За перевалом

Он, ссутулясь, сидел у окна. Блёклые, выцветшие настолько, что нельзя было понять их первозданный цвет, глаза бездумно смотрели вдаль.
            За мутноватым, давно не мытым окном, медленно угасал день. Деревья, дома - всё окружающее постепенно теряло краски.
            Серело.
 
            И только в вышине, в  небе разгоралась феерия праздничного многоцветья.
            Закатное солнце, причудливо играя в облаках на горизонте, разворачивало и широко размахивало многоцветными полотнищами-флагами. Видно большой праздник отмечался на небесах.
            Но вот и там пиршество красок стало стихать и постепенно уходить за горизонт.
            Серело.
 
            Человек зябко передёрнул плечами, собрался было покинуть свой наблюдательный пост, прикрыл глаза, как бы запоминая развернувшуюся перед ним картину борьбы ночи и дня.
            И тут, на смену картинам природы, перед ним стремительно понеслись яркие, разнообразные и живые, как в калейдоскопе, мгновения уходящей жизни.
         
            Мать, отец, младший брат. Ватаги сорванцов-сверстников. Набеги на сады-огороды. Походы с ночёвками под звёздным небом.
            Школа. Мальчишки-девчонки. Первая любовь. Армия. Война. Победа!
 Работа. Работа.
            А вот и она. Любимая, желанная. Жена, дети, внуки. Уже и правнуки.
 
            Не заметил, как взошёл на перевал жизни. Зато обнаружил, что давно уже спускается с гребня.
 
            Где всё это?
 
            Растаяли, стёрлись ветрами времени следы мальчишек-сверстников. Затерялись однополчане, сокурсники и сослуживцы. "Иных уж нет, а те далече".
            В трудах и заботах поднявшая вместе с ним  детей супруга вдруг заболела и тихонько, не дав опомниться ошалевшему от беды мужу, ушла.
            Воспоминания продолжились, калейдоскоп менял цветные картинки. А чем ещё занять время одинокому много пожившему человеку?
 
            Решительно тряхнув головой, чтобы остановить явление новых картинок-воспоминаний, старик  медленно поднялся с кресла и, шаркая ногами, отправился на кухню. Не то что захотел есть, просто по привычке.
И простенький салат из томатов и огурцов с вкраплением лука, закреплённый пахучим маслицем, вполне устроил.
Вот и ещё один день долгой и непростой жизни подошёл к концу.
 
            Сон, такой привычный уже с просыпаниями без времени и смысла, пришёл к нему вскоре. В этом сне он снова был молодым, сильным и здоровым. И во сне ему улыбалась девушка. Та, к которой он и приблизиться не смел. Тогда, давным-давно.
 
            В это утро самым сложным оказалось сесть на кровати, согнув спину.
 
 
            Особого труда приготовить себе пищу для него не составляло. Однако с каждым месяцем это занимало всё больше времени и становилось всё более неинтересным, если не сказать, постылым. В перечне необходимых дел, сделать которые становилось всё труднее и труднее, были уборка квартиры, оплата коммуналки, закупка продуктов и тому подобные действия.
 
            Правда, время от времени налетали сын с невесткой. И пока она, хлопотливая и улыбчивая, делала капитальную уборку квартиры свёкра, старик сражался с Сашкой в шахматы, делая вид, что не замечает поддавок противника. Много лет назад он также поддавался вихрастому мальчишке с пылающими от волнения щеками.
            Потом невестка забивала холодильник продуктами, разогревала привезённый обед, втроём садились за стол, и за неспешными разговорами дед позволял себе рюмочку-другую.
            Уезжали, и в доме воцарялась привычная звенящая пустота.
 
            Это Сашка, а вот у Вовки спутница жизни, будь она неладна, медлительная и злая. Тощая, изнуряющая себя разными фитнесами, имеющая свою точку зрения на всё на свете.  Старик откровенно побаивался её и в споры никогда не вступал. Вовка же, испытав за несколько лет характер супруги, становился при ней ниже травы, тише воды и охотно поддакивал каждому заявлению жены, изловчаясь при этом хлопнуть ещё одну стопку привезённой им же водки.
            На каждый день рождения отца они дарили покупной торт с разноцветными маргариновыми розами и всё ту же неизменную бутылку водки.
 
            Сегодня понедельник, гости не ожидались. Сейчас старик был один и готовил свой любимый с туристской молодости суп. Любил он его за характерный вкус, воскрешающий дым костров, ну и, разумеется, за простоту готовки. Картошка и банка тушёнки - вот все основные ингредиенты. Вода и разные необязательные мелочи, вроде лука, не в счёт. Суп варился в большой кастрюле с расчётом питаться им минимум три дня.
 
     Заправив суп и убавив мощность конфорки, дед перебрался в комнату. Там его ждало потрёпанное разлапистое, но от этого не менее любимое кресло, со стоящим по правую руку маленьким столиком. На столе иногда появлялся разрисованный аляповатыми цветами пластиковый поднос с заварочным чайником и тонкостенным стаканом в серебряном подстаканнике. Не мог да и не хотел хозяин этого великолепия отказаться от привычки пить хороший крепкий чай. К двум-трём стаканам чая прилагалась одна маленькая конфетка-леденец. Конфетки эти покупались в невзрачном магазинчике за соседним домом. В сверкающем стеклом и металлом супермаркете такие дешёвенькие лакомства не продавали.            
 
            Слабость какая-то и апатия накатили на деда Сашку.
 
            Медленно, опасаясь упасть, перебрался из кресла на диван, выпрямился в струнку, ощущая сладкую боль в мышцах. Замер, прислушиваясь к редкому состоянию умиротворённости.
            Да знал он, знал, что это ненадолго. Она вернётся. Последнее время редкий день обходился без её визита. Потому и вкушал осторожно, пил по капелькам временно набежавшее ощущение покоя.
 
            В такие моменты снова и снова перематывалась перед мысленным взором лента проходящей жизни.
 
            Часто почему-то вспоминался давний поход в горную страну. Нет, лезть по скалам они не собирались. Но подобраться к легендарной, страшноватой в преданиях Белухе затеяли. Знакомцы из горных туристов и альпинистов предупреждали, говорили, что духи горы суровы и безжалостны. Немало искателей приключений поломалось, замёрзло на склонах Северо-Чуйского хребта.
 
            Но дух авантюризма и отсутствие здравого смысла отправили четвёрку парней в путь.
А дальше? Романтика гор и ледников, ночные кошмары  от духов гор, загадочная и прекрасная принцесса Укока во снах?
            Как бы не так!
 
            С раннего утра тяжёлый изматывающий труд. После кратковременной радости завтрака у газовой горелки подъём и...Пошёл, пошёл, пошёл.
 
            Вместо романтичного созерцания скал и искрящихся ледников, шаг за шагом наблюдаешь ноги впереди идущего, обутые в тяжёлые ботинки с триконями . Так час за часом. Попытки осмотреться по сторонам жёстко пресекает тяжеленный рюкзак за спиной. У него-то задача совсем другая: очень хочется уткнуть своего носильщика носом в каменную россыпь под ногами. Или в грязь ледникового таяния, или в лёд, наконец.
            И даже когда прошли краешком громадного ледника, не повезло. Никакого искрения ледника под солнцем, лишь грязновато-серый лёд под хмурым, сочащимся ледяной влагой, небом .
            И так день за днём. Такого изматывающего, вытягивающего остатки сил похода, казалось, невозможно выдержать.
 
            Наконец, перевал. Отсюда только вниз, домой.
            Но, как ни странно, легче не стало. Камни, на которые наступаешь, норовили отскочить в сторону, увернуться. При этом рюкзак с размаху силился свалить своего оступившегося носильщика . Погода вконец испортилась, как и отношения в группе туристов.
         
            Да, появилось знание, что спуск порой труднее подъёма.
 
            Вот и сейчас, при спуске с жизненного перевала, никакой лёгкости не ощущалось. Груз прожитых лет, постоянное перебирание в голове многочисленных ошибок и боль утрат никак не способствуют бездумному жизнерадостному угасанию.
Думы, думы...
 
            Старик осторожно повернулся набок. Старенький диван отозвался стоном пружин. Затаив дыхание, дед прислушался. Нет, она ещё не вернулась. Не пришла.
 
            Приходила же боль всегда одинаково. Начиналось лёгонькое такое жжение в груди, затем начинали ныть обе руки. А жжение нарастало и нарастало, заканчивался воздух. Старик срочно ложился где придётся: на диван, так на диван; на пол, так на пол. Понимал, что может грохнуться с размаху, когда боль окончательно перекроет дыхание, а с ним и сознание.
            К врачам он не ходил, не верил в их умение. Тем более, что сосед-одногодок Колька, врач-стоматолог на пенсии, выслушав рассказ о приступах боли, авторитетно заявил, что это сердце шалит. Глупость сморозил - руки-то, причём? почему болят?
            Всё же Колька притащил какие-то маленькие таблетки и, о чудо, одна штучка быстро напрочь гасила боль. Дед приободрился, жаль только, что со временем боль приходила всё чаще и чаще. Зато теперь, сыновья помогли, круглые стеклянные цилиндрики с волшебными таблетками лежали в разных местах квартиры и в карманах одежды.
 
            Сейчас же старик лежал на диване и, в который раз, раздумывал, рассматривал со всех сторон  мысль, что пришла в голову уже давненько и не давала покоя.
Мысль эта тогда пришла внезапно и поначалу ошеломила.
 
            - А для чего я, собственно говоря, живу? Требую внимания, помощи. Таблетки глотаю. Никакой от меня никому пользы.  "Небо копчу".
 
            Вспоминался давно виденный фильм об обычае японцев в древности. Тогда один из молодых членов семьи уводил бесполезного старика или старуху на безлюдную высокую гору и оставлял навсегда. И все, включая стариков, знали, что это справедливо и необходимо для большой семьи.
 
            Так на стареньком диване и коротал дед Саша серый осенний денёк. Ночью были только два приступа, а таблеточки-то здесь! Вот они!
 
            Утром, проснувшись, старик привычно потянулся к перекидному календарю, перелистнул страничку и узнал, что сегодня вторник. Вторник поздней осени.
            Утро прошло в сложной внутренней борьбе: бриться сегодня или оставить назавтра? Победила привычка, и  вскоре гладковыбритый дед, причмокивая конфеткой, наслаждался свежей крепостью чая из долин Ассам.
            Конфеток оставалось совсем немного, и он решил, что сегодня наведается в любимый магазинчик да и прогуляется заодно.
            Одевшись по сезону, прохладно ведь как-никак, захватив матерчатую сумку, побирушку - так такие сумки называли в тучные нефтяные годы страны, старик отправился в путь.
            Стоя на светофоре у полосатого перехода через единственную улицу, которую ему предстояло преодолеть, дед не заметил за спиной мальчонку на велосипеде. Но когда после жёлтого, затем зелёного глазка светофора на пешеходную дорожку вылетел мальчишка на велосипеде, а к нему, не снижая скорости, нёсся громадный автомобиль, старик властно закричал:
 
                - Стой!
 
и откуда вдруг вернулся командный голос?!
 
            Мальчишка ударил по тормозам. Бампер "Геленвагена" зацепил лишь краешек переднего колеса велосипеда. Тем не менее, ребёнок, потеряв равновесие, мягко шлёпнулся на асфальт. Автомобиль умчался вдаль.
 
            Всего этого старик уже не видел.
 
PS В маленьком городке почти все знали Александра Ивановича. Фронтовика, орденоносца, доброго и надёжного человека. Не в одном доме помянули его добрым словом.
            А за столом, поминая Александра Ивановича, как заклинание повторял и повторял знакомый врач-приятель:
 
            " Без малого три десятка лет в анатомичке, но впервые вижу такой разрыв сердца... оба желудочка...левый и правый.
У него не оставалось ни единого шанса на жизнь.
Он её прожил всю до краешка.
Достойно".