Остров Песяков

-Хочется говорить ерунду. О чем? Нет, совсем ни о чем. Просто говорить бессвязные глупости.
-А что, глупости еще можно и связать?
-Конечно. Из коротких связанных глупостей получается превосходная длинная. А превосходная длинная глупость…
-Что? Что?!
-Превосходная длинная глупость – длинна.
-Браво, маэстро! Как ты все точно подметил. Превосходная длинная глупость- длинна, и конечно же превосходна. Так и есть! Какая интересная завязывается беседа. Шикарная беседа. О чем еще  расскажешь?
-Ты пойди, посмотри, может быть там, наверху, открыта дверь.
-Я сейчас пойду и посмотрю, может быть наверху открыта дверь. Любопытно, ты   сказал  посмотреть, не открыта ли дверь, или я начинаю говорить сам с собой? -Так-то вот. Не смейся. Ты смеешься? Слышишь, будто бы кто-то смеется  в другом конце подвала.
-Нет, показалось.
-Думаешь, стоит посмотреть открыта ли дверь? Но на ступеньках лежит старик.
-Ты боишься потревожить мертвого старика?
- Нужно через него переступить.
-Ну, и?
-Так темно же, вдруг я споткнусь об него.
-Он  мертвый. Послушай, не хочешь ли ты сказать, что ты боишься мертвецов? В самом деле,  в самом деле, ты боишься мертвецов?
-Рот закрой, эрудит херов. Да если бы ты видел столько трупов, сколько их видел я…
-Что за понты, Панкрат?! Я видел столько же. Ровно столько же, сколько и ты.
-Это почему ?
-А я  - это ты.
-Тихо! Слушай, - кто-то смеется там, в той стороне.


Под ногами шуршит  бумага. Здесь полно какой-то бумаги. Что это,- архив?
-Есть у тебя чем поджечь бумагу? Знаешь, жженая газета перебивает трупный запах.
-Эй, ты где? Скверное дело, трепло-философ ушел.
-Эй, чертов тупой болтун, вернись!
 Сейчас придет эта крикливая сука, моя мамаша.
-Лучше бы я сделала аборт, гаденыш. Я ведь и не хотела тебя. Маленькая, пакостливая мразь.
-Заткнись, слышишь, заткнись. Уходи отсюда! Уходи! Пошла прочь, сука!
-Сынок, чашка разбилась. Ну да Бог с ней, - это к счастью.
- Мама, почему ты такая разная? Мама, мне теперь бывает, как в детстве,- страшно.
Ты уйди, уйди,  ну что ты, хочешь чтобы я сидел и наматывал сопли на кулак. Пойми, мне нельзя сейчас. Не сейчас… мне сейчас нельзя….
- Не гони меня, сынок. Я  тут тихонько посижу, рядом с тобой.
-А ты помнишь над твой кроватью…
Мама, у меня  голова разболелась. Я подозреваю, что от этого трупного смрада. Здесь жарко и труп смердит так, что вонь въелась в одежду, и кажется даже в мою кожу.
Вот, понюхал руку и засмеялся. Я представил, как это выглядит со стороны: в полной темноте, в тесном бетонном подвале, сидит человек и нюхает свою руку. Черт побери, - нюхает руку! Смех стал душить меня, я захрипел, упал  на невидимую, все время шуршащую под ногами бумагу, и стал жадно глотать воздух, сотрясаясь всем телом. Потом  закашлялся, и долго лежал с закрытыми глазами, даже может быть  потерял сознание.
………Конечно, из коротких связанных глупостей выходит одна – длинная.
Превосходная длинная. А превосходная длинная глупость… Что? Превосходная длинная глупость – длинна. Брависсимо! Как ты точно заметил. Превосходная длинная глупость- длинна, и конечно же этим превосходна. Точно!
-Сходи, посмотри, не открыта ли дверь.
-Но там старик. Он лежит прямо на ступеньках  и чтобы подойти к двери нужно через него перешагнуть. В темноте, понимаешь. Я боюсь, что споткнусь об него. 
-Он умер.
-Старик, ты умер? Старик, ты уже видишь сияние над смоляными кудрями апостола Петра? Старик, попроси, чтобы он открыл дверь. Не сердись на меня старик, попроси а…

 Моя голова - толстостенное стальное яйцо, а внутри  медленно вращаются какие-то злые острозубые шестерни, и что-то там, в голове, все время щелкает,  громче и громче. Это часовой механизм, мама. Мама, в моей голове запустился чертов часовой механизм.
-Сынок, а ты помнишь, над твой кроватью висела…
-Замолчи, иначе я выстрелю себе в голову. А впрочем, зачем стрелять, если  часовой механизм уже запущен?!
Все время шуршит  бумага. Не подвал, а какой-то архив.

Одно бледное световое пятно на весь мои тесный мирок, одно чертово бледно-серое пятно, которое протекло из какой-то микроскопической щели образовавшейся между бетонными перекрытиями. Можно подставить под него руку и смотреть, как она светится тусклым  светом.
Из всех  занятий мне теперь доступно лишь смотреть на бледную руку, нюхать ее, пропитанную трупным запахом, разговаривать с безумными призраками, и шуршать бумагой.

Я нащупал рукой какой-то обрывок и поднес к тусклому пятну.
-Ты помнишь, сынок, ты, когда ребенком был…. над твоей кроватью висела такая большая  географическая карта?
-Да, мама, я даже помню слово «Харбин». Город такой, в Китае,- Харбин. Он как раз был напротив моей головы, когда я спал. Я засыпал, и в голове все время крутилось: харбин, харбин, харбин. Будто пни выкорчевывают, и длинные, упругие корни лопаются: харбин, харбин.
-Да, черт меня подери, - это карта,  обрывок географической карты.
-И что там, на карте? Харбин?
-Нет, болтун, не Харбин. Это вроде бы какой-то остров.
-Что еще за остров?
-Сейчас, напрягу остатки зрения. Гм, смешное  название: о. Песяков.
-Где это?
- Понятия не имею.
-Ты же все знаешь.
-Сученок, лучше бы я тебя не рожала!
-Уйди, мама, уйди…
………………….
-Я знаю, где этот остров.
-Кто еще здесь? Кто ты?
-Я знаю, где этот остров.
-Кто ты? Это ты смеялся, там,- у стены? Хорошее местечко,- на  каждый  квадратный метр черноты  по десятку призраков.
-Там тепло хоть?
-Где?
-Да на острове этом. Тепло там?
-Да, там тепло. А на берегу песок белый, -чистый кварц.
- Может быть тогда остров Песков? Слушай, может быть Песков?
-Может быть Харбин, который возле твоей головы, в Китае? Ха-ха.
Я выстрелил в направлении  голоса болтуна. От грохота заложило уши, а пуля выбив из бетона сноп искр, отрикошетила, и  с треском ударила в пол.
-А небо синее- синее, бездонное. Глянешь в него, и голова кружится, словно от сухого вина . Легкое такое, приятное головокружение.
-А у меня в голове шестеренки все время щелкают. Ведь если щелкает, это наверняка часовой механизм? Как думаешь?
-Это пройдет. Ты затылком прижмись к стене и закрой глаза. Это пройдет.
-Там, поди, все зеленое, на острове?
-Не то слово! Зелень, цветы, птицы. Знаешь, какие там красивые птицы?!
-И спокойно?
-Да, тихо совсем, только прибой шумит.
-Сынок, что же ты на бетонном полу лежишь. Подстели что-нибудь, - простудишься.
-Здесь бумага, здесь черти-сколько бумаги, мама. Я не на полу, я на бумаге лежу.
-А далеко он,- остров?
-Нет, рядом совсем. Близко.
-Когда дверь откроют я …
-Сходи, посмотри, может быть дверь открыта.
-Но там старик..
-Да, да, прямо на этот остров…

.


* * *

-Куда прешь?
-Братка, ты полегче. Чего грабли-то растопырил?
-Тебе палубы мало? Там гуляй. Охранник кивнул в сторону кормы.
-Босс твой?- спросил парень прищурив один глаз.
- Тебе какое дело?
-Да так.

Любопытствующий отошел, вытащил из мятой пачки сигарету и стал прикуривать.  Ветер сбивал пламя зажигалки, и все попытки сделать из ладоней кулек, и заслонить таким образом пламя, были обречены.
 Ледяной ветер дул отовсюду. Иногда казалось, что у него вообще нет никакого направления, или, что он падает откуда-то сверху.
Парень бросил неприкуренную сигарету за борт и снова подошел к охраннику.
-Ты прикинь, братка, здесь даже маршрут туристический был, при советах еще.
БаржА ходила, поболе этой. У них на флагштоке знаешь какая байда была? Две буквы, ну эти, как его,- греческие: одна «Пси», а другая, не поверишь, - «Хи», и вся эта херня - на тряпке, ну, типа флаг. Не, реально, - психи. Все туристы – психи,- резюмировал он. Охранник при упоминании туристов согласно кивнул головой, показывая, что ему эта тема знакома. Он посмотрел на парня уже без неприязни. Потом оперся на леер, и глядя на серую полосу острова Песяков, стал неожиданно жаловаться незнакомцу:
- Каждый год сюда, за этим хером, таскаюсь. Мама моя синяя, вот местечко-то себе надыбал. Охранник смачно сплюнул за борт.
-Того гляди хибару себе срубит, и пропишется здесь.
Парень заулыбался. Мысль поставить на острове хибару его развеселила.
-А мы его охранять будем, от бакланов. Охранник зло хохотнул.
Потом раздул ноздри и стоял вот так с раздутыми, как у разъяренного быка, ноздрями, то ли хотел чихнуть, то ли изображая на лице брезгливость.
-Не, реально спятил Панкрат. Слышь, он вечером, вчера, когда к этому чертову острову подгребли сказал: «Смотри, Петя, вот она- наша жизнь» И на остров башкой кивает. Я догнать не могу,- что за херню он сморозил?
Ты с виду  грамотный, про буквы греческие чешешь. Объясни мне, о чем он ?
Может и вправду  гнездо здесь свить хочет? Если так, я свалю. Я, что, бля, больной, здесь жить?!
Парень скривил рот,- дескать да, здесь жить нельзя, постоял еще пару минут, махнул рукой и пошел.
Охранник почесал затылок и вспомнив что-то окликнул уходящего парня:
-Брат, не в падлу, скажи командиру, пусть продудит четыре раза. Панкрат велел чтобы четыре раза дудели.

Человек в полосатом шезлонге, так нелепо смотрящемся на продуваемой всеми ветрами Баренцева моря палубе корабля, сидел тихо, и не отрывая взгляда, и кажется даже не моргая, смотрел на далекий, бьющийся о пологий берег острова Песяков прибой, потом спохватывался, переводил взгляд на кого-то, стоящего рядом, но видимого только ему одному, и начинал кивать головой.