Об исторических и культурных миражах

Чем дальше мы пытаемся заглянуть во времени, тем менее точными становятся наши представления о событиях. Для тех, кто профессионально занимается финансами, эта истина нередко открывается в виде соотношения, предсказывающего волатильность рынка в зависимости от временного горизонта, на который строится прогноз: чем дальше в будущее прогнозируем, тем более значительными могут быть отклонения от ожидаемого. Однако и наши представления о далёком прошлом часто оказываются куда менее точными, чем о недавних событиях. Причём речь здесь даже не о каких-то совсем уж древних геологических событиях дописьменной истории Земли: ведь, скажем, касательно датировки периода наименьшего удаления Луны от Земли, либо последнего оледенения Антарктиды среди учёных тоже нет до сих пор согласия. Откройте картину Васнецова «Бой скифов со славянами». Именитый художник к моменту написания картины в конце 19 века, вероятно, ещё не знал, что скифов и славян разделяют два столетия истории: в наши дни первые упоминания «славян» датируют 6 веком, тогда как скифы ушли в небытие ещё в 4 веке нашей эры после готского нашествия. Скифы ушли из истории, но родственные им племена вероятно внесли свой вклад в формирование этнической общности, которую позднее назовут славянами (см., например, Черняховская культура). Так что на картине мы видим бой между прапрапрадедом и его двоюродным внуком. Вглядитесь внимательнее: у славянина под ногой можно заметить железное стремя. Его изобретение в наши дни приписывают аварам, а до авар использовались преимущественно кожаные стремена. Сами авары возникли на арене европейской истории лишь во второй половине 6 века, когда скифов уже не было. Это ещё одна сомнительная деталь у художника, смешавшего на одном полотне героев разных эпох.

Грешат историческими неточностями и картины западных художников. Откройте картину итальянского художника Чезаре Маккари «Цицерон разоблачает Катилину», написанную почти в одно время с картиной Васнецова. Катилина, призывавший среди прочего к списанию долгов сограждан, пал жертвой политических интриг финансовых воротил Рима в 63-62 гг. до н.э. А неточными на картине являются её антураж в виде полукруга сенаторских кресел, а также заметная разница в возрасте главных героев. Изображенное Маккари здание уж очень напоминает римский Пантеон изнутри (не путать с афинским Парфеноном), и про заседание Сената в Пантеоне во времена императора Адриана нам действительно известно из источников. Ведь именно тогда Пантеон и был построен, спустя почти 2 века после заговора Катилины, на месте разрушенного храма, возведённого прежде Агриппой, сподвижником Октавиана. В архитектурном отношении Пантеон весьма примечателен на фоне остальных храмов Рима необычно большим размером своего купола: у бОльшей части древних купольных храмов Рима, особенно самых древних, размер купола был, как минимум, вдвое меньше (см. статью в Википедии List of Roman domes). Строго говоря, заседания Сената собирались в разных местах и храмах Рима, о чём подробнее можно почитать в книге известного харьковского историка Сергеева И.П. «Государственные учреждения древних римлян». Но местом регулярных заседаний Сената на Форуме до 52 года до н.э. считается  Курия Гостилия. После её уничтожения в результате пожара её место заняла Курия Корнелия, а потом и Курия Юлия, которую начали строить рядом ещё при Цезаре. Про все три здания нам хорошо известно, что они имели прямоугольные основания и стены, а не округлые. Храм Юпитера Статора, где по свидетельствам выступал Цицерон с обличительной речью перед сенатом, к сожалению, тоже не сохранился, и есть разногласия даже о месте его точного расположения. О наличии у храма купола ничего не известно. Но учитывая год строительства храма (он очень древний), едва ли купол у него  мог быть большим, даже если б купол действительно существовал.

Неточность, а именно художественную, можно заметить и на самой большой картине Третьяковской галереи – «Явление Христа народу». И хотя её размеры явно недостаточны, «чтоб уложить дорогу от Воркуты до Магадана», фамилию её автора многие произносят тоже с ошибкой: он не [ива’нОв], а [и’вАнов]. У некоторых изображенных на картине персонажей можно заметить коричневые набедренные повязки. Изначально коричневой должна была быть, видимо, повязка и у старика, опирающегося на палку в левом нижнем углу картины, что заметно в отражении в воде. Позднее художник перекрасил повязку на старике, а про отражение решил забыть. В зале галереи, где экспонируется эта картина, слева на стене висит эскиз, на котором человек с палкой одет как раз в коричневую повязку.

Когда дело касается религиозных деятелей, сомнительные детали множатся не только на картинах, но и в архитектуре.  Например, в испанской Таррагоне есть достопримечательность - башня Пилата. Это своего рода шотландский Лох-Несс для доверчивых туристов. Башня, видимо, послужила одним из источников вдохновения для книги о детстве одноименного библейского персонажа, написанной одним нашим известным соотечественником. А с могилой Пилата ещё недавно отождествляли местечко с обелиском во французской Вьенне. Мифов про последние годы жизни Пилата тоже очень много. «Что есть истина?», - вопрошает герой другой картины собрания Третьяковской галереи. На самом деле даже о причинах зигзагов в публичной карьере Пилата мы можем только догадки строить, глядя на даты…

Известно, что род Понтиев – это древний самнитский род, обитавший прежде на территориях юго-восточнее Рима.  После трёх войн с Римом самниты стали в итоге римскими гражданами, а представители клана Понтиев пополнили ряды воинского сословия Рима, их имена всплывали в период гражданских войн. Звезда рода Понтиев взошла при могущественном Сеяне, который как временщик управлял имперской политикой и преторианской гвардией в период затянувшегося отсутствия императора Тиберия в городе. Вероятно именно тогда один из Понтиев (Pontius Fregellanus)  и стал сенатором, тогда как другой был назначен префектом Иудеи, этой третьесортной провинции,  в каких не размещали даже легион. Ни один известный нам представитель рода Понтиев прежде не достигал таких высот на имперском политическом Олимпе, так что едва ли можно считать случайным и взлёт обоих Понтиев в одно время: причина, по-видимому, была одна общая.

Вообще, про римскую политическую жизнь хорошо известно, что вся она тоже насквозь была пронизана связями и коррупцией. Есть целый пакет римских законов, прямо свидетельствующих об этом: например, Lex Acilia repetundarum (123 год до н.э.), Lex Acilia Calpurnia (67 год до н.э.), Lex Pompeia de ambitu (52 год до н.э.). Если два последних закона касались коррупции избирателей на выборах (во времена Цицерона, скажем, в Риме ежегодно избиралось около 50 чиновников), то  первый из указанных законов относился как раз к коррупции за границей, включая коррупцию в новых провинциях. Для представителей сословия всадников, к коим относился и Пилат, существовали определенные преференции, которых могли быть лишены даже сенаторы в Риме. Так и для провинциальных чиновников со связями в Сенате могли быть свои преференции, когда дело касалось ответственности перед Сенатом за проступки или за сбор налогов внутри вверенной провинции. В книге «Augustus: First Emperor of Rome» известного современного британского историка Адриана Голдсуорси в полушутку говорится о том, что любому назначенному Римом в провинцию правителю для преуспевания требовалось всего 3 года: первый год – чтобы выплатить все свои долги, второй год – чтобы самому стать богатым, а третий год – чтобы собрать деньги для подкупа судей, которые будут рассматривать его дело, когда он вернётся в Рим после отставки. Пилат, для сравнения, являлся префектом Иудеи 10 лет.

С дальнейшей карьерой обоих Понтиев всё тоже получилось синхронно. Они безболезненно пережили мясорубку, последовавшую за падением Сеяна в 31 году н.э., когда тот был обвинён императором Тиберием в измене и казнён вместе с членами своей семьи и ближайшими соратниками.  Однако спустя 5 лет, в 36 году н.э., оба Понтия лишились своих постов, сенатора и префекта. Для сенатора крест на карьере был поставлен якобы в связи с активным участием в сомнительных делах Альбуциллы, которую обвинили не просто в изменах, но и в гос.измене (муж Альбуциллы тоже прежде являлся клиентом Сеяна): сенатором в Риме можно было быть и пожизненно (либо до очередного ценза), однако сводничество и другие моральные проступки не приветствовались в сенаторской среде. Что же касается отставки префекта Иудеи, которую принял наместник Сирии Луций Вителлий, то ей предшествовала жалоба на массовую бойню самаритян, устроенную легионерами якобы по приказу Пилата: какая разница, в сущности, кто отдал приказ, если дело сделано, а ответственный за место происшествия назначен?

Падение Сеяна, пусть и не сразу, но спровоцировало падение многих из тех, кто был с ним связан. Взлёт карьеры и падение обоих Понтиев могли быть тоже связаны.  Впрочем, уже в следующем 37-ом году император-старик Тиберий умер (согласно Тациту, уйти тому из жизни «помог»  Макрон, сменивший Сеяна на посту префекта преторианцев), так что стимулы для продолжения расследования и новых обвинений у зачинщиков «зачистки» могли пропасть. Увязать же бывшего правителя отдаленной провинции с какими-либо заговорами в столице было бы ещё сложней. Особенно если вспомнить, что обычная доставка известий между метрополией и провинцией в те годы могла занимать 2 месяца. Необходимость для Пилата в том, чтобы держать ответ за свои проступки перед 77-летним императором, отпала в связи со смертью последнего. В тот же 37-й год н.э. другой Понтий, Gaius Petronius Pontius Nigrinus, стал одним из 2х консулов Рима, а другой Петроний, Publius Petronius, позднее сменил самого Луция Вителлия на посту наместника Сирии. Недостатка в номенклатурщиках в Риме никогда не было, хотя работа на высших должностях и не оплачивалась как в наше время (стоит ли удивляться коррупции?). Имена новых представителей рода Понтиев ещё не раз блистали на политическом Олимпе Рима, в том числе среди консулов, а потом и христианских клериков (например, автор жизнеописания Киприана священник Понтий, либо епископ Mericius Pontius Anicius Paulinus). Конечно, не все перечисленные Понтии могли относиться к одному роду и состоять в родственной связи: ведь общность когноменов у римлян не всегда означала общее происхождение. Зато в наши дни у историков почти не вызывает сомнений историчность личности Пилата, что нельзя сказать про всех его современников…

Возвращаясь к Средневековой Руси, для некоторых современных читателей не менее удивительным может стать повествование Ипатьевской летописи о событиях конца 12 века, когда владимирский князь Андрей Боголюбский послал свои войска против «Руской земли», на Киев. Т.е. сам город Владимир, по мнению летописцев, к землям Руси отнюдь не относился. Это метко подметил известный российский философ Владимир Бибихин в книге «Введение в философию права». Но об этом в другое время.