Кто не знает Прекрасную Эл?

"- Кто не знает прекрасную Эл?
– Эл прекрасно знают все!"
Гомер*
_________________________________________________
* (недостоверно)
Если даже слепой оценил по достоинству все прелести Прекрасной Е, то нам остаётся лишь полагаться на его древнегреческий вкус.

События этой повести простираются за ту грань достоверности, где никто не дерзнет определить - правда сие или чушь.
(прим. редактора)

Город В.  Осень.  Вторая половина XX века.

Нетварным стронцием и киноварью полыхал город В.
Задыхаясь в экстазе сентября, что Святая Тереза**, пламенел славный город В, множил золото куполов и готовых к старту в небеса колоколен в тёмном зеркале вод реки В.

В город В на полугодовую преддипломную практику приехал студент С.
Студент С учился театральным искусствам в городе Л-д, и он был женат на жене О.
В городе В нашлось место для приложения сил и таланта студента С.

И этим местом стал театр города В, которому дала временный, а на деле – вечный,  приют и упокоение старинная церковка Зосимы и Савватия Соловецких.

Местом временного проживания студента-практиканта стал отдалённый пригород города В. Последнее обстоятельство едва не стоило жизни студенту С.
Но об этом не сейчас.

А пока студент С и его друг чемодан стали жить с видом на линию горизонта, в доме силикатного кирпича, в одной из двух комнат казённой театральной квартиры. В большей комнате уже жила актриса того же театра с голосом самочки-белочки, эндокринологически преданная своей артистической профессии.
Детгизовская белочка, какой всякий охотник мечтает попасть в глаз, чтобы продать подороже её шкурку скорняку и купить детям сок, а себе бренди и сигару.
И чтобы наконец замолчала!

Короче, детский это был театр, кукольный.
И директор театра носил соответствующую физиономию и фамилию - назову её полностью, заменив только пару букв, но не исказив смысла - Громит.**

Город В имел свою почтенную историю.
И он был официально женат на своей истории.
И он был ей неверен.
Что я имею сказать этой эскападой?
Ровно то, что город выгуливал свою жену-историю на параде центральных улиц, а в глубине души предпочитал новостройки из силикатного кирпича, где не коптили печи, не гремела по осени кровля, вода ровно текла из крана, а не черпалась ковшиком из ведра.

И, в целом, новостройки не выглядели потасканными, напротив - моложаво, на них радостно получали ордера и в них с удовольствием делали детей; и да, в них не так уж много успело помереть народу и по ночам не выл полтергейст.

Времена были ещё Советские, Госплановские Времена. Ждали и коммунизма, но уже без  веры, без надежды и без любви, примерно, как беспартийный - Царствия Небесного.
И вот случись такая неприятность, что Генеральный Старец Московского Кремля преставился.

Для всех это стало полной неожиданностью. Партийность многими подразумевалась как вариант частичного бессмертия. Преставившегося старца спешно заменили другим старцем, а потом и ещё.

И дошло до того, что новый Генеральный Старец, очевидно, страдая печенью, невзлюбил выпивох. Он предал анафеме святыни строя: вино-водочные изделия.
Невзирая на то, что страна серьезно сидела на алкогольной теме, он замутил в стране бессовестный, беспощадный, безалкогольный закон!

Чем существенно подорвал Основы Плановой Экономики.
Трезвым умом его можно понять. Но никак не простить!
Желал правитель блага своей стране. Мечтал видеть трезвых, счастливых, спортивных, работящих, много читающих труды Карла-Маркса-Энгельса-Ленина граждан и, отчасти, гражданок.

И, право, он увидел бы их, если бы на секундочку поднял глаза от приказов и разнарядок и выглянул в кремлёвское окошко. Он нашел бы граждан вверенной ему страны счешуенных в триединое тело змея-горыныча, воплотившего  соединение материи, духа и жажды праздника, по-русски - накатить.

От зари и до зари змий сей вился вкруг площадей, скверов, школ и спортплощадок, вокзала и телеграфа;  хвост его терялся в окраинах, а горящая глотка и пасть - там, где магазин №1 по тайной партийной разнарядке торговал запретными плодами в ассортименте. 0,7 крепкого или 1,4 литра сухого в одни трудящиеся руки.

И не было в том змии ни лукавства, ни вольнодумства, ни протеста, ни иных либеральных толерантностей, включая и ЛГБТ вольностей – ничего, кроме простого страха

ЧТО БУХЛО ЗАКОНЧИТСЯ РАНЬШЕ, ЧЕМ НАСТАНЕТ ТВОЙ ЧЕРЕД.
               
        ***

А студент С сидел в кабинете директора Громита.
И слушал астматическую речь местного почтенного старца. Громит был стар, он был похож галапагосскую черепаху, которая потеряла часть панциря взамен на директорский трон-кресло, и вот теперь плаксивым голосом регламентно втирала молодому гению театральных наук про то, как какая распрекрасная жизнь в королевстве играющих кукол.

Студент С не мешал Громиту врать, параллельно страдая о чём-то таком, о чём только и может печаловаться странствующий эскапист,  охочий до приключений, внутренне одинокий и сильно недооцененный профессиональным сообществом, а потому - философ. И он предчувствовал беспроглядную провинциальную тоску, кичливо расцвеченную  всеми огнями осени в городе В.

И, в целом, не ошибался.
Он не ошибался, если бы в тот самый миг в кабинет Громита не ворвалась внучатая племянница Оле Лукойе. Если бы в миг бесконтрольного сползания в смертную скуку, с метлой наперевес не влетела Она.

В халатике из черного ситца со склада АХЧе. И не прозвенел птичий голосок, от которого, запели алмазные подвески чешской люстры из города Гусь-Хрустальный.
- Товарищ Громит, я хочу домой! Может, хватит мне шваброй махать? Ноги мои отваливаются!

Ноги! Из-под сатинового казённого халатика  отваливались ноги - две ноги!
- Иди уже, - отпустил ей грехи Громит и набрал грозных морщин на переносице.
- Наша уборщица, - проскрипел Громит, когда Прекрасная Уборщица с ногами, молодыми грехами и шваброй, исчезла за директорской дверью. Оббитой шкурой искусственного носорога.

И тут, в этот самый момент, студент С ему поверил!
В засахарившиеся, нафталиновые небылицы старика Громита.
В ту же секунду он сделался оглашенным кукольной веры!
Слово чести!

Уборщица с ножками Джейн Фонды и личиком Орнеллы Мутти - да что там Джейн, что там Мутти! - стала блестящей порукой того, что театр кукол города В – это самое мармеладное место в подлунном мире, место вдохновения, приложения сил и возвышенных порывов студента С.

А все вышеперечисленные соблазны и добродетели в кукольном мире Громита - не грезы султана,  а правда!  Истина.

У всех на глазах Истина, на собственных длинных ногах, выскочила из директорского кабинета. Истину нельзя схватить за ноги голыми руками, но можно истину познать!
На худой конец, с чувством осмотреть ей вслед.
С чувством прекрасного.

Швырнув мимо корзины пафосную речь Барабаса Громита, студент С бросился в фойе, славное своим грегорианским эхом, проскакал через зрительный зал, где пахло псиной и немного ладаном; заглянул на чердак и в потайную комнату под лестницей, где жили пауки, швабры и скелеты с половыми тряпками.

И он увидел её. Допустим, тут же в фойе.
Уже облаченную во всё гражданское, длинное, стильное, чёрное, так пронзительно подчеркивающее достоинства уборщицы театра кукол.
               
                ***

Эта была бесплатная, ознакомительная часть романа. Дальше мы выбираемся на платную магистраль. Или на взлетную полосу. Или на авеню Шамп Елизеес.
Впрочем, категорию и цену назначите вы сами.
Дело не в моей алчности, но в вашей щедрости. И вашем великодушии.
Впрочем, если вы польёте цветок - мне и того будет довольно.
               
                ***

Уборщица показалась заезжему гусару лёгкой добычей – вот и вся мораль, скажете вы. И не ошибётесь! Добыча оказалась искромётной, дразняще лёгкой, молоденькой и дерзкой …  актрисой театра, в этом сезоне только заступившей на службу к кукольной Мельпомене.

Вызвавшей отеческий гнев директора театра и так задевшей его понятие о долге, о чести и достоинстве артиста кукольного театра, что он решил отвоспитать её черным сатином и вечерним марафетом. А может быть, в глазах Барабаса Громита она была столь вызывающе прекрасна, что не отработать юные прелести половой тряпкой было не выполнить своего особого жизненного предначертания!
Ключевое слово?
Половой.

Повторюсь, это был ознакомительный фрагмент рукописи, выловленной в море Лаптевых, в бутылке из-под Джека Дэниэла. Продолжим, если ваше великодушие мне дозволит.
                ***
Спросите, и справедливо спросите, а почему, собственно, господа сочинители не сочиняют истории про своих законных, зарегистрированных в Зале актов гражданских состояний?

Почему Эллен, Наташа Ростова, Аня Каренина, Катюша Маслова - а не Софья Андреевна? Настасья Филипповна, а не Анна Григорьевна?
Аня Керн (и далее по списку), а не Наталья Николаевна Гончарова?
У вас есть ответ?
У меня ответа нету!
                ***

В тот приснопамятный вечер шуршанье кленовых листьев об асфальт – таков был вклад студента С в поэтический словарь серебряного века, который медоносным ручьём истекал из уст Прекрасной Эл. Такую девушку в простой, земной жизни не встретишь! Только в настоянном на дожде мираже городка В, по щиколотку в опавшей золотой потали, олицетворяющей всё золото мира, прильнувшем к её узким стопам.

Ни за что не встретишь.
Во всяком случае, во плоти.
Такой, знаете, плоти, что мыслям грешным ей не по пути!
Такую девушку можно только грезить, бормоча Бальмонта:

   Тебя я хочу, мое счастье,
   Моя неземная краса!
   Ты — Солнце во мраке ненастья,
   Ты — жгучему сердцу роса!

Улицы города В отродясь не баюкали на своих щербатых асфальтах и не сливали с водосточных труб столько глубокомысленной бессмыслицы с самого дня сотворения мира и по сей день. Водосточные трубы чувствовали себя вариантом органа, а уличные фонари источали чистый эфир вместо фотонов и паров ртути, а вместо прохожих жителей В - колебания бестелесных сущностей в складках тёмной материи плащей.

И дзинькали бемоли откровений, что нынче  благочестивый word подчеркивает стыдливо-красным, что в тот вечер скользили с губ девы в чёрном - да в ухо студента С.

- Ведь страсть чиста! Пойми ведь!***– звонко декламировали безгрешные уста Прекрасной Эл, - я с ума схожу, когда меня целуют в клитор!

     Ах, взять тебя и трудно, и легко…
     Не брать тебя — и сладостно, и трудно…
     Хочу тебя безбрежно, глубоко!
     О, влей в глаза мне взор свой изумрудный!
     Вонзи в уста мне острые уста!
     Прости мой жест, в своем бесстыдстве чудный.

… и листья жёлтые, подбитые узким чёрным носком, взлетели залпом огневым, и тень Игоря Северянина взывала бездомной дворнягой:

     Эхма… В душе моей гулливой
     Живет веселый бес — Разрушь.
     Эй, бес души, гуляй, найди-ка,
     Найди-ка выход для проказ! ***

Так они и оказались в тусклом и душном коллективном стойбище
театрального общежития города В.
               
                ***

А потом была очередь-тысяченожка в винный отдел гастронома.
Она начиналась под ранними звёздами и уходила за горизонт,
и двигалась примерно один сантиметр в час.

В публичном одиночестве очереди, вглядываясь в сутулую спину впередистоящего, студент С пытался соединить с собой только что происшествие с ним чудо, но чресла студента С ещё хранили живое тепло и мёд, и думать головой не хотелось, а все вокруг него казалось ему не более реальным, чем песенка The Beatles «Honey pie»****, которая крутилась вместо мыслей, как звуковая дорожка к фильму, в который он смотрел и в котором, кажется, снимался.

И чем дольше он стоял, тем больше скапливалось аргументов в пользу того,
что С столкнулся с необъяснимым явлением внеземной природы, типа летающей тарелки, а вовсе не с реально существующей сладкозвучной и прекраснотелой Эл.

И в этот момент  С очнулся от окрика.
Его окликнули почти знакомым голосом.

Шурик Петров  – институтский приятель студента С, легко вскидывая ноги, избегая луж, в которых дрожали Волопас и Козерог, приближался с тыла. Это, в свою очередь подчеркивало абсолютную недостоверность происходящего, так как Ш П в городе В делать было абсолютно нечего.

На первый взгляд в трезвой очереди. Или это было явление призрака?
Но призрак Ш П был так похож на самого Ш П, что С сначала хлопнул ладонью о ладонь призрака Ш П а потом и обнял его, как Розенкранц мог бы объять Гильденстерна, если бы они когда либо существовали, кроме как в штанишках эпохи английского Ренессанса на подмостках Глобуса.

Их объятия состоялись вопреки постановлениям Советской власти не пить и советам Чести и Совести не блудить.

- Чего тут стоишь? - спросил Ш П, - двигай вперёд, там наш чел с 11 утра в строю.
И это был уже второй двойник-призрак за этот, полный чудесных превращений день, так как наш чел был как две половинки похож на Бориса Каминского,  пусть и не близкого приятеля С, но легко узнаваемого по массивному силуэту Спарафучилле.

Впрочем, чел и вправду был только похож на Б К, но в действительности им не являлся. Чудеснее всего, было то, что наш чел отлично догадывался, что он похож на Б К и даже в чём-то ему подражал. Оба они, Ш П и двойник Б К работали в театре драмы. И теперь они втроём стояли всего в семи шагах от заветной двери в неведомое. Так столкнулись куклы с драмой в винной очереди в городе В.

А это значит, что у судьбы случайности редки, и у каждого жителя земли где-то имеется вклад, заложенный не им, но таинственным Вкладчиком, и предназначенный именно ему с тем, чтобы в своё время он смог овладеть им, незаметно для себя набрав тайный шифр. И вынуть из секретного сейфа счастливую пачку купюр с особыми водяными знаками судьбы.
               
                ***

У Ш П был свой дом. Гордость и краса города В и его молодого председателя горсовета. Дом был отстроен по образцу стоящего на этом самом месте деревянного зодчества эпохи зажиточного купечества. И передан на баланс театра драмы.

А в доме том было светло, тепло, просторно, двуспальная кровать и гитара. На которой играл хозяин  Ш П. Играл и пел подражая Высоцкому, так как сам он был уверен, что он уменьшенная копия В.С. Высоцкого.

Он был не фраер. Не скуп. Не туп. Не бездарен. Не сварлив. И не хмырь. А очень даже талантлив как художник миниатюрных сцен, в подробностях изображающих весёлое пьянство и смешное бл**ство.
 
И он был женат на своей жене Ж, - так же общей нашей подруге Ж, которая не стала изображать жену декабриста и не стала менять  полустоличное житьё в Л-д на славный город В.

И потом Ш П немного заикался, что придавало его щуплой фигуре статус человека, который не всё говорит, что думает; а думает то, что сразу и не скажешь. Моментами он думал и говорил такие парадоксальные вещи, что засмеёшься поневоле и частично простишь ему прегрешения невольные и некоторые вольные.

А прощать Ш П приходилось постоянно, так как Прекрасная Эл вскоре перебралась в дом Ш П.

Специально пишу в дом Ш П, а не к самому Ш П. Понимаете?
Он дружили бескорыстно и холостяцки с Прекрасной Эл и, соответственно, переписывали правилам поведения и хорошего тона в города В.

А  днём - днем она Эл целиком принадлежала искусству играющих кукол и немного принадлежала студенту С, - так смел думать несчастный С, с самого утра до тёмного вечера поджидая свою Прекрасную Л в свои объятия. В предоставленном ему Громитом кабинете-мастерской. Где, увы, не было даже продавленного дивана, как например, в актерской. Или в бухгалтерии.

Эл залетала в кабинет С бывало посреди бела дня. Бывало, и не раз и не два в день. И читала наизусть неведомые стихи, и они говорили друг другу всякие нежные слова. Или нежность была в ушах слышащего?

А вечером С вел свою Эл в дом с резными наличниками, в эпицентр богемы и непрекращающегося пира у Ш П – больше в городе В длинноногую и прекрасногрудую подругу вести было просто не куда.

В доме Ш П было щедро, было весело – салон, богема, сливки всех высших обществ  города В.
А куда же было вести свою любовь-подругу? Ну не к белочке же в удалённую дикую местность, варить пельмени в алюминиевой кружке?
 
Нет, конечно же! Конечно к Шурику Петрову, где сложные разговоры, задушевное пение под семиструнную гитару, понимающие глаза? Понимаете? Глаза.

      Целый день она таращит
      Умные глазенки,
      Если дома кто заплачет -
      Заскулит в сторонке.
   
      А кому сегодня плакать
      В городе Тарусе?
      Есть кому в Тарусе плакать -
      Девочке Марусе.
      и тд и тд –
     … муж ушел за водкой …
     … Господи Исусе!  ****

И поздней ночью одинокий и пьяный С брёл к себе домой. Точнее, в дом белочки.
После семижды семи безуспешных попыток вывести Прекрасную Эл из вертепа, он шел домой один, почти всегда один. Ну почти всегда.

И вот однажды настал чёрно-белый день, когда Прекрасная Эл осталась в доме с резными наличниками, в тепле и неге дома Ш П - навсегда.

Это был день, когда ближе к ночи, грянули арктические морозы.
До той поры осень, как в термосе, хранила тепло бабьего лета.
Летний плащик – вот и привет бабьему ноябрю.

Утро не предвещало никакого климатического коллапса - тротуары были застелены щедрым слоем бесплатного золота. А пока в доме Ш П своим чередом шла пьянка под семиструнную, город В был бесшумно захвачен седым и суровым спецназом с Великого Устюга.
 
Выпало совсем немного снежной крошки - совсем чуть.
Мир казался присыпанным солью.
Позже стали известны достоверные подробности происшедшего:
 - 27 С.

Последний автобус ушел в ночь, разбрасывая шинами смесь листьев и снеговой пороши. С сходу забрёл в будку автобусных диспетчеров на конечной остановке, так называемом кольце.

И он не смог извлечь из себя не единого звука – челюсти сковало холодом и они не пропускали слова. Только мычание священной коровы, которой приснился мясокомбинат. Славные, добрые тётки диспетчерши выставили С за дверь.

ДИСПЕТЧЕРШИ РАССУДИЛИ, ЧТО НЕТРЕЗВЫЙ ГРАЖДАНИН ОПАСЕН ДЛЯ ИХ ОБЩЕСТВА
И ДЛЯ КАССЫ И, СОГЛАСНО ИНСТРУКЦИИ, ПРОГНАЛИ  ЕГО УМИРАТЬ ЗА ИДЕАЛЫ

Кольцо было на самом краю города В, последний автобус был его маршрутом в дом белочки. Кольцо,  куда С добрёл на чистом энтузиазме неразделенной любви, был его последний шанс ещё как-то состояться в этой жизни.

Но летучее горючее несчастной любви, вместе с винными парами, стремительно испарялось в пространство арктического циклона.

В сущности, С уже точно знал, как будет выглядит его смерть.
И он пошел ей навстречу.

Сколько он шел?
Не уверен, что слишком долго.
Шел от дерева к дереву.
От ствола - к стволу.

И загадывал, какой по счёту от автобусного кольца тополь станет последним столпом истины и его жизни, где последний джоуль навсегда покинет тело С , вежды остекленеют и он превратится в ледяной столб.

                ***

Пишущий эти строки сейчас закончит писание, запечатает в пустую бутылку от давно осушенной бутылки Джека Дэниэла и пустит в открытое море.

Кто-нибудь подберет бутылку, вынет рукопись.
Прочтет, или нет. Неважно.

Но следующие несколько строк - это строки, заслуживающие, чтобы их прочитали стоя, как гимн!

С чувством. Чувством неразделённой благодарности к тому, кто оставаясь безымянным действующим лицом в пьесе судьбы, сыграет роль Спасителя Души.
Принявшего беззвучный SOS угасающего сознания так близко к сердцу, как только было можно принять. И он примчался на помощь.

А потом он исчезнет навсегда, даже не взяв с платы, как положено Благородному Мужу.

Мир тебе, добрый человек!
Спасибо тебе, неизвестный водила, командир, за рулём Москвича 412 с зелёным огоньком!

Ты оттащил остекленевший молодой труп С от заиндевевшего древа, кажется, тополя.
Умелым пинком согнул закоченелый стан и втолкнул ледяную статую в теплую полость гнедого своего Москвича и утрамбовал на переднее сиденье.

И так долго катал по дорогам города В, пока работающая на всю мощь печка Москвича 412 не совершила свою реанимационную работу. Студент С смог наконец разжать челюсти и произнести  домашний адрес.

Он выжил благодаря благородному Ангелу, перевоплотившегося в водителем такси.
С той поры студент С, даже когда уже перестал быть студентом, никогда не встречал таксомотора марки Москвич 412.

                ***

Так излечился лютым морозом от лютой любви к Прекрасной Эл студент С.
Ибо, похоже, это была скорее не любовь, а вариант эвтаназии, благодаря которой один человек исчез, помер, а на том месте возник другой, немного похожий на прежнего, но совсем другой человек. Тоже сапиенс.

И ток его жизни побежал совсем по другим проводам.
И он не смог вернуться к своей прежней жене О.
Так же, впрочем, как и Ш П не смог вернуться к своей жене Ж.
При первой же возможности, студент С развёлся с женой О.

Ш П так же положено было свершить свой квантовый скачок в область Новых Пространств.
Ш П перебрался в Америку. Где преуспел так, что смог купить остров в Тихом океане, где позволял себе всякую мыслимую и немыслимую роскошь, например - жить на острове один-одинешенек.

Но никто из них не женился на Прекрасной Эл.

Прекрасная Эл - осталась прекрасной Эл.
И, вероятнее всего, продолжила выполнять своё тайное предначертание.
И ничего с этим не поделать.
Да и не нужно.

Дальше неразборчиво по причине расплывшихся чернил и перепутанных страниц.

__________________________________________________________
Примечания
** Экстаз Св.Терезы. Подразумевается скульптурная группа Бернини в соборе
Св. Петра в Риме, посвященной легенде о видениях святой Терезы Авильской, испанской монахине ордена босоногих кармелиток.
** Пёс Громит и его хозяин Уоллес - Gromit and Wallace (англ) — главные персонажи британских пластилиновых мультфильмов гениального Ника Парка (Nick Park). "Пикник на Луне" 1989г, "Неправильные штаны" 1993г. и тд. (очень рекомендую! - ред)
*** Игорь Северянин.
«Ах, взять тебя и трудно, и легко»
и
«Поздней осенью»
посв. К. Ф. и И. Д.
**** Н.Заболоцкий. «Городок»

**** "HONEY PIE" - песня The Beatles из Белого альбома
Ooh, girl, don’t you stop
Don’t you stop ’til you get enough, honey
Oh, honey, honey-pie, honey, honey, honey-pie
Ooh, girl, don’t you stop
Don’t you stop ’til you get enough, honey
Oh, honey, honey-pie, honey, honey, honey-pie

Перевод (неточный):
О, девочка, не тормози!
Не останавливайся, пока не потечет из ушей, сладкая.
О, милая, пирожок с медом, милая, ласковая, медовый пирожок,
О, девочка, не останавливайся
Не останавливайся, ешь его, пока он теплый, милая
О, чудесный медовый корж, милая, сладкая от своего медового пая!
(Перевод Юстаса Земляникина)

Орнелла Мутти - упоминаемая в тексте рукописи итальянская актриса русского происхождения. Дед и бабушка актрисы родились в Санкт-Петербурге.