Медкомиссия. 8. Настрой тёпленькую

Продолжение.
Только для взрослых.
18+


- Настрой тёплую воду, Ян, — Ольга Петровна показала рукой на квадратную детскую ванну слева от входа.
«О, кажется, она хочет, чтобы я помылся», — подумал я с некоторым волнением, потому что тут же представил, как я буду мыться при ней. «Может быть, она всё-таки выйдет», — я с надеждой посмотрел на Ольгу Петровну.

Разувшись, я залез в ванну. Пока я, присев в квадратном загоне, крутил краны, Ольга Петровна прошла к столу и включила, стоявшую на ней настольную лампу. Потом вернулась к двери и выключила большой свет.
Это было весьма предусмотрительно с её стороны. Я в который раз отметил её деликатность. Мыться в большом кабинете, освещаемым софитами, было бы очень неуютно. К тому же, в присутствии женщины.
Теперь, погрузившись в полумрак, кабинет приобрёл тихую камерную атмосферу. Глубокие тени, словно ширма, скрыли меня от назойливых взглядов потолочных ламп. Остался лишь один светящийся глаз на столе. Но он не беспокоил и вежливо смотрел в стол.

Ольга Петровна засучила по локоть рукава халата. Это вызвало у меня дурное предчувствие. И оно тут же сбылось.
Она подошла, взяла лейку и, повернув рычажок душа, полила мне на ноги.
- Хорошая вода, Ян?
- Да, в самый раз, — сказал я, поднимаясь и чувствуя замешательство и нарастающую неловкость.
Я не предполагал, что она меня станет мыть.
Ольга Петровна тем временем окатила меня тёплой водой, прикосновениями побуждая повернуться, чтобы омыть всё моё тело.
- Ольга Петровна! Не нужно. Я сам могу. Давайте я сам, — я попытался остановить её, послушно поворачиваясь под струями душа.
- Нет, Ян. Здесь я решаю, кто может сам, а кто нет. Повернись, пожалуйста, — она взяла в руку кусок розового мыла и, повесив лейку на маленький кронштейн, стала намыливать мои ягодицы и поясницу, потом поднялась на спину, и опустилась к ногам.

В моём сознании, как кадры фильма, стали всплывать воспоминания, перемежающиеся с текущими впечатлениями: Аня настаивает на том, что будет меня мыть и кричит маме, жалуясь, что я её не слушаюсь, и я, красный, как рак, послушно встаю в ванне, позволяя ей мыть меня; чуткая ладонь Ольги Петровны, вплывающая между моих ягодиц; голая Лена, стоящая в лучах утреннего солнца; раскрасневшееся лицо Ани и её любопытные руки, намыливающие мой эрегированный член; Ольга Петровна, бросающая на меня сверкающие взгляды; понимающие глаза Лены и ощущение щекой её бёдер…

Это было похоже на то, как если бы Ольга Петровна нажала во мне на какую-то кнопку, и в моём сознании заклинило кинопроектор дежавю, в результате чего он крутил одни и те же эпизоды. Наверное, все они были чем-то связаны, может быть, каким-то одним переживанием, в котором были и стыд, и удовольствие, и стремление скрыться, и возбуждение, и желание продолжать всё это. И сейчас оно захватило меня целиком. Я стоял, послушно отдаваясь внимательным рукам Ольги Петровны, переживая фантасмагорию сливающихся вспышек воспоминаний и впечатлений.
- И потом, Ян, — сказала Ольга Петровна, намыливая мой живот и спускаясь с паху, — если у мальчика ещё нет на лобке волос, значит, он ещё достаточно юный для того, чтобы его мыли, не так ли? — спросила она с невинным выражением лица, шаря мыльной рукой у меня между ног.

По её смеющимся глазам я понял, что она изо всех сил сдерживает улыбку, озорно поглядывая на меня. Я улыбнулся её шутке. И она безудержно рассмеялась. Её смех был так заразителен, что я тоже расхохотался.
Это разрядило моё напряжение, и я уже чувствовал себя более свободно, когда её руки стали намыливать мои яички и член. Понятное дело, он мгновенно стал наливаться, утолщаться и удлиняться, и уже через минуту бодро смотрел в возбуждённое лицо Ольги Петровны.

Отсмеявшись, она сказала, омывая из лейки моё тело:
- Ян, а если серьёзно. Вот сестра тебя мыла до начала подросткового возраста. То есть когда у тебя уже начало пробуждаться влечение к девушкам. Это замечала и твоя сестра по твоим вполне понятным реакциям на её прикосновения. Наверняка у тебя самого тоже возникало желание её помыть, — она с улыбкой посмотрела на меня.
- Конечно, возникало.
- А ты какие-то попытки предпринимал для этого?
- Ну-у… Как-то раз, залезая в ванную, пока она настраивала воду, я сказал ей, что будет справедливо, если я тоже её помою.
- И что она?
- Она восприняла это, как шутку. И сама отшутилась. Сказала: «Яник, у тебя голова закружится». Ей тогда было уже лет 18 или 19. И я больше не предпринимал попыток.

И, пусть я один единственный раз озвучил сестре свою претензию на её помывку, и больше к этому не возвращался, чтобы не чувствовать униженности от того, что ей можно, а мне нельзя. Однако в своём сознании я подобную ситуацию проигрывал многократно, представляя разные варианты развития событий.
Например, я фантазировал о том, что сестра во время готовки случайно порезала себе руки. Поранилась она легко и не серьёзно (я всегда любил свою сестру, и о каком-либо вреде ей не помышлял), но, тем не менее, кисти рук у неё оказались перебинтованы. И вот она сидит со слезами на глазах, вслух жалуясь на то, какая она теперь беспомощная, и сама не может даже принять душ, поскольку руки мочить нельзя. А я обнимаю и жалею её (что для меня было естественно, я делал это не раз), и говорю ей:
- Анечка, раз такое дело, то я могу тебе помочь. Всё-таки я твой родной брат, пусть и младший.
Она смотрит на меня сначала удивлённо, потом озадаченно. И, конечно, отказывается. Но ходит задумчивая. И через некоторое время говорит:
- Хорошо, Яник. Пойдём, ты мне поможешь, — она немного смущённо улыбается, а потом строго говорит, — Но обещай, что никому не растреплешь об этом!
- Аня, за кого ты меня принимаешь! Зуб даю! — поклялся я на переднем зубе.
И вот мы заходим в ванную комнату.
- Помоги мне, — просит она, показывая свои забинтованные руки.
Я со сдерживаемой радостью и некоторым благоговением расстёгиваю её халат, помогаю его снять. Аня поворачивается спиной. Я понимаю, что надо расстегнуть лифчик. Расстёгиваю, она снимает его и вешает на крючок. Она смотрит на меня с немного игривой улыбкой, понимая, что откроет сейчас нечто секретное и очень интересное для меня.
И вот она снимает трусики. И залезает в ванную.
- Настрой тёпленькую, Яник, — просит она.
Я включаю воду и кручу вентили, но взгляд мой сам собой приковывается к обнажённому телу сестры. Она делает неловкое движение, чтобы прикрыть пах забинтованными руками. Но понимая, что сейчас в этом нет смысла, улыбается и убирает руки. Я вижу её совсем голой. И во мне всё ликует и трепещет. И более всего от того, что она сама мне открывает свою наготу.
Я её неспеша мою. При этом я, как и сестра, делаю вид, что мне совсем не интересна её нагота. Но, конечно, втайне я наслаждаюсь и её видом, и уважительной возможностью потрогать её в самых тайных и укромных местах. Аня, поскольку теперь я имею полное право её трогать, где угодно, послушно поворачивается и задом, и передом, поднимает руки, чтобы я помыл ей подмышки и грудь, расставляет ноги. Здесь я мою её особенно внимательно, нежно и медленно, наслаждаясь каждым прикосновением к её попе, промежности, к сокровенным губкам. По выражению её лица я вижу, что ей это нравится. Мне хотелось бы, чтобы ей это нравилось…
Такими фантазиями я утешал себя довольно долго, пока не прошло достаточно времени, и впечатления детства стали бледнеть, а мои эротические фантазии заполнили образы других девушек и женщин. В каком-то смысле, возможно, даже очень других. А в каком-то, не очень.
Всего этого я не стал рассказывать Ольге Петровне.

- Вообще-то, я согласна, это несправедливо. Ты уже был достаточно взрослым, — Ольга Петровна окатила меня в последний раз и повесила лейку на кронштейн.
- В том-то и дело, что меня таким не воспринимали.
- Подожди минутку, постой, — Ольга Петровна, взяв с крючка полотенце, она отошла за ширму, вытирая мокрые руки. Я перешагнул мелкий бортик ванны, и спустился на коврик.
- Ольга Петровна, а можно полотенце?
- Да-да, Ян, подожди минутку, я сейчас, — ответила Ольга Петровна из-за ширмы. — А ты, кстати, так и не сказал мне о своём желании?
- Желании? Каком?
- В том-то и вопрос. Ты ведь так и не высказал своего желания. Чем я могу тебя отблагодарить за твою помощь?

В моём сознании мгновенно пронесся целый ворох мыслей. Я вспомнил, о чём её спросил. И что она мне ответила какой-то неопределённой шуткой. И что я расстроился. И вот сейчас она меня снова спрашивает.
«Это что, очередная провокация, чтобы отшутиться?! Все они сначала выпытывают, а потом отшучиваются и оставляют в дураках. Наверное, им доставляет удовольствие - видеть моё желание и зависимость», — я вновь почувствовал где-то в глубине груди тянущее ощущение обиды.
Однако сейчас, в отличие от моего обычного состояния, во мне вдруг вскипела злость: «Ах, ты хочешь моё желание? Хорошо! Ты его получишь!»

Я сделал вдох, набирая в грудь решимости, и с вызовом сказал:
- Ольга Петровна, хочу, чтобы вы разделись! — и сделав ещё один глубокий вдох, добавил, как бы ставя жирную точку в конце предложения. —  До гола!
Сказав это, я удовлетворённо вдохнул, и почувствовал, что доволен собой.

Ольга Петровна вышла из-за ширмы в ту же секунду.
Она была абсолютно голой.