Паркетный генерал
СЕРИЯ ПЕРВАЯ
Под звуки саундтрека появляется чистый лист писчей бумаги и гусиное перо, само выводящее (соблюдая старую орфографию), такой вот текст, одновременно озвучиваемый закадровым голосом:
Насильно Зубову мила,
Старушка умная жила
Приятно, но немного блудно.
Вольтеру первый друг была,
"Наказ" писала, флоты жгла
И умерла, садясь на судно.
Несколько жирно зачёркнутых строчек.
...С тех пор легла ночная мгла.
Россия, бедная держава!
Твоя удавленная слава
С Екатериной умерла.
Из черновиков Александра Сергеевича Пушкина.
****
Когда перо дописывает последнюю букву, с него срывается большая чернильная капля, расплывающаяся в черную кляксу. Потом эта клякса принимает форму памятника Екатерине в Петербурге, потом превращается в элегантный набросок тушью и в конце концов мы видим и сам монумент воочию.
Бронзовая Екатерина со скипетром крупным планом. План становится все крупнее и крупнее и вот - весь экран занимает одно лишь лицо государыни. Вот это бронзовое лицо начинает улыбаться, бронзовый глаз подмигивает зрителям, статуя окончательно оживает и с помощью галантно подающих ей руки Потёмкина и Суворова спускается с пьедестала, а ещё через пару секунд становится пожилой элегантной дамой из плоти и крови, гуляющей по аллее Царскосельского парка в сопровождении своей лучшей подруги Анны Нарышкиной. При ходьбе императрица слегка опирается на тонкую чёрную трость.
Е к а т е р и н а (с едва ощутимым немецким акцентом): Ануш, это правда, что Саша у Брюса покупает имение?
А н н а: Да, Катя, правда. Уже вторую неделю торгуются.
Г о л о с з а к а д р о м: Под "Сашей" сиятельные собеседницы имели в виду тогдашнего Екатерининского фаворита Александра Мамонова -Дмитриева.
Е к а т е р и н а: И велико ли поместье?
А н н а: Порядочное. Душ в пятьсот с лишком. Брюс просит за него триста тысяч. И совсем они было поладили, но здесь Красный Кафтан...
Г о л о с з а к а д р о м: Домашнее прозвище Мамонова.
А н н а: ...как всегда, попытался пойти на попятную. А Брюсу-то денежки надобны! Вот он и спрашивает Сашу: "Так вы, Александр Матвеевич, товар мой берете? А то я его запродам иному какому-нибудь покупателю". "И кому?" - удивляется Сашка. "Да хотя бы Казаринову".
Екатерина хохочет.
Е к а т е р и н а (со смехом): Так прямо ему и сказал?
А н н а: Так прямо Кафтану всё в лоб и вызвездил. А Сашка как завизжит: "Да как это! Как это! Ведь Казаринов - нищий! И где ж ему эдаких денег набрать?". А Брюс эдак руками разводит: "Сиё дело не наше. Так что вы, Александр Матвеевич, решайтеся: либо берите поместье, либо ослобоняйте место для Казаринова".
Е к а т е р и н а: А Сашка?
А н н а: Дверьми хлопнул и убежал.
Е к а т е р и н а: Очень ловко ты Сашеньку изобразила. Так прямо и вижу его, негодника! Только... (вздыхает) ...только Казаринов Саше не ровня. Далеко ему до Кафтана.
А н н а: Так ведь на Казаринове свет клином не сошёлся. Ещё есть, например, лейб-кампанец Мегден. Помнишь такого?
Е к а т е р и н а: Этот что ли? (разводит руки в стороны) Широколапый? Хорош. Чем-то Гришу покойного напоминает, Орла моего незабвенного.Только... что люди-то скажут? Царица де немка и царицын амант - тоже немец? Я ведь, Ануш, и в грехе не вольна. Могу блудить лишь с одними православными.
А н н а: Ну, возьми тогда Мишеньку Милорадовича. Серб, греческой веры, собою красавец и (понижает голос) как дамы рассказывают, не-у-то-мим ни в чём.
Е к а т е р и н а (машет рукой): Себе забирай сего серба-красавца! А мне и мой Саша хорош.
А н н а: И дался тебе этот Сашка! Сама ж говорила: кафтанчик неплох да все краски повылянели.
Е к а т е р и н а: Что правда, то правда. Чем-чем, а уж прытью мужской Александр Матвеевич не отмечен. Знаешь, Анюта, когда мы в последний-то раз с ним на Остров Амура ездили?
А н н а: Когда?
Е к а т е р и н а: Перед Пасхой.
А н н а: Перед Пасхой?! И ты это терпишь?
Е к а т е р и н а (вздыхая): Терплю.
Здесь обе дамы выходят к пруду, на берегу которого сидит на скамье невысокий брюнет в военной форме с очень правильными, хотя и слегка мелковатыми чертами лица. Это ротмистр Зубов.
З у б о в (вскакивая): Здравия желаю, Ваше Величество!
Е к а т е р и н а (пряча трость за спину): Сидите-сидите, юноша! (после паузы, вглядевшись) А я ведь вас помню: вы - Платон Зубов, средний сын Александра Николаевича. Я не ошиблась
?
З у б о в: Да, Ваше Величество! Я его сын.
Е к а т е р и н а (краснея сквозь пудру): Вашего батюшку мне некогда знать доводилось исключительно с хорошей стороны. Надеюсь, что и про вас, Платон Александрович, я буду слышать только хорошее.
Всё так же скрывая от Зубова тросточку, величественной и лёгкой походкой сорокалетней (максимум) женщины уходит вместе с Нарышкиной по аллее. Зубов томно смотрит ей вслед.
****
Екатерина - в своих царскосельских покоях, на пороге которых её встречает лакей Захар, ровесник царицы.
Е к а т е р и н а (Захару): Ну и кто там сегодня меня дожидается?
З а х а р: Контр-адмирал Баскаков, Ваше Величество. Товарищ начальника Кронштадтской флотилии. Звать или гнать?
Е к а т е р и н а (сияя): Зови!
З а х а р (фамильярно): Чегой-то ты, матушка, помолодела сегодня лет эдак на тридцать. Откуда сиё?
Е к а т е р и н а: Не твоё дело, Захарка. Зови Баскакова!
З а х а р: Хорошо, позову, но здесь, Ваше Величество, такое дело...
Е к а т е р и н а (продолжая сиять): Ну? И что там опять у тебя не слава Богу?
З а х а р: Дело, матушка, в том, что адмирал Баскаков выслужился с самых низов-с и в своём разговоре не способен воздерживаться от русского диалекта.
Е к а т е р и н а: Что... так вот он... прямо?
З а х а р (пожимая плечами): Увы-с. Вовсю кроют по-матерному.
Е к а т е р и н а: Ладно, что делать! Зови своего флотоводца.
З а х а р: Его Высокопревосходительство контр-адмирал Баскаков!
Входит крошечный (на полголовы ниже Екатерины) седой старичок с огромными, как бакенбарды, седыми бровями.
А д м и р а л (вытягиваясь во фрунт): Здравия желаю, Ваше Величество!
Е к а т е р и н а: Здравствуйте, Иван Абросимович. Как там наша гребная флотилия? Поколотит ли шведов?
А д м и р а л: Всенепременно, Ваше Величество!
Е к а т е р и н а: А велики ли силы у свеев?
А д м и р а л: Силы, Ваше Величество, преизрядные-с. Сорок пять кораблёв, из них двадцать линейных. Против нашего вдвое. Зато по гребным малым лодкам у нас преимущество троекратное. И мы с принцем Нассау решили атаковать их в узости с тем, чтоб добиться за счёт гребных галиотов фортуны-с. Так им, Ваше Величество (запикано) врежем-с! Что (запикано) матери!
Неловкая пауза Баскаков, опомнившись, падает на колени.
Не велите казнить!
Е к а т е р и н а (на пару с Захаром его поднимая): Да встаньте же, встаньте, Иван Абросимович! И за что вас казнить? Излагайте, как вам удобней, потому что морских ваших терминов я всё равно не разумею.
Дальше - немая сцена: адмирал поднимается и, размахивая руками, продолжает рассказ явно не без помощи "русского диалекта". Екатерина слушает и кивает.
Е к а т е р и н а (в конце разговора, пряча улыбку): Итак, я вас правильно поняла, Иван Абросимович, что стокгольмским морским хвастунишкам трёпку вы с адмиралом дадите изрядную?
А д м и р а л: Так точно, Ваше Величество, зададим-с!
Е к а т е р и н а: И вы им, если я только не путаюсь в терминологии, собираетесь так запендрюлить, что они посинеют?
А д м и р а л: Истинно посинеют, Ваше Величество!
Е к а т е р и н а (всё так же скрывая улыбку): И я вам верю, Иван Абросимович. Ступайте и возвращайтесь только с хорошими новостями.
Маленький адмирал удаляется. Спустя пару минут через специальную дверь, ведущую на половину фаворита, в кабинет без доклада входит Мамонов-Дмитриев.
Е к а т е р и н а (убирая улыбку и сразу старея лет на пятнадцать): Ну, здравствуй... Саша...
****
Царскосельский дворец. Приёмная Николая Ивановича Салтыкова - вице-президента Военной коллегии и воспитателя великого князя Александра. В приёмной томится дальний родственник Салтыкова - секунд-ротмистр Зубов, следящий осоловелым взором то за бьющейся об стекло огромной июньской мухой, то за бронзовой стрелкой напольных часов, медленно подползающей к одиннадцати, то за надменной веснущатой рожицей салтыковского камердинера. Из-за двери, ведущей в кабинет Николая Ивановича, раздаются какие-то странные стуки и стоны.
З у б о в (заискивающе): Не подскажешь ли, братец, сколько нам ещё ждать?
Камердинер презрительно хмыкает и пожимает плечами. Зубов тут же вручает ему ассигнацию.
Л а к е й (пряча деньги за пазуху): Ещё с полчаса-с. Николаи Ивановичи, покудова не помолятся,к посетителям не выходят.
З у б о в: Так это он... молится?
Л а к е й: Да-с, бьёт поклоны-с. Два часа вечером и полтора часа утром. Очень уж оне набожные-с.
Часы бьют одиннадцать. Камердинер и ротмистр вздыхают.
****
На часах - половина двенадцатого. В дверях наконец появляется и сам Салтыков - худой и носатый старик, выглядящий значительно старше своих пятидесяти лет.
С а л т ы к о в: А, Платоша, дождался-таки! Терпеливый. Ну, давай, заходи, раз пришел (проходят в покои) Ты, я надеюсь, не против, если я буду тебя называть эдак ласково, по-стариковски - "Платошей"?
З у б о в: Зовите, как вам удобнее, ваше сиятельство.
С а л т ы к о в: Молодец, что не куксишься. По крайней мере - пока. А ведь, чаю, коли фортуна тебе улыбнётся, ты заставишь меня, старика, называть тебя полным титулом?
З у б о в: Что вы, что вы, ваше сиятельство! Что бы там не случилось, вы для меня навсегда останетесь вторым отцом родным, а для вас буду почтительным сыном.
С а л т ы к о в: Красиво поёшь! Век бы слушал. Отцом родным, говоришь? Так ведь твой родный папаша в таком держит всех вас чёрном теле, что ты, верно, не больно его и любишь-то? Я ж отца твоего изучил, словно голенького. В дождь воды не допросишься. Ты со мною согласен, Платоша?
З у б о в: Может, даже и частью согласен, но... Александр Николаевич Зубов - данный мне Богом отец, а вы, Николай Иванович, второй, опосля него, для меня человек на свете. И ни вас, ни его осуждать я не в праве. Ведь второй вы отец для меня, Николай Иванович!
Падает на колени и начинает целовать ему руки.
С а л т ы к о в: Ладно, хватит, Платоша. Да вставай ты, тебе говорят! (насильно поднимает Зубова). Ух ты, маленький, а тяжёлый. (после паузы) А теперь, Платон Алексаныч, о главном. Ты государыне глянулся. Чем ты её заманил, не пойму: ни рожи, ни кожи, ни росту, ни голосу, - но глянулся крепко. Полдела сделано. Теперь давай обмозгуем, как обтяпать и вторую половину. Ты в маханьях силён? (Зубов, краснея, кивает). Точно силён, не храбришься?(Зубов снова кивает) Тогда участь твоего фавора решают
три человека: Нарышкина, Перекусихина, ну, и... аз грешный.
З у б о в (с тревогой): А Красный Кафтан?
С а л т ы к о в: А Кафтан себя сам из концерта выкинул. Ему под венец идти надобно да побыстрее. А то как бы крестины-то свадебку не обогнали.
З у б о в: А ежели он не захочет жениться? А потом повинится перед государыней, а та его - по милости своей бесконечной - простит?
С а л т ы к о в: Не захочет - заставят. Ведь Кафтан обрюхатил не абы кого, а саму Дашку Щербатову. А Щербатовы - это не Зубовы или Мамоновы или какая иная ещё шелупонь. Щербатовы - первый род на Расее, об чём государыня завсегда памятует и позору на весь белый свет не допустит. Так что недолго Кафтану осталось гулять. Сам себя погубил своим блудом кошачьим. (после паузы) А ты сам-то, Платоша, с кем нынче махаешься?
З у б о в: Ваша светлость, ни с кем!
С а л т ы к о в: А ты мне часом не врёшь?
З у б о в: Клянусь своим небесным спасением! Никого, окромя государыни, нет ни в думах, ни в сердце.
С а л т ы к о в: Снова сладко поёшь. Хорошо, коли так. Ты, Платоша, запомни, что царица ревнива ужасно и маханий на стороне никому не спускает. Одним лишь братьям Орловым она дозволяла блудить безнаказанно. Но ты не орёл и орлом никогда не станешь. Зарубил на носу?
З у б о в: Зарубил.
С а л т ы к о в: Тогда снова к делу. Итак, государыня лишь троим доверяет: Нарышкиной, Перекусихиной, ну, и мне. (Конечно, ещё и Светлейшему, но он - на счастье твоё и моё - далеко). Итак, Платоша, решают здесь трое. Мне от тебя ничего, слава Богу, не надобно, ну а Никитишна с Савишной подарочки любят. У тебя сейчас сколько свободных средств?
З у б о в (краснея): Почти нет ничего. Рублей сто.
С а л т ы к о в (тяжко вздыхая): Так я и думал... Ох, Лексан Николаич, сквалыга несчастный, жидовин во Христе! Прости, отец он тебе, но ведь правда есть правда: он за рубль и зайца догонит и женою с кем хочешь поделится... Ну да ладно! Держи.
Подходит к бюро и достаёт из него заранее припасённый мешочек с червонцами.
С а л т ы к о в: Здесь ровно шесть тысяч. Отдашь, когда сможешь.
Зубов хватает мешочек с золотом и снова пытается встать на колени.
С а л т ы к о в: Так, Платоша, ты больше при мне дурака не валяй. Слишком стар я тебя поднимать-то. (после паузы) Ну что, сам распрямился? Вот и молодчага. Червонцы сии бери с лёгкой душой, они у меня не последние, а потратить их нужно по эдакой схеме: первым делом найди на Гостином лавку рижского немца Шиллера и купи у него наилучшую из табакерок тыщи эдак за две с половиной. Это для Саввишны. Старая дева Перекусихина больше всего на свете любит императрицу, а сразу после неё - табак. На остатние деньги возьми в том же Гостином у француза Лагаля кольцо с наибольшим бриллиантом. Подаришь Нарышкиной. И после этих подарков все у тебя, Платон Алексаныч, сразу станет all right. Ведаешь, что сиё значит?
З у б о в: Ведаю, ваше сиятельство.
С а л т ы к о в: Знаешь по-аглицки?
З у б о в: А так же ещё по-немецки и по-французски.
С а л т ы к о в: В этом ты молодчага. Государыня умных любит. (смотрит на циферблат часов)Ох, чего-то, Платон, я с тобой заболтался. Война ведь у нас, и в Военной коллегии меня, небось, уже целый генеральский взвод дожидается. Пора мне и к ним. А ты ступай себе с Богом.
З у б о в: Прощайте, ваше сиятельство! Век ваших милостей не забуду.
Начинает продвигаться к выходу.
С а л т ы к о в: Эй, Платон! Погоди-ка минутку.
Зубов замирает и оборачивается.
С а л т ы к о в: За-пом-ни, Пла-то-ша: будь мягким, будь робким, будь томным,
но себя - не роняй. Государыня этого не прощает.
****
Царскосельский дворец. Покои Екатерины. На пороге покоев стоит Мамонов-Дмитриев - молодой тридцатилетний мужчина с очень-очень красивым (красивее, чем у Зубова) полукукольным личиком. Так же весьма хороши его руки - по-девичьи маленькие, с идеально ухоженными розовыми ногтями. Фаворит так прекрасен, что царица им невольно любуется.
Е к а т е р и н а: Ну, так что, милый Сашенька? Нешто пришёл ты в молчанку играть? Коли есть что сказать, говори.
М а м о н о в (запинаясь): Я... ваше величество... пришёл... попроситься... в отставку. Поелику я более вас не достоин.
Е к а т е р и н а: Столько лет был достоин, а здесь вдруг испортился? Давай, Саш, не темни. Говори напрямую.
М а м о н о в: Я... я ваше... величество... очень боюсь вам наскучить, как наскучили... все остальные. И уж лучше уйти самому, чем быть выгнанным.
Е к а т е р и н а: Так это, Сашенька, я виновата? Это я виновата в том, что ты со мною не спишь третий месяц? Да что там "не спишь"! Словом добрым не удостаиваешь. Это, стало быть, я виновата?
М а м о н о в: Нет, вина здесь моя, ваше величество. Здоровьем я слаб, живость душу покинула, и нет от меня вам более радости. Так зачем я вам нужен? Отпустите на волю.
Е к а т е р и н а: Так ты, Саша, не птичка в клетке, и силком, видит Бог, я ещё никого не удерживала. Коли хочешь, иди. Но сначала скажи: в чём причина?
М а м о н о в (пряча глаза): Людской молвы я страшуся. Война ведь сейчас и все отдают последнее, а я живу в неге и роскоши. Презирают за то меня люди и "царской левреткою" кличут.
Е к а т е р и н а: Кто кличет?
М а м о н о в: Все, Ваше Величество.
Е к а т е р и н а: Ну и плюнь ты на них. Завистники были, есть и будут, а на всякий роток не накинешь платок. Что ж до подарков, то ты у меня ничего не просишь, я сама тебя жалую и все это знают. А что касаемо "царской левретки"... ох, и злые же люди! ...так ты сам рассуди: люблю ли тебя я всем сердцем или просто своё сладострастье старушечье тешу? Сам-то что думаешь?
Мамонов молчит.
Е к а т е р и н а: Александр Матвеевич, вас государыня спрашивает! Соизвольте ответить.
М а м о н о в (глядя в пол): Первое, Ваше Величество.
Е к а т е р и н а: Ну, и слава Богу! Значит в любови моей ты не сомневаешься. В чьей же тогда ты любви не уверен? Уж не в своей ли?
М а м о н о в (заливаясь слезами): Помилуйте, Ваше Величество!
Е к а т е р и н а (гладя его по голове): Ах, Сашка-Сашка, Кафтанчик ты мой ненаглядный! Жить мне осталось недолго и - Бог свидетель - с тобой я хотела свой век скоротать. Да, видать, не судьба. (после паузы)Саша, слушай внимательно. Коль решил уходить - уходи. Но хочу подготовить тебе ретираду по истинно золотому мосту. У графа Брюса есть дочь: первая невеста в Империи. Знатна, красива, богата - все таланты при ней. Ну, и ещё... молода. В отличие от меня, многогрешной.Сам понимаешь, что эдакой сватье, как я, граф Брюс отказать не посмеет. Так может... весёлым пирком да за свадебку? Что скажешь, Саша?
М а м о н о в (он в полном смятении): Я... мне... она... мне надо подумать, Ваше Величество.
Е к а т е р и н а: Ну, вот всё и обмысли. А коли захочешь всё взад воротить, так помни: дорога открыта. Ступай, милый Сашенька.
****
Всё та же комната. Екатерина стоит у окна. Заходит Захар.
З а х а р: Ваше Величество, вам записка от графа Мамонова.
Подаёт ей письмо, разворачивающееся во всю ширину экрана. Французский, естественно, текст записки через пару мгновений превращается в русский и зачитывается вслух закадровым голосом Мамонова:
"Ваше Величество!
Я боле таиться не в силах. Никак не могу взять замуж графиню Брюсову, потому как уже целый год влюблён безумно в княжну Дарью Щербатову и ещё в середине мая дал ей слово жениться. Понимаю, что нет мне прощения и единственное, на что я уповаю, - это Ваше известное всем милосердие.
Ваш недостойный раб Александр".
Е к а т е р и н а (себе под нос): Значит, правда. Всё - правда. А я, дура, думала: сплетни. (поворачивается к Захару) Захар, передай графу Мамонову, что его свадьбу с княжной Щербатовой я назначаю через неделю и сама на ней буду посаженной матерью. А посаженным отцом я желаю там видеть секунд-ротмистра Зубова. Всё, можешь идти. И с этой минуты дня три никого не пускай. Плакать буду.
Захар кланяется, но не уходит.
Е к а т е р и н а: Чего ты застыл, Захарка? Не видишь - хочу быть одна. Пошёл вон, холопская морда!
З а х а р (очень спокойно): Ваше Величество, дозвольте мне слово молвить.
Е к а т е р и н а: Ну?!
З а х а р: Вы не можете быть посаженной матерью, поелику - вдовица. И Платон Александрович, как человек холостой, тоже в посаженные отцы не подходит. Не верите мне, спросите отца Иоанна.
Г о л о с з а к а д р о м: Так звали духовника государыни.
Е к а т е р и н а: А если я прикажу?
З а х а р: Когда вы прикажете, то и петух снесётся, но стоит ли лишний раз злить мужиков с духовенством? Вспомните, ваше величество, как один здешний монарх лишился главы и престола лишь потому, что не спал опосля обеда.
Е к а т е р и н а: Это ты про Лжедмитрия?
З а х а р: Истинно так. Про него.
Е к а т е р и н а: Какие учёные у меня лакеи!
З а х а р: Каков поп, таков и приход. Так мне идтить?
Е к а т е р и н а: Да, пожалуй, ступай-ка, Захарушка, друг ты мой лучший. За "морду холопскую" на меня зла не держишь?
З а х а р: А я ничего и не слышал.
Уходит.
Екатерина, чуть-чуть постояв в центре комнаты, валится ничком на кушетку и начинает рыдать, что-то время от времени выкрикивая по-немецки.
****
Г о л о с з а к а д р о м: Прошло только два дня из назначенных трёх, но верный Захар против воли нарушил императрицыно уединение.
Царица всё так же лежит и рыдает. Входит Захар.
З а х а р: Ваше Величество, можно?
Е к а т е р и н а (глядя в кушетку): Нельзя.
З а х а р: Но у меня очень-очень хорошие новости.
Государыня приподнимается, оборачивает к Захару своё залитое слезами лицо и со странной надеждой глядит на лакея.
З а х а р: Нет, Ваше Величество, не про Александра Матвеевича...
Е к а т е р и н а (вновь рухнув ничком): Тогда наплевать.
З а х а р: А - про Реченсальмское сражение.
Е к а т е р и н а (приподнимаясь): Это на... море?
З а х а р: На море, Ваше Величество. Как есть на море.
Е к а т е р и н а: Хорошие, говоришь? А насколько... хорошие?
З а х а р: Зело, Ваше Величество . Шведы разбиты наголову, а их флагман пленён. А завтра в десять утра должно состояться торжественное награждение всех причастных к оной виктории офицеров. Кого вы назначите вместо себя?
Е к а т е р и н а (вставая): Никого. Сама справлюсь.
****
Парадный зал Царскосельского дворца. Екатерина стоит в окружении свиты, перед нею - вытянувшаяся во фрунт шеренга награждаемых. Вице-канцлер Безбородко (великолепно одетый вельможа с лукавым мужицким лицом) торжественно зачитывает вслух наградной лист.
Б е з б о р о д к о: Его Высочеству вице-адмиралу принцу Нассау-Гиссену за решительную викторию, одержанную над флотилией свейской, потопление тридцати девяти свейских судов и пленение адмиральского флагмана жалуется высшая воинская награда Российской империи - Орден Святаго Георгия Первыя Степени.
Вешает орден на грудь адмиралу.
П р и н ц: Служу ея Императорскому Величеству!
Б е з б о р о д к о (приближаясь к следующему награждаемому): Его Высокопревосходительству контр-адмиралу Баскакову за геройский прорыв, осуществленный возглавляемой им гребной эскадрой на самыя рейд Реченсальмский, а так же учитывая, что оный прорыв зело поспоспешествовал и общей Виктории Русской, жалуется вторая по значению воинская награда Российской империи - Орден Святаго Георгия Второй Степени!
Вешает орден на грудь Баскакову.
Б а с к а к о в: Служу ея Императорскому Величеству!
Б е з б о р о д к о: Его Высокопревосходительству контр-адмиралу Литту...
Церемония далее продолжается без звука. Потом награждённых начинает поздравлять государыня (эта величественная сорокалетняя дама и зарёванная старушенция из предыдущей картины производят впечатление двух совершенно разных людей). Крупный план поздравлений Баскакову.
Е к а т е р и н а (улыбаясь): Ну что, адмирал, как вы мне обещали, так всё сделали? Задали трёпку корольку-хвастунишке?
Б а с к а к о в: Задали, Ваше Императорское Величество!
Е к а т е р и н а: Извините, ежли я вдруг подвираю ваши военно-морские термины, но вы корольку "за-пен-дрю-ли-ли" так, что он "аж посинел""?
Б а с к а к о в: Истинно посинел, Ваше Императорское Величество!
Е к а т е р и н а: Благодарю вас за службу, Иван Абросимович. Искренне рада, что у России есть такие сыны.
Пожимает Баскакову руку и переходит к следующему награжденному.
****
Венчание в дворцовой церкви. Молодые - тридцатилетний граф Мамонов и восемнадцатилетняя, заметно беременная княжна - прекрасны, как две фарфоровые куколки. Окружённая свитой и внимательно наблюдающая за ними Екатерина - сама величественность и невозмутимость. По окончании церемонии императрица первая подходит поздравлять молодых.
Е к а т е р и н а: Поздравляю, графиня. Вы сегодня прекрасны, как ангел небесный. Поздравляю вас, граф. Вам, как мужчине, комплименты по поводу внешности не пристали, и я выражусь так: вы были сегодня достойной оправой для этого юного бриллианта. В сей знаменательный день я хочу преподнесть и свой скромный подарок: сто тысяч деньгами и две тысячи душ в трёх разных поместьях. Не благодарите. И ещё я осмелюсь дать такой материнский совет: вам, граф, как человеку женатому, далее жить у меня во дворце неприлично, а своего дома в Петербурге у вас, насколько я знаю, нет. Так что вам надлежит завтра утром выехать вместе с женою в Москву.
М а м о н о в (опешив): Ваше Величество, это... приказ?
Е к а т е р и н а: Да, граф, приказ. И ещё известите фрейлину Шкурину, столь многим споспе... (запинается) ... извините... столь многим споспешествовавшую этому блестящему браку, что ей тоже придется уехать в Москву вместе с вами.
М а м о н о в: Будет исполнено, Ваше Величество. Благодарю вас за истинно царский подарок.
Е к а т е р и н а: Помилуйте, граф, уж вам ли не знать,каковыми бывают воистину царские подарки! Что ж... я желаю и вам, и графине семейного счастья и надеюсь услышать о вас из Москвы лишь хорошее.
Возвращается к свите, среди которой стоит сияющий, словно новый червонец, секунд-ротмистр Зубов.
Е к а т е р и н а (Зубову): Вам, Платон Александрович, сейчас тоже нужно поздравить новобрачных, а потом сделать нелёгкий выбор: либо вы останетесь веселиться здесь, с молодёжью, либо предпочтете веселью приватное чаепитие вместе с шестидесятилетней старухой. Каково будет ваше решение?
З у б о в: Ваше Величество, будь вы мужчиной, я бы вас вызвал за эти слова на дуэль!
Е к а т е р и н а (подмигивая стоящему невдалеке Салтыкову): Сладко поёт, век бы слушала! Стало быть вы, Платон Александрович, предпочтёте гульбе чаепитие?
З у б о в (потупясь): Да...
Е к а т е р и н а (грозя ему пальчиком): Но сначала поздравьте молодых.
.
Зубов подходит к длинной очереди поздравляющих - очередь расступается и пропускает секунд-ротмистра к молодым. Поздравив, Платон Александрович идёт обратно к царице и полминуты спустя удаляется вместе с ней, испепеляемый взглядом умирающего от ревности экс-фаворита.
****
Г о л о с з а к а д р о м: Признаюсь вам честно, мои дорогие зрители, что, будь я свободен в выборе темы для этого фильма, я бы его посвятил не ничтожному Зубову, а умнейшему вице-канцлеру Безбородко.
Мы снова видим памятник Екатерине у Александринки и крупный план стоящего у ног государыни Безбородко. Бронзовый канцлер вдруг оживает, пешком пересекает сквер и садится в карету. Крупный план скучающего в пути Безбородко, едущего по нынешнему Пулковскому шоссе по направлению к городу.
Г о л о с з а к а д р о м: Александр Андреевич Безбородко - мелкопоместный украинский шляхтич, бывший в те времена фактическим руководителем всей Российской империи, несметный богач, всю свою жизнь не вылезавший из долгов, многодетный холостяк, ставший одним из прототипов старого князя Безухова в эпопее "Война и мир", один из самых блестящих вельмож той великой эпохи, удостоившийся, в отличие от Платона Александровича, места на памятнике государыне, но никогда - в отличие от того же Платона - не удостаивавшийся посвященных ему кинофильмов, тем дождливым осенним утром 1789 года ехал на срочный доклад к государыне в Зимний дворец.
Дорогу карете неожиданно перегораживает шлагбаум.
Ч а с о в о й: Ваше сиятельство! Першпектива закрыта для государственных надобностев. Проезда нет никому.
К у ч е р (с козел): Глаза протри, людоедская морда! Ты видишь, кого ты остановил? Пред тобою действительный тайный советник граф Безбородко, едущий в Зимний дворец на срочный доклад к Ея Величеству!
Ч а с о в о й: А мне, борода, сиё безразлично, ибо велено мне пропускать токмо лишь самое Государыню. А всех прочих приказано мне останавливать, невзирая на чин. Ибо шосса закрыта для государственных надобностев.
Б е з б о р о д к о (кучеру): Василий, не спорь. Сказали стоять, так стоим. Только что это, братец, за государственные надобности?
Ч а с о в о й: Не велено никому говорить. Военная тайна-с.
Б е з б о р о д к о: Василий, дай ему рубль на водку.
Василий подчиняется.
Ч а с о в о й (поспешно пряча монету за щеку, отчего начинает чуть-чуть шепелявить): Дело, ваше сиятельство в том, что два брата Зубова - Платон и Валериан Александровичи - запеленали у шоссы зайца и теперь, чтобы зверя того не вспугнуть, нельзя пропускать никого-с.
Б е з б о р о д к о: Т. е. Зубовы запеленали зайчика и из-за этого в Зимний дворец не пропускают министра с докладом?
Ч а с о в о й: Так точно, ваше сиятельство! Не пропускают.
Б е з б о р о д к о:Сорок два года живу в Россиииф, но всё равно - каждый день удивляюсь. Хорошо... будем ждать.
****
Тоже место часа два спустя. Начинает чуть-чуть смеркаться. Перед шлагбаумом накопилось где-то с полсотни конных и пеших. К собравшейся у заграждения очереди подъезжает карета Николая Ивановича Салтыкова.
С а л т ы к о в (Безбородко): Здравствуйте, Александр Андреевич! И давно здесь стоите?
Б е з б о р о д к о: Здравствуйте, Николай Иванович! Да часа где-то два.
С а л т ы к о в: В чём причина задержки?
Б е з б о р о д к о (пожимая плечами): Понятия не имею.
С а л т ы к о в: Ну, что ж... будем ждать. Наше дело - телячье.
****
Ещё через час. Почти что стемнело. Пробка перед шлагбаумом удвоилась и напоминает цыганский табор. К каретам Салтыкова и Безбородко подъезжает карета князя Голицына.
Г о л о с з а к а д р о м: Князь Голицын Пётр Борисович при дворе слыл забавником и имел легкомысленное прозвище "Зайчик".
Г о л и ц ы н (высовываясь из окна кареты; далеко выпирающие резцы действительно придают ему сходство с зайцем): Приветствую вас, господа! Давно здесь скучаете?
Б е з б о р о д к о: С полудня.
Г о л и ц ы н: Причину затора знаете?
Б е з б о р о д к о (пожимая плечами): Кто что говорит.
Г о л и ц ы н: А я знаю наверное, поелику мой кучер - земляк начальника здешнего караула. Фаворит новый, Зубов решил поохотиться и на обочине этой дороги с утра обложил... и кого бы вы думали? ... зайца! Вот ради этой свирепой зверюги и прервано на полдня сообщение между Москвой и столицей. Ну, не безобразие ли?
Б е з б о р о д к о: Как сказать, Пётр Борисович! Во-первых, скорее всего, это враки. А, если даже и правда, то чего б молодцу не потешиться? Охота - дело молодое, и не нам, старикам, их судить.
С а л т ы к о в: Совершенно верно, Александр Андреевич! Не нам, лёжа на печке, обсуждать удальцов.
Г о л и ц ы н: Не понимаю я вас, господа! А я вот, как только подумаю, что Светлейший на юге турок гоняет, а новый на севере зайцев струнит, поневоле впадаю в жестокую меланхолию. Неужто же государыня разницы между ними не видит?
Салтыков с Безбородко молчат.
Г о л и ц ы н (смущённо): Вы что, господа, не согласны?
Б е з б о р о д к о (после паузы): Светлейшему князю Потёмкину по врагам его лютым и честь: кажись, князя наградам не обносили. А Платон Алексанычу что прикажете делать в здешних скудных краях, где ни тигров, ни львов, ни медведей, а токмо лишь (смотрит в упор на Голицына) зайчики по паркету прыгают?
Салтыков громко хохочет. Обиженный насмерть Голицын задёргивает занавеску.
С а л т ы к о в: Эк ты его приложил! Ну, и правильно: впредь пусть умнее будет. А сам-то о новом что думаешь?
Б е з б о р о д к о: Пока ничего. Поглядим. Он на вид простоват, но на место сел крепко. И три этих братика-зубика: Николай, Валериан и Платон - ещё много дублёных шкур перемелют. Дай только срок. Так мне мстится.
С а л т ы к о в: Неужто... страшно сказать... и Светлейшего?
Б е з б о р о д к о: Кто знает, князь? Кто знает? Бывает,что и болонка меделянскому кобелю глотку рвёт, коли карта ей ляжет.(маленькая пауза) Никак, князь... дорогу открыли?
С а л т ы к о в: А ведь и правда! (стучит в окошко к Голицыну) Эй, князь, хватит кукситься. Нам волю дали!
Гигантская пробка приходит в движение.
****
Платон и Валериан Зубовы (оба брата одеты в раскошнейшие охотничьи костюмы) возвращаются верхами в столицу. К поясу у фаворита приторочен тот самый заяц, что на целых полдня парализовал жизнь всей Российской империи.
П л а т о н: А славно мы, брат, поохотились!
В а л е р и а н (безусый восемнадцатилетний мальчик, хорошенький, словно ангел с пасхальной открытки): По полям поскакали изрядно! Только к ужину вряд ли успеем и государыня будет ругаться.
П л а т о н: Небось, брат, небось! Их величества милостивы. Особенно для тебя, шалопая.
В а л е р и а н (самодовольно улыбаясь): Да, мне государыня почти всё прощает. Кроме, конечно, маханий с Голицыной. Неужто ревнует?
П л а т о н: Ишь чего он удумал!Станут тебя их величества ревновать. Тем более к этой развратной девке.
С прищуром смотрит на брата.
З а к а д р о в ы й м о н о л о г
П л а т о н а: Вон как сияет! Словно новый алтын. Не-ет, амур дело тонкое: здесь даже и брату нельзя доверять. Услать его надо. И чем дальше, тем лучше.
****
Крупный план памятника Екатерине. На этот раз с пьедестала слезает Потёмкин и, перейдя через сквер развязной походкой фактически первого человека в Империи, наливается плотью и кровью и оказывается в походном шатре. Одноглазый Светлейший сидит за столом в одном грязном исподнем и раздирает руками жареного лебедя. И лицо, и руки, и грудь Потёмкина, и даже стол перед ним сплошь испачканы жёлтым лебединым жиром. В шатёр заходит ординарец князя Голынский.
П о т ё м к и н (в сердцах): Какого чёрта припёрся? Не видишь, я кушаю?
Г о л ы н с к и й: Ваше сиятельство! К вам подполковник Валериан Зубов с личным донесением от государыни.
П о т ё м к и н: Тот самый Зубов?
Г о л ы н с к и й: Нет, ваше сиятельство, его младший брат.
П о т ё м к и н: И сколько же лет сему подполковнику?
Г о л ы н с к и й: Восемнадцать с половиной.
П о т ё м к и н: Талантливый юноша! Я был в его годы вахмистром. Зови.
В шатёр заходит Зубов-младший и, отдав князю честь, передает послание от государыни. Потёмкин прячет его не читая.
П о т ё м к и н: Ну что ж, подполковник, садитесь. Не побрезгуете разделить со мной трапезу?
Протягивает Зубову покрытую слоем жира ножку.
Что нового в столице?
З у б о в (невозмутимо обгладывая княжеское подношение): Новостей особенных, ваше сиятельство, нету. Шведов снова на море побили. Граф Мамонов женился на Дарье Щербатовой.Государыня занеможила, но, к счастью, ненадолго, и сейчас с разрешения доктора Роджерсона снова вернулась к обыкновенному своему распорядку. Вот, наверно, и всё.
П о т ё м к и н: Шведов побили? Что ж... дело хорошее, только и мы здесь, Валериан Александрович, не голубей гоняем. Не далее как вчера взяли приступом город Бендеры. Не хотите ли отвезти в Петербург депешу об этой отрадной новости?
З у б о в (опешив): Но я ведь только что, ваше сиятельство, проскакал без продыху две тыщи верст. И ещё не отдыхал... ни минуты...
П о т ё м к и н (с издёвкой): Ах, Валериан Александрович, Валериан Александрович! В ваши ли золотые годы бояться дальних дорог? Да для вас это - тьфу! Вот только ножку докушайте и отправляйтесь-ка в путь. (адъютанту) Алексей, вручи подполковнику Зубову победную нашу реляцию для Ея Величества.
З у б о в: Подождите, господа, подождите! Дайте руки хоть вытру (не найдя полотенца, вытирает измазанные жиром руки о золотое шитье своего мундира)А теперь дайте письмо.
Забирает реляцию.
П о т ё м к и н (Зубову): Более вас, господин подполковник, я не смею задерживать.
Валериан отдаёт ему честь и направляется к выходу.
П о т ё м к и н: Хотя, постойте, постойте!
Валериан замирает.
П о т ё м к и н: Валериан Алексаныч, не в службу, а в дружбу, не сочтите за труд передать государыне ещё и эту безделицу.
Запускает в щербатую пасть свою измазанную жиром руку, легко выдирает зуб и отдаёт его Зубову.
П о т ё м к и н: Передайте сию диковину Ея Величеству и добавьте словесно, что в скорости я и сам в Петербург приеду и ещё один вырву.
****
Интимная комната Екатерины в Зимнем дворце. Императрица вместе с Зубовым-старшим принимают только что воротившегося от Потёмкина Валериана. На мраморном столике перед государыней лежит пресловутый потёмкинский зуб.
Е к а т е р и н а: Что, прямо так и сказал?
В а л е р и а н: Да, Ваше Величество.
Е к а т е р и н а: Ах, Гри-Гри! Ну, Гри-Гри! Никому бы сего не простила...никому,окромя Светлейшего.И грозится приехать? Без разрешения?
В а л е р и а н: Да, Ваше Величество.
Е к а т е р и н а: Он просто Бог знает что начал себе позволять! Но проглотить придётся, ибо слишком много Потёмкин принёс пользы Державе. (поворачиваясь к умирающему от ужаса Платону) Да не трястись ты от страха, Чернявенький! Не отдам я тебя Циклопу на съедение.
Щелкает Зубова-старшего по носу.
Е к а т е р и н а: С Божьей помощью и Гри-Гри переможем!
****
Г о л о с з а к а д р о м: Минуло целых семь месяцев, однако светлейший князь Потёмкин свою угрозу не выполнил и "вырывать гнилой зуб" в Петербург не нагрянул. Обе войны - и северная, и южная - продолжались с весьма переменным успехом, истощая Империю. Зубов-младший так и пребывал у Потёмкина в ставке в статусе то ли соглядатая, то ли стажора. А две закадычных подруги Аня и Катя вновь, как и в прошлом году, гуляли по хорошо вам знакомой дорожке Царскосельского парка.
А н н а: А ты, Катя, слышала очередное бонмо Голицына-Зайчика?
Е к а т е р и н а: Нет, Ань, расскажи.
А н н а: Прежде он повторял ежечасно, что, мол, три братика-зубика: Николай и Платон с Валерианом - кого хошь перемелют, а в последнее время запел по-иному. Теперь он начал рассказывать, что в его родовой деревне зубы, мол, вырывают В ПОТЁМОЧКАХ. Привяжут, мол, к зубу суровую нитку, закрепят её за что-нибудь и тыкнут в болящего в темноте раскалённой головешкой. Тот от боли отпрыгнет, а зуб-то и вылетит. В ПОТЁМОЧКАХ. Вот ведь болтун!
Е к а т е р и н а: Болтун он и есть, и пусть языком себе мелет, от нас не убудет. Голицын - креатура Светлейшего и по приказу его чего хочешь ляпнет. Зубик он вырвет. В потёмках. Об этом Григорий пусть и думать забудет. И, хотя я ему и обязана половиной своей державы и никогда об этом не забываю, но сердце моё князь Григорию уже давным-давно не принадлежит, и Светлейший об этом знает.
Раздается несколько пушечных выстрелов.
А н н а (вздрагивая): А это что такое?
Е к а т е р и н а (с усмешкой): А это, Ань, шведы. Ты привыкай-привыкай. Ведь во втором Реченсальмском сражении фортуна от нас отвернулась, полфлота потопло и неприятель по морю гуляет свободно. Ну, и палит куда ни попадя.
А н н а: И что же теперь?
Е к а т е р и н а: А ничего. Вчера я послала в Финляндию барона Осипа Андреевича и он на днях к нам вернётся с почётным миром. Шведам ведь тоже деваться некуда: у них английское золото кончилось и воевать больше нечем. Так что мир нам барон привезёт. Не такой, как мечталось, но и не слишком поганый.
А н н а: Земли шведам отдашь?
Е к а т е р и н а: Ни вершка! Так... деньгами немного. И, чтоб избегнуть словца "контрибуция", мы со шведским монархом решили назвать это "сестринской помощью" (а ведь шведский король мне и вправду братец троюродный). Позора здесь нету, зато руки на юге развяжем и добьём-таки турок. Надеюсь, Светлейший, всех дел не доделав,сюда не вернётся?
А н н а: Я тоже так думаю. Катюш, говорят, что Циклоп всегда посылает Валериана Александровича в самое пекло?
Е к а т е р и н а: Валериан тоже хорош и сам всюду лезет. Коль останется жив (о чём я молюсь ежечасно) станет вторым Румянцевым или Суворовым.
Здесь гуляющих дам догоняет Захар.
З а х а р (задыхаясь от быстрого бега): Ваше Величество! Анна Никитишна! Князь Потёмкин-Таврический прибудет с минуты на минуту.
****
Всё по той же Царскосельской дороге мчится карета Светлейшего.Князь (он при полном параде и ничуть не похож на только что виденное нами чучело в кальсонах)смотрит в окно и вспоминает.
****
Череда чёрно-белых флешмобов.
****
Июнь 1762
Вся дорога заполнена конной гвардией, во главе которой на ослепительно-белом жеребце гарцует тридцатилетняя Екатерина. Позади неё - все пять братьев Орловых и юный Потёмкин, узнаваемый лишь по наглазной повязке. Навстречу гвардии в небогатой карете едет двадцатипятилетний Салтыков.
С а л т ы к о в (далеко высовываясь из окна): Да здравствует императрица Екатерина! Куда направляетесь, молодцы?
А л е к с е й О р л о в (кирасир-великан со зверским лицом, изуродованным сабельным шрамом): В Ораниенбаум, Николай Иванович! Урода заарестовывать.
****
Август 1762
Небольшой дворец в Ропше. Человек пять гвардейцев, включая Потёмкина и Алексея Орлова,сторожат свергнутого императора. Все курят трубки и играют в карты. Не забыто у них и вино: Орлов под шофе, а Пётр III пьян в доску.
П ё т р (с сильным немецким акцентом): Я опять проиграль. Здесь что-то не чисто. Камрады, вы,кажется, жульничать.
О р л о в: Чего ты там вякнул?
П ё т р: Я не есть вякнул. Я есть говориль. А вы, как я думаль, являться... как это будет по-русскому? ...карточный вор!
О р л о в: Ну, знаешь! (в нетерпении взмахивает рукой, отчего из его рукава выпадает вторая колода, остальные гвардейцы сдержанно фыркают и Орлов начинает беситься ещё больше).Так ты дворянина вором назвал? Получай же, паскуда!
Бьёт свергнутого императора наотмашь.
П ё т р (закрывая руками залитое кровью лицо): Вы не имеете никакой право бить свой император, пусть даже и бывшая! Вы не есть дворянин и благородный человек, вы есть грязная русише швайне!
О р л о в (симулируя ярость): Так тебе русские люди не нравятся? Да я тебя, мозгляка, придушу за Расею! Видит Бог, задушу!
Хватает Петра за горло и начинает душить. Тот пытается сопротивляться, но силы несопоставимы. Через пару-тройку минут задушенный император сползает на пол. (И всё это время на обоих дерущихся смотрит широко раскрытый от ужаса единственный глаз Потёмкина).
О р л о в (неожиданно трезвым тоном): Ну, вот и всё. Нету больше Урода.
****
Июнь 1774
Сорокопятилетняя Екатерина и тридцатипятилетним Потёмкин едут в общей карете в Царское Село.
Е к а т е р и н а: Так что вы, генерал, собирались мне рассказать о положении в нашей Империи иноверцев? Вы ведь в Коллегии числитесь их опекуном?
П о т ё м к и н: Да, Ваше Величество. И... (замолкает)
Е к а т е р и н а: Смелее, мой генерал, смелее. Откуда такая робость в суровом воине? Действуйте, как при штурме Хотина.
П о т ё м к и н (удивлённо): Как при штурме... Хотина, Ваше Величество?
Е к а т е р и н а (улыбаясь): Да.
Встречаются взглядами. После маленькой паузы Потёмкин набрасывается на государыню и овладевает ею.
Е к а т е р и н а (после и томно): Да-а... генерал... вот уж воистину кавалерийский натиск! Бедные турки... Хотя...как мне кажется... всё получилось не так уж и плохо...
****
Август 1774
Парадная лестница Царскосельского дворца. Поднимающийся наверх Потёмкин сталкивается с двумя спускающимися вниз братьями Орловыми.
П о т ё м к и н (широко улыбаясь): Приветствую вас, господа! Что слышно в дворце?
А л е к с е й О р л о в (с кислой улыбкой): Да нет никаких особенных новостей. Разве что люди судачат о том, что вы сейчас поднимаетесь, а мы (делает поясняющий жест) опускаемся. (братья жмутся к перилам) Проходите, генерал!
****
Действие вновь возвращается в 1790 и видеоряд опять становится цветным. Карета Потёмкина подъезжает к дворцу и Светлейший, узнав, что государыня сейчас на прогулке, догоняет по хорошо нам известной аллее гуляющую Екатерину. Догнав государыню, князь - красивый, огромный, в усыпанном бесчисленными бриллиантами камзоле - почтительнейше сгибается и целует ей руку. Лицо наблюдающей за ними Нарышкиной вытягивается и белеет от страха.
****
Приёмная Екатерины. Захар и Нарышкина с тревогой прислушиваются к доносящийся из царских покоев звукам: громоподобному басу Потёмкина и жалобному голоску Екатерины.
З а х а р: Ой, Анна Никитична, как Циклоп-то на матушку наседает! Далеко ль до греха? А ну как прибьет? Может, вызовем Платона Александровича?
А н н а (машет руками): Нет, Захар, и не вздумай! Мужчины в подобных делах хуже чёрта становятся. Вызовешь Зубова - может дойти до убийства. Да и матушка наша не больно-то перед одноглазым пасует: он ей слово, она ему - пять. И вот что тебе я скажу: я ведь вашего брата, прости, перевидела, словно песку морского, и одно поняла - коль мужчина кричит, он не больно и страшен. Хуже, когда молчит и дуется.
З а х а р: Твои бы, Анна, слова да Богу бы в уши! Будем ждать?
А н н а (кивает): Будем.
****
Покои Екатерины. Императрица в домашнем шлафроке возлежит на кушетке. Потёмкин во все том же парадном камзоле расхаживает по комнате и обрушивает на государыню монолог за монологом.
П о т ё м к и н: Катя, не обо мне сейчас речь и не о моих пред тобою заслугах. Нет у меня никаких заслуг и не было. Спусти их в нужник, если хочешь. Но кому же, скажи, ты отдала своё сердце? Мальчишке? Ничтожеству? Обезьянке смазливой?
Г о л о с з а к а д р о м: Говоря откровенно, князем двигала не одна ревность, а ещё и холодный придворный расчет. Платон Александрович Зубов был первым за многие годы фаворитом не из команды Светлейшего. Что резко снижало, выражаясь по-нынешнему, его "аппаратный вес".
П о т ё м к и н: И что ты нашла в нём, Катюша? Ни ума, ни красы, ни таланта. Хочешь, сотню таковских тебе разыщу да ещё и получше? Только свистни. Через час здесь выстроятся.
Е к а т е р и н а (сдавленным голосом): Гриша, не рви мне сердце. Сколько жить мне осталось? Год? Два? Три? А, может, и месяц. И в любви я желаю дожить эти крохи. Вон даже Саша Мамонов... думала, он навсегда, а он бросил меня ради дуры молоденькой. А Платоша - не бросит.
П о т ё м к и н: Ты уверена?
Е к а т е р и н а: Да. И нет у него никого, о чём знаю доподлинно. Из-за этого и держу.
П о т ё м к и н: Так ты думаешь, он - благородный? Ах, Катюша-Катюша! Ладно, что глуп он, как бабий пуп (у тебя ведь, кроме меня, сильно умных и не было), так ведь он же ещё и подлый! Папаша его - Александр Николаевич - самый бесчестный делец на всю Расею. Заседая в Сенате, он знаешь, что делает? Скупает на подставных лиц все спорные имения, а потом разрешает вопрос в свою пользу. А твой сладкий Платоша имеет с того свой процент.
Е к а т е р и н а: Гриша, это неправда.
П о т ё м к и н: Ослепла ты, матушка! Завесил глаза он тебе печными заслонками и уши забил пуховиками. Всё, матушка... всё! Тридцать лет мы знакомы, и ни разу я оного не токмо не произнёс, но даже и про себя не подумал. А теперь вот скажу: выбирай - или я, или он.
Е к а т е р и н а (после паузы, твёрдо): Гриша, запомни: я от Платона не откажусь ни-ког-да.
П о т ё м к и н: Тогда дай мне абшид. Здесь всё пели тебе, что я то ли в господари молдавские, то ли в герцоги курляндские пролезть мечтаю, так вот, посылаю я по боку и герцогство, и господарство. И к наследнику я не примкну, как тебя уверяли. Тихо буду сидеть у себя в имении и дожидаться смерти. Только дай мне отставку.
Е к а т е р и н а (поднимаясь с кушетки, берёт Потёмкина за руку и пристально смотрит ему в глаза): А об этом ты, Гриша, и думать забудь. Мы вдвоем стране служим и вдвоём на сей службе и сдохнуть должны. Тебе ли не знать, что сердце моё одно, а держава - другое. Одно с другим не запутано. Иди,князь,служи.
Крепко целует Потёмкина в губы и уходит в соседнюю комнату.
****
Г о л о с з а к а д р о м: Расхожая мудрость гласит, что наши личные отношения могут обрушиться из-за того, что мы ляпнули что-то не то. На самом же деле всё обстоит с точностью до наоборот: мы начинаем морозить не то именно из-за того, что отношения рушатся.Вот и отставленный Екатериной Потёмкин вел себя так, как всегда и везде ведут себя брошенные: т. е. и надо б глупее, да некуда. Он вовсю поносил конкурента, осторожно хулил государыню и по тысячу раз на дню вспоминал о своих перед нею заслугах. А закончил князь тем, что, решив поразить Екатерину размахом, закатил в её честь грандиознейший праздник, обошедшийся ему - если не врёт Википедия - почти в полмиллиона тогдашних рублей серебром (или в сто миллионов долларов на современные деньги), но не только не принесший ему никаких дивидендов, но и отнявший у князя лучшее из его имений, размером с не очень большое немецкое княжество. Вот как это случилось.
Видеоряд грандиозного праздника: выставленные в саду десятки столов для простонародья, титанический фейерверк, чьи взлетающие в чёрное небо ракеты сплетаются в огненный вензель "ЕВ". Тот же вензель из хрусталя переливается в главном зале, где восседает сама государыня, а по левую руку от неё - наследник с семьёй, а по правую - фаворит с ближним кругом (Салтыковым, Нарышкиной и Перекусихиной). Сам же Потёмкин за длинным столом сидит в другом конце зала.
Е к а т е р и н а (Зубову): Чего так невесел, Платон Алексаныч?
З у б о в: Я в обыкновенном своём настроении, Ваше Величество.
Е к а т е р и н а (с улыбкой): Ой ли?
З у б о в: Ну, разве что небольшая геморроидальная колика немного меня донимает сегодня.
Е к а т е р и н а: А это колика не "завистью" ли зовётся?
Зубов отводит взор и отмалчивается.
Е к а т е р и н а: Так кому ты завидуешь?
З у б о в (не поднимая взгляда): Светлейшему, Ваше Величество.
Е к а т е р и н а: А ты в уме ли, Чернявый? Тебе ли, цветущему юноше, завидовать пятидесятилетнему старцу, одною ногою стоящему в могиле?
З у б о в: Тому я завидую, Ваше Величество, что князь Потёмкин могут в честь вашу задать и дюжину таких великолепных празднеств, а я - ни единого, потому как в сравнении со Светлейшим я - нищий.
Е к а т е р и н а (поперхнувшись от изумления): Ты... нищий?!
З у б о в: В сравнении с князем.
Е к а т е р и н а (усмехнувшись): Так ты конфетку выпрашиваешь? Будет, будет тебе конфетка. Да такая, что весь белый свет обзавидуются.
Стучит ножом по бокалу. Все разговоры тут же стихают.
Е к а т е р и н а (громко, Потёмкину): Давно хотела спросить, князь Григорий, а как поживает твоё могилёвское имение? То, что в двенадцать тыщ душ?
П о т ё м к и н: Хорошо поживает, Ваше Величество.
Е к а т е р и н а: Продашь мне его? Плачу чистым золотом.
П о т ё м к и н (он переводит свой единственный глаз с величественного лица государыни на сияющую рожицу фаворита и сразу всё понимает): Увы мне, Ваше Величество! И рад бы продать да уже не могу. Ибо поместье сиё мной обещано иному совсем человеку и даже задаток получен.
Е к а т е р и н а: И кто ж сей счастливец?
П о т ё м к и н: Голынский, мой адъютант.
С а л т ы к о в (на ушко Безбородко): Да, Алёше Голынскому только такие имения и покупать. Он беднее, чем калика перехожий. Заложенная и перезаложенная деревенька в полсотни душ да семеро ребятёнков по лавкам - вот и всё Лёшенькино богатство.
Б е з б о р о д к о: По кличке и шерсть: Голынский - он и есть Голынский. То бишь голь перекатная. А вот Светлейший...
С а л т ы к о в: А Светлейший готов последний глаз вынуть,чтоб уязвить государыню. Пусть де у тёщи моей зять будет слепой.
Оба беззвучно хихикают.
Е к а т е р и н а (Потёмкину, вслух, после паузы)Ну что ж... что сделано, того не воротишь. (адъютанту) Поздравляю вас, господин Голынский, со столь блестящей негоцией!
Онемевший от счастья Голынский не может произнести ни слова.
П о т ё м к и н (пихая его локтём в бок): Да скажи ты хоть что-нибудь. Ведь тебя государыня спрашивает.
Г о л ы н с к и й (заикаясь): Б-б-благодарю вас, В-ваше В-величество...
Всеобщий хохот.
П о т ё м к и н (на ухо адъютанту): Твоя фортуна, Алёша. Владей. Но не вовсе задаром: как только подпишем купчую, ты заложишь поместье в Сохранную кассу и получишь там где-то полмиллиона. Эти деньги - мои. А уж всё остальное - твоё и твоих ребятишек. Пользуйтесь. Да не трясись ты со страху! Лучше взгляни, как у Пуделя мордочку перекорёжило. (лицо Зубова крупным планом). За такое и ста могилёвских имений не жалко!
Е к а т е р и н а (Зубову): Эй, Платон, утри слёзы. Выйдешь и ты в миллионщики. Дай только срок.
Зубов пытается взять себя в руки.
****
Г о л о с з а к а д р о м: Через пару недель наконец осознавший своё поражение князь решил возвратиться в войска и по дороге - прямо в карете - умер.
Осенняя степь. Потёмкин лежит рядом с каретой и, задыхаясь, рвёт на груди рубаху.
П о т ё м к и н: Душно мне, душно!Воздуху, воздуху!
С л у г а: Ваше сиятельство, сейчас будет лекарь! Подождите минуточку.
П о т ё м к и н: Нет, Степан, поздно. И я уже, похоже, от... от....(задыхаясь) от-бе-гал-ся.
Сперва выгибается в смертной агонии, а потом вдруг встаёт и идёт босиком по степи. На пути уже умершего Потёмкина появляется памятник Екатерине, князь ловко запрыгивает на постамент и превращается в бронзовую фигуру у подножия государыни.
Г о л о с з а к а д р о м: С этой минуты власть Платона Александровича стала практически беспредельной.
СЕРИЯ ВТОРАЯ
Стандартная заставка в конце которой Екатерина и Анна снова гуляют все по той же аллее.
Е к а т е р и н а (она заметно сдала за эти два года и при ходьбе опирается на плечо подруги): Аннуш, узнаешь это место?
А н н а: Кать, мы здесь ежедневно гуляем почти двадцать лет. Как я могу его не узнать?
Е к а т е р и н а: Я, Ань,о другом. Мы здесь впервые повстречались с Чернявым.
А н н а: Да, Катя,точно. И он сидел вон на этой скамейке.
Е к а т е р и н а: Как давно это было! Целых два года тому назад. И я ведь тогда могла ходить без палочки... (после паузы) Эй, Ануш, а почему ты сейчас не сказала, что я ещё... ничего себе?
А н н а: Ну вот, говорю.
Е к а т е р и н а: Спасибо, утешила.
А н н а (меняя тему): А как там наши Амур и Психея?
Е к а т е р и н а (пряча улыбку): Привыкают друг к другу.
А н н а: Свадьба-то скоро?
Е к а т е р н а: Нет. Самое быстрое - через год. Конечно, надо бы повременить чуть поболее, ведь они ещё дети, но сколько мне, Аня, осталось? А мне ужас как хочется поженить их при жизни и хоть сколько-нибудь полюбоваться на двух ангелов.
А н н а: Только в этом всё дело?
Е к а т е р и н а: Нет, Аня, не только. Но об этих секретных материях я даже с тобой говорить не хочу. Не обижаешься?
А н н а: Не обижаюсь. Все твои девичьи тайны мне, Катя, известны, а секретов державных мне даром не надо. На что они мне? Кстати, правду болтают, что де Красный Кафтан вновь с тобою вступил в переписку?
Е к а т е р и н а: Правду.
А н н а: И ему де не нравится в Первопрестольной?
Е к а т е р и н а: Да, Аня, не нравится.
А н н а: И молодая жена не в радость?
Е к а т е р и н а: Не в радость, не в радость... Ладно, Анюта, я всё же хочу с тобою поговорить насчёт наших Амура с Психеей. То бишь о женитьбе великого князя Александра. Да, ты угадала, что я Сашу решила женить не ради одних на него любований. А ради...
А н н а: Чего?
Е к а т е р и н а: Ради того, чтобы Сашеньку-отрока поскорей превратить в Александра-мужа. С тем, чтоб потом... ну ведь ты понимаешь?
А н н а: Понимаю. Думаешь, получится?
Е к а т е р и н а: Не знаю. Во всяком случае, право такое у меня есть. И даровано оно Петром Великим.
А н н а: Есть-то есть, но... Дело-то ох, какое сложное! И как жаль, что Гри-Гри так не вовремя помер. А на Зубова очень плохая надёжа.
Е к а т е р и н а: Это да.Ладно, хватит об этом. Ты про последние Валериановы шалости слышала?
А н н а (улыбаясь): А что там опять учудил наш герой?
Е к а т е р и н а: Да уж, учинил, так учинил . У мелкопоместного валахского шляхтича невесту увёз прямо из-под венца. А наутро вернул. С мешком золота.
А н н а (хохоча): Вот негодник!
Е к а т е р и н а: Между нами, жених был радёшенек и никаких жалоб наверх подавать не стал.
А н н а: А невеста?
Е к а т е р и н а: Невеста тем более.
А н н а: Короче, дело закончилось ко всеобщему удовольствию?
Е к а т е р и н а: Похоже, что так. (выставляет ладонь) Ануш, никак дождь? А ну-ка быстро давай во дворец возвращаемся! (себе под нос) Хотя какое со мной, хромоножкой, может быть "быстро"?
Екатерина с Нарышкиной ковыляют обратно, тем временем дождь превращается в ливень и выскочившие из-за кустов солдаты прикрывают обеих дам своими камзолами. Через пару минут относительно сухие женщины и вымокшие до нитки часовые достигают спасительного дворца.
****
Приёмная Зубова. Десятки вельмож дожидаются его выхода из опочивальни. Здесь и Салтыков, и граф Морков, и Зайчик-Голицын, и прочие.
Г о л и ц ы н (лакею, заискивающе): Не знаешь ли, братец, граф скоро выйдут?
Л а к е й (после паузы, в течение коей он как бы оценивает, достоин ли спрашивающий ответа): Не могу знать, вашесяство. Покамест оне с обезьянкой играют-с. Наиграются - выйдут.
Новая долгая пауза. Наконец, по толпе пробегает шёпот: "Граф, граф идут!". Появляется Зубов в халате и с обезьянкой на плече.
З у б о в (Голицыну): Здравствуйте, князь!
Г о л и ц ы н (слегка суетливо): Здравствуйте, здравствуйте, ваше сиятельство!Как почивать этой ночью изволили?
З у б о в: Благодарю вас, неплохо.
Обезьянка срывает с князя парик, обнажая его лысую, словно яичко, голову. Все остальные вельможи беззвучно хихикают.
З у б о в: Лиззи, негодница!
Отнимает у обезьянки парик и возвращает его князю.
Г о л и ц ы н (поспешно напяливает парик на макушку, в глазах у него стоят слёзы, а рот растянут в клоунскую улыбку): Какая она презабавная, ваше сиятельство! Истинная - хи-хи - шалунья-с!
Зубов подходит к Моркову.
З у б о в: Здравствуйте, граф.
М о р к о в (опасливо косясь на обезьянку): Здравствуйте, ваше сиятельство!
З у б о в: Как идут переговоры с турками?
М о р к о в: Преотменно, ваше сиятельство. Граф Безбородко пишет, что буквально с дня на день будет подписан выгодный мир.
З у б о в (Моркову, на ухо): Кстати, о Безбородко. Лишь только он возвратится сюда из Молдавии, его сразу отставят от дел, а вам отдадут его место. Ты, я надеюсь, не против?
Здесь обезьянка срывает парик и с графа, открывая на всеобщее обозрение его коротко остриженные седые волосы.
М о р к о в (светясь от счастья): Век за вас Бога буду молить, ваше сиятельство!
Зубов небрежно (и уже безо всяких извинений) возвращает графу парик и переходит к Салтыкову. Зубов и князь встречаются взглядами. Фаворит сразу всё понимает и передаёт обезьяну стоящему на безопасном расстоянии лакею.
З у б о в (совсем иным тоном): Ах, ваша светлость, дорогой мой Николай Иванович! Ну и стоило ли себя так утруждать? Дали бы знать, что желаете меня видеть, я б и сам к вам зашёл.
С а л т ы к о в: Да уж ладно. Пока ноги носят. И тебе ведь, Платон, из дворца отлучаться не велено. Зачем лишний раз огорчать государыню? (после паузы, с лукавинкой) Шесть тыщ-то когда мне вернёшь?
З у б о в (бьёт себя по лбу): Николай Иванович, сегодня же!
С а л т ы к о в: Погоди, мне не к спеху. Мне даже малость отрадно, что такой большой человек предо мною в долгу, как в шелку. Эй, а что там за шум?
Слышатся чьи-то шаги и в приёмной появляется Валериан Зубов в запыленном дорожном костюме. Он окреп, возмужал и раздался в плечах. Это особенно заметно на фоне вялого, словно оранжерейная мимоза, брата.
В а л е р и а н: Господа, вечный мир с Турцией заключён! Я на курьерских прямо из Яссы. Сейчас переоденусь и к государыне. Господа, почти всё получилось по-нашему: Порта признала Грузию с Крымом за Петербургом, а граница проходит теперь по Днестру.
В с е (хором): Ур-р-ра-а!
Г о л и ц ы н (отдельно): Слава русскому оружию!
М о р к о в (подлащиваясь): А правду ли говорят, Валериан Александрович, что во время штурма Измаила покойный Потёмкин приказал вас поставить на самое неспокойное место, надеясь, что вас там... того-с?
В а л е р и а н: Там, граф, если честно, покойных мест не было. Хотя у Килийских ворот, где я нёс свою службу, и в правду был ад. Половину колонны скосило картечью, половину от оставшейся половины янычары изрубили ятаганами, ну, и мне, если честно, досталось. На всю жизнь сохраню и до самыя смерти буду носить эту шляпу (снимает и показывает). Пробита пулями в четырёх местах, но голову мне не задело. Заговорённая!
Зубов-старший смотрит на брата с прищуром.
В н у т р е н н и й м о н о л о г П л а т о н а: А, может, он в правду заговорённый? Куда бы его мне спровадить? Вроде, в Польше сейчас неспокойно? Езжай-ка ты, братец, в Польшу!
П л а т о н (вслух): Ну, здравствуй, Валериан!
В а л е р и а н: Здравствуй-здравствуй, Платоша!
Братья обнимаются и троекратно целуют друг друга.
****
Г о л о с з а к а д р о м: А в конце сентября 1793 года в большой дворцовой церкви состоялось венчание любимого внука Екатерины шестнадцатилетнего Александра и пятнадцатилетней Елизаветы Алексеевны. Новобрачные - в последствии прозванные при дворе "Амур и Психея" - вполне оправдывали это название. Правда, красивым чертам Александра немного недоставало энергии, зато молодая была совершенством. По правую руку от новобрачных располагалась государыня с обычным своим ближним кругом, по левую - так называемый "малый двор": наследник Павел Петрович с дочерьми и супругой, и нелепым, постоянно кривляющимся Константином Павловичем. А стоявшие неподалёку от государыни Безбородко и Зайчик-Голицын вполголоса сплетничали.
Г о л и ц ы н: Не знаете, ваше сиятельство, почему церемонию на три с лишним часа задержали? Какой такой заяц на этот раз нам дорогу перебежал?
Б е з б о р о д к о: Ну что я, князь, могу знать? Отставлен от дел и нигде не бываю, хотя говорят...
Г о л и ц ы н: Ну, граф, не томите!
Б е з б о р о д к о: Говорят, что роль зайчика на этот раз исполнял их высочество цесаревич.
Г о л и ц ы н: Это как понимать?
Б е з б о р о д к о: Ну, меня там, князь, не было. Так что за что купил, за то и продаю. Говорят, их высочество категорически отказывались прийти на свадьбу собственного сына, поелику зело были заняты организацией очередного гатчинского парада. Несчастная же Мария Федоровна лишь часа два назад смогла переупрямить супруга, ну, и... час на сборы, час на дорогу и - вот они здесь.
Г о л и ц ы н: Сомневаюсь, что там обошлось без Екатерины Ивановны.
Б е з б о р о д к о: Кня-а-азь! Ну, как вам не стыдно! Хотя мадемуазель Нелидова здесь действительно нежную ручку свою приложила, но её отношения с их высочеством совершенно безгрешны.
Г о л и ц ы н: Как-то в оное верю с трудом.
Б е з б о р о д к о: Я вам честью клянусь! Да что там честью: клянусь всеми своими ещё не заложенными имениями! Отношения Екатерины Ивановны с их высочеством Павлом Петровичем абсолютно возвышенные и платонические. А вон, кстати, и сама Екатерина Ивановна изволит стоять за спиной у наследника. Полюбуйтесь.
Камера показывает Нелидову крупным планом. Она удивительно нехороша собой.
Г о л и ц ы н: Да-а... пожалуй, вы правы. Соблазн невелик.
С а л т ы к о в (развернувшись вполоборота, шёпотом): Господа, вы
всё-таки в храме Божьем! Нельзя ли злословить чуть-чуть потише?
Б е з б о р о д к о (молитвенно сложив руки): Николай Иванович, отец родной, прости двух дураков! А мы вместе с князем впредь будем немы, как камни.
Тем временем церемония венчания заканчивается и начинается череда поздравлений. Первой подходит величественная государыня, потом - резко отличающийся от неё своею нецарственностью Павел с дородной супругой, потом маркграф Карл (отец новобрачной) с женой, потом - подмигивающий и кривляющийся Константин и только седьмым к новобрачным подходит второй человек в государстве - граф Зубов. Взгляды Платона и Елизаветы встречаются и высекают какую-то странную искру. Елизавета краснеет, а секундою позже багровый румянец заливает щёки и шею и всемогущего фаворита. Он бормочет нечто невразумительное, вместо положенной по протоколу руки тычется Елизавете губами в подбородок и, вконец растерявшись, отходит.
Последнее, что мы видим - это направленный на невестку и Зубова изучающий взгляд великой императрицы.
****
Плоская равнина где-то в Польше. (Титры: "Польша. Осень 1793") По равнине гарцует пара десятков великолепно одетых всадников во главе с Валерианом Зубовым. Бок о бок с фаворитом на гнедом жеребце едет седой полковник Рарок.
Р а р о к: Ваше превосходительство, разрешите обратиться?
З у б о в: Конечно же, обращайтесь, полковник. И бросьте вы эти китайские церемонии: вы - хозяин, я - гость.
Р а р о к: Ваше превосходительство, не надо дразнить инсургентов. Мы здесь, словно мишени на стрельбище, а ваша великолепная одежда выдаёт им, кто вы. И ведь мятежники знают, какое горе принесёт государыне ваша - типун мне на язык! - случайная гибель, и не преминут оной возможностью воспользоваться. Ваше превосходительство, давайте вернёмся в лагерь!
З у б о в: Полковник, вы были при Измаиле?
Р а р о к: Нет, ваше превосходительство, не был. Все восемь последних лет я нес гарнизонную службу в Варшаве. Служба сия считалась вполне безопасной до тех пор, покуда мятежники не вырезали три четверти моего полка.
З у б о в: Я вам искренне сочувствую, полковник. В нашей колонне под Измаилом тоже выбило ровно три четверти. А вот мне повезло: вот, извольте взглянуть (снимает шляпу): четыре дыры, а голову не задело. Я заговорённый, полковник. Продолжим рекогносцировку.
Демонстративно выезжает на пригорок. Рядом с ним - явно купившийся на "слабо" и ни на дюйм не отстающий от него полковник Рарок.
З у б о в (снова снимая шляпу): А вот и пятая пуля, полковник. Я же говорил, что я за...
Звук пушечного выстрела. Оба всадника рушатся вместе с лошадьми на землю.
И с т е р и ч н ы е в ы к р и к и:
- Генерала убило!
- Зубову ногу ядром оторвало!
- Лекаря! Лекаря! Карл Богданыч, сюды!
- Карл Богданыч, уж ты постарайся, спаси генерала, а то государыня головы нам оторвёт! Карл Богданыч, голубчик, не дай помереть императрицыному любимцу.
Раненого Зубова срочно оттаскивают в лазарет. Рядом с брошенным на голой земле Рароком остаётся один-единственный старый солдат.
С о л д а т: Сильно жжёт, Адольф Людвигыч?
Р а р о к: Да нет, Петрович, пока что терпимо.
С о л д а т: Давай хоть шинель тебе под голову подложу. Пить будешь?
Р а р о к: Давай.
Жадно пьёт.
Р а р о к: Лекарь скоро придёт?
С о л д а т: Скоро, Адольф Людвигыч, скоро.
Р а р о к (начиная бредить): Четвёртая рота, держать поляков! А все остальные - уходим! Уходим!
С о л д а т (себе под нос): Хорошим ты был командиром, Людвигыч. Башковитым и бесстрашным. И нашего брата берёг, за что мы тебя уважали и даже почти не считали за немца. Хорошим ты был командиром и был на хорошем счету и до полковничьих золотых эполет дослужился. А вишь... помираешь на голой земле, словно некрут. Все пять лекарей вокруг царского пуделя крутятся. Вот ведь какое дело, полковник.
Рарок что-то кричит по-немецки и вытягивается в струнку. Солдат истово крестится и кладёт ему на глаза пятаки.
****
Компания придворных в Царском Селе играет в догонялки. В первой паре седой и толстый Безбородко пытается поймать юную принцессу Елизавету. Тяжело (за эти два года она ещё постарела) сидящая на скамье Екатерина с улыбкой наблюдает за играющими. Вице-канцлер почти что ловит принцессу, но в последний момент она уворачивается. Запыхавшийся Александр Андреевич виновато разводит руками, а Елизавета вдруг спотыкается и едва не падает - в самый последний её успевает подхватить граф Зубов.
Е л и з а в е т а (с акцентом): Спасибо вам, граф.
З у б о в (не разжимая объятий): Не за что, ваше высочество.
Е л и з а в е т а: Граф, отпустите, люди ведь смотрят!
З у б о в (наконец-то её отпуская): Ах, извините, ваше высочество... я такой... неловкий.
Е л и з а в е т а: Можете называть меня по имени. Мы ведь не на приёме.
З у б о в: Хорошо, ваше вы... хорошо, Лиза. Ты будешь петь на вечернем концерте?
Е л и з а в е т а: И рада б, да нечего. Старые песни приелись, а новых - нет.
З у б о в: Ошибаешься, есть. Вот это (протягивает принцессе листочек) мои стихи, уже положенные на музыку. Ты вечером их нам исполнишь?
Е л и з а в е т а (лукаво): А это, граф, зависит только от вашего поведения.
Лицо умирающей от ревности Екатерины.
****
Г о л о с з а к а д р о м: Узнав о ранении своего фаворита, Екатерина прислала к нему своего лейб-медика Роджерсона с приказом: как только состояние раненого это позволит, привести его к ней в Петербург.
Внутренность едущей в столицу кареты. Внутри неё - суровый лейб-медик и лежащий на кушетке Валериан.
З у б о в: Иван Самойлович... а, Иван Самойлович...
М е д и к: What?
(Что?)
З у б о в: Не дать ли команду остановиться? Чего-то меня... растрясло. Боюсь, что до Питера я не доеду.
М е д и к: Give me your arm.
(Дайте мне руку).
Щупает пульс.
М е д и к: Всё нормально. Доедете.
З у б о в (капризно): А мне кажется, что не доеду. Чего-то мне, доктор, совсем поплохело.
М е д и к: Behave yourself and keep your upper lip stiff (достаёт чемоданчик и долго колдует со склянками). Drink this и где-то in fifteen minutes этот декокт погрузит вас в сон.
(Держите себя в руках и будьте мужчиной. ... Выпейте это .... хи где-то через пятнадцать минут...)
Зубов подчиняется.
З у б о в (почувствовав себя явно лучше): Иван Самойлович, а как сейчас здоровье государыни?
М е д и к: Это есть и врачебный, и государственный тайна, но царица велела мне от вас ничего не скрывать. Her Majesty is okay
(Её Величество в полном порядке).
Но есть ряд нюансов: возрастающая с каждым годом тучность, пагубное пристрастие к слишком крепкому кофе и наследственная предрасположенность к апоплексии. Никто из её прямых родственников не дожил и до шестидесяти, а царице уже шестьдесят пять. Из-за всех этих факторов вероятность удара увеличивается с каждым годом. Шепну вам, как самому близкому другу Her Majesty: in about three years Catherine the Great will be probably dead. Do you understand what I mean?
(Где- то через три года Екатерины Великой не будет. Вы понимаете, что это значит?)
Хм... заснул. Удивительно избалованный юноша.
****
Г о л о с з а к а д р о м: А ближе к вечеру наконец состоялся долгожданный придворный концерт. Первым на сцену вышел Гаврила Державин.
Бронзовый Гаврила Романович, по-стариковски кряхтя, слезает с постамента, шаркая, пересекает сквер и оказывается на дворцовой сцене.
Д е р ж а в и н: Стихи сии ходят в списках, но публично декламируются впервые. Ода-загадка.
Е к а т е р и н а: Просим, Гаврила Романович, просим!
В с е (хором): Просим-просим, Гаврила Романович!
Д е р ж а в и н:
Звонко-приятная лира!
В древни, златые дни мира
Сладкою силой своей
Ты и богов, и зверей,
Ты и народы пленяла.
Ныне - железные ль веки?
Твёрже ль камней человеки?
Помнят себя лишь одних,
Слёзы не трогают их,
Вопли к сердцам не доходят.
Души все льда холоднее.
Кто же у нас не таков?
В ком же я вижу Орфея?
Кто Аристон сей младой?
Нежен лицом и душой,
Нравов благих преисполнен.
По залу пробегает шепоток узнавания. Зубов опускает глаза и краснеет.
Кто сей любитель согласия?
Скромный зиждитель ли счастия?
Скромный смиритель ли злых?
Дней гражданин золотых -
Истый любитель Астреи...
Кто он? Поведай скорее!
Долгая пауза.
Е к а т е р и н а (вздыхая): Да, хват ты, Гаврила Романович. Всем-всем подкурил: и Аристону с Астреей, и власти земной, и небесной. А стихи хороши. Сладкогласные. Нету Державину ровни средь пиитов российских. От себя тебе жалую пять тысяч червонцами, а уж чем там тебя Аристон одарит - это вы с ним договаривайтесь сами. Боюсь, правда, богатого куша тебе не срубить, Аристон сей ох, как не любит не любит расставаться с денежками.
Всеобщий хохот и громовые аплодисменты.
Е к а т е р и н а (поворачиваясь после оваций к Голицыну): Ну, что, Пётр Глебович? По всем правилам искусства сценического опосля драмы высокой играется фарс. А здесь уж тебе в России соперников - нету. Как Гаврилу Романовичу в искусстве одическом,так и Петру Глебовичу - в комедианстве. Покажешь нам своего мужичка-простачка?
В с е (оживляясь): Просим, князь, просим!
Г о л и ц ы н (вставая): Желание императрицы - закон для её подданных.
Спустя пару минут выходит на сцену в бороде, армяке и лаптях.
(ПОДСКАЗКА ДЛЯ ИСПОЛНИТЕЛЯ: Но самая главная метаморфоза случилась у князя внутри: из робкого и трусоватого "Зайчика" он вдруг превратился в развязного и не лезущего за словом в карман торгаша).
Г о л и ц ы н (скороговоркой): Ну так здравствуй, народ, разевай шире рот, привезли мы вам ярмарку с самого Гамбургу. Я - торгаш-молодец, вам и мать, и отец, и кого я увижу - ни за что не обижу.
Подходит к государыне.
Ах, ты барыня важная, вся собой авантажная, коль ты здесь всех моложе, так плати всех дороже!
Екатерина хохочет.
А товару-то много, набирай в путь-дорогу: пироги с зайчатиной,пироги с крольчатиной и самые вкусные - пироги с кошатиной, с пылу, с жару - пятак за пару. Да пирог из медвежьих ушек за восемь полушек. Да пирог из ерша за четырёх гроша. Выбирай чего нравится, а уж после, красавица, отсыпь дяде на мучку, позолоть ему ручку!
Протягивает государыне картуз. Екатерина с размаху швыряет в него целую пригоршню червонцев.
Г о л и ц ы н (довольно): Ой, как ты таровата да
душою богата! Не обидели купчика - за то будет как лучше вам.
Подходит к Зубову.
Молодой и красивый, из себя не спесивый! Буду мозги ломать, чтоб тебе запродать? У тебя ведь всё есть, так купи хоть поросячью шерсть. Возьму очень недорого: за фунт шерсти - пуд золота. И ещё продам дым из трубы за четыре рубли, ну, и дырку от бублика за две дюжины рубликов. Молодой и красивый, из себя не спесивый, позолоть дяде ручку, чтоб он купил себе сучку, а то бабы-то с дядею не соглашаются.
Всеобщий хохот. Голицын подставляет картуз и Зубов сперва достает золотой червонец, а потом заменяет его на целковый и опускает князю в шапку.
Г о л и ц ы н: Ой, не быть мне и живу, какой ты бережливый! Но, вообще, поступаешь ты правильно.Как говорят англичанцы, всей Европы засранцы (произносит с отличным оксбриджским выговором): take care of the pennies and the pounds will take care of themselves.
(Берегите пенсы, а фунты себя сами сберегут).
Зал снова хохочет. Торгаш приближается к Безбородко.
Г о л и ц ы н: Ой, я, может, не прав, но ведь ты, дядя, - граф?
Б е з б о р о д к о (кивает и улыбается): Да, я граф, господин хороший.
Г о л и ц ы н: Значит глаз у меня пока верный. Хотя ты волосом сед, но в портках всё без бед, лишь с одной заковыкой примерно: только граф появляется, девки все разбегается. Ведь так?
Б е з б о р о д к о: Ну, положим, что так.
Зал заходится в хохоте.
Г о л и ц ы н: У тебя денег много, а долгов ещё больше. Серебро всё в берлоге, а долги где-то в Польше.
Хохот становится гомерическим.
Е к а т е р и н а (хлопая в ладоши): Пётр Глебович, довольно! Всё хорошо в меру, а в нашем маленьком зальчике того и гляди, что от смеха обрушится потолок. Александр Андреевич, отсыпте купцу-молодцу червонцев, и давайте-ка перейдём к следующему нумеру. Каков же будет сей нумер? Всё вы, наверное, знаете, какие огромные тысячи платит казна певцам в италианском театре. Подумать страшно! А, между тем, среди нас есть соловушка, поющий и много лучше и даром. Я имею в виду великую княгиню Елизавету Алексеевну, наделенную и голосом дивным и слухом божественным.А романс для неё написал наш Платон Александрович, тоже музам не чуждый, и он же будет аккомпанировать исполнительнице на скрыпке. Прошу вас, Платон Александрович и Елизавета Алексеевна.
Зал взрывается аплодисментами. Елизавета и Зубов выходят на сцену. Скрипичный проигрыш,а потом великая княгиня запевает:
В груди моей горит томленье,
И огнь любви её теснит.
Мечтаю я о том мгновенье,
Когда увижу блеск его ланит.
Зубов подхватывает, пожирая глазами Елизавету:
Судьба свершает преступленье,
Меня заставив пожелать её воспламенить,
Давая мне во искупление
Одно лишь право - полюбить!
Потом новый проигрыш и оба выводят дуэтом:
Сии безумные мечтанья
Забыть нам надо в аккурат,
Но сладость твоего лобзанья
Дороже рая во сто крат!
Гробовое молчание. Зал жутко смущён. Непоколебимое спокойствие сохраняют лишь два "рогоносца" - великий князь Александр и государыня.
Екатерина беззвучно сдвигает ладоши и лишь после этого наконец раздаются жиденькие аплодисменты.
Е к а т е р и н а: Да уж... в италианском театре таких куплетов сроду не услышишь. И невестка моя хороша, а уж Платон Алексаныч... прямо соперник Гаврилы Романовича Господа! У меня что-то вдруг разыгралась... мигрень, так что этот концерт нам придется отставить, а всем вам - разойтись. Кроме внука моего Александра.
****
Тот же малый концертный зал в Царскосельском дворце. Екатерина и Александр вдвоём.
Е к а т е р и н а: Да, Саша, давно мы с тобою вот эдак не сиживали. Дай хоть кудри твои расчешу (достаёт гребешок и расчёсывает). И в кого ты такой красавчик?
А л е к с а н д р: В вас, бабушка.
Е к а т е р и н а: Ну, и льстец же ты, Сашка! Бабка твоя никогда не была красавицей. В сём мире подлунном немало людей называет меня за глаза "Екатериной Великой", но никогда и никто - "Екатериной Прекрасной". А вот супруга твоя и взаправду - херувим во плоти. Согласен?
А л е к с а н д р: Всецело с вами согласен, бабушка.
Е к а т е р и н а (со злобой): Так чего ж ты мне этого ангела до сих пор не обрюхатил?
Александр отводит взгляд и краснеет.
Е к а т е р и н а: Мне ведь, Саша, наследники трона нужны. Или мне Зубова попросить за тебя труд сей тяжкий исполнить?
А л е к с а н д р (не поднимая взора): Как прикажете, Ваше Величество.
Е к а т е р и н а: И что ты за человек такой, Саша? Неужто жену ни к кому не ревнуешь?
А л е к с а н д р (пожимая плечами): Нет, не ревную, Ваше Величество...
****
Великая княгиня Елизавета, опустив очи долу, возвращается на свою половину. Он явно шокирована своим концертным провалом, но - как и всех по-настоящему красивых женщин - это смущение её только красит. Она так прекрасна, что у всех попадающихся ей по дороге мужчин - от вельмож до лакеев - в глазах тут же вспыхивают кобелиные огонёчки и все они провожают её взглядами. Елизавета этого не замечает и, оказавшись в своих покоях и оставшись одна, тут же бухается перед иконою на колени и начинает истово молиться.
Е л и з а в е т а: О, Господи, сделай так, чтобы я стала старой и безобразной, и они все от меня отстали! К чему мне эта проклятая красота, пленяющая всех, кроме мужа? А если она не способна зажечь моего единственного, то зачем же Ты наложил на меня это проклятие? За что Ты так меня мучаешь, Боже?
Заходится в рыданиях.
Г о л о с з а к а д р о м: Полное равнодушие Александра к супруге в конце концов породило упорные слухи о его нетрадиционной сексуальной ориентации. Слухи эти мы отвергаем и выдвигаем такую гипотезу: белокурого ангела Елизавету Алексеевну императрица выбирала для себя, а жить с ней пришлось Александру. Роковое несовпадение вкусов внука и бабки не только искалечило жизни великой княгини и будущего императора, но и привело к династическому кризису, ставшему одной из причин страшной бойни от 14 декабря 1825 года.
Чёрно-белые кадры расстреливаемого в упор картечью декабристского каре и плавающих под невским льдом окровавленных трупов.
****
Малый концертный зал. Государыня с внуком.
Е к а т е р и н а: Старые люди часто говорят, что пожили де достаточно и смерти де не боятся. Не верь им, Саша. Чем дольше живёшь, тем сильнее жить хочется. А смерть ведь она... чем ближе, тем страшнее. И я - лишь тебе одному признаюсь - я почти каждый вечер вижу, как муж-покойник корчит мне с Того Света рожицы и к себе подзывает. Видать, неспроста мне такие видения. Так что я поневоле стала задумываться: для чего я жила, и что после себя оставлю. Семьи мне Бог не дал. (Вздыхает) Клянусь тебе, Сашенька, будь у меня муж не сумасшедший и люби он меня хоть капельку, ах, как бы и я бы его бы любила! Он бы ведал державой, а я бы детишек ему рожала и занималась бы богоугодными заведениями. И была бы я счастлива... но судьба мне сулила иное.
Встаёт и, с трудом опираясь на палку, начинает расхаживать взад и вперёд.
Е к а т е р и н а: Семья моя, Саша, - если блуд не считать - это ты и Россия. Ты у меня вон каким получился красавчиком, да и Держава при мне подросла и окрепла. Так что здесь стыдиться мне нечего. Но вот мысль меня гложет: что будет с вами обоими опосля моей смерти? Что будет с вами, когда Царь Царей (я в него, правда, не верю, но вдруг он всё-таки есть?) призовёт меня на свой Страшный Суд? Что тогда будет с тобой и Россией?
Александр молчит.
Е к а т е р и н а: Запомни, Сашенька: отец твой царствовать не достоин.
А л е к с а н д р: Но, бабушка-бабушка! Как вы можете так говорить?!
Е к а т е р и н а: Знаю, что говорю. Править державой - искусство особое и даётся не каждому. Дед твой править не мог. Отец тоже не сможет. И если он всё-таки - упущением Божьим - сядет на трон, то кончит так же, как и твой дедушка. Знаешь,отчего дед твой помер?
А л е к с а н д р: От почечной колики, Ваше Величество.
Е к а т е р и н а: Ох, и лукавец ты, Сашка! Вот от точно такой же "почечной колики" и отец твой скончается в первый же год своего царствования. А тебя он сошлет в Шлиссельбург и ты там, Сашенька, сгинешь, как сгинул этот... несчастный.
Истово крестится.
Г о л о с з а к а д р о м: Екатерина имела в виду императора Иоанна Антоновича, свергнутого Елизаветой Петровной, заключённого в крепость и убитого тюремной охраной во время попытки освобождения.
Е к а т е р и н а: Не жалеешь себя, хоть отца пожалей и не позволяй ему примерить смертельную для него корону.
А л е к с а н д р: Это, бабушка... как?
Е к а т е р и н а: Сам стань императором. Согласно указу твоего прапрапрадеда я вправе сама назначить наследника, не взирая на первородство, и я назначаю - тебя. Указ об этом лежит в моём кабинете в маленьком бюро на верхней полке. Кроме меня и тебя об этой бумаге знает ещё Платон Зубов и Александр Васильевич Суворов.
А л е к с а н д р: Ваше Величество, но я царствовать не желаю! Жизнь частного человека где-нибудь в Швейцарии - вот моя голубая мечта с самого детства.
Е к а т е р и н а: А Державу кому?
А л е к с а н д р: Павлу Петровичу.
Е к а т е р и н а: Твой отец - сумасшедший. Твой братец Костя - тоже. Один с утра и до вечера марширует и сорок лет злобу копит, другой кошек мучает и живыми крысами из игрушечной пушки стреляет. Кроме тебя править некому.
А л е к с а н д р (тупя взор): Хорошо, бабушка.
Е к а т е р и н а: И ведь снова лукавишь! Меня мои недруги называют "Тартюфом в юбке", а ты, Саша, Тартюф в чине ангельском. Ну да ладно, человеку простому сиё идёт в минус, а императору - в плюс. Одного я боюсь: ненадёжные у тебя душеприказчики. Зубов слаб, а Суворов лукав. Ах, если б жив был Светлейший, он бы корону тебе на макушку силком нахлобучил. Согласен?
А л е к с а н д р: Согласен. Никто не пошёл бы против Потёмкина.
Е к а т е р и н а: Но Гри-Гри больше нет, а на Платона с фельдмаршалом надежда плохая. Кого бы дать им в подмогу? Разве снова призвать ко двору Алексея Григорьевича Орлова? Супротив него гатчинские и пикнуть не посмеют.
А л е к с а н д р (содрогаясь): Но... Ваше Величество!
Е к а т е р и н а: Что с тобой, Саша?
А л е к с а н д р: Ваше Величество... я не могу взять... корону... из рук, перепачканных дедушкиной кровью.
Е к а т е р и н а (с ненавистью): Я смогла, а ты брезгуешь?(после паузы) Ладно, Саша, не стану я звать Алексея, коль он так тебе гадок. Обойдусь Зубовым и Суворовым. Где бумаги, запомнил?
А л е к с а н д р: Запомнил.
Е к а т е р и н а: Наказ мой выполнишь?
А л е к с а н д р: Выполню.
Е к а т е р и н а: Ну вот и отлично. Насчёт Елизаветы и Зубова можешь больше не волноваться. Ты не ревнив, зато я ревнива, и Платон Александровича к великой княжне с этой минуты и на пушечный выстрел не подпущу. И ещё, Саша, на будущее. Коли законных детей у тебя не случится, наследником после тебя будет Костя. Ведь так?
А л е к с а н д р:Так, Ваше Величество.
Е к а т е р и н а: Костя править не должен. Сидя на троне, он множество бед причинит и себе, и Державе. И закончит, как дедушка. Обещаешь не дать ему царствовать?
А л е к с а н д р: Обещаю.
Е к а т е р и н а: Теперь, Саша, иди. Надеюсь, что всё мною сказанное ты запомнишь надолго, потому как придется ли нам ещё раз по душам побеседовать, никто в мире не знает. (целует наследника в губы). Ступай, мой ангел.
А л е к с а н д р: До свидания, бабушка.
Александр уходит.
Е к а т е р и н а: Заха-а-ар!
Входит Захар.
Е к а т е р и н а: Захар, позови-ка ко мне Платона Александровича.
****
Место действия тоже. Екатерина и Зубов.
Е к а т е р и н а: Поскольку вы самый близкий ко мне человек, генерал,я с вами хочу посоветоваться. Александр Матвеевич в последнее время забросал меня письмами...
З у б о в: Вы имеете в виду Мамонова-Дмитриева, Ваше Величество?
Е к а т е р и н а: Его, генерал. Так вот, господин Мамонов завалил меня письмами с просьбой позволить ему возвратиться в Санкт-Петербург. В Москве ему скучно, жизнь с женою не ладится и он бы хотел возвратиться опять ко двору.
З у б о в: В качестве, извините, кого?
Е к а т е р и н а: В качестве моего флигель-адъютанта, каковой чин у него никогда и никто не отбирал. Что скажешь, Платоша?
З у б о в: Ежели Вашему Величеству снова угодно видеть рядом с собою сего человека, и, если вы по-христиански простили ему всё то зло, что он вам причинил, то я могу лишь восхищаться безудержной доброте Вашего Величества.
Е к а т е р и н а: И какое же зло причинил мне Мамонов?
З у б о в: Прошу извинить, если невольным напоминанием задеваю ещё не зажившую рану...
Е к а т е р и н а: Давай-давай, без расшаркиваний.
З у б о в: Я имею в виду роман вашего тогдашнего фаворита с одной из ваших фрейлин, роман до того успешный, что супруга его разродилась от бремени через два месяца после свадьбы.
Е к а т е р и н а: Платоша,ты помнишь библейскую притчу о бревне и соломинке?
З у б о в: Разумеется, помню, Ваше Величество.
Е к а т е р и н а: Не про тебя ль она писана? А? Да, Саша тогда обрюхатил одну из моих фрейлин,чем обидел меня до самых печёнок, но в семью он не лез. Ты же почти что в открытую задираешь юбку моей невестке, мечтая при сём, надо так понимать,напечатать мне правнука? Соединяешь измену с кровосмесительством? Ну, и чем же тогда ты лучше Саши Мамонова? И почему он в Первопрестольной копейки считает, а ты корчишь из себя в Петербурге чуть ли не императора?
З у б о в (падая на колени): Ваше Величество, я жизнью своей клянусь, что ничего у меня с Елизаветой Алексеевной не было!
Е к а т е р и н а: Пока. Но к тому всё идёт, что ведь будет?
З у б о в: Катя! Клянусь, что более к этой распутной девчонке не подойду и на мушкетный выстрел. Катя, прости, бес попутал!
Е к а т е р и н а (гладя его по голове): Ладно, Чёрный, прощаю. Но сегодня мне на глаза не показывайся - я зла на тебя. Чего смотришь? Ступай на свою половину. Встретимся завтра на опере.
З у б о в (застывая в дверях): Ваше Величество, вы позволите мне прояснить одно не слишком ясное место?
Е к а т е р и н а: Хорошо, Чёрный, спрашивай.
З у б о в: Почему Александр Матвеевич "копейки считает"? Он же по милости вашей человек состоятельный.
Е к а т е р и н а: Потому что все деньги Мамонова ушли на оплату долгов невесты. Для того она его и приманивала. Всё, Платоша, иди.
Платон направляется к выходу, но здесь неожиданно входит Захар.
Е к а т е р и н а (она в нешуточной ярости): Захар, ты что - луку объелся? Забыл, что, когда я с Платон Алексанычем, нельзя входить ни со стуком, ни без стука?
З а х а р: Матушка, Валериан Александрович прибыл из Польши.
Е к а т е р и н а: О, Боже! О, Боже! И где же он?
З а х а р: На половине Платон Алексаныча.
Е к а т е р и н а: Ну, и как там наш мальчик? Совсем уже плох?
З а х а р: Бодренький. Только без ножки-с.
Е к а т е р и н а: О, Боже! Бегу! (Поворачивается к Зубову). Но вы, Платон Александрович, запомните, что даже и по такому случаю досрочного примирения между нами не будет и постарайтесь вплоть до завтрашнего вечера не попадаться мне на глаза.
****
Г о л о с з а к а д р о м: Угрозу свою государыня выполнила и впервые встретилась с фаворитом лишь день спустя на премьере "Волшебной флейты" модного в те времена композитора Моцарта.
Стоящая на сцене актриса исполняет арию Царицы Ночи, исполняет, естественно, на языке оригинала, но на немецком звучат лишь несколько первых строк, а потом слышим её на русском:
Ни слова больше!
Моё сердце бурлит
Адской местью
Смерть и отчаянье!
Смерть и отчаянье!
Сверкают вокруг меня.
П л а т о н (в первый раз в течение фильма - искренне): О, Боже, какая музЫка! Какая музЫка! И голос какой - такого хрустального меццо-сопрано и в Риме не сыщешь!
Н а р ы ш к и н а: Согласна с вами, Платон Александрович, поёт просто божественно!
Е к а т е р и н а: Я, в отличие от вас, господа, прелести музыки не понимаю, но могу засвидетельствовать, что исполняющая ролю Царицы Ночи мадемуазель Уранова играет чрезвычайно натурально. Она (и ещё один молодой актёр, играющий Панагено) могли бы украсить собою сцену любого театра.
П л а т о н: У вас верный глаз, государыня, поелику...
Что-то шепчет Екатерине на ухо.
Е к а т е р и н а: Вот ведь старый развратник! А она? (новая порция шёпота). И директоры с ним заодно?
Зубов кивает.
Е к а т е р и н а (пожимая плечами): Прямо какая-то "Новая Элоиза"! Ну, ничего-ничего. Я им в этом романе точку поставлю.
Уранова пропевает две заключительные строчки арии: "Услышьте меня, боги мщения! Услышьте вопль матери!" - и замирает. Зал взрывается аплодисментами, и более всех неистовствует сидящий в первом ряду партера седой граф Безбородко. Он петушком подбегает к сцене и вручает Царице Ночи огромный букет. Та с кислой улыбкой принимает его, но, обнаружив в центре букета бриллиантовую диадему, возвращает её графу.
Е к а т е р и н а (демонстративно громко): Браво! Браво, мадемуазель Уранова! Отказаться от драгоценностей - это воистину царский поступок.
У р а н о в а (кланяясь): Большое спасибо, Ваше Величество! (после паузы) Ваше Величество, вы дозволите мне обратиться к вам с просьбой?
В зале - мёртвая тишина.
Е к а т е р и н а: Обращайтесь, дитя моё.
У р а н о в а: Ваше Величество, я люблю и любима. Мой жених - комик-бас Сандунов, исполняющий в этой опере ролю птицелова Панагено. Кроме голоса и таланта мой суженный наделён и способностями негоцианта и к своим тридцати годам, начав с малого, сумел сколотить довольно круглое состояние.
Г о л о с з а к а д р о м: Знаменитые Сандуновские бани получили название в честь именно этого коммерчески одаренного комик-баса.
У р а н о в а: Короче, о таком супруге любой девице моего звания можно только мечтать, и счастию моему можно было бы токмо завидовать, если бы... вы позволите мне называть имена?
Е к а т е р и н а: Говорите, как есть, дитя моё. Никого и ничего не бойтесь. Я - ваша защита.
У р а н о в а: Если б не граф Безбородко. Александр Андреевич уже многие годы не даёт мне прохода, выговаривая непристойные предложения, кои я пропускаю мимо ушей, и заваливая меня дорогими подарками, от которых я отказываюсь. И здесь бы не было ничего страшного, если б не наши директоры: Александр Васильевич и Пётр Александрович. Они не дают мне разрешения выйти замуж и требуют, чтобы я уступила домогательствам старого графа, в противном случае угрожая отставить меня от сцены, без коей я себя
не мыслю.И лишь из-за этого, Ваше Величество, я осмелилась припасть к вашим стопам.
Распластывается по сцене. Зал ахает.
Е к а т е р и н а (Безбородко): Граф, это правда?
Б е з б о р о д к о: Ну... очень многое дева сия приукрасила, а кое-что - пропустила, так что...
Е к а т е р и н а: Граф, вы сами меня вынуждаете позорить ваши седины публично. Вы домогаетесь мадемуазель Урановой?
Б е з б о р о д к о (краснея сквозь пудру): Да, домогаюсь.
Е к а т е р и н а: Ах, Александр Андреевич, Александр Андреевич, старый вы потаскун! (после паузы) Домогаетесь безрезультатно?
Б е з б о р о д к о: Безрезультатно.
Е к а т е р и н а: И оба директора действительно споспешествуют
вашим домогательствам? Они и вправду запрещают мадемуазель Урановой выходит замуж и угрожают отставить её от сцены?
Б е з б о р о д к о: Да, действительно. Простите, Ваше Величество, бес попутал!
Е к а т е р и н а: Бог простит, Александр Андреевич. А я за любовь - пусть и даже такую, как ваша - никого не караю. Ну, а что касается господ Саймонова и Храповицкого, то они за корыстное небрежение своим директорским долгом отправлены будут в отставку, и именно вы, Александр Андреевич, и составите об этом указ. У вас очень хороший слог. Ну, а вам (поворачивается к Урановой) я жалую пять тысяч рублей на вашу с господином Сандуновым свадьбу и непременно на оной буду присутствовать. Встаньте, дитя моё. Вы ведь тоже царица и распластываться по доскам вам негоже.
Зал взрывается громовыми овациями. Безбородко, словно оплеванный, бочком направляется к выходу. "Волшебная флейта" возобновляется.
****
Стоящая рядом с театром зимняя карета Безбородко. Поддерживаемый лакеем граф забирается внутрь экипажа и беззвучно сидит, свесив голову.
К у ч е р: Домой отправляемся, ваше сиятельство?
Б е з б о р о д к о: Нет, Ваня, в город.
К у ч е р: Со сменой костюма-с?
Б е з б о р о д к о: Да, всё как всегда.
****
Невдалеке от Поцелуева моста карета графа высаживает довольно странного пассажира - мужичка в лохмотьях. Мужичок торопливо проскальзывает в какой-то грязный кабак и только здесь - при свете тусклых сальных свечек - мы узнаём в нём Александра Андреевича.
П о л о в о й (подходя к посетителю): Здрас-с-суйте, с-сударь. Водочку? Девочку?
Б е з б о р о д к о: Полштофа казённой.
П о л о в о й: А как насчёт прекрасной половины-с?
Б е з б о р о д к о: После.
Садится за столик, пьет и мрачнеет.
Б а л а л а е ч н и к (поёт):
Мне не спится, не лежится,
Душа молодца горит.
Летит по небу жар-птица,
Летит тихо, не кричит.
Ой, пойду ль да выйду ль я да
Во большой зелёный сад
И сорву ли там да я да
Да зелёный виноград.
Мне не спится, не лежится,
И душа моя горит.
Окаянная жар-птица
Низко по небу летит.
Ой, пойти да выйти мне бы
Во большой тенистый сад
И у самого у неба
Рвать зелёный виноград.
Безбородко бьёт кулаком по столу. Балалаечник замолкает.
Б е з б о р о д к о: Слушай, парень, а ты такую пиесу исполнить сможешь?
Глуховатым, но верным голосом напевает по-немецки первый куплет арии "Месть" из "Волшебной флейты"
Сыграешь? Рупь дам.
Б а л а л а е ч н и к: Мудрёные у тебя, дядя, песни. Ты из немцев что ли?
Б е з б о р о д к о: Нет, я православный. Хохол греческой веры. (выпивает стаканчик) Твоё здоровье, игрец! Угостить?
Б а л а л а е ч н и к: Ну, налей, коль не жалко.
Наливает стакан и балалаечник выпивает его залпом.
Б е з б о р о д к о: Я, игрец, хохол греческой веры. И ещё я "пожилой потаскун", как поименована меня одна особа, которую я чересчур уважаю, чтоб называть её имя в этих грязных стенах.
Б а л а л а е ч н и к (покачав головой): Не, ты точно из немцев. Говоришь, вроде, складно, а ни черта не понять. Ну что, дядя, ещё по одной?
Б е з б о р о д к о: Всё, хватит с тебя. Коль ты Вольфганга Амадеуса исполнять не горазд, значит и водочку на тебя переводить незачем. Сам всё выпью.
Б а л а л а е ч н и к: Чудной ты какой-то.
Отсаживается.
Всё это время с соседнего столика за переодетым в мужицкую одежду графом внимательно наблюдает пятипудовая кабацкая венера, сидящая в обнимку с другим посетителем.
В е н е р а (графу): А ты ведь из благородных.
Безбородко вздрагивает.
В е н е р а: При каком-нибудь князе лакеем служил?
Б е з б о р о д к о (с облегчением): Бывало-с.
В е н е р а: Небось и в бурсе учился?
Б е з б о р о д к о (с наивной гордостью): Подымай выше! В Могилянской академии.
В е н е р а: Я так и думала.
Бросает своего ухажера и пересаживается к Безбородко.
В е н е р а: Вишнёвой наливочкой угостишь?
Б е з б о р о д к о: Всенепременно-с. Сладкой наливки для прекрасной дамы и ещё полштофа казённой старому потаскуну!
Покинутый ухажер - двухметровый верзила (почти что на голову выше Безбородко) - подходит к их столику.
В е р з и л а: Эй, уважаемый, ты пошто мою девку отбил?
Б е з б о р о д к о: Дама ко мне перешла сама. Её воля.
В е р з и л а: Что-то мне личность твоя показалась знакомой. Где я мог тебя видеть?
Б е з б о р о д к о: Не могу знать. Только вряд ли я мог быть гостем тех зловонных клоак, где изволит обитать ваша милость. И ваш лик мне вполне неизвестен.
В е р з и л а: Грубишь? А вот это видал?
Показывает свой огромный кулак.
Б е з б о р о д к о: Желаете, сударь, подраться?
В е р з и л а: А ты не боишься?
Б е з б о р о д к о: Нет, дружок, не боюсь.
Встаёт в боксёрскую стойку и, выкрикнув по-английски: "Вох! Вох! Вох!" - набрасывается на соперника.
****
Воскресное раннее утро у Поцелуева моста. В установленном месте стоит экипаж Безбородко.
К у ч е р: Ваше сиятельство! Александр Андреевич! Где вы?
Б е з б о р о д к о (появляясь из-за угла): Вань, не ори. Я здесь.
К у ч е р (глядя на графа): О, Господи, ваше сиятельство! Кто ж вас так ухайдохал?
Одежда графа изорвана, оба глаза заплыли, из носа капает кровь.
Б е з б о р о д к о: Это, Вань, пустяки. Ему тоже досталось. (забирается внутрь экипажа) Едем.
****
День спустя у входа в присутствие толпится человек двадцать просителей. По толпе шелестит шепоток: "Граф, граф, идёт!"- и мимо них действительно проходит вице-канцлер Безбородко - в роскошном мундире, белом, как снег, парике и тщательно запудренными фингалами.
****
Граф сидит за рабочим столом у себя в кабинете.
Б е з б о р о д к о (секретарю): Николай, запускайте первого.
Согнувшись в четыре погибели входит давешний кабацкий Верзила в куцем мундирчике коллежского секретаря. В руках у него зажато прошение, а лицо сплошь усыпано неумело замазанными синяками.
В е р з и л а (глядя в пол): Ваше сиятельство, нижайше умоляю вас как генерального директора всех почтамтов дать прокормление многочисленному моему семейству путём предоставления мне места почтмейстера в Царёвококшайске.
Поднимает глаза и встречается взглядом с графом. Оба рефлекторно трогают свои фингалы.
Б е з б о р о д к о (сурово): Ну, и что же вы, сударь, застыли, словно библейский столп? Давайте сюда вашу бумагу.
Верзила пихает графу прошение и тот на нём крупно выводит: "Быть по сему". Верзила цепенеет от ужаса.
Б е з б о р о д к о: У вас что-то ещё?
В е р з и л а (сглотнув кадыком): Нет-с.
Б е з б о р о д к о: Тогда ступайте.
В е р з и л а: Куда-с?
Б е з б о р о д к о:В Алексеевский равелин! В Сибирь! На каторгу! (другим тоном) Домой ступайте или где вы там остановились.
Верзила спиной отступает к дверям.
Б е з б о р о д к о (себе под нос): Ой, пойду ль да выйду ль я да во большой зелёный сад...
В е р з и л а (окончательно цепенея от ужаса): Так вы меня всё же... узнали-с?!
Б е з б о р о д к о: Мудрено не признать человека, с которым ты сутки назад дрался насмерть.
В е р з и л а: И что-с?
Б е з б о р о д к о: И ничего-с.
В е р з и л а (прижимая к груди ладони): Ваше сиятельство, до самыя смерти Бога за вас молить буду!
Б е з б о р о д к о:А вот это, голубчик, лишнее. Зазря лоб разобьёте, а грехов всех моих всё равно не замолите. Слишком их много-с.
****
Г о л о с з а к а д р о м: Вообще такие ночные увеселительные выходы "в народ" не были в высшем свете редкостью, что, кстати, доказывает и такой разговор.
Екатерина и Анна снова гуляют по Царскосельскому саду.
А н н а: Что-то ты, Катя, сегодня не весела. Дело в чём? Расскажи?
Е к а т е р и н а: Тебе, Ань, расскажу, хотя никому бы другому - не стала. Причин для моего уныния несколько. Первая (и самая главная) Платон Александрович по ночам стал погуливать.
А н н а: Вот мерзавец!
Е к а т е р и н а: Да брось ты, Аня. Не мерзавец, такой же как все. Мы ведь с тобою дамы бывалые и доподлинно знаем, что детей не находят в капусте, а двадцатипятилетние парни не хранят верность шестидесятилетним старухам.
А н н а: Катя!
Е к а т е р и н а: Не надо лукавить, Аннушка, как я говорю, так и есть. Одно утешает: судьба Кафтанчика послужила Платоше хорошим уроком и романов при дворе он не заводит. А по шлюхам пусть ходит. Boys will be boys.
Г о л о с з а к а д р о м: Мужики все такие.
Е к а т е р и н а: И по-своему Чёрный ко мне привязан. И даже любит, наверное. Ладно, хватит о нём. (после паузы) Вторая ж причина мой ипохондрии - всё то, что случилось с Валерианом Александровичем. В двадцать пять лет стать калекой! И доставленный с туманного Альбиона протез - не прижился. Наш мальчик на оном едва ковыляет. Так что господин лейб-медик заказал на родном своем острове ещё одну железную ногу ценою в две тысячи фунтов. И как только протез сей прибудет, мы устроим примерку.
А н н а: Надеюсь, наш мальчик-красавчик, несмотря на ранение, остался таким же дамским угодником?
Е к а т е р и н а (хихикнув): Но ему же отрезали ногу, а не что-то ещё! Такие, как он, несут службу Венере до гроба. Хотя... (замолкает)
А н н а: Ты имеешь в виду эту страшную женщину?
Е к а т е р и н а: А кого же ещё! Эта Машка Потоцкая уже больше года держит Валериана в ежовых рукавицах и оплачивать векселя Афродите не позволяет. (после маленькой паузы) О, Боже, Анюта! А вот и они. Легки на помине.
Навстречу гуляющим дамам выкатывается кресло на колёсиках с сидящим в нём Валерианом. Это кресло везёт молодая и не так, чтобы очень красивая, но бесконечно обаятельная женщина - полька Мария Потоцкая, тогдашняя возлюбленная и будущая жена Валериана. Увидев царицу, Потоцкая делает книксен, а Валериан поспешно сдергивает с макушки свою пятикратно простреленную шляпу.
Е к а т е р и н а: Здравствуйте, мой генерал. Рада вас видеть, Мария Федоровна. Вы, как всегда, бесконечно прекрасны. До сих пор в Петербурге? Не боитесь оставлять одного своего мужа? Ведь мужчины - это не что мы с вами. У них, голубушка, ежели с глаз долой, так и из сердца вон.
Потоцкая густо краснеет.
А вас, мой мальчик-порох, я искренне рада сейчас повстречать почти в добром здравии. Что, впрочем, и не мудрено при такой сиделке. Вашу железную ногу из Англии к нам доставят буквально с минуты на минуты. Роджерсон уверяет, что с этим протезом вы сможете даже скакать верхами.
В а л е р и а н (крестясь): Дай-то Бог!
Е к а т е р и н а (плюя через левое плечо): Тьфу-тьфу, не сглазить! (после паузы) Ну, что же, не смею вас больше задерживать. Прощайте, мой генерал! Прощайте, очаровательная мадам Потоцкая!
Расходятся.
Е к а т е р и н а (Анне): Ну, а третья моя печаль - великий князь Константин.
А н н а: А он все бедокурит?
Е к а т е р и н а: Вряд ли деяния этого монстры заслуживают сего милого слова. Я тебе уже говорила, что я его намеревалась остепенить через женитьбу?
А н н а (улыбаясь): Да, говорила.
Е к а т е р и н а: А ты чего улыбаешься? Что, не раз говорила?
А н н а: Да, Катя, не раз. Но я готова всё выслушать сызнова.
Е к а т е р и н а: Ну, тогда слушай. Целый год я убила на выбор невесты. Пересмотрела аж восемнадцать немецких принцесс - таких же юных и нищих, какою когда-то была и София Августа. Остановилась на Юлиане Кобурской. Не самой из них смазливой, но самой бойкой и умненькой. Окрестила её в православие под именем Анны Фёдоровны (она теперь тебе тёзка) и велела Голицыну-Зайчику показать им Мраморный дворец, который я им хочу подарить на свадьбу. Когда б я сама им его показала, ничего бы и не было, но чёрт меня дёрнул выбрать для этого Зайца. И наш Пётр Борисович, будучи свято уверенным в моей скорой кончине...
А н н а: Катя!
Е к а т е р и н а: Анюта, не надо! Уж что-то, а в душах придворных я за тридцать лет своего царствования читать научилась. Голицын уверен в скором приходе Павла и ходит перед гатчинскими на цыпочках. Ну, и Костя при нём вытворяет всё, что его душе угодно. Так вот, начав осмотр дворца, великий князёк разругался насмерть с невестой, прибил её, словно сапожник, а потом (ведь Костя силён, как медведь)засунул бедняжку в огромную мраморную вазу, стоявшую перед входом, отнял у часового ружьё и начал стрелять по оной вазе в упор. Ну-с, каково? Бедная крошка сегодня утром вся в слезах прибежала ко мне и запросилась обратно в Германию. Насилу я её отговорила. Да... хотела я Константина Павловича остепенить, а, похоже, и цели своей не добьюсь и жизнь бедной девочке изломаю.
Гуляющих дам догоняет Захар.
Е к а т е р и н а: Что случилось, Захарка?
З а х а р: Ваше Величество, искусственную железную ножку для Валериана Александровича только что привезли-с из Лондона.
Е к а т е р и н а: Так быстро? Ну, что же, Анюта, кончаем прогулку и идём во дворец.
****
Один из покоев Екатерининского дворца. В центре покоя - государыня и лейб-медик. Перед ними лежит только-только доставленный из Туманного Альбиона протез.
М е д и к: Ваше Величество, протез мною осмотрен и смазан. In my humble opinion (на мой взгляд) он вполне уже готов к употреблению. А, учитывая то, что у мистера Зубова культя уже хорошо омозолена старым протезом, на этой новой ноге он сразу же сможет немного попередвигаться. Как врач я это ему разрешаю. Но где мистер Зубов?
Е к а т е р и н а (пожимая плечами): Да, Валериан Александрович что-то задерживается. Через нарочного он обещал быть ровно в два пополудни, а сейчас (смотрит на напольные часы) уже тридцать пять минут третьего. А вот и Валериан... наконец-то!
Входит Платон Зубов.
Е к а т е р и н а (разочарованно): А... это вы...
П л а т о н: Да, это всего лишь я. А кого вы так ждали, Ваше Величество?
Е к а т е р и н а: Вашего брата Валериана. Но он жутко задерживается.
П л а т о н: Да, наш одноногий ветреник пунктуальностью никогда не отличался. Будем ждать?
Екатерина пожимает плечами. Входит Захар.
З а х а р: Его сиятельство граф Валериан Александрович Зубов и их высокопревосходительство Мария Федоровна Потоцкая!
Е к а т е р и н а: Проси.
Лакей ввозит кресло с Валерианом. Рядом идёт Мария Потоцкая.
Е к а т е р и н а: Рада вас видеть, мой генерал, хотя и не рада вашему опозданию. Мадам Потоцкая, вы ещё более очаровательны, чем были утром. Но что вас заставило отказаться от роли сиделки?
Мария краснеет и тупит глаза.
В а л е р и а н (после паузы): Мария Федоровна в тяжести и мне наконец удалось убедить её отказаться от упражнений с моим креслом.
Е к а т е р и н а (с уксусной физиономией): Ах, вот оно как? Поз... дравляю.
В а л е р и а н: Роды должны быть в апреле и, если родится девочка, мы назовём её Катей в честь вас, а, ежели мальчик, то Платоном - в честь брата.
Е к а т е р и н а: Я очень тронута, но давайте всё же займёмся тем делом, ради которого мы все здесь собрались. (лакею) Голубчик, переместите кресло с графом за ширмы. (лейб-медику) Иван Самойлович, если не трудно, пройдите туда же и помогите Валериану Александровичу пристегнуть протез.
Лейб-медик и граф скрываются за ширмой и через пару минут выходят из-за неё. На Валериане - какое-то подобие шароваров, драпирующих ноги.
Е к а т е р и н а (с сочувствием): Граф, вам удобно?
В а л е р и а н (пожимая плечами): Чуть-чуть непривычно, но этот протез много лучше, чем прежний.
Немного прихрамывая, делает пару кругов по залу, скаждым шагом ступая всё уверенней и уверенней.
В а л е р и а н: Просто чудо, а не протез! Хоть мазурку танцуй. (поворачивается к Потоцкой) Маша, прошу! (делает несколько па, аккомпанируя голосом, старательно не замечая перекошенное от ревности лицо Екатерины) Нет, не протез, а - чудо! Надо его испытать при верховой езде.
М е д и к: Мистер Зубов, можно, но не сегодня. Культяпка ваша должна обвыкнуться. Don't hurry, young man! Спешка до добра не доводит.
(Не спешите, юноша).
В а л е р и а н: А вы что скажете, Ваше Величество?
Е к а т е р и н а: Я даже, право, не знаю. Может быть, мы подберём генералу самую-самую смирную лошадку, а, Иван Самойлович?
М е д и к: I'm washing my hands.
(Я умываю руки).
Е к а т е р и н а: Ладно, Бог с ним! Самую-самую смирную.
М е д и к (громко): I'm washing my hands. (себе под нос) Oh, those Russians, Russians!
(Ох, уж эти русские!)
****
Царскосельский парк. Всё участники предыдущей сцены дожидаются Валериана. И вот, наконец, появляется улыбающийся от уха, до уха Зубов-младший на вороном жеребце (Отсылка к "Всаднице" Брюллова).
В а л е р и а н (принимая картинную позу): Ну, как?
Е к а т е р и н а (любуясь): Мой генерал, вы просто очаровательны. Я хочу заказать господину Рокотову ваш конный портрет. Уверен, что он украсит мою коллекцию.
В а л е р и а н (смущаясь): Что вы, что вы, Ваше Величество, я недостоин подобной чести.
Валериан, откровенно красуясь, пару раз проезжает взад и вперёд по дорожке.
В а л е р и а н (государыне): Ваше Величество, можно галопом?
Е к а т е р и н а и П о т о ц к а я (хором): Нет!
М е д и к (себе под нос): I'm washing my hands.
В а л е р и а н: Ладно-ладно, не буду. Хватит на сегодня.
С помощью двух лакеев спешивается.
В а л е р и а н: Mario, przyjdz do mnie. Zrob tak, jak ustalilismy.
(Мария, подойди ко мне. Делай так, как мы договорились).
Потоцкая и Валериан синхронно опускаются на колени.
В а л е р и а н: Ваше Величество, ваша воистину ангельская доброта давно уже известна всему свету. Вся Европа до сих восхищается тем, как вы спасли молодую актрису Уранову от домогательств старика Безбородко и позволили ей соединиться с любимым человеком. Спасите и нас, Ваше Величество! Позвольте маленькой Катеньке родиться в законном браке, а не в блудном сожительстве. Разрешите нам обвенчаться!
Е к а т е р и н а: Во-первых, немедленно встаньте. (лакею) Помогите графу подняться. Во-вторых, госпожа Потоцкая, ведь ваш супруг жив. Так чего вы хотите? Разрешения на двоемужество?
П о т о ц к а я: Ваше Величество, наше с мужем прошение о разводе уже месяц, как послано в Ватикан. Но папа его никогда не подпишет, не получив одобрения Вашего Величества. Ибо власть российской государыни простирается даже на Вечный Город.
Е к а т е р и н а: Не понимаю, как я - православная государыня - могу что-то запретить или приказать главе римской католической церкви.
В а л е р и а н: Приказывать не обязательно, Ваше Величество. Просто дайте папе понять, что вы не против, и этого будет достаточно.
Е к а т е р и н а: А как отнесётся православное духовенство к этой моей переписке с Ватиканом? Не всё так просто, Валериан Александрович.
В а л е р и а н: Но, Ваше Величество, я вас умоляю!
Снова пытается встать на колени.
Е к а т е р и н а: Хорошо, я об этом подумаю. А сейчас, господа, все, кроме Платона Александровича, свободны.
Валериан, Мария, Роджерсон и лакеи уходят.
Е к а т е р и н а (глядя им вслед): Ч-чертова ш-шлюха... Пока я жива, не видать тебе моего мальчика!
****
Екатерина и Зубов гуляют по аллее парка. Государыня тяжело опирается и на палку, и на плечо своего фаворита.
Е к а т е р и н а: Черныш, ты не сердишься?
З у б о в: Если я скажу "нет", ты поверишь?
Е к а т е р и н а: Ну, Черныш, ну не дуйся. Твой брат мне, как сын. Или даже, как внук. Более пылких чувств я к нему не испытываю. Насчёт этого будь спокоен.
З у б о в: Да я и не злюсь. Просто немного обидно, когда жена твоя перед Богом при твоём появлении делает кислую мину, поелику ждала - не тебя.
Е к а т е р и н а (меняя тему): А ловко твой братец верхами ездит!
З у б о в: Да, ловчей, чем иные двуногие. И он, как мне думается, будет наилучшим командиром для будущего Персидского похода. Вы согласны со мною, Ваше Величество?
Е к а т е р и н а: Чёрный, а шведы? Стоит России завязнуть на юге, как они тут же ударят с севера.
З у б о в: А шведов мы свяжем брачным союзом, поженив юного Густава на нашей Александре Павловне.
Е к а т е р и н а: А разница религий? Он - лютеранин, она - православная, и веру ни тот, ни другой переменить не могут. Густав тут же лишится короны, а меня духовенство живьём сожрёт, если вдруг моя внучка будет потеряна для православия.
З у б о в: Да как-нибудь, Ваше Величество, выкрутимся.Укажем отдельным пунктом в брачном контракте, что Густав не будет мешать супруге исполнять все обычаи греческой церкви. И попы успокоятся. Но ты, Катюш, оцени красоту нашего с Морковым плана: обеспечив себе тыл на севере, мы всей своей мощью идём на Кавказ, забираем Баку и Дербент, вторгается в собственно Персию, берём Тегеран, продолжаем движение в Малую Азию и выходим к Стамбулу с востока. Ну, а там год-другой и Царьград упадёт нам в ладоши, словно спелое яблоко!
Е к а т е р и н а (с усмешкой): Ах, как сладко поёшь! Век бы слушала.
З у б о в: А возглавит всю эту экспансию наш Валериан Македонский.
Е к а т е р и н а: И заодно ты на многие годы ушлешь его с моих глаз долой?
З у б о в: Что вы, что вы, Ваше Величество, я пекусь токмо о судьбах державных!
Е к а т е р и н а: Ну, и о себе немножко. Ладно, мой генерал, если твоё дело выгорит и Тегеран станет нашим, быть вам с братом фельдмаршалами. И даже твоему Моркову (хоть я его и не люблю), коли удастся его шведский план и он прикроет Россию с севера, я ни казны, ни чина канцлера, ни Андреевской звёзды не пожалею. Ладно,Чернявый, я чего-то устала. Посидим на скамеечке.
Оба усаживаются на ту самую скамейку на берегу пруда, возле которой они повстречались впервые. Екатерина кладёт свою голову на плечо Зубова и мечтательно смотрит вдаль.
СЕРИЯ ТРЕТЬЯ
В конце заставки бронзовая Екатерина, снова сойдя с пьедестала и перейдя через сквер, превращается в не менее величественную, чем на памятнике, государыню из плоти и крови, присутствующую на бракосочетании своего внука Константина. Великий князь пытается хотя бы под венцом не гримасничать, но это у него получается плохо. На лице у стоящей рядом великой княгини Анны - выражение ведомого на заклание телёнка.
Г о л о с з а к а д р о м: Год 1796 от рождества Христова был отмечен многими знаменательными событиями: рождением будущего русского императора Николая Павловича, блестящим итальянским походом восходящей французской звезды - генерала Бонапарта, выходом в свет очередного романа гениального немца Вольфганга Гёте, победой восставших рабов на Гаити, - но самой важной и главной новостью того давнего года была смерть Екатерины Великой. А начался сей последний для государыни год бракосочетанием великого князя Константина.
За спиной у императрицы, как всегда, вполголоса сплетничают Безбородко с Голицыным.
Г о л и ц ы н: В деревне моей...
Б е з б о р о д к о: Это в которой? В Васильевке? Там, где зубы рвали В ПОТЁМКАХ?
Г о л и ц ы н: В ней самой, граф, в ней самой. Так вот, жил в этой деревне один очень богатый мужик по имени Иван Васильев. Четырнадцать троек посылал заниматься извозом в Первопрестольную и оброку мне за год платил аж две тыщи целковых. Короче, очень богатый. И был у этого кулака-богатея единственный сын по имени тоже Иван, а по прозвищу "Бешеный". Кличку такую ему дали не зря: временами что-то не то на него находило. Например, каждый храмовой праздник сходились мои мужички стенка на стенку - центровые против зареченских. Бились люто, но всё же не до смерти. Обходились свернутыми набок носами да поломанными ребрами. А вот Ванечка Бешеный дважды своих супостатов ухаживал насмерть (и оба раза отец его выкупил). И вот, так сказать, пришло Ванечке время жениться. Понятно, что, несмотря ни на какие отцовские тысячи, в ближайших селеньях желающих с ним породниться не находилось. С трудом отыскали в дальней деревне сиротку-красотку и сыграли такую богатую свадьбу, что в Васильевке её и сейчас вспоминают. Вспоминают не за одно богатство, ибо Ванечка Бешеный невесту свою через три дня зарезал. Но здесь уж убийца пошёл, наконец, по Владимирке: чересчур много поднялось тогда шума, и Ивану Большому такое количество ртов было уже не заткнуть никакими деньгами.
Б е з б о р о д к о (на ухо Голицыну): Но наш-то орёл в Сибири всяко не окажется. Хотя зарезать, конечно, может.
Стоящий впереди Салтыков оборачивается и шипит: "Господа, вы в церкви!".
Б е з б о р о д к о (молитвенно складывая на груди руки): Всё-всё, Николай Иванович! Впредь мы будем немы, как рыбы.
Новые крупные планы дергающегося лица Константина Павловича и потупленных глазок Анны Фёдоровны. Тягостная церемония бракосочетания продолжается ещё две или три бесконечных минуты.
****
Крупные титры: "Тегеран, апрель 1796".
Крупный план голой пятки, стоящей на чьей-то прижатой к ковру голове.
Г о л о в а: О, Солнецоподобный! Войско урусов вторглось в наши северные провинции и подходит к Баку. Мы пойдём им навстречу?
Ч е й - т о т о н е н ь к и й г о л о с: Не слишком ли много прямых вопросов ты позволяешь себе, Али?
Камера отъезжает и мы видим распростёртого по полу наследника Али и сидящего на троне и возложившего ему ногу на голову шаха Коджара.
Ш а х: Любому иному такая оплошность стоила бы головы, но тебе я отвечу. Нет, я не буду сражаться с кафирами, я отступлю. Ты назовешь меня трусом, племянник?
А л и: Солнецоподобный, ты храбрейший из храбрый!
Ш а х: Ты льстишь мне, Али, хотя и говоришь при этом чистую правду (снимает ногу с головы наследника и снова вдевает её в туфлю) Ты можешь подняться (Али поднимается и замирает в полупоклоне) Да, я действительно храбр и не цепляюсь за жизнь, потерявшую для меня девять десятых своей прелести, после того, что сотворили со мной люди шаха Надира, но я мечтаю о том, чтобы наш род Коджаров правил Персией вечно, и я не могу позволить себе поражения. А ни мы, ни Высокая Порта не можем сражаться на равных с этими северными варварами. Пушки урусов бьют дальше,их ружья стреляют точнее,их строй невозможно сломать. И я отступаю в Мешхед под защиту Аллаха.
А л и: И на что мы там сможем надеяться, о, величайший?
Ш а х: Аллах всемогущ и его милость к правоверным безгранична. И чем дальше граф Зубов будет продвигаться к югу, тем больше будут растягиваться его линии снабжения, и однажды мы их перережем и войско визиря Зубова, словно спелая фига, само упадёт нам в карман. И тогда - клянусь этим алмазом! (тычет пальцем в огромный алмаз у себя на чалме) - я сделаю с визирем Зубовым тоже самое, что тридцать пять лет назад совершили со мной люди шаха Надира. А потом возвращу оскопленного Зу шахине.
А л и: Да будет так, о, мудрейший!
Ш а х: Но и это ещё не всё, мой племянник. Вторая моя надежда заключается в том, что шахиня урусов стара и подорвала своё здоровье развратом. А наследник шахини принц Паул всё делает наперекор своей матери. И, когда, наконец, Всемогущий низвергнут блудницу-шахиню в гяурский ад, новый шах Паул, да продлит Аллах его царствование, наверняка отведёт все войска назад и велит им вторгнуться либо в княжество свеев, либо в королевство франков, либо в захваченную англами Индию, либо в земли китайского богдыхана, короче, куда угодно, лишь бы не туда, где до этого воевала шахиня. И это второе моё утешение. А пока мы отступим в Мешхед и будем ждать там перемен к лучшему. Труби сбор, Али.
****
Крупные титры: "Апрель 1796. Русский лагерь под Дербентом".
Группа солдат сидит у костра.
П е т р о в и ч: Вот так и погиб прежний наш командир полковник Рарок. Хороший он был человек, хоть и немец. Нынешний наш подполковник тоже дядька нормальный, но до Рарока ему так же далеко, как тебе (подмигивает молодому солдату) - до грешной дыры твоей законной супружницы.
Всеобщий хохот.
П е т р о в и ч (молодому): Не знаешь, Серёга, кто ей сейчас ту дыру прочищает? Уж не батюшка ль свёкор?
Новый взрыв хохота.
С е р ё г а (со слезами обиды): Можно подумать, Лександр Петрович, что ваша жена за все двадцать лет вашей службы ни разу на сторону не посмотрела.
П е т р о в и ч: А нет у меня супружницы. Холостой я, Серёга. И ревновать мне - слава те, Господи! - (крестится) не к кому. А ты, брат Вахтангушка, (поворачивается к красавцу-солдату восточной наружности) женатый аль холостой?
В а х т а н г (с очень сильным акцентом): Я - бобыл.
П е т р о в и ч: Совсем, что ли, невесты не было?
В а х т а н г: Нэвеста быль. Но я об этом нэ хочу разговаривать.
П е т р о в и ч (обиженно): Эй, молодой! Тебя дядя спрашивает. Ты три месяца в армии, а я двадцать два года. Двенадцать сражений прошёл. Прояви уважение.
В а х т а н г: Мой нэвеста сейчас пребывает в гареме шахёнка Али. Мой нэвеста быль очень... красывый.
П е т р о в и ч: Ты из-за этого записался в солдаты охотником?
В а х т а н г: Нэ толко. Два моих брата погибли в проклятой Крцанской битве. Над моей матерью персы сперва надругались, а потом убили. Обеих сестёр угнали в рабство. Толко отцу повезло: он умер за три с половиной года до штурма Тифлиса.
Все смотрят на молодого солдата с сочувствием. Слышны голоса:
- Вот бусурманы-то! Чистые нелюди!
- А сам-то в Праге что делал?
- Так то Прага, там можно.
- Бедный Вахтанг!
В а х т а н г: И что я, друзья, послэ этого должен был сделать? Убить себя? Но зачем? Убить Коджара? Но как? И я решил записаться в урусы, чтобы взять Тегеран и расплатиться за всё.
С е р ё г а: А это правда, что у персидского шаха нету... ну, этого самого?
В а х т а н г: Правда. Люди другого персидского шаха, Надира, оскопили Каджара, когда ему было толко шесть с половиной годиков.
С е р ё г а: Зачем.
В а х т а н г: Чтобы он нэ мог занять трон Персидского царства. Но он всё равно его занял. И тепэр его сердце нэ знает жалости.
Всеобщее молчание.
П е т р о в и ч: Знаешь, Вахтанг, ты, конечно, хлебнул шилом патоки, но... но я тебе так вот скажу: все вы,некруты, храбрые, пока не обстрелянные.На словах все герои.
В а х т а н г (каменея лицом): Посмотрым.
П е т р о в и ч: Посмотрим, парень, посмотрим. Ведь завтра - штурм.
****
Поздний вечер. Раненый в грудь Петрович лежит на голой земле. Вахтанг с побелевшим от горя лицом стоит рядом.
В а х т а н г: Дядя Сандро, потерпи. Сейчас придут лекари.
П е т р о в и ч: Дурак ты, Вахтанг, и ничего в нашей жизни не понимаешь. Богданыч меня уже осмотрел и велел отложить в сторону. Стало быть, всё. Таких не лечат.
В а х т а н г: Дядя Сандро, генацвале, нэ надо!
П е т р о в и ч: Что значит "не надо"? Сам не хочу да придётся. Двенадцать сражений прошёл без единой царапины, а в тринадцатом сразу со смертью своей повстречался. Значит, судьба такая. (после паузы) А ты, Вахтанг... ничего. В бою вёл себя правильно. Толк будет. Дай мне водицы.
Жадно пьёт.
П е т р о в и ч: Ну, вот, вроде, и всё. Отвоевался. (тоненьким голосом) Мамка-мамка, это не я взял варенье! Мамка, не бей, пожалуйста!
Вытягивается и замирает. Вахтанг истово крестится и кладёт ему на глаза пятаки.
****
Палатка Зубова. Он сидит на пустой винной бочке, сняв протез и потирая зудящую культю. Входит Ординарец.
О р д и н а р е ц (сочувственно): Больно, ваше сиятельство?
З у б о в: Неприятно. Слишком много ходил. Ты по делу?
О р д и н а р е ц: Да, ваше сиятельство, и весьма деликатному. К вам на приём просится одна барышня. (целует кончики пальцев) Просто конфетка! Или, выражаясь по-местному, рахат-лукум!
З у б о в: Семён, ты о чём? Я человек женатый, и жена с малолетним сыном находятся в соседнем шатре. Какие, к чёрту, рахат-лукумы?
О р д и н а р е ц: Простите, ваше сиятельство, но принять эту барышню нужно. Ибо это Периджи-Ханум, родная сестра Али-Хана. Позвать?
З у б о в: Ну, зови.
Поспешно пристегивает протез и задрапировывает его шароварами. Через пару минут входит юная барышня с наполовину закрытым лицом (мы видим только глаза: они огромные и выразительные) в сопровождении толстого Толмача.
Девушка говорит по-персидски, а Толмач тут же переводит.
Т о л м а ч: Сиятельная Периджи-Ханум униженно просит Великого Визиря простить её недостойного брата Али, осмелившегося обнажить свой клинок против непобедимого войска Белой Царицы. Недостойный Али заслуживает самой суровой казни, которую соизволит назначить ему Великий Визирь: и четвертования, и посадки на кол, и ослепления, и оскопления, и прочих, - но Периджи-Ханум уповает на известную всему свету доброту Великого Визиря и просит простить своего недостойного брата. И, если это будет угодно Великому Визирю, Периджи-Ханум велит мне сейчас
удалиться, (шахиня скидывает покрывало,открывая своё прекрасное лицо, и, улыбаясь, смотрит Зубову прямо а глаза) а вы, в свою очередь, прикажете удалиться своему оруженосцу, и, оставшись с шахиней наедине, введёте свой нефритовый жезл в её сахарную пещеру, в которую доселе не проникал ни единый мужчина. Мне выйти, о, Солнецоподобный?
Периджи-Ханум приближается к Валериану и гладит его лицо кончиками пальцев. Тот густо краснеет.
З у б о в (переводчику): Что ты, братец, несешь?
Т о л м а ч: Что не так, о, Божественный? Тебе больше нравятся мальчики? У меня есть один отрок, ещё не знавший мужчины, чьи губы нежны, словно лепестки роз, а...
З у б о в: Пшёл вон, придурок!
Толмач в страхе выскакивает.
Х а н у м (с огромным трудом подбирая русские слова): Моя... тоже... уйтить?
З у б о в: Нет, вы останетесь (шахиня начинает снимать с себя одежды). Нет, вы меня неправильно поняли!
Ханум продолжает стриптиз.
З у б о в (ординарцу): Семён, верни сюда этого идиота.
Толмач возвращается.
З у б о в: Любезный, переведите шахине, что я женат.
Толмач переводит. Шахиня пожимает плечами и, что-то прощебетав, продолжает свой танец живота.
Т о л м а ч: Периджи-Ханум вопрошает тебя, о, достойнейший, что мешает тебе сделать её своей младшей женой?
З у б о в: Потому что у русских это не принято. Мы не можем ни заводить себе несколько жён, ни пользоваться стесненным положением благородной девицы. (Ханум пытается что-то ответить) Короче, толмач, переведи ей так: я здесь главный или не главный? Моя воля - закон?
Т о л м а ч: О да, о, достойнейший!
З у б о в: Тогда исполняй мою волю. А она заключается в следующем: ни здоровью, ни жизни бывшего дербентского хана ничего не угрожает и он остаётся в почётном плену в моём лагере. А сиятельная Периджи-Ханум вплоть до его возвращения будет править Дербентом. И да, никакой близости между мною и ею не будет, и не из-за какой-то моей тяги к мальчикам, а потому, что я очень люблю свою жену. Даже великая государыня и та не сумела... Впрочем, это переводить не надо.
Х а н у м (выслушав переводчика): Моя всё понимать... ты не гомик, ты - рыцарь!
После чего приближается к Зубову и целует его в губы. И именно в это мгновение в шатёр заходит Потоцкая с младенцем на руках.
З у б о в (шахине): Уйди от греха!
Периджи-Ханум и Толмач опрометью выскакивают из шатра.
П о т о ц к а я (ординарцу): Семён, подержите Платона.
Передав ребёнка Семёну с позеленевшим от злобы лицом подходит к Зубову.
****
Зубов стоит в одиночестве в центре шатра и рассматривает в походном зеркале своё исцарапанное в кровь лицо.
З у б о в (вздыхая): Вот и вся плата за верность!
****
Покои Екатерининского дворца. Государыня беседует с Платоном.
Е к а т е р и н а: И представляете, мой генерал, ваш брат совершенно по-рыцарски остановил пытавшуюся его соблазнить прекрасную девственницу и оставил её править Дербентом безвозмездно. Вы бы были способны на такой благородный поступок?
П л а т о н: Разумеется, Ваше Величество, ибо никаких других женщин, окромя вас, для меня не существует.
Е к а т е р и н а (окидывая своего платного "рыцаря" откровенно презрительным взором): Да-да, конечно... Ладно, мой генерал, вы лучше мне расскажите, как развивается сватовство королёнка Густава к моей внучке?
Платон начинает что-то ей объяснять, но мы его голос не слышим, а видим лишь государыню, стоящую у окна и что-то шепчущую себе под нос.
Е к а т е р и н а (с ледяной злостью): Как его окрутила эта польская сучка! И чего же он в ней нашёл?
****
Король шведский Густав - носатый шестнадцатилетний юноша - и его регент Карл - пузатенький старикашка с хитрым лицом - едут в карете к цесаревичу Павлу.
Г о л о с з а к а д р о м: Тем временем хитрый план Моркова-Зубова по заключению русско-шведского брака шёл своим чередом. Лукавому вице-канцлеру удалось разорвать уже заключённую помолвку Густава с немецкой принцессой Луизой Макленбургской и в начале лета 1796 года королевское судно покинуло Стокгольм и пришвартовались в Кронштадте. А ещё через несколько дней король и регент, скрывавшиеся под именами графов Гага и Ваза, поехали с визитом к отцу невесты.
На пути у кареты встаёт полосатый шлагбаум, охраняемый солдатом в куцем прусском военном мундирчике.
(N. B. Между собою шведы, естественно, говорят на родном языке, а с русскими придворными - на французском, но ради удобства зрителей на иностранных языках звучат лишь самые первые фразы, а дальше все диалоги звучат на русском).
Г у с т а в (глядя на часового): О, Господи, что это за пугало?
Г о л о с з а к а д р о м: Всё гатчинское воинство цесаревича Павла было одето в прусскую форму времён Фридриха Великого. Для современников Павла эти наряды выглядели так же нелепо, как для нас с вами - какой-нибудь щёголь семидесятых годов в темных очках, бакенбардах, полуметровый клешах с цветочками и туфлях на двадцатисантиметровой платформе.
Мультяшный портрет такого вот ретро-щеголя, рассекающего под "Шизгару", современную толпу на Невском и реакция на него окружающих.
Р е г е н т: Дело, ваше величество, в том, что их высочество цесаревич Павел является таким же страстным поклонником прусского Фридриха, как и его отец, и велел одеть всех подчинённых ему солдат в соответствующую форму.
Г у с т а в: А вам, граф, не кажется, что этот чудак свои дни кончит так же, как их кончил его несчастный отец? Как он вообще будет править?
Р е г е н т: Пути Господни неисповедимы, ваше величество! Но говорят, что великая государыня, которую - при всех её минусах - никогда и никто не мог обвинить в недостатке ума, хочет передать свой престол непосредственно внуку, минуя сына.
Г у с т а в: А разве это законно?
Р е г е н т (пожимая плечами): Что делать, граф Гага! Русский царь может запретить даже восходы солнца. Его воля ничем не ограничена.
Г у с т а в (с усмешкой): Ничем, кроме грязных ручищ какого-нибудь Алексея Орлова.
Р е г е н т: Тише, тише, мой юный друг! Ведь мы с вами в Азии, где одно неосторожное слово может стоить вам языка, а то и головы. И даже титул вас не спасёт. Держите язык за зубами.
Ч а с о в о й: Их сиятельства графы Гага и Ваза к их высочеству Цесаревичу!
Поднимает шлагбаум. Карета, минуя ещё две-три заставы, наконец подъезжает к дворцу и Король с Регентом, встречаемые мажордомом, проходят вовнутрь.
****
Приёмная зала гатчинского дворца. В зале Короля и Герцога встречают: сам Павел - как и всегда,хмурый, плюгавый и дёрганый,фрв; его монументальная (втрое шире супруга) жена Мария Федоровна, сыновья Александр и Константин в куцых прусских мундирчиках и дочери Александра с Еленой.
П а в е л: Рад, искренне рад увидеть в своем захолустье столь высоких гостей. Люди ко мне ездят редко, говорят, что здесь скучно, а у матери де веселее. Рад, что вы не такие. Часа через три будет бал,а пока что мы с вами закусим, но перед этим прошу посмотреть на новорожденного великого князя Николая.
Нянька выносит батистовый свёрток со сморщенным красным младенчиком. Оба графа почтительно в него заглядывают.
Г у с т а в: Крепыш, весь в отца!
Р е г е н т: Богатырём будет!
Мария Федоровна расплывается в польщенной материнской улыбке.
Г о л о с з а к а д р о м: Никто из присутствующих даже подумать не мог, что этот сморщенный красный комочек через тридцать неполных лет станет русским императором и, проправив ещё тридцать лет, сумеет таки сделать явью мечту своего отца, превратив всю Россию в пехотный плац, а её население - в печатающие по нему шаг полуроты. И ещё меньше мог кто-то подумать, что эта страсть к показухе страну только ослабит, и великая при Екатерине империя превратится в региональную державу и останется таковой вплоть до Потсдамской конференции. Впрочем... давайте вернёмся в год 1796.
Сморщенное лицо новорожденного крупным планом.
П а в е л (в отличие от супруги, комплименты сыну на него не действуют): Господа, прошу всех к столу. У меня по-военному, без разносолов, но голодным никто не останется. Ещё раз прошу!
****
Обеденный зал. За столом тишина, как в храме Божьем. Наконец, затянувшуюся до неприличия тишину нарушает хрупкий тенор хозяина.
П а в е л: Я,господа, всяких там вольностей-резвостей не понимаю. Это у матушки за столом чёрти что делается: князь Голицын острит, Державин оды читает, моя Александра романсы поёт, граф Зубов на скрыпке пиликает. А у меня здесь порядок. Поел - и в сторону. Я вообще человек военный и люблю только строй. (поворачивается к стоящему у дверей часовому) А ну-ка, дай-ка мне, братец, ружьё. (получив ружьё, вскакивает и начинает с нечеловеческой ловкостью выделывать ружейные приёмы) Вот что я люблю, господа, и ставлю выше стихов и музыки. Великий князь Александр!
А л е к с а н д р: Я!
П а в е л (передавая сыну ружьё): Продемонстрируйте своё искусство.
Александр повторяет приёмы.
П а в е л: Что ж... неплохо, неплохо, ваше величество. Но настоящей чёткости нету. Великий князь Константин!
К о н с т а н т и н: Я!
П а в е л: Покажите брату, как надо.
Константин исполняет приёмы не хуже Павла.
П а в е л: Отменно, Константин Павлович. Александр, учитесь! (обращаясь к гостям) У меня, господа все придворные строю обучены и могут исполнить приёмы не хуже гвардейцев.
Г у с т а в (изумлённо): Как... и великие княгини?
П а в е л: Нет, это дело не бабье. А
вот придворные мужеска полу - все. Господин Аракчеев!
А р а к ч е е в: Я!
П а в е л: На пару с господином Кутайсовым преподайте нашим гостям урок штыкового боя.
Аракчеев с Кутайсовым вскакивают, отбирают у часовых ружья со штыками и всё с той же чисто балетной ловкостью устраивают бесконтактный штыковой бой. Пробегающие мимо лакеи с блюдами привычно огибают сражающихся.
Г у с т а в (по-шведски, Регенту) Он что... действительно полуумный?
Р е г е н т (по-шведски): Тише, тише, мой друг. Обсудим всё дома.
М а р и я Ф е д о р о в н а (явно стараясь загладить чудачество мужа): И как, господа, вам понравилось в нашей России?
Г у с т а в: В двух словах не расскажешь. Слишком много всего. Колоссальный размах, неподдельная величественность, жгучая смесь нищеты и богатства. И потрясающее разнообразие: если в Царском Селе - настоящий Версаль, то у вас тут - Потсдам, осененный трагической тенью великого Фридриха. Сам-то я - из-за возраста - мужа сего ни разу не видел, но сужу по рассказам. И, на мой взгляд, похоже. Правда, граф Ваза? Вы ведь были в Потсдаме и встречались там с Фридрихом?
Р е г е н т: Да, и не раз. Я даже служил в его войске вахмистром.
П а в е л (оживляясь): Что вы говорите! И какие остались у вас впечатления?
Р е г е н т: Говоря не лукавя, достаточно мрачные. Служба была тяжёлая, а платили мало. Хотя честь велика.
П а в е л (горячась): А ведь честь - это главное! И как я вам завидую, граф. Отдал бы все свои титулы и состояние за то, чтоб послужить пару лет под началом этого величайшего из полководцев простым капралом!
****
Тронный зал дворца в Мешхеде. На троне - шах Каджар, перед ним - коленопреклоненный наследник Али.
А л и (падая ниц): Солнецоподобный, урусы взяли Баку!
Ш а х (ставя ему туфлю на темя): Когда?
А л и: Два дня назад, о, Великий!
Ш а х: И целых два дня никто не решался сообщить мне эту новость?
А л и: Да, о, Величайший из великих, Все боялись наказания для горевестников.
Ш а х: Правильно боялись. И они послали тебя, полагая, что уж кого-кого, а наследника я за дурную весть не казню?
А л и: Да, о, Солнецоподобный!
Ш а х: На твоём месте, Али, я не был бы так уверен в своей полной безопасности. А что касается этих придворных шакалов... вот тебе (вынимает что-то из складок платья) три крепких шнура из китайского шёлка, передай их Великому Визирю и обоим его заместителям. Они знают, что с ними делать. А теперь расскажи мне, Али, как вы пресекаете пути снабжения урусов. Для нас сейчас нету задачи важнее. Ты можешь встать.
Снимает с его головы туфлю. Наследник встаёт и усаживается на ковёр по-турецки.
А л и: Делается многое, о, Богоподобный! Во-первых, юный граф Зубов сделал ошибку, не казнив моего тёзку Али-Хана Дербентского и даже не выслав его в снега Московии. Юный визирь Белой Царицы оставил его в своём лагере, откуда тёзку сумели выкрасть мои верные нукеры. Али-Хан тут же поднял восстание в глубоком тылу урусов, но...
Ш а х: Продолжай.
А л и: А ты меня не...?
Ш а х: Не бойся, Али, не казню. По крайней мере, тебя. И по крайней мере, сегодня.
А л и: Но узнав о побеге, разъяренный граф Зубов выслал для поимки Али очень сильный казацкий отряд и мой тёзка был вынужден убежать в Дагестан, к лезгинам. С удалением хана восстание в русском тылу затихло.
Ш а х: Передай своему тёзке, что он должен в недельный срок поднять всех чеченов, лезгинов, кумухцев и прочих. И напомни ему, что два его сына пребывают вместе с нами, и их жизнь и здоровье напрямую зависят от поведения их отца. (после паузы) А как, мой племянник, тебе понравилась твоя новая грузинская наложница?
А л и (расплываясь в сальной улыбке): Просто персик, о, Богоподобный! Ой, прости меня, что...
Ш а х: За то, что ты похваляешься тем, что мне недоступно? Не стесняйся, племянник. Обливаясь потом в гареме, ты умножаешь наш род Каджаров, и, следовательно, (тонко-тонко хихикает) делаешь дело государственной важности. И лучше (мечтательно) поешь горного мёда и грецких орехов и покажи этой ночью и сучке тифлисской, и всем остальным, что такое нефритовый стержень Коджара!
А л и (низко кланяясь): Будет исполнено, о, Величайший!
****
Русское войско штурмует Баку. Сидящий на лошади Зубов вздымает вверх саблю и громко кричит: "Ребя-а-ата! Вперёд!".
С о л д а т ы: Ура-а-а!!!
З у б о в (сдергивая с головы шляпу, себе под нос): Черт побери! Шестая.
****
Русский лагерь рядом с Баку. На травке лежит Вахтанг с наскоро перевязанными рана. Рядом стоит молодой солдат Серёга.
С е р ё г а: Не печалься, Вахтангыч, через часок настанет и твоя очередь пройти в палатку к Карлу Богдановичу. Сам понимаешь, лекаря первым делом занимаются тяжкими, а твоя рана - так, пустяки, и тебя начнут лечить после.
В а х т а н г: Серёга, кого ты обманываешь? Раненых сотни, и на совсэм безнадёжных Карл Богданович врэмя не тратит. Жаль, что я не дойду до Тегерана и не поквитаюсь с коджарами. Ни за маму, ни за невесту. Дай мне попить.
Жадно пьёт.
А как там твоя... жена?
С е р ё г а: Письмо прислала.
В а х т а н г (из последних сил поддерживая разговор): Она грамоте... знает?
С е р ё г а: Откуда! Матвей Лысый с её слов записывал. Матвей две зимы у дьячка проучился, и Матвейкин отец за учёбу отдал порося и телёнка. Все над ими смеялись (отдали задаром скотину!), а оно вона как обернулся:Матвейка - единственный на всю деревню грамотный, и как что прочесть-написать - все к Матвейке. Помогает он вроде как по-суседски, задаром, но пару дюжин яиц и шмат сала, хошь - не хошь, а оставь, иначе люди осудят. Давно уже и телёнка отбили, и порося. А ты никак там кончаешься?
В а х т а н г (через силу): Ничего... говори... ты мне... не мешаешь...
С е р ё г а: Так что у Лысых теперь - постоянный доходец. Вроде отхожего. Порося и телёнка отбили, и бурёнку уже зачернили. Зря люди смеялись. И... эй, Вахтанг, ты что - помер?
Подносит к его устам клинок сабли. Следов дыхания нет.
Отмучился. Царствие тебе Небесное! (наскоро крестится) И к кому бы пойти в третий раз письмецо почитать? Кто после штурма остался грамотный? Только хвельдхвебель. Ну ладно, пойду-ка в Прову Парфёновичу, авось не откажет и вдругорядь прочитает. (широко улыбается) Жана пишет, что любит. А вдруг не врёт?
****
Г о л о с з а к а д р о м: А вечером в Гатчине состоялся бал, на котором граф Гага (он же шведский король) танцевал только с великой княжной Александрой.
(N. B. Чтобы зрители не запутались в бесконечной череде "белокурых ангелов", Александру - вопреки исторической правде - должна играть актриса-брюнетка с немного неправильным лицом и всесокрушающим мальчишеским обаянием. Так что носатый Густав и "некрасивая красавица" Александра - это, скорее, характерная парочка, а не Амур и Психея. И да, пользуясь случаем, напоминаю, что несколько первых фраз диалога должны звучать по-французски с закадровым переводом).
А л е к с а н д р а: Вас, граф, не смутила суровость моего батюшки?
Г у с т а в: Принцесса, ради ваших прекрасных глазок я готов вытерпеть и не такое!
А л е к с а н д р а: А вы, граф, не лукавите?
Г у с т а в: С вами, ваше высочество, нет. Скорее, напротив, преуменьшаю накал своих чувств.
А л е к с а н д р а: Понимаете, граф, ведь на самом-то деле мой батюшка очень хороший человек. Хороший, но несуразный. Ничего, что я эдак про батюшку?
Г у с т а в: Полагаю, что Бог вас простит.
А л е к с а н д р а: Мой батюшка делает все, чтобы люди эти хорошие не замечали и обсуждали только его недостатки. А вы ещё к нам приедете?
Г у с т а в: Всенепременно! Где вы, там и я.
А л е к с а н д р а: Ведь балы у нас - редкость. Чаще парады. Но... но у графа Безбородко через два дня будет бал, и бабушка требует, чтоб я там танцевала. Вы будете у Безбородко?
Г у с т а в: Конечно. Я же сказал, что где вы, там и я. И, если ваш сумасбродный отец вдруг запретит вам ездить на балы, я, чтобы видеть вас, наймусь в Гатчину караульным и научусь выполнять ружейные артикулы не хуже великого князя Константина.
Александра улыбается и с обожанием смотрит на короля.
****
Король и Регент в карете, едущей по Петербургу.
Г у с т а в: Какая всё-таки разница между всем этим (показывает на окошко) петербургским
великолепием и давешней Гатчиной, скучной и серой, словно шинельное сукно. Просто две разных страны!
Р е г е н т: Не обольщайтесь, граф Гага, не обольщайтесь. Россия - это простое зеркало, поднесенное к лицу монарха. И после смерти императрицы все это екатерининское половодье схлынет, и Россию по щиколотку затопит мёртвая гатчинская водица.
Г у с т а в: А если престол перейдёт к Александру?
Р е г е н т: Тогда карнавал продолжится. Но вы в обоих случаях в выигрыше, Вы ведь сумели понравится и отцу, и сыну!
Г у с т а в: Это было несложно. В России любят иностранцев. А мы ведь едем сейчас... к Безбородко?
Р е г е н т: Да, граф, к Безбородко.
Г у с т а в: А... (замолкает).
Р е г е н т: Успокойтесь, граф Гага. Будет там ваша прелестница. Всенепременно.
Густав краснеет и отворачивается.
****
Король и Регент поднимаются во дворец Безбородко по наклонному пандусу.
Г у с т а в: А почему нету лестницы?
Р е г е н т: Потому что царице с её больными ногами подниматься по лестнице трудно. И этот опальный министр повелел переделать лестницу в пандус, затратив на это, как говорят, десять тысяч рейхсталлеров.
Г у с т а в: Вот это размах!
Р е г е н т (пожимая плечами): У богатых свои привычки. И я, кстати, уверен, что любой из этих вельмож: и Салтыков, и Безбородко, не говоря уж о Зубове - намного богаче нас с вами. Хоть вы и король.
****
Бальный зал во дворце Безбородко. Александра и Густав танцуют.
Г о л о с з а к а д р о м: Не нам, иностранцам, судить и рядить, каким королём был Густав IV, но сошлемся на факты: день его отречения от престола до сих является в Швеции национальным праздником. Жизнь он прожил долгую, но несчастную: после отречения в 1809 он был изгнан в Германию, где, получая грошовую пенсию от риксдага, пристрастился к вину и продажной любви и стал чем-то городского сумасшедшего. Мальчишки швыряли в него снежками и кричали: "Вон идёт шведский король! Идёт шведский король!". Жизнь Александры сложилась ещё печальнее: она умерла после первых же родов. (после маленькой паузы) Но всё это будет потом. А пока оба наших героя, пожирая друг друга влюблёнными взглядами, кружатся в вихре недавно изобретённого вальса.
Музыка начинает звучать всё громче и громче. Александра и Густав продолжают свой танец. Меняются только залы и титры.
****
Дворец князя Гагарина.
****
Дворец графа Строганова.
****
Дворец обер-егермейстера Нарышкина.
****
Таврический дворец (осенняя резиденция Екатерины). Густав танцует с какой-то фрейлиной. Ещё один танец - новая фрейлина. Александры на бале нету. Объявляется третий танец. Густав стоит у стены. Поднявшись из-за карточного стола к нему подходит Регент.
Р е г е н т: Почему не танцуете, ваше сиятельство?
Г у с т а в: Сами понимаете, граф Ваза. И, если она через десять минут не появится, я уеду с этого бала.
И Густав всё так же стоит у стены, невнимательно наблюдая за танцующими. Но вот, наконец, появляется Мария Федоровна с Александрой. Влюбленные пересекаются взглядами и их начинают светиться от радости. Здесь как раз объявляют очередной танец и Густав тут же приглашает возлюбленную.
Г у с т а в: Почему вы так припозднились?
А л е к с а н д р а: У меня сейчас горе и вообще не хотела ехать. Но матушка меня заставила.
Г у с т а в: Что за горе, принцесса?
А л е к с а н д р а: Не скажу, вы будете смеяться.
Г у с т а в: Ваше высочество, я, скорее, отрублю себе руку, чем буду смеяться над тем, что так вас расстроило. Скажите, что же случилось?
А л е к с а н д р а: Понимаете, граф, у меня левретка по кличке "Мими" - подарок бабушки. Такая миленькая, такая умненькая, она даже пела под музыку. А нынче утром она умерла. У меня и сейчас в глазах слёзы. Вам, верно, смешно?
Г у с т а в: Мне совсем не смешно, принцесса. У меня ведь тоже были собаки, конечно, не левретки, а доги. Два больших меделянских дога размером с теленка. По имени - а вот сейчас вы не смейтесь - Гага и Ваза.
Александра улыбается сквозь слёзы.
Я часто с ними ходил на охоту. И вот однажды, во время охоты на дикого вепря - вы, верно, знаете, что нету зверя страшнее - оба дога погибли. Вернее, погиб один Гага, а Вазе кабан перебил позвоночник и дога пришлось пристрелить из жалости. Я плакал неделю. Навзрыд. Сильнее я плакал только в тот день, когда убили отца. Так что я вас великолепно понимаю.
Камера отъезжает, музыка усиливается и шведский король с великой русской княжной продолжают кружится в вихре вальса.
****
Екатерина с Нарышкиной неспешно прогуливаются по дорожке Таврического сада. (Екатерина идёт тяжело, опираясь одновременно на палку и руку подруги).
Е к а т е р и н а: А вот скажи мне, Анюта, большую ли брешь пробил в вашем семейном бюджете последний бал?
А н н а: Брешь, конечно, изрядную, но куда без балов. Раза три в год, хоть разорись, а задай. Никто не свободен от бальной повинности. К тому же (хитро улыбается)моему старичку в тот вечер так везло в карты, что почти половину наших расходов мы отбили.
Е к а т е р и н а: Неужто?
А н н а: А зачем же мне врать? Ты мне лучше, Катюша, поведай, как там продвигается шведское сватовство к нашему ангелу?
Е к а т е р и н а: Тебе что интересней: детские чувства или высокая дипломатия?
А н н а: Натурально, чувства.
Е к а т е р и н а: Ну, здесь всё, как в сказке. Малышка совсем потеряла голову, да и шведский король... ты, кстати, Ань, знаешь, что когда Александре было лет пять, я ей показала альбом с европейскими принцами и шутя предложила выбрать ей суженного. И наша малютка ткнула пальчиком в... в кого бы ты думала?
А н н а: Неужели?
Е к а т е р и н а: Да, в нынешнего шведского монарха. Короче, малышка совсем потеряла голову, да и граф Гага, похоже, влюблен, словно кот. Я даже стала бояться, как бы они не натворили глупостей и велела госпоже Ливен, воспитательнице Александры, никогда не оставлять их вдвоём.
А н н а (вздыхая): Да уж... по части пылкости наш граф Гага выгодно отличается от великого князя Александра.
Е к а т е р и н а: Зачем ты бьёшь по больному? Холодность Александра к жене, да и вообще к любым дамам для меня до сих остаётся великой загадкой. Я даже стала подумывать, а относится ли он к тому же весёлому братству, что и тёзка его Александр Македонский и кумир его папеньки Фридрих Прусский, и собрала все самые-самые грязные сплетни, но, к счастью, нет. Не замечен. Вроде, есть и любовница... прости, что тоже ударю тебя по больному... жена твоего племянника Маша Нарышкина, так что, с одной стороны, я почти успокоилась, а с другой - огорчилась. Ведь сестра этой Машки точно так же охомутала Константина, и законных детей у обоих не будет. Так что в смысле продолжения династии вся надежда моя на маленького Николая Павловича. Подрастёт - наплодит.
А н н а: Да, похоже, придется ему и Империей править. Лишь бы Господь Николая к себе не забрал.
Е к а т е р и н а: Не заберёт.Николай - богатырь.
А н н а: Тьфу-тьфу, не сглазить! (стучит по дереву) А как там, Катенька, с дипломатической подоплекой этой детской любви?
Е к а т е р и н а: С этим похуже. Есть два препятствия. Во-первых, антифранцузский союз (но с этим уладим). Второе, разница вер. Причём, согласно шведской конституции королева обязана быть лютеранкой. А с нашего края... знаешь, Ануш, никому не скажу, даже под пыткою не признаюсь,но тебе, Ань, поведаю: мне безразлично, будет ли Александра креститься по греческому или какому иному обычаю, но отец её - богомол, везде выставляющий свою приверженность православию, и мужикам, и попам это нравится. Так что в вопросах веры мы должны стоять насмерть.
А н н а: А шведы что говорят?
Е к а т е р и н а: Хитрый лис регент предложил мне такой компромисс: Александра с собой забирает духовника и в дворцовых покоях молится по-гречески, но все официальные богослужения осуществляет на лютеранский манер. На том и сошлись.
А н н а: А духовенство?
Е к а т е р и н а: Поворчит и проглотит. А вот Гатчина... Гатчина - вряд ли. Слишком уж любит Павел Петрович бравировать богобоязненностью на фоне "безбожницы-матери". Но ничего-ничего. Обломаем и гатчинских.
А н н а (вздыхая): Дай-то Бог, Дай-то Бог! Слишком уж будет жалко, если влюблённых детей разлучат из-за каких-то богословских распрей.
Е к а т е р и н а: Это одно. А второе, что срыв сватовства почти что наверняка означает войну, а война с этой Швецией нам сейчас не нужна абсолютно. Младший Зубов воюет на юге, Суворов - в Швейцарии, и третью войну России не потянуть, и мир на севере нам нужен, как воздух. Кстати, Аня, ты знаешь, что Валериан взял Шемаху?
А н н а: А это где?
Е к а т е р и н а: Шемаха - суть город в Персии, находящийся в пятистах верстах от Тегерана. А там и до Цареграда - рукой подать.
А н н а: Слава русскому оружию! (себе под нос) А, между тем, сахарок поднялся за год с двадцати пяти рублёв до полста целковых за пуд. И как жить теперь бедной дворянке?
****
Тронный зал дворца в Мешхеде. Стандартная диспозиция: Коджар восседает на троне, Али распростерт на полу.
Ш а х (убирая ногу с темени последнего): Встань, Али, и поведай всё толком.
А л и: Мой северный тёзка Али-Хан Дербентский собрал преизрядное войско из горцев и ударил в тыл урусам. Их обоз был разгромлен, но не вовремя подоспевшие гяурам на выручку углицкие казаки, в свою очередь, нанесли поражение горцам и Али едва избежал повторного пленения.
Ш а х: Горцы - храбрые воины. И ведь их было больше?
А л и: Значительно больше, о, Богоподобный!
Ш а х: Почему же они спасовали перед урусами?
А л и: Потому, о, Мудрейший, что эти храбрые воины были заняты грабежом обоза, а руки, вцепившиеся в мешок с золотом, не способны удержать саблю.
****
Ш а х: Да, ты прав - дикари. Но наказать их мы пока что не можем, а вот изменник Али уже сейчас должен выпить чашу нашего державного гнева. Какого из двух сыновей-заложников он любит больше?
А л и: Старшего, о, Величайший!
Ш а х: Тогда пошли младшему это (вынимает из складок одежды шнур)и передай его родителю, что, если он действительно хочет сохранить жизнь и здоровье своему любимчику, он должен ударить в тыл Зубову в течение двух недель.
А л и: Будет исполнено, Ваше Величество! Но ты позволишь задать мне вопрос?
Ш а х: Позволяю.
А л и: Куда мы отступим теперь из Мешхеда? Ещё дальше на юг?
Ш а х: Никуда, о, бараноподобный! Зубов к нам не пойдёт, он мечтает о взятии Тегерана. Ну, и пусть берёт, мне не жалко. Сердце нашей державы находится в лагере её повелителя, а не в формальной столице. И как только кафиры развернутся ко мне спиной, я ударю им в спину и перекрою пути подвоза.
А л и: Значит в то, что это удастся дербентскому хану ты, Мудрейший, не веришь?
Ш а х: Нехорошо обзывать покойников, но в том, что этот дербентский ишак ничего сделать не сможет, я уверен, увы, абсолютно.
А л и: А почему, о, Мудрейший, ты зовёшь Али-Хана "покойником"? Ведь послать палача на Кавказ мы пока что не можем.
Ш а х: Не слишком ли много вопросов, наследник? Хорошо, я отвечу, но за ещё один глупый вопрос ты лишишься языка. Да, мы не можем послать палача на Кавказ, но мы можем вызвать дербентского хана к себе, и он приедет как миленький, спасая сына. Ты хочешь спросить, но боишься (и правильно делаешь), помилую ли я его отпрыска? Этого я пока что не знаю, как не знаю пока и того, какую именно казнь я выберу для Али-Хана, но...
В тронный зал входит персидский котёнок-подросток.
Ш а х (расплываясь в улыбке): Ах, это ты, Ибрагим! Ну, иди, иди к своему папочке.
Котенок запрыгивает к Шаху на колени и начинает ластиться. Шах его чешет, светлея лицом. Неожиданно кот как-то странно подмурлыкивает.
Ш а х: Что такое? Тебя мучает похоть? Ай-ай-ай, Ибрагим, а я считал тебя маленьким. Али!
А л и: Что, Величайший из Смертных?
Ш а х: Вызови лекаря и пусть он оскопит Ибрагима.
Кот продолжает вовсю мурлыкать, а Шах - его нежно начесывать.
****
Интимные покои императрицы. Екатерина в домашнем шлафроке сидит на софе. Рядом стоит Захар в ливрее.
Е к а т е р и н а: А ты помнишь, Захарушка, как тридцать четыре года тому назад при живом ещё муже я рожала графа Бобринского от Гриши Орлова?
З а х а р: Как не помнить? Три с половиной года потом дом свой отстраивал.
Е к а т е р и н а: Ты имеешь в виду тот пожар, так странно совпавший с моими родами?
З а х а р: Совпавший? Ну-ну...
Е к а т е р и н а: То есть... ты хочешь сказать?
З а х а р: Да, ваше величество. Ведь ваш муж выезжал на каждый пожар в Петербурге, вот я, стало быть, дом и поджог, а вы себе разродились спокойно-с.
Е к а т е р и н а (смущённо): Захарушка!
З а х а р: Да чего там, матушка, вспоминать-то. Дело древнее, дело давнее, всё быльём заросло, да и дом я давно уже продал. Зачем мне своё гнездо? В твоём живу.
Е к а т е р и н а: Как хочешь, Захар, но я тебя за это пусть с опозданием, но отблагодарю. Хотя понимаю, что ты не за золото подвиг свой сделал. Да и откуда могло взяться золото у тогдашней меня - нищей, брошенной мужем, почти уже бывшей императрицы с нищим любовником - офицериком гвардии. Но сейчас у меня иной статус и я имею возможность тебе заплатить по-царски.
З а х а р (машет руками): Катюша, не вздумай! Я ведь тебе не этот... я не за деньги. И давай лучше закончим сей разговор.
Е к а т е р и н а: Хорошо, старый упрямец. Тогда я тебя помяну в своём завещании.
З а х а р: Того я тебе, матушка, запретить не в силах, но твёрдо знаю, что и здесь у тебя ничего не получится. Из нас двоих, Катя, тебе меня хоронить, и иного Господь не допустит. Сиё знаю доподлинно.
Е к а т е р и н а: Нет, Захар, нет. Во мне жизни осталось на донышке. Даже на год не хватит. Вот Сашеньку замуж выдам, на свадьбе её отгуляю и пора мне к моим мертвецам.
З а х а р: К кому, Ваше Величество?
Е к а т е р и н а: К Орлу моему незабвенному, дорогому Гри-Гри, ну и... к мужу, куда ж без него! (шёпотом) Он мне каждую ночь теперь снится. (после паузы) Вот он, Захарушка, снова в том темном углу стоит и рукою меня подманивает! Видишь его?
В дальнем углу появляется Пётр Фёдорович, без слов подзывающий к себе Екатерину.
З а х а р: Успокойся ты, матушка. На воды лучше выпей. (Екатерина, стуча о край стакана зубами, пьёт воду). Ну, успокоилась? Никого в углу нету?
Е к а т е р и н а (взглянув): Вроде, нету.
З а х а р: Ну, вот и хорошо. Ты нас всех ещё похоронишь.
Е к а т е р и н а (окончательно придя в себя): Нет, Захарушка, друг ты мой верный и бескорыстный. До моих нынешних лет в семье моей никто не дожил: ни мать, ни отец, ни братья с сёстрами, ни дедушки с бабушками. Да ещё эти предвестники.
З а х а р: Ты о муже? Забудь.
Е к а т е р и н а: Нет, не только о муже. Эта вот, например (тычет пальцем в окно). Ты помнишь?
З а х а р: О чём вы, Ваше Величество?
Е к а т е р и н а: Ну, ты и пень беспамятный! Точно такая же хвостатая звёздочка приходила в год смерти Елизаветы Петровны. В октябре появилась, а в декабре тётушка и умерла. И ещё громы гремели всю осень.
За окном гремит гром.
Е к а т е р и н а: Вот!
З а х а р (умоляюще): Матушка!
Е к а т е р и н а: Оставь. Я спокойна. При виде мужа, конечно, струхнула немного, но так-то смерти я не боюсь. Пожила я довольно, службу свою исполняла нормально, пора на покой. В Великое Безмолвие. В Страшный Суд и прочие загробные позорища, вроде ада и рая, я, как ты знаешь, не верю. Верю в Ничто. Но об ты: т-с-с-с! Ни гу-гу!
З а х а р (прижимая руки к груди): Ваше Величество, эти признания так и умрут в моем сердце!
Е к а т е р и н а: Ну и правильно, Захарка.
Г о л о с з а к а д р о м: Что же касается столь щекотливой темы, как отношение Екатерины к религии, то в общих оно было таким: как человек эпохи Просвещения она не верила ни в Бога, ни в черта, но как глава православной империи держала духовника, соблюдала обряды и - в частности (вопреки известному ролику банка "Империал") - по пятницам за её столом сидело вчетверо меньше народу, т. к. стол во дворце был постным.
****
Гатчинские покои Павла. Сам цесаревич в ночной рубашке и колпаке расхаживает по спальной, а Мария Федоровна в аналогичном наряде лежит в постели. За окнами спальной грохочет гром.
П а в е л: Проклятая гроза!
М а р и я: Паулюс, тебе худо?
П а в е л (вскипая): А то ты не видишь? Мне всегда худо. С самого детства. Проклятая бабка отобрала меня от матери (точно так же, как мать потом отняла от меня Александра и Константина), отняла меня чёртова бабка от матери, приставила дюжину нянек, укутала в шубы и велела топить жарко-жарко. Засорили, запарили, превратили в урода! Посмотрите, сударыня (показывает Марии руку),ведь мужчины рука. И ноги тоже - мужские ноги. А морда и тулово - от балаганного монстра. А ведь дети мои не такие! Скажите, сударыня, ведь они от меня?
М а р и я: Паулюс!
П а в е л (топая ножкой): Извольте, сударыня, отвечать своему законному мужу!
М а р и я: Дети все ваши, ваше высочество. Клянусь своим спасением небесным.
П а в е л: И я в этом вам верю. Так вот, Александр - красавец, Константин (моя копия) - не красавец, но и не монстра. Значит и я мог таким же вырасти, если б не бабка. (смотрится в зеркало) Не-на-ви-жу! Ненавижу тебя, монстр безносый! Образина чухонская! Карлик болотный!
Швыряется в зеркало канделябром. Свет в спальной гаснет, а, когда великая княгиня зажигает новые свечи, в разбитом зеркале отражается страшная рожа - со сколотым носом и проломленными висками.
Г о л о с з а к а д р о м: Эта страшная харя не только испугала Марию Фёдоровну до полусмерти, но и проползла в её сны, не раз заставляя её просыпаться от страшных кошмаров. А однажды она узрела её и воочию - 11 марта 1801 года за час до того, как на мёртвого императора наложили посмертный грим и решились показать его народу.
Крупный план хари в зеркале и изуродованное лицо Павла в гробу. Удар грома за окном.
****
Интимные покои императрицы. Екатерина при полном параде: на устах - милостивая улыбка, спина - прямая, очи - горят. Входит Захар.
З а х а р: Ну, матушка, ну, голубушка, ну, не узнать! Снова лет двадцать пять с плечей своих сбросила. Неужто амур сызнова в сердце клюнул?
Е к а т е р и н а: Дурак ты, Захарка! Причём здесь "амур"? Внучкиному счастью радуюсь. Впервые со времён Ярославны настоящий король европейской старинной династии берёт замуж русскую принцессу. Это, друг мой, успех вровень с Польшей и Крымом. А они скоро прибудут?
З а х а р: Карета из Гатчины уже прибыла, и Александра Павловна с Марией Федоровной уже подымаются наверх.
Е к а т е р и н а: А Павел Петрович?
З а х а р: Сказались больным и приезжать отказались. Оченно уж они балов не любят. Только парады-с.
Е к а т е р и н а: Ну, и Господь с ним. Пусть сидит в своей Гатчине. А где генерал?
З у б о в (распахивая дверь для фаворитов): А он уже здесь, Ваше Величество!
Е к а т е р и н а: Здравствуйте, мой генерал. От войск вести добрые?
З у б о в: Добрей не бывает,Ваше Величество. И от Александра Васильевича, и от брата.
Е к а т е р и н а: Потом их доложишь. Не стоит мешать амур с марсом.
З а х а р: Их высочества великая княгиня Мария Федоровна и великая княжна Александра Павловна!
Е к а т е р и н а: Проси.
Входят княгиня с княжной в сопровождении гувернантки Ливен. Все трое наряжены по-бальному.
Е к а т е р и н а (после взаимных приветствий): Ну-ка, матушка, Александра Павловна,встань-ка поближе к свету. (придирчиво её оглядывает) Хороша!
Александра краснеет.
Е к а т е р и н а: Да не красней ты, дурёха! Стара я, чтоб лгать. Да и нет у меня причины к тебе, Александра Павловна, подлащиваться. Говорю, хороша, значит - правда. И бриллианты отменные, а уж глазки твои - ярче всяких бриллиантов. И горит в них не только жар молодости. А, Сашут? Признавался.
А л е к с а н д р а (вконец заливаясь краской): Ну, зачем вы так, бабушка...
Е к а т е р и н а: И чего ты смущаешься, Сашенька? Он тебе - почти официальный жених и позора здесь нету. Только... (поднимает палец и поворачивается к гувернантке) Госпожа Ливен! Вы меня поняли? Глаз да глаз.
Гувернантка (типичная старая мымра)кивает.
Е к а т е р и н а: Глядя на тебя, моя Сашенька, даже я, твоя старая-старая бабка, (сладко потягивается и выставляет вперёд свою не по возрасту пышную грудь)начинаю чувствовать себя молодой и, стыдно сказать, даже немножко красивой. (после паузы) Ну что, господа, по каретам? Едем на бал?
****
Екатерина и Зубов в карете.
Е к а т е р и н а (с тревогой): Князь, где ваша бекеша?
З у б о в: Ой, простите, забыл.
Е к а т е р и н а: Ну, и что вы творите? Умудрились поехать на бал в одном тонком мундирчике? В конце сентября? Князь, вы смерти моей хотите? Немедленно наденьте вот это.
Накидывает на Зубова свой салоп.
З у б о в (он крайне нелепо выглядит в этом бабьем наряде): Ваше Величество, а как же вы?
Е к а т е р и н а: А я не боюсь простуды. Не простужаюсь. Заговорённая (после паузы) А как дела с брачным контрактом?
З у б о в: Черновой список готов.
Е к а т е р и н а: И что вы решили по поводу антифранцузского союза?
З у б о в: Пока эту тему решили отставить. Шведы упёрлися, а Александр Васильевич и так бьёт санкюлотов и в хвост,и в гриву.
Е к а т е р и н а: Ты его в таком выгодном свете сейчас выставляешь, потому что он тебе родственник?
Г о л о с з а к а д р о м: За год до этой беседы единственная дочка Суворова вышла замуж за старшего брата Платона Александровича - Николая.
З у б о в (мрачнея) Была б моя воля, я б этого родственника...
Е к а т е р и н а (хихикая): Это ты про ту историю с... с нижним бельем?
З у б о в (вскипая): Да, Ваше Величество! Ну, принял я его в сюртуке, не надевая мундира, по-родственному. Чего здесь такого ужасного? Приезжаю с ответным визитом: граф встречает меня... извините, в кальсонах и ещё левым глазом подмигивает: ничего, что я эдак в исподнем, по-родственному?
Е к а т е р и н а (хохочет): Вот ведь старый проказник! Но вы сами, мой генерал, виноваты: надлежало вам помнить, что графу Суворову никакие законы не писаны и обращаться с ним нужно с той же осторожностью, с какой вы обращаетесь с бомбой, у коей уже задымился фитиль. Но ладно, хватит о графе: бьёт санкюлотов и молодец. Вернёмся лучше к контракту. Что вы прописали по поводу внучкиной веры?
З у б о в: Мы условились с регентом, что Александра Павловна возьмёт с собою в Стокгольм православные образа и духовника, но публично будет молиться по-лютерански.
Е к а т е р и н а: Что ж, князь... умно. А цесаревич согласен?
З у б о в: Его мы не спрашивали.
Е к а т е р и н а: И очень напрасно. Ведь последнее слово за ним (он - отец). А Павел Петрович у нас богомол преизрядный и любит рядиться в защитники веры. Так что пусть Морков подумает, как его можно объехать на кривой кобыле. В лоб брать нельзя. Заупрямится. (после паузы) И да, я слово своё сдержу, и, коль дело выгорит, быть тебе, князь, фельдмаршалом, а Моркову твоему - Андреевским кавалером.
З у б о в (целуя ей руку): Милости Вашего Величества неисчислимы! И мы... и мы вдвоём с графом мы их всех объегорим: и лилипутского короля, и его хитрого дядю-регента, и гатчинских пустосвятов. Всех на кривой на кобыле объедем. Морков горазд на подобные хитрости.
****
Парадный зал шведского посольства (его строгое протестантское убранство резко контрастирует с обычным "цыганским барокко" русских вельмож). Молодые, включая, естественно, и Александру с Густавом, самозабвенно кружатся в вихре танца. Пожилые сидят за картами. Среди них и Екатерина.
Е к а т е р и н а (партнёру): А вот и наша резвушка Валя Голицына. Люблю её. (Голицыной) А ну-ка, Варюша, приостанови-ка свой бег и чуть-чуть поскучай со стариками.
Голицына подбегает к её столику.
Е к а т е р и н а: Расскажи-ка мне, Варя, последние сплетни.
В а р я (с притворным смирением): Какие сплетни, Ваше Величество! Я давно уже бросила обсуждать своих близких. Ведь это грех.
Е к а т е р и н а: Ну раз государыня просит, стало быть, можно. Чуток погреши.
В а р я: Как прикажите, Ваше Величество. Наша самая главная новость: появился новый жених. И жених преизрядный. Всё угодья в нём: и богат он, и знатен, и близок к двору.
Е к а т е р и н а: И кто же сей молодец-удалец?
В а р я: Их сиятельство граф Шереметьев (показывает на обрюзгшего старичка, мусолящего карты на противоположном конце зала). Полгода, как овдовели.
Е к а т е р и н а (кивает): Да, я слышала.
В а р я: Траур относит, так чем не жених? Согласны, Ваше Величество?
Е к а т е р и н а (снова кивает): Согласна. А меня как раз внучка на выданье. Может, выдать её за этого овдовевшего графа? Как ты думаешь, Варенька, он согласится?
В а р я: Сам-то он сам с радостью, а вот родители - вряд ли. Очень уж они переборчивы, Ваше Величество.
Голицына с Екатериной хохочут. Вскоре к их смеху присоединяются и все карточные партнёры государыни.
Е к а т е р и н а (обмахиваясь веером): Ой, насмешила! Родители у старика переборчивы! Это надо запомнить. Ну, Варюшка-резвушка, беги. Хотя... (пристально вглядывается в Голицыну) ... что-то мне, Варя, сдаётся, что ты сейчас не над одним старым графом хохочешь, а и надо мной немножечко. Давай, признавайся.
В а р я (потупив взгляд): Я не смею, Ваше Величество.
Е к а т е р и н а: Говори, что со мною не так? Разрешаю. Бывает и яйца курицу учат.
В а р я: Ваш веер, Ваше Величество...
Е к а т е р и н а: Ну? Продолжай.
В а р я: Вы его держите немного неправильно. Вот так - как капрал свою палку. А нужно так (показывает).
Е к а т е р и н а: Спасибо, Варенька (берёт веер правильно).Да... в своё время я не прошла эту бальную вашу науку. Другие дела отвлекали. Ну, беги-беги, егоза. Кавалеры заждались.
Голицына убегает и действительно сразу же начинает кружится в танце с каким-то красавцем-кавалергардом. Рядом танцуют Александра и Густав.
А л е к с а н д р а: Почему вы сегодня такой молчаливый, граф Гага?
Г у с т а в: Я пытаюсь собраться с мыслями, ваше высочество.
А л е к с а н д р а: И о чём ваши мысли, граф?
Г у с т а в (краснея): Я вам их поведаю... во время следующего танца, ваше высочество.
А л е к с а н д р а: Но этот танец последний, граф Гага. Через десять минут меня увезут. Говорите сейчас.
Г у с т а в: Но, ваше высочество! Я... я пока... не готов. Попросите, пожалуйста, свою маменьку чуть-чуть задержаться. Это ОЧЕНЬ важно.
А л е к с а н д р а (всё понимая): Хорошо, попрошу.
Танец заканчивается и великая княжна подбегает к своей матери и что-то шепчет ей на ухо. Та в негодовании передёргивает плечами, но, вздохнув, соглашается. Начинается ещё один танец и Александра с Густавом снова вместе.
А л е к с а н д р а (улыбаясь): Ну и какую же важную новость вы хотели мне сообщить, граф Гага?
Г у с т а в (со зверским лицом): А вот какую, принцесса!
Целует её в губы. Всеобщее "Ах!". Музыка замолкает и танец прерывается. Король, оставив партнёршу, подходит к государыне и, одернул мундир, произносит: "Ваше Величество, я прошу руки вашей внучки".
Е к а т е р и н а: Для меня это честь, граф Гага, но...
Г у с т а в (послу): Господин Штеддинг, сделайте официальное предложение от лица шведского монарха.
П о с о л (торжественным тоном): Его Величество шведский король имеет честь попросить у Вашего Величества руку великой княжны Александры Павловны.
Е к а т е р и н а: Что ж... я согласна. Я согласна, господин Штеддинг. Горько!
В с е (вразнобой): Горько! Горько! Горько! Горько!
Александра и Густав снова целуются.
СЕРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
Обычная заставка к каждой серии, но с одной поправкой: из чернильной капли возникает не памятник Екатерине Великой в СПб, а компьютерная реконструкция памятника Екатерине в Одессе. Стоящий на его постаменте Зубов сходит на землю и превращается в неопрятного и дряхлого старика.
Крупные титры: "26 ноября 1821 года" Изображение - чёрно-белое. По огромному залу своего литовского замка бредёт, по-стариковски шаркая, Платон Александрович Зубов в засаленном старом халате. Сперва подходит к горящему канделябру и, осуждающе покачав головой, задувает четыре из пяти зажжённых свечей. Потом (в полумраке), кряхтя, нагибается и поднимает с полу кем-то оброненный медный грошик. Потом, вздохнув и истово перекрестив беззубый рот, подходит к бюро и начинает перебирать старые письма.
Г о л о с з а к а д р о м: 26 ноября 1821 года Платону Александровичу Зубову исполнилось пятьдесят четыре года - возраст по меркам того времени глубоко стариковский. О чём же он думал в последний свой день рождения? О смерти? Навряд ли - о смерти. Смерти Платон Александрович боялся жутко и даже запретил произносить при себе это слово. О предстоящей женитьбе на восемнадцатилетней соседке? Это более вероятно (крупный план похотливой улыбки Зубова и капающей из уголка рта слюны). Но, скорее всего, в тот конкретный момент он был полностью в прошлом и думал только о нём.
Крупный план дряблых старческих рук, перебирающих старые письма. Вот крупный план письма Екатерины, написанного по-французски.
Г о л о с г о с у д а р ы н и (с закадровым переводом): Милый друг, я всем сердцем надеюсь, что разлука наша будет непродолжительной. Считаю минуты до нашей встречи...
Изображение Екатерины, беззвучно шевелящей губами. Потом ещё одно письмо - от графа Моркова (тоже на французском).
Г о л о с М о р к о в а (с переводом): Довожу до сведения вашего сиятельства, что первая половина нашего плана удалась мне блестяще и помолвку шведского короля с немецкой принцессой Луизой Макленбургской расстроить удалось совершенно.
Изображение беззвучно что-то рапортующего Моркова. Потом появляется письмо Валериана, написанное по-русски.
Г о л о с В а л е р и а н а: Здравствуй, дорогой мой брат и благодетель! Пишу тебе из Астрахани, куда удалось мне пробраться, чудом избегнув ужасной смерти,а, может быть, и чего-нибудь пострашнее смерти...
****
Крупные титры: "9 декабря 1796 года". Изображение снова становится цветным. Персидская ставка Зубова-младшего. Валериан выходит из шатра и видит покинутый войском лагерь.
В а л е р и а н: Где солдаты? И что это значит?
****
Крупные титры: "9 декабря 1796 года. Тегеран". Базарная площадь этого города. На дощатый помост выходит Глашатай со свитком.
Г л а ш а т а й (разворачивая свиток): Слушайте, правоверные, известия от Великого Шаха, да позволит Аллах ему править тысячу лет!
Народ на площади валится ниц.
Г л а ш а т а й: Наш Шах очень долго терпел бесчинства урусов на окраинах нашей Империи, но неделю назад чаша его терпения переполнилась и во главе своего непобедимого войска он таки двинулся навстречу гяурам.
Толпа затаивает дыхание.
И после этого, о, мусульмане, случилось то, что не могло не случиться. Лишь только заслышав о приближении шаха Коджара, войска визиря Зубова обратились в трусливое бегство и, покинув пределы нашей Империи, скрылись в своей Московии. Ликуйте, о, правоверные, и славьте клинок неустрашимого шаха Коджара!
Всеобщее ликование и салют из пушек.
****
Ставка Зубова-младшего. В шатре заседает Валериан и несколько приближенных.
З у б о в: Итак, господа, что случилось? И почему потеряна связь с войсками?
П о л к о в н и к (с очень сильным немецким акцентом): Ваше сиятельство! По приказу нового гошударя все войска отштупил на Москву.
З у б о в: А мне почему не прислали приказ?
П о л к о в н и к: Потому что новый император разослать свой приказ по полкам, минуя ставку.
З у б о в: А мы?
П о л к о в н и к: А мы остаться без войск в тыл врага.
З у б о в: Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд. И сколько у нас есть штыков?
П о л к о в н и к: Пятьдесят человек охраны и двадцать штабных.
З у б о в: Орудий?
П о л к о в н и к: Два. Одно сломанное.
З у б о в: Всем всё ясно? По поводу наших дальнейших действий объявляю военный совет. Всё в сборе?
П о л к о в н и к: Все, ваше сиятельство.
З у б о в: Тогда предлагаю высказаться. Ваше мнение, господин прапорщик?
П р а п о р щ и к: Я предлагаю с боем пробиться на север.
З у б о в: Понятно. Кто ещё думает так же? Никто? Ваше мнение, господин капитан.
К а п и т а н: Положение наше безвыходное и я предлагаю сдаться.
З у б о в: Кто ещё согласен с капитаном?
Подымается несколько рук.
З у б о в: Кто ещё хочет высказаться? Пожалуйста, господин майор.
М а й о р: Я предлагаю во всём положиться на волю Божию.
З у б о в: Это как?
М а й о р: Не делать пока ничего. И будь, что будет.
З у б о в: Кто поддерживает господина майора? Никто. Кто ещё хочет нам доложить свою точку зрения? Тоже никто? Тогда выскажусь я. Пробиваться в столь малом числе на север - это самоубийство. Сдаваться же в плен - это хуже, чем самоубийство, ибо мы знать не знаем, какие нам персы выдумали мучения, и проверять всё это собственной шкурой... нет уж, лучше пасть в честном бою. Ну и, наконец, вообще ничего не делать, уповая на русский авось, - это просто глупость. Так что решение я принимаю такое: занять близстоящую крепость и удерживать её максимально возможное время, надеясь на подмогу. Господин полковник!
П о л к о в н и к: Я, господин генерал-аншеф!
З у б о в: Займите крепость и подготовьте её к обороне. Господа, все приказы полковника исполняются как мои собственные. Военный совет окончен.
****
Зубов в шатре у Потоцкой.
З у б о в: Слыхала ли ты, дорогая, что войска нас покинули?
М а р и я: Слыхала. Что будешь делать?
З у б о в: Сражаться. Удерживать крепость, надеясь на подмогу.
М а р и я: Разумно. Нам идти в крепость?
З у б о в: Не стоит. Ты переоденешься во всё мусульманское и вместе с Платоном пойдешь с караваном в Дербент, а потом уже в Астрахань. Так есть хоть какие-то шансы. А здесь...
М а р и я: Что, совсем безнадёжно?
З у б о в: Совсем.
Слышен какой-то шум. Зубов выхватывает саблю и заслоняет собою жену и ребёнка. Вбегает Ординарец.
З у б о в (едва не нанося ему удара): Что, Семён, персы?
О р д и н а р е ц (улыбаясь от уха до уха): Никак нет, казаки! Генерал-майор Платов со своими донцами.
З у б о в (крестясь): Бог услышал мои молитвы! (вошедшему Платову) Матвей Иваныч, голубчик!
П л а т о в: Валериан Александрович!
Обнимаются.
З у б о в: Вы, значит, нарушили высочайший приказ возвращаться в Москву?
П л а т о в: Да, голубчик, нарушил. Не бывает такого приказа: бросать боевого товарища на растерзание персам. А коли бывает, то я его просто не слышу. Туг на ухо.
З у б о в: С вами сколько людей?
П л а т о в: Полторы тыщи сабель. Да не простых, а донецких.
З у б о в: Ну, с этакой силищей нам не страшны никакие персы. Платошка, кричи-ка "ура!" Матвею Ивановичу!
М л а д е н е ц: У-я-я-я!
Г о л о с з а к а д р о м: За неподчинение императору Матвей Иванович Платов был на три с половиной года заключён в Алексеевском равелине.
****
Крупные титры: "26 ноября 1821 года". Чёрно-белое изображение. Старик Зубов заканчивает перебирать лежащие в его бюро бумаги и задумчиво смотрит в окно.
Г о л о с з а к а д р о м: Так о чём всё же думал Платон Александрович в последний свой день рождения? О своей скорой смерти? Навряд ли. Платон Александрович так боялся Костлявой, что никогда не ходил ни на какие похороны и само это слово упоминать при себе запретил. О предстоящей женитьбе на соседке-дворянке восемнадцати лет, которой, кстати, суждено унаследовать почти всё его состояние? Об этом он думал почти что наверняка. Ведь хотя в официальный брак он вступал впервые, но побочных детей наплодил человек где-то пять, и о каждом, кстати, (пример всем прочим отцам-молодцам!) заботился. Короче, любил Платон Александрович это дело и о невесте своей думал почти постоянно. О чём он мог ещё думать? Об убытках и прибылях? Да, об этом он думал точно. Платон Александрович унаследовал от родителя и деловую хватку, и патологическую жадность, и хозяйство своё вел железной рукой, всё пожалованное Екатериной преумножил кратно и незадолго до смерти стал, наверное, самым богатым дворянином в России. Но больше всего старый князь размышлял о странной двусмысленности своего положения. Ведь, несмотря на чины и богатство, он не пользовался уважением не только у новых придворных, но даже у мелкопоместных соседей. Нет, конечно, какую-то чашу позора по окончанию фавора пришлось выпить всем отставным фаворитам: и Потёмкину, и братьям Орловым, и даже Шувалову и Разумовскому (любовникам Елизаветы Петровны). Но князь знал и то, что с течением времени людское злорадство стихает, и к бывшим любимцам царей начинают относится именно так, как они это заслужили. Полубезумный Потёмкин остался в народной памяти как успешный строитель новой России. Цареубийцы Орловы внушали всем, кроме страха, ещё и невольное уважение своим исполинским ростом, богатырской статью и безудержной удалью. Добряк и богач Разумовский подкупал окружающих своей незлобливостью и украинским юмором. И даже сухаря и педанта Шувалова все уважали за благородство и бескорыстие. И лишь один он, Платон Зубов, так навсегда и остался "бабкины пуделем", и ладно бы просто "пуделем" (дожил же свой век преспокойно всеми забытый Мамонов-Дмитриев), нет он по сю пору числится такой дамской собачкой, чья острая мордочка густо измазана царской кровью! И, хотя сам он безумца и пальцем не тронул, кому теперь это докажешь?
Пауза.
Так что, черт возьми, думал Зубов, его привело к нынешнему позолоченному бесславию?
З у б о в (себе под нос): Сеть ужасных ошибок. И самая первая была сделана мною 21 сентября 1796 года.
****
Титры: "21 сентября 1796 года". Снова цветное изображение. Скопление карет перед Зимним дворцом. У карет два лакея: Старый и Молодой.
М о л о д о й: Дядя Тарас, а чего здесь сегодня за праздник?
Т а р а с: Ну ты, Пров, и дерёвня! Сегодня у нас официальное обручение великой княжны Александры Павловны со шведским королём графом Гагой!
П р о в: Итить тя налево! С бусурманином?
Т а р а с: Ну ты, Пров, и дерёвня! Не с бусурманом, а со светом. А все свет - запомни - кафолики.
П р о в: Итить тя налево! Так чего, Александра Павловна теперь католический крест держать будет и мясо постами кушать?
П р о в: Нет, отец не допустит. Она, может, и с радостью, но цесаревич Павел Петрович за православную веру стоит горой! Не то бы безбожница-императрица... (замечает идущего мимо Старшего Лакея). Ну ладно, чего-то мы, Пров, заболталися. Пора дело делать. (после паузы) Карета его сиятельства графа Безбородко! Прими её, Провушка, и поставь пообочь екипажу светлейшего князя Голицына. А ихнего кучера дядю Ивана сведи в нашу чайную.
****
Кабинет Зубова в Зимнем дворце. В кабинете - хозяин и Морков.
М о р к о в: Когда нам ждать государыню, ваше сиятельство?
З у б о в: Через час. Их Величество уже закончили собираться, а путь из Таврического недолог.
М о р к о в: Стало быть, время у нас ещё есть, ваше сиятельство?
З у б о в: Да, пока есть, Аркадий Иванович. Всё документы готовы?
М о р к о в: Даже больше, чем все, ваше сиятельство.
З у б о в (улыбаясь): Ты чего там задумал, лиса?
М о р к о в: Документы готовы в двух экземплярах.
З у б о в: Ну да, на русском и на шведском.
М о р к о в: Тогда в четырёх.
З у б о в: Это как?
М о р к о в: Один вариант(на двух языках) согласованный, а второй - какой надо.
З у б о в: То есть?
М о р к о в: Во втором варианте их сторона обязуется выступить против французов и сохранить православную веру великой княжны в полном объёме. И... неплохо бы, ваше сиятельство, зачитать им вторую редакцию сразу же после фанфар. У мальчишки не хватит духу сказать нам в такую минуту "нет", и он всё подпишет.
З у б о в: А коли вдруг не подпишет?
М о р к о в: Да подпишет он, ваше сиятельство! Побоится, что мы им объявим войну, да и влюблён, словно кошка. И шестнадцать годочков всего корольку желторотому. А? Ваше сиятельство? Зачитаем второй вариант и дело в шляпе?
З у б о в: Ах, лиса конопатая! С огнём ведь играешь! А ну как... ладно, чёрт с тобой, уболтал! Пусть все будет по-твоему. Читай им второй вариант. И по-русски, и по-шведски!
****
Король и Регент в карете.
Р е г е н т: Ну что, граф Гага, когда свадьбу сыграем?
Г у с т а в: Весною. А не могу подвергать Александру опасности бурных осенних штормов, да и дворец обветшал и его нужно привести в порядок.
Р е г е н т: Смотрите, граф, амур не любит слова "завтра". Но эта малышка (плотоядно облизывается) действительно хороша до невозможности, и я вам даже в чем-то завидую. Эдакий розанчик!
Г у с т а в: Не смейте говорить об Александре! Не вашим многогрешным ртом обсуждать этого ангела.
Р е г е н т: Вот как? Наш мальчик влюбился по уши?
Г у с т а в: Граф Ваза! Не забывайте, что вы разговариваете с королём!
Дальше оба едут в молчании и стараются не смотреть друг на друга.
Р е г е н т: Ваше Величество, пришло время забыть все обиды. Мы сейчас подъезжаем к главному из дворцов императрицы и приступаем к делу государственной важности.
С т а р ы й л а к е й (распахивая дверцу кареты): Их светлости шведские графы Гага и Ваза!
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Свидетельство о публикации №224022900298