Солнце встает с востока. 1. Вечером

Звонил телефон.  Он лежал в спальне на столе, где Нина Николаевна меняла постель. Туренин был в другой комнате. Чтоб ответить, ему надо было подняться по ступенькам и пройти длинным коридором.

-Ты ответишь?! – крикнул он Нине Николаевне.

-Отвечу, - зло сказала она.

Туренин слышал, как она спросила:
-Да. Откуда вы звоните? Повторите, откуда? Да, да. Здесь звонят из третьей больницы. Борьке пробили голову. Ты будешь говорить?

-Нет, - сказал Туренин, не потому что не хотел говорить, а потому что злился на Нину Николаевну за то, что та, как ему показалось, не так ответила ему, когда звонил телефон.

-Она спрашивала, приедем ли мы сегодня за его вещами, - Нина Николаевна с телефоном стояла в дверях.

-Не приедем, -  обернувшись к ней, сказал он.

Он сидел за столом в комнате со ступеньками и не знал, что делать. То, что он сказал, что не приедем, еще ничего не значило. Все можно было поменять.

-Дай телефон, - сказал он ей, когда она спустилась по ступенькам к нему.

-Да, - набрав тот номер, с которого перед этим звонили, сказал он. – Что с ним? – Женщина, может, санитарка, потому что сказала грубо, что ему «распанахали» голову и теперь он в операционной.

-Вы приедете? - еще раз спросила она.

-Приеду, - ответил он.

Туренин продолжал сидеть за столом. На столе стояли часы. Их механический стук сейчас был для него невыносим. Он посмотрел на них: начало восьмого. За окном темно и мел снег. Он не знал, что делать. Не спроси Нина Николаевна, будет ли он ехать, он поехал бы, но теперь он решил, что не поедет. И не поедет назло, именно ей назло. Опять же, еще было время. Он сидел за столом, и казалось, что думал. Он и сам думал так, цепляясь за любую мысль, которая возникала в его мозгу, потому что  она была нужна ему для того, чтоб не сидеть просто так, а со смыслом, и все ж неизвестно по какой причине отпуская ее. Так что, его сидение было бессмысленным.

Нина Николаевна несколько раз заходила в комнату и спрашивала его, поедет ли он. «Если ты решил ехать, - говорила она, - то езжай сейчас». Он не знал, что ей ответить.  Иногда, когда та, взывая к его совести, говорила, что он ведь обещал, и там его ждут, он говорил, что не поедет, иногда молчал. И когда молчал, она, догадываясь о том, что он не решил ехать или не ехать и еще колеблется, говорила, как бы за него, что ехать не надо, уже поздно, лучше, если завтра.

Было девять часов, когда он решил, что не поедет, и пошел в спальню, где лег на кровать.