Девушка моей мечты

 
Эта, относительно правдивая история середины восьмидесятых, когда была одна страна, один народ, одна на всех мечта о справедливом и светлом будущем. Герои этого повествования здравствуют до сих пор и, если у читателей возникнут сомнения или вопросы, в конце рассказа оставлю телефоны действующих лиц.

Первого марта 1979 года английские воздухоплаватели Ричард Бренсон и Тони Браун стартовали из Швейцарии на воздушном шаре «BREITLING ORBITER». Кругосветное путешествие тщательно готовилось. Китай не разрешил пересекать 26 параллель, пришлось лететь через Южную часть Тихого океана, где преобладали сильные арктические ветра, что приводило к лишнему расходу топлива. На высоте восемь тысяч метров, на некоторых участках маршрута, скорость достигала триста километров в час. Из–за перепадов температуры вышла из строя система обледенения, приходилось вручную обкалывать лед. Шар начал тяжелеть и терять высоту, вдобавок вышла из строя система обеспечения кислородом
Организатор полета, воздухоплаватель Ричард Бренсон, принимает решение облегчить шар, выбросить все лишнее. За борт полетели пустые баллоны, бутыли с водой, запасы продовольствия, металлическая посуда, все без чего можно продержаться пару дней, необходимых для завершения полета. Тони Браун не пощадил даже личные вещи: электробритву и порно журнал, подаренный невестой.

Часть 1. Рядовой Оглоблин.

В эту ночь ударил первый морозец. Небольшие лужи затянуло ледком, он стеклянно хрустел под сапогами часового. Колючие звезды не грели, а наводили тоску и грусть, было темно, тихо и одиноко. Вроде и бояться нечего, но, когда один, а кругом тишина, человека охватывает непонятная жуть. Свет от фонаря дрожал и растягивался тоненькой паутиной, за ящиком с песком паутина обрывалась и образовывалась тень, похожая на застывшую фигуру человека. Страх вместе с холодком предательски заползал под шинель, под гимнастерку, ближе к спине и самому сердцу.

Рядовой Иван Оглоблин, караульный второго поста, монотонно вышагивал по периметру складских помещений. От грибка до угла здания было сто пять шагов, обратно столько же. Он пытался в уме вычислить, сколько километров накрутит за два часа и сколько за всё дежурство. Но цифры в голове путались и, он бросил это занятие, не стал забивать голову. Начал вспоминать обязанности часового на посту. Часовой есть лицо неприкосновенное, он отвечает за охрану и оборону вверенного ему поста. Часовому запрещается есть, пить, курить, смеяться, петь, разговаривать и справлять естественные надобности. Остановившись, он тут же нарушил последний пункт.

Прислонившись к грибку, Иван на минуту прикрыл глаза. Думать на посту не запрещалось, коварная мысль начала овладевать им. Ничего так не согревает солдата, как воспоминания о проводах в армию, о горячих объятьях соседской дочки Валюши и свидании на сеновале. Внутри у него сладко заныло и стало немного теплей.
Рядовому Оглоблину, очень хотелось совершить подвиг.

 Особенно ему хотелось спасти буфетчицу Люсю из солдатской чайной. Ему однажды приснилось, как он выносит из пылающего здания грудастую блондинку, а в руках у неё сейф с деньгами. Несет её через весь плац, на котором выстроилась вся часть, и сам батя – командир части отдает ему честь.

          Вдруг, что-то чиркнуло по голым веткам тополя и мягко упало рядом с ним. От неожиданности Иван вздрогнул, сделал шаг назад, передернул затвор автомата. Сердце трепетало, в голове пульсировала одна мысль: нападение на пост!
- Стой, кто идет? Стой, стрелять буду!
От волнения он не узнал свой голос. В ответ - тишина, вокруг - никого. В нескольких метрах от него лежал предмет, похожий на общую тетрадь.

Обойдя вокруг и убедившись, что проводов нет, пошевелил предмет ногой, не заметил ничего подозрительного. Это был довольно толстый журнал с роскошной блондинкой на обложке. Для солдата срочной службы это был царский подарок. Иван долго смотрел в ночное небо, но так и не нашел объяснения случившемуся. Правда, одна из звезд загадочно мерцала, лукаво подмигивая, и даже потихоньку двигалась. Рядовой Оглоблин подошел поближе к столбу освещения и начал рассматривать находку. Растрёпанный, довольно толстый журнал содержал такое, что ни в кино, ни по телику не покажут.

Голливудские красавицы в нижнем белье и без, белые, черные, мулатки,  позировали и совокуплялись в таких умопомрачительных позах, что  у отличника боевой и политической подготовки рядового Оглоблина перехватило дыхание. Такого бесстыдства Иван ещё не видел и впал в тихую прострацию, забыв обо всем на свете, зависнув во времени и пространстве. В темноте осенней ночи, как в тумане, перед ним проплывали лица заморских красавиц, то раздваиваясь, то удаляясь, то вновь приближаясь. Он реально почувствовал волнующий запах их тел и волны жара, исходящие от них.
Они дурманили и опьяняли. Иван на минуту прикрыл глаза, мысленно уже прижался к одной из красоток и хотел уже задушить её в своих объятьях, зацеловать, затискать, но, открыв глаза, совершенно неожиданно обнаружил перед собой усатое лицо разводящего, сержанта Груздева. Лицо его было жестким и злым:
-Спишь на боевом посту?
- Никак нет, товарищ сержант.
- Я что, слепой по-твоему?
- Никак нет. Не спал, товарищ сержант. Задумался маленько, товарищ сержант.- С кем ты воевал тут? На первом посту слышали, ты орал: «Стой, кто идет!»
- Померещилось, товарищ сержант, тут вот какая история.
Но сержант уже и сам заметил журнал, который Иван прятал за спиной.
- А это что?
- Что спрашиваю?! Откуда в Советской армии у часового голые бабы? Полистав журнал, сержант немного подобрел, но с нескрываемым удивлением смотрел на рядового.
- Ты в своем уме, Оглоблин. Откуда это? С неба упало?
- Так точно, товарищ сержант, с неба. Может с самолета кто скинул?
Сержант Грудцев зевнул и уже спокойней проговорил:
- Тебя самого в детстве с самолета не роняли? Ты че мне мозги пудришь. Ладно, до смены полчаса осталось, дежурь и не вздумай глаза жмурить, в караулке поговорим.

           Сержант Дмитрий Грудцев весной должен был уволиться в запас и к службе относился с не таким рвением, как раньше. Когда плотная фигура разводящего скрылась за периметром поста, Иван Оглоблин облегченно вздохнул. По вспотевшей спине пробежал холодок.
          Сержанта Грудцева он хорошо запомнил с первого месяца своей службы. Тогда за опоздание в строй он получил свой первый наряд на работу. По окончанию вечерней проверки нарядчики вышли из строя. Старшина определил объем работ: двое бойцов- на туалет и трое – на взлетку (пол в казарме)  Пол в казарме драили сапожными щетками с мылом и натирали мастикой. К трем часам ночи работу закончили, но докладывать командиру взвода не стали, постеснялись будить. Сержант Грудцев спал с краю на одноярусной койке и мощно похрапывал. На следующий день, на вечерней проверке, старшина вновь дал команду:
- Вчерашние нарядчики выйти из строя.
Когда они вышли, спросил:
- Во сколько закончили натирку полов? Так, хорошо, в три часа. Почему не доложили, командиру взвода? Зарубите себе на носу, о выполнении задачи следует немедленно доложить командиру взвода и только с его согласия команда отбой. Так что наряд на работу повторить. Снова, до трех ночи натирание полов. Взлетка казалась бесконечной. Хотелось заснуть тут же, прямо на полу казармы. На этот раз, закончив работу, разбудили командира взвода. Сержант натянул спортивные штаны, вытащил из пачки беломорину, но прикуривать не стал. Молча прошел через всю казарму и вынув чистый платок провел по поверхности пола. Внимательно изучив платок, сказал только одно слово:
- Повторить!
Повторяли до самого подъема и вместе со своим взводом побежали на зарядку.

         В караульном помещении было тепло и относительно уютно, пахло оружейной смазкой и хлоркой. Оружие в пирамиду и целых два часа отдыха, но в комнате отдыха его уже поджидали.  Разводящий, младший сержант Каретин, листал злополучный журнал. Толи от жары, толи от увиденного, лицо его было покрыто красными пятнами. Сержант Грудцев, не предложив Ивану сесть, задал первый вопрос:
- Давай, герой, рассказывай всё по порядку. Ты что, посылку получил? Откуда у тебя журнал?
Рядовой Оглоблин не знал, как объяснить, что это было на самом деле и промычал что-то не членораздельное. Грудцев продолжил:
-  Ты хоть понимаешь, что будет, если командование узнает про журнал, тем более в карауле на боевом посту. Не надо здесь мычать или блеять, давай на чистоту. Откуда журнал?
Сержант продолжал, называя Оглоблина по имени:
-  У тебя, Иван, все по службе идет ровно пока, но этот журнал может здорово подпортить тебе репутацию. Начальник караула, капитан Зыков, пошел проверять посты.
-У нас есть двадцать минут для принять решения. Есть два варианта. Первый: докладываем начальнику караула о твоем поступке, и сразу ляжет пятно на весь караул. Он непременно побежит докладывать в политотдел. Уверен, шуму будет много. И второй вариант. Не выносим сор из избы. Не было никакого журнала и все шито-крыто. Но для этого мы должны знать, что, кроме нас, о существовании журнала никто не знает. Ты понимаешь, солдат, о чем я тебе толкую? Так вот, ответь мне честно, кто ещё видел журнал?
Оглоблин хотел сказать «честное комсомольское», но вырвалось:
- Мамой клянусь, товарищ сержант. Простите Бога ради, никто не видел, могу перекреститься.
- Ладно.
В голосе Грудцева появились теплые ноты:
-Но, если ты нас подведешь, могу пообещать тебе, Ваня, до конца твоей службы регулярную половую жизнь на взлётке и ежедневный кросс три километра с полной выкладкой. Договорились? Тогда сегодня же журнал уничтожаем методом сжигания - и концы в воду.
Так решили три взрослых мужика и в знак полного одобрения пожали друг другу руки.  Но на этом история не закончилась…

         После отбоя в каптерке третьей роты горел свет. Старослужащие, а их в роте было шестеро, отмечали возвращение с отпуска младшего сержанта Талдыкина. На столе были орехи, сухофрукты, банка тушенки и грелка с чачей. Младший сержант Сбруев с интересом рассматривал вражеский журнал, который давно должен быть уничтожен методом сжигания. Толи от крепкой чачи, толи от картинок в журнале, лицо его на глазах покрывалось красными пятнами, прыщи на его физиономии оставались белыми, как побитые градом, на лбу выступили капли пота.
          Попели под гитару дембельские песни, сержант Грудцев плеснул в кружки и взял слово:
- Ну что, жертвы полового воздержания, скоро, совсем скоро мы с вами выйдем за ворота воинской части. Давайте выпьем за настоящих мужиков, которые второй год держат роту в образцовом порядке. Уверен, что и в гражданской жизни мы останемся хорошими друзьями и товарищами.
          Выпили, закусили, пошел неторопливый разговор о женщинах, о дембельских альбомах, о парадках, о том, как прогладить сапоги и укоротить шинель … Было предложение отрезать кусок красного бархата от занавеса в солдатском клубе для оформления альбомов. Журнал решили разделить на шесть частей и сделать красочные вставки в альбомы. Было предложение украсить дембельские фуражки: внутри фуры, по центру донышка тульи, аккуратно вшивается запакованная в пленку шикарная дива в полном бесстыдстве.   Потом засомневались, с такими фурами вряд ли выпустят за пределы части.

Часть 2.  Майор Телегин.

Дежурный по управлению, майор Телегин, битый час принимал доклады дежурных по войсковым частям. Обычная рутинная работа: записывать номера частей, время доклада, количество автомашин, находящихся в рейсах. Он уже дал команду помощнику заварить чайку покрепче и приготовился стойко переносить трудности и лишения воинской службы.
К своим сорока, Игорь Михайлович - закоренелый холостяк, выглядел моложаво и даже браво.  За пятнадцать лет службы в политотделе износиться не успел, любил бумажную работу, рыбалку и женщин. Он был высок, хорошо сложен и физически крепок. На его загорелом лице, с синими глазами и высоким лбом, часто и подолгу, задерживали свой взгляд красивые женщины.

Он не любил серьезные отношения, но довольно долго жил в гражданском браке с заведующей ресторана «Звездочка», правда, безо всякого интереса, а больше уделял внимание молодым официанткам. Он был невероятно увлекающейся натурой. Рыбалку он любил ничуть не меньше чем женщин. На лодочной станции, одним из первых, построил такой гараж, что к нему ходили, как на экскурсию. Двухъярусный, бетонный с баней и комнатой отдыха, был оборудован по последнему слову комфорта с холодильником, телевизором, диваном и кондиционером. Напротив гаража у него был свой причал и рельсовый путь, по которому лодка заезжала в гараж. В холодильнике всегда было чем перекусить. Сам Игорь уважал хороший коньяк, но для друзей держал хорошую водку, для женщин имелось шампанское.

Когда доклады закончились и крепкий чай взбодрил голову, майор достал из дипломата детектив, и поудобней расположился в кресле. В два часа ночи позвонили с коммутатора:
- Товарищ майор, водитель дежурки просит разрешения съездить на заправку. Что ему сказать?
Дежурный отложил книгу и зевая ответил:
 - Знаю, на какую заправку они ездят. Пока всех земляков не проведает не вернется. Сейчас вместе поедем, заправимся и по частям проскочим.

Спит личный состав, спит сном крепким и могучим. В казарме пахнет потными портянками и переваренным черным хлебом. Дневальные на тумбочках закатывают глаза, тренируются спать стоя с открытыми глазами, спят же лошади стоя.
Дежурный по управлению не спеша заехал в несколько подразделений и уже на выходе с солдатского городка обратил внимание на негромкие звуки из окна расположения третьей роты.
- Разговор и гитарный перебор в три часа ночи, это непорядок, - решил дежурный. Когда, стараясь не шуметь, зашел в роту,  дневальный от испуга и удивления так и замер с открытым ртом. И старослужащие не поверили своим глазам, когда незнакомый майор, с повязкой «дежурный по управлению», улыбаясь спросил:
 - Че, мудаки, без меня все выпили?
Понюхал грелку и обратил внимание на красивый журнал, лежащий на столе. Пока сержант Грудцев пытался объяснить ситуацию, дежурный по управлению послал дневального за дежурным по части, а сам с интересом рассматривал картинки. У дежурного по части капитана Дубинина на правой щеке остался отпечаток наручных часов, видно спал, положив под голову руку, но вид был бодрый и решительный.
- Бардак у тебя, капитан -сказал майор, пожимая капитану руку.
- Пьянствуют твои сержанты. Тебе принимать решение. Сочтешь нужным арестовывать, пришлю комендатуру, но мой тебе совет-уложи их спать, иначе завтра командовать будет некому.
          Этот интересный журнальчик, пожалуй, заберу для изучения в политотделе.

Часть 3.  Полковник Топорков

Был не то вечер, не то утро, не то просто пасмурный день. Александр Иванович Топорков ушел со службы пораньше, чтобы поработать дома. В халате и тапочках сидел в кресле и пил кофе. Он редко брал домой документацию, но приближалась партийная конференция и ему надо было выступать с докладом. На столике лежали папки с материалами по итогам учебного года и анализом воинской дисциплины управления. Ему, как начальнику политического отдела, было ясно, что дисциплина в воинских частях становилась все хуже и хуже. Участились случаи самовольного оставления части. Молодые офицеры не хотят служить на отдаленных точках, где нет элементарных бытовых условий. Приказы, распоряжения, формуляры, доклады – эта бумажная возня занимала все рабочее время.

Александр Иванович тяжело поднялся с мягкого кресла, открыл сервант и осторожно взял с полки хрустальную рюмку. Достал из бара бутылку темного стекла и аккуратно налил чуть больше половины. Хороший коньяк он любил пить теплым, не спеша, подержав во рту и закусив кусочком шоколада.

        Был он еще не старым мужиком, среднего роста и крепкого телосложения, но от нудной кабинетной работы рано располневший. На постоянно серьёзном лице его орлиные глаза видели сквозь землю и имели ко всему свой интерес.Они казались злыми и неприступными. Все знали и говорили, или вернее шептали, что начальник политотдела-зверь, что спуску никому не дает, ничем его не разжалобишь. Вид у него был очень серьезный и разговаривал он жестко.

Никто бы никогда не поверил, что на самом деле он был человек добрейший и очень боялся, что его раскусят и делал всё, чтобы от одного его взгляда падали в обморок. Иногда ему хотелось пожалеть проштрафившегося солдата или офицера, но очень боялся, что пронюхают о его доброте и наказывал на полную катушку. Но и у него была одна маленькая слабость, очень распространенная среди руководства, он очень любил хорошую музыку и красивых женщин.

  Коньяк, почти всегда, задевал душевные струны и Александр Иванович задумался:
- Все у меня есть: кабинет, кресло, квартира с сортиром, паёк-жри не хочу, а такая скука грызет. Посмотришь, как люди живут, какие женщины: гладкие, красивые, а чё вытворяют… Тут ещё этот журнал Телегин притащил. Эх, тоска, да и только. Какие там женщины, не пером описать, не в сказке рассказать, голова кругом идет.

После второй рюмочки он начал ходить по комнате жестикулируя и, остановившись перед большим зеркалом, смело посмотрел себе в глаза:
– Ну, что уставился. Ты же тридцать лет по струнке ходишь, боишься шаг в сторону сделать.  Живи как человек, как совесть подсказывает. Хочешь сделать доброе дело-сделай, хочешь врезать кому-то в рыло-врежь, зайди в буфет пива кружку выпей. Да, завтра напишут, но сегодня ты будешь знать, что жил человеком.
-Все, хватит себя истязать. Он включил стерео проигрыватель и поставив пластинку своего любимого Шопена,  упал в кресло и закрыл глаза.

Грустная мелодия и шум осеннего дождя плавно перенесли его в то состояние, когда все печали уходят на второй план. Он словно выбрался из застойной трясины и глотнул чистого воздуха. Бесцветный мир засиял новыми красками и в этом волнующим море он увидел широко распахнутые серые глаза своей новой секретарши Тамары Андреевны.

Когда он впервые увидел её, то остолбенел, так она была похожа на Марику-героиню старого фильма «Девушка моей мечты». Тогда он был почти ребенок, учился в восьмом классе. Вместе с товарищем они сумели проскочить на взрослый сеанс музыкального фильма. Тогда он увидел чудо, которое невозможно передать словами. Австрийский карнавал на берегах Дуная. Он мог бесконечно смотреть этот фильм. Убегал с уроков, чтобы днем, когда меньше народу, уговорить билетершу продать ему билет.
Его бывшая секретарша Элеонора Викторовна, высокая худая женщина в больших очках и строгих консервативных взглядов, неожиданно забеременела. Она же предложила на своё место женщину с хорошей репутацией. У Тамары Андреевны были все допуски для работы с секретной документацией, единственный минус-она была не замужем, но отдел кадров утвердил её кандидатуру. С этого момента закончилась спокойная жизнь для полковника Александра Ивановича Топоркова. Он безнадёжно влюбился.
Подавая документы на подпись, она прижималась к нему своей точеной ножкой, он терял разум и забывал где ставить подпись. От неё всегда пахло земляничным мылом, совсем близко он видел две родинки на красивой шее. Так хотелось прикоснуться к ним губами. Широко распахнутые серые глаза, были совсем рядом и, он боялся заглянуть в них, боялся упасть в эту бездонную пропасть.

          Природа была щедра и наделила её упругим здоровым телом, золотистой кожей, длинными ногами и завораживающим бюстом. На работе она старалась делать строгое лицо, но её пухленькие губы нет, нет сами расползались в улыбке, демонстрируя удивительной белизны зубы.

          Александр Иванович уже хотел налить третью, но в комнату неожиданно вошла супруга, Наталья Николаевна, дородная, крупная женщина, не лишенная привлекательности. Она сморщила напудренный носик, нахмурила нарисованные бровки и недовольно сказала:
- Саша, здесь коньячком пахнет. Что у нас за праздник? Мог бы и мне предложить. Это так гадко пить одному.  Мы с тобой последнее время так мало разговариваем, ни в кино, ни в гости давно не ходим, да и к нам уже никто не заходит. Ты приходишь поздно, вечно озабоченный, то у тебя конференция, то партийное собрание, а я у тебя в роли домохозяйки, подай-принеси. Могли бы, хоть дома вечер провести, поговорить по-человечески.
         Кстати, ты рассказывал журнал у вас появился интересный, мог бы и мне показать.
Тут Александр Иванович осознал, какую глупость он вчера сморозил, да разве  можно было жене про журнал рассказывать. Он попробовал выкрутится:
       -Натуся, - как можно ласковей сказал он, - ты, как ребенок, в самом деле. Всё это пошло и гадко. Там сплошной разврат, такую гадость и в руки брать мерзко. Такую литературу специально забрасывают в подразделения, чтобы разложить дисциплину изнутри. Сейчас проводим служебное расследование. Уверяю, мы найдем виновных и накажем по заслугам.

         Он еще долго говорил, объяснял, но слишком хорошо знал свою жену, это не та женщина, которой вешают лапшу на уши. Она медленно опустила к нему на колени свой роскошный зад, обвила его шею руками и прошептала:
- Сашулечка, миленький, ты помнишь, когда ты был лейтенантом, мы до утра изучали камасутру. Мы молодые были, а сейчас мы уже старые? Неужели ты не хочешь сделать своей Наточке приятно. Сашенька, миленький, оказывается можно прожить жизнь и не знать, что такое разврат, поэтому я хочу одним глазком, один раз посмотреть этот гадкий журнал. Полковник понял, что сам Наполеон не устоял бы против такой атаки. И он сдался:
- Ну ладно, ладно, пусть будет, по-твоему. Сейчас я поработаю пару часов, а вечерком прогуляемся с тобой до управления. Я забегу и возьму журнал. Договорились?
Наталья Николаевна согласилась и горячо поцеловала супруга в лоб.

Часть 4.  Лёгкий флирт.

Кабинет Игоря Михайловича Телегина располагался рядом с приемной начальника. Ближе к вечеру он зашел в приемную и попросил Тамару сегодня задержаться, немного попечатать. Он готовил завтрашний доклад для шефа на партийную конференцию. Положив на столик секретарши шоколадку «Аленушка», он как бы случайно забыл злополучный журнал. Тамара согласилась поработать и сразу позвонила кому-то, чтобы к ужину её не ждали.

         Минут через двадцать Телегин пришел уже с проектом доклада, но секретарша не услышала, как он вошел. Тамара увлеклась изучением журнала и очнулась только тогда, когда Игорь Михайлович положил на её плечо свою сильную руку. Она засмущалась и быстро закрыла журнал.
- Хорошие картинки - спросил он.
- Простите меня, Игорь Михайлович, но я ничего подобного в своей жизни не видела - краснея, ответила она.
Телегин, улыбаясь, предложил:
-Тамара Андреевна, составите мне компанию, давайте выпьем по рюмочке коньяка?
Она смутилась ещё больше и сказала, что она больше любит сухое вино. Пришлось Телегину прочитать небольшую лекцию о целебных свойствах Армянского коньяка.

Они расположились на большом диване. Игорь достал две рюмки и тонко порезал лимон, постелив на стол какой-то бланк. Первый тост выпили за дружбу, второй за любовь. После третьей рюмки они листали журнал уже вместе, а после четвертой она сидела у него на коленях, а его волосатая рука шарила у неё под юбкой.
 Вдруг, Игорь Михайлович резко вскочил и театрально воскликнул:
- Нет, вы лучше, вы краше всех этих женщин! Я умоляю вас, разденьтесь!
- Совсем? – переспросила Тамара.
- Совсем, дорогая моя. Я убежден, вы намного лучше их!
Когда она разделась, он стоял перед ней в форменной рубашке с погонами и голый ниже пояса. Она пыталась расстегнуть ему пуговицы на рубашке, но он решительно сказал:
 – Нет, я на службе. И вы, Тамарочка, на службе. Прошу одеть вот это. Он открыл шкаф и снял с вешалки рубашку с полковничьими погонами.

           Что было потом подвластно только перу Мопассана. Тамаре хорошо запомнилась качающаяся люстра на потолке и скрипучий диван, до боли содравший кожу на спине. Потом были стоны и чей-то отчаянный визг, потом догадалась, что визжала она сама.

Часть 5. Прелюдия Ми–минор.

После ужина супружеская чета Топорковых не спеша прогуливалась по осеннему городу. Было тихо, молчаливые тополя стояли навытяжку, на ясном вечернем небе загорались первые звезды. Полковник увидел свет у себя в приёмной и спросил дежурного сержанта:
- Почему горит свет?
Дежурный ответил:
- Майор Телегин работает, товарищ полковник.
- Молодец майор, на него всегда можно положиться, этот не подведёт. - Про себя подумал Александр Иванович.
- Подожди меня, Наташа, я быстро спущусь.
Легко через две ступеньки взлетел наверх. Через минуту наверху громко, как выстрел, громыхнула дверь.

Полковник спускался по лестнице, как пьяный, раскачиваясь из стороны в сторону, ничего не видя перед собой. Челюсть его дрожала, лицо покрылось красными пятнами. Сержант открыл перед ним дверь и полковник, никого не замечая, вышел на улицу. Наталья Николаевна догнала его и спросила:
- Саша, что стряслось?
Ей показалось, что наверху прозвучал выстрел. Александр Иванович шел молча, губы его тряслись:
-Саша, не молчи, скажи мне, что произошло?
- Ты убил кого-то?
-Нет, это он убил, убил девушку моей мечты.

Они дошли до своего дома. Александр Иванович стонал и держался руками за голову. Наталья Николаевна видела, как ему тяжело и заставила его сесть на лавочку:
- Давай посидим, успокоимся. Ну расскажи мне, наконец, что произошло в кабинете. Не молчи, успокойся и расскажи.

         Он несколько минут молчал, словно решаясь на подвиг, потом заикаясь вымолвил:
- Я бы его застрелил. Да, я готов был убить этого мерзавца, этого циника, эту сволочь, змею, которую я пригрел на своей груди.
         Наташенька, так со мной никто не поступал. Ты понимаешь, на моём столе, в моей рубашке он, эту дрянь…
Проглотил комок, мешавший ему говорить и положил руку на сердце:
- Как жить, скажи мне, как жить после этого.

         Наконец-то до Натальи Николаевны начала доходить суть произошедшего. Губы её задрожали, голова затряслась и, она воскликнула:
- Подлец, негодяй, мерзавец, этого я ему не прощу никогда. Ну я ему устрою, ведь он мне обещал…
Она вскочила и почти бегом направилась в сторону штаба. Пробежав половину пути, остановилась и громко зарыдала.

Было уже поздно, а может слишком рано. Осень отсчитывала свои последние деньки. По притихшей, безлюдной улице шла и рыдала уже не молодая женщина. Она не вытирала слёзы, они текли ручьём и капали на холодный асфальт. Женщина повторяла одни и те же слова:
- Как ты мог, Игорь, ведь ты же мне клялся?
Наверное, ей было очень тяжело, в эту ночь она потеряла свою последнюю любовь.
         Александр Иванович ждал супругу на лавочке. Он вытер своим платком слезы на её лице, обнял и сказал:
- Наташа, не переживай ты так, не стоит он того.

Был понедельник, а может вторник, какая разница, если на земле стояла осень. Большой дом спал, только одно окно светилось на втором этаже. На столе стояли две рюмки и бутылка тёмного стекла. В комнате было двое. Тихо звучал Шопен. Мелодия разливалась по комнате, было сладко и одновременно жутко, под эту музыку закипали и поднимались к глазам слезы.

Александр Иванович считал себя знатоком человеческих душ, всю сознательную жизнь он посвятил воспитанию людей. Конечно, он немного завидовал своему помощнику, майору Телегину. Тот все успевал, ему было достаточно пятнадцати минут, чтобы познакомиться с женщиной. Писали на него, жаловались. С него, как с гуся вода. Отвечал всегда одно и тоже:
- Легкий флирт, товарищ полковник.
Что ты ему сделаешь? Женщина забеременела, а у него легкий флирт. Бывает и взрослые люди беременеют.

          В работе Телегин молодец. Голова золотая, если бы не залеты, быть бы ему давно в главке. Полковника вдруг пронзила внезапная зависть к этой чужой, мимолетной жизни, которая была ему не доступна. К сожалению старость красоты не добавляет. Внутри его закипела злость. Как эта бестия, его секретарша, так его подставила, в его-то возрасте, при его положении. Она обманывала меня с кем угодно и где угодно. А эта развратная улыбка, которая не сходила с её лица. Она смотрела на мужчин таким откровенным взглядом, будто отдавалась каждому из них. Это приводило его в бешенство, теперь он понял, такова была её природа. Ничего с этим не поделаешь, нужно с этим мириться. Теперь у него не было ни чувств, ни желаний, душа его высохла и свернулась осиновым листом, кровь замерла и надломилась коренная жила на которой держалась душа.  Гулко и часто застучало сердце, он успел подумать:
- Как просто-то, все, Господи.
Ему стало не хватать воздуха, комната покачнулась и, он опрокинулся в бездну. Скорая приехала быстро.

Наталья Николаевна уже не плакала и не пила коньяк, сидела одна и отрешенно вспоминала свою жизнь. Они давно спали раздельно. Время, когда она засыпала у мужа подмышкой, прошло безвозвратно. С ним было надежно и спокойно, но в мечтах ей грезился другой. Увидев первый раз Игоря, она задержала свой взгляд на его крепкой фигуре, как будто вылитой из бронзы и однажды он протянул ей руку. Вот тогда она испытала настоящий восторг, такого она ещё не испытывала в своей довольно насыщенной жизни. Редкие встречи были как праздник. Она ждала и мечтала о тех счастливых днях, когда муж уедет в очередную командировку. Сколько их было этих встреч, можно по пальцам пересчитать. Она помнила каждую минуту, когда была с Игорем и готова была за него умереть. А он? Он и не думал скрывать свои связи, жил по своим правилам. На что она надеялась и, сама не знала. 

Пока начальник политотдела лежал в госпитале его обязанности исполнял майор Телегин. Он блестяще выступил на партийной конференции и через два дня его вызвали в Главк. В Москве он пробыл недолго. Управление по итогам учебного года заняло первое место и было награждено почетной грамотой МО.
        Телегин и ещё несколько офицеров досрочно получили очередные офицерские звания, а управление переходящее красное знамя МО. Был повод отметить. Но, по возвращению в часть Игорь Михайлович первым делом навестил своего начальника в госпитале.

В приемном покое ему выдали белый халат и проводили в одноместную палату, где лежал полковник. Игорь Михайлович представился, как положено по уставу:
- Товарищ полковник, подполковник Телегин. Представляюсь по случаю получения очередного звания.
Он стоял на вытяжку, ожидая реакции начальника политотдела.
        Александр Иванович довольно проворно поднялся и протянул ему руку со словами:
- Хорош козырять. Вижу, что подполковник. Садись, обмыть бы надо, звание то?
Телегин заметил:
- Так запрещено же, обмывать, товарищ полковник.
Начпо ухмыльнулся:
 - На службе может и запрещено, в больнице можно.

         Тогда Игорь поставил на стул дипломат и извлек из него коробку конфет, два апельсина и бутылку темного стекла. Полковник крякнул:
- Ну, Телегин, далеко пойдешь, -подумав добавил- если бабы тебя не кончат.
Александр Иванович сам открыл бутылку и налил себе чуть-чуть, Игорю побольше:
- Думаю день, от силы два, проваляюсь, надоело безделие. Расскажи, как там Москва, что там в Главке про нас говорят?

         Они не успели выпить, как в палату вошел начальник кардиологического отделения подполковник Котов. Его красивое дородное лицо выражало удивление, но не возмущение. Присев на край кровати больного, он взял его руку и глядя на свои часы померил пульс и сказал:
-Александр Иванович, при всем уважении к вам, пятьдесят грамм не больше, говорю не как врач, а как старый друг.
Начальник политотдела рассмеялся:
- Если друг, давай, поддержи компанию. Что, слабо!
- Почему слабо, насыпай, я все равно домой собирался.
Они чокнулись, выпили, закусили апельсином и вдруг доктор сказал:
- Там за дверью девушка ждёт, к тебе, наверное, Александр Иванович?
Телегин встал и обращаясь к полковнику сказал:
- Александр Иванович, вы, наверное, знаете, что родителей моих уже нет на белом свете, вы у меня как отец родной. Извините, если что не так, но мы с Тамарой просим у вас благословения.
          Телегин открыл дверь и в палату вошла она. Покрасневшая и смущенная, легкая, красивая-та, которая снилась полковнику во сне. Начальнику политотдела нельзя было волноваться, но губы его задрожали, он встал, обнял Игоря и Тамару:
- Ну что ж, дети мои, буду любить вас, как своих детей. Совет вам да любовь!  А ты, Игорь, со свадьбой не тяни, а то отобью у тебя красавицу. Пока начальник политотдела заканчивал речь, а говорить он любил, доктор Котов разливал коньяк. За окном был вечер, а может уже утро, какая разница, за окном была осень.