Нерус

               

 Здоровенный кобель смутной породы, лохматый, словно он только что сожрал льва и натянул на себя его гриву, миролюбиво дремал возле своей будки. Подмосковное лето подходило к концу, и пыльные листья подорожника заполонили почти всю лужайку, отделявшую цепного пса от небольшого пруда, где местные пацаны ловили тритонов и бычков. Не официально хозяином собаки можно было признать Юрку Мормышку, внука сторожа и сторожихи, обитавших тут же, в доме, сложенном из белого кирпича, предоставленного им садоводческим товариществом в качестве бонуса за круглогодичною вахту. Собаку вроде и не боялись, особенно когда Мормышка болтался рядом, но каждый знал наверняка, что, попади он в зону досягаемости Неруса, так, собственно, и звали кобеля, тот непременно изловчится и заставит гладить себя за ухом, пресекая угрожающим рыком всякие попытки улизнуть. Особенно подолгу приходилось терпеть эту довольно неприятную экзекуцию тем, кто по каким-то причинам попадал Мормышке в немилость. Он всегда находил предлог не вмешаться. Однажды крупный мальчик по прозвищу Слонопотам простоял возле Неруса пару часов, не смея прекратить гладить его по спине. Комичность ситуации усугублялась тем, что все это время Слонопотам костерил Мормышку на чем свет стоит, а тот, боясь немедленной расправы, не знал, как правильно поступить. В создавшемся треугольнике страх каждого из его членов был примерно равносилен, и ситуация стала очевидно патовой. Наконец Юрка Мормышка собрался с духом и приказал собаке угомониться. Освобожденный Слонопотам некоторое время гонялся за Юркой под хохот и улюлюканье остальных ребят, пока, окончательно запыхавшись, не поскользнулся на коряге и не рухнул в тину, распугав лягушек.
 Все это очень интересно, но следует признать, что большое искусство с подозрением и недоверием относится к малым формам, вследствие чего рассказ о взаимоотношениях йовсара*  и десятилетних ребятишек едва ли войдет в литературные анналы. Зато судьба хитрого Юрки-Мормышки, безусловно, заслуживает нашего внимания.
 Восемь лет спустя, стоя в очереди призывников районного военкомата, будущий начальник безопасности банка вспоминал именно этот далекий августовский день, когда из приемной военкома выглянула девица лет двадцати пяти, одетая по гражданке и придерживая дверь одной рукой, спросила всех одновременно:
– Кто хочет уйти прямо сейчас, без документов и медосмотра? Есть одно место в команде!
Все дружно промолчали, и она, словно заранее уверенная в таком результате, без промедления захлопнула за собой дверь.
 – В Афган или в стройбат на север, – высказал мудрое предположение один из ожидавших своей очереди призывников.
 Юрка сделал шаг в сторону захлопнувшейся двери. Он не стал стучать или спрашивать разрешения зайти в приемную, рассудив, что, если его документы никого не интересуют, то и со всякими церемониями можно повременить. Уже через несколько дней он оказался в Шауляе и, пришив к Х/Б черные погоны, отстукивал морзянку. «Баки-те-кут; тире точка точка точка». Занятия в классе прерывались каждые два часа на небольшой марш-бросок от трех до пяти километров. Мокрые от пота, тяжело дыша, солдаты снова усаживались за парты. «Как-де-ла; тире точка тире». Тех, у кого не хватало слуха, немедленно отчисляли, некоторые специально запарывали тест, в надежде найти более спокойное место службы. Всего через две недели от взвода осталось меньше половины. Оставшаяся половина еле передвигала истерзанными от тесных сапог ногами, и кроссы временно прекратили. Неожиданно для самого себя Юрка поймал ритм и кураж, теперь он и еще один ботаник, все детство посещавший радиокружок, оспаривали первенство среди новобранцев.
 Потертости на ногах превратились в шикарные мозоли, которые не хуже конских копыт защищали мягкую плоть от любых неприятностей. Теперь рядовой Сорокин, хотя и не без труда, выбегал из двенадцати минут на трехкилометровой дистанции, таща на спине пятикилограммовый радиопередатчик. Привычка вторая натура. Сразу после учебки он оказался в составе ограниченного контингента советских войск, выполнявших свой интернациональный долг. Афганистан встретил вновь прибывших cрочников изнуряющим зноем палящего солнца. Физические нагрузки полностью прекратились. Оказалось, что бегать и даже много ходить не имело никакого смысла. Радиоузел находился в кунге, установленном на сто тридцать первом «зилке», и Сорокин просиживал часы своего дежурства, расстегнув гимнастерку и закинув ноги на стол. За первый месяц он набрал больше пяти килограммов, закурил, и, приведись ему вернуться в Шауляй, его легкие не выдержали бы и одного километра в хорошем темпе. Оставшиеся полтора года прошли без приключений. К концу службы Юрка заматерел, набрал мышечную массу, упражняясь на турнике и параллельных брусьях. Дыхание стало совсем коротким, но его вполне хватало для этих незамысловатых упражнений. Одним словом, парадный китель сидел на нем как влитой, и приглашение поступить на службу в милицию он получил в том же военном комиссариате, откуда два года назад сделал шаг в полную неизвестность.
 Став оперуполномоченным, Сорокин долго не мог привыкнуть к тому объему бумажной работы, который обрушился на него. От депрессии спасала хорошая зарплата и возможность иногда бесплатно прокатиться на такси. Все изменила техническая революция. Появившиеся в начале последнего десятилетия двадцатого века сотовые телефоны были для связиста словно громкоговорители, раскрывавшие любые секреты без всякой кодировки. Случись у Юрки-Мормышки родственные связи или просто наличие покровителя в высоких сферах, быть ему генералом – как пить дать. Времена были крутые, и решения принимались быстро. Когда в девяносто пятом году один за другим посыпались крупные и не очень крупные банки, он не раздумывая принял предложение от одного банкира, дела которого не вызывали особой зависти.
 Первым делом раскидав прослушку по всем акционерам и кредиторам, новый начальник службы безопасности принялся за должников. Сколотив две бригады из полупрофессиональных спортсменов, он отправлял их на переговоры, после чего внимательно изучал все стенограммы записей из кабинетов и с телефонов коммерсантов. Сразу обнаружилось два топ-менеджера банка, выдававшие кредиты по невозвратной схеме за откаты более чем в пятьдесят процентов. Из всех неплательщиков по-настоящему разорился только один фермер, у которого конкуренты подожгли коровник.
 Отложив папочку с его делом в сторону, Сорокин расписал план действий по лихоимцам. После нескольких показательных экзекуций в сторону банка потянулись ходоки из числа авторитетов и ментов с разными предложениями, которые в большинстве своем сводились к неправдоподобному нытью, что денег нет и надо просто подождать. Сам начальник безопасности никогда ни с кем не встречался, ограничиваясь просмотром записей со скрытых видеокамер встреч с агрессивно настроенными решалами. Всех обманщиков поджидали неприятные сюрпризы, и очень скоро за Юрием Вениаминовичем Сорокиным закрепилась нехорошая слава чародея и колдуна, от которого невозможно утаить никакие накопления, припрятанные на черный день.
Достаточно быстро банк восстановил утраченное было равновесие. Первая половина нулевых принесла много ценных, хотя и непрофильных активов. Оставленные на балансе, они начали высасывать деньги из банка, словно водяная помпа, и, распродавая их по своему усмотрению, Сорокин сумел еще больше улучшить свое материальное положение. Его семья переехала в многокомнатный особняк недалеко от Пироговского водохранилища. Дети посещали элитную школу, а летом обучались управляться с парусами. В яхт-клубе стояла шестидесяти шестифутовая яхта, готовая отплыть в любое время суток с командой из опытного капитана, механика, матроса и двух стюардесс. Все это как нельзя лучше соответствовало стандартам Dolce vita не постаревшего душой Юрки-Мормышки. И он совсем не расстроился, когда во время рыбалки узнал, что нерус – это весьма противный водяной червь…




Примечание*
Цепной пес ( Чеченский ).