Элегия ушедшего человека

В дверь дома Парацельса звонко постучал некто. Открыв, известный алхимик из Зальцбурга увидел протянутую руку с письмом, пригласил незнакомца пройти в дом.

Из письма Парацельс понял, что пришедший - немой с детства пастух.

Неизвестный, с чьим именем Парацельс стал знаком после прочтения его криво написанного письма - с неким Тобиасом, просил дать ему голос, чтобы он мог высказать претензии одному знаменитому певцу в Вене, который обесчестил его жену.

Найдя среди стелажей, забитых книгами и разными мензурками эликсир, Парацельс передал его Тобиасу. Сказал: «Все элементы Вселенной имеют взаимосвязи, всё образуется из чего-либо. Так и голос не может быть приобретён из ничего. В этот флакон добавь своей слюны, передай его человеку, дай отпить немного, пусть его голос опустится и настоится немного во флаконе, затем выпей до конца. Ты заберешь голос этого человека. Оплату подожду. Но золото меня не интересует… А теперь ступай… У меня много дел…»

Тобиас поклонился, окрылённый предстоящими возможностями, резво направился к выходу. Услышал за спиной тихое: «Посмотрим, что из этого выйдет…».

Идя мимо пшеничного поля до дома, Тобиас задумался: «Голос нужно забрать у человека… Как же человеку, у которого я заберу голос, жить вдруг станет нелегко... И кого выбрать? Впрочем, есть один кандидат… Непременно заслуживающий, чтобы быть наказанным. Известный пьяница и дебошир Вены – Маттиас Соммер. Огромный певческий талант, чистейший голос, но грязные ручонки, трогающие и принуждающие других жён к…»

Свернув с дороги, ведущей в свою деревню, Тобиас отправился в Вену.

Он нашёл Соммера в одном из борделей. Тот выставил свой позолоченный башмак на стол прямо перед посетителями и куртизанками, сидевшими у господ на коленях. Уже изрядно подвыпивший исполнял знаменитую в таких заведениях «Две головы хорошо, а две девушки лучше». Народ рукоплескал искусному певцу, его бархатистому голосу. Закончив исполнение, Маттиас Соммер, еле державшийся на ногах пошёл к стойке с напитками. За добавкой. Тобиас уже ждал его. За ранее плюнув в пустую кружку, он вылил в неё эликсир Парацельса, разбавил водой. Протянув кружку Соммеру, едва успел забрать её у жадного до алкоголя нрава певца. Остаток выпил сам.

Долго он сидел на одном из стульев в тёмном углу и смотрел на веселящегося со своими приятелями Соммера, но голос так и не пришёл, зато пришли вышибалы и выкинули его из борделя.

Разочарованный, Тобиас побрёл в деревню.

Вернувшись в дом, поцеловав спящую жену, попытался сказать: «Доброй ночи!» С досадой лёг спать.

Около недели Тобиас занимался с коровами на лугу, изредка помогал жене по дому. Но всё чаще находил себя лежащим на твёрдых нарах, покрытых соломой.

На седьмой день Тобиас свернул в клубок не единожды заштопанное женой одеяло и положил его под голову вместо соломы, что служила заменой подушек господ из Вены. Развернул голову к стене, думал об этом обманщике, шарлатане Парацельсе и об этом чёртовом Соммере, несомненно ужаснейшем человеке, резвящимся с женщинами, одетым с иголочки и живущем в прекраснейшем городе.

- Иди, хоть дрова наколи! – в дом вошла жена. - Бездельник!

- Не мешай мне, я думаю! – ответил Тобиас.

Жена выронила из рук топор, Тобиас же вскочил на ноги.

- О, дорогая. Да, дорогая моя! Как звучит это! До-ро-гая! – Тобиас схватил жену за поясницу и принялся в пляс. Они кружили по комнате, а пыль сыпалась с прохудившегося потолка хижины, словно звёзды падали от невероятного чуда. Он говорил и говорил, а жена лишь изредка вставляла пару «невероятно» и «невозможно».

Наконец закрутив жену в последнем па, отправил её на нары. Страстно поцеловал. Спешно накинул на себя лохмотья, надел порванные сапоги и помчал в Вену.

Найти Соммера было не сложно, он сидел в своем кабинете на верхнем этаже одного постоялого двора. Люди говорили, что несколько дней он не выходил из комнаты, не проронив и слова.

Служанка открыла дверь для Тобиаса, и он увидел человека, смотрящего в окно на восходящее солнце. Соммер сидел на балконе, не двигаясь, лишь мельком обратив внимание на зашедшего. Узнать в этом человеке прежнего разгильдяя и пьяницу не представлялось возможным.

Тобиас же, догадавшийся о причине данного поведения, подошёл к Соммеру и начал высказывать всё, что он думает об этом человеке. Слова лились рекой, изредка выплёскивая из бурного потока крепкие ругательства. Соммер же казалось лишь прислушивался к голосу незнакомца, не понимая смысла. Наконец, уже вскипев от злости, но более от отсутствия раскаяния в совершённом преступлении, Тобиас ударил Соммера по лицу, тот свалился со стула и ударился головой о парапет балкона. Соммер поднялся, держась за разбитую голову, сел обратно на стул и продолжил смотреть на город. Тобиас плюнул в ноги обидчику своей жены и вышел на улицу.

На площади собирались городские музыканты. Лютни, арфа, дудочки и бубенцы, флейта, но прекрасного голоса, подумал Тобиас, уже не будет.   

Выйдя в поле, Тобиас вдруг почувствовал, что даже если Соммер и не раскаялся в содеянном, то он всё равно был наказан. Не умея ничего делать, а лишь петь, он быстро без своего таланта сгинет в трущобах Вены. Будет забыт.

Подойдя к дому, Тобиас увидел жену, сидящую на небольшой поленнице.

- Ты куда убежал? Пришлось за тебя дрова колоть, бездельник! – кинула из далека жена.

- Я не бездельник! Я ходил в город к этому мерзавцу и ублюдку Соммеру!

- К кому?

- К Маттиасу Соммеру! Будь уверена, он наказан за то, что с тобой сделал!

Жена слезла с поленницы.

- А что он сделал?

- Не бойся его, больше он ничего не сделает ни тебе, ни какой-либо другой женщине! Скоро от этого человека останутся лишь слухи, все забудут о нём! – горделиво заявил Тобиас.

- Так ты об этом певце…

- Да, о нём.

Жена нахмурилась, а затем рассмеялась.

- Да я соседке говорила, что лучше бы меня отымели песенки Соммера, чем твои постоянная лень и безделие. Ты же мужичок-то у меня неумелый, вон на дом посмотри. – она указала на завалившуюся в сторону от горизонта дымовую трубу, - Ну мы и зашли с ней немного далеко, представляя, как резвимся с этим пройдохой! Он же и мухи не обидит, он только трепаться, да и языком молоть умеет! Этот Соммер... я его видела всего пару раз, да и то спящим в углу какого-нибудь кабака.

Жена рассмеялась. А вот Тобиасу было не до смеха. Он ударил, что есть силы жену, и ни сказав ни слова более, пошёл обратно в Вену.

У Тобиаса была отличная память, и пока он шёл, поля и птицы, само солнце над головой, слушали разные песни, обычно исполняемые Соммером.

Подойдя к музыкантам на площади в Вене, Тобиас Эдер, представился, как известный в Зальцбурге бард, чья слава опережает само пространство и время. Продемонстрировав свой голос, найдя удивление в глазах исполнителей, Тобиас Эдер встал на деревянные подмостки. Начав с «Элегии ушедшего человека», Эдер приковал внимание зрителей. Вокруг начали собираться сонные жители Вены. И лишь один из жителей, Эдер заметил его на балконе верхнего этажа постоялого двора, облокотившись о папарапет меланхоличным взглядом смотрел куда-то вдаль.

Спустя несколько лет, Эдер, известный пьяница и дебошир, живший в комнате, прежде занимаемой каким-то Соммерсом или Томмером (многим казалось, что такого человека и вовсе не существовало), проснулся на полу в объятиях двух красивых проституток, что он увёл из борделя. Надев свой шёлковый халат, привезённый им из далекой азиатской страны, вышел на балкон. Желая поведать о своём очередном возвращении в этот захолустный городок, открыл рот и собрался исполнить свой знаменитый «Гимн простого человека», но почувствовал себя как-то не уютно. Собака снизу лаем начала его донимать, Эдер хотел было сказать шавке, чтобы она убиралась куда подальше - блох собирать в деревне неподалёку, но не смог. Не смог и выгнать из комнаты проснувшихся девушек. Не смог и пригласить их остаться. Не смог… сказать ни слова. Голос пропал.

Два дня он сидел и обдумывал свою новую старую жизнь. Затем вспоминая о Соммере, который также сидел на этом стуле и думал о чем-то, решился навестить Зальцбург, где всё еще работал известный врачеватель.

Парацельс, как будто и не изменившийся (Эдер подумал, что видел его несколько лет назад в этом же халате), пригласил знаменитого барда в комнату. Мензурки увеличились в объеме, а библиотеку пополнили новые сотни книг.

Эдер сел на лавку, протянул письмо. Внимательно прочитав, Парацельс задумался.

- Вот и твоя плата мне, Тобиас - пастух. Каждый человек должен сам спасать своё тело и душу. Те, кто надеется, что их спасут другие, будут разочарованы. Ты сделал всё как надо, когда я тебе говорил? Все инструкции выполнил правильно? – Эдер пытался вспомнить тот день, но лишь покачал головой. Парацельс снова задумался. – Стало быть ты либо разбавил чем-то мой эликсир, либо принял недостаточную дозу…

Парацельс записал все наблюдения, осмотрел горло Эдера, затем показал на дверь.

- Больше я ничем тебе не могу помочь. Умей оставаться самим собой, и ты никогда не станешь игрушкой в руках судьбы. А теперь ступай… У меня много дел…

Эдер вышел из дома Парацельса, осмотрел вечерний Зальцбург. Он пропил все деньги, а теперь остался без прекрасного голоса. Его выпрут из комнаты быстро, как когда-то Соммера.

Эдер побрёл в деревню, к бывшей жене, надеясь приклонив колено, разжалобить её, чтобы она приютила своего неверного мужа.

Подойдя к дому, он не узнал его. Старая хибара, превратилась в настоящий маленький замок. Аккуратно сделанный, выполненный из благородных деревьев, дом выделялся не своим никчемным видом, как когда Тобиас жил в нём, а наоборот богатой внешней отделкой.

Постучав в дверь, Эдер ожидал увидеть в дверях жену, в слезах кидающуюся на шею известного певца. Но дверь открыл бородатый, свиду грозный работяга. Он долго смотрел в глаза Эдеру и, о чём-то вспомнив, окликнул свою жену.

Увидев девушку Эдер подумал: «Но это не твоя жена. Это моя жена. Какая она оказывается красавица, стоило только смыть грязь с лица…»

Они все трое вышли во двор.

Эдер, не имея возможности сказать и слова, смотрел на жену и её нового мужа.

Они долго стояли молча, затем работяга намозоленным указательным указал в сторону Вены.

- Убирайся Тобиас Эдер в трущобы Вены, там тебе и место. – он улыбнулся жене и вместе они вошли в дом. На пороге мужчина задержался, обернулся к Эдеру и спокойно произнёс.- Кроме моего голоса, который ты украл у меня на долгие годы, я имел возможность в детстве обучиться столярному искусству, может и ты что-то умеешь кроме как петь…

Эдер вспомнил, что комната в Вене была оплачена на три дня вперёд, а алкоголя ещё оставалось вдоволь, чтобы забыться.

Изрядно попортив сапоги из дорогой кожи, снял их и кинул в яму с отбросами.

Двинулся босиком обратно. Неизвестно куда...