Моя книга. Отец. Глава 3

     Близость с отцом тогда сделала хорошее дело. Я стал понимать, чего хочу.
Самостоятельности и соперничества. Услышал голос крови.

     Я записался в хоккейную секцию. Сам приехал на стадион завода АЗЛК у станции метро «Текстильщики» в получасе езды на автобусе, разобрался где там и что, нашёл тренера детской хоккейной команды и стал членом его учебной группы.

     Был октябрь. Мы носились с клюшками в огромном пролёте подтрибунного уличного помещения, учились пасу шайбой, обводке и комбинированию атак и защиты. Полы были скользкие, покрытые осенней влагой, шайбы по ним летали туда-сюда, трещали клюшки, детские глаза горели, обучение хоккею казалось мне реализацией какой-то смутной мечты.

     Ну что взять с одиннадцатилетнего пацана?

     Я вопил вместе с другими: «Пас!», «Точнее!», «На ход!», «Мазила!», «Слепой!», «Дурак!» и всё такое.

     То же самое орал наш тренер. Сыпались обидные словечки, грубая ругань и подзатыльники. То есть это был настоящий хоккей, только без коньков.

     Пришли морозы. На стадионе сразу залили льдом несколько хоккейных коробок. На одну допустили нас, новичков. С нами вместе на лёд выходили старшие воспитанники нашего тренера. На них были панцири, налокотники, наяичники, ножные пластиковые причиндалы для защиты, перчатки, шлемы и жёлто-синие рейтузы, бриджи с вшитыми щитками, и свитера. На груди в синем кружке стояла красная буква «Т» - торпедовцы!

     Мы все переодевались в одной раздевалке. Там пахло кожей, резиной ковриков под ногами и изолентой на крюках клюшек. Висели хохот и пацанская перебранка.

     Само собой, мы – новички, не имевшие ничего, кроме коньков и клюшек – пускали слюнки, разглядывая амуницию старших. И коряво бегали среди них по льду, еле уворачиваясь от их увеличенных амуницией раз в десять тел.

     А им доставляла удовольствие наша мышиная возня под их чуть ли не слоновьими ногами.

     Особенно страшен был защитник Петя ростом метра два и весом в тонну.
Наверное, он мог сломать или раздавить любого из нас. Когда он ловил на силовой приём новичка, гоготали все старшие и особенно тренер.

     Однажды в учебной игре я совершенно случайно забросил шайбу в ворота старших. Петя кинулся за мной с остервенелым лицом. «Догонит – убьёт!» - понял я.


     Я носился по полю, забыв о матче и стараясь увернуться от Пети. Об игре уже не думал. И всё-таки он меня накрыл. На коньках я ездил фигово, поэтому уйти от разъяренного Пети не смог. Единственное, я хорошо видел поле и был изворотлив. И уловил задней чуйкой, подъезжая к борту, что Петя летит мне в спину всей тушей. Я упал на лёд, а он пролетел надо мной и лбом впаялся в борт.

     Помню треск дерева, вопль Пети и дикий крик тренера.

     Дальше Петю под руки увели в раздевалку жёлто-синие, и тренировка прекратилась.

     Тренер на коньках подъехал ко мне и вдруг сказал, улыбаясь:

     - А ты ловкий, Бурлачук, - и хохотнув, добавил, - А Петя – тупой боров. Получил свою гранату.

     Я боязливо молчал.

     - В футбол гоняешь?

     - Да.

     - Приходи завтра к трём на учебное поле. Мои ребята играют матч с футболистами. Ты хорошо видишь поле, быстро бегаешь и, кажется, больше футболёр, чем хоккеист. Придёшь?

     Я кивнул.

     - Вот и правильно. Дадим пижонам в гетрах просраться. Завтра в три. Не ссы. Петра – на помойку. А тебя – в центр хавбеком. Лично я в тебя верю, Бурлачина! 

     И я понял, что отныне с хоккеем – кранты. А я – хавбек, то есть почти свой по-собачьи.

     Назавтра я пришёл и сыграл футбольный матч под снежным сырым ливнем и по колено в мякотной грязи. Мне пару раз съездили бутсами по голени и один раз наступили с размаху на стопу. Домой я ушёл, хромая, и больше в хоккейной секции  не появлялся.

     А через год в апреле к нам в класс пришёл невысокий подтянутый мужчина с необычайно спокойным лицом и сказал тихо и размеренно:

     - Здравствуйте! Меня зовут Виктор Михайлович. Кто хочет записаться в легкоатлетическую секцию? Спринтерский бег, прыжки и барьеры. Видели Борзова? Станете его сменой.

     Как раз в августе прошлого года была Олимпиада в Мюнхене. Я этим не интересовался. Но однажды отец заставил меня поехать с ним в гости к бабушке Ане и дедушке Ване. У них как раз был новый большой телевизор «Горизонт».

     - Поехали быстрей! – отец почти лупил меня в спину, пока я возился со шнурками. – Сегодня финал стометровки. Наш Борзов должен выиграть. Ноги в руки! Такое надо видеть!

     Ну, надо так надо. Я послушно сделал вид, что мне интересно.

     А дальше я помню чёрно-белый экран, восьмерых бегунов на дорожках и одного среди них в тёмной майке с гербом СССР, выигравшего забег и вскинувшего руки на финише.

     Отец орал так, что звенели оконные стёкла.

     - Ты видел? Ты видел? Он - Олимпийский чемпион! На стометровке! – отец сошёл с ума. – Наш Валера Борзов – с золотом! Наш! Наш! Наш! Это самая великая победа в моей жизни!

     Да, выиграл он легко и красиво. Казалось, все стояли, а он летел. Мне понравилось. Хотя я был уверен, что сборная СССР должна побеждать везде. Как хоккеисты.

     Но имя Валерий Борзов я запомнил. И что такое лёгкая атлетика, тоже.

     Слово «стометровка» навсегда запало в душу.

     Тем апрелем мы записались в секцию лёгкой атлетики с моим школьным другом Игорем Вислоушкиным. И оказались опять на стадионе АЗЛК. Только теперь на битумной дорожке. Виктор Михайлович был торпедовцем и занимался с мальчиками и девочками бегом на короткие дистанции.

     Тренировки были несложными. Бег, прыжки, гимнастика, растяжка ног и немного силовой работы с тяжёлыми набивными мячами.

     Да, и низкий старт с колодок.

     Вся эта несложная механика нам с Игорем приглянулась. Мы преданно ездили на тренировки два раза в неделю. Носиться тёплым весенним днём по пустому стадиону в компании с такими же чудиками было здорово.

     Но больше всего мне нравилось, что спринтеры  друг другу не мешают. У каждого отдельная дорожка, отдельные стартовые колодки, личные шиповки и кусочек стадиона, на котором можно прыгать, тянуть мышцы, гнуть поясницу да и просто валяться, закинув ноги на барьер для отдыха.

     Чтобы отливала кровь и мышцы расслаблялись.

     Я понял, что я индивидуалист и ни в какие мерзкие хоккеи и футболы больше не сунусь.

                *  *  *


Продолжение следует.