Самоволка

          Скучно и тоскливо зимой в степи. От горизонта до горизонта серые дали, серые сопки, да стылый ветер. Капитан Мальцев вышел из штаба и очистил перчаткой изморозь на термометре, ртутный столбик показывал потепление, минус двадцать один градус. Шел месяц март, тысяча девятьсот семидесятого года.

          День в туманной изморози набирал силу, когда к штабу воинской части подъехали два всадника. Они привязали белых от инея лошадей к железной ограде и попросили дежурного сержанта проводить их к командиру. Командир части, вместе с начальником штаба были на партийной конференции, и капитан Мальцев был за старшего. Комната дежурного по штабу наполнилась холодом и конским духом. Табунщики расстегнули свои шубейки и попросили воды и сигарету. Два брата, Серик и Марат, капитану были знакомы. Он знал всех табунщиков в радиусе ста километров от воинской части. Ему, как командиру автомобильной роты, приходилось неоднократно участвовать в поиске машин своей роты, проблемы колхозников он знал не понаслышке. Это были простые животноводы, жители окрестных совхозов, прокалённые солнцем, ветрами и вьюгами. Они приезжали в воинскую часть за водой и хлебом, попутно спрашивали солдатские валенки, рукавицы.

          Однажды, в летнюю жару, он проезжал мимо юрты, у которой стоял пожилой казах. Колоритная фигура с голым торсом и полотенцем на шее наблюдала, как табун лошадей, сгрудившись возле бетонного желоба с водой, лениво отгонял хвостами надоедливых оводов. Капитан поздоровался с аксакалом и хотел проехать, но казах подал знак рукой. Когда Мальцев подошел, аксакал пожал ему руку и с укором сказал:
          - Почему мимо едешь командир? Эх, молодёжь, молодёжь. Не надо мимо ехать, остановиться надо, спросить надо, как здоровье, как дела? Меня Сабит зовут. Пойдём в юрту чаю выпьем, отдохнёшь немного, зови своего водителя. В юрте было прохладней. На низеньком столе стояли пиалы с пенистым кумысом, большое блюдо с варёным мясом, домашняя сметана, бурсаки и необыкновенной белизны хлеб. Пожилая хозяйка, возникшая из полумрака юрты, разливала крепкий чай, положив каждому на колени чистое полотенце.
    
         Простой, гостеприимный народ, на добро всегда ответит добром. Не их вина, что полигон бесцеремонно вклинился в земли великого Абая.  Древние горы Абралинского хребта надолго стали местом испытания ядерного оружия. Особый режим секретности, контрольно-пропускные пункты, через которые даже мышь не проскочит.  Но в реальной жизни командование закрывало глаза на то, что совхозные табуны паслись рядом с колючкой, а иногда и рядом с боевыми скважинами. Вот и сейчас два брата приехали за помощью. Агай (старший брат) начал разговор:
       - Выручай, командир, проблема у нас. Зоотехник приехал, табун пересчитать, а лошади сам знаешь, на месте не стоят, разбрёлся табун. Пока мы табун сбивали, он машину совхозную в снег засадил, зарылся по самую раму. Помоги, выручи тягачом. Лошадь будем резать, мясом поделимся, не обидим. Мы недалеко стоим, под ЛЭП, километров пятнадцать от вашей части. Капитан молчал, изредка переворачивая спичечный коробок, потом сказал:
       - Там возле вас солёное озеро, если вы туда зарюхались, оттуда и трактором не вытащить.
       -Нет, нет, - загалдели братья. До озера далеко, там низина, её переметает сильно. Зоотехник сам за рулём, да и степи наши плохо знает. Мальцев уже не слушал, крутил ручку коммутатора:
       - Тополь, соедини с парком техбата. Где дежурный, сержант Никитин?
       - Никитин, лейтенант Марков в парке? Позови к телефону.
       - Володя, хорошо что не уехал. Ты продукты повезёшь на седьмую площадку? Когда всё загрузишь, заскочи в штаб, тут дело одно есть. Давай, жду.   Капитан повернулся к табунщикам:
       - Я бы сам с вами съездил, но я остался за командира части. Сейчас лейтенант продукты повезёт на объект, заодно и вам поможет. Там недалеко, дорогу сами покажете.

         Минут через пятнадцать у КПП затормозил дежурный тягач ЗИЛ – 131.  Вместе с морозным воздухом вошел коренастый лейтенант в видавшей виды офицерской шубе. 
       - Володь, просьба к тебе будет, надо землякам помочь. Ребят этих я давно знаю, приходилось обращаться, кстати, познакомьтесь. Повернувшись к табунщикам, представил лейтенанта:
       -  Мой зам - Володя Марков.
       - Сделаем, товарищ капитан, - ответил лейтенант и весело добавил -  Похоже, опять самоволка намечается. Капитан поправил:
       - Не самоволка, а небольшое отклонение от маршрута, попрошу не путать, с самоволками у тебя перебор.
Уже выходили из штаба, когда на улице раздалось звучное ржание, один из братьев поспешил вперёд:
          - Абрек, негодует, злой как собака. Возле лошадей собрались солдаты. Табунщик, воскликнув:
          - Ой – бой. Даже к самой паршивой лошади подходят спереди, если своих зубов не жалко. Мой жеребец даже волкам страшен. У него копыта, как кувалды. Абрек мотал головой, косил глазами на солдат, пританцовывая на месте. Марат отвязал лошадей, одним движением взлетел в седло, вторая лошадь пошла рядом.

Когда тронулись, было тихо, степь будто замерла в белом оцепенении. Что замышляла коварная природа, никто пока не знал, но сзади, от самого горизонта выползала серо – пепельная туча. Лейтенанту и водителю было невдомёк, отчего на полуслове замолчал табунщик. Он курил и с тревогой посматривал на небо. Обогнав Марата с лошадьми, тягач уверенно свернул с трассы на полевую дорогу. Вернее, дороги никакой не было, перед ними была равнина, укрытая толстым снежным ковром.

       Трёхосный монстр шел не спеша, разбивая бампером метровые сугробы. Шел с приличной скоростью, не сбавляя её на поворотах. Он, то стремительно поднимался вверх, то нырял в снежные перепады, проваливаясь и зависая над перемётами. Мотор завывал и каким - то чудом машина снова вырывалась из снежного плена.

       Водитель дежурного тягача сержант Касаткин, дело своё знал. Правда, был у него один недостаток, он не любил тормозить.  В машине у него всё светилось, сияло и блестело. Всё было заправлено, смазано и проверено. От него никогда не пахло бензином, никто не видел его с грязными руками. Дверки в машине и замки были так отрегулированы, что закрывались от лёгкого нажатия одного пальца. Когда прапорщик Тулупов первый раз сел к нему в машину и сильно хлопнул дверкой, Касаткин вышел из кабины и подойдя к пассажирской двери спокойно спросил:
      - Товарищ прапорщик вы в своём Москвиче тоже так хлопаете дверкой?               
      - Не понял, -  промычал командир взвода.
Если не поняли, то у нас за парком стоит старая кабина, будете тренироваться в свободное от службы время.
      -Смотрите как надо. Легкое нажатие и замок щелкнул смазанным механизмом.
      -Учить меня вздумал! - взревел прапорщик, - Я тебе такую кабину покажу.

Николай больше года крутил баранку дежурного тягача, хотя до этого возил командира части. Он неохотно вспоминал то время, считая его почётным, но хлопотным. Быть рядом с командиром целый день не каждый выдержит. Но помог случай.  Зная привычку командира подремать в пути, он сбавлял скорость на разбитых участках дороги и старательно объезжал каждую выбоину. Когда подполковник просыпался, то первым делом спрашивал:
      - Не спишь?
      - Никак нет, товарищ подполковник, не сплю. Командир снова засыпал, чтобы на следующей яме проснутся и спросить уже строже:
      - Я кому говорю, не спать за рулём!
      - Не сплю я, товарищ подполковник, -взмолился Николай
Но командир дважды не повторял, он доставал фляжку с водой и открутив пробку плескал водителю за шиворот. Вскоре подполковник заснул окончательно. Мощный храп заглушал шум двигателя.

       Степная саранча-это бедствие. Тем летом её было великое множество. Чрезвычайно вредное насекомое норовило залететь командиру в открытый рот. Окно не закроешь, потому что жарко и командиру не скажешь:
     - Закройте рот. 
Николай старался, как мог, одной рукой крутил баранку, другой отгонял саранчу от командирского лица. Чтобы удобней отбивать атаки саранчи, Николай, свернул газету «Красная Звезда» и уже эффективней махал перед лицом командира. Но тут машину так тряхнуло, что он нечаянно, влепил газетой по лицу «его благородия». Получилось нехорошо. Командир проснулся и уже больше не спал, изредка поглядывая на водителя.

       Когда остановились перекусить, Николай, как всегда, достал сухой паёк и расстелив на капоте брезент, начал открывать банки с кашей. Командир явно был не в духе, закурив и сделав пару затяжек, выбросил сигарету и достал из бардачка фляжку. Николай хотел протереть кружку, но командир уже плеснул в неё спирта и дал ему ополоснуть. Боясь не угодить в очередной раз, тщательно промыв посуду, толи от волнения, толи от злости, вместо того, чтобы вылить грязный спирт, выпил его одним глотком. Впоследствии, он сам не мог объяснить свой поступок. От чистого спирта перехватило дыхание, из глаз потекли слёзы.  Подполковник крякнул, поставил перед ним банку с кашей и сказал:

       - Молодец, только, когда пьёшь закусывать надо. Остаток пути машину вёл командир части. Николай сидел на его месте. Потом два месяца слесарил и ходил в наряды. Командир роты припомнил ему всё: прогулы учебных занятий, хождения без строя и постоянные пререкания, но когда пришел новый Зил - 131 командир роты встал за него горой, молодого за такую технику не посадишь.

  Когда вытащили газон и отбуксировали его на стойбище, почти стемнело.  За небольшой горушкой стоял вагончик на колёсах и небольшой стожок сена. Лошади стояли понуро, сбившись в плотные табуны, их гривы трепал внезапно усилившийся ветер. Снег сыпал жесткой крупой с шорохом холодных, блестящих снежинок. Небо почернело. Нужно было спешить. Табунщики просто так не отпускали, уговорили попить чаю, да и руки отогреть.

В вагончике было жарко. Железная печь раскалилась до красна.  Вокруг неё сушилась верхняя одежда, валенки, пахло мокрой шерстью и кожей. Зоотехник, пожилой дядька с тучной фигурой и добродушным лицом, суетился больше всех. Через пять минут на столе появилось большое блюдо с варёной кониной, домашние лепёшки и пиалы с чаем. Ещё одно движение руки и на столе бутылка водки. Четверо взрослых мужиков (водитель не в счёт) и бутылка водки, это ж капля в море. Кто пробовал нежную, молодую конину, источавшую степные ароматы, тот поймёт, что лучше закуски не бывает. Лейтенант успел проглотить несколько кусочков мяса, когда зоотехник повторил свой фокус, на столе появилась ещё одна бутылка. Лейтенант не возражал, да и веских аргументов у него не было. Пиалы вновь были наполнены. оказался не только фокусником. Он был добродушным дядькой, знал большое количество анекдотов, а ещё больше тостов. Джумабай когда–то работал совхозным ветеринаром и был родственником директора совхоза. Но времена меняются. Директор давно на пенсии, а он своей болтовнёй так надоедал в конторе, что его «повысили» до должности зоотехника и стали отправлять в творческие командировки, чему он был неслыханно рад. Раз в месяц он объезжал совхозные бригады: развозил зарплату, пересчитывал поголовье, доставлял продовольствие табунщикам. На этот раз он забыл загрузить хлеб и муку, но взял три ящика водки. Он не спешил назад к сварливой жене, раз уж послали, надо работать.   

После третьей или четвёртой уезжать уже не хотелось. Лейтенант на секунду прикрыл глаза и откинул голову на стенку вагона.
        Стенка была холодной, она казалась такой тонкой и насквозь промерзлой, что он почувствовал вибрацию ветра за стеной. В степи бушевала метель. Она сплошным белым кольцом окружила одинокий вагон, давила на него, раскачивала, искала щель, чтобы ворваться внутрь и разметать его в щепки. На минуту метель притихла, словно набиралась силы, отошла в степь и тут же с визгом бросилась на вагон, завыла в трубе волчьим воем, полным тоски и злобы. У неё не было жалости к людям, она дышала холодным гневом, поднимала тучи злобных снежинок и с невероятной силой бросала их в замёрзшее стекло. Лезла в щель под дверью, пытаясь задуть фитиль керосиновой лампы. Лейтенанту на миг показалось, что за дверью беснуются черти. Они метались, толкались, кружили хороводы, слышны были протяжные и хриплые вздохи. То они хохотали, потом затихали, и вдруг с новой силой визжали и дьявольски свистели. Пирует сатана, пронеслось в голове и тут же в ответ, вагон качнуло ударом ветра, дверь хлопнула, пропустив облако колючего холода.

После сытного ужина табунщиков одолевал сон. Серик и Марат, скинув верхнюю одежду вытянулись на жестких лежаках, распустились усталыми членами, натруженными руками и ногами. Кто-то из них сладко всхрапнул, но тут же затих, перевернувшись на бок. Чутко спят два брата, два близких человека, настороженно. Телом жилисты, угловаты, под нехитрой одежонкой крепкая порода и мужская сила. Здесь ценят редкий отдых. Когда можно скинуть тулуп и просушить валенки, дать отдохнуть уставшим ногам. Совхозные табуны насчитывали до нескольких тысяч голов, а лютая, шестимесячная зима, кого угодно заставит выть от тоски, но только не этих ребят. Эти люди сделаны из скрученных жил и железа, не каждый отважится уйти в степь на кочёвку, тем более на всю зиму. 

Неутомимый Джумабай, отоспавшийся днём, требовал продолжения банкета. Он без устали подбрасывал в печь, постоянно заваривал чай и ставил на стол очередную бутылку. Про себя он уже решил, что гости останутся до утра и был удивлён, когда лейтенант разбудил дремавшего водителя.  Пора и честь знать. Лейтенант с большим удовольствием остался бы. Здесь было уютно и тепло. В печи потрескивали дрова, но он пересилил себя и отхлебнув чая стал одеваться.
   
Степь заносило снегом, сухим и жестким. Ветер дул неистовый. Метель окружила машину и растеклась сплошным бесконечным мраком. Машину подбрасывало на неровностях, двигатель ревел. Когда колёса буксовали в толстых слоях снега, вращающиеся покрышки издавали завывающий звук. Перед капотом пелена, как белая простынь. Светилась приборная доска, утробно урчал двигатель, водитель пытался шутить:
      - Товарищ лейтенант, нам бы автопилот не помешал. Вы, что-нибудь видите? Думал, за наш след зацепиться, не получается, нет его и в помине.  Лейтенанта терзали сомнения:
      -Вернуться, пока не поздно, переночевать. Но он прекрасно знал, что метель может бушевать неделю, искать-же будут. Доклады начнутся, звонки дежурному по управлению:
      - Кто разрешил? Кто послал? С кем согласовано? В армии всегда найдут стрелочника. Командир роты будет крайним, а ему вроде представление на майора послали.  В слух сказал:
      - Должны пробиться, Николай. Впереди трасса, до неё двенадцать километров. Смотри внимательно на спидометр. Главное не уходи влево, там солёное озеро.  Лейтенант хотел прикурить, но в это время машина ухнула вниз, да так, что он ударился головой о крышку люка. Водитель остановил машину и спросил:
      - Живы, товарищ лейтенант?
      - Живой вроде, - пробурчал лейтенант, пытаясь найти упавшую шапку, -  похоже, в траншею влетели. Из-под капота машины валил пар. Сержант достал переноску и застегнул полушубок. Ветер туго ударил в лицо. Лейтенант держал капот двумя руками, пока водитель искал неисправность. Верхний патрубок радиатора был порван, через него сочилась горячая вода.  Водитель чему-то радовался, стараясь перекричать метель:
      - Осенью радиатор менял, патрубки новые поставил, хорошо, что старые не выкинул, в ящике лежат. Хомутов, правда нет, но есть вязальная проволока. Лейтенант и без того знал, что у старослужащего водителя чего только в кузове нет. В степи не найдёшь ни гвоздя, ни куска проволоки, всё возят с собой.  Лейтенант светил и прикрывал ветреную сторону своей шубой.  Снег холодными льдинками лез ему за ворот полушубка. Хотелось пить. Только он подумал о воде, до него вдруг дошло:
      - Где взять воды? Водила возился с хомутом и стряхивал сочившуюся кровь с ободранной руки, его застывшие красные пальцы никак не могли справиться с нижним хомутом. Он дул на них, изредка засовывал под полушубок, но дело шло, оставалось долить радиатор.  Вода была кругом. Она сыпала с небес, забивалась в глаза и уши, кружила и не видно этому ни конца, ни края. Кабина ещё не успела остыть, сержант достал аптечку и морща лоб смазывал рану йодом. Мальцев курил и не ощущал вкуса табака.
      - Паяльная лампа заправлена? - спросил он.
      - Лампа полная, только греть мы будем до утра, товарищ лейтенант - ответил сержант.
      - В тихую погоду, чтобы ведро воды растопить целый час греешь, а нам ведра два надо. 
      - Сколько мы отъехали? -спросил лейтенант и сам же ответил:
      - Не больше километра. Нам проще вернутся, у табунщиков вода есть.
 
Возвращались по своему следу, но обратный километр показался долгим, пришлось останавливаться, ждать пока остынет двигатель, вода в радиаторе закипала.

        Когда из снежной кутерьмы возник вагон у лейтенанта замерло сердце. Из двери вагончика тянулся чёрный шлейф дыма. Вагон горел. Возле раскалённой печки красными углями тлела меховая одежда, в распахнутую дверь хлынул поток воздуха. Огонь, заметавшись, перекинулся на стену.

       Дым резал глаза, слёзы текли ручьём. Лейтенант на корточках двинулся к нарам и сразу наступил на Джумабая, тот лежал под столом без признаков жизни. Тело было не подъёмное. Он тащил его за рубашку, она задиралась и сползала, тогда он схватил его за ремень и в два рывка перетянул тело к двери, где передал подоспевшему водителю. Сержант выбрасывал тлеющую одежду и гремел флягами с водой. Лейтенант, замотав голову шарфом, добрался до лежаков. Оба брата были без сознания. Руки дрожали, мысли путались и был страх, что ещё немного и будет поздно. Он каким-то чудом держался на ногах, лёгкие сжались в твёрдый комок и не хотели работать. При попытке вдохнуть они свистели и булькали. В какой-то момент ему показалось что всё, он больше не выдержит. Земля под ногами качнулась, всё перед ним поплыло в красном тумане. Спотыкаясь и падая, снова пошёл в вагон глотать раскалённый воздух.

      Когда вытащил последнего и передал сержанту, земля ушла из-под ног. Его вырвало горькой зеленью, боль в лёгких уже не чувствовалась, осталось лишь оцепенение и сонливость. Перед провалом в темноту он вспомнил зачем вернулись к табунщикам:
-Не забыть бы воды, долить радиатор. Потом он почувствовал, что его трясут и открыл глаза.  Болел каждый мускул, всё тело ныло и горело, казалось жаркое солнце жгло ему лицо и уходило через него в холодный снег. Сержант улыбался почерневшим от копоти лицом:
        - Слава Богу, живы все. Это было счастье просто дышать и не испытывать боль в лёгких. Лейтенант страшно устал, хотелось лежать и не двигаться.  Чёрное небо и тишина, запах горелых тряпок и шерсти.

        Звёзды плясали, двоились и рассыпались серебряными иглами. Рядом с ним на коленях стоял Джумабай. Чёрное от копоти лицо его было в слезах, голос его дрожал и был неузнаваемо сиплый. Он возносил молитву Аллаху за своё спасение и за то, что Всевышний дарует ему столько лет жизни. Обещал совсем бросить пить.
Метель ушла, звуки её умирали где-то далеко в ночи, а на востоке багровым золотом горели огни воинской части.