Немчиновка 44

Двенадцатого июля Агата с больной ногой лежала на кровати в своей комнате, когда услышала, как Катерина собирается к знакомой на 2ую Запрудную и просит Дениса остаться с дочерью. Закутавшись в одеяло, Агата притворилась спящей. Денис заглянул в комнату, убедился, что она лежит тихо и вышел. Агата высунула голову из своего гнезда. Раздался звук открывающейся на веранде двери шаги, удаляющиеся в сторону заднего двора, где Денис любил проводить вечерние часы.
Агата тут же выбралась из-под одеяла, открыла окно и вылезла на улицу, велев Джокеру ждать её в комнате. Ключи от ворот у неё имелись. Тёплый асфальт напротив дома манил Агату присесть, но, поглядев вправо, она увидела, как Игорь идёт к верхнему концу Запрудной, а за ним спешит Катерина. Сердце Агаты пропустило несколько ударов, а потом заколотилось так бешено, что у неё потемнело в глазах. Она поспешила вслед за родителями. Большая рваная рана на ноге не позволяла ей передвигаться быстро. Нога плохо гнулась, и приходилось переставлять её неестественными движениями, напрягая поясницу.
Когда Агата поравнялась с домом Алексея и Анны, из ворот вышла его хозяйка.


– Привет, Агата!
– Здравствуйте, тётя Аня!
– Куда это ты собралась?
– Погулять.
– Гулять… – Анна с сомнением взглянула на перебинтованную Агашину ногу. Бинт в середине побурел то ли от тихо сочащейся крови, то ли от щедро вылитого на рану йода. – Нога-то как?
– Нормально, заживает, – соврала Агата.
– Слушай, ты ведь любишь читать, правильно? – Анна попыталась улыбнуться искренней улыбкой, и это ей почти удалось.
Агата кивнула.
– Моему Владику сейчас пять, посоветуй ему что-нибудь. Я в книгах ничего не понимаю.
– «Волшебник Изумрудного города», –– сказала Агата первое, что пришло на ум. Она с беспокойством увидела, как Катерина завернула за угол 3тьей Запрудной.
– Кого ты там высматриваешь?
– Никого.
– Тогда назови ещё.
– Клайв Льюис «Лев, Колдунья и Платяной Шкаф», Джоэль Харрис «Сказки дядюшки Римуса», сказки Гофмана, Туве Янссон про Муми-троллей.


Они проговорили несколько минут. Тётя Аня интересовалась, как себя чувствует Катерина, где Денис («Он всегда у вас ночует?»). Лицо Агаты кривилось, пальцы теребили края кофточки.
– Тётя Аня, извините, мне надо идти.
– Ну, иди, иди… – задумчиво произнесла Анна, разглядывая Агату с ног до головы.
Агата проковыляла вперёд, оглянулась и крикнула:
– Только не читайте детские рассказы Льва Толстого. Лучше Григория Остера возьмите, Владику понравится!
Анна засмеялась, а потом серьёзно сказала:
– Ты вырастешь очень красивой, Агата. Все мальчики будут твои!


Агаша покраснела от удовольствия и пошла дальше. Она не берегла ногу, и в конце 3ьей Запрудной та не только заныла, но ещё и зачесалась. Почесать кожу под бинтом было нельзя, так что, стараясь не обращать на зуд внимания, Агаша упорно тащилась вперёд. 


Она очень разочаровалась, когда, завернув за угол, не увидела ни отца, ни матери. Вообще дорога была пустой и тихой, ни одного велосипеда или автомобиля. На втором этаже дома напротив заброшки мелькнуло в окне и исчезло чьё-то лицо. Агата всё-таки решила дойти до поворота на 2ую Запрудную в надежде обнаружить родителей там, но едва поравнявшись с заброшенным участком, она заметила в кустах Игоря. Красный, сердитый, нервный, он курил сигарету. Агата остолбенела, сердце бешено колотилось. «Не зевай! Здесь никого нет. Вот сейчас момент для разговора! Воспользуйся им!» Эти слова сами собой рождались внутри мозга, словно кто-то посторонний вкладывал их в голову с какой-то мутной целью.
Цепляясь бинтами за малинник, Агата пролезла на заброшку. Игорь оторопело посмотрел на неё, будто видел впервые в жизни. Агате показалось, он кого-то ждёт.


– Привет, – сказал Игорь и, попятившись, опустился на качели.
Правда, тут же спохватился и встал.
– Покачаться пришла? А я уже ухожу.
Он действительно направился в сторону малинника, на выход с территории.
– Не могу я качаться, меня на качелях тошнит… подождите… – крикнула Агата, не узнавая звука собственного голоса. Про себя она прошептала: «Подожди…»
Игорь раздражённо обернулся и вопросительно взглянул ей в лицо.
– Можно с вами поговорить? – сказала Агата, умирая от страха.
Нервно усмехнувшись, Игорь выпустил изо рта облачко дыма.
– И ты туда же? Поговорить? Даже не представляю, что интересного я могу тебе сообщить.
– Вы… ты… – лепетала Агата.


Игорь продолжал смотреть на неё с равнодушной усталостью. Воздух вокруг застыл, и застыла на деревьях листва. Стучало в висках, стучало в сердце, глаза заслезились, в ране на ноге что-то задёргалось, будто кто-то хотел крючком извлечь из ноги куски мяса. Агата собрала все возможные силы.
– Вы… вы… мой папа… я знаю! 


Полминуты они молчали. Над головами у них, раздражённо каркая, завозилась ворона. Несколько сучков упали рядом с качелями. В кустах, шелестя сухими листьями, пробежала мышь. Игорь сделал несколько шагов, приближаясь к Агате, слегка ударил костяшками пальцев по перекладине качелей, извлекая глухой металлический звук, отозвавшийся чем-то похоронным.

   
Игорь докурил сигарету, бросил окурок под ноги и раздавил, попутно уничтожив несчастный пучок подорожника. Усевшись на качели, он сделал ртом «пф-ф-ф». Агата стояла перед ним неподвижно, хотя внутри у неё всё дрожало. Откуда-то появилась уверенность, что сейчас в её жизни, как и в жизни Игоря случится что-то важное. По дороге проехал велосипедист с радиоприёмником, из которого донеслось что-то бодрое, и вновь стало тихо. Наконец Игорь заговорил.


– Кто тебе это сказал? – Он старался произносить слова как можно более буднично.
От волнения Агата не нашла сил ответить.
Тогда он ответил сам:
– Мама, надо полагать.
– Это неважно, – выдавила Агата.
Она, конечно, не стала сообщать Игорю про попытки проникнуть в Хроники Акаши, про последнее видение, чётко показавшее, какая жуткая ссора произошла однажды между матерью и Игорем. Так страшно ссориться могли только очень близкие (или бывшие раньше близкими) люди. Посторонние не смотрят друг на друга с такой болью и возмущением, какие были тогда в глазах Катерины и Игоря. Боль – у неё, возмущение – у него.
– Ну да, разумеется, – скривился Игорь, отворачиваясь от Агаты, –– кто угодно мог быть информатором. Желающих тут полно. Только запомни: это враньё, байки, потому что у меня недоброжелателей много.
– Вы хотите сказать, что отказываетесь, что вы мне не…
– Не отец, – закончил за неё Игорь, – я вообще не хочу иметь детей. У меня их до сих пор нет, ты же знаешь.


Агата чувствовала, как земля под ногами накренилась, кровь била в ушах; очень горькое и жгучее ощущение зародилось посередине груди и начало подниматься к горлу. У Агаты перехватило дыхание.


– Вы… вы… врёте, –– едва выдавила она.
– Ха! – воскликнул Игорь презрительно. – Да это мать тебе мозги запудрила!
Черты лица Агаты вдруг исказились, словно по нему пошла трещина. Она заплакала.
Её слёзы раздосадовали и ещё больше раздражили Игоря, но он сделал над собой усилие и попытался говорить мягче:
– Слушай, ну перестань. Все дети, которым не повезло с семьёй, мечтают о хороших родителях. Я понимаю. Иногда мне самому хочется своих родителей поменять на других. А над тобой просто глупо подшутили, поверь.
Агата молча глотала слёзы.
– В жизни всегда чего-то не хватает. Денег, машин, роста, волос на голове (Игорь пригладил ладонями виски, где намечалась залысина), родственников. Последних, впрочем, бывает и слишком много. Но не всё, чего мы хотим, обязательно произойдёт или обязательно будет.
– Но вы же есть!


Игорь с тоской закатил глаза.
– Нет меня, забудь, сотри эту мысль из своих мозгов. Нажми Delete или Escape и выйди с этой страницы. Удали этот файл. Ты умеешь с компьютером обращаться?
Игорь хотел раздражённо сплюнуть, но сдержался.
– Понимаете, – униженно прошелестела Агата, – у всех подруг в школе есть папа. У всех, кроме меня. Только у Машки Кротовой тоже нет, но это потому, что он умер.
Игорь с надеждой ухватился за эту мысль.
– Вот и твой умер… скорее всего. Но чтобы не расстраивать тебя, кто-то наплёл, будто я…


«Что я нахрен несу», – подумал Игорь. Если бы он мог заранее предвидеть разговор, то придумал бы отговорки поприличнее, но девчонка застала его врасплох, да ещё и в тот момент, когда он изобретал способ в очередной раз не возвращать Сашке долг.
– Может, вы боитесь, что вам придётся давать мне деньги. Так мне ничего не нужно, – всхлипнула Агата, – просто я хотела, чтобы мы с вами иногда встречались.


Внезапно Игоря осенила дурацкая идея. Он вспомнил слышанное когда-то краем уха выступление психолога о важности отца для девочек. Отец – это, мол, первый мужчина в жизни дочери со всеми вытекающими. Игорь осмотрел Агату сверху донизу:
– Ты очень красивая девочка. Скоро у тебя появится мальчик, и ты забудешь эти глупости насчёт моего якобы отцовства. Перестанешь нуждаться в отце и всё.
Сладкое удовольствие от того, что Игорь назвал её красивой, быстро испарилось при виде холода в его глазах.
– Мне не нужен мальчик, мне нужен мой папа!
– Это тебе сейчас так кажется, но очень скоро… Ой, Агат, хватит, я тороплюсь, передавай привет маме.


Наверху, словно одобряя сказанное, громко каркнула ворона. Голосом, ставшим вдруг ещё ниже, чем обычно Агата сказала:
– Вы никуда не пойдёте.
Она подняла на Игоря потемневшие глаза, казавшиеся выпуклыми из-за наполнявших их слёз.
– Нет, ну правда, мне пора.


Игорь попытался встать, но не смог. В тот же миг качели задвигались. Сначала медленно, со скрипом, будто бы жалуясь на то, что их заставляют работать, когда они тут так долго и хорошо отдыхали. Качели сопротивлялись, однако какая-то власть мощнее, чем ржавчина и долголетний простой заставляла их подниматься выше. Игорь пробовал затормозить ногами. Безуспешно. Подошвы сандалий лишь шваркали о землю, растирая пыль. Внутри Агаты бушевала огромная вышедшая из берегов река. Она прорывалась сквозь тело, выплёскивалась и окатывала качели сверху донизу, подталкивая их к небесам. Агата хотела бы укротить этот поток, подчинить своей воле, и она старалась, только ничего из этого не выходило. Стихия вышла из берегов.


Качели взмывали всё выше, в их скрипе уже слышалась ярость, перемешанная с обидой.  Агата испугалась до тошноты. Усилием воли она снова попыталась замедлить движение механизма, и на какой-то миг ей показалось, что действие вполне удаётся, но через несколько секунд стало ясно: это самообман. Игорь закричал. Как он не мог покинуть сиденье, так и её взгляд не мог оторваться от злополучных качелей. Вот они достигли верхней середины круга вращения и замерли на пару секунд. Агата видела бледное лицо Игоря. «Белое, как бумага», – вспомнилось ей расхожее выражение. Впервые в жизни она убедилась, что это не преувеличение и так действительно может быть.


С душераздирающим скрипом качели ухнули вниз. Игорь что-то вопил, уже не стесняясь. У Агаты вдруг все чувства будто выключились. Она как бы отстранилась от происходящего. Вероятно, её организм дал защитную реакцию, чтобы не сойти с ума.  Какое-то холодное отчуждение накатило на Агату. Вспомнилось Игорево равнодушие на протяжение стольких лет, Катеринины слова «папа тебя не любит». Теперь Агата видела им прямое подтверждение. «Ненавижу, – прошептала она, – ненавижу». Игорь не услышал её шёпот.


С ещё большей силой и, казалось, с ещё большей амплитудой качели вновь взмыли к древесным вершинам.  Ворона с сердитым карканьем поднялась в воздух и полетела на другой участок («Так они каркают на кладбище, на могиле дедушки с бабушкой»). Качели второй раз застыли на самом верху и снова рухнули вниз.
На третий раз они вращались ещё быстрее. На четвёртый – всё закончилось. Игорь не удержался. Сиденье будто дало ему пинка и вытолкнуло в свободный полёт. Он падал молча и улетел далеко, прямо туда, где торчал из земли блестящий кварцевыми крупинками край камня. При падении левая рука Игоря вывернулась, клюв воронова черепа поднялся вверх и вонзился Игорю в висок. Впрочем, если бы он ударился лишь о землю, то это вряд ли бы его спасло. Сила, убившая его была слишком мощной. Называлась она "боль отвергнутого ребёнка". Боль, копившаяся годами.


Агата подошла к телу отца, присела на корточки. Она всё ещё находилась в ступоре. Осторожно дотронулась до немного оцарапанного плеча. «Первый и последний», – сказал чей-то голос у неё в мозгу. В первый и последний раз она имела возможность прикоснуться к отцу. Агате казалось, что она находится внутри какого-то отвратительного сновидения. Наверное, она сейчас лежит у себя на кровати, накрывшись с головой одеялом и спит. Ей душно, и поэтому приснился кошмар. Некоторое время Агата убеждала себя в такой вероятности, но слишком реальной была вокруг трава, и скрип всё ещё не остановившихся качелей, и ощущение не остывшей кожи под пальцами. На пальце Игоря она заметила кольцо. Сняла его медленно, надеясь: вдруг оно не настоящее, а всё-таки порождение сонного морока. Но это был твёрдый перстень в виде чёрного черепа ворона, на клюве сверкали три окровавленных бриллианта. Агата машинально, не задумываясь о смысле действия, положила его в карман.   


Ей почудилось, что кто-то приближается. Боясь поднять глаза, она следила, не появится ли на земле тень, не раздастся ли в тишине чей-нибудь голос, но всё вокруг молчало. Тем не менее загадочное присутствие ощущалось всё сильнее. Целый выводок мышей отчаянно ринулся прочь сквозь кусты. В воздухе потемнело. Агата оглянулась: не спрятался ли кто-нибудь за спиной. Никого, всего лишь облако набежало на солнце. Зажмурившись, она подняла голову, но не могла заставить себя взглянуть перед собой. «Открой глаза», – звучал в голове спокойный голос.
Агата послушалась и распахнула веки. Перед ней стояла призрачная девушка с подёрнутыми тиной глазами. Агата вскрикнула и прикрыла рот рукой. Девушка сделала ей знак: «Уходи. С ним теперь я». Зажав рукой перстень в кармане, Агата начала пятиться в направлении малинника. Через несколько шагов она развернулась и поковыляла с заброшенного участка настолько быстро, насколько позволяла больная нога. Выбравшись на дорогу, споткнулась о булыжник и чуть не потеряла кольцо. Уже не сдерживая слёз, Агата спешила домой, чувствуя, как от напряжения разошлись края раны, и медленно сочится из неё кровь. В комнате она бросилась на кровать, накрылась с головой одеялом. В ужасе слушала, как мать прибежала домой и звала Дениса на заброшенную территорию. Агату колотил озноб, постельное белье испачкалось и промокло от крови. Агата вылезла из кровати, села на пол и долго плакала.