***

                Маша и Надя
 
 Must be funny
 In the rich man’s world

Самый короткий день в году давно разменял свою вторую половину, и ранние сумерки вперемешку с дождем и снегом не способствовали пробуждению двух девиц, вернувшихся под утро из ночного клуба. Маша и Надя завалились спать сразу, как только переступили порог съемной двушки, не смывая макияж и не сняв колготок. В оправдание такой беспечности следует уточнить, что день был выходным, точнее это была суббота, и, согласно обрядам некоторых религий, девушки поступали абсолютно адекватно.
Образование каждой из них позволяло рассчитывать на чистую работу. Надя свободно владела английским и почти всеми немецкими наречиями, а ее подруга имела уровень «будочника» в арабском языке. Первый десяток лет после получения диплома каждая из них провела почти одинаково: весело и непринужденно порхая из постели в постель своих временных начальников. Обе они могли рассказать немало историй о любви с женатыми и неженатыми. Начинаясь по-разному, заканчивались эти связи почти всегда по одной схеме, не оставляя в памяти ничего, кроме досады и разочарования. Как бы то ни было, свое тридцатипятилетие обе девушки встретили в качестве штатных переводчиков довольно крупной корпорации, по традиции назначавшей своим работникам скромные оклады. Материально-социальное равенство немедленно сблизило девушек, и уже через месяц знакомства они решили снимать одну квартиру на двоих. Обзвон риэлторов дался обеим отнюдь не легко. Большинство номеров, под которыми указывалось, что это собственник квартиры, оказывались тривиальной заманухой. Голос на другом конце линии сообщал, что эта площадь уже занята, но, перечислив небольшую предоплату, можно рассчитывать на быстрый и эффективный подбор подходящего варианта. Наученные горьким опытом, девушки, не прощаясь, нажимали кнопку отбоя на своих мобильниках. Тем не менее где-то через неделю Наде повезло, и риэлтор, попросив сто процентов от суммы договора, предложил показать несколько более или менее приемлемых квартир. После нескольких муторных просмотров, на которые опаздывали и собственники, и посредники всех мастей, девушки остановились на той, что находилась всего в десяти минутах езды на троллейбусе от главного офиса их корпорации. Из мебели в квартире был полуразвалившийся шкаф и комод, скорее всего вывезенный из Германии в конце сороковых годов. Стоявшая в спальне полутороспальная кровать стала предметом жарких споров, и в конце концов Надя уступила ее Маше в обмен на раскладной диван, до этого стоявший в гостиной. Таким образом было восстановлено относительное равенство, а вместе с ним и справедливость в распределении жилой площади и находившихся на ее территории благ и удобств. Ночующему в спальне – диван, а тому, кто спит в гостиной, более удобное ложе в виде кровати. Гостей они заранее договорились в дом не водить, предоставляя своим поклонникам самим заботиться о месте для встреч.
Сегодня, заснув на неразложенном диване, Наде снился сон про прошлую вечеринку: они с Машей танцевали в окружении крепких парней, как вдруг ей сделалось плохо, она решила выйти на воздух и долго шла по длинному коридору, пока не вышла на солнечную лужайку. В центре лужайки, поблескивая тусклым светом, лежал четырехугольный камень. Надя подошла ближе и увидела по его периметру какие-то письмена или узоры. Мужской голос отчетливо произнес: «Это ты».
Надя немедленно проснулась и открыла глаза. «Я – этот камень? Бред какой-то...» – но сон не выходил из головы. А голова была тяжелая.
В свои тридцать пять Надя начала чувствовать, что жизнь идет как-то не так. Она была привлекательна своей славянской красотой: длинные русые волосы, небесно-голубые глаза, стройная фигура. Любой мужчина не отказался бы быть рядом с такой девушкой. На работе все было обыденно и скучно: прекрасно справляясь с любыми заданиями и соглашаясь на сверхурочные, она была на хорошем счету у начальства. Иногда, как правило после разрыва с очередным petit amie , она чувствовала пустоту и невостребованность. Понимая бесперспективность промискуитета, она продолжала жить по той же схеме, не решаясь даже на самые незначительные перемены.
Надя поступила в лингвистический университет на факультет иностранных языков без репетиторов. Ее папа Аркадий Вячеславович служил в Торговой палате Германии и предпринял все попытки, чтобы дочь получила приличное образование. Поэтому немецкий и английский языки для Нади были практически родными и в университете она училась легко и с огоньком.
Преподаватель английского языка Вениамин Иосифович, по прозвищу Веник, любил давать студентам читать одну толстую книгу в неделю для набора лексики. Много было недель и много было книг. Но из всех самой любимой и многократно перечитанной был роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром». Наде не очень нравилось, как все закончилось, но фразу главной героини Скарлетт: «Я подумаю об этом завтра» – она адаптировала в свой лексикон и часто использовала ее в разных жизненных ситуациях.
В то время при университетах организовывали платные курсы для желающих обучаться иностранным языкам. Наде предложили вести несколько часов в неделю в качестве преподавателя для новичков за символическую сумму.
Число занимавшихся на первом этапе обучения всегда было невелико, и атмосфера в таких коллективах обычно оставалась теплой и доверительной.
В Надиной группе оказался мужчина, уже взрослый и состоявшийся, который привлек к себе внимание всей женской аудитории. На вид Дэвиду было под сорок. Он казался весьма незаурядным, необычным, что-то притягательное, манящее и загадочное было в нем. Высокий брюнет с точеными скулами и пронзительным взглядом, в его глазах цвета синей океанической бездны можно было утонуть, они завораживали своей глубиной. Дэвид отличался высоким интеллектом, мог поддержать любой разговор и блеснуть недюжинными знаниями. Он тонко чувствовал людей и умел подобрать ключ к каждому человеку, знал, за какую ниточку его дернуть, куда направить его внимание для того, чтобы все сложилось так, как ему выгодно. Люди как завороженные наблюдали за его талантливой игрой и не замечали, что в этой игре они марионетки.
Наде Дэвид напоминал Рэта Батлера , которого она полюбила как персонажа за силу, энергичность, нежность, глубину чувств к избранной женщине и печаль, которая сопровождала его через всю жизнь. Именно так она его себе представляла. И вот этот образ воплотился теперь в ее жизни.
Дэвид зарабатывал свой living , трудясь креативным директором в одном из крупных рекламных агентств. Резко пойдя в гору, он стал совладельцем этой фирмы. Одновременно с деньгами и статусом ему захотелось новых знакомств, а как известно, молодые красивые девушки часто встречаются не только на курсах кройки и шитья. Как большинство нуворишей, которых в народе окрестили новыми русскими, Дэвид стремился проводить свободное время вне страны. Выбор курсов английского был неизбежен.
Дэвид ухаживал за Надей ненавязчиво, ни на чем не настаивал, ни на что не намекал. Когда только у него появлялось свободное время, он приглашал Надю на ужин в лучшие рестораны Москвы. Бывали и театры, прогулки по Москве-реке, огромные букеты лилий, которые Надя обожала из-за их яркого аромата и красоты.
 После встречи с Дэвидом жизнь Нади превратилась в череду долгожданных счастливых моментов и постоянного ощущения сказки. Порой она сама не понимала, как ее сердце может выдержать такой поток любви. Все кружилось вокруг в красном танце страсти, нежности, доверия и глубины чувств, которые закручивали вихрем, уносили в невиданные глубины и давали ощущение полноты жизни.
С первой близости Надя чувствовала Дэвида как-то по-особенному, ей казалось, что они могут быть прекрасной парой. А главное, они разговаривали часами напролет, что могло стать фундаментом для крепких отношений.
Да, им было хорошо вместе, только у Дэвида в планах не было ничего серьезного, слишком динамичной была его жизнь, да и красочная палитра новых возможностей не способствовала моногамии.
Вихрь страсти пробушевал несколько месяцев.

В тот злополучный день погода никуда не годилась. На улице моросил холодный дождь со снегом. Серый хмурый вечер перешел в такую же безрадостную ночь. Она сидела в темной комнате, не замечая течения времени, оно свернулось для нее в одну точку, в одно мгновение, в одну вечность, вечность-бездну, из которой не было выхода. Бездна разверзлась в тот момент, когда он сказал, что им надо расстаться. Ее выбросило из сказочного мира, который она строила с такой любовью. Надя вспоминала каждое его слово, ядовитой стрелой вонзавшееся в ее сердце, тело. Она сидела опустошенная, в состоянии шока. И уже не сопротивлялась внутренне, просто позволяла своему телу безропотно принимать все, что говорил он ей. Не было сил возразить, не было сил спросить: «За что? Почему?» Она поняла, что это конец всему, что она считала счастьем.
И тогда от невыносимости боли Надя запретила себе чувствовать, она закрыла свое большое любящее сердце. В тот момент она дала себе слово больше никогда не вступать в серьезные отношения.
Через несколько недель, возвращаясь с работы, Надя шла по Гоголевскому бульвару. Уже наступили первые дни зимы, но мороз так и не ударил. Грязный снег налипал на сапоги, дорога была плохо очищена. Редкие прохожие старательно обходили грязь. Она дошла до памятника Гоголю и вдруг неожиданно решила свернуть на Старый Арбат.
Надя любила эту улицу с ее шумными музыкантами, какой-то сутолокой, бестолковым шатанием приезжих, пытающихся сфотографировать все подряд, ряды художников, готовых нарисовать кого угодно и в чем угодно. Ей было всегда интересно наблюдать за людьми, особенно если заказать кофе в итальянском кафе с огромными окнами, есть свежайшие эклеры и смотреть на проходящих людей.
Рядом с театром Вахтангова она увидела дверь с неоновой надписью «Магическая лавка». Надя на мгновение замерла:
 – А что если действительно… Она была в предвкушении чего-то запретного и очень манящего. Хотя узнать будущее интересно, но очень страшно.
– А вдруг я узнаю ответ на свой вопрос? – спросила она себя. Надя даже не осознала, какой вопрос хочет задать, но решимость уже была: – Можно же попробовать, – прошептала она чуть слышно.
Приняв окончательное решение, Надя тихонько открыла дверь и спустилась в подвальное помещение. Внутри было сумеречно и тихо. Справа она увидела несколько столов, покрытых толстой красной скатертью:
– Видимо, там гадают на картах, – сообразила девушка.
Слева в соседнем помещении продавали всякие сувениры на удачу, начиная от китайских лягушек с монеткой во рту и заканчивая шаманскими зеркалами и какими-то чашами с индийскими благовониями.
– Здравствуйте! Что вас интересует?
Надя обернулась. К ней подошли полная блондинка в синем костюме,
 – Вы хотите что-то узнать? – спросила женщина.
– Да, – неуверенно ответила Надя.
 – Вы бы хотели получить ответ на ваш вопрос? У вас же есть вопрос, с которым вы пришли? Пойдемте, – она увлекла Надю к одному из столов.
– Что будем спрашивать? – блондинка внимательно рассматривала девушку.
Надя задумалась. Что можно было спрашивать в той пустоте, в которой она оказалась? Можно было спросить, вернется ли Дэвид. Но она и так знала, что не вернется.
 – Какие романтические отношения меня ожидают в ближайшие десять лет? – выпалила Надя.  – Можно такой вопрос задать?
 – Конечно, – ответила дама в синем костюме, начиная тасовать карты.
 – Что это за карты? Я никогда таких не видела.
 – Это карты таро, – ответила женщина и начала раскладывать их в причудливом порядке.
Надя смотрела как завороженная. Свет был неяркий, но карты были хорошо видны. Когда расклад был выложен полностью, Надя увидела карту в самом центре. Снизу была надпись Devil.
 – Дьявол... – тихо произнесла она.
Надя навсегда запомнила эту карту: дьявол сидел на черном троне с поднятой правой рукой, левая была опущена, волосатые лапы опирались на черный сундук, к которому были прикованы цепями две маленькие обнаженные фигурки – мужчина и женщина. На голове – два загибающихся вниз рога, а в центре между рогов была повернутая острием вниз пятиконечная звезда.
 – Что означает дьявол в картах?  – не удержалась от вопроса Надя.
 – Расклад надо смотреть целиком и прочувствовать его, прожить полностью, как рассказ, – ответила женщина в синем. – Скорее всего, это ваш бывший молодой человек, поскольку карта лежит в сути расклада. Там еще и башня. Она означает разрушение. Карта Дьявол говорит о том, что отношения были построены на сексе со стороны мужчины. По соседним картам видно, что была бурная, но крайне непродолжительная страсть, сопровождаемая позже ощущением, что лучше было бы в эту связь все-таки не вступать, потому что эта карта всегда указывает на ловушку и обман, – гадалка продолжала говорить, но общий смысл уже и так был понятен.
Сейчас Надя не помнила в деталях, что точно говорила та женщина, но она увидела в картах именно то, что произошло с Надей потом: чехарда с мужчинами, страх воспоминаний, страх глубоких отношений, желание спрятаться от жизни.
Последние годы Надя часто видела образ дьявола во сне – то он ей предлагал поесть, то наливал ей вина, то соблазнял на разные сексуальные утехи. Снился ей этот персонаж всегда перед очередным коротким романом с мужчиной. Снова и снова эта поведенческая петля все ловчее затягивалась вокруг ее души, словно аркан кочевника, влекущий в рабство.
 Сегодняшний сон с камнем был другой, и она почувствовала радость и облегчение. Часы на экране мобильника, светившегося в полумраке, показывали четыре часа после полудня. Надя заварила себе кофе и закурила. На кухне было грязно, немытые чашки, кастрюля с оторванной ручкой, пол кое-где поблескивал от пятен жира. Через давно не мытые окна мутно проходил свет от уже включенных фонарей. Почему раньше она этого не замечала?
‘’Надо точно что-то менять в жизни, так дальше жить невозможно»,  – подумала Надя и опять вспомнила свой сон. Камень. Что же он все-таки значит?
Вчера во время вечеринки к Наде подошел парень, звали его, кажется, Аркадий. Да, точно Аркадий. Они познакомились и слово за слово пошли на террасу покурить. Аркадий был очень интересным собеседником с широким кругозором: увлекался символизмом, рассказывал, что этот мир программируется через символы и знаки и, чтобы понимать, куда этот мир движется, нужно уметь их расшифровывать.
 – Все перед нашими глазами, – сказал Аркадий. Просто люди не знают, куда смотреть.
Наде Аркадий понравился, хотя и не был в ее вкусе. Одет просто и даже заурядно – джинсы, майка. На вид ее ровесник, волосы цвета соломы, которые все время спадали на лоб, открывая ранние залысины. Худой и слегка сутулый. Он точно не был знаком с качалками и спортивными снарядами. Аркадий совсем не стремился привлечь к себе внимание, что очень удивило Надю. В ее окружении таких не было или она таких людей не замечала.
– Наш мир, – говорил Аркадий, – можно воспринимать как театральное действие, где основные сценарии заданы всего по пяти жанрам. Основной – это драма, а остальные накладываются на него. Драма переводится как зрелище. И вся наша жизнь будет крутиться вокруг этих основных сюжетов.
А какие это сюжеты – спросила Надя?
 – Например, трагедия, когда человек находится в глубочайшей печали и упадке.
 «Этот сценарий у меня уже был», – промелькнуло в голове у Нади.
 – А еще? – поспешно спросила она.
 – Еще фарс. Это когда человек осознанно пытается представить себя кем-то другим, не тем, кем является на самом деле, и это всегда связано с лицемерием, – спокойно проговорил Аркадий.
Надя узнала в этом описании Дэвида.
 «Это я тоже прожила, верно говорит»,  – подумала Надя.
  – А какой третий сценарий?
 – Жанр моралите, который накладывается поверх драмы, где человек пытается быть правильным и хорошим. И все, кто не следует этим правилам, являются неправильными.
Надя задумалась. У нее было полно таких знакомых, которые точно знали, как надо поступать во всех жизненных ситуациях, их советы были похожи на ментальный терроризм. Да что далеко ходить – ее мать точный представитель жанра моралите.
 – Еще есть жанр комедии, – продолжал Аркадий, когда человек воспринимает саму жизнь непосредственно и поэтому ведет себя достаточно комично, потому что реагирует от сердца и похож на шута.
 – Остался пятый.
– Мистерия, сюда входит все таинственное, например эзотерические течения или религии. Каждый человек на земле крутится в этих пяти сценариях, – закончив фразу, Аркадий закурил следующую сигарету, не обращая внимания на холодный ветер.
Надя задумалась. Она никогда не слышала и не интересовалась такими вещами, но то, что говорил Аркадий, ее глубоко зацепило. По крайней мере, она уже прожила три сценария из пяти.
 – А на чем основывается драма? – спросила Надя.
 – Основа драмы – это принцип синусоиды. Человек постоянно находится то на взлете, то в падении. И у каждого человека в течение жизни проигрываются все пять сценариев в большей или меньшей степени, – Аркадий усмехнулся и посмотрел на нее пристально, словно оценивая доступность.
 – А можно из него выйти, ну из сценария, или хотя бы, изменить, – поинтересовалась Надя, глубоко затягиваясь сигаретой и поеживаясь то ли от холода, то ли от возбуждения.
 – Можно, – ответил Аркадий, но это долгая история, которая требует много работы над собой.
Оба замолчали одновременно, словно решая, достаточно или нет сказано слов для перехода к следующему этапу съема.
 – Ты хотела бы посмотреть мои картины? Они сейчас на небольшой выставке в районе метро Маяковская, – прервал он затянувшуюся паузу.
 – Ты картины пишешь? Конечно, хотела бы, – не раздумывая среагировала девушка.
– Тогда завтра я тебе наберу и договоримся. Оставь номер. – Не дожидаясь согласия, парень разблокировал мобильник, ожидая, когда Надя продиктует цифры.

 ***
Кофе и сигарета – божественная пара. Добавив в чашку две капли коньяка, девушка подключилась через блютус к переносной колонке. Выбрав в меню радио Ибицы, она довольно громко врубила deep house, нимало не заботясь о сне подружки. Вчерашний знакомый завалил телефон смсками, а по принятому у них с Машей правилу ни одна из них не ездила на первое свидание без сопровождения. Помимо простой меры предосторожности такая традиция гарантировала им бесплатный завтрак, обед или ужин в зависимости от времени суток. Кроме того, им было о чем посплетничать после, а без этого дружба не может считаться настоящей. Железное правило, установленное с самых первых дней, «не разевать рот на чужой каравай», избавляло обеих от ненужных сцен ревности. Если «жених», как они между собой именовали новых поклонников, начинал активничать в неправильном направлении, судьба его была незавидна. Девушки не позволяли overlapping  .
Музыка играла довольно громко, Наде становилось все лучше; покопавшись в шкафу, она нашла полупустую бутылку Cointreau  и лимоны. Не особо заморачиваясь с точной дозировкой, она приготовила себе и Маше SideCar  . Добавив в оба бокала льда, Надя направилась к двери в гостиную. Она так и не переоделась со вчерашнего вечера и выглядела впечатляюще. Нечесаные волосы, колготки, подвернутые на животе, черные разводы под глазами делали ее похожей на ведьму, только что вернувшуюся домой с лысой горы. Маша отказывалась подавать признаки жизни, что, впрочем, не помешало ей запустить подушкой в заботливую Надю. Встреча с Аркадием и, соответственно, наслаждение от созерцания его творчества откладывалось на неопределенный срок. И если без картин Надя еще как-то могла обойтись, то сама мысль провести субботний вечер, уставившись в телевизор, вызывала у нее панику. Приняв соломоново решение, она уселась на диван, сделала пару добрых глотков живительного коктейля и набрала телефон Аркадия. Трубку взяли после первого гудка, это было хорошим знаком.
 – Ты же разбираешься в символизме? – выпалила она вместо «привет».
 – Немного, а что тебя интересует? – судя по интонации, на том конце линии ничуть не удивились началу беседы.
Надя рассказала про камень, который видела во сне. Она его детально рассмотрела и могла даже нарисовать.
 – Что это может значить?
Аркадий молчал, и пауза затягивалась.
 – Может, это означает, что я скоро умру? – спросила Надя
 – Камень в символизме – это женское сердце и женская мудрость  – горячий камень. Когда сердце закрывается, чаще всего от страха или боли, то говорят, что сердце окаменело, покрылось коркой. Камень – это кристалл. Поэтому он твердый, жесткий, неподвижный, – Аркадий явно играл на своем поле, он остановился, хотя по интонации можно было понять, что ему известно намного больше.
Теперь молчала Надя. Она неожиданно поняла, о чем шла речь. Карта дьявола опять стояла перед глазами как тогда, в «Магической лавке».
 – Помнишь легенду о короле Артуре? – словно читая ее мысли, спросил Аркадий.
 – Да, рыцари круглого стола, Мэрлин... – неуверенно ответила Надя.
 – Помнишь, Артур получил меч от Владычицы Озера? Этот меч называется Эскалибур. Он символизирует вектор разума. Меч был в камне, и вытащить его мог только тот, у кого разум пробужден. Рассекая камень, Артур пробудил огонь женского сознания, и они слились и стали единым. «Артур разбудил ее сердце…» —Аркадий сказал еще какие-то умные слова, но девушка уже их не расслышала.
 – Кого кадришь, подруга? – голос Маши, раздавшийся совсем близко, застал Надю врасплох. Она вздрогнула и чуть не выронила трубку.
 – Ты не одна живешь? – голос мужчины звучал удивленно.
 – А что это меняет? – Маша влезла в подслушанный разговор совсем бесцеремонно.
– Да не ничего, – ответил смущенный Аркадий. Он понял, что Надя говорила с ним, включив громкую связь, и какие-то его слова были услышаны посторонним человеком.
 – Ну раз не меняет, пригласи девушек пообедать. Или поужинать, – добавила Маша, посмотрев на свои наручные часы. Год назад один из ее поклонников подарил ей Ролекс, не самый дорогой, но точно настоящий, и Маша не снимала его ни днем ни ночью. Особое удовольствие она получала, плавая в бассейне или принимая душ, таким образом демонстрируя подлинность своей драгоценности.
 – Давайте адрес, я пришлю шофера, – изменив тон, сухо распорядился Аркадий.
Через пару часов скромная тойота привезла их на площадь Маяковского. Время было около половины седьмого, и любители театра парковали свои автомобили, договариваясь со служителем сада «Аквариум». Постояв несколько минут в неизбежном заторе, машина свернула налево и, прокатившись по второй Брестской, остановилась на углу с Васильевской улицей. Мужчина проводил их до незаметной двери, за которой оказалось тепло и уютно. Нарядно одетые люди стояли небольшими группами, обсуждая представленные на выставке картины и последние московские сплетни.
 – Здесь дают выпивку? – прошипела Маша, чуть наклонившись к Надиному уху.
 – У тебя проблемы с алкоголем, – небрежно ответила та, невольно отстраняясь в сторону.
 – А у тебя с мужиками, – возразила Маша, но немедленно отвлеклась от пикировки, заметив официанта с бокалами шампанского. Молодой высокий парень, ловко балансируя с тяжелым подносом между гостями, направлялся, очевидно, в сторону вип-зоны, что не помешало девушке решительно преградить ему дорогу.
 – Мадмуазель, извините, но это заказ организаторов выставки, я очень сожалею, – он попытался проскользнуть, держа поднос на вытянутой вверх руке.
 – А мы из полиции, – сказала Маша, не повышая голоса и с очень строгим лицом.
Официант замер, опустив поднос и совсем некрасиво держа его теперь сразу двумя руками. Выражение лица его менялось с испуганного на недоверчивое. Он озирался по сторонам, ища поддержки или доказательства услышанных слов.
 – Что случилось? – торопливо спросил появившийся словно из неоткуда Аркадий. Он был в смокинге и лакированных туфлях. Его сегодняшний outlook  разительно отличался от вчерашнего.
 – Мы пришли тебя арестовать! – сказав это, Маша довольно фамильярно чмокнула его в щеку. – Надя, я задержала похитителя твоего сердца.
  – Ой, Аркадий, мы не могли вас найти! – защебетала та, обрадовавшись, что ее поклонник выглядит столь импозантно.
Признав в подоспевшем Аркадии одного из своих хозяев, гарсон подобрел лицом и, грациозно изогнув спину в полупоклоне, предлагал девушкам игристое вино.
 – Расскажи нам про свои картины! – после глотка шампанского к Наде вернулся апломб и вызывающая уверенность красивой женщины.
 – Мне это что-то напоминает, импрессионизм или экспрессионизм? Как правильно называется эта манера изображать повседневность? – спросила Маша. Следуя негласным законам их дружбы с Надей, она стояла в двух шагах от только что образовавшейся пары, демонстрируя свою непричастность к флюидам физиологического тяготения, бушевавшим внутри перекрещивающихся биополей Аркадия и ее подруги.
 – Ни то, ни другое, – все внимание Аркадия было сосредоточено на Наде, и было очевидно, что он не хотел сейчас проводить ликбез по своему творчеству кому-либо еще.
Походив по двум небольшим залам и посмотрев все висевшие полотна раза по три, а то и больше, они направились в отдаленную комнату, в которой, очевидно, собрался наиболее близкий круг друзей и знакомых как самого художника, так и его покровителей, меценатов и спонсоров.
Возле барной стойки стояло несколько мужчин, пришедших сюда без пары. Заметив приближавшегося к ним Аркадия с двумя молодыми элегантными красотками, мужчины невольно подбодрились, и разговор между ними заметно оживился.
 – Понимаешь, – говорил один из них, обращаясь ко всем сразу, но не выпуская подошедших к ним девушек из своего поля зрения, – разница между Матиссом и Пикассо в том, что Матисс не умел рисовать.
 – Ну у Пикассо тоже ничего не разобрать, – скороговоркой произнес молчавший до этого мужчина лет пятидесяти. Он был очевидно старше других, на нем был довольно дорогой костюм, но его вес в этой компании был не так существенен, как бы ему хотелось.
 – Ты просто повторяешь то, что укрепилось в сознании большинства, – предложивший тему разговора самец явно был готов к схватке за свободную сегодня Машу. Более не скрывая своих претензий на ее внимание, он продолжил свою лекцию. – Ранний Пикассо писал великолепные картины. В пятнадцать лет он нарисовал портрет рабочего, и когда смотришь на его руки, ты чувствуешь усталость натруженных мышц. Да и после, рисуя карандашом миниатюры с изображением корриды, ему удавалось передать ощущения вихря, рожденного тореадором и быком.
 – Ну нашим новым гостьям это, наверное, не очень интересно? – попробовал переломить ход проигрываемой партии пожилой мужчина.
 – Напротив! – рассмеялась Надя, ей хотелось показать Аркадию, что она совсем не сумасшедшая, ищущая толкования своих сновидений, а девушка высококультурная, с утонченным вкусом. Кроме того, она, как Машина подруга, желала той только добра, и из двух претендентов ей понравился более агрессивный и заряженный на победу.
 – Ну а почему ты считаешь, что Матисс не умел рисовать? Его неплохо покупали, – вмешался в разговор третий самец.
Разговор перешел к обсуждению нюансов. Сигналом о том, что все как обычно заходит в тупик, прозвучал риторический вопрос о художественной ценности черного квадрата работы Малевича. Кто-то, стараясь блеснуть эрудицией, рассказал о культовом кафе в центре старой Барселоны со странным названием Cuatro Gats . После короткого обсуждения большинство склонилось к тому, что стены, разрисованные художниками, собиравшимися в этом заведении вместе с молодым Пикассо, по цветовой гамме очень напоминают Пестрый зал Дома литераторов.
Разговор становился все сумбурнее, распадаясь на отдельные реплики, из которых трудно сбыло что-то разобрать. Мужчина постарше заливал свое поражение виски, и вскоре он и еще несколько оставшихся без женского внимания випов начали проявлять агрессию.
 – Пора линять! – прошептал Аркадий на ушко своей новой пассии. Наде хотелось, чтобы он говорил еще и еще, продолжая касаться губами мочки ее уха.
 – Я не могу уйти без Маши! – она повисла у него на руке.
 – Мы едем к Шкалову вчетвером, – не допуская возражений, Аркадий повел Надю к выходу. 
 – Что за Шакалов? – засмеялась Надя и, сделав ловкий маневр, уселась в кресло и стала весело болтать ногами, словно ребенок.
 – Не Шакалов, а Шкалову, – Аркадий смягчил тональность, поняв, что слишком рано начал праздновать победу.
 – Я без Маши не поеду.
 – Да Маша вместе со Шкалом уже давно нас ждут в машине.
 – Тогда поспешим! – Надя вскочила на ноги и, стуча каблучками, весело пропрыгала до самого выхода.
На улице, прямо возле дверей, стоял огромный внедорожник, один из таких, которые возят богатеев на вечеринки. Наде нашлось место на заднем сидении, рядом с тем самым мужчиной, что в честном поединке отбил у остальных единственную свободную самку этого вечера. Одной рукой придерживая свою добычу за плечи, он пытался свободной рукой развязать белую бабочку, весь вечер мешавшую ему дышать. Руке не хватало подвижности, и как назло маленькая петля не хотела выпускать крючок из своих пут.
 – Акркаш, садись на переднее кресло, – сказал он замершему возле дверки художнику.
Машина плавно и бесшумно тронулась, как только Аркадий сел рядом с водителем.
 – Как меня достали эти знатоки искусства! – воскликнул Шкалов. Ему наконец удалось освободиться от мешавшего ему галстука-бабочки, и он энергично массировал свободной рукой шею и затылок, одновременно поворачивая голову из стороны в сторону.
 – У тебя дома есть белое вино? – спросила Маша.
 – Миледи, вас устроит Haut-Brion?  – весело кривляясь, проговорил Шкалов и немедленно поцеловал Машу в краешек губ. В салоне на мгновение воцарилась тишина, стало слышно, как колеса разбрызгивают по сторонам воду из лужиц.
 – Если у тебя дома есть такое вино, то можешь поцеловать меня в щеку еще раз, – Маша была реалисткой и ответственной девушкой. Она ни за что бы не поехала в гости к человеку, не испытывая к нему симпатии.
 – Аркадий, ну хоть ты согласись, что изначальное предназначение картин – это декорация жилища, ну разве я не прав? – как нередко бывает у подвыпивших мужчин, Шкалова тянуло пофилосовствывать.
 – Отчасти да, – сказал Аркадий без особого энтузиазма. Разлученный с Надей, он переживал свою роль генетической беты.
 – Нам долго еще ехать? – спросила Надя, уловив досаду в тональности Аркадия.
 – Еще минуты три, и я вам покажу, чем отличается настоящий пентхаус от чердаков и мансард, – Шкалов еще раз ткнулся носом в Машину щеку.
Заехав в ворота, отделяющие многоэтажный комплекс от остального городского пространства, машина все так же плавно, словно тень, проскользила по ровному асфальту частного двора. Подземный паркинг, где они остановились, вмещал еще несколько машин. Здесь, словно на Женевском автосалоне, были представлены самые последние модели спортивных суперкаров. Немного особняком стоял затюнингованный гелик с желтыми тормозными колодками.
 – Это пентхаус? – рассмеялась Надя, прижимаясь к Аркадию. После воссоединения со своим избранником к ней снова вернулось хорошее настроение.
 – Это гараж, а вот индивидуальный лифт, который идет только на мой этаж. Представьте себе, если бы нам пришлось подниматься вместе со всеми! – Шкалов первым зашел в довольно просторный лифт, обитый деревянными панелями.
 – Когда я перестану справляться со своим комплексом неполноценности, я непременно куплю себе Гелендваген, – тихонько сказал Аркадий идущей рядом с ним Наде. В ответ та рассмеялась и поцеловала его в губы, и они замерли на несколько секунд, бесцеремонно заставив себя ждать нетерпеливо переминавшегося с ноги на ногу Шкалова.

 ***
Секс с Аркадием получился так себе, хотя Надя старалась как могла. Утром, проснувшись раньше него, она долго лежала, боясь пошевельнуться и разбудить спящего рядом мужчину. Точно зная, с каких слов и жестов начинается расставание, она не хотела почувствовать начало конца как можно дольше. И все же этот момент наступил. Намерение Аркадия улизнуть проступало бисеринками пота на его довольно глубоких залысинах, читалось в глазах, избегавших зрительного контакта, и в односложных ответах на любые попытки завязать разговор. Он оделся и, стоя перед зеркалом, поправлял прическу, готовясь к последнему решающему усилию перед решительным досвидосом.
 – Мне пора бежать, – сказал он.
 – Ты оставишь мне немного денег? – Наде хотелось разреветься от досады, но она пошла ва-банк, пытаясь не выглядеть простой давалкой.
 – Сколько? – спросил Аркадий, почувствовав освобождение от моральных мук.
 – «Сколько» спрашивают у девушки до секса, а не после.
Аркадий вздрогнул и повернулся в сторону Маши, стоявшей босиком на пороге их спальни. На ней не было ничего, кроме сакраментального Ролекса.
 – Но я не …  – смутился Аркадий, опешивший от увиденного.
 – Иди с миром, – Маша зашла внутрь комнаты, освобождая дорогу.
 – Адьёс, амиго, вычеркни мой номер из своего телефона, – теперь Надя была рада скорому прощанию.
 – Одевайся, блудница, – сказала ей Маша, как только Аркадий вышел вон.
 – Ты сама что-то не как монашка одета.
 – У меня договор с Игорем Викторовичем.
 – Кто это?
 – Это хозяин этого скорбного дома. 
 – Это меняет дело, – встав с постели, Надя собрала разбросанное по комнате нижнее белье и направилась в ванную комнату.
 – Мы сегодня улетаем на Мальдивы. Ты с нами? – Маша пошла вслед за ней.
 – А работа?
 – Работа не волк. Шкал обещал позвонить нашему Генеральному.

 ***
Время на островах тянулось медовой патокой. В какой-то момент Надя поймала себя на мысли, что не помнит ни число, ни день недели. Игорь Викторович и Маша даже днем искали уединения, а она подолгу плавала в океане, представляя себя то русалкой, то рыбой-меч. По вечерам в баре отеля с ней флиртовали два англичанина, оба достаточно моложе ее для того, чтобы она не принимала это всерьез.
На днях ей снова приснился тот же камень, и диалог с мужским голосом повторился точь-в-точь как в первый раз. За завтраком она рассказала об этом Маше и Игорю Викторовичу.
 – Вода камень мочит, – как всегда громко и раскатисто засмеялся Шкалов своей собственной остроте.
 Сославшись на какие-то важные переговоры, он впервые за эти дни оставил подружек одних. Устав от песка и океана, они решили пойти к бассейну, где попробовали листать глянцевые журналы, охотно раздававшие советы, которыми мог заинтересоваться разве что человек, прилетевший с другой планеты и понятия не имевший, как выдавить зубную пасту на зубную щетку.
 – Все же как ты думаешь, что может означать этот сон? – спросила Надя.
 – Ты опять про свой камень?
 – Я про сон.
 – Попробуй держать коленки сжатыми и не отдаться англичанам, тогда будет тебе счастье, и Аркадий будет умолять тебя о прощении.
 – Ой, они такие классные, я просто не знаю, кого из них выбрать, – сказав это Надя перевернулась на живот и принялась фривольно болтать ногами.
 – Переспи с обоими, тоже мне проблема.
 – Я не так воспитана, – сказала Надя. Теперь она сидела на лежаке в позе лотоса.  – Думаю, это твой Шкал виноват, что у Аркадия все так плохо получилось в ту ночь, он подавлял его своей харизмой, а это нечестно. Кстати, как он сам-то? – спросила Надя, перемещая темные очки на лоб и пристально глядя Маше в лицо.
 – Четыре с плюсом, – Маша тоже сняла темные очки. – С какой целью интересуетесь?
 – На отлично не тянет?
 – Нет, твердая четверка.
 – Твердая?
 – Твердая.
 – Ну тогда ладно.
 – Видишь, тебе снится камень, потому что ты ищешь в мужчине твердость и целокупность. Внемли моему совету, и все будет хорошо.
 – Вот легок на помине! – воскликнула Надя, поднеся экран телефона поближе к лицу. Солнце слепило ее и делало экран блеклым, но она безошибочно определила номер Аркадия по последним цифрам, которые у него повторялись.
 – К чему такая радость? Не узнаю тебя… – Маша, демонстрируя потерю интереса к разговору, достала из сумки крем для защиты от солнца и стала размазывать его по бедрам.
 Не обращая внимания на ехидное и одновременно несправедливое замечание подруги, Надя вскочила с лежака и, отойдя подальше, ответила на звонок.
 – Ну что? – спросила ее Маша, все это время сгоравшая от любопытства.
 – Сказал, что купил мне кольцо с бриллиантом и хочет нарисовать серию моих портретов, – победоносно произнесла Надя. – Вот почему мне снился камень, а коленки здесь ни при чем… хотя в твоих советах иногда и проскальзывает рациональное зерно. Пересплю с англичанами! – радостно засмеявшись, Надя подбежала к бассейну и, прыгнув в воду с разбега, довольно быстро поплыла вольным стилем. В юности она имела первый разряд по плаванию и даже выигрывала районные соревнования.
День обещал быть долгим. Москва с ее суетой и пробками была далеко, и Маша лениво наблюдала за своей подругой, прикидывая свои собственные шансы на Шкала-хорошиста.