортивную сумку через плечо, она помчалась вниз по ступенькам, бегом перебежала двор и только тогда, когда завернула за угол, замедлила шаг. Издалека, она видела его скучающее выражение лица. Бахар села за руль, извинилась за опоздание, нажала кнопку стартера, мотор взревел всеми своими лошадиными силами, покрышки взвизгнули и Мини резво встроился в поток двигающихся автомобилей. Ага промолчал, только снисходительно улыбнулся, понимая, что женщина, собирающаяся выйти из дома и торопливость, вещи несовместимые.
Вернувшись в свою новую квартиру, Бахар, первым делом занялась розами. Не найдя подходящую посуду, она заполнила кухонную мойку водой и уложила туда цветы.
- Оригинально получилось, - сказал Ага, указывая на букет, - извини, цветы купил, а вот о вазе даже не подумал. Хочешь, завтра съездим в торговый центр, купим тебе все необходимое.
- Нет, душа моя, я не хочу, чтобы ты тратил на это свое время.
- Но, с переездом, тебе ведь помощь нужна?
- Вообще-то вещей у меня не так уж и много. Одежда, постельное белье, кухонная утварь, книги. Я за пару дней сама все перетащу. У меня ведь теперь есть своя машина! Ты не беспокойся, там всего один чемодан и две-три сумки.
- Я хотел нанять грузчиков, не хочу, чтобы ты таскала тяжести.
- Ага, ты очень заботливый мужчина и я знаю, что мне с тобой невероятно повезло, но я самостоятельная девушка и привыкла сама справляться с такими проблемами. Хочешь, расскажу тебе, сколько раз мне пришлось менять квартиры и переезжать с места на место?
- Нет, не надо, как-нибудь в следующий раз. Бахар, хотел тебя спросить, даже не знаю, может это не мое дело?
- О чем? Спрашивай, ну, прошу тебя, не тяни!
- Скажи, что ты скажешь своей маме? Про меня расскажешь или что-то другое придумаешь? Интересно, как она отреагирует? Ведь я старше нее! Как она посмотрит на то, что ее дочь встречается с человеком в возрасте? Что ты планируешь? Как собираешься ей это все объяснять?
- А, как есть, так и скажу! Я достаточно взрослая девушка, имею права сама решать с кем мне встречаться и с кем мне жить. Она сама, в молодости, выскочила замуж за моего отца, хотя родители были против. Так что, не переживай за меня, душа моя, я и с этим справлюсь.
- Ну, ты сравнила! Твои родители тогда студентами были. Влюбились, поженились, ты родилась. Это совсем другое.
- Ты хочешь сказать, быть любовницей такого человека как ты, это позорно? Все вокруг, будут тыкать в меня пальцем, и называть содержанкой? Ты это хочешь сказать? Ты думаешь, мама отречется от меня или устроит тебе грандиозный скандал? Да, ладно тебе, нашел из-за чего переживать! Тебе со мной хорошо?
- Да, очень хорошо.
- И мне тоже. А, то, что люди про меня подумают, мне совершенно не интересно. И потом, мама у меня воспитанная и интеллигентная женщина с мягким характером. От этого у нее по жизни, все проблемы. Она никогда не могла постоять за себя.
- Ты похожа на нее?
- Характером?
- Нет, видно же, что не характером. Внешне?
- Внешне? Она совсем другая. Я похожа на папу и его сторону. Мама у меня, красивая, чуть ниже меня ростом, беленькая и полненькая женщина, с азербайджанскими, аппетитными формами. Это ее не портит. Она и сейчас достаточно привлекательная. Правда, на себя она уже давно закрыла глаза.
- После развода, она ни с кем не встречалась?
- Может быть, и встречалась, я не знаю, но серьезных отношений у нее уже не было. Папа почти не помогал, после развода, в Стамбуле, ей пришлось много работать. Потом переезд в Баку. Сейчас она работает и возится с болячками своих пожилых родителей. Я ей как могу, помогаю.
- У тебя с ней хорошие отношения? Ты с ней делишься, рассказываешь про себя?
- Как тебе сказать, отношения у нас хорошие, она добрая, понимающая мама, но подружками мы никогда не были. Она не все про меня знает.
- Ты меня с ней познакомишь?
- Ты это действительно хочешь?
- Бахар, а почему бы и нет?
- Душа моя, и как я тебя ей представлю?
- Очень просто! Скажешь, что я твой научный руководитель. Это ведь, сущая, правда!
- Хорошо, как-нибудь познакомлю вас, но позже, надо будет все хорошенько обдумать.
- Как знаешь, я не настаиваю.
- Ага, если так, может, ты и меня Натаван ханум представишь? Или все вместе поужинаем? Ты, я, моя мама и твоя жена? Как тебе идея?
- Издеваешься?
- Ну, ладно тебе, душа моя, уж и пошутить нельзя? Почему ты отвернулся от меня? Не хочешь разговаривать? А, если я тебе сейчас на колени сяду, прогонишь?
- Иди ко мне, моя маленькая хамка! Я тебя давно уже не обнимал. Успел соскучиться.
- Ага, душа моя, что ты делаешь? У нас мало времени. Не сейчас! Давай оставим это на вечер, после ресторана. Я проведу с тобой незабываемую ночь в этой квартире. Ты потерпишь?
- Бахар, ты прелесть! С тобой, каждая ночь, для меня незабываемая. Ты права, оставим на вечер. Собирайся, я вызову такси. Сколько минут тебе нужно?
- Минут? Профессор, издеваетесь? Такой девушке как я, тем более в сопровождении такого галантного ухажера, необходимо выглядеть безупречно. Минут тридцать-сорок, не меньше. Только обещай не падать в обморок.
- Хорошо, обещаю. Я телевизор посмотрю. Ты спокойно собирайся, не торопись.
- Только не подсматривай!
- Не буду! Хотя, не отказался бы.
- Вечером, дорогой, все будет вечером.
Бахар взяла сумку и пошла в спальню. Спальня, небольшая по площади комната, была со вкусом обставлена современной мебелью. Ей очень понравился полностью застекленный шкаф-купе, в зеркалах которого отражалась большая, двуспальная кровать. Бахар попрыгала попой на кровати. Было мягко и главное никаких скрипов и стуков. Не то, что в ее дряхлой квартире, на ее видавшей виды кровати, на которой, не обращая внимания на посторонние звуки, они провели свою первую ночь. Сегодня ночью, все будет по-иному. Она предстанет перед ним во всей своей природной красоте и привлекательности. Но, нужно основательно подготовиться. Бахар полностью разделась и несколько минут разглядывала себя в новом зеркале. Нагнулась, провела ладонью по наружной поверхности голени, потом по лобку. Она ощутила незначительную колючесть предательских волосков. «Черт побери! Забыла привести себя в порядок! Только на это, минут пятнадцать нужно! Ага меня убьет!» - подумала она, выбегая из спальни. Ее обнаженный силуэт, мелькнул в боковом зрении Агарагима и исчез за дверью ванной комнаты. Он развернулся, сидя в кресле, в сторону маленького коридорчика, разделяющего спальню и ванную, и стал терпеливо ждать, очередного мимолетного эротического шоу.
Как Бахар и предполагала, на устранение безобразия ушло ровно пятнадцать минут. Затем, к сожалению своего единственного зрителя, она, обернувшись махровым полотенцем, прошмыгнула обратно.
Агарагим, не получив ожидаемое лакомство, сделал большой глоток виски и расстроившись, повернулся обратно к телевизору.
Обсохнув, Бахар надела чулки, положив, по очереди, ногу на край кровати, нежно провела руками от носочков до бедер, чтобы ни одна складочка не могла испортить плавность линий ее точеных ножек. Она надела трусики, покрутилась перед зеркалом, оценивая свой вид сзади. Оставшись довольной, немного помассировала груди, затем надела ненавистный бюстгальтер. Она выглядела умопомрачительно сексуально и сказочно прелестно! Теперь платье. Надев его, она акробатически виртуозно справилась с длинной молнией на спине. Так, времени совсем мало. Осталось накраситься и уложить волосы. Последним штрихом в этой божественной картине будут туфли и парфюм. Бахар, стоя перед зеркалом, понимала всю силу своей привлекательности, ведь даже она сама, возбуждалась, глядя на свое отражение. Что же тогда говорить о мужчинах? Сейчас она это проверит.
- Душа моя, я готова!
- Почему не выходишь, такси уже давно ждет внизу?
- Сначала закрой глаза!
- Бахар, ну, прекрати! Выходи уже! Я голоден как волк! Поехали скорее!
- Нет, не выйду! Пока не закроешь глаза, я не выйду!
- Хорошо, будь, по-твоему. Уже закрыл.
- Точно?
- Да!
- Только не подсматривай!
- Не буду! Иди уже!
Она вышла из спальни, подошла к нему, встала в позе манекенщицы, одна ножка и таз вперед, спинка выгнута, ручки на талии, голова слега запрокинута.
- Теперь можно! Открывай глаза!
Ожидаемый ею эффект свершился. Ага был повержен. Одним ударом в нокаут. Он был уложен на лопатки и раздавлен ее совершенством. Он несколько секунд сидел перед ней с приоткрытым ртом, боясь спугнуть сошедшего с небес ангела.
- Ау, душа моя! Очнись! Это же я, твоя Бахар!
- Бахар, что ты со мной делаешь? Так нельзя! Мое старое сердце может не выдержать! Выглядишь шикарно! Ты прекрасна, прекрасна, и еще раз прекрасна! У меня просто нет слов, чтобы выразить свой восторг!
- Прекратите хныкать, профессор! Вы крепче любого молодого! Ночью, мы это еще раз проверим. Хорошо, душа моя?
- Надеюсь, что доживу. Ладно, если ты готова, поехали.
Элитный стейк хаус, в котором Агарагим заказал столик, находился в новопостроенной части бакинского бульвара. Столик на террасе был накрыт белоснежной скатертью. На столе стояла ваза с ярко-желтыми голландскими тюльпанами, о которых Агарагим, заранее позаботился, договорившись о доставке по телефону. С террасы просматривалась вся бухта. В вечернее время, свет окон домов, уличных фонарей, неоновой рекламы ресторанов, одного из красивейших городов мира, отражался в темных водах Каспия, усиливая, романтическую обстановку, заботливо организованную влюбленным доктором. Бахар была тронута до глубины души. Она готова была разрыдаться от счастья. Прежде, за ней никто так галантно не ухаживал.
Сомелье принес винную карту.
- Бахар, ты какое вино предпочитаешь?
- Если, честно, то я в винах совсем не разбираюсь. На твое усмотрение.
- Хорошо, сейчас посмотрим, что у них есть. Думаю, сегодня нам подойдет испанское красное сухое. Что вы думаете о «Бальтасар Грасиан»? - сказал Ага, артистично обращаясь к стоящему справа сомелье.
- О, прекрасный выбор, муаллим. Вижу, вы разбираетесь в винах. Это сухое красное вино произведено винодельней Бодегас и названо в честь известного испанского писателя. Цвет вина вишнево-красный, оно обладает приятным вкусом, в букете, интенсивный аромат лесных ягод, который переходит в элегантную минеральность, послевкусие стойкое и сбалансированное, пьется удивительно легко, опьянение происходит медленно, особенно в компании такой очаровательной спутницы.
- Благодарю вас, принесите.
Бахар, положив подбородок на кулачки, с удивлением и интересом наблюдала за процессом выбора вина, пыталась вникнуть в винодельческую терминологию. Агарагим поражал ее все сильнее и сильнее. Сейчас, напротив нее сидел, важный, немного чопорный и надменный аристократ. Его баритон стал ниже. Возможно, он специально говорил тихо, будто хотел, чтобы сомелье еще сильнее наклонился к нему, в почтительном поклоне.
Он гордился собой, своей «очаровательной спутницей», как позволил себе выразиться, сомелье. Эта пара, своей необычностью, вызывала нездоровый интерес у сегодняшних посетителей ресторана. Это объяснимо. Пара, состоящая из невероятно сексуальной, молодой девушки в сопровождении хорошо одетого, элегантного, пожилого мужчины, похожего на богатого итальянца или испанца, не могла остаться незамеченной, особенно среди азербайджанской публики, склонной к всевозможным сплетням и домыслам.
Агарагим чувствовал на себе многочисленные взгляды.
- Душа моя, здесь так много людей. Ты не жалеешь, что мы сюда пришли? Тебя могут узнать, начнутся ненужные разговоры.
- В этом ресторане всегда многолюдно, особенно в субботу. Здесь подают великолепные стейки из мяса черного ангуса. Ты знаешь, что это такое?
- Нет, конечно! Откуда мне, бедной аспирантке, знать такие вещи? Я вообще, в таких ресторанах никогда не бывала.
- Ясно. Если тебе понравиться, будем приходить сюда каждую субботу. Хорошо?
- Хорошо. Так, что на счет черного чего-то? Не помню, как ты это назвал.
- Черный ангус - такая порода бычков. Стейки из мяса ангусов, называют мраморными. Они самые вкусные и сочные. Сейчас мы их и закажем.
- Ага, а почему они мраморные?
- На этом мясе много жировых прожилок, напоминающих мрамор. Сама увидишь.
К столику подошел высокий, молодой, симпатичный официант, в черной рубашке и брюках. На поясе был повязан темно-бордовый фартук с эмблемой ресторана. Принимая заказ, он не сводил глаз с декольте Бахар. Агарагиму это очень не понравилось. Слишком уж нахально и дерзко официант глазел на его женщину. Ага повернулся, и рукой подозвал к себе администратора ресторана. Он что-то шепнул ему на ухо. Администратор кивнул головой и увел за собой молодого официанта. Через несколько секунд, перед их столиком стояла официантка с раскрасневшимися от волнения щеками.
- Ага, скажи, что произошло? Ты попросил сменить официанта?
- Да.
- Почему?
- Он плохо на тебя смотрел. Мне это не понравилось.
- Да, ладно! Серьезно? Из-за того, что он на меня смотрел, ты его выгнал?
- Представь себе, да.
- О, какой ты ревнивый! Я не думала, что ты так можешь.
- Ты еще плохо меня знаешь.
- К сожалению, да. Но, я исправлюсь. Кстати, ты отвлекся на черное мясо и не ответил на мой вопрос.
- Мраморное мясо! Какой вопрос, напомни, я пропустил.
- Я тебя спросила, здесь много людей, тебя могут узнать, ты за это не волнуешься?
- Совершенно не волнуюсь. А, что я плохого делаю? Ужинаю с симпатичной девушкой? Это запрещено?
- Ага, прекрати, ты же понимаешь, о чем я говорю.
- Прошу, не надо об этом. Хочу, чтобы ты запомнила этот вечер на всю жизнь. Ну, вот и вино. Бахар, за тебя!
- Спасибо, душа моя. За тебя!
- А, теперь, еще один сюрприз!
- Нет, нет! Хватит. Ага, мы же договорились, на сегодня хватит сюрпризов!
- Не беспокойся, это съедобный сюрприз.
Ага, моргнул администратору, тот вышел из зала и сейчас же вернулся с большим блюдом, накрытым никелированной крышкой в руках. Он подошел и положил блюдо перед Бахар.
- Ага, что это?
- А, ты открой и посмотри.
Бахар с осторожностью приподняла крышку, на блюде лежало ослепительное бриллиантовое колье с изумрудами. Она несколько секунд, замерев с крышкой в руках, смотрела на очередной подарок, затем закрыла крышку и отодвинула блюдо от себя.
- Нет, Ага, нет! Я не могу это принять! - сказала она шепотом, наклонившись вперед, чтобы не привлекать еще большее внимание.
- Почему не можешь?
- Это уже слишком! Я чувствую себя проституткой, которую пытаются удержать при себе дорогими подарками. Квартира, машина, теперь бриллианты! Что дальше, Ага? Ты к чему меня приучаешь? Поверь мне, я ведь не из-за этого с тобой!
- Тогда, скажи, из-за чего? Может тебе колье не понравилось, так я его могу поменять на другое?
- Причем здесь колье? Просто, ты не хочешь меня понять. Ты завалил меня подарками, цветами. Я не привыкла к такой роскоши! Меня это пугает! Понимаешь? Ты этим всем хочешь меня завоевать? Так я уже, перед тобой, на лопатках. Знаешь, я всегда, плохо относилась к тем женщинам, которые вымогают у своих обеспеченных любовников деньги, украшения, квартиры, машины. А, сейчас, я стала похожа на одну из этих дамочек. Твое поведение вписывается в стереотип поведения обеспеченного азербайджанского мужчины, который считает своим долгом, задаривать свою молодую куколку, чтобы она не спорхнула к другому. Я другая, Ага! Совсем другая, не такая как они. Я не мещанка и тем более не содержанка. Неужели ты не видишь это?
- У тебя все?
- Да.
- Успокоилась?
- Не знаю.
- Бахар! - он поднял бокал и продолжил, - Я пью за самую красивую женщину мира! Ты достойна еще большего! То, что я делаю для тебя, это ничтожно малая часть, от того, что ты заслуживаешь. Быть рядом с тобой, засыпать и просыпаться, обнимая тебя, для меня великое счастье. Поверь, это так. Все эти подарки сделаны от души! Мне приятно это делать, и ты не сможешь меня остановить. Ну-ка, прекрати капризничать и надень колье, а то я обижусь и брошусь в мутные воды бакинской бухты. Тем более, море совсем рядом. Скажи, тебе помочь?
- Только этого не хватало! Итак, на нас все смотрят!
- Это тебе кажется. Ну, надень, пожалуйста, я прошу тебя. Хочешь, на колени встану!
- Фууу, душа моя! Ты, что, романтических фильмов насмотрелся?
- Хорошо, тогда сама. Я жду! Такую шейку, как твоя, обязательно должно украшать бриллиантовое колье!
Через минуту, бриллиантовое колье, заняло свое достойное место на шее у прелестной хозяйки. Бахар, то и дело, подушечками пальцев проводила по подарку, словно, не веря в его существование.
Затем, подоспели стейки. Их вынесли на тех же блюдах, что и колье. Впереди шли официантки, за ними следовал шеф-повар, с сильным избытком массы тела. Бахар, беспокойно посмотрела на Агарагима, ожидая от него очередного сюрприза.
- Не волнуйся, дорогая! Там действительно стейк из мяса черного ангуса с овощами на гриле. Клянусь, и ничего более.
Бахар впервые в жизни ела такое сочное и вкусное мясо. Ее желудок, не смог вместить весь увесистый ку-сок стейка. Она тяжело вздохнула и отодвинула блюдо от себя, вытирая губы салфеткой.
- Совсем от помады ничего не осталось, - посетовала она, - очень вкусно, но я больше этого съесть не могу. Глазами хочу, но не могу. Хочешь, доешь мою половинку?
- О, нет, спасибо, я сам уже с трудом доедаю свою порцию. Сейчас попрошу, упакуют с собой. Дома, когда проголодаешься, доешь.
- Хорошо. Только не пытайся просить кусочек, я потом сама все доем и тебе не дам.
- Не против, я еще одну бутылочку вина закажу?
- Душа моя, может, хватит. Ты мне сегодня ночью трезвый нужен.
- Серьезно? У тебя есть планы на ночь? Ах ты, проказница! Ты смотри, на что она намекает.
- Конечно! Я не хочу, чтобы ты напился и уснул рядом.
- С тобой разве уснешь?
- Напьешься, еще как уснешь!
- Ладно, тебе! На меня это вино вообще не действует! Вернее, оно меня еще более возбуждает, это как афродизиак. Ну, не отказывай мне, еще бутылочку выпьем и пойдем. Погода замечательная, звездное небо, легкий, прохладный бриз, хорошая еда, ты рядом. Что мне еще нужно?
- Решай сам. Вот только, если будет фиаско, я тебе помогать не буду.
- Не будет, это я тебе гарантирую. Я весь день на взводе. Можешь проверить своей замечательной нож-кой.
- Ну, точно! Что я говорила! Наш уважаемый профессор голливудских романтических фильмов насмотрелся. Не собираюсь я тебя под столом ножкой щупать! Вот подзови официантку, пусть пощупает и мне доложит.
- Идея конечно хорошая, но она, совсем не в моем вкусе.
- Не буду спрашивать о твоих пристрастиях, и какие женщины в твоем вкусе. Ты, конечно же, скажешь, что такие, как я.
- Совсем нет. Ты не права.
- Тогда, считай, что я спросила.
- Честно говоря, в молодости, мне нравились исключительно белокожие женщины, еще лучше, если они были натуральными блондинками. Не знаю, с чем это связано, но образ белокожей блондинки был для меня более всего сексапильным. Видимо, подействовали какие-то юношеские фантазии или впечатления.
- Вот так, да?
- Ну, ты же просила, честно.
- Ага, скажи, Натаван ханум блондинка?
- Совсем нет. Она белокожая, но шатенка с карими глазами.
- А, можешь мне ее фотографию показать? У тебя ведь есть ее фотки в смартфоне?
- Конечно, есть. Вот, нашел, можешь посмотреть.
- Ой, Ага, она такая милая и красивая! Я не ожидала. И молодо выглядит. Сколько ей лет?
- Уже за пятьдесят.
- Все равно, она прекрасно сохранилась.
- Как говорят, у хорошего садовника, розы всегда в цвету.
- Конечно! Но, этот самый садовник, не только ее куст поливал?
- Бахар, прошу, не начинай. Мы это уже обсуждали. Вам, женщинам нас не понять.
- Вам нас тоже!
- Думаю, мир так устроен. Нужно жить так, как хочется, или как получается? Не знаю. Трудный вопрос, лучше об этом сегодня, мы не будем говорить, хорошо?
- Не будем, хорошо, я согласна. Душа моя, я о тебе так мало знаю. Знаю, ты великий хирург, ученый, организатор здравоохранения, хороший и заботливый муж, отец, великолепный любовник, и все, больше о тебе ни-чего не знаю. Я хочу больше. Открой мне свою тайну. У тебя ведь есть тайна или секрет, о котором никто не знает.
- Есть, наверное.
- Давай так, ты мне раскроешь свою тайну, потом я   тебе свою. Только честно, ничего не придумывай. Согласен?
- Да, согласен. Только сначала мы выпьем.
- За что будем пить?
- За нас!
- Вот так, «за нас», и все? Такой короткий тост? Не подходит кавказскому мужчине, говорить такие короткие тосты.
- Желаешь настоящий кавказский тост? Стоя? Тогда, я начну с той благодатной земли, на которой ты родилась, с того теплого солнца, под которым ты выросла, выпью за твоих родителей, благодаря которым появилось на свет, такое чудо, как ты, потом опишу твои глаза, волосы, твой бархатный голос, продолжать?
- Стоп, стоп! Не надо, я уже передумала. Давай, про-сто, «за нас». И, я жду тайну!
- Ладно, уговорила. Я расскажу тебе тайну, которую, до сегодняшнего дня, я хранил в секрете.
- Даже, Натаван ханум не знает.
- Представь, даже она.
- Мне не терпится услышать. Не тяни, но прошу, серьезно, без твоих шуточек. А, то я обижусь.
- Так вот, слушай. Хочу тебе, признаться. Я, с детства хотел стать гинекологом. Слушай, не смейся. Это было очень давно. Тогда я учился в восьмом классе. Мы жили в крепости. Я, как-нибудь покажу тебе наш старый дом. Моя бабушка, папина мама, жила рядом, в соседней со мной комнате. Она была гинекологом, а когда вышла на пенсию, устроила в своей комнате смотровой кабинет. Я додумался просверлить отверстие в стене и повесил на нее карту мира. Когда к бабушке приходила очередная пациентка, я запирался у себя и подглядывал за происходящим. Представляешь?
- Да, уж! Ну и шалунишка ты был в детстве! А если бы кто-то узнал?
- За два года, пока бабушка не умерла, я видел, почти всех женщин крепости и еще с близлежащих улиц, голыми. К бабушке приходили соседки, наши знакомые, родственницы. И, я их всех, нагло рассматривал, через дырочку в стене. Мало того, я знал, кто, чем болеет! Потом, я, тайком, начал читать бабушкины книги. Вот и вся моя тайна! Мне до сих пор стыдно за это. Если бы, кто-то про это узнал, меня бы точно прирезали. Вечером, в темноте, на одной из узких кривых улочек крепости, всадили бы ножичек в правое подреберье, я бы там лежать и остался. Так что, считай, мне повезло и моя детская забава, осталась безнаказанной. Теперь ты знаешь, перед тобой сидит, не только кардиохирург, но и несостоявшийся гинеколог!
- Надо же! Ты так хорошо все это описал, что я живо представила себе эту картину. Скажи, ты смотрел на голых женщин и делал это? - она, кокетливо, показала характерный жест кулачком.
- Было, конечно. Но, не всегда, только, когда подсматривал за молодыми и симпатичными.
- О, душа моя! Ты настоящий негодник! Как же тебе не стыдно?
- Очень стыдно! Столько лет прошло, а мне, все еще, за это стыдно, хотя, приятные моменты тоже присутствовали.
- Не ожидала я такое услышать! А, еще есть тайны? Расскажи, мне так интересно!
- Бахар, мы так не договаривались! Теперь твоя очередь.
- Ага, я не буду тебе рассказывать свою тайну. Вдруг, тебе будет, неприятно и ты плохо обо мне подумаешь?
- Надеюсь, что нет. Ты меня заинтриговала. Я тебя слушаю, начинай.
- Хорошо, раз ты так настаиваешь, тогда слушай. В Стамбуле, когда я училась в универе, я познакомилась с молодым человеком из хорошей, добропорядочной, турецкой семьи. У нас с ним завязались любовные отношения.
- Как я понимаю, это был твой первый мужчина?
- Да. Он был влюблен и обещал жениться. Но, родтели ему это не позволили. Они сделали все, чтобы мы с ним расстались и женили его на девушке из богатой семьи. Потом, его близкий друг начал за мной ухаживать. Он мне совсем не нравился, но назло, я с ним сблизилась. Мы с ним встречались около года. У него была своя квартира, и я иногда там оставалась, а маме говорила, что останусь у подруги. Как-то раз, он пришел пьяный, с каким-то парнем. Они еще долго пили и смотрели футбол. Я пошла, спать в другую комнату. Проснулась от того, что меня бесцеремонно трогают. Они были вдвоем! Я сопротивлялась, как могла. Эти подонки насиловали меня до утра, пока не выдохлись и уснули. Тогда, я пошла на кухню и взяла большой нож. Я хотела им отомстить, отрезать им то, чем они оба гордились. Но, вовремя одумалась. Я собрала вещи и ушла. Он потом звонил, извинялся, говорил, что пьяный был. Боялся, что я на них заявлю в полицию.
- Ты обратилась в полицию?
- Нет, как я могла? Такой скандал! Мама этого бы не пережила. Поверь мне! Это был мой последний секс за эти годы. Больше я к себе никого не подпускала. Сейчас, у меня есть ты. Ага, я хочу тебя, прямо сейчас. Допивай уже свое вино, и поехали домой.
- Сейчас. Официант, счет, пожалуйста!
- Ага, вот я с тобой поделилась своей историей, теперь немного жалею. Ты про меня плохо не думаешь? Я ведь не падшая женщина? Я же не виновата, что это произошло?
- Не говори так! Я бы этих подонков за яйца повесил! Дай мне руку.
Она положила руку на идеально накрахмаленную, белоснежную скатерть, он положил свою руку сверху. Они смотрели друг другу в глаза, допивая остатки испанского вина и ожидая, когда им принесут счет.
Оказавшись дома, они сразу прошли в спальню. Этот сказочно чудесный день, должен был завершиться красиво. Бахар встала у кровати, спиной к панорамному зеркалу шкафа-купе. Она вытянулась в струнку, часто дышала, ее трепетное состояние, вызывало волну возбуждения, раз за разом, прокатывающуюся по всему телу. Ее кожа, будто бы, превратилась в один единый рецептор, ожидающий прикосновения любимых рук и готовый, в ту же секунду, мгновенно, отослать радостные импульсы в мозговой центр удовольствия и далее, ко всем ее чувственным органам. Она была готова ответить страстью на страсть. Ага, подойдя сзади, почувствовал это, только лишь, прикоснувшись к ее плечу. Другой рукой он нежно отодвинул ее тяжелые волосы, и стал осыпать ее шею поцелуями. Она, грациозно наклонила голову вбок. Ее волосы, скользнув по спине и плечу, повинуясь гравитации, роскошным занавесом, повисли в воздухе.
Ага, взявшись двумя пальцами за маленький замочек, очень медленно, расстегнул молнию ее платья. Оно само сползло к ее ногам.
Бахар, не сходя с места, переступила через него, и привычным движением, носочком, небрежно отшвырнула его в бок. Платье выполнило свое предназначение. Сейчас же, пусть до утра, поваляется на полу.
Ага продолжал ее раздевать, получая от процесса колоссальное удовольствие. Затем, очередь дошла до бюстгальтера. Он, умело, одним привычным движением, расстегнул застежку и спустил вниз бретельки бюстгальтера, который незамедлительно скользнул к ее локтям, обнажая, налитую энергией возбуждения, грудь. Бахар, легко избавилась от этого элемента женского гардероба, швырнув его туда же, где и лежало платье. Продолжая целовать ее спину, Ага, обеими руками, стянул с нее трусики, дождался, пока она переступит с ноги на ногу, и по ее примеру, швырнул их в лежащую на полу кучу одежды. На ней, осталось, только, бриллиантовое колье и черные чулки. Далее, он аккуратно, не торопясь, явно получая наслаждение, стянул ажурные чулки, обнажая ее идеально ровные ножки.
Чулки, также полетели в общую кучу белья и одежды, небрежно лежащую у нее под ногами. Агарагим, будто истинный художник или скульптор, собирающийся хорошенько рассмотреть свое произведение со стороны, отошел на несколько шагов назад.
Любуясь ее стройным телосложением, ее отточенными, плавными линиями, он пытался сохранить увиденное в своей памяти, так, на случай, если бы видел эту красоту в последний раз.
Рассматривая четкие контуры мышц спины, плавный изгиб позвоночника, поясницу, с ее изумительными, симметричными ямочками, округлые ягодицы, по-детски нежные, подягодичные складочки, идеально гладкую заднюю поверхность бедер, переходящую в не-большую подколенную ямочку и далее, в хорошо очерченные мышцы голени, ведущих к аристократически изящным щиколоткам и розовым пяточкам, Ага, пьянел от красоты ее обнаженного тела, восторгался неповторимой грацией ее благородных линий, предвкушая неземное наслаждение от предстоящей близости.
Бахар, сегодня, намеренно уступила инициативу, Агарагиму. Она, молча, стояла перед большой кроватью, томно, ожидая действий с его стороны. Наконец-то Ага  и сам разделся. Он больше не стеснялся и не переживал, как это было в их первый раз. Он был крепок и уверен в себе. Скинув на пол покрывало, Ага улегся в кровать, похлопыванием ладонью по простыне, пригласил ее улечься рядом с ним. Это была их вторая, еще более жаркая и незабываемая ночь.
Бахар проснулась тогда, когда лучи солнца, назойливо пробивающиеся через шторы, пытались осветить божественную красоту ее лица, шеи, левой груди и левого бедра, которые не были укрыты легким одеялом. Она потянулась в постели, и со счастливой улыбкой, вспоминая события прошедшей бурной ночи, повернулась на бок. Агарагима рядом не было. Бахар резво вскочила с кровати и на цыпочках побежала в сторону кухни-столовой, откуда доносился аромат кофе и жареного хлеба. От увиденного зрелища у нее начался истерический смех. Ага, голый, по примеру своей партнерши, с перекинутым через шею и повязанным на талии фартуке, сосредоточенно готовил завтрак, что-то перемешивая, деревянной лопаточкой в непригорающей сковороде.
Он, увидев ее, только проснувшуюся, растрепанную и слегка помятую, но все равно, очаровательно красивую, немного смутился.
- Доброе утро, Бахар. Я тебя разбудил?
- Совсем нет, я проснулась от запаха кофе и еды? - ответила она, подавляя очередной приступ хохота, - Душа моя, что за вид у тебя? Ой, не могу, я сейчас умру от смеха! Кошмар какой-то! Кому расскажешь, не поверят! У меня на кухне, утром, голый директор, готовит мне горячий завтрак! О, боже! Это правда или я все еще сплю?
- Это очередной сюрприз!
- Думаю, сюрприз удался. А, что ты там жаришь? Так вкусно пахнет! Я умираю с голода!
- Вот, пока ты спала, решил приготовить гренки с яйцом, заварил кофе, апельсиновый сок в холодильнике. Кстати, тебе подогреть вчерашнюю половинку стейка?
- Душа моя, ты меня все балуешь и не перестаешь удивлять! Это я должна была готовить тебе завтрак! Извини, я проспала и не слышала, когда ты встал.
- Бахар, я конечно повар никудышный, но приготовить завтрак для любимой женщины, всегда смогу.
- Слушайте, профессор, как же вам такой наряд подходит! А, можно, я вас сейчас вот так сфоткаю, потом на работе всем покажу? Пусть видят, какой у нас директор заботливый и сексуальный!
- Только попробуй!
- А, вот и попробую! Где мой телефон?
- Бахар, прекрати издеваться! Я тебя сейчас пой-маю!
- Не поймаете, профессор, я быстрее вас бегаю!
- Ах ты, зараза! Хочешь меня опозорить? Продемонстрировать мою тощую задницу всему коллективу?
- Почему это опозорить? Я хочу, чтобы все они мне завидовали! Ну, правда же, Ага, у кого еще директор Центра, голый завтрак готовит?
- Ты сейчас доиграешься, плохая девчонка! Я тебя накажу!
- Накажи меня, душа моя, очень прошу, накажи еще раз!
- Тогда держись! Ты сама напросилась!
Ага, скинул с себя фартук, повалил ее на диван, и они слились в продолжительном поцелуе, не обращая никакого внимания на подгорающие на сковороде гренки.   
   

 
ГЛАВА 10
Последующие два года, были для Агарагима, возможно, самыми счастливыми, беззаботными и насыщенными событиями. Ему, удивительно легко, удава-лось поддерживать хрупкий баланс взаимоотношений в цепочке: семья, жена, любовница, работа. Все были довольны и счастливы.
Ната, ничего не знала о существовании Бахар. Она, возможно и догадывалась, о существовании соперницы, но, ни разу, ему на это не намекнула. Мудрая женщина. Она ведь не могла не заметить изменения, произошедшие с ее мужем. Вечно хныкающий и страдающий от одиночества Агарагим, неожиданно изменился. Сейчас он находился в приподнятом настроении, как в молодости, много шутил, веселил ее медицинскими байками и анекдотами. Да и внешне, он стал выглядеть моложе и красивее.
Ага нравился Натаван именно таким, веселым, озорным, остроумным и очень даже привлекательным. Она прилетала к нему, в Баку, как обычно, два раза в месяц, в последнее время еще реже, но каждый раз, их встречи проходили тепло и весело. Не было никакого отчуждения, как это бывает в парах, вынужденных жить раздельно. Как и всегда, Ага уделял ей большое внимание, развлекал, делал подарки, водил в хорошие рестораны.
С Вафой Ага виделся редко, только когда, по делам или на праздники, он сам прилетал в Москву. Рустам с Мариной жили и работали в Европе, у них тоже, родилась двойня, мальчик и девочка. Видимо, и здесь сработала генетика. Своих внуков, Агарагим видел лишь однажды, когда, во время отпуска Рустам, ненадолго, все же, решил навестить отца в Баку. Агарагиму, трудно было осознать себя дедушкой, тем более, в свете своих новых отношений, которыми он был полностью увлечен.
Все свободное от работы время, Ага посвящал Бахар. Он ее лелеял и баловал, так же, как это делают безумно влюбленные в свое чадо родители. Он старался ей во всем угодить. Ни одна ее просьба, даже намек, не оставались без внимания. Бахар быстро привыкла к таким отношениям. Она больше не капризничала и с радостью, принимала все его подарки и подношения, понимая, какое великое удовольствие ему это доставляет. Бахар, не без помощи Агарагима, довольно быстро и успешно защитила диссертацию. Она много оперировала, набирала опыт. В Центре, ее пророчили на должность руководителя отделением или даже, заместителя директора, но Агарагим, тактично, не торопился с назначением ее на какую-либо должность. Он никогда не изменял своим принципам. Как бы он ее не любил, души в ней не чаял, но для должности нужен соответствующий опыт работы, которого у Бахар, было еще недостаточно. Она и не просила этого. В ее молодом возрасте, за короткий срок, достичь таких успехов в науке и практической медицине, было более чем достаточным.
Они часто путешествовали. Любили на выходные, сорваться куда-нибудь на природу, в один из регионов Азербайджана. В горы, в лес, подальше от людских глаз, нескромных и осуждающих взглядов, снять отдельный домик со всеми удобствами и с камином, обязательно на дровах, и вот так, отключив все телефоны, прервав полностью связь с остальным миром, предаваться любви, страсти, обоюдным ласкам, затем с наслаждением, с бокалом виски и долгими разговорами, наблюдать, как уютно трещат дрова в камине, когда за окном валит снег, когда от воя шакалов, становится немного не по себе, или когда идет мелкий дождь, когда пахнет мокрой древесиной, листвой и свежей травой, и ты не знаешь, как долго он продлиться, размоются ли дороги, сможешь ли ты вернуться обратно, в пыльный, загазованный Баку и снова окунуться в повседневные заботы.
Они избегали многолюдных и помпезных отелей. Только за рубежом, когда принимали участие в между-народных конференциях и семинарах, бронировали два номера, для конспирации, но жили, конечно же, в одном.
Многие коллеги Агарагима, знакомые профессора, академики, из России, Турции, других стран, уже давно обратили внимание на обязательное присутствие очаровательной незнакомки, рядом с ним, на всех научных мероприятиях. Он представлял ее, как свою ассистенту и помощницу. Профессора понимающе кивали головой, и чуть сузив глаза, через слегка запотевшие линзы очков, с завистью рассматривали симпатичного доктора. 
Что такое два года в ничтожно короткой человеческой жизни? Ничто! Один миг! Два года, это время, за которое ребенок учиться делать свои первые шаги, произносить первые слова, кушать более твердую пищу. Два года это всего лишь семьсот тридцать дней умиления от нахлынувших чувств, счастья от обладания друг другом, удовольствия от общения, от теплых слов, не-скромных признаний, потаенных желаний. Это время, когда ты только привыкаешь к ней, а она к тебе. Это время, когда, не живя семейной жизнью, урывками, как получиться, скрывая свои взаимоотношения, вы с каждым разом познаете друг друга все больше и больше. Когда прощаясь после бурной ночи, сразу же мечтаете о следующей. Когда ты все еще не можешь привыкнуть к дурманящей наготе подружки, и твой организм мгновенно и радостно отвечает на раздражитель, своим «высоковольтным» напряжением.
Когда, ночью, укрывшись одним одеялом, очень тихо, хотя в доме кроме вас никого нет, болтаете без умолку, рассказывая, друг другу, о том, как прошел сегодняшний день, про свои планы на завтра, и продолжаете мечтать об очередном путешествии. Не имеет значение куда. Лишь бы вдвоем, вместе, и чтобы никто не мог помешать вашей любви.
Счастье. Оно ведь недолговечно. Оно приходит неожиданно, как бы ниоткуда, и так же неожиданно исчезает. Кажется, кто-то там, наверху, иногда благодатно, а иногда совершенно безответственно и даже, жестоко регулирует время отпущенного нам счастья. Нам, не да-но это осознать, повлиять, исправить, постараться хотя бы удержать ее маленькие обрывки. Может это судьба? Но, надо быть истинным фаталистом, чтобы верить в это, и главное, чтобы принять это, отказаться от борьбы, смириться с потерей и жить дальше, оставив себе лишь эфемерные воспоминания о прошедших счастливых годах, у кого-то часах, или даже минутах.
Ранним, злосчастным утром, когда мрак ночи только начинает рассеиваться, когда муэдзин, громко призывает верующих к утреннему намазу, а не соблюдающая исламские традиции, часть жителей Баку, все еще спит сладким сном, досматривая последние серии сновидений, ничтожный сгусток крови, образовавшийся в полости сердца, срывается со своего места и поднимается по сонной артерии все выше и выше, пока не закупорит один из сосудов головного мозга. С этой самой секунды, оставшаяся без кислорода часть серого вещества мозга, с его миллионами нейронов, связанных между собой километрами аксонов и дендритов, начинает постепенно задыхаться.
Существует очень короткий отрезок времени, всего два или три часа, когда все еще можно предотвратить катастрофическое поражение мозга, спасти клеточки от смерти, восстановить кровоток. Но, в том, то и дело! Коварство тромбоза во внезапности, неожиданности, он случается без предшествующих симптомов, чаще всего во сне, при полном здравии, когда засыпая, ты благодаришь всевышнего за прошедший хороший день, когда мирно засыпаешь, готовый к красочным сновидениям, не ведая о грядущих несчастьях и событиях, которые перевернут всю твою последующую жизнь.
Агарагим, после работы, весь вечер, накануне, про-вел с Бахар в ее квартире. Они по-семейному ужинали, обсуждали текущие проблемы на работе, долго, обнявшись, смотрели телевизор. Сегодня Ага собирался пере-ночевать у себя. Он обещал Нате связаться с ней посредством видео звонка, да и чувствовал он себя уставшим, немного побаливала голова. Нужно было хорошенько выспаться, отдохнуть, перед очередным рабочим днем. Несмотря на просьбу Бахар, остаться у нее, он нежно поцеловал ее в щечку, попрощался и потопал к себе, благо, нужно было, всего лишь, миновать большой двор.
В последующем, он часто и с великим сожалением вспоминал события того вечера. Он сокрушался, что не послушался Бахар и не остался у нее. Она хорошо знала, какие действия следует предпринять в таких ситуациях, но, к несчастью, ее рядом не было. Не было никого, кто мог бы ему помочь.
Ага, теряя сознание, четко сознавал свое беспомощное положение, знал, что теряет драгоценные минуты, и понимал, к каким необратимым последствиям, все это может привести. Мобильник остался в кабинете, он не в состоянии даже доползти до него. Ему оставалось только одно, ждать и надеяться на чудо. Но, чудо не произошло. Было слишком поздно, когда подъехавший Фазиль, дисциплинированно прождав, своего шефа тридцать пять минут, и явно опасаясь непредсказуемой реакции, боязливо позвонил ему на мобильник, затем на домашний номер. Обеспокоенный отсутствием связи и, не соображая, что делать в незнакомой ему ситуации, он все же догадался сообщить о возникшей проблеме Сабине. Она, сначала позвонила Натаван ханум в Москву, и очень деликатно и осторожно поинтересовалась, не знает ли она, где находится Агарагим Мансурович. Затем, по внутреннему телефону Бахар и прямо, без всякого стеснения, спросила ее о местонахождении директора. Бахар, смутившись, долго молчала, не решаясь рассказать всю правду. Сабина, чувствуя беду, не отставала от нее, она настаивала, угрожала, просила, умоляла ее поделиться хоть какой информацией. Бахар, не выдержав давления с ее стороны, во всем честно призналась, и подробно рассказала о событиях прошедшего вечера.
Сабина, еще более запаниковав, обзвонила все больницы, морги и отделения полиции, она подняла на ноги все, возможные структуры, начиная от службы спасения, и заканчивая реанимационной службой.
Когда спасатели взломали дверь, Сабина была одна из тех, кто первый бросился на помощь Агарагиму. Он, сквозь затуманенное сознание, помахал ей левой рукой, тщетно пытаясь улыбнуться, парализованными мимическими мышцами лица.
С этого момента началась борьба за сохранение и восстановление клеточек его бесценного мозга. Суетная круговерть из реанимаций, томографий, больничных палат, пункций, капельниц, катетеров, инъекций, толп профессоров и зарубежных консультантов приносили Агарагиму невероятные душевные страдания. Осознание безысходности, катастрофы, утраты всего, к чему шел годами, тяжким трудом, создавая себе имя и добившись высокого положения в медицине, было перечеркнуто проклятым сгустком его собственной крови. Он, из всемогущего Агарагима, высококлассного хирурга, профессора, директора Центра, в одночасье, превратился в беспомощный манекен, в тряпичную куклу, в которую, бесцеремонно, кому не лень, втыкают иголки, вставляют трубочки, стучат молоточком, переворачивают, моют, массируют, затем накрывают простыней и на некоторое время оставляют в покое, один на один с его нерадостными мыслями.
Тогда, находясь в реанимации, Ага искренне сожалел, что не умер. Так, сразу, незаметно, во сне, легко и беззаботно, без этих больничных мучений, чтобы сей-час, не сгорать от стыда, из-за позорных клизм, когда тебе подкладывают судно и убирают за тобой, как за несмышленым ребенком, и ты готов провалиться через специальный ортопедический противопролежневой матрас, лишь бы, не видеть этого унижения.
Его гордость, честолюбие, амбиции, его сильное мужское начало, не могли переносить обыденные больничные процедуры. Он всю жизнь был врачом. Он привык находиться по ту сторону больничной койки. Он привык ставить диагноз, назначать методы обследования и лечения. Он привык командовать. Он никак не мог смириться с ролью безропотного пациента, со страхом смотрящего, на очередного человека в белом халате, вошедшего в его палату.
Ната и Вафа примчались в тот же день. Они по очереди дежурили у его койки. При нем, они старались сохранять спокойствие, улыбались, подбадривали его, показывали фото внуков, уверяли в скорейшем выздоровление, но стоило им остаться одним, они обнимались и горько рыдали, осознавая, что прежнего Агарагима уже не будет никогда.   
Интенсивная терапия продлилась долгие две недели. Он чувствовал себя в заточении. Его стойкая нервная система давала сбой. Временами он вел себя агрессивно, выгонял врачей и медсестер, ненавидел свою больничную палату, отказывался от процедур и лечения, нецензурно ругался, а иногда, плакал, как обиженный ребенок, слезливо вымаливая выписку.
Он хотел одного, чтобы его отпустили домой, и оставили в покое. На уговоры Наты и докторов он только отмалчивался, уставившись в одну, выбранную случайно, точку на белом потолке. Он настаивал на выписке.
Ага утверждал, что дома ему будет лучше и он быстрее поправиться.
Его мучила неизвестность. С той злополучной ночи он ничего не знал о Бахар. Каждое утро, только проснувшись, он тянулся к смартфону, чтобы прочитать новые сообщения. Ему многие писали, друзья и знакомые, коллеги, пациенты, все выражали ему сочувствие и желали скорейшего выздоровления. Но, только не было тех строчек, которых он с таким нетерпением ожидал. Бахар словно исчезла, испарилась, будто ее наяву, никогда и не было, будто она была видением, прекрасным образом, увиденным им во сне. Жаль, этот сон уплыл в небытие, чтобы больше никогда не присниться.
Агарагим неимоверно скучал по Бахар. Его желание увидеться с ней, хоть на минуту, взять ее за руку, погладить густые волосы, было превыше, желания выздороветь, покинуть ненавистную больничную палату, очутиться дома.
День от то дня, он ждал. Ждал, что откроется дверь и войдет она, вся лучезарная, как всегда ослепительно красивая, обнимет его, поцелует, и ему сразу же станет хорошо, и только тогда он пойдет на поправку. Но, ожидания оказались тщетными. Бахар не пришла в больницу, ни разу не позвонила или хотя бы написала. Агарагим волновался за нее, он не знал, что и думать, пока его не навестила Сабина. Он дождался, когда Ната пойдет перекусить в больничную столовую, и уже ничего не опасаясь, прямо спросил:
- Сабина, скажите мне честно, где Бахар? Что с ней? Я весь извелся! Она ни разу не пришла ко мне, даже не написала. Не знаю, что мне думать?
- Агарагим Мансурович, о себе надо думать! Нашли же время о любовнице вспоминать! Что вы такое говорите? Как она придет сюда? А, Натаван ханум? Вы о ней подумали? Вы хотите, чтобы они здесь, в палате, познакомились?
- Нет, конечно. Но, могла бы зайти, как сотрудник, который хочет навестить шефа. Хотя бы строчку написала!
- А, Натаван ханум такая вот дурочка? Думаете, она не догадается? А, вдруг, прочтет ее сообщение? Что тогда? Вам это сейчас надо?
- Я не знаю. Все так неожиданно произошло. Лучше бы я сразу сдох и так не мучился!
- Агарагим Мансурович, прекратите сейчас же! Как же можно! Я вас считала человеком с сильным характером, из стали и гранита, думала вы боец! Нельзя же так нюни распускать! Было бы еще из-за кого!
- Вы меня все равно не поймете! Бахар, она необыкновенная девушка, она чудо. Она мой прекрасный сон.
- Да, ладно вам! Подумаешь, чудо нашли! Обыкновенная девушка. Просто молодая и шустрая.
- Сабина, прошу вас, не думайте о ней плохо! Все, что было, это только моя инициатива. Я этого добивался от нее! Понимаете? Не она на меня запрыгнула, как многие думают. Хорошо, хорошо, сейчас не об этом. Лучше скажите, почему она так поступила? Что с ней?
- Да, не волнуйтесь вы так! С вашей Бахар все нормально! Первые дни, после вашей болезни, она целыми днями плакала, потом попросила три дня отгула. Сейчас выходит на работу, принимает больных, оперирует. Вроде успокоилась.
- Это хорошо. Плакала, говоришь?
- Ну, ну, Агарагим Мансурович, возьмите себя в руки. Хватит слезы лить! Сейчас, ненароком, Натаван ханум вернется. Что подумает?
- Ладно, не буду. Знаете, после болезни, какая-то слезливость появилась. Нервы оголены! То ругаюсь и кричу на всех, то плачу как ребенок. Ночью вообще не сплю. Их таблетки не помогают совсем. Мне бы ее хоть раз увидеть, дотронуться до нее, может тогда лучше станет. Все, же объясните, почему она так поступает?
- Агарагим Мансурович, я вам сейчас все расскажу, только не ругайте меня!
- Говорите быстрее, сейчас Ната вернется!
- Это я ей запретила здесь появляться.
- И писать, тоже запретила?
- Да, и писать и трубку поднимать. Врачи сказали, вам излишне волноваться нельзя. Притом, у вас в палате жена и дочь дежурят. Вы, что, при них бы любезничали? Не стыдно?
- Нет, не стыдно! Вредная вы женщина, Сабина! Не ожидал от вас такого.
- Это я вредная? Да, если бы не я, вы еще долго провалялись бы один, без помощи! Может, ваша Бахар тревогу подняла и всех на уши поставила?
- Ладно, ладно, не обижайтесь. Честно, мне, просто обидно! Могли бы что-то придумать. А, так, оставлять меня в неведении. Это разве правильно?
- Агарагим Мансурович, дорогой, нам не до ваших любовных утех было! Вы, два дня без сознания провалялись с отеком мозга. Мы, все, боялись, что не выживите!
- Вот, видите, к сожалению, выжил. Клянусь вам, Сабина! Вы не представляете, как мне с ней было хорошо! Очень вас прошу, передайте ей, что я ее сильно люблю. Обещаете?
- Да, обещаю! Еще что-нибудь?
- Еще? Я хочу ее увидеть! Меня скоро выпишут. Когда Ната уедет, скажите ей, я ее жду, пусть придет ко мне домой. Хорошо?
- Да, хорошо. Это тоже обещаю!
- Теперь рассказывайте, как дела в Центре, кто, чем занят?
- В Центре все по-прежнему. Яшар муаллим вас за-меняет. Все ждут вашего возвращения.
- Даже не знаю, удастся ли вот это восстановить, - он показал на обездвиженную правую руку.
- Вы верьте! Обязательно восстановиться! Вы еще стольких больных прооперируете! Вы, сейчас, только о себе и своем здоровье должны думать!
- Как же вы не понимаете? Ну, не могу я без нее! От меня это не зависит!
Вошедшая в палату Натаван, прервала пламенную исповедь мужа. Они еще полчаса болтали о том, о сем. Затем, Сабина откланялась и, уходя, незаметно подмигнула шефу, подтверждая этим свои обещания.
- Агаша, ты такой взволнованный, щеки покраснели? - спросила Ната, после того, как Сабина закрыла за собой дверь, - Она тебе плохие новости принесла?
- Нет, Ната, все хорошо. В Центре и без меня справляются.
- Ну, что ты? Без тебя они не справятся. Мне звонили, говорят, переживают за тебя, ждут твоего возвращения.
- Послушай, Ната, ты ведь умная женщина. Я знаю точно, что эта проклятая рука никогда больше не возьмет скальпель! Я никогда уже не встану за операционный стол! Все кончено! Меня уже можно списывать в утиль!
- Агаша, родной, ты расстроен из-за болезни, поэтому так рассуждаешь. Даже если ты не сможешь оперировать, ну и что? Ты же можешь руководить, преподавать, заниматься наукой. Ведь, рано или поздно, любой хирург прекращает оперировать. Это ведь, не конец света! Ты с молодости, можно сказать, полжизни провел в операционной. Теперь пусть молодежь трудится, а ты статьи пиши.
- Чем писать? Вот этой культей? Издеваешься?
- Успокойся, прошу тебя. Я не хотела тебя обидеть. Ты ведь у нас стойкий оловянный солдатик! Я знаю, все пройдет и все будет хорошо. Главное, ты делай, что тебе доктора советуют, не перечь им. Хорошо?
- Да, Ната, хорошо. Не плачь, а то я сам расплачусь. Иди ко мне, обними меня. Мне так тоскливо.
- Я же рядом, дурашка. Тебе не должно быть тоскливо. Мы все рядом с тобой. Будем тебе во всем помогать. Давай, я тебя покормлю. Вот смотри, какое вкусное пюре принесли.
- Не хочу.
- Ну, я прошу тебя! Попробуй! За папу! За маму!
- Ната, может, не будешь из меня старого маразма-тика делать. Помоги, я привстану. Дай мне пуль от кровати. Вот, видишь, я сам, левой рукой могу кушать.
- Молодец, Агаша! Твой доктор сказал, что через пару дней можно будет выписаться и продолжить лечение дома.
- Наконец-то! - сказал, Агарагим, вновь подумав о Бахар.
Его выписали домой, как и обещали, через два дня. Постельный режим сменили на более щадящий. Он уже мог, правда, с посторонней помощью, добраться до кресла или дивана. Ага весь день смотрел телевизор, постоянно переключая его с канала на канал. До болезни, он телевизор почти, что не смотрел. Только иногда, когда находил какой-нибудь хороший фильм, и в редких случаях футбол. Сейчас же, ему приходилось просматривать бездарные телешоу и сериалы ни о чем. Часто, Ага делал вид, что смотрит телевизор. Он внимательно всматривался в окна, дома напротив, особенно, в вечернее время, пытаясь разглядеть там вожделенный силуэт, но, шторы ее окон были плотно завешаны. Она жила так близко, стоило только пройти через двор, и он мог бы подняться к ней, постучать, и она распахнула бы ему дверь, как всегда, босая и совершенно обнаженная. Она была так, близка и так недоступна! Прискорбно, сейчас он самостоятельно не в состоянии даже и до кровати дойти.
«Может, пора мне смириться? Пора уже забыть ее? Кто я для нее? Старый, парализованный инвалид! А, она? Божественной красоты женщина, достойная молодых, здоровых ухажеров. К чему ей моя старческая «новая любовь»? Еще неизвестно, как и какие части тела у меня будут работать? Забудь, забудь про нее! Было и прошло!» - уговаривал себя он.
Но, как только он закрывал глаза, ее незабываемый образ, возникал у него перед глазами. Ага, имея фотографическую память, вновь и вновь, просматривал слайд шоу, где на всех фото, дома, на кухне, в фартуке на обнаженном теле, в ванной, принимающая душ, переодевающаяся, на работе, в белом халате или в операционной форме, за рулем, с развивающимися на ветру волосами, в очаровательно маленьком купальнике, загорающая возле бассейна и привлекающая к себе множество посторонних взглядов, в ресторане, роскошно одетая, совершенная и голая, спящая в постели, рядом с ним, везде была только она, его безмерно любимая Бахар. Она вдохновляла его к жизни. Он, только ради продолжения с ней отношений, готов был к любым медицинским пыткам. Он не мог себе позволить ее потерять. Он с ужасом и досадой, представлял себе, что кто-то другой, а не он, может обладать ею. Это было выше его сил. В ярости, кулаком левой, он бил по своей неподвижной правой руке, пока на его стоны не прибегала Натаван. Она обнимала его, целовала, успокаивала. В эти минуты, она была ему не женой, а доброй и заботливой мамой. Ага давно уже заметил эти изменения. Иногда, это его сильно раздражало. Ната не ощущала грань между сочувствием и унизительной жалостью. Как же она этого не понимала? Да, он болен! Частично парализован. Ему не доступны обычные, человеческие привычки, такие как самому сходить в туалет, побриться, принять душ, переодеться, наконец. Она, инстинктивно, но совершенно ошибочно, превращала его в ребенка, с которым нужно сюсюкаться, кормить из ложки, иногда корить за пятно на чистой рубашке или, же в немощного старца, за которым нужен столь, же назойливый уход. Ага терпел. Он был ей благодарен, за то, что она рядом, за ее поддержку, она давала ему надежду на выздоровление. Ната садилась рядом, доставала свой любимый томик Есенина или Мандельштама, и часами читала ему стихи, пока он не засыпал.
Он любил ее такую, немного отрешенную, возвышенную, витающую в изящных поэтических строчках. Он любил ее. Но, страсти в ее глазах не было. Она исключила все мысли об интиме, следуя строгим предписаниям лечащих докторов. Ага все это понимал, но никак не мог перенести это на себя. Он все еще не верил в свою болезнь. Засыпая, провалившись в глубокий сон, он забывал обо всем произошедшим. Лишь проснувшись, ему хватало всего несколько секунд, для осознания трагедийности своего положения.
Чувство невероятной досады, обиды на судьбу, злости до скрежета зубов, овладевало им. Он, от безысходности, прокусывал себе губы до крови, каждый раз обращаясь в глубину бескрайной вселенной с вопросами, на которые не получал ответа: «За что? Эй, ты, там наверху! Я с тобой говорю! Ответь мне! Кто ты? Аллах, Бог? Мне все равно! Почему ты так со мной поступил? За что? Что плохого я тебе сделал? Ты в один миг отнял у меня все! Мою правую руку, хирургию, карьеру! Главное, ты отнял у меня любимую женщину! Зачем я ей такой? Скажи мне, за что? Может, ты мстишь мне за тех людей, которых я не смог спасти? Разве я в этом виноват? Это ведь медицина! Знаешь, скольких я от смерти спас? Ты и это себе приписать хочешь? Я обычный хирург, всю жизнь честно, по призванию выполнял свои обязанности. Чудеса, ведь, по твоей части. Молю тебя! Вспомни, я ведь прежде ничего не просил у тебя. Сейчас прошу, умоляю, верни мне мою прежнюю жизнь! Верни мне Бахар! Что тебе стоит? Ты же всемогущий! Помоги! Помоги! Помоги мне!»
На его крик прибегала Ната, дрожащими руками, капала в рюмочку успокоительную микстуру, подкладывала руку ему под шею и вливала содержимое ему в рот. Она садилась рядом и долго гладила его по некогда густым и черным волосам. Ее пугали его психопатические приступы. Доктора успокаивали, говорили, Ага должен адаптироваться к нынешнему положению, привыкнуть к обездвиженным конечностям, научиться жить другой жизнью. Такие люди, как он, с сильным и независимым характером, сложнее переносят тяготы данного заболевания. Они не могут покорно смириться с унизительным положением парализованного человека. Этот внутренний конфликт, вызывает такого рода нервные расстройства.
Натаван, с помощью Чингиза, который, надо отдать ему должное, часто навещал Агарагима, как в больнице, так и дома, нашла в Анкаре реабилитационный центр для таких пациентов. Она с ними переписалась, определилась со временем и билетами. Начались скорые сборы. Вафа больше не могла оставаться в Баку. Ее ждали на работе. Чингиз, вызвался лично проводить ее. Агарагим же, долго не соглашался лететь в Турцию. Ната, Вафа и Чингиз, долго уговаривали его, приводя аргументы и примеры чудесного выздоровления. В Турции он должен будет провести долгие три месяца.
Три месяца всевозможных мучительных манипуляций, иглоукалываний, массажей, физиотерапевтических миостимуляций, упражнений, тренажеров, всего того, что позволит ему, хоть как-то самостоятельно передвигаться и социально адаптироваться. Его пугала перспектива три месяца не видеть Бахар, жить три месяца без нее. Без его безмерной «новой» любви. Без ее черных глаз и волос. Без ее томного голоса. Без ее безупречного тела. Без ее горячего дыхания и счастливой белоснежной улыбки.
Поддавшись уговорам семьи, Ага понимал, без нее он не выживет. Он остро и неотложно нуждался в общении с ней, чтобы она была рядом, говорила с ним, ласкала его. Ему этого сильно недоставало. Семья, не обращая никакого внимания на его нечеловеческие душевные страдания, продолжала собирать чемоданы. Ага был бессилен, что-либо исправить и на что-то повлиять.
Он, как обрезанный ствол дерева, безжизненное бревно, спущенное на воду, плыл по течению, полностью подчинившись воле злосчастной судьбы.
Уже в самолете, немного оживившись от вида молоденьких стюардесс, к которым с молодости не ровно дышал, Ага спросил Нату:
- Ната, что-то Чингиз к нам зачастил? Тебе не кажется?
- Кажется, Ага, очень даже, кажется. Он за Вафой ухаживает, вроде, у них завязываются серьезные отношения. Посмотрим, чем все кончится. Ты же знаешь, ее взбалмошный характер.
- Как всегда, я в нашей семье все новости последний узнаю!
- Агаша, родной, тебе разве до этого было? Ты заболел, потом, в последнее время нервный такой стал. Мы не знали, как ты на это отреагируешь?
- Да, нормально отреагирую. Чингиз мне всегда нравился. Честный, серьезный парень. Дай бог им счастья!
- Аминь!
По прибытию в реабилитационный центр, все закрутилось заново. Снова куча анализов и обследований. Затем многочасовые процедуры и тренировки.
Ага заново учился ходить и делал успехи. Движения и чувствительность в нижней конечности постепенно возвращались, чего нельзя было сказать о правой руке. Через месяц он достаточно уверенно, правда, с тросточкой, для лучшего равновесия, ходил по коридорам клиники, гулял по великолепному саду с фонтаном, часами сидел на скамейке, слушая пение птиц и вдыхая аромат многочисленных роз. Нате следовало возвращаться в Москву, ее вынужденный отпуск давно истек. Ее ждали студенты, лекции, семинары, обычная кафедральная рутина, без которой она не могла жить. Ната долго извинялась, плакала, объясняла ситуацию. Ей жаль было оставлять мужа одного, даже в такой элитной клинике с великолепным уходом. Она знала, Ага будет скучать, но не хотела бросать свою любимую работу, кафедру, где проработала столько лет, своих учеников. Агарагим и не настаивал. Наоборот, уверял ее, что ему уже намного лучше, ходит он хорошо, за ним ухаживают, так что, она может спокойно оставить его одного и возвращаться в свою любимую первопрестольную Москву.
Прошел месяц после отъезда Наты. Агарагим, почти весь день, занимался физическими упражнениями, под контролем опытных реабилитологов. Много времени проводил в бассейне, принимал целебные ванны, массаж.
Он стал привыкать к такому беспечному образу жизни, тем более, в окружении парализованных людей, так же, как и он, пострадавших от тромбоза и инсульта. С некоторыми из них у него завязались приятельские отношения. Акину Байрамчи было слегка за семьдесят, доктор физико-математических наук, заведующий кафедрой Стамбульского университета. Его постигла та же участь. Только вот, в связи с гипертонией, проблемными почками и сердечной недостаточностью, его реабилитация проходила не так успешно. Это был настоящий профессор, интеллигентный, холенный, с характерной седой бородкой. Они с Агарагимом, часами играли в шахматы, сидя на удобной скамейке, возле фонтана, одновременно философствуя о бренности существования. Акин оказался интересным собеседником с энциклопедическими знаниями в сфере мировой истории, культуры и искусства. Он был приверженцем пантюркистских взглядов.
Долгими вечерами, с упоением, он рассказывал о теории зарождения тюркских народов в живописных горах Алтая. Приводил цитаты из книги Льва Гумилева «Древние Тюрки», где описывается образование и расцвет Великого Тюркского Каганата, про великих ханов, про войны, про шелковый путь, проходящий через род-ной Агарагиму город Баку. Он рассказывал про Великого Атиллу, предводителя тюркских племен, создавшего государство от Волги до Рейна. Он рассказывал о сельджуках, предшественников турок-османов, основателей Великой Османской империи. Притом, Акин рассказывал это все очень красочно и подробно. Агарагиму было неловко и стыдно. Особенно, когда Акин, рассказывал ему историю древнего Азербайджана. Ведь всего этого Агарагим не знал. Да, он учился в русской школе, проходил краткую историю древнего мира, затем учась в мединституте, ему преподавали идеологизированную и пропитанную наглой ложью историю КПСС, где заставляли зазубривать цитаты В.И.Ленина, где учебных часов по хирургии было меньше, чем истории партии большевиков или же диалектического материализма. К его великому сожалению, медицина и его любимая хирургия, заняла все свободное пространство его интересов. Его знания, кругозор, был ссужен рамками профессии. Ему физически не хватало времени на чтение какой-либо другой литературы, кроме медицинской. Общаясь с Акином, Ага прозрел. Он с ужасом осознал, как много важной и интересной информации он безвозвратно упустил.
Это беда многих высококлассных профессионалов. Самозабвенно, с завидным упорством маньяка, день ото дня, год за годом, ты поглощаешь специальную литературу, забывая о том, что существует другой мир, не медицинский. Существует художественная литература, поэзия, философия, история, теории сотворения мира, происхождения жизни на земле. Так много неизведанного и познавательного прошло мимо него.
Акин открыл ему глаза на мировую историю, историю народов, родству к которым Ага, генетически себя причислял. После многочасовых лекций Акина, Агарагим клятвенно поклялся самому себе, прочитать всего Гумилева, изучить тот период мировой истории, о котором ранее, даже и понятия не имел.
Тем временем, дни проходили монотонно и однообразно. После обеда и процедур, друзья играли в шахматы. Агарагим раз за разом проигрывал заметно более сильному противнику, но из-за этого совсем не расстраивался. Ему нравился процесс игры, хитрые задумки, неожиданные жертвы фигур, а выигрыш или проигрыш для него не имели значение. Главное, в это время он переставал думать о себе, о болезни, о ней, бесследно канувшей в небытие. Однажды, после ужина, когда Ага и Акин удобно устроились в креслах-качалках, на широкой террасе, откуда открывается шикарный вид на весь прилегающий к клинике парк, когда Акин только начал свою очередную лекцию, к Агарагиму подбежала медсестра и сообщила, в холле его дожидается посетитель. Ага никого не ожидал. От волнения у него участилось сердцебиение. Он извинился, взял в левую руку тросточку, и быстро, как мог, поторопился вниз. «Неужели Бахар?» - подумал он, спускаясь в лифте.
Предчувствие его не подвело. Это была она. Как только распахнулись дверцы лифта, среди толпы посетителей, пациентов, сотрудников клиники, он разглядел ту, встречи с которой он ждал уже третий месяц. Бахар стояла напряженная, вытянув шею, озабоченно высматривала Агарагима среди многочисленных пациентов клиники. Он подошел к ней сзади. Ага раньше, любил так же, незаметно подойти к ней, обнять за талию, отодвинуть волосы и не переставая целовать ее шею и плечи, пока не ощутит дрожь ее возбуждения.
Сейчас же, он осторожно, чтобы не напугать ее, взял левой рукой под правый локоть. Бахар быстро развернулась к нему лицом и замерла. Перед ней стоял неожиданно состарившийся, сутулый человек, с палочкой в левой руке. Единственно, что осталось от прежнего Агарагима, это неугасаемый блеск его голубых глаз. Его правая рука, чуть согнутая в локте, безжизненно висела на когда-то любимых ею крепких и широких плечах. Бахар не выдержала столь душераздирающего зрелища. Она с громким ревом, повисла у него на шее. Окружающая их толпа притихла, наблюдая за ними. Было, похоже, будто дочь, встретив, после долгой болезни, изменившегося до неузнаваемости отца, рыдает от выпавшего на их долю несчастья.
Немного успокоившись, они поднялись в его просторную палату, больше похожую на номер пятизвездного отеля. Бахар посмотрела на свое изображение в большом, висящем на стене зеркале. От слез потекла тушь, темная помада слегка размазалась. Необходимо было срочно привести себя в порядок.
- Ага, можно воспользоваться твоей ванной комнатой, - спросила она все еще дрожащим от волнения голосом.
- Конечно можно! Могла бы и не спрашивать.
- Я быстро!
- Не торопись, я подожду сколько угодно. Мне сейчас торопиться некуда.
Ага уселся в кресле и стал ждать. Бахар достаточно быстро поправила макияж, аккуратно расчесалась, вышла из ванной и присела на мягкий пуфик, пододвинув его очень близко к креслу. Она взяла двумя руками, его правую руку, неподвижно лежащую на широком подлокотнике кожаного кресла. Она нагнулась и положила щеку на его ладонь. Он, левой рукой, нежно поглаживал ее голову. Они, потеряв счет времени, еще долго сидели в таком положении. Первой, почти шепотом, заговорила Бахар.
- Душа моя, я скучала по тебе.
- Я тоже скучал. Почему не давала о себе знать?
- Нельзя было. Мне запретили, с тобой видится. Ты же был не один.
- Хоть бы строчку написала.
- Не могла. Твоя жена или дочь прочитала бы, начались бы подозрения, лишние вопросы. Ты думаешь, я не хотела? Я в первый же день рвалась к тебе в больницу. Сабина не разрешила, уговорила меня не делать этого.
- Как ты узнала, что я здесь один?
- Сабина сказала.
- Снова Сабина?
- Да. Она позвонила и сообщила, что ты один здесь остался и я, если хочу, могу тебя навестить.
- Я так рад тебя снова увидеть! Ты еще красивее стала, женственнее. Вроде слегка поправилась. Почему молчишь? Бахар, не плачь! Я прошу тебя. А, то я сам заплачу. Вот видишь, я жив, мимика восстановилась, движения в ноге постепенно восстанавливается, чувствительность тоже. Только вот рука подводит. Столько процедур, лекарств, упражнений! Ничего не помогает. Видимо, в коре головного мозга, больше всего пострадала зона, отвечающая за работу именно правой руки. Ты знаешь, я научился левой рукой застегивать пуговицы, кушать, даже бреюсь левой. Только вот перешел на электробритву. Что это я? Только про себя говорю. Расскажи, как ты?
- Как я могу быть, после того, что с тобой произошло? Я несколько дней беспрерывно плакала. Ты веришь?
- Верю, Бахар, конечно верю.
- Ага, ты так изменился. Очень хочу поддержать тебя, но не нахожу слов.
- Не мучайся, Бахар. Я сам все хорошо понимаю. Бесперспективный я стал. В один миг все потерял. Жить, дальше не хочется.
- Душа моя, не говори так. Тебя все любят и ждут.
- Ты тоже?
- Да.
- Бахар, я чувствую, ты что-то не договариваешь?
- Ага, не знаю, как тебе это сказать.
- Бахар, говори, как есть, не тяни. Прошу тебя, только правду! Не скрывай от меня того, чего я могу узнать от других людей.
- Хорошо. Я буду с тобой честна. Скажи, ты ведь заметил, я немного поправилась?
- Да, сразу заметил.
- Я беременна.
- Надо же! Как это получилось? Ты же принимала таблетки.
- Не знаю. Может, пару раз забыла принять.
- А, срок, какой?
- Три месяца. Ага, уже больше трех месяцев! Это мальчик. Я ходила на УЗИ.
- Ты расстраиваешься из-за беременности? Это же прекрасно! Новый человек! Мальчик! Это первая хорошая новость за последнее время! Ты не представляешь, как я рад! Я снова стану отцом! В мои годы! Спасибо тебе!
- За что?
- За то, что решилась оставить его.
- Я долго размышляла над этим. Боялась тебе, признаться. Думала, пойти и быстренько избавиться. Но, ноги не шли. Несколько раз договаривалась и отменяла. Я хочу этого ребенка! Ага, это твой ребенок у меня под сердцем!
- Представляю, сколько ты перенесла! Бедная моя девочка. Видишь, как не вовремя я заболел. Надо было, в ту, последнюю ночь, у тебя остаться. Я бы не провалялся тогда один, без помощи. Если бы лечение началось на несколько часов раньше, не было бы таких ужасных последствий.
- Ты прав. Я столько ругала себя. Не надо было тебя отпускать. Кто же знал? Ты всегда был таким здоровым, крепким мужчиной. Как такое могло произойти?
- Судьба, Бахар. Это судьба. Никто не знает, что его ждет, радость или горе. Ты мне сегодня радостную весть принесла. Теперь я буду жить в ожидании появления на свет нашего малыша.
- Ага, это еще не все.
- А, что еще? Хорошая новость или плохая?
- Думаю, что для тебя, плохая.
- Говори.
- Сейчас. Не торопи меня.
- Ладно, не буду. Воду хочешь? В холодильнике есть бутылка минеральной воды. Вода здесь вкусная, но мне наш Сираб больше нравится.
- Ага, отпусти меня!
- Как отпустить? Не понял? Бахар! Что ты говоришь?
- Мы больше не можем быть вместе! Пойми! Я не могу тебя таким видеть!
- Жалкое зрелище, правда?
- Не говори так! Такое с каждым может произойти. Никто не виноват!
- Конечно. Продолжай Бахар, я внимательно слушаю.
- Ага, эти два года, которые мы провели вместе, были самыми счастливыми в моей жизни! Послушай, меня, только не перебивай. До встречи с тобой моя жизнь была совершенно пустой и бессмысленной. Ты дал мне все. Свою большую любовь, надежду, ты вернул мне веру в себя, в хороших людей. Ты показал, каким прекрасным и красочным может быть мир. Ты научил меня любить и быть любимой. Ты опекал меня во всем. Помог мне достичь многого. Ты делал это бескорыстно. Я знаю, ты хотел одного, чтобы я была рядом с тобой счастлива и беспечна. Как же быстро пролетело это время!
Несчастье, которое с тобой произошло, перечеркнуло все наши надежды. Душа моя! Ты так изменился! Я хочу, чтобы рядом со мной был здоровый крепкий мужчина. Я не смогу так дальше жить. Ага, ты же врач! Ты сам все хорошо понимаешь! Я молодая женщина, у меня свои потребности, желания. Я не могу от всего этого отказаться. Даже ради тебя! Не могу! Прости Ага, это конец. Я так решила. Это будет лучше для нас обоих.
- Ты не будешь скучать по мне?
- Буду, душа моя, конечно буду. Я все еще люблю тебя и ничего не забыла.
- А, как же наш мальчик? Что с ним будет?
- Ага, только не нервничай! Тебе это сейчас вредно. Обещаешь?
- Да.
- Один молодой человек сделал мне предложение.
- Кто?
- Ты его знаешь. Твой анестезиолог, Мурад.
- Вот собака! Сукин сын! Я ему столько хорошего сделал! Босяк! Он пришел ко мне, умолял принять на работу. Это я его человеком сделал! Договорился с московским центром, послал на стажировку, поручил своим друзьям. Я его финансово поддерживал! Никто об этом не знает. То, что у него светлая голова, я сразу понял. Вот чем он мне отплатил! Увел мою любимую женщину! Негодяй!
- Ага, прекрати! Прошу тебя! Не ругайся! Мурад хороший человек. Он тебя как отца любит. Он боготворит тебя. Если бы не твоя болезнь, он не посмел бы подойти ко мне. Душа моя! Мы молоды! У нас вся жизнь впереди! Мы любим друг друга! Ты не хочешь, чтобы мы были счастливы?
- Мечтаю об этом!
- Ну, не злись, Ага. Нам же, вместе, было хорошо. Мы были с тобой счастливы. К сожалению, всему на свете приходит конец. Ты ведь не один. У тебя прекрасная жена, дети. Ты хочешь, чтобы я, всю жизнь в любовницах провела? Я ведь тоже женщина. Я тоже хочу маленького семейного счастья, своего, не чужого.
- Ясно.
- Что тебе ясно?
- Король умер, да здравствует король!
- Какой король? Что ты говоришь? Кто умер?
- Бахар, это Шекспир!
- Время нашел? Причем здесь король? Если ты себя имеешь ввиду, то ты не умер, ты идешь на поправку. Ага, у тебя все будет хорошо. Я в это верю!
- Без тебя не будет! Не знаю, как мне дальше без тебя жить?
- Ага, душа моя, ты привыкнешь. Мы будем тебя навещать.
- С Мурадом? Да, пошел он! Неблагодарный! Видеть его не хочу! Как представлю, что он до тебя дотрагивается, у меня кровь в жилах закипает. Мог бы, убил!
- Хватит ревновать! Если бы это был не Мурад, а кто-то другой, тебе легче было бы?
- Не знаю! Вернусь, уволю этого подонка!
- Не смей, Ага! Умоляю тебя! Не делай ему ничего плохого! Ради меня! Ради нашей любви! Он берет меня замуж с твоим ребенком. Он будет ему хорошим отцом. Заклинаю тебя! Ради нашего малыша! Не трогай Мурада! Ты же благородный человек. У тебя доброе сердце. Мы, даже решили назвать мальчика в твою честь! Ага, через полгода на свет появится еще один Агарагим. Ты не против?
- Называйте как вам угодно. Мне все равно.
- Ты обижаешься на меня? Думаешь, я стерва? Попользовалась тобой и как только ты заболел, нашла себе другого? Это не так, Ага. Я же говорила тебе, я не такая. Жизнь так складывается. Да, я и не знала, что он влюблен в меня. Мурад торопит со свадьбой. Хочет поскорее, пока животика не видно. Чтобы, потом, когда рожу, все подумали, что наш ребенок родился шестимесячным. Если хочешь, я все тебе верну. Квартиру, машину, украшения, все, что ты мне дарил. Мне ничего не нужно!
- Прекрати. За кого ты меня принимаешь? Я мужчина! Хоть и парализованный. У меня есть честь! Не оскорбляй меня этим!
- Тогда, благослови наш брак! Прошу тебя! Отпусти меня и благослови!
- Будьте счастливы!
- Спасибо тебе, Ага.
- Бахар, мой мальчик никогда про меня не узнает?
- Нет, не узнает. Ты ведь не хочешь травмировать ребенка? Все должны знать, что его отец Мурад.
- Ты мне его даже не покажешь?
- Конечно, покажу! Скажу, ему, что ты его дедушка. Я чувствую, он будет на тебя похож. Такой же высокий, красивый и умный.
- Дай Аллах ему здоровья и счастья!
- Ага, можно я пойду? У меня самолет, вечерний рейс, боюсь опоздать.
- Прощай, Бахар.
- Прощай, Ага.
Она наклонилась и поцеловала его в губы. Ее прощальный поцелуй был сухим и холодным. Бахар повернулась и решительным шагом вышла из палаты. Он смотрел ей вслед и по его впалым щекам текли слезы.
Из динамиков внутреннего радиовещания клиники, негромко доносилась, знакомая ария Канио из оперы «Паяцы», еще более усиливающая весь трагизм его ситуации: «Смейся, паяц, над разбитой любовью, смейся и плач, плач ты над горем своим».   
 
ГЛАВА 11
Ната, как и обещала, прилетела в последний день нахождения Агарагима в реабилитационном центре Ан-кары. Лечение пошло на пользу. Она нашла мужа посвежевшим, но с подавленным настроением, о причинах которого она вряд ли могла догадываться. Мимические мышцы лица почти полностью восстановили свою двигательную функцию, только левое веко, при закрытии, слегка запаздывало. Это не страшно. Врачи обещали, вскоре должно восстановиться. Правая нога исхудала, движения были ограничены, но, несмотря на это Ага ходил все увереннее и увереннее, иногда, даже без тросточки. По поводу правой руки, прогнозы врачей были неутешительными.
Натаван получив необходимые рекомендации, начала собираться в дорогу.
Ага спустился в парк, прошел к фонтану, в направлении их излюбленной скамейки. Акин сидел с закрытыми глазами, немного сощурившись, подставив лицо ласковому утреннему солнцу. Он не дремал, это было видно по сосредоточенному выражению его интеллигентного лица. Акин находился в отрешенном от остального мира состоянии, явно обдумывая решение, какой-то заумной, физико-математической теории. Ага, чтобы не побеспокоить профессора и не прерывать стройную цепочку его гениальных мыслей, осторожно, почти на цыпочках, ступал по кирпично-красному гравийному покрытию дорожки, ведущей к скамейке. Подойдя, он молча присел рядом. Акин, повернул лицо в его сторону, открыл глаза и добродушно улыбнулся.
- Доброе утро, брат мой, Агарагим. Как поживаешь?
- Извини, Акин, не хотел тебя беспокоить. Я сегодня возвращаюсь в Баку.
- Я помню, ты мне говорил. Очень жаль. Я остаюсь без приятного собеседника и партнера. С кем я теперь буду в шахматы играть?
- Брат, скажи лучше, кого я буду выигрывать!
- Не надо скромничать, ты же сделал со мной пару ничейных партий.
- Да, брат. Для меня это большое достижение.
- Кто за тобой приехал?
- Супруга. Вот, видишь, брат, мы с тобой совсем как дети стали. Надо, чтобы кто-то отвез, привез. Что за жизнь такая?
- Не переживай, Ага. Всему свое время. Какой смысл сокрушаться, мучить себя? Это уже произошло, прошлое не вернешь. Могло быть и хуже. Слава Аллаху! Жизнь все равно прекрасна! Посмотри вокруг! Какая погода! Чистый воздух! Зеленая трава, цветы, пение птиц! Ты этого не замечаешь? Главное, ты жив! Твой мозг должен творить! Ты можешь писать книги, диссертации. Ты создан для того, чтобы оставить потомкам бесценные знания. Стремись к этому! Тогда, умирая, ты будешь знать, что твое имя, не затеряется среди сотен миллионов имен статистов, тихо и незаметно проживших свою жизнь на планете Земля.
- Благодарю тебя Акин. Все, что ты говоришь, правильно. Я с тобой согласен.
Никак не могу смириться с потерей хирургии. В ней была заключена вся моя жизнь. Это наркотик. К нему привыкаешь и уже не можешь жить без операционной, стерильных перчаток, сверкающих никелем инструментов, разрезов, крови, швов, спасенных пациентов. Как без этого жить дальше? Я ведь, так привык к активному образу жизни! Ты не знаешь, брат, с этой проклятой болезнью, я все потерял.
- Ты имеешь ввиду, ту красивую, молодую женщину, которая на прошлой неделе тебя навещала?
- Да. Ты откуда это знаешь, брат?
- Я не хотел тебе говорить. В тот день, помнишь, мы сидели на террасе и тебе сообщили, что пришел посетитель?
- Конечно, помню!
- Оставшись один, я заскучал и спустился вниз. Немного прогулявшись, присел на скамейку у входа. Через несколько минут, выбегает та самая девушка, вся в слезах. Она присела рядом, положила локти на коленки, закрыла лицо руками и продолжала горько рыдать. Тогда я подсел ближе и попытался ее хоть как-то успокоить. Взял ее за руку, погладил по голове, как дочку или внучку. Стал говорить с ней, рассказывать разные смешные истории. Тогда она перестала плакать. Даже улыбалась. Потом, доверившись, рассказала мне вашу историю.
- Надо же! И, что ты думаешь, брат?
- Думаю, она молодец, умная и честная девушка. Она не хотела тебе лгать, обманывать и тем более изменять. Надо иметь мужество, вовремя прервать отношения, не тянуть, не притворяться лживо, не клясться в вечной любви. Вечного ничего не бывает! Это я тебе как теоретик говорю. Только вселенная и материя. Все остальное, имеет свое начало и свой конец. Брат мой, ты что, мечтал, она такая молодая и красивая, будет до конца с тобой? А, о ней ты подумал? Ты и сейчас, очень эгоистично, не хочешь ее отпускать. Я это вижу по твоей реакции. Как мужчина, я могу тебя понять. Но, факты, реальность, куда их денешь? Мы с тобой, брат, стареем, дряхлеем и с годами лучше уже не будем. Поверь мне! Ты должен смириться с ситуацией. Не мучай себя.
- Я, все равно, люблю ее. Может это психоз, старческий маразм? Не знаю. Она постоянно мне видится. Во сне, наяву, она постоянно у меня перед глазами. Ее образ меня преследует! С этим что поделать, брат?
- Ты видишь прекрасные образы этой девушки? Ну, и хорошо! Научись наслаждаться этим. Живи приятными воспоминаниями, а их у тебя, думаю, предостаточно. Я, честно говоря, тебе позавидовал.
- Не шути, брат. Чему же здесь завидовать?
- Ага, какой же ты не благодарный человек! Тебе Аллах послал такую красотку! Ты провел с ней замечательное время. Она еще умудрилась зачать от тебя, несмотря на твой почтенный возраст. Я завидую и горжусь тобой! У меня, к великому сожалению, давно уже ничего не работает. Сахарный диабет испепелил всю мою мужскую природу. И, что ты предлагаешь? Пойти повесится?
- Думаю, брат, с нашими парализованными конечностями, у нас это вряд ли получится.
Они громко засмеялись. Агарагим поблагодарил Акина за все. Обещал, по возможности, навестить его в Стамбуле. Друзья по несчастью, на прощанье, крепко обнялись, похлопывая друг друга по спинам, здоровыми верхними конечностями.
Вернувшись в Баку, Натаван приступила к организации быта мужа, учитывая его нынешние потребности. Первым делом, она отказалась от услуг, уже бывшей домработницы, которая не могла приходить более двух раз в неделю. Ната, через своих знакомых, оперативно, нашла женщину, которая, по ее мнению, не будет раздражать Агарагима. Ей следовало приходить каждый день, с утра до пяти вечера, как на работу, делать покупки, готовить еду, стирать, убирать, подавать чай, заниматься домашним хозяйством.
Переезд Агарагима в Москву не обсуждался. Ната знала его к этому отношение, понимала, Ага не сможет жить жизнью отшельника, заперевшись в московской квартире. Даже, несмотря на нынешние обстоятельства, супруги не могли и не хотели менять образ своей жизни. За эти годы, они привыкли так жить, и ничто не могло заставить их объединиться в одной из столиц. Агарагим, номинально, все еще был на должности директора Центра сердечно-сосудистой хирургии. С момента болезни прошло почти четыре месяца. В его отсутствие, руководить Центром назначили его ученика, достаточно перспективного, молодого, сорокалетнего доктора наук, талантливого хирурга, который, со слов Яшара, неплохо справлялся со своими обязанностями. Агарагим отчетливо сознавал, в его нынешней ситуации, он не в состоянии полноценно руководить Центром, с его многочисленными проблемами. Он стал быстро уставать, он утомлялся от незначительных физических нагрузок, даже от недолгого чтения. Ему пришлось менять, казалось бы, обычные, для любого человека привычки. Он отказался от ранее столь любимых пеших прогулок, плавания, не просто нахождения в бассейне, а настоящего плавания по дорожке, с применением разных стилей. В хорошие времена, Агарагим, запросто, за одну тренировку проплывал километр, а иногда и полтора. Ныне, он мог только барахтаться в воде и то, под присмотром инструктора. Долго ходить он тоже не мог, правая нога быстро уставала, и ему требовалось где-то присесть, чтобы, отдохнув, пойти дальше. Его это сильно раздражало. Физическая немощность в теле сильного духом человека, создавала внутренний конфликт и неудовлетворенность. Агарагим, недолго думая, написал заявление об уходе по собственному желанию. Он не желал быть посмешищем в глазах сотрудников, не хотел руками, вернее одной, здоровой рукой, зубами и еще бог знает, чем, держаться за директорское кресло. Он многое сделал для развития Центра, за короткое время создал школу из молодых, дерзких, амбициозных хирургов. Один из них, самый достойный, по праву займет его место. Ага меньше всего жалел о должности. Все, что его терзало, это потеря хирургии и любимой женщины.
Руководство с пониманием отнеслось к его отставке. Ему предложили остаться профессором-консультантом, с возможностью свободного посещения клиники. Время шло своим чередом. Два раза в неделю за ним присылали автомобиль. Это была не директорская Тойота, за рулем которой когда-то сидел любопытный, бесцеремонный по простоте душевной и комичный Фазилек, который сразу же уволился, узнав об уходе своего любимого шефа. Преданная ему Сабина сохранила свою должность, ввиду своей незаменимости. Она часто навещала бывшего начальника, каждый раз принося с собой несъедобные кондитерские изыски, собственного производства, которые, после ее ухода, непременно летели в мусорную корзину. Ага продолжал консультировать больных, участвовал во врачебных консилиумах. Его опыт и знания, все еще были нужны, но он сам не мог это применить на практике. По возможности, он продолжал заниматься с аспирантами и диссертантами, но в ограниченном объеме.
Ага привыкал к новому ритму, его жизнь постепенно налаживалась, но больше никто и никогда, не видел его лучезарной улыбки и сверкающих от счастья глаз. Он стал малоразговорчивым и замкнутым человеком. Многочисленные сплетни про отношения Бахар с Мурадом, после свадьбы, на которую он был приглашен, но наотрез отказался идти, постепенно сникли. Проходя по коридорам Центра, Ага старался быть как можно незаметнее, злился, когда ловил на себе многозначительные сочувствующие взгляды сотрудников. Скорее, всего, многие из них, совершенно искренне жалели его, наблюдая за его неуверенной походкой и висящей правой рукой. Агарагиму, казалось, они злословят, обсуждают поведение Бахар, их разрыв и ее неожиданное замужество. Ему, до боли в сердце, были неприятны такого рода разговоры. Нужно было время, чтобы все эти страсти утихли, позабылись, затерялись в суете человеческих судеб, радостей и страданий, счастливых мгновений и болезненных разочарований. Все проходит, и это про-шло. Но, только не у него. Ага, за все это время, всего лишь пару раз видел Бахар, и то, издалека. Как ему по-том сообщили, она родила шестимесячного здорового малыша с голубыми глазами. В этот день, в день рождения своего третьего ребенка, его мальчика, Агарагим, тайком, налил себе добрые полстакана виски и залпом выпил. Потом, сидя в кресле, долго, в мельчайших подробностях вспоминал их первую встречу, первое свидание, незабываемые минуты страстных объятий, те сладкие ощущения, по которым он до сих пор скучал.
Его отношения с Натой продолжали оставаться теплыми и дружескими. В первые месяцы, после возвращения в Баку, она категорически отказывалась от интима, опасаясь повторения паралича. Много позже, Агарагим, после долгих уговоров, угроз и обид, все же, добивался от нее супружеских ласк.
Ната, соглашалась, но в глазах ее был постоянный страх. Она боялась за Агарагима, боялась подскока давления, повторного инсульта. Она не могла расслабиться. Она просто выполняла свой долг, нехотя, стиснув зубы, позволяла ему удовлетворить свои потребности. Затем щупала его пульс, бежала на кухню за успокоительными каплями и умоляла их принять.
Ага чувствовал ее желание уклониться от секса. Он понимал ее опасения, понимал, что она хочет его уберечь от лишних, по ее мнению, нагрузок, она хочет продлить ему жизнь, и не хочет рисковать им, из-за бессмысленных и успевших ей надоесть, людских утех. Она желала покоя, себе и ему. Хотела спокойной, размеренной жизни, присущей пожилым людям, когда все позади, когда, укрывшись теплым пледом, можно почитать любимую книжку, попить чай, посмотреть телевизор и тихонько идти спать, предварительно приняв прописанное доктором снотворное.
Агарагиму же неймется. Несмотря ни на что, его организм требует повторения былых эмоций, сладострастных впечатлений, он хочет близости, ждет ее с нетерпением, как мальчишка, которому что-то пообещали.
С безжизненной рукой и слабой ногой, его подвижность в постели, его сексуальный азарт, его мужская стойкость, его нескончаемая энергия, ее неимоверно поражали.
Ната любила своего мужа и очень уважала его. Она хотела быть ему полезной, помогать во всем, не отказывать его простым, житейским просьбам. Но, к сожалению, ее ручеек иссяк, влага испарилась, как, под лучами солнца, испаряется роса, увлажняющая зеленый лепесток. Близость с супругом доставляла ей неприятные неудобства. С каждым приездом, это происходило все реже и реже, до тех пор, пока они оба, без лишних слов, не согласились на спокойную жизнь, с любовью, но без секса.
Ага часто вспоминал слова Акина: «С возрастом, человек теряет все, к чему привыкает за свою долгую жизнь. Останутся только лишь воспоминания, и то, если Аллах не отнимет память. С этим нужно смириться»
Агарагим был не из тех, кто кротко подчинялся превратностям судьбы. Он, как мог, сопротивлялся, но силы были не равны. Он, совершенно незаметно для себя, начал привыкать к обездвиженной руке, слабой ноге, к сочувствующим взглядам, к своей немощности и неполноценности.
Лишь иногда, под воздействием нахлынувших воспоминаний, в его сознании зарождалась буря эмоций, сопровождающаяся ураганом протеста и штормовыми волнами злости, сметающих на своем пути, ставшими было привычными, признаки смирения, кроткости и безысходности. Агарагим продолжал свою борьбу. В такие минуты, ему помогал стакан виски. Он наполнял сосуд почти до краев и выпивал его в два три приема. Тут же, по телу прокатывалась успокоительное тепло, он размякал, проблемы сами собой куда-то улетучивались, он засыпал с блаженной улыбкой на устах.
Ага, как врач, хорошо понимал, алкоголем злоупотреблять не стоит, особенно после перенесенного заболевания. Но, что поделать? Стакан виски в день, иногда два, помогали ему снять нервное напряжение, лучше всяких таблеток. Он не боялся спиться, превратиться в старого алкоголика с дрожащей челюстью и руками. Ему это не грозило. Беречь свое здоровье? Для чего? Какой в этом смысл? Ну, проживет он на пару бессмысленных и скучных лет дольше. Дальше, что? Что его ждет в будущем? Кому он такой нужен? Себе самому? Вроде нет. Так к чему себя ограничивать в последнем удовольствии, помогающем забыться, почувствовать легкую радость бытия.
В один из дней он приступил к давно задуманному. Он начал писать книгу. Вернее, записывать на диктофон строчки, под воздействием неизвестно откуда взявшегося вдохновения. У него хорошо получалось, главное быстро и продуктивно. Свои записи он передавал Сабине. Она распечатывала, корректировала и приносила ему для прочтения. Она восхищалась его умением искренне и правдиво изложить события давно минувших дней, его способности к красочному описанию пережитого, искрометным юмором. Сабина умоляла его об одном, только не останавливаться, не прекращать работу над книгой. Это был их секрет. Никто на свете не знал о новом увлечении Агарагима. Работа над книгой его затягивала. Он часами наговаривал текст, затем прослушивал его, одобрительно улыбался, допивал свой виски и удовлетворенный ложился спать, обдумывая очередной сюжет своего романа. Время будто замедлило свой ход. Единственным развлечением для него были редкие посещения Центра и сочинительство.
Его лечащий врач назначил ему курс массажа. Ездить, хоть и через день, в какую-то частную клинику ему было неудобно. Ната нашла ему массажистку, которая проводила массаж на дому. Ее звали Самая. «Можно Сяма» - как она назвалась при первой встрече. Это была средних лет замужняя женщина, мать троих детей. Она была, не в обиду ей будет сказано, плотного телосложения. Несмотря на скрытые под плотным жировым слоем мышцы, большую грудь и выдающиеся ягодицы, она имела атлетическую фигуру и больше напоминала метательницу ядра или молота. Человеком она была угрюмым и малоразговорчивым. Она приходила во второй половине дня, сухо здоровалась, шла в ванную комнату, там она переодевалась в майку и черного цвета обтягивающие лосины, затем шла в спальню, где, дожидаясь очередной экзекуции, накрывшись простыней, смирно лежал Агарагим.
Массажировала она профессионально, иногда даже жестко, больше внимания уделяла позвоночнику и больным конечностям. После нескольких сеансов, Ага хотел было отказаться от ее услуг, но со временем он привык к ее сильным рукам, чувствовал некоторое облегчение и прилив крови к мышцам.
Сяма, уже не казалось ему такой огромной и отталкивающе необъятной. Он следил за ее четкими движениями. Особенно ему нравилось, когда испещренная целлюлитными кратерами, бугристая поверхность ее выдающихся ягодиц, при наклоне хозяйки вперед, удивительным образом сглаживалась и превращалась в симметричные, аппетитные округлости.
Однажды, Ага не выдержал. Нестерпимый зов природы подтолкнул его к необдуманному поступку. Почувствовав неожиданный прилив крови совсем не в том месте, где следовало, он решился. Уверенно, левой рукой, он схватил за одну из половинок ее объемных округлостей, и замер. Сяма, почувствовав его крепкую хватку, тоже остановилась. Выпрямилась, вытерла рукой пот со лба, повернулась к нему мощным торсом, оперев обе руки на талию, вернее то место, где предполагалось ее нахождение. Она очень строго посмотрела на Агарагима. Он съежился от страха, зажмурил глаза, ожидая сокрушительный удар в челюсть понимая, что сделал непоправимое.
Вместо этого, Сяма, неожиданно, милым голосочком, нежно сказала: «Профессор, вы, как я посмотрю, большой шалунишка! Если хотите, я вам сделаю расслабляющий массаж. Вы скажите, не стесняйтесь. Только, за небольшую, дополнительную плату. Я же вижу, как ваша простынка иногда поднимается. Чего не сделаешь, для хорошего человека. Да, и для здоровья, полезно»
Ага, все еще остерегаясь, молча, кивнул головой в знак согласия. Сяма откинула простынку и не меняя свое обычное серьезное и сосредоточенное на массаже, выражение лица, без всяких лишних эмоций, принялась активно массировать его детородный орган. Вскоре наступила долгожданная кульминация. Только тогда, Сяма позволила себе слегка улыбнуться, деловито убрала следы «преступления», сухо попрощалась и ушла.
От сегодняшнего массажа он получил, хоть и сомнительное, но все, же удовольствие. Вскоре, курс массажа закончился, и Ага стал с нетерпением ждать очередного, даже намекал Нате, что ему становиться лучше и он не против продолжать мануальное лечение.
Даже в самые трудные времена, Ага, удивительно легко, находил себе способ развлечься. Но, к сожалению, ему это вскоре надоело. Приелись ее каменные ягодицы и необъятные бедра, за которые он держался, во время ее мануальных ухищрений. Ага четко сознавал. Это дно. Ниже, ему падать уже не куда. Это не просто дно, это дно Марианской впадины. Как же так произошло? Он, Агарагим, некогда красавчик, привлекающий внимание самых красивых женщин, вожделевших отдаться ему при первой же возможности, сейчас, получает удовлетворение от услуг бесформенной толстушки? У него красавица жена, были очаровательные любовницы, незабываемая и умопомрачительная Бахар! Куда это все подевалось? Неужели его удел, это массажистка Сяма и ее крепкие руки?
Ага накручивал себя все больше и больше. Он хотел что-то изменить в своей жизни. Хотел праздника, веселья, радости. Хотел новых ощущений. Ему надоели разочарования, безрадостные мысли, самобичевания. Отчаявшись, Агарагим позвонил своему давнишнему друг по студенческой скамье, Алескеру, с которым давно уже не виделся. Алескер, в молодости, недолго проработав врачом, бросил медицину и на рубеже развала СССР, достаточно успешно занялся строительным бизнесом.
- Алик, привет!
- О, кого я слышу?! Ага, брательник, это ты?
- Да, я.
- Как твои дела? Я слышал, ты немного приболел. Как себя чувствуешь?
- Уже намного лучше.
- Ты работаешь?
- Знаешь, с директорского поста ушел. Два раза в неделю консультирую пациентов. Скучно конечно, но что поделать? Стареем потихоньку. Ты сам то, как?
- Нормально. Ты же знаешь, бизнес, беготня, встречи, контракты, банки, кредиты, подрядчики. С каждым годом все сложнее и сложнее. Но, надо. Я без этого жить не смогу, думаю, умру от скуки.
- Это тебе так кажется. Человек ко всему привыкает. Я же привык жить без хирургии. Но, ты держись! Как можно дольше. Мой тебе совет. Надо быть на коне. Мужчина, сошедший с седла, уже никому не нужен.
- Почему так говоришь, Ага. Я от тебя не ожидал. А, как же семья, дети.
- Семья, дети, это замечательно. Пока маленькие. Когда вырастают, каждый занимается своими делами. Все равно остаешься один.
- А, как же Натаван ханум? Она не с тобой?
- Понимаешь, она преподает в Москве, там вся ее жизнь. Я не могу ее заставить жить со мной в Баку.
- Тогда сам переезжай.
- Скажи, что мне там делать? Здесь хоть работа есть, кто-то еще помнит меня. Там, в Москве, что меня ждет? Давай, не будем об этом.
- Хорошо, Ага. Как скажешь. Я могу тебе чем-то помочь?
- Думаю, да. Я вот подумал. Только не смейся,хорошо?
- Ладно, не буду, я слушаю.
- Алик, ты, как я помню, в молодости гулякой был.
- Ага, не меньше твоего.
- Может у тебя найдется телефончик симпатичной девушки, с которой можно будет хорошо провести время?
- Ну, ты даешь! Дай подумать. У меня есть пару номеров, сейчас посмотрю. Правда, давно не пользовался их услугами.
- Красивые чувихи?
- Та, что помоложе, супер! Фигурка стройненькая, худенькая, но все при ней.
- Это хорошо. А, вторая?
- Вторая в теле, но не очень полная. У нее приятные формы. Тебе она должна понравиться.
- Алик, скажи мне, как все это происходит? Я давно не пользовался услугами проституток. Нужно сначала в ресторан сводить, потом уже, ну, ты понимаешь?
- Ага, какой ресторан? Ты, что говоришь? Сейчас все намного проще. Договариваешься с девушкой, она приезжает, куда скажешь. Оплачиваешь вперед, в принципе не дорого, вот и развлекайся себе, часа два или три.
- Надо же! Если так просто, сможешь договориться на завтра?
- Я постараюсь. Ага, скажи мне честно, тебе это так нужно?
- Представь себе, да. Очень хочу, несмотря на болезнь. Хочу еще раз, почувствовать адреналин возбуждения. Кто знает, сколько нам жить осталось?
- Ага, ты красавчик! Настоящий мужчина, киши! Мой покойный отец, всегда мне говорил, мужчина до конца жизни должен оставаться мужчиной. В этом вопросе никогда нельзя останавливаться! Если прекратишь об этом думать все, смерть!
- Правильно Шахбаз муаллим говорил! Да благословит Аллах его душу! Тебе самому-то как, все еще хочется?
- Как тебе сказать? С этой проклятой работой иногда кушать забываю, не то, что о сексе думать. Времени катастрофически не хватает. Притом, что мой сын помогает мне с делами фирмы. Все равно, трудно. Пойми, сильно устаю, не до этого.
- Ну, как договорились? Ты мне поможешь?
- Ага, я же сказал! Сейчас же займусь. Ты какую хочешь? Худенькую или полненькую?
- Даже не знаю. Дай подумать. Лучше уж худенькую. Буду ждать, позвонишь?
- Конечно, Ага! Ты же мой брат! Я тебя не подведу. Жди! Кстати, Ага, может быть, встретимся, посидим где-нибудь, выпьем, пообщаемся?
- Алик, я не против. Когда скажешь, встретимся.
 Старые друзья тепло попрощались. Агарагим сел в кресло с очередным стаканом виски. В квартире было тихо. Он смотрел в большой черный экран отключенного от сети ЛЭД-телевизора. Он видел в нем свое состарившееся отражение и не понимал, что с ним происходит. Это какое-то помешательство? Психоз? В его годы, при его физических недостатках, вызывать молоденьких проституток? Может он сексоголик? Что, греха таить? Он с детства имел повышенный интерес к женскому полу. Но, от этого он никогда не страдал. Наоборот, раньше, он гордился своей мужественностью и гиперсексуальностью, его прельщали восторженные отзывы партнерш, своей брутальностью, он всегда, как магнит притягивал к себе женщин. Он жил двойной жизнью. Жизнью добропорядочного семьянина и жизнью неисправимого бабника.
Сейчас же, Агарагиму было невероятно стыдно перед Аликом. Бог знает, что он про него подумает? Он хотел перезвонить ему, сказать, что пошутил, передумал, но не смог побороть в себе влечение, искушение, вновь испытать давно забытые ощущения, вновь почувствовать себя настоящим мужчиной.
«Будь, что будет!» - сказал он себе, - «Все равно, мне уже терять нечего. Очередное приключение будет мне на пользу. Пощекочу себе нервишки, напоследок»
Ага был тверд в своей решимости. Вскоре перезвонил Алескер. Сказал, что все нормально, он договорился и, если Ага хочет, подружки могут приехать вдвоем. Агарагим сердечно поблагодарил друга за оказанную услугу, откинулся на спинку кресла, мечтательно предвкушая предстоящую оргию.
На следующий день, к пяти вечера, раздался звонок. Звонившая, миленьким голосочком представилась, узнала точный адрес и пообещала подъехать с подружкой через час. Действительно, ровно через час, неожиданно пунктуально, для таких дамочек, они стояли у его дверей в предстартовом волнении. Несмотря на рекомендацию, полученную от Алескера, постоянного клиента, который, кстати, в последние годы все реже и реже пользовался их услугами, девушки, как, всегда, нервничали перед каждым визитом, особенно к новому, незнакомому клиенту. У каждой профессии есть свои издержки. Ведь никогда не знаешь, что тебя ждет в чужой квартире, и с какими сексуальными фантазиями и затеями придется работать.
Когда открылась дверь, перед глазами девушек предстал высокий, худощавый, гладко выбритый и аккуратно причесанный пожилой человек, с благородной улыбкой и хитрыми глазами. От него исходил аромат дорогостоящего парфюма. Одет он был празднично. Ставший немного свободным, его любимый темно-синий костюм с красочным платочком в нагрудном кармане, неизменно белоснежная сорочка с золотыми запонками, на его ногах красовались шикарные туфли итальянского производства.   
Агарагим умел создать о себе первое впечатление. Беспокойство девушек мгновенно улетучилось, однако, заметив неподвижную руку и хромающую ногу, у них появилась некоторая озабоченность необычностью ситуации. Несколько первых секунд, гости, замерев, с удивлением рассматривали хозяина квартиры. Не каждый день приходиться выезжать к инвалиду, который самоуверенно вызывает сразу двух девушек. Вскоре, несмотря на неординарность сегодняшнего клиента, профессионализм девушек взял верх. Немного освоившись и оглядевшись, они обе заулыбались, сказали, что им, очень приятно получить приглашение от такого импозантного мужчины и уверенно прошли в гостиную. Одеты они были просто и со вкусом. Агарагим ожидал увидеть ярко накрашенных фурий в вызывающе коротких кожаных юбках, в прозрачных блузках, всем своим видом демонстрирующих род своего занятия и образа жизни. Совсем не так. Его гости были как никогда скромны и внешне походили на обычных, порядочных девушек. В поведении девушек не было напускной вульгарности, вычурности, пошлости. Увидев их, совсем при других обстоятельствах, на улице, в кафе или ресторане, где-нибудь в торговом центе, он бы никогда не догадался, чем они промышляют. Тем временем, девушки удобно устроившись на диване, и о чем-то тихо шептались между собой. Ага галантно, предложил им выпить. Худенькая попросила виски, а полненькая, водку. Ага налил два стакана виски, себе и худенькой, а перед полненькой поставил рюмочку водки. На столике лежали, предусмотрительно нарезанные ломтики лимона, фрукты и соленые орешки. Ага, все же, предложил им поесть, но девушки скромно отказались. Говорить особенно было не о чем. Девушки привыкли не задавать лишних вопросов. Они только знали, что сегодняшнего клиента зовут Ага, и он когда-то, был большой шишкой. Девушки, как заметил Ага, неплохо выпивали и на глазах становились все раскованнее и веселее. Затем, по традиции, они попросились ванную комнату. Ага рукой указал им на дверь. Девушки заперлись там вдвоем достаточно надолго. Чем они там столько времени занимались, ему было неведомо. Он даже начал скучать, когда вдруг распахнулась дверь, его прелестные гости, обернувшись в полотенца, с сумочками в руках, босиком, хихикая, и подталкивая друг друга, пробежали в спальню. Ага все еще продолжал сидеть в кресле, допивая свой виски. В такой щекотливой ситуации он был впервые в жизни и не знал, как себя нужно вести. Наконец, они громко позвали его. Ага снял пиджак и проследовал на их зов. Войдя в спальню, Ага вспомнил Алескера и еще раз поблагодарил его за сегодняшний день. Девушки оказались действительно классными и хорошо дополняли друг друга, совершенно разными, но одинаково привлекательными фигурками. Они подскочили к нему и помогли раздеться. Агарагим удобно устроившись, стал свидетелем очаровательного, сексуального, по-женски нежного, феерического, и хорошо отрепетированного шоу. Он, с замиранием сердца, наблюдал за извивающимися молодыми телами, переплетением их ног и рук, слышал их громкие, немного театральные стоны, как зритель, ловил лукавые взгляды актеров, одобрительно улыбался, разве, что не хлопал в ладоши. За свое умение, пластику, отточенные движения, томные взгляды и покусанные на пике страсти губы, они действительно заслужили аплодисменты. Затем, очередь дошла и до него. Девушки, перебивая друг друга, подбадривали Агарагима, рассыпались в недвусмысленных комплиментах, мило и нежно ласкали неугомонного доктора, получив в награду, к их величайшему удивлению, бурную реакцию его пожилого организма. В тот вечер Агарагим был на высоте своей формы.
Довольные проделанной работой девушки, получив заранее обговоренный гонорар, ушли от него с округлившимися от удивления глазами, и даже пожелали, с большим удовольствием, вновь встретиться в таком же составе.
Ага проводив гостей, вернулся в спальню и в бессилии рухнул на кровать. Он почувствовал себя неимоверно уставшим. Закрыв глаза, он лежал совершенно не-подвижно и еще долго прислушивался к своему учащенному сердцебиению. Агарагим понимал, так сильно резвиться, ему уже нельзя.
Но, как он, настоящий кавказский мужчина, в компании двух милейших созданий, мог думать о каком здоровье? Сегодня, он был горд собой. Он получил наслаждение, обладая молодыми и горячими телами двух девушек по-вызову. Он удовлетворил свою стариковскую похоть. Ага не знал, захочет ли он, снова встретиться с этими девушками, повторить события сегодняшнего дня или найдет себе других, повыше ростом или совсем миниатюрных, с большим бюстом и маленькой попой или наоборот, а может, придет особа с восточным колоритом или совсем худенькая балеринка. При всем многообразии выбора, Ага был потерян в своих предпочтениях. Он сам не знал, чего он хочет. Он сознавал, что, просто секс, ради секса, на один раз, с совершенно чужими ему женщинами, не приносит ему того, вожделенного блаженства, которое он получал, занимаясь любовью. Он хотел бы обладать женщиной, которую любил, которую боготворил, запах которой он вдыхал бы с упоением, от одного ее прикосновения, по его телу пробегала бы дрожь величайшего возбуждения, обладая ею он парил бы в свободном полете, широко расставив руки, чтобы потоки страсти возносили его все выше и выше.
Жаль, это все в прошлом. Ныне, как и любой смертный, он может воспользоваться платными услугами проституток, получив при этом, суррогатную любовь и тяжелый осадок в душе, вызванный сожалением об ушедшим в небытие счастливым дням, проведенным с Натой, и совсем недавно, с Бахар. Его искренне любимые женщины, были ему недоступны и недосягаемы. Он желал их обеих, может одинаково, может, немного по-разному, но ему, кроме них, никто был не нужен. Судьба распорядилась по-иному. Агарагим остался один со своими грустными воспоминаниями, от которых съеживается сердце и невольно проступает слеза.
Последние месяцы все внимание Агарагима было сосредоточено на книге. На работу он почти не ходил, понимая, его там держат из уважения к прошлым заслугам. Его любимый Центр, более, в его услугах не нуждался. Ага, в свое время, настолько хорошо организовал там работу, что новому руководству, не представляло большого труда, управлять такой махиной. Вскоре, Агарагим напишет заявление об уходе, категорически откажется от торжественных проводов и практически безвылазно, засядет в своей квартире. Единственное и последнее, что его вдохновляло, это его книга, его воспоминания, его прожитая жизнь. Но, к сожалению, воспоминания вскоре закончились. Он поставил последнюю точку, тем самым, завершил работу над своими мемуарами. Ага не собирался публиковать книгу. Его не интересовал успех книги, отзывы критиков, мнения читателей. Он писал ее с одной, единственной целью - это была его исповедь, душевная боль за совершенные ошибки. В ней, повествуя о событиях своей жизни Агарагим, как бы невзначай, совершенно незаметно для читателя, просил прощение. Он просил прощение за свои грехи, за то, что не все успел сделать, не всем смог помочь, не оказался рядом, в нужную минуту, за свои непродуманные, эмоциональные решения, за капризы и пристрастия. За все, в чем его могли укорить в течение всей жизни. За все, в чем он мог считать себя виноватым. Он просил прощение у своих покойных родителей, за то, что мало уделял им времени, за то, что всегда был далеко от них, что не смог перед их смертью даже по-человечески попрощаться. Он просил прощения у Натаван, за ее слезы и переживания, за все его измены, за свой властный характер. Он благодарил ее за любовь и преданность, за ее великое терпение. Он просил прощение у своих детей. Он сам точно не знал, за что, возможно, он что-то упустил, не смог наладить с ними близких, доверительных отношений. Он всегда был слишком занят своей работой, наукой, диссертациями. Дети выросли незаметно, благодаря стараниям и воспитанию Наты. Он просил прощение у своих сотрудников, с кем-то он, возможно, был слишком строг, иногда, даже груб, кого-то незаслуженно обидел. Все было. Он просил прощение у пациентов, которым, так и не смог помочь. Он просил прощение у своих внуков, для которых он просто дедушка, который живет где-то далеко в Баку. Он просил прощение у Бахар. За свой мужской эгоизм, за ревность, за свою неуемную любовь, за то, что не хотел отпускать ее от себя. И, последнее, он просил прощение у своего малыша, который никогда не узнает, кто на самом деле его родной отец. За то, что не увидит его растущим, крепким мальчуганом, не подует на содранную в кровь коленку, не проводит в первый класс, не сможет научить его всему, чему бы мог научить, не сможет уберечь от ошибок и неправильных поступков.
Толстая стопка листов бумаги, формата А4, лежала перед ним. Он смотрел на нее, понимая, здесь изложена вся его жизнь. Далее, повествовать больше не о чем. Ага не собирался рассказывать о своих блеклых и скучных днях, так похожих друг на друга, о своих невыносимых душевных страданиях, о своих невосполнимых утратах, о слезах и боли. Кому это интересно? Он написал небольшую записку для Наты и положил поверх пачки бумаг. Затем спрятал ее от посторонних глаз в выдвижной ящик массивного письменного стола.
Ага не знал, захочет ли Ната, после прочтения, издать его мемуары, но, то, что она прольет не одну слезу, читая его книгу, он не сомневался. Наряду с исповедью, его книга была многостраничным признанием в любви. Его первой, чистой, большой, безмерной любви, которую он пронес через всю свою жизнь. Он верил, Ната прочтет это между строчками. Тогда она простит ему все его грехи. Она будет вспоминать только самое светлое, теплое, радостное, все только хорошее, веселое и смешное, что было за их совместную, счастливую жизнь.
Агарагим, сидя в полной тишине и в полном одиночестве, начал подумывать о самоубийстве, как о способе избавления от дальнейшего нудного существования. Он долго анализировал этот неоднозначный, трагичный, для каждого помышляющего самоубийство, поступок.
Некоторые думают, что самоубийство - это проявление человеческой слабости. Нет, Ага так не думал, на-против, это проявление невероятной мужественности. Настоящее самоубийство является процессом подготовленным, обдуманным до самых мелочей. Это не спонтанное самоубийство в состоянии аффекта. К истинному самоубийству готовятся несколько месяцев, иногда даже годами. Обдумывают всевозможные способы лёгкого и удобного ухода из жизни. Человек ясно понимает, что самоубийство, является волевым решением, когда осознаешь, другого пути нет и это единственный способ избавить себя и своих близких от долгих мучений, от жизни, потерявшей всякий смысл, когда уже не к чему стремиться, когда ты обуза для себя и родных. Так к чему такая жизнь? Все, что было, хорошее и плохое, уже позади. Впереди только тоска и скука. Весь мир потерял к тебе интерес. Да, и ты сам к себе потерял интерес. Ты не позволишь себе превратиться в немощного, ворчливого старика, с вечно трясущимися руками и нижней, беззубой челюстью, с недержанием мочи, запорами и тотальным метеоризмом. Быть зависимым от каких-то нянечек, которые чертыхаясь, будут подтирать твой сморщенный зад. Нет, никогда! Пусть тебя запомнят сильным и мужественным человеком. Только самоубийство! Ты всегда жил с высоко поднятой головой, так и уйдешь, гордым, несломленным судьбой человеком. Нужно лишь выбрать приемлемый способ. Оружия у Агарагима никогда не было. Даже если и было бы, он вряд ли использовал его в этих целях. Раздробленный череп, мозги и кровь на стене и мебели. Эстетически отвратительная картина. Можно ещё сделать харакири, но ввиду отсутствия самурайского меча и паралича правой руки это тоже отпадает. Перерезать вены? Пошло. Это прерогатива истерических натур. Выбросится с балкона? Так еще и перелезть через перила надо. А вдруг, на чью-то голову упаду или автомобиль? Опять же не эстетично, лежать на асфальте, как отбитый стейк с кровью. Ну, что еще? Повесится не вариант. Люстр и крючков на потолке нет. Самосожжение? Ужасно! Средневековье. Так что же остается? Конечно же, отравиться. Бытовая химия отметается сразу. Способ не очень надёжный. Он помнит пациентов, принявших эссенцию или еще какую-то дрянь. Смерть мучительная и долгая. Иногда можно и выжить, но стать еще большим инвалидом. Вот если бы найти газ для наркоза. Где его найдешь? Так еще и аппарат нужен. Жаль, так бы уснул и все, конец. Остаются медикаменты. В ампулах дома ничего подходящего под этого дела не было. Ему бы одну единственную ампулу миорелаксанта, можно еще и с наркотиком коктельчик сделать. Наркотик отключил бы мозг, миорелаксант остановил бы дыхание. Одна минута и все! Красивая смерть достойная королевских особ. Настоящее высокое искусство самоубийства. Только вот, где достать эти ампулы? Знать бы заранее, мог бы в свое время запастись. Надо подумать. Время тянуть совсем не хочется. Одинокое, бессмысленное, однообразное существование, с каждым днем, угнетало его все больше и больше. Человеку, всегда, трудно признавать свои ошибки. Вспоминая хронику прошедших событий, принятые тобой судьбоносные решения, которые полностью изменили не только твою жизнь, но и жизнь близких тебе людей, и совершенно не сбрасывая с себя ответственности, ты, все же, пытаешься найти хоть какое-то оправдание, рациональный смысл и позитивные мотивы своего поступка. Ага, сейчас, еще более отчетливо сознавал трагическую фатальность сделанного выбора.
Все, что у него было, он положил на плаху своего Центра. Он согласился на одинокую жизнь, вдали от родных ему людей, уехал из ставшей за долгие годы жизни, родной Москвы, обменял семейные ценности на должность директора, на престиж, на высокое положение в обществе. Это был его выбор. Да, он был на своем месте. За короткое время он многого добился. Он приблизил работу Центра к высоким мировым стандартам, он созидал и руководил, развивал и обучал, помогал, всем, чем мог, а иногда, даже больше. Он, вдохновленный энтузиазмом, без устали, сутками напролет, тяжело работал и на своем примере, показывал ученикам истинную преданность любимому делу. А ныне, что? Где все? Где его ученики и соратники? Где те люди, которые клялись в вечной любви и преданности, для которых он был богом от хирургии, которые ежедневно восторгались его знаниями и хирургической техникой? Сейчас, каждый из них пытается отхватить кусок побольше. Им некогда вспомнить Агарагима Мансуровича. Ну и ладно! Плевать! Бедный мой Центр. Только бы не развалили то, что он годами создавал, лелеял и искренне гордился полученными достижениями.
А в принципе, не все ли равно? Жизнь прошла. Что было, то было, назад ведь не вернёшь. Он принял последнее и возможно самое главное в своей жизни решение. Ага нисколько не сомневался в правильности выбора и надеялся на понимание со стороны родных и близких ему людей.
Порывшись в кухонном шкафчике, отведенном под домашнюю аптечку, среди множества ампул, таблеток, микстур, накопившихся с момента его болезни, Ага обнаружил необходимое средство. Это были маленькие таблеточки понижающие сердечный ритм и силу выброса миокарда. Почти полная пачка с не истекшим сроком действия. Ага после инсульта, некоторое время принимал эти таблетки для снижения артериального давления, но потом забросил. Вот так и пролежали они в кухонном шкафу, в общей куче лекарств, дожидаясь своего часа. С их помощью, Агарагим собирался навсегда остановить свое сердце. Профессор не мог ошибаться в необходимой дозировке. Существующих таблеток должно было хватить с лихвой. Он хорошо подготовился, вечером, как всегда, позвонил Нате. Агарагим был нарочито весел и остроумен, шутил, пересказал ей парочку прочитанных в интернете анекдотов. Они долго беседовали, вспоминали прошлое. Ага с большим трудом сдерживал нахлынувшие эмоции, он не хотел, чтобы Ната заподозрила его намерения, не хотел расстраивать ее раньше времени, но и отказаться от намеченного не мог. Больше его с этой жизнью ничего не связывало.
Утром, Агарагим в последний раз побрился, надел белую сорочку и свой любимый костюм с неизменным ярким платочком в нагрудном кармане.
С большим трудом, левой рукой, кое-как, он все же написал короткое завещание. Обращаясь к семье, записал оптимистическое и веселое видеообращение, в котором, он попытался объяснить мотивы своего совершенно осознанного поступка, пожелал удачи и благополучия, сказал, что очень сильно их всех любит, и чтобы они на него не обижались.
Затем, сидя в любимом кресле, он долго всматривался в окна дома напротив, мечтая, в последний раз, увидеть Бахар. Он понятия не имел, о том, что Бахар с мужем, разменяли квартиру и сейчас счастливо живут совершенно в другом месте. Просидев так минут двадцать, Ага встал, налил себе полный стакан виски, залпом выпил его, наполнил второй и вновь уселся на свое место. Он достал из бокового кармана пиджака заранее припасенные таблетки и по несколько штук, запивая маленькими глотками, принял всю пачку. Настроение его, за счет алкоголя, было приподнятым, он был полностью уверен в правильности своего поступка и ни о чем не сожалел.
Он уходил благородно и умиротворенно. Веки его постепенно тяжелели, мысли затормаживались, только его практически здоровое сердце, возмущалось и недоумевало, чувствуя воздействие огромной дозы препарата. Оно сдалось последним, будучи не в силах противостоять химическим процессам, блокирующим работу миокарда. Сердце Агарагима билось все реже и реже, пока полностью не замедлило свой ритм и не остановилось навсегда. Его красивые, голубые глаза помутнели, левая рука ослабла, пустой стакан, с громким стуком выпал, но, не разбившись, покатился по полу, издавая характерный в таких случаях стеклянный звук. Когда стакан остановился, уткнувшись в ножку стула, наступила полная тишина.
Последнее, что Агарагим увидел, была протянутая к нему крепкая, морщинистая рука отца, вытягивающая его по спирали, куда-то вверх, туда, где нет места простым человеческим чувствам, любви и страсти, вожделению и похоти, преданности и предательству, дружбе и ненависти, там, где все чинно и благопристойно, там, где наши души, обретая покой, готовятся к новым формам жизни, о которых нам, к сожалению, ничего не суждено знать.