Карма странствий

Для тех, кого судьба не благословила самарской пропиской, докладываю обстановку.

Самара расположена на левом, азиатском берегу Волги, а Жигулёвские горы – на правом, европейском. К счастью, деньги на строительство моста благоразумно разворовали.
Это худо-бедно спасает Жигули от тотального замусоривания и вытаптывания. Там даже устроили заповедник. Ну и, как мухи на мёд, туда тянутся всевозможные туристы-рюкзачники. Типа меня.

Кстати, небольшой ликбез. Название Волга звучало первоначально как "Вольга", ударение по вкусу, от слова "Воля".
"Сбежать на волю" лет пятьсот назад звучало, как "сбежать на вольгу" и имелась в виду именно эта река, за которую не дотягивались щупальца крепостного права. Теперь в живых остался только один дальний потомок слова – наречие "вольготно".

Название Жигули родственное словам "жечь", "сожгли", издревле означало разного рода асоциальный деклассированный элемент, например "жиган". Такого контингента там всегда водилось до и больше. Как теперь палаточников, рыбаков, грибников и охотников.

Но горы вздымаются в поднебесье не точно напротив города, а километров десять-двенадцать севернее, выше по течению.  Точно напротив посёлка Красная Глинка.
Посёлок назван так в честь Марии Петровны Глинки, жены великого композитора М.И.Глинки. Там находилось родовое имение её предков.
А красная потому, что Мария Петровна  горячо, всем сердцем приняла революцию, а когда узнала, что не только освободят угнетённых, но и  отберут имение, у неё поднялось давление и лицо сильно покраснело.
Такой её и запомнил восставший пролетариат.

Там теперь, среди прочих, промышляет лодочник, Юрий Макарович, дядя Юра, для постоянных пассажиров Макарыч. Успешно конкурирует с пароходиком, ходящим до города.
Седой паромщик.
За скромнейшую сумму он набивает в свою "Казанку" честной народ, в основном городских грибников, туристов и челночит через реку.
А там уже броди себе в горах, пока не одичаешь.

Вот и я как-то раз по горам, по долам бродил, бродил и перебродил.

Возвращаюсь, подхожу к пристани, сую руку в карман и холодею от ужаса – кошелька нет!

А моста пешеходного, между прочим, тоже нет!!!

Точно! Точно! После перекуса решил поваляться на травке, а когда засобирался домой, поляну не осмотрел. А кошелёк-то возьми из кармана и выпади. Преступное легкомыслие.

А теперь только обратно переться битый час, и не факт, что кошелёк ещё там.

Баранья башка! Миклухамаклай хренов! Вафельницу расхлебянил!!
Вот теперь и подохну здесь, истощусь и угасну от голода. Кто подаст милостыню здоровенному мужичине угрожающей и, вместе с тем, респектабельной внешности?

Что делать, иду на пристань, буду сидеть на берегу, буду рыдать, завывать, встану на колени перед последним лягушонком.
Может быть повезет, и какая-нибудь глубоко озабоченная деревенская вдова возьмёт к себе жить.
А там устроюсь зоотехником или пиявок ловить на продажу, буду выручку зашивать в трусы, поднакоплю на Макарыча и улучив ночку потемнее, дождусь, когда удовлетворённая хозяйка захрапит, вылезу в форточку и дам стрекача.

Дай только вернуться домой. А там уж я просажу все семейные сбережения на короткие неразъёмные молнии, которые нашью во все карманы всех моих штанов, курток и рубашек.

В этот момент мои далеко идущие планы разрушила внезапно причалившая лодка Макарыча.

– Макарыч! Не погуби! Выручай! Я кошелёк в горах потерял, идиот. Перевези. Вот возьми нож Viking Norway, как бритва, выкидной, вот часы G-shock, совсем новые, две недели. Банка гречки с тушёнкой ещё осталась. Крекеры нераспечатанные, мировой закусон …

– Да ладно ты, не парься, садись. Отдашь в следующий раз. Ну, крекеры-то давай. Сегодня ещё не жрал.

–  Макарыч!!! Благодетель!! Отец родной!!

Обнявшись с рюкзаком, зажатый между другими пассажирами и замирая от счастья, я мчался через реку к родному берегу.

Долой! Долой эту грязную, жирную, неграмотную колхозную бабу! Долой постылую работу зоотехника! Долой пиявок! Долой весь этот кошмар. Я еду домой! Домой!

Не сумев расцеловать на прощанье уворачивающегося Макарыча, я двинулся к шоссе, по которому мне предстояло пройти до дома пешком добрую дюжину километров. Но разве это имело значение? Люди и в Иерусалим ходили, и в Пекин из Багдада. Не это ли предел мечтаний пешеходного туриста, после дня в горах прошлёндрать ещё червончик по пыльной и шумной обочине шоссе?

Вот иду это я, иду. Прикидываю, что вернусь поздно. Но ничего! Навру что-нибудь жене про срочное совещание.

И вот тут меня настигает родовая карма.

Не шёл я и пяти минут, как меня нагоняет и лихо тормозит старенький раздолбанный "Москвич". Водила, щетинистый мужик в трико и майке, распахивает приглашающим жестом дверь. Тебе куда?
Учтиво нагнувшись к двери, благодарю и сообщаю, что должен отказаться, все свои деньги я пропил.

Всем читателям рекомендую эту психотехнику. Она вызывает в нашем народе самый тёплый и душевный отклик. Русские люди добры и отзывчивы, это всему миру известно.

Эх! Всё равно прокачу! – восклицает водитель. До окраины города, а там мне налево.

Сажусь, расточая благодарности.

Разговорились. У нас нашлась общая альфа-матерь, только он постарше и с другого факультета.
Жалеет, что в лихие девяностые забросил работу по специальности. Можно было перетерпеть, но подвернулись шальные заработки.

Из института вспоминает лишь курс электротехники. И одну незабываемую преподавательницу, которая поверила, что он потерял свою курсовую работу, и по собеседованию поставила четвёрку. А он и в самом деле потерял. Дело было по пьянке, уличная драка. Всех замели в ментовку, а портфель так и остался валяться в газоне.

Ну, прямо, как мой кошелёк на живописном горном склоне.

Жаль, фамилию её забыл.
А как, ехидно спрашиваю, звали эту преподавательницу? Не Марина ли, случаем, Григорьевна?

Он, с дикой улыбкой уставился на меня. Слушай! Да ты же на неё похож! Сын что ли?

Сын. Только на дорогу смотри.

Он подвёз до самого подъезда. Много говорили о необходимости и возможности творить добрые дела. Я поклялся начать прямо сейчас, вот только помоюсь, побреюсь и переоденусь. Всё как-то элегантнее.

Так и сделал. Для разминки перевёл старушку через улицу.

Она, конечно, воспитанная попалась, городская. Отказывалась. Мол, просто мимо шла, а туда ей совсем не надо. Живёт на этой стороне.
Какая редкая по нашим временам скромность!
Но я проявил деликатную настойчивость. Взял её нежно под локоток, забрал из рук сумку и перевёл.

А она, как только ступила на тротуар, сразу убежала. В смущении.

Проказница!

Но ведь мы должны делать добрые дела не для благодарности, правда?