Чудесные фотографии. Памяти 90-х

Настоящее чудо- фотоаппарат мгновенной фотографии «Polaroid» Ничегошеньки делать не надо. Наводи объектив на все, что душе угодно, жми на кнопку, жди. Вспышка, и… слышишь, — защелкало, зажужжало. Ползет. Бери карточку, бери, и скорее. суй подмышку. Проявляется? Что там у нас? Новейшая История.
— Гуляй рванина.
— Какая рванина, почему рванина? У нас все конкретно. Мы кооператив решили организовать.
— Что делать-то будете?
— А какая разница?! Торгово-закупочный, или кровати станем колотить, из сосновых досок, или вон- штаны шить. Чем плохо?! Куй, брат, железо, пока Горбачев.
— Это дело надо обмыть. Наливай.
Хит сезона — фальшивый «Амаретто», продающийся вчерашними врачами-офтальмологами и профессорами филологии, и целыми коробками выставленный на заплеванной рыночной площади, рядом с пестрым китайским рукоделием, расползающимся по швам уже от одного неосторожного взгляда, настоенном на липовой коре «Наполеоном», сомнительного качества водкой, способ упаковывания и названия которой превосходит самые изящные обывательские фантазии, здесь, здесь, на солнцепеке, посередь шумного рынка….
Это все фигня, как есть фигня, потому, что существует уже спирт «Рояль». Среди истинных гурманов то и дело возникают споры — в какой таре спирт лучше — в пластиковых бутылках, или в стеклянных?
(Это после они с видом столбовых дворян, по пояс высунувшись из телеящика станут часами поучать простачков, что текилу лучше закусывать солью, чем занюхивать солью, но пока они твердо убеждены, что лучший из напитков — древесный спирт, по-менделеевски разбавленный водопроводной водой)
После первой не закусываем. И… между первой и второй…. Как и положено.
— Я тут подумал — что если взять два вагона леса, и обменять на вагон….на вагон чего-нибудь?
— Черт, заманчиво. Оптом будем сбывать или в розницу? В розницу круче. Нанять штук десять старух, расставить их по всему городу…Это ж какой навар?!
Из ранца дочери-третьеклассницы извлекается калькулятор (-Да здравствует советский микрокалькулятор, — самый большой микрокалькулятор в мире! — непременно пошутит кто-то).
— Тэк-с, посчитаем.
И считают же. До трех ночи считают. И сей нехитрой, греющей душу калькуляцией старательно исписывают долгие листы. Ни у одного из мечтательных кооператоров естественно нет ни то чтобы вагона леса, а даже денег на еще одну бутыль пального, забодяженного где-то в подвалах рабочего пригорода Варшавы «Амаретто», а лучше, конечно, «Рояля» И они нетвердыми шагами идут в ночь, занимать у знакомого таксиста пузырь пальной-же водки — до завтра.
— Наливай. Ах, продрало! Чистый ацетон! Закуси-ка, братка, «Сникерсом». «Сникерс», в строгом соответствии с рекламными обещаниями, укрепляет предпринимательский мозг и стимулирует мыслительный процесс. Кооператоры оживляются.
— Можно взять кредит. Коля же взял миллиард. Полумифический Коля поминается почти ежедневно, (вернее — круглосуточно) с благоговейным трепетом..
Колина теща — главбух коммерческого банка. (была) Толи «Инкома», толи Менатепа. нет какого-то другого. Банков у нас нынче много. Коля взял миллиард «деревянных» под производство майонеза, и не оскверняя себя взбиванием яичного белка в однородную массу, спешно дематериализовался, отбыл в город-герой Одессу.
Тц! — кооператоры, как голодные клесты в февральском лесу, щелкают языками.
— Вот бы и нам, — взять и свалить.
— Да, — мечтательно вздыхают кооператоры.
— Думать надо, репу чесать.
Остаток ночи заговорщики «чешут репу».
А наутро, с тяжелой головой, плетутся на какой-нибудь «джойнт венчур», которые выпрыгивают из-под земли, как сморчки после теплого дождя, и где зарплатные ожидания явно не озвучиваются, дабы не сглазить, потому как на совместном японо-советско — американском предприятии никто еще ничего и никому не платил. Обещали! Нет, к 23-му февраля каждому работнику даже презентовали по пластмассовым швейцарским часам, с циферблатом величиною с чайное блюдце, очень кстати присланным Красным Крестом в качестве гуманитарной помощи. Ну и зарплату, наверное, дадут.
Обещали! Нет, вранье, не платят, черти. Ну и плевать. Пусть.
— Что мы выпускаем?
— Да вроде бы ничего.
Нет, что-то выпускаем, ведь за ворота фабрики ежедневно что-то вывозят.
А что завозят, то и вывозят. Странная какая фабрика.
Бывший вор Василий рассказывает, что появились воры, которые совсем перестали воровать: уверовали в свободное предпринимательство. Он рассказывает, и, чтобы не терять времени, прямо по ходу повествования, запихивает в широкие штаны аккуратно связанную доску- фальцовку. К спине прикрепляется мебельный щит, к животу — второй, поверх всего этого великолепия надевается синий, осыпанный мелкими звездами опилок, бушлат. Так Василий превращается в малоподвижный объект, — придурковатого робота Вертера. Когда он пытается сесть в автомобиль, работяги, толпящиеся на крыльце, заходятся в гомерическом хохоте. Василий чертовски скромен. Проще вывозить материалы на КАМАЗах, под грудой мусора, как это делают прочие. Дурак.
Не зевай. Фотографируй.
Где-то за пределами пыльных земных измерений, казаки вытачивают шашки из автомобильных рессор, шьют униформу времен войны с Османской Империей, и словно призраки просачиваясь сквозь толстую временную штору наводняют заваленные мусором улицы городов.
Из тьмы внешней выпрыгивают недожженные средневековыми инквизиторами колдуны, (черные, белые, серые) экстрасенсы, полоумные «Белые братья», адепты «Аум Сенрике», гипнотизеры, психотерапевты, астрологи, хироманты, телепаты, и бесчисленные твари, коим имени нет.
На каждое мистическое появление — с десяток мистических же исчезновений.
Вот, только что здесь был аэропорт, отмеченный в путеводителях как «аэропорт международного значения» и…. чудесный фотоаппарат мгновенной фотографии не справляется с мистической скоростью, с коей сей грандиозный объект исчезает, вместе со взлетной полосой и директором, будто и впрямь сожранный кинговскими лангольерами.
Вместе с активами, мебелью и улыбчивыми девушками в приталенных синих пиджачках растворяются в знойном воздухе коммерческие банки. На их месте встают новые. Точно такие же, но под иными вывесками. Чудесному фотоаппарату не успеть зафиксировать их смену, как нельзя запечатлеть летящую пулю.
Таки вы думаете, что возможно запечатлеть летящую пулю? Попробуйте. Пуль летит много. Быть может вам повезет. Вот, смотри -
один браток стреляет в другого. Братка уж каким образом — неведомо — изловили. Аргументы адвоката были даже более убийственными, чем пуля 9-го калибра выпущенная из украденного с военных складов ПМ-а. И основывались оные на заключении судмедэксперта, однозначно утверждающего: пострадавший умер от обширного инфаркта, где-то за мгновение-два до выстрела. Звучит все это до того убедительно, что душка- судья не сдержался и прослезился прямо в зале суда. Стоит ли говорить, что браток, еще за день до процесса, заказывает ресторан.
На следующий, после судного, день, в ресторане, невесть как оказавшийся там подвыпивший сотрудник внутренних органов, укладывает братка одним метким выстрелом. Фатум.
Снимай, снимай, это интересно.
Траурная процессия, состоящая из людей в длинных черных плащах, топит широкий проспект. Движение городского транспорта парализовано. На три квартала рыдают скорбные флейты Мариконе. Граждане вываливают на балконы и перешептываются
Почти у каждого добропорядочного горожанина есть знакомый криминальный авторитет, и это знакомство — предмет особой гордости и атрибут некоего социального превосходства над иными — никого, кроме дворовой гопоты не знающими.
А это уже совсем другая процессия. Жидкая, смотреть не на что. Что ж, не жалко фотопластины — сфотографируй.
9 мая. Пустая дождливая улица, спешащие куда-то озабоченные пешеходы. И вдруг, из ниоткуда, — слабые, утопающие в городском шуме, звуки оркестра. За оркестром, — человек двадцать голодных ветеранов. И никого ни до, ни после, ни у ограждений. Никто не свешивается с балконов, не машет руками и не перешептывается….Только эта горстка заблудившихся во времени стариков.
Да, ты прав, — ничего интересного.
Зато там — россыпи огнистых каменьев, — сокровища для истинного фотографа.
Щёлк!
Гражданам, которые тысячелетиями размножались почкованием, наконец-то объяснили что такое секс. Вчерашние преподаватели Истории КПСС засматривают до дыр «Спид-инфо», хватают невесть где и кем отпечатанную «Камасутру» в подарочном переплете, и стараются там же, у книжной полки магазина, заучить замысловатые позы.
Щелк! И в голубое небо взмывают цветные бумажки — веселые картинки с подписями и хитрой физиономией Сергея Пантелеевича, и вот уже Леня Голубков вприпрыжку бежит из обувного магазина, размахивая новыми дамскими сапогами, мимо фонарных столбов и автобусных остановок, на которых белыми бельмами сияют тысячи объявлений «меняю два ваучера на квартиру»
Щелк!
Кто-то снова забрался на броневик
Правнучка Фейги Каплан, близоруко щурясь протягивает этому «кому-то» стакан чистого как слеза самогона, и кто-то спрыгивает с броневичка, и вот уже заходится в танце, и машет руками, дирижируя гремящими бундесверовскими оркестрами.
Щелк!
— А интересно, может танк пробить дыру в Белом Доме? Насквозь?
Щелк!
Щелк!
………………………………………..

Да, давно это было. «Polaroid».. Сейчас и фотоаппаратов таких уже не выпускают. Раритет. Вещь музейная.
Смешно, потому как у меня осталась еще одна пластина, — последняя.
Что бы еще выхватить и увековечить?
Давай снимем вон тех солидных господ на крыльце великолепного административного здания… Узнал? Да, те же самые. Лучшие из тех, самые — самые. Те, кто додумался-таки, как взять миллиард и свалить на время в далекий город-герой, сентиментальные судьи и увернувшиеся от пули братки, сменившие малиновые пиджаки на элегантные шведские костюмы, директоры странных заводов и исчезнувших аэропортов, и даже те твари, кому не было и нет имен.
Жми, друг мой. Защелкало, зажужжало… Проявляется?
Нет, ничего нет. Два десятка лет прошло, — испортилось волшебство, улетела куда-то чудесная химия.
Хоть грей подмышкой, хоть дыши на нее, хоть облизывай горячим языком, а так и останется старая фотопластина маленькой копией скандального полотна Малевича, — черным квадратиком, маленьким окошком врезанным в гроб, за коим лишь пустота, ноль всего.

* * *

Моисей сорок лет водил голодранцев по пустыне, дабы истребить в поколениях саму память о рабстве.
Наши голодранцы ни о каких Моисеях не слыхивали. Они, как бы лучше сказать..- не очень умеют грамоте. На то и рабы. Нет, счет освоили, даже устный. А читают плохо, и пишут с ошибками. Чего только стоит подаренный мне знакомыми художниками акриловый лист, на котором один из участников выборной гонки, кандидат в мэры, под длинными столбцами цифр, толстенным красным маркером, написал:
«Народ получает правителя, которого он заслуживаИт» Нет, ежели опустить грамматику, (да пес с ней, до нее ли.), то он конечно прав. Никого мы пока не заслуживаем, кроме тех, кто воспользовавшись замешательством задремавших на солнцепеке одряхлевших мудрецов вырвался из каменистой пустоши на краденных дромадерах,
И сегодня, сбыв кому-то по дешевке народную скотинку, в охраняемых пулеметчиками многоэтажных особняках, спрятанных от столь нелюбезных сограждан за высокими бетонными заборами, это все те же персонажи со старых фотографий, со все той же душой вечно голодного, случайно сорвавшегося с прогнившей цепи раба.