Как идёшь куда-нибудь, почаще оглядывайся – смотри назад; как дорога покажется, такой она и на обратном пути казаться будет, и тогда никогда не ошибёшься.
Наставление, данное разведчиком-бурятом барону Врангелю. Из книги «Очерки Русско-японской войны. 1904 г.» П.Н. Врангеля
Начать нашу историю можно со дня летнего солнцестояния две тысячи восемнадцатого года от Рождества Христова, а можно, отступив всего на пару месяцев назад, приступить к рассказу, повторив библейскую истину «В начале было слово».
Именно о слове, данном им в тесном кубрике тихоокеанского эсминца, думал сейчас Саня Ушаков, глядя в окно поезда дальнего следования «Москва – Симферополь», медленно приближавшегося к пункту своего назначения. Нельзя сказать, что оно, это слово, сильно его тяготило, но и поездка, спланированная им и его товарищами по службе, тогда за несколько дней до дембеля, казалась ему теперь отнюдь не своевременной. Желание попить крымского вина и поваляться на песчаных пляжах Коктебеля, казавшееся таким естественным и разумным на борту железной громадины, грозно покачивавшейся на тихоокеанской волне, довольно быстро поблекло на фоне расстояний и новых перспектив.
Тем не менее слово старшего матроса из команды боевых пловцов тихоокеанского военного флота взять обратно было никак не возможно. Покончив с формальностями в военкомате родного Нерчинска, небольшого городка в Забайкальском крае, Александр Ушаков выпил водки с отцом, обнял мать и, купив билет на самолёт, улетел в Москву. Размышляя о поездке в Крым, он несколько раз пытался найти отговорку для своих друзей, в первую очередь для Севы Маслова, так же, как и он, отслужившего срочную и дембельнувшегося вместе с ним. Хотелось сказать, что ему надо как-то определяться в дальнейшей жизни, к примеру, получить гражданскую профессию, но заранее зная Севин ответ на этот счёт, Саня решил мотнуться туда-обратно, сократив отдых до одной недели.
Выйдя на перрон, Ушаков сразу увидел спешившего ему навстречу Севу в сопровождении ещё троих моряков, парней спортивного телосложения с характерными для пловцов «дельтами», выделявшимися под новенькими теннисками.
– Саня, чего такой бледный? – заключая его в объятия, приступил к привычному троллингу Володя Башкирцев, его напарник и вечный соперник.
– Укачало его в спальном вагоне, – заржал от своей собственной шутки Женя Коротич, закончивший службу старшиной первой статьи, чем крайне гордился, хотя и старался не показывать виду.
– Да, судя по вашему благородному загару, вы тут зря времени не теряли, – обнимаясь с каждым по отдельности, заметил Ушаков. – А где остальные? Трубач и Шницель, они мне звонили, говорили, что приедут, – спросил он Севу, закончив с приветствиями.
– Через два часа должны прилететь. Ты один, кто поездом, – ответил ему третий из сопровождавших Севу. Его звали Егор, фамилия Иноземцев, помимо специальности боевого пловца, он был знаком с радиосвязью и шифрованием. Статус Иноземцева был сейчас не очень ясен. Ходили слухи, что он завербовался на сверхсрочную, а кое-кто даже таинственно намекал на его связи с контрразведкой.
Погрузившись в видавший виды минивэн, друзья, весело обсуждая перспективы предстоящего вечера, рванули в аэропорт. Жара понемногу начала спадать. Низкое закатное солнце слепило глаза каждый раз, когда маленький автобусик поворачивал в сторону запада.
– Сколько отсюда до твоего дома? – спросил Ушаков Севу, который в своих тёмных очках чем-то походил на киборга из фильма про восстание машин.
– Спешишь на нудистский пляж? – не упуская возможности подколоть товарища, влез в разговор полулежащий на заднем сиденье Володя Башкирцев.
– До захода солнца точно не успеем. Предлагаю сегодня просто посидеть, отдохнуть с дороги, а завтра уже начнём отрываться по полной, – пропустив реплику Башкирцева мимо ушей, подвёл итог Сева Маслов.
Забрав в аэропорту прилетевших одним рейсом из Пензы Трубача и Шницеля, друзья взяли курс на Коктебель. Дорога, петлявшая среди гор, была забита попутными и встречными машинами. Живописная днём, сейчас она производила довольно тягостное впечатление. Заторы, возникавшие непонятно отчего, сильно уменьшали скорость движения. Вновь прибывшие жаловались на голод, и никакие шутки по поводу склонности Шницеля к обжорству не помешали ему найти сторонников в предложении перекусить в придорожном кафе. После импровизированного ужина трафик на дороге уменьшился и минивэн плавно мчался вперёд, накручивая новые и новые километры на свои старенькие колёса.
Дом с палисадником, где жил Сева с самого первого дня своего рождения, казался настолько типичным, что у Александра, да и остальных членов компании, случилось дежавю. Стол, стоявший в левом углу дворика, был помещён как бы под навес из переплетённых ветвей ещё не созревшего винограда. Под скамейками вдоль стола был насыпан мелкий гравий, между которым там и сям пробивалась сорная трава.
– Вот, Шницель, из-за тебя придётся ужинать ещё раз, – весело объявил хозяин дома, ставя на стол бутылки с вином, фрукты и какие-то пакеты из местного магазина.
– Слушай, братан, а ты вроде нам рассказывал там, на тихом океане, что здесь девушки ходят голышом и нет никаких проблем с ними познакомиться. Только я пока ничего подобного не наблюдаю! – произнёс Трубач, обращаясь к Севе Маслову. Словно ища поддержки своим словам, он обвёл взглядом остальных.
– Так… Вася, а тебе, значит, за две недели после демобилизации так и не удалось оскоромиться? – поинтересовался Женя Коротич, который гордился не только званием старшины первой статьи, но и умением оперативно делать правильные выводы при минимальном количестве информации.
– Удалось, не удалось, всё это детали, тебя не касающиеся, – огрызнулся Трубач, невольно задетый замечанием старшины. Прозвище «трубач» прилипло к парню из-за детского фильма «Васёк Трубачёв и его товарищи», но в прямом общении его, в отличие от Шницеля, никто не решался дразнить. У Васи был первый разряд по боксу, и он не сильно переживал, если в процессе дискуссии у кого-то появлялся синяк под глазом. В силу своей привычки сглаживать острые углы, помноженной на указанные выше обстоятельства, Коротич не стал развивать затронутый им же сюжет.
– Всему своё время, – обнадёжил своих друзей Сева. Он вместе с Володей Башкирцевым и Сашей Ушаковым заканчивал приготовление к полуночной трапезе.
Вскоре после того, как все дружно уселись вокруг стола, исчезли даже те невидимые оттенки неузнавания и словно нового привыкания друг к другу, возникшие за прошедшие две недели. Стали поступать предложения поехать в какой-нибудь ночной клуб или на дискотеку. Время бежало незаметно. Постепенно яркие звёзды, разбросанные по крымскому небу, стали тускнеть, словно растворяясь в предрассветной синеве. Кто-то из ребят напомнил остальным, что они выбрали этот день для сбора в Коктебеле именно по причине самой короткой ночи.
Предложения встретить рассвет на пляже немедленно посыпались со всех сторон. Ушаков с Башкирцевым первыми поднялись со скамейки и собирались уже пойти к морю, когда Сева Маслов, взглянув на наручные часы, остановил их.
– Рассвет наступит только через семьдесят восемь минут, нам следует переждать час Карадагского змея, – неожиданно заявил он.
– Ты чего пил-то? – возмутился Егор Иноземцев и, обращаясь к остальным, поспешно добавил, что просто следует немного прибраться, а на пляж для встречи рассвета они так и так успеют.
– Нет-нет, пусть он расскажет, что за змей! – закричал Шницель.
Всем стало очень смешно и весело, каждый наперебой выдвигал свою версию мотива Севиного заявления. Башкирцев потянул Саню Ушакова за рукав, предлагая, не дожидаясь остальных и не вступая в споры, пойти к морю – поплавать и освежиться. Ушаков хотел было послушать его, но, перехватив взгляды Севы Маслова и Егора Иноземцева, остановился. Его поразило выражение их лиц. Они были такие разные! Испуганное и виноватое у их общего Амфитриона и презрительно-злое у Егора Иноземцева, самого молчаливого и скрытного из всей собравшейся сегодня семёрки моряков. Словно проблеск далёкого маяка на туманном горизонте, промелькнула какая-то мысль и, так и не оформившись в логическое заключение, приобрела форму утвердительного вопроса.
– Почему ты раньше не рассказал нам про змея? – Ушаков смотрел то на Севу, то на Егора, стараясь уловить малейшие изменения в их лицах.
– Зачем? Чтобы вместо продолжения службы провести время в одной палате с Наполеоном Бонапартом и Александром Македонским? – как-то совсем по-другому, чем всего минуту назад, заговорил Сева Маслов. Было видно, что ему тяжело от какого-то напряжения, терзавшего его всё это время. Он вернулся за стол, сев рядом с Егором Иноземцевым и словно ища в нём поддержку.
– Слушайте, в каждом селе есть своя история про лешего или утопленницу, – вновь вступил в разговор Женя Коротич. –У нас, к примеру, в Рязани грибы с глазами… Их едят, а они глядят!
– Это разные вещи, – возразил Башкирцев, стоя рядом со своим неизменным напарником Саней Ушаковым. Работавшие всегда в одной связке, они научились без слов понимать и выбирать правильное направление.
– Да нет никакого змея, чего вы в самом деле?! Мы так точно рассвет пропустим, – сказал Иноземцев, толкая Севу под локоть, словно призывая повторить свои слова.
– Всё, идём! – скомандовал Трубач. Он давно топтался, заскучав от ненужной, по его мнению, словесной перепалки.
– Да, помчались, – согласился Шницель, торопливо укладывая всё, что оставалось на столе, в большую холщовую сумку.
***
Дорога до пляжа заняла не более пятнадцати минут. Из всех звёзд, неустанно светивших всю прошедшую ночь, на светлеющем небе оставалась лишь одна, да и та была на самом деле не звездой, а Венерой, одной из самых загадочных планет солнечной системы. Хорошо разбирающийся, помимо радиосвязи, шифрования и разных там шпионских штучек ещё и в навигации, а следовательно, знакомый и с астрономией, Егор Иноземцев хотел было озвучить этот пассаж с утренней звездой, названной так в честь римской богини, надеясь вселить больше оптимизма в неудачливого в любовных делах Трубача. Однако в последний момент, расстроенный болтливостью Севы, Егор промолчал. Все его мысли сейчас были заняты вопросом, повлияет ли слишком раннее узнавание Ушаковым и остальными моряками о существовании загадочного змея на реализацию порученных ему задач.
К огромному удивлению ребят, они не были первыми на пляже. Несколько девушек, к глубокому сожалению Трубача и Шницеля, всё ещё одетых в купальники, расстилали свои полотенца на песке.
– Что так припозднились? – смеясь, крикнула одна из них.
– Змей давно уплыл, можете купаться! – сообщила её подружка.
Смущённо переглядываясь, но разумно рассудив, что от добра добра не ищут, а девичьи шутки и подколки только помогают ускорить знакомство, парни решили расположиться рядом. Забывший, что здесь он не старшина, Коротич принялся было определять, где кому загорать, но Ушаков с Башкирцевым вернули его в реальность вежливо, но твёрдо.
– Приглядывай за Шницелем, не дай гиганту оставить нас без обеда, – посоветовал ему Саша Ушаков.
Башкирцев и он сняли джинсы и тенниски и, завернувшись в полотенца, кое-как поменяли трусы на плавки. Подойдя к самой кромке воды, которая ласковыми волнами, словно нехотя, накатывала на песок, они просто наслаждались вольной жизнью. Стоя так на берегу, они как будто только и ждали, когда же бросятся в воду и поплывут, стараясь обогнать один другого по укоренившейся привычке соперничать всегда и во всём, если только это не мешает службе. Ушаков и Башкирцев не отрываясь смотрели вдаль, и всё же пропустили момент, когда всё вокруг изменилось. Да и трудно их в этом винить. Всё произошло в мгновенье ока, так, словно не грозовые тучи закрыли радостно поднимающееся солнце, а неведомый великан, ожесточённый в своей ненависти ко всему прекрасному, накрыл гору Кара-Даг и прилегающие к ней бухты и пляжи своим чёрным плащом. Налетевший ветер погнал волну, и вода, прирученным зверьком секунду назад игравшая у ног моряков, залила большую часть пляжа. Природная аномалия продлилась, несмотря на свою яростную силу, совсем недолго. Среди выброшенных на песок водорослей и всякого мусора отчётливо выделялось несколько туш дельфинов, мокрой кожей поблёскивавших на вновь появившемся солнце.
– Надо закинуть их обратно в море, – сказал Саня Ушаков своему товарищу.
– Они мне кажутся мёртвыми, – ответил Володя Башкирцев, тем не менее вместе с Ушаковым направляясь в сторону лежавших на песке дельфинов.
Оба шли быстрым шагом, пока впереди не раздался визг девушек, подошедших раньше них к морским млекопитающим. Не сговариваясь, Ушаков и Башкирцев перешли на бег. Картина, представшая перед ними, могла вызвать оторопь и шок у любого человека, не привыкшего смотреть смерти в глаза. Все до одного дельфины были мертвы. У каждого брюшная часть казалась выкушенной гигантской пастью неведомого пресмыкающегося.
Сидевший на корточках возле туши самого крупного из дельфинов Егор Иноземцев медленно, словно пытаясь утешить умирающего, а не погибшего, водил ладонью по мясистым краям огромной раны, черневшей на месте живота. Он аккуратно обходил пальцами острые края перекушенных рёбер, белыми островками торчащих из разорванной плоти.
– Их, наверное, объели крабы, – словно размышляя вслух, заявил Иноземцев подбежавшим Ушакову и Башкирцеву.
– Егор, хорош гнать пургу, – резко одёрнул его стоявший рядом старшина Коротич. – Рыбы только что погибли. Им просто выжрали животы вместе с кишками, – продолжил он, обращаясь уже ко всем присутствующим.
– Дельфины не рыбы, а животные, – немедленно влез в разговор Сева Маслов.
– Поговорим позже, – нехотя признавая очевидность довода старшины, произнёс Егор Иноземцев.
– Хорошо, – согласился с ним Женя Коротич, обводя взглядом начавшую собираться вокруг них толпу из прибывавших отдыхающих.
Многие из людей на пляже, словно свидетельствуя в пользу Севиных посулов, действительно не пользовались купальными принадлежностями. При этом Трубач ощутил больше разочарования, чем радости. Подавляющая часть нудисток обладала некрасивыми телами и не представляла никакого сексуального интереса. На мужскую часть этого сообщества Трубач просто не обращал никакого внимания, так как был психически здоров и морально устойчив. Быстро сообразив, что лучше красивая девушка в купальнике, чем некрасивая тётка голышом, он полностью переключился на утешение одной из девушек, наиболее впечатлённой случившимся с дельфинами. Её звали Нина. И Трубач, по-братски приобняв её за плечи, повлёк прочь от людского скопления, в сторону Шницеля, который, спасая холщовый мешок с едой, сидел на лавочке подальше от моря.
Тем временем толпа зевак, обступивших мёртвых дельфинов, становилась всё больше и оживлённее, пока не послышался звук мотора небольшого трактора, тащившего за собой довольно объёмный прицеп. Приехавшие работники санитарной службы, не вступая в дискуссии и не давая объяснений, ловко побросали туши в кузов, словно делая это не в первый раз, подняли борта и с металлическим лязгом закрыли задвижки. Всё было кончено в течение десяти минут. На песке не осталось ничего, кроме подгнивших водорослей и следов тракторных протекторов. Люди стали расходиться. На дальнем конце пляжа слышался смех и несколько пар играли в волейбол. Не будь Саша Ушаков лично свидетелем всего произошедшего, он никогда не поверил бы в правдивость подобной истории.
– Пойдём послушаем Егора и Севу, какая-то лажа с этим змеем, – предложил Башкирцев.
– Слушай, мне всё равно, побуду здесь неделю, и обратно в Москву. Надо как-то жизнь устраивать. Пляж хорошо, девушки хорошо, вино хорошо, но делу время, потехе час, – лениво потягиваясь, ответил Ушаков, ища глазами остальных своих товарищей.
– Да вон они, Трубач наше вино барышням разливает! – перехватив взгляд друга, воскликнул Володя Башкирцев.
– Да пусть хоть всё разольёт, я пока пас. Утро, ещё поплавать хотел. Ты как?
– Присоединяюсь. Хватит бухать.
– Вот наша гордость! Лучшие боевые пловцы Тихоокеанского флота, – полушутя, полусерьёзно представил девушкам Ушакова и Башкирцева уже захмелевший от вина Трубач.
– Ты поймаешь мне змея? – спросила Нина, обращаясь почему-то только к Сане Ушакову.
– Так, смотрите, остальных девчонок зовут Марина, Катя, Аня и ещё раз Катя, – почувствовав неладное, поспешно заговорил Трубач, который рассчитывал оставить Нину за собой. Она и вправду выделялась среди подруг какой-то животной грацией, теми неуловимыми и необъяснимыми пропорциями, создающими неземную красоту женского тела.
– Пойдём поймаем ей змея, – предложил Башкирцев, стараясь встретить ускользающий от него взгляд Нининых глаз. – Я видел, в том конце пляжа есть клуб дайверов, – добавил он, невольно почувствовав укол ревности по отношению к Ушакову. Трубача, славившегося своими неудачами в поисках избранницы, он сразу сбросил со счетов.
– Идите и принесите нам чудовище на ужин, – подал голос Шницель. Одна из Катерин, то ли номер один, то ли номер два, такая же склонная к полноте, как и он, однако весьма симпатичная, уже сделала свой выбор и они, обнявшись, пили «Массандру» из одного пластмассового стаканчика.
***
Возле проката оборудования для дайвинга стояла немногочисленная группа любителей, ожидавших, когда инструктор проверит их снаряжение. Сегодня они собирались отправиться на катере, понырять в одну из ближайших бухт, где водились рапаны. Каждому хотелось добыть раковину наподобие тех, что в изобилии продавались на местном рынке. Инструктор, молодой белобрысый парень, явно посещающий зал для культуризма, с гордостью демонстрировал свои бицепсы, при каждом удобном случае напрягая их, перекладывал с места на место баллоны со сжатым воздухом. Ему не хватало в группу несколько человек, и он тянул время, не желая упустить возможность полностью использовать разрешённый катеру потенциал вместимости пассажиров.
Предложение Александра Ушакова выдать им баллоны и оборудование, не включая их в общий состав экскурсантов, инструктору показалось отнюдь не выгодным и, изобразив на лице привычную хамоватую улыбочку, парень им отказал, ссылаясь на необходимость предварительного инструктажа и сдачи соответствующих нормативов. Увязавшиеся за ними Марина и Катя номер два прыснули в ладошки, обрадованные, что теперь у этих ребят поубавится самоуверенности и они, вместо того чтобы спешить выполнять Нинкины капризы, обратят внимание на них, милых и симпатичных простушек, готовых составить им компанию без всяких условий и претензий. Ожидавшие команды идти на катер дайверы, также слегка задетые нежеланием Ушакова и Башкирцева присоединиться к их коллективу, подчёркнуто прилежно продолжили заниматься последними приготовлениями. Инструктор, довольный представившейся возможностью показать окружающим своё могущество, демонстративно отвернувшись от смотревших на него с недоумением Ушакова и Башкирцева, пересчитывал пустые баллоны. Ситуацию спас Сева Маслов. Подойдя к вагончику проката вместе с Иноземцевым и Коротичем, он по-приятельски поздоровался с инструктором, который, не узнав его в первое мгновение и приняв за подкрепление в команде чужаков, приготовился к словесной перепалке. Но когда он посмотрел в сторону обращавшегося к нему Севы, выражение его лица немедленно изменилось. Широкая радостная улыбка растянула рот, казалось, от одного уха до другого. Пообнимавшись с Масловым и пожав руки представленным сослуживцам, инструктор, добродушно ворча, что следовало сразу сказать, что они от Севы, выдал им два комплекта оборудования.
– Только имейте в виду, – сказал он, обращаясь к Ушакову с Башкирцевым, – оборудование старое и воздуха хватит меньше, чем на час. Пошли со мной, с катера удобнее погружаться.
– Нам в другую сторону, извини, спасибо за предложение. Мы пойдём вплавь до того места, где начнём погружение, – ответил Володя Башкирцев, расправляя лямки жилета.
– Для них десять километров с пятьюдесятью килограммами веса это так утренняя разминка, – пошутил Сева.
Договорившись пересечься вечером, инструктор и Сева Маслов ещё раз пожали руки, и каждый вернулся к своим делам.
***
Глядя то на удалявшихся от берега Ушакова и Башкирцева, то на Трубача, пытавшегося вернуть расположение капризной Нины, Егор Иноземцев мысленно не переставал креститься. Ночная болтовня Севы, который не сумел сдержать язык за зубами, могла свести на нет весь смысл продуманной и спланированной операции. А ведь Маслову неоднократно давались чёткие указания, и не только Егором, но и людьми куда поглавнее и поопаснее его. Упоминание змея, столь преждевременное и сделанное так не к месту, могло поставить Ушакова и Башкирцева в «позицию наблюдателя», чего категорически не следовало допускать, согласно установкам, сделанным загадочным человеком во время инструктажа Егора Иноземцева в Управлении военной контрразведки флота.
«Смотри, Егор, – говорил ему тогда человек в форме капитана второго ранга, – ты уже неплохо справился с началом проекта, создав все условия для принятия твоими друзьями приглашения Всеволода Маслова на отдых в Крыму. Твоя задача сделать так, чтобы лучшие боевые пловцы Ушаков и Башкирцев днём и ночью искали этого загадочного змея. Однако и это главное, они не должны отдавать себе отчёт в государственной важности этого кейса. И знаешь почему? Есть такая английская поговорка, a watched pot never boils . В нашем случае, возможно, именно здесь кроется причина, по которой мы, наблюдая за Карадагским змеем, с помощью самого высокотехнологического оборудования и зная наверняка о существовании этого аномального явления, не можем его засечь. В квантовой механике известен парадокс, когда элементарная частица, подвергающаяся наблюдению, ведёт себя иначе, чем та, за которой никто не смотрит. Сейчас, несмотря на то что ты пользуешься нашим доверием и я разговариваю с тобой не просто как с рядовым матросом, а как с будущим офицером военной контрразведки, рассказать и объяснить тебе всё я пока не имею права. У тебя есть на всё пара недель, но никто и никогда не должен даже мельком подумать о твоей связи с нашим ведомством».
Месяц назад, за семь тысяч километров от того места, где Егор Иноземцев находился в данную минуту, ему всё показалось довольно просто и легко. Сомнений в том, что, придя на пляж, Ушаков и Башкирцев бросятся искать подводное чудовище, у Иноземцева не было. А вот то, что захмелевший Сева Маслов начнёт болтать о змее раньше времени, Егор предположить никак не мог.
Решив для себя быть более внимательным и не упускать из виду самые незначительные детали, Иноземцев одновременно думал, как им отвязаться от назойливого Коротича, насевшего на Севу с вопросами. Французское выражение “cherche la femme” употребляемое, как правило, для объяснения мотивов поведения мужских персонажей при загадочных обстоятельствах, спасительной искоркой промелькнуло у него в голове. В текущем моменте скучающая “meuf” Анечка, в отличие от двух Кать, Марины и Нины, так и не определившаяся с кавалером, одиноко прогуливалась по кромке мокрого песка.
– Слышь, Коротич, – сказал Иноземцев, толкая его своим костистым кулаком в плечо и показывая рукой в сторону Ани, – смотри, какая девушка! Иди, пользуйся моментом.
– Эка невидаль, голая русалка на нудистском пляже! – ответил тот. Статус командира отделения, после демобилизации оставшийся навсегда в прошлом, мешал Жене Коротичу влиться в коллектив на правах рядового члена.
– Невидаль не невидаль, а могу с тобой поспорить, что Трубача сейчас отошьют в пользу Сани Ушакова с его фигурой античного бога, после чего голодный и злой Трубач переметнётся на беззащитную и нагую Анну. Так что ты рискуешь остаться с носом, командир, – не преминул подколоть его Иноземцев.
– Не стоит драматизировать. Хочешь, я расскажу тебе всё, как будет? – незаметно для себя отвлекаясь от Севы Маслова и загадочного змея, предложил Женёк.
– И мне сразу расскажи! – почувствовав ослабевающую хватку Коротича, Сева Маслов немедленно воспрял духом.
– Слушайте и запоминайте! – торжественно промолвил старшина Коротич. Поднявшись с корточек, он разгладил ступнёй правой ноги песок и, снова опустившись вниз, вывел указательным пальцем цифру один. Его рассуждения, не лишённые, впрочем, логики и здравого смысла, выглядели примерно так. Во-первых, Трубач – боксёр, и женские капризы ему до лампочки; во-вторых, он уже считает Нину своей и без боя её не уступит; в-третьих, самому Сане Ушакову будут мешаться или Марина или Катя номер два, в зависимости от того, как девушки поделили его с Володей Башкирцевым. Да и сам Башкирцев, учитывая их вечный спор, кто из них круче, влезет в эту заварушку, хотя и без шансов на успех.
– Ну и чем всё это, по-твоему, обернётся? – оторопело спросил у него Сева.
– Если бы не вечное желание Башкирцева помериться с Ушаковым размером ноги, тот, исходя из благородного кодекса морского братства, безусловно, уступил бы Нину Трубачу. Однако, спровоцированный своим напарником, являющимся одновременно соперником, он вступит с ним в состязание, но состязание тайное! Трубач скор на руку, а кому хочется провести остаток лета, питаясь творогом и сырыми яйцами, в ожидании, пока врач снимет тебе скобы со сломанной челюсти? Таким образом, в нашем с вами распоряжении не только Анна, печально прогуливающаяся вдоль берега, но и Катя номер два вместе со своей подруженцией Мариной, отправившиеся на катере собирать рапанов, – закончил Коротич свою речь.
– Ты в какой университет поступать думаешь? – удивлённо спросил его Иноземцев.
– Да я уже в полицию завербовался. Сейчас с вами отпуск отгуляю, и на курсы. Младшего лейтенанта сразу дают, – ответил старшина Коротич.
– Тебе лучше не попадаться. Присяжные без всяких доказательств поверят в такие красивые сказания, – почему-то обрадовавшись, засмеялся Сева Маслов.
Тем временем солнце, давно прошедшее большую часть своего дневного маршрута, медленно опускалось за вершину горного массива Кара-Даг. Решившие все свои насущные проблемы Шницель и Катя номер один, вооружившись ракетками для бадминтона, лениво перебрасывались воланчиком. Они уже пару раз отлучались с пляжа, сначала посмотреть, где живёт и как устроилась Катя номер один, а через час Шницелю пришла в голову мысль показать комнату, где он так и не заснул прошлой ночью. Как всякий уважающий себя хищник, выбрав самый короткий путь к своей цели, он несказанно гордился своей дальновидностью и прозорливостью. С чувством недоумения наблюдал Шницель за Трубачом, отчаянно старавшимся завоевать Нинино расположение. Вернувшиеся без всякой добычи Ушаков и Башкирцев, несмотря на усиливающуюся усталость от бессонной ночи, рассказывали обступившей их компании о подземных пещерах и гротах, которые они успели найти за свою короткую экспедицию. Марина и Катя номер два, рассчитывающие на внимание со стороны охотников за морским чудовищем, чувствовали себя обескураженными оттого, как оба они оживлялись, когда Нина обращалась к ним с самыми пустяковыми вопросами. В свою очередь Сева Маслов, вместе с предсказавшим весь расклад Коротичем ощущая закравшуюся червоточинку досады из-за очевидного предпочтения этими двумя девицами их товарищей, пытались переключиться на неодетую Анну. Стоявшая и слушавшая вместе со всеми рассказы о подводном мире, девушка совершенно не смущалась, что из всех присутствующих на ней единственной не было купальника. Возможно, на пляже Коктебельского залива для большинства нудизм, являвшийся нормой в этих краях, не мог бы служить препятствием к началу разговора, но сейчас, после года воздержания, даже Сева не смог бы одновременно смотреть на Анну и членораздельно разговаривать с ней. Крайне довольный всем происходящим Иноземцев, увлекшийся развивающейся интригой, решил всё-таки помочь Севе Маслову. Взяв первое попавшееся полотенце, он протянул его девушке. Сохраняя каменное выражение лица, он сказал ей, кивая в сторону смотревшего на них Севу, что это известный эндокринолог, не рекомендующий загорать голышом, и если у девушки найдётся минутка, то доктор может её проконсультировать.
– Иди, иди к нему, он тебе всё объяснит, – сказал Иноземцев, подталкивая завернувшуюся в полотенце Анну в сторону Севы.
Создав ещё одну пару, Иноземцев вернулся к размышлениям о своей основной задаче. Все ошибки, казалось, были исправлены. Он посмотрел на часы. До связи с руководством оставалось ещё достаточно времени.
– Вы с Масловым играете нечестно, – услышал он возле самого уха голос Коротича.
– Да ладно, вон Марина и Катя номер два свободны, – раздосадованный, что его отвлекли, ответил он довольно резко.
– Ты предлагаешь мне подбирать всё, что не подходит Ушакову с Башкирцевым?
– Тебе предлагали заняться Аней. Ты же сам всё предсказал?!
– Мне тогда не хотелось.
– Слушай, если у кого-то нет девушки, значит, у кого-то их две. Выбирай быстро, Марина или Катя, – поставил ультиматум Иноземцев.
– Первая или вторая? – затупил в растерянности Коротич.
– Женёк, как ты нами командовал? – удивился Егор Иноземцев и добавил тоном, исключающим возражения: – Иди к Марине, чтоб не путаться в номерах.
Ужинать решили все вместе в каком-то дальнем ресторане. Набившись с нарушением всех норм безопасности в Севин минивэн, весёлая компания отправилась в сторону гор.
Дни понеслись один за другим, словно стеклянные камушки в калейдоскопе, переливаясь огнями ночных дискотек и радугой утренних туманов. Реалист по своей натуре и убеждениям, Ушаков, несмотря на подколки со стороны Коротича и примкнувших к нему Трубача со Шницелем, был доволен отсутствием каких-либо существенных доказательств существования пресловутого Карадагского змея. Воспитанный в духе материалистического реализма, высмеивающего любые оккультные практики и невежественные верования, он теперь сам удивлялся тому впечатлению, которое произвёл на него внезапно налетевший ветер и несколько неизвестно от чего пострадавших дельфинов. До отъезда оставалось совсем немного, и он ни капли не жалел о том, что с морем и пляжем скоро придётся надолго расстаться. Впереди открывались тысячи дорог. Порой он думал пойти в билетные кассы и, сдав билет на поезд, улететь на самолёте хотя бы на один день пораньше. Соперничество за внимание Нины, навязываемое ему Башкирцевым, полностью не вписывалось в его планы и никак его не интересовало. Да и соперничать было, в общем-то, не из-за чего. В один из вечеров Нина, уловив момент, когда Трубач оставил её без своего бдительного внимания, сунула в ладонь Сани Ушакова записку с номером своего мобильника и даже с адресом квартиры на Крестовском острове в Санкт-Петербурге, где жила с мамой и папой, занимавшим какую-то важную должность по судебной линии.
Тема Карадагского змея как-то незаметно полностью сошла на нет. Веселящейся молодёжи не было никакого дела до сказочного чудовища. Славший своему руководству шифровку за шифровкой Егор Иноземцев страшно переживал неминуемо приближающееся фиаско своего первого задания. Последние сутки дались ему наиболее тяжело не только по причине отсутствия результатов по змею, но и из-за постоянных приступов ревности со стороны Кати номер два. Тихая и скромная девица, внешне не представлявшая из себя никакого шедевра, оказалась жуткой психопаткой и после первой же близости превратилась в тень Иноземцева, неотступно следующую за ним по пятам. На все попытки поговорить и хоть как-то её урезонить она отвечала слезами и рыданиями. По её словам, она ещё в первый день знакомства заподозрила в нём бабника, когда увидела, как он смотрел на Аньку, предлагая ей закутаться в полотенце. «Я что, не понимаю, о чём ты думал и куда смотрел?! Прекрати мне врать! Какие здесь у тебя могут быть дела? Если надо, пойдём вместе!» – набор фраз, служащий ответом на любые его рассуждения, был, конечно, значительно длиннее приводимого здесь, но это только усугубляло обстановку. Наконец, двадцать шестого июня он получил от командования шифровку, немало удивившую его своим содержанием. В ней говорилось, что всё происходящее было прогнозируемо и ожидаемо, а его действия получили положительную оценку. Далее рекомендовалось при ближайшем удобном случае возобновить разговор о змее. Также следовало передать Маслову инструкцию, содержащую в том числе имя и координаты некоего старожила, проживающего в посёлке имени Орджоникидзе, что на противоположном мысе Коктебельской бухты. Он, этот старожил, когда-то давно входил в состав группы водолазов, столкнувшихся с неизвестным чудовищем. В пояснении к инструкции говорилось, что сам этот старожил по фамилии Стариков, хотя и оказался единственным оставшимся в живых из всех видевших аномальное явление, однако был списан на берег по причине умопомрачения. Николай Стариков утверждал, что не только хорошо разглядел чудовище, но и, вступив с ним в ментальный контакт, узнал, что змей не причиняет людям зла.
Иноземцеву с Масловым следовало каким угодно способом замотивировать компанию посетить этого гражданина. Объяснений, зачем и почему следует это сделать, как обычно, не прилагалось. Улучив момент, Иноземцев, отведя Севу в сторонку, попросил сделать для него одолжение, пообещав, что это будет в последний раз.
– Ладно, сделаю, но это точно будет в последний раз, – согласился Сева, торопливо переминаясь с ноги на ногу.
– Долг платежом красен. Не забывай, это я помог тебе с Анютой, – счёл должным напомнить ему о своей услуге Иноземцев.
– Да ладно, заканчивай, я ей сразу понравился! Кстати, Ушаков сказал мне, что собирается уехать раньше, – добавил Сева.
– Ну я всего не могу предусмотреть, но давай до вечера тянуть не будем. Сейчас, как все соберутся, можно попробовать прям здесь, на пляже, разыграть спектакль, – поторопил Севу Иноземцев.
– Давай, но помни, это в последний раз, – не преминул закрепить договорённости Сева Маслов.
Дождавшись, пока народ соберётся, кто после прыганья на волнах, кто после бесцельного гуляния вдоль берега моря, Иноземцев с помощью Севы принялся разыгрывать сценку под названием «Мы совсем забыли про Карадагского змея». Положа руку на сердце, он готовился к провалу, к скепсису со стороны своих друзей по срочной службе и насмешек от девиц. К его собственному удивлению, тема зашла на ура. Наскучившая всем предсказуемость отношений в образовавшихся с первого дня парах сыграла для него добрую службу. Все девушки – Нина, Марина, Аня и Катя номер один – все, кроме Кати номер два, которая до сих пор дулась на Иноземцева за его утреннюю отлучку, вскочили на ноги. Энергично отталкиваясь от песка и высоко задирая коленки, они запрыгали, выкрикивая в один голос: «Хотим змея, хотим змея, пусть нам дедушка расскажет!» Со стороны в своих разноцветных купальниках девчонки были похожи на подскакивающие детские резиновые мячи, и все ребята невольно засмотрелись на них. Все, кроме Саши Ушакова и Егора Иноземцева. Ещё более раздосадованная отсутствием себя внутри такой сексапильной картинки, Катя номер два посмотрела на «своего» Егора. К её удивлению, Иноземцев с испуганным выражением лица уставился совсем в другую сторону. Проследив направление его взгляда, она посмотрела туда же. Ей захотелось закричать, но кто-то на пляже сделал это раньше, чем она. Веселье немедленно прекратилось, и все стали смотреть в сторону горного массива справа от бухты. Даже солнце, слепившее глаза, не могло приглушить яркость двух огненно-красных пятен, несущихся впереди чёрного, извивающегося сразу в трёх измерениях, словно смерч, пространства. Паника, охватившая всех без исключения, заставила людей, бросив всё, удирать с пляжа, не думая ни о чём, кроме спасения своей жизни. Пытавшийся ввести пин-код на своём смартфоне, чтобы открыть камеру, Саня Ушаков удивлённо смотрел на экран с надписью «установлена блокировка». Между тем и он, и те, кто проделывал такие же манипуляции со своими девайсами, готовы были поклясться: с первой, в крайнем случае со второй попытки они вводили правильный пароль. Смерч (или в самом деле неведомое морское чудовище) приближался к берегу со скоростью не менее ста километров в час. Будучи достаточно опытным моряком, чтобы суметь на глаз определить расстояние, отделяющее их от аномалии, Ушаков понял, что для принятия решения у них есть не менее двух минут.
– Бежать нет никакого смысла, – сказал он, обращаясь по привычке к бывшему командиру Коротичу, – грузитесь в минивэн и шпарьте по Морской, пока не образовались пробки в сторону Орджоникидзе.
– Что значит шпарьте? Ты что, останешься? – спросил Иноземцев, давно захвативший лидерство внутри маленькой группки, состоящей из Севы Маслова, Коротича и его самого. Шницель и Трубач, до этого державшиеся обособленно, сейчас готовы были слушать любую разумную команду, ведущую к спасению.
– Мы с Башкирцевым остаёмся, – ответил Ушаков, ни на секунду не сомневаясь в поддержке этого решения своим напарником.
– Я тоже, – освобождая своё запястье от цепких пальцев Трубача, заявила Нина. Все оторопело посмотрели на неё, потом на Трубача, ожидая неминуемого скандала и взрыва эмоций.
Ничего подобного не произошло. Все снова посмотрели в сторону приближавшегося к ним чудовища. Уезжать было уже поздно. Те, кто успели запрыгнуть в машины, истошно сигналили друг другу, стоя на месте. Из всех людей, отдыхавших на коктебельском пляже, осталось совсем немного человек, сохранявших внешнее спокойствие.
– Через тридцать секунд змей будет здесь, – сказал Ушаков. Он начал считать в обратном порядке. Расстояние до приближавшегося змея сократилось настолько, что можно было различить все детали его строения. Голова, внешне похожая на лошадиную, отличалась от таковой широко поставленными кроваво-красными глазами. Приоткрытая пасть, очевидно, пригодная для пожирания млекопитающих среднего размера, была щедро оснащена клыками, по цвету чуть более жёлтыми, чем бивни африканских слонов. Четыре лапы, едва касавшиеся рассекаемых когтями волн, двигались ритмично, соотносясь с изгибами туловища, покрытого блестящей на солнце чешуей.
– Смотри, он меняет направление! – воскликнул Башкирцев, стоявший плечом к плечу с Ушаковым.
– Ура! – захлопала в ладошки Нина, приподнимаясь на цыпочки и выглядывая из-за плеч ребят, чтобы убедиться, что змей действительно развернулся и уходит в сторону горизонта.
– Я разбил бы тебе морду, Ушаков, – сказал Трубач, в целом готовый сделать это прямо сейчас. Поведи себя Саня недостаточно скромно и аккуратно, такая неприятность, безусловно, могла иметь место. – Но, как говорится, чего хочет женщина, того хочет Бог, да и я приехал сюда не для того, чтобы как школьник вздыхать ночи напролёт о прекрасной даме, мечтая однажды подарить ей букетик фиалок, – закончил Трубач свою мысль.
– Так Карадагский змей существует? – присвистнул Коротич, по привычке не реагируя на трубачовскую бычку.
– Егор, прости меня, – пропищала Катя номер два, совсем не кстати повиснув у Иноземцева на шее.
– Появление змея на пляже предлагаю считать знамением, призывающим нас перейти в сан нудистов, – объявил Шницель, которому Катя номер один поведала по секрету, что до знакомства с ними почти все девочки загорали исключительно голышом, и что лично её мокрый купальник жутко бесит.
– Может, и вправду рвануть к бывшему водолазу? – продолжил гнуть свою линию Егор Иноземцев. Он обращался в первую очередь к Ушакову с Башкирцевым, чувствуя их заинтересованность в прояснении деталей произошедшего события.
– Сева, отдай им ключи от своего автобуса. Давай останемся на пляже. Ты посмотри, у меня и у девчонок из-за купальника совсем попа стала белой! Так нельзя! – сказала Анна, сразу вернувшаяся в лоно любителей загорать нагишом.
– Сева поедет с нами, он один знает адрес старого водолаза, – сухо возразил Иноземцев, – и твоя попа очень даже ничего, – добавил он сходу, о чём немедленно пожалел, поймав на себе укоризненный взгляд Кати номер два.
Оставив своих товарищей и их подруг на пляже, четверо моряков, так и не сумевших отвязаться от Нины и Кати номер два, погрузились в минивэн и покатили в сторону посёлка имени Орджоникидзе.
Потратив некоторое время на поиски нужного им дома, друзья довольно долго топтались у закрытой калитки. Дворик наглухо зарос сорной травой. Дорожки от калитки к крыльцу и нескольким хозяйственным постройкам были едва различимы. Только старенький мопед допотопной модели «Верховина-4», прислонённый к стенке одноэтажного домика, вселял надежду, что хозяин здесь и ещё жив. Осмотревшись, дабы удостовериться в отсутствии посторонних взглядов, проявляющих неуместное любопытство, Саня Ушаков, двумя руками ухватившись за штакетник в том месте, где он казался наиболее прочным, одним махом перепрыгнул неказистое заграждение. Немного повозившись с нехитрым приспособлением, замыкающим проржавевшую щеколду калитки, он направился в сторону домика, не дожидаясь, пока остальные последуют его примеру.
– Мотор ещё тёплый, – сказал Башкирцев, сидя на корточках возле мопеда и тыльной стороной ладони осторожно касаясь сорокадевятикубового движка.
– В доме кто-то есть, я заметила, как колыхнулась вон та занавеска, – поддержала Нина.
– Николай Николаевич! Откройте, пожалуйста, – вежливо постукивая костяшками пальцев по дверному косяку, гнусавым голосом, призывающим к доверию, предложил Иноземцев.
Видимо уразумев, что от визитёров не удастся отсидеться за закрытой дверью, бывший водолаз Стариков, загремев ключами, принялся открывать замок за замком.
– Сколько у него их там? – недоумённо спросил Башкирцев, обращаясь в основном к Ушакову.
– Я насчитал четыре, – ответил тот, когда дверь распахнулась и на пороге они увидели пожилого мужчину, скорее даже старика, не сильно заботившегося о своей внешности. Седые волосы неопрятными прядями свисали почти до плеч. Понять, были они спутаны ветром от быстрой езды на мопеде или их хозяин давным-давно уже не пользовался расчёской, было невозможно. Дед сильно сутулился, и худые, покрытые пигментными пятнами руки, казалось, свисали до самых колен.
– Где здесь написано, что я сдаю комнаты? – недружелюбно спросил он нежданных визитёров.
– Николай Николаевич! Мы пришли к вам по другому вопросу, – поспешил успокоить его Сева Маслов.
– И мы пришли не с пустыми руками, – стараясь казаться приветливым и беззаботным, прибавил Иноземцев, улыбаясь от уха до уха. Скинув с плеча всё ту же холщовую сумку, в которой друзья по установившейся привычке таскали съестные припасы, он достал оттуда две бутылки местного вина.
– Вы кто? – всё так же недоверчиво спросил старик.
– Мы студенты из Питера, нам сказали, вы лично встречали Карадагского змея и даже вступали с ним в контакт, – продолжал гнуть свою линию Егор Иноземцев. К его удивлению, бутылки с вином никак не возбудили бывшего водолаза. Внимательно следя за лицом старика, он с удивлением для себя отметил тот странный интерес, с которым этот человек, явно находившийся в возрасте, давно не подразумевающем интереса к противоположному полу, разглядывал Нину с головы до ног.
– Вы больше похожи на команду ватерполистов, – недоверчиво возразил Стариков. Словно в подтверждение замеченного Иноземцевым интереса к Нине, не переставая разглядывать её почти в упор, он поинтересовался, как её фамилия. Смутившись не столько от вопроса, сколько от такого бесцеремонного взгляда, Нина хотела ответить довольно резко, но, подумав, что такая её реакция просто заведёт переговоры в тупик, просто назвала фамилию, справедливо рассудив, что это ничего, в сущности, не меняет. Недоверчиво хмыкнув и пожав плечами, дед тем не менее указал рукой на раскладной столик и стоявшие рядом пластмассовые стулья.
– Поставьте вино там, я принесу вам стаканы, – сказал он.
Они проговорили больше двух часов. Из всего услышанного можно было сделать только один вывод: всё сказанное Стариковым – не более чем болезненная фантазия человека, склонного к выпивке и верящего в мистику и оккультные знания. Все они так бы и подумали, не будь только что свидетелями произошедшего на пляже, когда чёрное, сверкающее чешуей чудовище с кровавыми глазами мчалось им навстречу.
– Так как, ещё раз, ваша фамилия? – хитро ухмыляясь, спросил дед.
– Полякова я, Нина Полякова, – ответила Нина, поняв, что дед ей не поверил и задал этот вопрос в надежде подловить.
– Простите мою забывчивость и мой интерес. Просто ваше лицо показалось мне знакомым. Должно быть, я спутал вас с одной актрисой из старого сериала, – засуетился Стариков, разливая остатки тёплого вина в бумажные стаканчики.
– Так вы говорите, эти рептилоиды синего цвета и похожи на людей? – с упорством самолёта-штурмовика, заходящего на бомбардировку укреплённого района обороны противника, повторил Володя Башкирцев вопрос, заданный сегодня уже десяток раз.
– Да, три метра длины, плывут быстро, нас догнали, прижали к скалам, двое моих товарищей погибли. Один ударился головой о камень. Волна качнула вверх-вниз, ничего не успел сделать. А у второго сердце. Непонятно, как медкомиссию прошёл. Потом долго врачей таскали на допросы. Правда, никого не посадили, даже не уволили. Загадка человеческой природы, – уверенно отвечал Стариков, и по всему было видно, что дед врёт. Врёт и не краснеет, даже получает удовольствие от этого безнаказанного гона, за который ему невозможно предъявить.
– А почему тогда говорят про змея, а не про рептилоидов? – возмутился Ушаков.
– Про змея говорят и про рептилоидов говорят, статьи пишут, фотографии в интернете есть, можете посмотреть. Вам-то самим кто нужен? Змей или рептилоиды? Или всё равно? – дед явно захмелел и начинал нахальничать, не забывая коситься в сторону задумавшейся над чем-то Нины.
–Ладно, всё ясно, спасибо, дедушка, – хлопнув ладонью по складному столику, подвёл итог встречи Егор Иноземцев.
– Позолоти ручку, внучек! – дед жестом человека, просящего милостыню, протянул свою заскорузлую ладонь, увенчанную длинными, неровно обкромсанными ногтями.
– Мы так не договаривались. Бог подаст, – жёстко отказал ему будущий особист.
– Старого человека легко обижать, – продолжая протягивать руку, не сдавался Стариков.
– Вот, возьмите, – сказала Нина и положила ему в ладонь пятисотрублёвую бумажку, которую нашла у себя в карманах джинсового комбинезончика.
– Спасибо тебе, Полякова! А как девичья фамилия матери? – поспешно спросил Стариков, как только фиолетовая бумажка исчезла в кармане его парусиновых штанов.
– Идите, дедушка, лесом, – едва сдержавшись, ответила ему Нина. Несмотря на происхождение из интеллигентной семьи, крепкие выражения были ей далеко не чужды, но сейчас, в присутствии Ушакова, ей хотелось казаться воспитанной и беззащитной.
Обождав, пока уляжется дорожная пыль, поднятая почти лысыми шинами Севиного минивэна, Стариков вернулся в дом. Пробыв там около получаса, видимо, заканчивая бытовые хлопоты, начатые ещё до визита незваных гостей, дед вышел во двор. Несмотря на выпитое вино, он выглядел намного более собранным, нежели всего три часа назад. Парусиновые брюки были заправлены в специальные сапоги для езды на мотоцикле. Всё те же седые волосы, стянутые сзади в короткий хвост, выглядели опрятными и ухоженными. В одной руке преобразившийся Стариков держал кожаные перчатки коричневого цвета, а на мизинце другой болтался облегчённый шлем с плексигласовой защитой для глаз. Не снимая мопед с рожковой подставки, он принялся крутить педали. Чихнув и выпустив клубок сизого дыма, мотор ожил и негромко затарахтел, сообщая хозяину о готовности везти его туда, куда ему надо. Видимо, зная местность как свои пять пальцев, Стариков долго рулил по узким тропинкам, многие из которых были в принципе не пригодны для езды на чём-либо другом. Примечательной деталью видавшего вида аппарата можно было назвать установленный на нём глушитель, позволявший двигаться почти бесшумно. По этой причине или просто потому, что каждый местный кобель был знаком со Стариковым ещё со дня своего рождения, он проехал рядом с чужими дворами, не вызывая обычного в таких случаях остервенелого собачьего лая.
Целью его поездки оказался двухэтажный дом, стоявший обособленно. На фасаде, покрытом свежим слоем штукатурки, висела неброская вывеска «Отель Мираж». Хмурый охранник, судя по тому, как они со Стариковым обменялись приветствиями, давно знакомый с прибывшим, немедленно пропустил его внутрь дворика. Проехав по аккуратно выложенной плитке в виде восточного орнамента в сторону гаражей, находившихся слева от основного строения, Стариков заглушил мотор, снял шлем и повесил его на руль мопеда. Стряхнув несколько приставших к штанам колючек, он через вход для обслуживающего персонала зашёл внутрь гостиницы. Пройдя по узкому коридору, вдоль которого громоздились какие-то картонные коробки, Стариков выглянул в маленький холл, где была оборудована стойка рецепции. Девушка, по внешнему виду азиатка, заметив его, немедленно подняла трубку интеркома и, получив указания от начальства, как следует поступить, молча указала ему на лестницу, ведущую на второй этаж.
Помещение, куда попал Стариков, было довольно большим и явно не вписывалось в привычную концепцию гостиниц средней руки. Все четыре окна, выходившие на сторону, противоположную от проезжей улицы, были прикрыты шторами. Несмотря на включенные электрические светильники, Старикову после яркого крымского солнца всё же потребовалось время на привыкание к полумраку. Хотя девушка-азиатка и предупредила о его приходе, в комнате никого не было, и Старикову пришлось ждать, присев в одно из кресел возле низкого журнального столика. К его глубокому разочарованию, на квадратной, покрытой блестящим лаком столешнице не лежало ни одного журнала, а главное, не наблюдалось обычных для приёмных комнат бутылок с водой. После поездки на стареньком мопеде по колдобинам только ему одному известных тропинок старому водолазу хотелось пить, и он с нетерпением посматривал на две противоположные двери, ведущие в смежные номера. Человек с круглым и плоским, как блин, лицом, очевидно, той же национальности, что и девушка на ресепшене, появился неожиданно и бесшумно.
– Твой внезапный визит говорит мне, что люди, о которых мы предупреждали тебя, уже появились, – сказал мужчина, ограничившись в качестве приветствия коротким сухим поклоном вставшему при его появлении Старикову.
– Да, шесть молодых людей приезжали сегодня ко мне на автобусе, – ответил выживший при встрече с рептилоидами водолаз. – Можно мне попросить воды? – добавил он, подобострастно заглядывая говорившему в глаза.
– Чуть позже, Николай, чуть позже. Сначала ответь мне на вопросы. Ты ведь понимаешь, насколько это срочно? – с подчёркнуто вежливой интонацией отказал ему азиат.
– Да-да, конечно. Они расспрашивали меня про Карадагского змея и говорили, что видели его несколько часов назад.
– Среди них были женщины?
– Да, были две. Четыре парня и две девушки. Всего шестеро, как я и сказал… – пустившийся в ненужные вычисления Стариков не заметил недовольной гримаски на лице своего собеседника и был прерван повелительным жестом.
– Посмотри, здесь есть похожая на одну из них? – задал мужчина вопрос, вынимая из внутреннего кармана пиджака несколько фотокарточек. Он разложил их на столе, словно карточный пасьянс, и внимательно наблюдал за Стариковым, переводящим взгляд с одного женского лица на другое.
Безошибочно узнавший на одной из фотографий лицо только что побывавшей у него в гостях Нины, Стариков замер, изумлённый не только тем, как она была одета, но в первую очередь возрастом фотокарточки, лежащей перед ним. Пожелтевшая от времени, с фигурно обрезанными краями фотография, очевидно, была сделана ещё до первой русской революции.
– Эта? – проследив направление взгляда по-стариковски слезящихся глаз Николая Николаевича Старикова, резко, словно торопя того с признанием, задал вопрос хозяин кабинета.
– Нет, – оторвав взгляд от фотокарточек и переводя его на азиата, ответил Стариков. Как и тогда, при сакраментальной встрече с рептилоидом, к нему вернулось самообладание и храбрость, храбрость человека, осознавшего неминуемость смерти и задумавшего прожить последние мгновенья, назначенные ему роком, истинным бойцом, несмотря на все совершённые им ошибки и грехи.
– Догадался, значит?! – азиат, одержимый бешенством, подскочил к Старикову и ребром ладони нанёс удар в шею, точно в область сонной артерии. Сомнений в начале решающей фазы операции быть не могло, и оставлять ненужного свидетеля активности его организации здесь, на полуострове, не имело ни малейшего смысла. Ему всё было понятно. Девушка была здесь, совсем рядом. Для успеха его миссии оставалось только её найти. С учётом имеющейся в его распоряжении сети активных агентов задача могла решиться в считанные часы.
Взяв с полки книжного шкафа медный колокольчик, он потряс его, извлекая неприятное дзиньканье.
– Принеси воды, – приказал он вошедшей служанке на своём родном языке.
– Слушаюсь, господин – произнесла она тихим голосом, сопровождая ответ вежливым поклоном.
Вернувшись с бокалом ледяной воды, она так же с поклоном передала его хозяину. Отхлебнув пару маленьких глотков, словно боясь простудить горло, азиат, почувствовав, как ярость покидает его, поставил стакан на журнальный столик. После недолгого размышления он распорядился, как поступить с трупом ненужного теперь информатора.
***
Две машины фельдъегерской связи мчались по московским улицам в сторону юго-запада столицы, ловко объезжая заторы и всячески стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Дело было крайне срочным. Высший уровень секретности не позволял передать такие данные даже в зашифрованном виде по техническим каналам связи. Единственное, что фельдъегеря смогли себе позволить, это заранее запросить беспрепятственный проезд на территорию секретного института, уже более тридцати лет возглавляемого академиком С.Н. Царёвым. Просьба ускорить все обязательные для прибывающих в институт посторонних лиц процедуры пришла с самого верха, и руководитель безопасности Павел Николаевич Изотов лично отправился встречать гостей. Задержавшиеся ненадолго в шлюзовом кармане автомобили проследовали по подземному тоннелю в отдельный паркинг, где не привыкших даже к минимальным задержкам связистов снова попросили обождать. Неловкость складывающейся ситуации заключалась в абсолютно случайном совпадении прибытия сверхважного сообщения с еженедельной лекцией по точным наукам, которую Сергей Николаевич Царёв никогда не прерывал и не переносил.
Задуманная около десяти лет назад как одна из форм адаптировать сложные и подчас запутанные темы современной фундаментальной науки для понимания, эта еженедельная лекция быстро превратилась в нечто большее, чем просто встреча с занудным академиком. Интерес к ней с каждым годом становился всё сильнее. Записать своё чадо в число слушателей становилось всё престижнее и сложнее. Стопроцентное попадание в аудиторию давала только принадлежность к семье сотрудника, трудившегося в институте. Должность и звание не имели значения. Сын или дочь лаборантки или рабочего по ремонту здания и внутренних коммуникаций мог твёрдо рассчитывать на место за партой наравне с отпрыском доктора наук. В какой-то момент между Царёвым и крупными шишками от науки возникли трения и непонимание из-за такой предвзятой, по мнению шишек, селекции. «Как же так?! – возмущались они. – Отбор должен проходить среди наиболее одарённых, тех, кто от природы талантлив!» Опуская тот факт, что талантливыми и одарёнными неизменно оказывались детишки самого начальства, Сергей Николаевич как мастер софизмов и парадоксов приводил в виде возражения свой собственный тезис о справедливости и связанных с ней закономерностях. «Вот смотрите, – говорил он. – Есть много учреждений, при поступлении в которые требуется пройти медицинскую комиссию. Логично предположить, что отобраны будут только самые здоровые. Тогда вопрос, почему избранные болеют чаще, чем каторжане? На каторгу ведь забирают без особых формальностей!» Тем не менее даже ему приходилось делать поблажки в тех случаях, когда отказать было попросту невозможно. Атмосфера, царившая на его лекциях, исключала присущую подросткам рассеянность. Разгадка такого феномена, в сущности, лежавшая на поверхности, заключалась в прописной истине о мастере, который может простым языком изложить самые сложные проблемы. В отличие от большинства педагогов, повторяющих схоластику, вычитанную ими в книгах, написанных другим схоластами, Царёв рассказывал о вещах и событиях, представляющих реальную жизнь, и открытиях, зачастую сделанных им самим. Прервать течение такой лекции не мог никто, и если бы Изотову пришлось защищать подходы к аудитории с оружием в руках, он поступил бы так, не раздумывая ни полсекунды.
Встретив прибывших гостей в подземном паркинге, Изотов подчёркнуто вежливо, многократно извиняясь за задержку, предложил фельдъегерям подняться на лифте в приёмную Царёва и ждать там. Видя недовольные лица офицеров, Изотов, всячески стараясь избегать фраз, способных привести к конфликту, поглядывал на свою стальную «Дайтону» с чёрным циферблатом. До конца сакральной лекции оставалось более получаса. «Не застрять ли нам всем в лифте», – прикинул он, но ему самому тут же стало скучно от такой перспективы. Зная, чем умаслить каменные сердца службистов, Изотов отправил сообщение руководителю блока питания с просьбой прислать в приёмную из буфета двух симпатичных официанток. По долгу службы постоянно соприкасаясь с учёными, он отлично знал обе теории относительности, одна из которых утверждала, что время может идти быстрее или медленнее в зависимости от обстоятельств. Сам он, конечно, не очень разбирался в сложных формулах инвариантных релятивистских уравнений, но многолетние наблюдения, сделанные им лично, позволяли надеяться, что шуршание женских юбок как минимум сделает течение времени более приятным. Выиграв таким образом ещё несколько драгоценных минут, Изотов мог бы гордиться своим умением вести дела, если бы не бешенство, читаемое в глазах подполковника, к запястью которого наручниками был пристёгнут портфель со сверхважным и сверхсрочным донесением.
– Пять минут ничего не решают, хотите, я сам приму пакет? – предложил Изотов, намеренно сокращая время, оставшееся до конца лекции.
– Это невозможно. Документ предназначен для вручения лично академику Царёву, – возразил старший из прибывшей группы.
– Хорошо, я лично пойду за ним и потороплю, – согласился с услышанными доводами Изотов. Он вышел из приёмной, выполняя таким образом первую часть сделанного им заверения, при этом никоим образом не намереваясь выполнить своё обещание поторопить Царёва. Пересекая просторный вестибюль с мраморными колоннами, Павел Николаевич задался вопросом, можно ли считать его слова правдой или неправдой, учитывая, что часть из декларируемых в них намерений была исполнена немедленно и продолжала исполняться в текущее мгновение, а вторая так и останется пустым обещанием. Подойдя к дверям зала для научных конференций, в котором Царёв читал свои еженедельные лекции, он ещё раз посмотрел на часы. Секундная стрелка двигалась со скоростью черепахи. Дабы убедиться, что часовой механизм не испорчен, он потряс запястье левой руки и приложил «Дайтону» к уху. Через узкое пространство между едва приоткрытыми створками дверей доносился спокойный и немного монотонный голос никуда не спешившего Царёва.
– Итак, сегодня мы поговорили о загадках вселенной и связанных с ними необычных явлениях. Напоследок я предлагаю рассмотреть довольно забавную задачу, используя самые простые математические расчёты. Нам вместе предстоит рассчитать, какова вероятность того, что свидетель необычного явления говорит правду. Предположим, что в вольере для кроликов содержится девяносто девять чёрных особей и одна особь белого цвета. Предположим также, что очевидец будущего события обманывает в среднем один раз из десяти. Это, в общем, довольно умозрительная статистика, как вы сами убедитесь в дальнейшем, люди врут гораздо чаще, но так нам будет проще с расчётами. Таким образом, вероятность правдивости его слов равна 9/10.
Далее. Из вольера выбежал один кролик, и очевидец утверждает, что он был белого цвета. Давайте посчитаем вероятности. 1/100 – это вероятность описываемого события. Умножим её на вероятность правдивости очевидца и получим 9/1000. А если он обманывает? Вероятность бегства чёрного кролика равна 99/100, умножаем на частоту, с которой очевидец говорит неправду, и получаем 99/1000. Имея 108 вариантов (99 плюс 9), мы получаем вероятность правдивых показаний, равную 9/108, и ложных, соответственно, 99/108. Вероятность ложных показаний о происшествии маловероятного события, таким образом, существенно превышает вероятность правдивого свидетельствования. Поэтому, возвращаясь к теме сегодняшнего разговора, хочу предупредить вас, что не следует поспешно верить в существование разных чудовищ, демонов или пришельцев. Тем из вас, кто хочет более подробно познакомиться с философией теории вероятностей, я порекомендовал бы почитать Пьера-Симона Лапласа . Его труды есть в открытом доступе, и там много интересных пассажей, таких как «пари Паскаля», например, – закончив говорить, Царёв вышел из конференц-зала, где был встречен ожидавшим его Изотовым. Сразу почувствовав, что произошло нечто экстраординарное, Сергей Николаевич, не задавая лишних вопросов, последовал за ним. Воспользовавшись потайным ходом, они оба оказались в кабинете Царёва, миновав приёмную с ожидавшими там сотрудниками спецсвязи. Нажав кнопку интеркома, Сергей Николаевич попросил помощника сделать ему чашку кофе и разрешить человеку с портфелем зайти в кабинет и получить его аудиенцию.
***
Старенький минивэн, чихая и кашляя на затяжных подъёмах и крутых поворотах серпантина своим изношенным мотором, покатил обратно на пляж Коктебеля. Несмотря на духоту в салоне, всю дорогу не утихал спор о том, можно ли было верить этому чудному водолазу. Вопрос аутентичности легенды оспаривался почти всеми присутствующими. Только Нина и Егор Иноземцев не учувствовали в споре. Впрочем, у каждого из них были довольно разные причины.
– Ни ты, ни я никогда бы не поверили в возможность существования змея, да и в любой рассказ о нём, ни случись нам самим менее пары часов назад видеть его собственными глазами, – говорил, обращаясь в основном к Сане Ушакову, Володя Башкирцев.
– Да, конечно, это так, но дедушка говорил про рептилоидов, а не про змея, – влезла со своей репликой Катя номер два, которая была не только ревнива, но и довольно тщеславна. Манера её избранника оставаться в тени, манипулируя окружающими незаметно и, следовательно, без особой выгоды для её собственного престижа в глазах остальных девиц, вдохновила сейчас Катю номер два на решительные действия.
– Вот именно, что мы его видели, только видели, и всё, – возразил своему товарищу Ушаков, тотально игнорируя высказывание Кати номер два.
– А тебе надо было, чтобы он кого-то сожрал? – не унимался Башкирцев.
– Довольно часто мы видим только часть картинки. В случае с фокусами, например, нам показывают только то, что хочет показать нам престидижитатор, – не отступал от своей точки зрения Ушаков.
– К чему ты клонишь? – спросил Башкирцев.
– Возможно, это была оптическая аномалия, разновидность миража, – выдвинул очередную гипотезу Ушаков.
– У всех, кто был на пляже? Не говори ерунду. Так не бывает, – сказал Башкирцев.
– В любом случае, меня это мало интересует. Пусть этим занимаются учёные или краеведы, – подвёл Ушаков итог спора со своим товарищем. – Тем более я поменял немного своё расписание и сегодня вечером улетаю, – уже обращаясь к сидевшему за рулём Севе, добавил он.
В тишине наступившей паузы было слышно только натруженное поскрипывание рессор старого автомобиля. Все без исключения посмотрели почему-то на Нину. Даже внимательно следивший за извилистой дорогой Сева бросил в её сторону осторожный взгляд.
– Тебе придётся сдать билет обратно в кассу, – прервал повисшее молчание Егор Иноземцев. – Мы собрались здесь не просто так.
***
Получив секретный пакет лично в руки и расписавшись за него в протянутом офицером блокноте, Царёв попросил Изотова проводить гостей. Находиться на территории института без сопровождающего не позволялось никому из посторонних, а учитывая специальный статус фельдъегерей, общаться с ними на равных мог только Павел Николаевич.
Достав из футляра очки для чтения и вооружившись острым ножом для вскрытия корреспонденции, Царёв вскрыл край секретного пакета и погрузился в изучение переданных ему материалов. Не будь Сергей Николаевич по своему мировоззрению одновременно гедонистом и стоиком, его, вполне возможно, охватило бы отчаяние. Все жертвы, принесённые на алтарь секретности по изучению коррекции событий в выгодном для государства направлении, оказались напрасными. И это был, очевидно, только первый звонок. Из переданных ему бумаг нельзя было сделать заключения о масштабах катастрофы. Подлежало хоть что-то спасению или нет, понять в настоящий момент не представлялось возможным.
Не дожидаясь возвращения своего заместителя по безопасности, с которым его связывала долгая дружба ещё со студенческой скамьи, он набросал на листке бумаги план безотлагательных мероприятий. Весь запланированный на сегодня график встреч, совещаний и переговоров летел в тартарары, и с этим ничего нельзя было поделать. Незамедлительно попросив помощника позвонить в Академию наук и правительство, дабы предупредить руководство о невозможности его присутствия на запланированных мероприятиях, Царёв попробовал связаться с куратором. Вежливый голос секретаря предложил перезвонить через час.
Положив трубку обратно на рычажки телефонного аппарата, Сергей Николаевич откинулся на спинку кресла. Развернувшись по отношению к столу на сто восемьдесят градусов, он стал смотреть в окно, одновременно вспоминая события последних лет, начиная с того момента, когда в изучении проблематики временных изменений появились первые реальные сдвиги. Сотрудники научного подразделения, занимавшиеся указанной выше темой, работали, как и многие другие исследователи на ниве фундаментальной науки, размеренно и никуда не спеша. Проверялись и отвергались самые разные гипотезы, экспериментальные и умозрительные постулаты. Терабайты информации, переписываемые из одного научного манускрипта в другой, процеживались сквозь сито критического реализма, задающегося безжалостным вопросом о ценности этих знаний для практического применения. Флуктуация световых конусов, образованных причинно-следственными происшествиями основного события при прохождении гравитационной волны, в теории действительно не исключала возможность развернуть эти самые конусы таким манером, что, продолжая двигаться по направлению к будущему, некто попадёт в точку пространства, где он уже побывал. Создастся некая орбита при движении, по которой возможно вернуться к событию, с которого началось это путешествие. Читая отчёты, Царёв невольно морщился, словно запретный плод познания, предложенный ему на пробу, оказывался кислым настолько, что не только питаться, а даже пробовать его было неприятно. При этом на учёном совете ему приходилось соблюдать приличия. Давать волю эмоциям категорически запрещалось. Хотя часто, очень часто Сергея Николаевича так и подмывало прервать очередного докладчика и, сохраняя серьёзное выражение лица, пересказать анекдот, услышанный им от Изотова, о том, как в одном из советских НИИ в рамках выполнения продовольственной программы исследовали возможность производства сливочного масла.
Так продолжалось достаточно долго. Успокаивая себя тем, что, в сущности, годовой бюджет, испрашиваемый этим подразделением, достаточно скромен, а в фундаментальной науке период, необходимый для накопления и осмысления данных, получаемых как экспериментальным, так и другими способами, достаточно велик, Царёв продолжал придерживаться мнения о целесообразности его дальнейшего существования.
Поворотной точкой в этом потоке унылых событий стала его поездка на отдых в две тысячи четырнадцатом году. Обладая массивом сверхсекретных знаний, Сергей Николаевич никогда не посещал заморские курорты. Жалел он об этом или нет, для нас навсегда останется тайной за семью печатями, ибо Царёв всегда отличался дискретностью в своих высказываниях, а его безопасник Изотов, с которым он, возможно, делился своими соображениями на этот счёт, просто обладал склонностью к физическому уничтожению излишне любопытных субъектов. Именно поэтому возвращение Крымского полуострова в лоно юрисдикции своего законного хозяина – Российской Федерации, Сергей Николаевич Царёв приветствовал искренне и горячо. Начав своё турне летом четырнадцатого года с плоской, но зато лечебной Евпатории, Царёв с Изотовым останавливались на пару-тройку дней во всех знаковых городах: Севастополь, Балаклава, Алупка, Ялта, Судак. Из Судака они поехали в Новый Свет, откуда, предварительно запасшись ящиком вина из Голицинского погреба, они планировали добраться до Феодосии на небольшой рыбацкой шхуне, принадлежащей одному старому знакомому, лично пообещавшему сопроводить их в качестве капитана.
Погрузив на борт свой скромный багаж и особо переживая из-за возможной качки, способной ухудшить качество приобретенного ими вина, они попросили капитана немного пройти вдоль берегов легендарной бухты, где снимались почти все фильмы советского кино, так или иначе связанные с морскими приключениями. Подолгу разглядывая в бинокль скалистые берега и стараясь восстановить по памяти тот или иной эпизод разных боевиков, они наконец бросили якорь в Царской бухте. Убедившись в сохранившихся вкусовых и эстетических качествах игристого вина, они, поплавав и освежившись, взяли курс на северо-восток, направляясь к Феодосии. Попутный ветер раздувал паруса. Волнение на море не превышало двух баллов, и тишину, царившую вокруг, прерывали только удары воды, набегавшей на кренившийся правым бортом корпус судёнышка. Чернеющая глыба горного массива показалась слева менее чем через полчаса хода.
– Это легендарный Кара-Даг? – спросил Изотов у старого знакомого, стоявшего у штурвала с видом заправского моряка.
– Он самый. Странное место. Болтуны только и рассказывают о нём сплошные небылицы, – ответил человек, исполняющий обязанности капитана.
– Русалки? Утопленницы? – поинтересовался у него Царёв. К концу второй недели своего путешествия ему стало не хватать женского общества, и возможность хотя бы поговорить об этом его очень обрадовала.
– Да нет, какие русалки, врут про рептилоидов, змеев каких-то, временные порталы, – отмахнулся капитан, которому совсем не хотелось повторять одни и те же байки, слышанные им самим сотни раз.
– Далеко ещё до Феодосии? – не углубляясь в тему беседы, спросил у него Царёв.
– Минут через пятьдесят пришвартуемся, – последовал ответ.
– Отлично! – одобрительно произнёс Царёв и, подойдя поближе к Изотову, прошептал ему на ухо: – Организуй немедленно наше возвращение в Москву.
Павел Николаевич прекрасно знал, когда следует задавать уточняющие вопросы, а когда нет. В данный момент у него не возникло ни малейших сомнений в необходимости срочно заняться подготовкой их эвакуации. Всего через пять часов самолёт, принадлежащий институту, приземлился во Внуково.
– Я ещё понадоблюсь вам сегодня? – переходя на официальный тон общения, спросил Царёва Изотов, когда они, миновав приёмную, оказались в директорском кабинете.
– Безусловно, – Царёв предельно лаконично объявил ему свою волю. – Побудь здесь, рядом. Мне необходимо проговорить некоторые моменты вслух, однако никому, кроме тебя, доверить я их не могу, – добавил он, смягчившись.
– Добро, – согласился Павел Николаевич, поудобнее усаживаясь в одно из массивных кожаных кресел, стоявших особняком от рабочего стола. Ряды книжных полок, сходившиеся в этом углу, убегали высоко вверх, под самый потолок, и создавали антураж старинной библиотеки аристократического дома в предместьях Эдинбурга.
– Послушай, вот содержание одной из последних служебных записок, касающихся темы коррекции прошедших событий, основанных на нелинейности течения времени, – сказал Сергей Николаевич, извлекая из сейфа папку с бумагами. Пересмотрев их несколько раз, он, очевидно, найдя нужный ему листок и нацепив очки на самый кончик немного длинного носа, начал читать вслух: – Аномальные явления, получившие название от дежавю, долгое время считались или признаками расстройства психики или просто попыткой памяти адаптировать настоящее к прошлому. Между тем, созданные в Калифорнийском институте математические модели Кипа Торна показали гипотетическую возможность существования пространственно-временных тоннелей, связывающих отдалённые точки коротким путём. Самый простой способ их эффективного использования для решения задач, поставленных перед нашей лабораторией, может выглядеть следующим образом: АРПИ , воспользовавшись подобным тоннелем, может мгновенно оказаться в некой условной точке пространства. После этого, возвращаясь к точке старта обычным путём, он способен оказаться там задолго до своего ухода и даже до своего рождения в прошлом времени. Нами подвергается сомнению сам смысл возврата АРПИ, в случае если перед ним изначально ставится задача адаптации в новой для него реальности. Кроме того, мы предполагаем, что в так называемом прошлом существуют события, возможно, поддающиеся коррекции, – здесь Царёв прервал своё чтение и оценивающим взглядом посмотрел на физиономию Павла Николаевича Изотова. Для понимания, что тот думает о только что услышанном, ему не требовалось слов. Связанный с Изотовым дружбой и делом не один десяток лет Царёв элементарно считывал самые сложные эмоции, отражавшиеся у того на лице. В данный момент он не увидел ничего, кроме глубокого скепсиса и разочарования.
– Мы покинули Феодосию и отказались от ещё нескольких дней заслуженного отдыха только потому, что ты решил зачитать мне текст служебной записки годовалой давности? – спросил Изотов ничуть не сердито, скорее, с готовностью услышать логично выстроенное объяснение директора, в очередной раз доказывающее гениальность Царёва.
– Смотри, что они пишут дальше: «Проникновение в подобный туннель возможно только при подавлении пинч-эффекта за счёт отрицательной гравитации, оставляющей проход открытым для АРПИ!» Ты понимаешь, какие затраты необходимы для построения такого приспособления, одновременно с коллайдером способным дать необходимое количество отрицательной энергии, в свою очередь обладающей отрицательной массой?!
– Я помню, ты показывал мне примерную смету и сказал, что с этим нет даже смысла звонить куратору, – коротко ответил Изотов, не скрывая, что ждёт продолжения.
– Точно, точно. Хорошо, что у тебя отличная память. Так вот, то, о чём сегодня поведал нам на утлом судёнышке наш бравый капитан, подсказывает мне о существовании некоего природного артефакта, не требующего вложений в него триллионов.
– Тогда почему мы улетели так срочно, а не попробовали расспросить его подробнее?
– Ты меня удивляешь! Я должен читать тебе лекции по соблюдению секретности? Да заинтересуйся мы хоть единым словом обо всех этих историях, и завтра все, понимаешь, все станут повторять на разные лады об интересе учёных с мировым именем к их Кара-Дагу, змею и порталу времени, находящемуся в тех местах.
Именно тогда всем дальнейшим разработкам был присвоен самый высший уровень секретности. Приказом по институту было объявлено о закрытии лаборатории по изучению возможности перемещения во времени. Все работы перенесли подальше от Москвы с её излишними соблазнами и вавилонским нашествием разноязычных чужестранцев.
На подтверждение выдвинутой Царёвым гипотезы потребовалось около года кропотливой работы. Наиболее сложной задачей, помимо чисто научных изысканий, представлялось соблюдение самых строгих мер секретности. Полное исключение контактов с внешним миром требовало готовности к самопожертвованию не только со стороны учёных, но и членов их семей. Поиски источника отрицательной энергии велись параллельно. Конфиденты, имевшиеся у Изотова повсюду, доносили ему о нарастающем социальном диссонансе внутри сообщества сотрудников института, непосредственно причастных к проекту. Наибольшее возмущение и недовольство вызывала не только и не столько удалённость от цивилизации, сколько изменившийся вектор исследований. Злые языки нашёптывали о возможности в ближайшее время замены всех научных трудов в институтской библиотеке на мифологию разных народов мира.
Одновременно вместе с вышеизложенным, исподволь, незаметно для самого себя, Царёв всё больше и больше погружался в детали столь дерзкой по своей инновационности задачи. Возможно, а Изотов был просто в этом уверен, именно его деятельный интерес к проекту АРПИ привёл к первым значимым результатам.
Предложенный Царёвым принцип масштабирования квантовой теории Дирака до макрофизических явлений стал краеугольным камнем революции в познании временной аномалии. Таким образом, исчезающее второе расщепление Пси-функции в ньютоновском приближении, отличающее теорию Дирака от теории Паули (объясняемое до этого релятивистскими эффектами первой теории) и не учитывающее существование спина, наконец удалось преодолеть. Именно это новое свойство – спин – позволило в конце концов снова проквантовать атом водорода, применяя уравнения всё того же Дирака, и получить неизвестные ранее квантовые числа.
Заменив актуальными квантовыми числами азимутальные числа в формуле Зоммерфельда , применяемой для тонкой структуры, было достигнуто совпадение экспериментально наблюдаемых спектров с теоретически ожидаемыми. Оптическое видение, получившее у местного населения имя таинственного змея горы Кара-Даг, оказалось дифракцией на двух одинаковых щелях (в данном конкретном случае на двух входах-выходах временного тоннеля) и имело простое математическое объяснение и графический вид.
(ГРАФИК ЕСТЬ В ПЕЧАТНЫХ ИЗДАНИЯХ)
Фигура 1. Дифракционное распределение интенсивности в случае двух одинаковых щелей. При совпадении дифракционных минимумов с интерференционными максимумами светлая полоса исчезает. Оптическое восприятие в проекции общечеловеческой ментальности выдаёт примерно такой результат. Стрелка указывает на теряющийся при этом порядок интерференции.
При N = 2 имеем
sin2 N;/ sin2; = 4 cos2 ;,
Поэтому интенсивность
I = 4Io sin2 ; / ; в квадрате cos2 ;
Здесь коэффициент 4 обусловлен величиной N в квадрате, а величина cos2 ; – известный нам множитель, связанный с интерференцией двух источников. Распределение интенсивности при N = 2 и f = 2 представлено на фигуре (графике) № 1. Интенсивность равна нулю в дифракционных минимумах, когда d sin; = n ;. Она также обращается в ноль в интерференционных минимумах, когда f sin ; = (n + ;);.
Тем не менее слияние релятивистских и квантовых представлений в теории Дирака не могло удовлетворить Царёва как человека, перед которым стоит задача не восхищаться умозрительными изысканиями, а в кратчайшее время представить их наиболее мощное практическое применение. Накопление знаний о странностях аномалии продолжало увеличиваться по экспоненте. В один из пасмурных московских вечеров, возвращаясь к себе в загородный дом, Царёв продолжал размышлять над техническими аспектами поиска точной геопозиции обеих горловин временного тоннеля. Промелькнувшая догадка о том, чем на самом деле может оказаться этот временной тоннель, появилась и почти мгновенно испарилась, растаяла в потоке гипотез, одна за другой возникавших в его сознании. Умение цепляться, не отпускать от себя такие незаметные, проносящиеся, словно искры от горящего в ночной темноте костра, озарения, свойственные только людям с выраженными признаками гениальности, позволило ему отмотать обратно всю ниточку своих размышлений.
Принимая во внимание похожесть временной структуры вселенной на отношения между поколениями, когда общность всех существ, предшествующих рождению конкретного индивидуума, может быть изображена в виде сходящейся к месту его рождения воронки и далее тех же прямых, расходящихся под различными углами вниз и очерчивающих общность произведённых на свет его (этого индивида) потомков, Царёв давно отказался от представления прошлого, настоящего и будущего в виде прямых линий, идущих в одном и том же направлении. Раньше такие учёные как Эйнштейн, а в дальнейшем и поддержавший его в этой гипотезе Карло Ровелли предположили, что именно конусы, называемые ими световыми, а не слои определяют структуру времени. В свое время они пришли к выводу, что скорость времени, кроме всего прочего, изменяется от точки к точке, таким образом деформируя реальную картину пространства времени. И самое главное! При возникновении гравитационной волны световые воронки времени флуктуируют настолько интенсивно, насколько гравитация превышает обычные параметры, присущие определённой вселенной или галактике. В некоторых случаях это колебание может приводить воронки времени к развороту до ста восьмидесяти градусов, обеспечивая попадание будущего в ту точку, где прошлое уже имело место, приводя общее движение к событию, с которого это движение началось.
Почувствовав, что решение вот-вот будет найдено, Царёв даже зажмурился, дабы исключить любое возможное отключение от нити рассуждений, ведущей к разгадке величайшей тайны мироздания. Он вспомнил, как в семьдесят четвёртом году двадцатого столетия взволновала мировое научное сообщество идея Стивена Хокинга , впрочем, оказавшаяся в дальнейшем ошибочной, о выделении чёрными дырами тепла. До того момента, пока этому феномену не нашлось проверенного объяснения, казалось, что ряды научных трудов, покоящихся на полках библиотек, вот-вот на глазах всего мира превратятся в груду макулатуры. В дальнейшем всё объяснилось потоками отрицательной энергии, входящими в чёрные дыры. И здесь, именно здесь Царёв почувствовал, как, сопоставляя разрозненные данные, он приблизился к успеху. Но может ли быть такой феномен здесь, на Земле? Неужели временной тоннель это quasi black hole, существующий в самом центре обитаемой планеты? Как он появился и зачем? Такие вопросы показались Царёву неуместными в данный момент, и он вернулся к практическим аспектам своей научной деятельности. Учитывая неопровержимые доказательства, представленные Эйнштейном в его специальной теории относительности о том, что время замедляется при приближении к центру планеты Земля, естественным правильным ответом могло быть только утвердительное «да». Следовательно, временной тоннель, берущий своё начало у горного массива Кара-Даг, должен направляться к центру Земли, а далее, изменяя своё течение под определённым углом, снова выходить на поверхность где-то за тысячи километров. Не находись в распоряжении института, возглавляемого Царёвым, вычислительного центра с самыми мощными современными компьютерами, на математические вычисления, связанные с поиском траектории этого временного тоннеля, потребовались бы десятилетия. В новой реальности на всё ушло менее шестидесяти дней. Когда на столе у директора появились не только точная формула, описывающая многомерное пространство гравитационной петли, стремящейся к центру земного шара, а затем выбрасывающейся наружу, но и подтверждённые координаты системы ГЛОНАСС обеих её щелей, Царёв невольно усмехнулся. И уже другими глазами посмотрел на фигуру номер один дифракционного распределения.
– Теперь становится понятно, откуда у китайцев взялся этот их дракон, – сказал он тогда, обращаясь ко всем присутствующим на совещании.
– Обе щели находятся довольно глубоко под водой, некоторые доисторические животные, случайно попадая в воронку времени, то и дело оказываются вне своей эпохи. Погибающие дельфины не более чем приемлемое для них питание. Само же спектральное видение змея или, соответственно, дракона абсолютно безобидно, – поспешил с уточнениями непосредственный руководитель всего проекта.
– Значит, живые существа неоднократно и безболезненно могут перемещаться во времени, и будущему АРПИ ничего не грозит? – спросил Изотов, который знал наперёд, что кадровые вопросы по подбору волонтёров поручат ему.
– К сожалению, нет, – ответил руководитель проекта.
– Как так? – растерянность сквозила в интонации Царёва, несмотря на умение сохранять самообладание в самых неприятных ситуациях.
– Время жизни доисторического животного, попавшего в настоящее, исчисляется минутами. Его плоть распадается на элементарные частицы сразу после смерти практически мгновенно. В противоположном случае мы не знаем о судьбе рыбы или млекопитающего почти ничего, – вступил в разговор заведующий кафедрой биохимии пограничных состояний.
– Что значит почти ничего? Вообще ничего или ничего-ничего? Почти ноль это сколько? – действуя всегда в интересах Царёва, Изотов порой позволял себе дозированную грубость. Он знал, что биохимик, прежде чем отвечать, дождётся реакции директора, которому, по понятным причинам, всегда приходилось соблюдать приличия.
– Мы начали помечать радиоактивными изотопами некоторых дельфинов, находящихся в акватории, прилегающей к черноморской щели. Результаты спорные, но в целом обнадёживающие. Время предполагаемого существования животного, попавшего в прошлое, зависит от глубины этого прошлого. В любом случае фактов гибели живых существ при движении в направлении, обратном обычному временному потоку, не зафиксировано. Кроме того, возможно организовать эвакуацию, но нам потребуются непрерывные потоки отрицательной энергии. Сможем ли мы хранить её в квантовом вакууме, это вопрос, остающийся открытым по сей день, – ответил за биохимика руководитель проекта.
Сразу после совещания Царёв, составив отчёт на треть листа стандартного офисного формата, уехал к куратору. Даже несмотря на тысячи вопросов, остававшихся нерешёнными, главное открытие, безусловно, можно было считать состоявшимся. Единственным, что раздражало Царёва, была уверенность некоторых умников, что, путешествуя во временном пространстве, возможно решить все проблемы без его главного детища, а именно тонкой подстройки биополей.
– Мало того, что, заявляя открыто о своём несоответствии текущему времени, говорящий человек производит впечатление умалишенного, так ведь ещё надо задаться вопросом, а почему кто-то должен согласиться с его мнением? – в сердцах спрашивал он то своего помощника, то секретаршу, то Изотова, если тому не удавалось вовремя ускользнуть.
***
И вот теперь, по прошествии стольких месяцев, недель и дней, сливавшихся в непрерывный временной поток, перед Сергеем Николаевичем Царёвым лежало на столе донесение, из которого становилось абсолютно ясно, что они допустили серьёзную ошибку. Как такое могло произойти, было не ясно. Во всём предстояло разбираться. Разбираться долго и кропотливо. И именно на это у Царёва сейчас не было времени.
Покончив с воспоминаниями, он встал с кресла. Пройдясь по кабинету, посмотрел на циферблат настенных часов. Сколько раз за последний год он спрашивал себя, что есть время? Существует ли оно только для живых существ, измеряя возможность продолжительности поддержания низкой энтропии или, выражаясь более простым языком, упорядоченности атомов и состоящих из них молекул необходимой для эффективного функционирования уникальной структуры, создаваемой макромолекулой дезоксирибонуклеиновой кислоты? Какая разница, сколько раз облетит Земля вокруг Солнца, для горы Джомолунгма? Масштаб происходящих изменений для бездушного камня станет хоть сколько-нибудь заметен (если вообще такое изменение произойдёт) через миллионы витков одного космического объекта вокруг другого. Значит, секундные, минутные и часовые стрелки, описывающие круги на больших и маленьких циферблатах, могут только помочь нам, людям сопоставить наши планы и договорённости более точно, чем пользуясь фразами типа «встретимся вечером».
Рассердившись на самого себя за то, что снова отвлёкся на абстрактные размышления, Сергей Николаевич вышел в приёмную. Вернувшийся после отправки офицеров фельдъегерской связи Изотов, вместо того чтобы немедленно зайти в кабинет директора, совершенно нагло и неподобающе своему возрасту заигрывал с недавно принятой на работу секретаршей. Дабы не выдать интонацией разбушевавшееся в душе негодование не только от манкирования Изотовым сверхсрочных и сверхважных дел, но и от беспардонного проникновения оного на чужую поляну для охоты, Царёв медленно досчитал до десяти. Собравшись, он поинтересовался у своего помощника, прекрасно понимавшего свою долю ответственности за беспринципность молоденькой секретарши, мило щебетавшей с начальником службы безопасности, о реакции в Академии наук и в правительстве на известие о невозможности его присутствия на давно запланированных мероприятиях и совещаниях.
Все присутствующие в приёмной, а главное сам Изотов, прекрасно знали, насколько безразлична Царёву реакция на его действия со стороны любого начальства, не включённого непосредственно в научный цикл его исследований. Таким образом, вопрос, адресованный помощнику, заставил Павла Николаевича прекратить свои неуместные приставания и доложить по всей форме об успешном выполнении задачи по отправке важных визитёров.
– Давно вернулись? – всё же не найдя в себе силы сдержаться и из-за этого переходя на официальное «вы», спросил его Царёв.
– Секунду назад, – браво соврал Изотов.
– Я только сейчас размышлял о природе времени, и угрожающе крупные размеры твоей секунды подтверждают относительность его течения, – смягчаясь, пояснил Сергей Николаевич свои догадки о времени, прошедшем с момента возвращения Изотова после исполнения своей миссии.
– День – ночь, сутки прочь, – непонятно к чему выпалил солдафонскую присказку безопасник.
– Зайди, нам надо срочно собирать совещание, – велел Царёв, закрепляя своё доминирующее положение в стае, и попросил секретаршу Верочку позвонить в буфет и заказать кофе и бутерброды.
***
Молчание в минивэне показалось Нине гробовым. Взгляды, брошенные в её сторону после слов Ушакова о принятом решении срочно уехать, обожгли тело невидимым огнём. Одновременно горячая кровь промчалась по артериям и заставила её покраснеть. Сердце, ухнув, упало куда-то вниз, а затем помчалось галопом, мгновенно удвоив частоту Нининого пульса. В отличие от остальных, она почти не обратила внимания на слова Егора Иноземцева о неслучайности нахождения моряков на Крымском полуострове. Все мысли Нины сейчас вертелись вокруг фатальных неудач на личном фронте, преследовавших её с роковым упорством. За неполные двадцать лет жизни у неё не случилось ни одного стоящего воспоминаний романа или хотя бы приятной по ощущениям авантюры, о которой можно было бы вспомнить без чувства брезгливости. Будь она некрасивой девушкой, ей, наверное, легче было бы определить мотивы того или иного претендента на своё внимание. Семья Нины однозначно занимала привилегированное положение в обществе. Карьерный рост молодого человека, берущего такую барышню себе в жены, был обеспечен априори. Понимание возможности такого расчёта сильно её угнетало. Она, Нина, как это подчас случается даже у весьма прагматичных и ухватистых родителей, пришла к концу своего второго десятка жизни с довольно романтичной и не испорченной борьбой за выживание душой. Чтение зарубежной и русской классической литературы только отдалило от реальности её представление о добре и зле.
На самом деле даже вырваться сюда, в Коктебель, у неё получилось не с первого раза. До этого она всегда ездила к морю с папой и мамой. Чинно, достойно и скучно. В раннем детстве местом отдыха бывали пляжи Италии и Франции. Потом отец купил огромный дом в ста километрах от Барселоны. Легендарное Сагаро, почти незаметное на карте между Сан-Фелиу-де-Гишольс и Платхой-де-Аро , тогда было пристанищем для очень богатых аристократов партийной номенклатуры из развалившейся страны советов. Время бежало вперёд. Менялась мода. Дом продали и стали отдыхать в Сочи, возможно, более шумном, но зато куда более демократичном и бюджетном. Словом, до сегодняшнего лета Нина никогда не оставалась на отдыхе одна, без присмотра заботливой мамы.
Здесь, в Коктебеле, предложений и возможностей для знакомства было пруд пруди. Это радовало и пугало. Девушки, с которыми она приехала сюда, старались держаться вместе только до поры до времени. Сразу после знакомства с весёлыми моряками каждая стала сама за себя, и никто даже не подумал помочь ей отвязаться от настырного Трубача, посчитавшего, что первый разряд по боксу и приплюснутый от пропущенного свинга нос дают ему право первой ночи. Незаметно передавая записку Сане Ушакову со своим номером телефона и адресом, она не преминула разыграть козырную карту, указав адрес своей прописки. Сначала отсутствие его реакции на словосочетание «Крестовский остров» её, скорее, обрадовало, так как показывало его бескорыстие в отношениях с женским полом, однако потом Нина приписала его нерешительность страху перед боксёром Трубачом и загрустила ещё сильнее. Только видя собранность и решительность, с которой Саня Ушаков повёл себя в экстремальной ситуации при появлении несущегося в сторону Коктебельского пляжа чудовища, она поменяла своё мнение о нём и обо всём происходящем. Ей стало стыдно. Стыдно изображать из себя капризулю, мадемуазель Нитуш, другими словами, просто морочить голову задаваке Трубачу, не имевшему ни малейших перспектив на её взаимность.
«А теперь, что теперь? – думала Нина, глядя в запыленное окно минивэна, скрипящего рессорами на каждом вираже. – Оказывается, он уже поменял билет. Надо раздобыть яду и покончить с моей никчёмной жизнью сегодня вечером», – решила она, и ей сразу стало легче, хотя ничего подобного она делать не собиралась.
– Всё, приехали! – заявил Сева Маслов, останавливаясь на парковке поближе к проходу на пляж.
– Девочки выходят, мальчики остаются! – заявил Егор Иноземцев, постепенно прибравший к рукам функции организатора.
Катя номер два и Нина, выскользнув из душного салона, немедленно направились в сторону моря. Стояла полуденная жара, но загорающих людей только прибавилось. Найдя глазами тех, кто оставался на пляже во время их экспедиции к водолазу, когда-то видевшему змея, они направились прямиком в их сторону. За время их отсутствия в составе компании произошли довольно заметные изменения. К загоравшим (теперь исключительно нагишом) Марине, Анне и Кате номер один прибавились ещё две дамы, также не стеснявшиеся демонстрировать свои стройные фигуры. Притащивший их неизвестно откуда Трубач усердно развлекал всю компанию, ловя ртом подбрасываемые вверх вишенки, при этом демонстрируя свою врождённую ловкость и отличную координацию. Противоречивая, как все особы женского пола, Нина почувствовала лёгкий укол ревности, но, немедленно взяв себя в руки, просто решила повременить с нудизмом. Завязав свои чуть вьющиеся волосы в тугой конский хвост, она пошла купаться, не обращая внимания на взгляды, которыми всегда невольно сопровождали её появление на пляже персоны мужского пола, независимо от возраста и социального положения.
Севе Маслову пришлось сделать пару кругов, прежде чем он заметил место, более или менее подходящее для парковки. Решивший настоять на своём и в любом случае уехать сегодня вечером, Ушаков терпеливо ждал начала разговора, рассчитывая перехватить инициативу и выложить свои аргументы в самом конце. Привыкший к женскому вниманию, он не очень переживал за чувства к нему со стороны Нины. Завяжись их отношения с первого дня, с первой встречи тогда утром, после бессонной ночи в день его приезда, он бы, наверное, чувствовал хоть какие-то моральные обязательства перед ней. Однако, и он об этом сейчас не жалел, всё сложилось иначе. Из уважения к дружбе, связавшей его и других моряков, Ушаков готов был выслушать Егора Иноземцева, но не более того. Дальше его ждали аэропорт, Москва и серьёзная взрослая жизнь с обязанностями и ответственностью за свои поступки.
– Поясни свои слова, что значит «мы здесь не просто так»? – первым завёл разговор, которого ждали все присутствующие в салоне минивэна, Володя Башкирцев, как только Сева Маслов заглушил мотор, втиснувшись в конце концов в некое подобие парковочного пространства.
– Эти слова значат, что все вы выполняете негласное задание военной контрразведки и подчиняетесь непосредственно мне, Егору Иноземцеву, мичману тихоокеанского флота, – стараясь придать обыденность звучания столь пафосному заявлению, сказал Егор.
– Ты знал об этом? – обратился к Севе Маслову Башкирцев.
– Это сейчас не имеет значения, – безапелляционно заявил ему в ответ Егор Иноземцев.
– А что имеет? – не унимался Башкирцев. Он в недоумении поглядывал на своего товарища Ушакова, ожидая от того поддержки и возмущения такой бесцеремонностью со стороны Егора Иноземцева.
– Что перед нами стоит задание государственной важности, – со всей торжественностью ,подобающей такому объявлению, ответил Егор.
– Шницелю поручили сожрать все запасы съестного в этом городе, а вам с Коротичем перевоспитывать девчонок, отучая их купаться голышом? – вмешался наконец Саня Ушаков.
– Вам недостаточно моих слов? – спросил Иноземцев удивлённо, хотя на самом деле был уверен в таком развитии событий.
– А что изменится, если ты дашь им подтверждение? Мы не подписывали никаких бумаг, – возразил ему Ушаков.
– И спокойно дембельнулись, так что, Егор, хорош гнать пургу среди своих друзей, – поспешил добавить Башкирцев.
– Вот приказ о создании специального подразделения и включения тебя и Ушакова в его состав. Надеюсь, вам обоим не надо объяснять, что вы не можете отказаться, – сказал Егор Иноземцев, доставая из сумки, висевшей у него на поясе, листок бумаги, аккуратно упакованный в непромокаемый файл. Не узнать бланк канцелярии тихоокеанского флота было невозможно. Внимательно прочитав его содержание, Башкирцев передал приказ Ушакову.
– То есть сейчас на задании нас четверо в группе? – уточнил, возвращая бумагу своему новому командиру, Александр Ушаков.
– Да, остальные ничего не должны знать, – пояснил Иноземцев, убирая файл обратно в сумку.
– Что мы должны делать? – спросил, примирившись с обстоятельствами, Саня Ушаков.
– Сейчас вернёмся на пляж, вечером нас вызовут для разъяснений дальнейших действий, – ответил ему Иноземцев.
– А когда можно получить денежное содержание и командировочные? Там указаны неплохие цифры, – поинтересовался Башкирцев, на самом деле очень довольный не только намечающимся приключением, но и тем, что Саня Ушаков остаётся с ними в Крыму.
– Прямо сейчас, – сказал Иноземцев. Он вытащил из той же самой сумки пачку пятитысячных купюр и, разделив её на три равные части, раздал деньги Маслову, Ушакову и Башкирцеву.
– А чего ты нам сразу не сказал? – Саня Ушаков, словно не веря до конца в происходящее, смотрел на огромную по его меркам сумму денег.
– Встретимся со старшим, он объяснит. Мне говорили, но я до конца не понял, какой-то эффект наблюдателя. Вы должны были узнать о змее сами, – скомкал ответ Иноземцев.
– Лады, Егор, только давай договоримся общаться на равных. Хочешь быть лидером – заслужи наше уважение, – поставил условие Ушаков.
– А пока «никакой ты не командир» – рассмеялся Башкирцев.
Остаток дня прошёл без происшествий. Вечером решили идти на танцы. Вся компания ужинала на летней веранде одного из прибрежных ресторанов, когда зазвонил телефон Иноземцева. Разговор длился не более тридцати секунд, после чего, не возвращаясь к столу, Егор Иноземцев объявил, что ему, Ушакову, Маслову и Башкирцеву необходимо срочно уехать, и он не знает, когда они вернутся.
***
Вернувшись в кабинет вместе с Изотовым, Царёв сел в большое кожаное кресло, стоявшее возле невысокого журнального столика. Дождавшись, пока девушка-буфетчица расставит кофейник, чашечки для кофе и остальные принадлежности для употребления заокеанского напитка, он ещё раз, теперь уже вслух, специально для Павла Николаевича прочитал текст секретного послания.
– Как такое могло случиться? – задал он самый сакраментальный в текущей ситуации вопрос, закончив чтение и откладывая в сторону листки бумаги.
– Могу перечислить тебе огромное количество версий, но сейчас это ничего не изменит. Только непонятно: почему японцы? Противоположный Крыму Ляодунский полуостров всегда принадлежал Китаю, – стараясь соблюдать спокойствие, Изотов попробовал порассуждать, хотя на самом деле ему как руководителю службы безопасности всего института легко могло прилететь в случае подтверждения утечки секретной информации.
– Японцы затаились после поражения во второй мировой войне. Немцы вон тоже улыбались и заискивали, пока не показали свою реваншистскую сущность при первом удобном случае. Однако ты прав. Это загадка останется для нас неразрешенной до встречи с нашим куратором, – сказал Царёв, поднимаясь с кресла. Не ставя чашку с кофе на журнальный столик, он подошёл к своему рабочему столу и снял телефонную трубку специальной АТС.
На этот раз его соединили с куратором. Обменявшись с абонентом на противоположном конце линии подобающим в сложившихся обстоятельствах сухим приветствием, Царёв внимательно выслушал инструкции по дальнейшим действиям.
– Что делаем дальше? – спросил Изотов, как только понял, что его старший товарищ закончил разговор.
– Нас смогут принять не раньше завтрашнего утра. Попросили быть готовыми к отправке АРПИ, – задумчиво ответил Царёв.
– Но у меня нет ни одной подходящей кандидатуры, – попробовал возразить Изотов.
– Думаю, теперь это не наша забота, – по-философски подвёл итог их небольшого диспута Царёв. Он тут же вызвал помощника и, как всегда в случаях авралов и чрезвычайных ситуаций, распорядился о присутствии всех без исключения сотрудников Института на своих местах.
***
К удивлению, пожалуй, всех, кроме Егора Иноземцева, на встречу для разъяснения стоящих перед группой задач они поехали не на привычном стареньком минивэне. Недалеко от дома Севы Маслова их поджидал внушительного вида внедорожник с дополнительным рядом откидных кресел. Дорога заняла немногим более часа. Несмотря на почти непроницаемую темноту Крымской ночи и глухо затонированные стёкла, по разговору водителя с дежурным на КПП стало понятно, что они въехали на закрытую территорию войсковой части. После проверки документов и путевого листа сидевший за рулём человек снова поднял стекло, и пассажирам опять стало ничего не видно вокруг. Проехав ещё не более пятисот метров, внедорожник вновь притормозил перед воротами авиационного ангара. На этот раз обошлось безо всяких объяснений. Ворота распахнулись, и машина, въехав внутрь, остановилась рядом с десятком точно таких же внедорожников, не отличавшихся друг от друга даже номерными знаками. После поездки в почти абсолютной темноте ребята жмурились от яркого искусственного света, заливавшего всё окружающее пространство, размеры которого поражали воображение. На площади не менее, чем полтора футбольных стадиона, шла интенсивная подготовка к чему-то очень важному и значительному. Из покрашенных в защитный камуфляж кунгов радиолокационных машин то и дело появлялись младшие офицеры и мичманы, спешившие с полученными радиограммами в сторону штаба в центре авиационного ангара. В самом дальнем углу к поисковым работам готовилась целая рота кинологов с овчарками на коротких поводках.
– Где вы так долго? – запыхавшись, спросил подбежавший к ним лейтенант. – Идёмте скорее, вас ждут.
Оставив водителя возле его внедорожника, моряки быстрым шагом поспешили вслед за встретившим их лейтенантом в сторону штаба, представлявшего из себя сооруженную внутри ангара лёгкую конструкцию наподобие тех, что используют строители. Отличительной чертой всего этого сооружения было гладкое, без единого шва, внешнее покрытие, обеспечивающее полную непроницаемость от радиомагнитных волн.
Несмотря на ту поспешность, которая была навязана встретившим лейтенантом, им пришлось ожидать приёма у руководства. Видимо, кто-то более важный в текущем моменте получил возможность попасть на инструктаж как раз в тот промежуток времени, пока они задержались на парковке. Пока они ожидали, стоя в коридоре напротив металлической двери, по количеству запоров, скорее, напоминавшей вход в банковское хранилище, чем в заурядный кабинет войскового начальства, каждый из них по-своему оценивал свои собственные перспективы. Хуже всех чувствовал себя Сева Маслов, который никогда не думал связывать свою судьбу со службой в любом из возможных вариантов. По большому счёту он и на флот попал по недоразумению, перепутав двери в военкомате. Потом, поддавшись посулам Егора Иноземцева организовать его демобилизацию с первой партией, он согласился ему помочь собрать нескольких боевых пловцов в Крыму. Сева до сегодняшнего дня даже не подозревал о серьёзности всего происходящего и сейчас, стоя рядом с остальными, ругал себя и Иноземцева, не стесняясь в выражениях. Сам же Егор чувствовал себя на седьмом небе. С первых дней службы он понял для себя, кто главный на корабле. И в системе его координат главным оказался отнюдь не морской волк в звании капитана первого ранга, а незаметный хозяин скромной каюты с табличкой, содержащей только Фамилию-Имя-Отчество. Сразу заметим, что Егор никогда не был стукачом, да и самого особиста не интересовали вопросы частного характера, включая тривиальные сплетни и суждения, высказываемые в матросских кубриках. Их деятельность, не прекращавшаяся ни днём ни ночью, по своей природе ни при каких обстоятельствах не должна была быть заметна или понятна.
После того как беседа с Ушаковым и Башкирцевым завершилась успешно, согласием обоих сотрудничать и выполнять необходимые поручения, Иноземцев вполне оправданно ожидал поощрения со стороны своего руководства. Признаться честно, возможная реакция обоих моряков его тревожила и немного пугала. Не в смысле возможной физической расправы, Иноземцев последние месяцы усердно занимался изучением рукопашного боя и вполне мог за себя постоять. Однако после года службы ситуация, когда человеку неожиданно ставится условие вернуться в строй, многим может прийтись не по душе. Стоя теперь рядом с ними в коридоре штабного модуля, он, бросая на них незаметные взгляды, вспоминал, как долго и кропотливо особист просматривал личные дела моряков, отбирая наиболее подходящих. «Понимаешь, у нас нет права на ошибку, – пояснял контрразведчик Иноземцеву. – Если они прямо откажутся или начнут задавать слишком много вопросов, выторговывая себе дополнительные условия, нам, конечно, придётся их заменить, а это означает потерю времени. Для поставленной задачи нужны люди с устойчивой психикой и высокими морально-волевыми качествами. Не каждый подойдёт, да и не каждый согласится на риск. При установлении доверительного контакта многое зависит и от тебя. Всего словами не объяснишь. Если справишься с такой задачей, считай, есть у тебя талант для работы с людьми».
Что ж, и Ушаков, и Башкирцев не подвели. Оправдали ожидания самого особиста, и его, Иноземцева, усердные многомесячные усилия не прошли даром. Как ни старались внешне оба матроса показать, что решающей частью договора была кругленькая сумма, выплаченная им обоим, Иноземцев прекрасно понимал, что это только для отвода глаз. Чувство локтя, возможность послужить своей стране, несмотря на очевидные риск и опасность, вот что двигало Ушаковым и Башкирцевым, несмотря на внешнюю меркантильность.
Все четверо моряков и сопровождающий их лейтенант стояли в коридоре, ожидая своей очереди, воздерживаясь от разговоров и комментариев. У каждого из них были свои резоны к такой сдержанности. Ушаков только позволил себе несколько раз обменяться взглядами со своим другом Башкирцевым. Каждый из них знал почти наверняка, что самая сложная работа, связанная с физическими усилиями, требующими их феноменальной выносливости и специфических навыков боевых пловцов, выпадет на их долю. Оба они ошибались. Им и в голову не могло прийти, что задание в этот раз будет настолько же необычным, насколько опасным и, возможно, невыполнимым.
***
После внезапного отъезда четверых моряков компания молодёжи, пополнившаяся днём непонятно на какой основе привлечёнными Трубачом девушками, немедленно разделилась в своих приоритетах на проведение оставшихся часов июльской ночи. Мнения даже внутри союзнических групп разнились настолько, что не было никаких шансов хоть как-то договориться. Шницель и Катя номер один просто ушли, не утруждая себя церемонией прощания. Коротич, явно терзаемый обидой за то, что его друзья уехали без него, тут же рассорился ещё и с Мариной, которую он, по правде говоря, не сильно ценил с самого начала. Подозревая, что она досталась ему из-за сговора Иноземцева с Масловым, и что Катя номер два и Аня, соответственно распределённые между ними, очевидно лучше, чем его Марина, он с самого первого дня не находил себе места и ссорился с ней по три раза за день. Трубач звал обеих своих новых знакомых уединиться втроём в каком-то сомнительном отеле, на что они отвечали шутками и размытыми обещаниями поступить именно так, но исключительно после посещения модного ночного клуба. А так как у Васи Трубача, совершенно очевидно, ни при каких вариантах не могло найтись для такой экскурсии необходимых ресурсов, он продолжал уговаривать их, перемежая своё нытьё сказками и небылицами про ожидаемое им наследство.
Поняв, что сегодня никаких танцев ждать не следует, и сам Ушаков, даже если и вернётся вместе с остальными не слишком поздно, вряд ли будет расположен к веселью, Нина помогла Севиной маме убрать со стола и, решив не дожидаться шушукавшихся о чём-то в уголке Катю номер два и Аню, ушла к себе в гостиницу в обществе хнычущей от несправедливой обиды Марины.
Разливающийся повсюду свет огромной луны делал тёмную синеву неба почти прозрачной, и казалось, что до звёзд можно запросто дотянуться. Узкая дорожка, когда-то асфальтированная, а сейчас вся покрытая проросшим между потрескавшимся покрытием сорняком, петляя, вела вниз, в сторону центра посёлка. Чтобы не оступиться, Нине и Марине приходилось больше смотреть под ноги, чем на мерцающие созвездия. Неожиданно сзади послышался звук торопливых шагов. Обернувшись, девушки увидели спешившего к ним Женю Коротича. Черты его лица, сначала радостно-приветливые, изменились за долю секунды. Ни Марина, ни Нина никогда не видели его таким раньше. Что это было, страх или готовность принять неравный бой, девушкам не суждено было узнать уже никогда. Они смотрели на живого Коротича последние секунды. Маленький металлический предмет, пущенный кем-то, стоявшим у них за спиной, с характерным свистом пролетев между Ниной и Мариной, воткнулся Коротичу в сонную артерию. Постояв совсем немного на ногах и удивлённо трогая обеими руками торчавший из шеи японский уракен, он сначала опустился на правое колено и уже потом упал лицом вниз, заливая асфальтовую крошку кровью, тугой струей вытекавшей из разорванной артерии. Девушки бросились к нему, Нина, остановившись рядом, хотела перевернуть его на спину и хоть как-то попытаться спасти, остановив кровотечение. Мозг его уже отключился, но сердце продолжало выкачивать по венам оставшуюся в сержанте кровь. Возможно, это было её ошибкой. На голову ей набросили чёрный мешок, и кто-то очень сильными и умелыми руками полностью лишил её возможности свободно двигаться. В свою очередь Марина, уверенная, что ничем помочь Коротичу не сможет ни при каких обстоятельствах, просто побежала обратно к Севиному дому. Несмотря на свою немного нескладную фигуру, она отлично двигалась и имела преимуществом молодость, позволяющую ей долго сохранять дыхание. Почти успев добежать до первого поворота извилистой тропинки, Марина могла бы похвастаться, что выбралась из передряги без единой царапины. Однако два почти одновременно отправленных ей вслед метательных снаряда, хоть и не поразили её насмерть, но, причиняя дикую боль, воткнулись в область левой лопатки. Закричав от боли и страха, она упала на четвереньки и, по-звериному перебирая всеми четырьмя конечностями, продолжила двигаться к своему спасению. Почувствовав, что рана не опасна, девушка нашла в себе силы подняться на ноги и бежать дальше, крича так громко, что в окнах соседних домов начал зажигаться свет.
Крик этот настолько запечатлелся в Нинином сознании, что, даже лёжа на полу какой-то машины, спешно уезжавшей с места её похищения, она продолжала отчётливо его слышать. Шок, сопровождавший и определявший её поведение с того мгновения, как изменившийся в лице старшина Женя Коротич получил смертельное ранение, замкнул у Нины нейронную цепочку, отвечавшую за врождённый инстинкт самосохранения. Скрючившись на полу трясущегося на ухабах автомобиля, с мешком на голове и связанными за спиной руками, она не чувствовала страха. Душа её, словно отделившись от тела, зависла где-то рядом и наблюдала за всем спокойно и без сожаления. Только визг убежавшей Марины, похожий на вой болотной выпи, давил на барабанные перепонки, мешая слышать какую-то тарабарщину, произносимую её похитителями на совсем незнакомом ей языке. Несмотря на мешок, надетый ей на голову, Нина почему-то знала, сколько мужчин и женщин находятся в машине. Три мужчины и одна женщина, не считая её самой, мчались сейчас в сторону посёлка имени Орджоникидзе. Все четверо сопровождавших её людей были азиатами. Ощущение пустоты в своём теле постепенно становилось невыносимым. Ей пришлось приложить усилие для воссоединения души и тела. Вздрогнув от конвульсии, словно электрическим током хлестнувшей её тело от пяток до макушки, она наконец почувствовала себя одушевлённым предметом. Крик убежавшей Марины, звеневший в ушах, пропал, зато появилось ощущение утери чего-то важного, возможно, свободы, а возможно, и шанса на спасение. Глубина и последствия ошибки, непонятно когда, где и почему ею совершённой, приведшей Нину в столь плачевное положение, давили на неё изнутри, словно предлагая снова отключиться и забыться в спасительном беспамятстве.
– Очнулась? – то ли спросила её, то ли просто констатировала факт женщина, сидевшая где-то рядом. Пальцы, твёрдые, как деревяшки, прикоснулись к Нининой шее, пробуя нащупать пульс. Опять раздалась незнакомая речь. Потом её подняли с пола и усадили на сиденье. Один из похитителей, сидевший рядом с ней, стянул с её головы мешок. Машина продолжала плавное движение, скрупулёзно соблюдая установленный местными властями скоростной режим.
– Ты знаешь, зачем тебя привезли сюда? – спросила азиатка, пристально разглядывая Нинины черты лица, словно стараясь угадать в них зашифрованную кем-то тайну.
– Кто вы? – произнесла пересохшими губами Нина первые пришедшие ей на ум слова.
– Мы приехали тебя спасти от неминуемой смерти, которую тебе готовили твои якобы друзья. Они говорили тебе, зачем ты нужна им здесь, в Коктебеле? – продолжала настаивать допрашивающая ее женщина. Она сидела на переднем сидении рядом с третьим азиатом, управлявшим автомобилем. Её без всяких оговорок можно было назвать красивой. Очень красивой. Такой красотой из всех азиатских женщин могли похвастаться только японки, выходцы их привилегированных сословий, подвизавшихся на дипломатической службе императора и подолгу проводивших время среди аристократов старого света. Нина, разбиравшаяся в таких вещах, сразу сделала для себя необходимую пометку в памяти об этом факте. Японцы. Нация, причисляющая хитрость, коварство и обман к добродетели. Продолжение разговора сулило только ещё большую запутанность в мотивах её похищения и в причине убийства простоватого старшины. «Хотя нет, со смертью Жени Коротича всё проще», – с горечью подумала про себя Нина, всё ещё колеблясь с решением вопроса, какую линию поведения следует выбрать на ближайшее время. Пытаться сохранить достоинство? Беспокоиться за свою жизнь? Ей совсем не хотелось умирать, а страх получить увечья довлел над ней, наверное, ещё сильнее, чем страх смерти.
– Можешь не волноваться, мы не причиним тебе зла, – словно прочитав её мысли, продолжила японка свои попытки начать диалог.
– Вы уже это сделали. Зачем вы убили ни в чём не повинного молодого парня? – удивляясь себе самой, Нина сказала первое, пришедшее ей на ум, просто чтобы не молчать.
– Я говорю о будущем, а ты вспоминаешь прошлое, – вкрадчиво сказала японка, мило улыбаясь рассерженной Нине.
– Прошлое определяет настоящее, – постаралась как можно спокойнее ответить Нина.
– Развяжите ей руки, – приказала японка сопровождавшим их головорезам.
Двое сидевших по бокам Нины мужчин, ни слова не говоря, выполнили распоряжение. Отодвинувшись от Нины, они дали ей немного свободного пространства. Теперь она могла изменить позу и растереть затёкшие запястья своих рук.
– Как видишь, настоящее формируется ещё и волей существующих в нём личностей ничуть не хуже, чем прошлым. Значит, будущее не предопределяется ни первым, ни вторым, а раз так, то и прошлое может меняться. Тебя привезли в Коктебель именно за этим, – японка продолжила говорить загадками.
– Меня никто не привозил. Я приехала сюда с Аней Серебряковой. Она моя подруга, – поначалу не уловив, куда клонит её собеседница, Нина, как ей казалось, говорила чистую правду, однако постепенно в её памяти начинали всплывать какие-то фрагменты их разговоров с Серебряковой. Как ни старалась она отогнать наползавшие сомнения, они не выходили у неё из головы. Понимание неслучайности их сближения за последнее время с каждой секундой становилось всё более четким.
– Мы поговорим об этом позже, – заявила японка, видя, что они вот-вот приедут к месту своего ночного автопробега. – Впредь обращайся ко мне онесан Юа.
На голову Нины снова надели чёрный балахон. Принимая свою судьбу, девушка не сопротивлялась, несмотря на то что руки её теперь были свободны и мирно лежали у неё на коленках. Машина, плавно притормозив, медленно въехала в какое-то довольно узкое пространство. Водитель заглушил мотор. Дальше движение продолжилось по вертикали вниз. Они спускались на автомобильном лифте, и Нина невольно задавала себе вопрос, какой может оказаться глубина этого инженерного сооружения.
***
Длинный стол для больших совещаний тянулся так далеко от того края, где занимал главенствующее место Сергей Николаевич Царёв, что приходилось пользоваться микрофонами, установленными напротив каждого рабочего места. Это были именно микрофоны и только для усиления звука. В своё время Изотов предложил воспользоваться этими микрофонами для записи всего того, что высказывают учёные во время совещаний. Он даже сумел подвести под это предложение на первый взгляд разумную идею не дать пропасть таким образом ни одному умному или неожиданному решению. Не тратя времени на объяснение причин, Царёв ответил ему отказом, сохранив здоровую атмосферу свободы и креатива в коллективе научной элиты.
Несмотря на долгие летние дни и короткие ночи, за окном давно было темно. Слушая очередного докладчика, Царёв чувствовал внутри себя необъяснимую тревогу. Возможно, ему было страшно признаться самому себе, что, давая вот так подолгу, без всякого регламента, говорить каждому из сидящих за столом докторов наук и членов корреспондентов академии, он на самом деле тянет время. Просто-напросто боится остаться в одиночестве, боится беспрерывно мучить себя вопросом, кто виноват в случившейся утечке, утечка ли это вообще и как и почему на той стороне туннеля, а возможно, уже и на этой, могли появиться японские офицеры. Отказ куратора от немедленной встречи только разогревал его сомнения. При этом его уверенность в эффективности службы, возглавляемой его старым другом Павлом Николаевичем Изотовым, была незыблема. Все остальные здесь присутствующие, хотя и были посвящены в самые мельчайшие детали секретного исследования, давно уже не имели никаких контактов с внешним миром. Размышляя, Царёв не переставал делать пометки в своём блокноте. Слова докладчика, сказанные как будто вскользь, без акцента, придающего этим словам существенную важность, заставили Царёва нахмурить брови.
– Семён Яковлевич, – обратился он по имени-отчеству к молодому совсем физику, описывавшему прогноз корреляции расчётного времени возврата в свою эпоху млекопитающего, запутавшегося в квантовых пустотах гравитационной петли от эффективности работы гиперпушки, испускающей отрицательную энергию для нивелирования пинч-эффекта горловины временного туннеля. Все присутствующие за столом специалисты, немедленно подобравшись и стряхнув с себя нахлынувшую на них по причине обыденности повторяемых вещей сонность, смотрели то на Царёва, то на замершего как истукан докладчика. Сергей Николаевич позволял себе перебить докладчика в очень редких случаях, а уж обращение по имени-отчеству означало только эпический промах, допущенный или в расчётах, или в логике текущих рассуждений.
– Семён Яковлевич, голубчик, а что же означают вот эти четыре пиковых значения восемнадцатого и шестьдесят третьего измерений гравитации во внутреннем пространстве чёрной дыры, фиксируемые уже неоднократно, начиная с декабря прошлого года? Не хотите ли вы сказать нам, что несчастные дельфины, попавшие в воронку времени, сумели, воспользовавшись своим собственным разумом, вернуться из палеолита обратно в Чёрное море нашего времени? Вы же не могли не обратить внимания на эти случаи? – задав сразу три вопроса, Царёв сделал паузу и, вертя в правой руке остро заточенный карандаш, пристально смотрел на немного растерявшегося учёного.
– Я докладывал о первых двух всплесках восемнадцатого и шестьдесят третьего измерений в многомерной матрице, – ответил молодой физик.
– Кому именно? – тон вопроса, задаваемого Царёвым, не сулил ничего доброго тем, кто упустил нечто принципиально важное. Ему не надо было догадываться о последствиях. Итоги только что обнаруженной ошибки ещё днем привезли и вручили ему офицеры фельдъегерской связи. Теперь было архиважно ещё до встречи с куратором выложить тому план действий, способный спасти такой перспективный проект.
– Я разговаривал с Павлом Николаевичем Изотовым, но он сказал мне, что наша лаборатория давно выбрала лимит по потреблению электроэнергии, и он распорядился поставить отсечку на автоматы наших силовых кабелей. Он предложил нам заранее согласовывать с ним все мероприятия, когда нам требуется повышенные мощности. Так как пиковые показатели стали появляться только после установки отсечки на силовом кабеле, мы связали одно с другим. А дельфин действительно пока никакой не возвращался, – закончив говорить не очень приятные для всех вещи, двадцатишестилетний Семён Яковлевич позволил себе пошутить про дельфина и сам первым рассмеялся своей шутке.
– Стране нужны герои, а рожают дураков, – не сдержался Сергей Николаевич.
– Я отправлял циркуляр о необходимости бережно относиться к любым ресурсам, включая электроэнергию, во все подразделения института. Если какой-то дельфин не смог вернуться, значит, его плохо дрессировали. Не надо валить с больной головы на здоровую, – моментально набычился Изотов.
– Я не знаю, о какой дрессировке вы мне говорите, но идея неплоха. Два часа назад вы сетовали на отсутствие подготовленных кадров для АРПИ миссии, но сейчас я вижу минимум двух кандидатов, сидящих за этим столом, – не скрывая ехидства, в ответ ему произнёс Сергей Николаевич.
– Но я не совсем понимаю, в чём моя вина, – чуть не плача от незаслуженной, по его мнению, обиды пролепетал Семён Яковлевич. Он был отличный физик и мог на кончике своего пера рассчитать траекторию движения галактики, находящейся в сотне миллионов световых лет от Земли, но быть АРПИ никак не входило в его планы.
– К сожалению, даже я не знаю, сможем ли мы хоть как-то сгладить те проблемы, которые имеем сейчас. У нас есть неопределённое количество времени на полный пересчёт пропущенных вами показателей. Успеем посчитать до звонка куратора, хорошо, не успеем, продолжим работу параллельно с неприятными объяснениями, – подвёл итог совещания Царёв. Он поднялся из-за стола, показывая всем, что надо идти и считать всё сначала.
Всячески стараясь делать вид, что он здесь не при делах, Изотов как ни в чём не бывало захлопнул свой кожаный блокнот, не преминув при этом аккуратно заложить страницы шёлковым шнурком, входящим в комплект этой ценной канцелярской принадлежности. Подмигнув секретарше Верочке, он протиснулся в кабинет Царёва.
– Ты сегодня был в спортзале? – спросил его Царёв.
– Конечно был, – стараясь придать бесхитростное выражение своему лицу, ответил Павел Николаевич.
– Шею качал?
– Конечно качал! А как же, мост, забегания, перекидывания. Обычный комплекс.
– Ты должен сделать себе харакири, – сказал Царёв, снимая с подставки большую и маленькую японские катаны, подаренные ему много лет назад.
– Сэппуку, сейчас чаще используют это слово, – покорно согласился Изотов.
– Да, наверное. Смотри, вставай на колени, – Царёв подтолкнул ему навстречу небольшой коврик. – Маленькой катаной тычь себе в живот и потом резко вверх, а я встану за спиной и как твой товарищ отсеку тебе голову, дабы лишить излишних страданий.
– Забери себе моего бультерьера, собака ни в чём не виновата и наверняка станет по мне скучать, – высказал свою последнюю просьбу Изотов. Он снял туфли из чёрной крокодиловой кожи и покорно опустился на половичок.
– Чем ты его кормишь? – спрашивая, Царёв одновременно примерялся, как поудобнее взмахнуть мечом.
– В холодильнике стоят банки с питанием, почитаешь, чай, грамотный, – уже не соблюдая прежнего пиетета в отношениях, ответил Изотов, когда дверь кабинета распахнулась и в сопровождении испуганной Верочки на пороге появился куратор, по соображениям секретности приехавший в институт лично.
***
Марина всегда немного комплексовала по поводу своих, как ей казалось, коротких и довольно полноватых ног. Стараясь скрыть оба этих непонятно почему причисляемых к недостаткам фактов, она носила длинные широкие юбки и обувь на платформе или с каблуком. В этот злосчастный вечер, несмотря на жару и довольно раздолбанное покрытие местных дорог, она, как обычно, нарядилась в туфли, каблуки которых сначала мешали ей бежать, а затем один из них, сломавшись, заставил её ковылять из последних сил. Ручейки крови, сочившейся из ран на спине, смешивались с едким потом, окрашивая блузку и юбку в красный цвет. Остановившись возле калитки палисадника, где всего несколько минут назад она попрощалась с Аней и Катей номер два, Марина схватилась за штакетину и потянула на себя. Калитка, никогда не запиравшаяся днём, теперь оказалась замкнута на внутреннюю щеколду, до которой девушка, стоя снаружи, не могла дотянуться. Тряся калитку, Марина снова закричала. От охватившего её панического страха ей казалось, что она сейчас умрет. Услышав крик своей подруги, две девушки, единственные, кто из всей весёлой компании оставались сейчас в доме Севы Маслова, выбежали ей навстречу.
– Вызовите мне скорую, – рыдала Марина, повиснув на подбежавшей к ней Ане.
– Да что с тобой случилось? – испуганно повторяла Катя номер два. От вида крови, пропитавшей Маринину одежду, ей стало плохо, и она пыталась подавить подступавшую к горлу тошноту.
– На нас напали. Вызовите скорую! – повторяла Марина.
– Кто напал? Почему? – спросила Анна, усаживая свою подругу на один из пластмассовых стульев, стоящих вокруг уличного стола. На Ане были джинсы в обтяжку, подчёркивающие её стройные длинные ноги, и чёрная блузка с пуговками, готовыми вот-вот лопнуть в районе груди. Теперь и на её одежде повсюду были следы крови, которые оставались на всём, к чему только прикасалась рыдающая Марина.
– Я не знаю, отвезите меня в больницу.
– А где Нина и Женя? – Анна продолжала задавать вопросы удивительно спокойно. Она уже увидела две японские звёздочки, торчавшие из Марининой лопатки, и спрашивала себя, как такое могло случиться. Как профессионалы высочайшего уровня не смогли справиться с простоватой толстушкой, убежавшей от них на десятисантиметровых каблуках.
– Я понятия не имею! Мне нужен врач, я могу умереть, – продолжала всхлипывать Марина. Сидя на стуле, она смогла отдышаться и немного прийти в себя. Раны не причиняли ей сильной боли, но шок и страх продолжали разрушать её сознание.
– Мариночка, не волнуйся, я уже звоню в скорую помощь, – затараторила сумевшая справиться с тошнотой Катя номер два.
– Подожди, может, лучше дождаться ребят? – пытаясь тянуть время, предложила Анна. Обстановка сложилась критическая, принимать решение, не посоветовавшись с теми, кто всё это затеял, она опасалась.
– Алло, скорая? – спросила кого-то на другом конце линии Катя номер два, не обратив внимания на предложение Анны.
Отступать или медлить далее не было ни смысла, ни возможности. Точным ударом в подбородок сбив Катю номер два на землю, Анна подняла выроненный при падении телефон. Извинившись за ложный вызов, девушка мимолётным прикосновением к красному кружку на экране закончила разговор, после чего отсоединила аккумуляторную батарею и, вытащив симку, разломила её пополам. Перестав скулить, Марина смотрела на происходящее оторопелыми глазами. Животным инстинктом вновь почуяв беду, она вскочила на ноги и собиралась повторить своё чудесное спасение, но сбросившая личину дружеского участия Аня была к этому готова. Ловко подставив подножку начавшей свой побег Марине так, что одна нога девушки зацепилась за другую и привела к неминуемому падению лицом вниз, Анна прыгнула ей на спину и, перекрыв пальцами поступление крови в мозг через сонную артерию, на некоторое время полностью отключила её сознание.
Замерев на некоторое время, Анна внимательно осмотрела двор и дом. Окно комнаты, где обычно спала мать Севы Маслова, так и не засветилось электрическим светом. Анна мысленно похвалила себя за предусмотрительность. Исполняя роль девушки Севы, она как можно ближе сошлась с его мамой. Ещё далеко не пожилая женщина охотно общалась с молодой и привлекательной девушкой, хотя негласно осуждала её фанатичную склонность при всяком удобном случае загорать нагишом. Затрагивая тему опасности чрезмерного воздействия солнечных лучей, обе они волей-неволей переходили на тему общего здоровья, излишней нервозности и плохого сна. Как представитель молодого поколения Анна не без оснований позиционировала себя хорошо разбирающейся в современной фарме. Таблетки, рекомендованные ею как идеальное средство от стресса для женщин среднего возраста, имели побочным эффектом повышенную сонливость, но так могло быть даже лучше, учитывая фиговую звукоизоляцию межкомнатных перегородок перенаселённого на данный момент дома.
Тишина, стоявшая вокруг, успокоила Анну. Марина и Катя номер два, не очнувшиеся до сих пор, казалось, просто спали на земляном покрытии двора, одна, раскинувшись в позе морской звезды, другая – уткнувшись носом в пучок сорной травы. Пришла пора уходить. В том, что случилось и ещё неминуемо должно случиться, не было её вины. Оставить кого-либо из присутствующих в живых она не имела права. Не чувствуя ни жалости, ни сострадания, она перенесла тела ещё живых девушек внутрь дома. Вынув оба уракена из Марининой спины, она аккуратно положила ту на кровать. Придавив подушкой лицо, она постояла так некоторое время, дожидаясь, когда перестанет биться сердце. Те же действия она проделала и со спящей как ни в чём не бывало матерью Севы, и с Катей номер два, положив её на кровать, где все последние дни они спали с Севой Масловым. Аня делала всё спокойно и никуда не торопясь. Сняв с Кати номер два всю одежду, она поменялась с ней серёжками и цепочкой. По росту девушки отличались не сильно, и вся Катина одежда могла на первых порах ей подойти, а надолго она была ей не нужна. Ещё раз обойдя все комнаты и дворик, она вернулась в дом и, чиркнув спичкой, подожгла бумажные обои возле электрической розетки. Подождав, пока займётся огонь, Анна вышла на улицу. Со стороны это была не кто иная, как Катя номер два. Большие тёмные очки и бейсболка, надвинутая на самый лоб, должны будут подсказать тем, кто потом увидит её изображение, снятое видеокамерами на автовокзале и аэропорту, что Катя пыталась скрыться, надеясь на дилетантскую маскировку. Время, пока пройдут все экспертизы, работало на Анну. Только потом, когда станет ясно, что в лёгких погибших нет дыма, картинка примет другой ракурс. Но всё, что ей надо успеть сделать, она успеет и так.
***
Привыкший к экстравагантным выходкам Сергея Николаевича Царёва, куратор ничуть не удивился, застав руководство института за подготовкой к обряду сэппуку. Всю торжественность момента испортила легкомысленная Верочка, как все женщины, склонная к экзальтации и чрезмерно серьёзному отношению к бытовым мелочам. Увидев, что японский меч в руках бесстрастного и безжалостного директора достиг апогея набора потенциальной энергии, она бросилась к нему, вереща нечто нечленораздельное.
– Ага, значит, мои подозрения насчёт твоих приставаний к секретарше были не напрасны, – чему-то радуясь, спросил Царёв, стараясь отцепиться от девушки и усадить её в кресло.
– У тебя молодая жена, да и возраст, пора бы тебе остепениться, – ворчливо оправдывался Изотов, вставая с коврика и надевая свои крокодиловые шузы.
– Возможно, Вера Павловна просто спасала вас, Сергей Николаевич, от смертного греха, – примирительно заговорил куратор.
– Желание помочь товарищу закончить священный обряд харакири не может причисляться к грехам, описанным на скрижалях Моисея, – недовольно возразил Царёв, убирая катану в футляр с иероглифами.
– Да, я вижу, дело действительно носит характер безотлагательной срочности! Сначала фельдъегеря носятся здесь как угорелые со своими секретными пакетами, потом вы, Рихард Евгеньевич, неспешно рассуждаете о священных заповедях; «тихо-тихо ползи улитка по склону Фудзи…» Какая чушь эти хайку! «Рождённый ползать летать не может» звучит куда как поэтичнее и вдохновляет на героический подвиг. Я не признаю свою вину и теперь начинаю понимать, что всё это из-за Веры Павловны, – почувствовав, что гроза прошла стороной, нахально заявил Изотов, всем свои видом демонстрируя склонность к независимому суждению о самых сложных вопросах мировой культуры и философии.
– Верочка, попросите принести мне и Рихарду Евгеньевичу чаю и бутербродов из буфета, а Павлу Николаевичу попросите ничего не приносить, – сказал Царёв, придав голосу подобающую моменту строгость. – И чтобы нас никто не беспокоил, – прикрикнул он вдогонку шмыгнувшей за дверь кабинета секретарше.
Все трое мужчин немедленно настроились на деловой лад. И Изотов, и Царёв прекрасно понимали, насколько серьёзно положение, в котором они оба сейчас оказались. Не только погрешности, закравшиеся в расчёты, были этому причиной. По тем данным, которые стали доступны сидевшему напротив и вежливо улыбавшемуся Рихарду Евгеньевичу, получалось, что ещё минимум две неизвестные и могущественные структуры следили за проектом АРПИ. Возможно, ситуация подлежала коррекции, а возможно, нет. В любом из вариантов спокойное, размеренное течение времени прекращало своё существование. Наступало время авралов и работы против часовых стрелок.
Из пояснений, сделанных куратором, получалось, что военные контрразведчики ВМФ заметили подозрительную активность со стороны неизвестных им транснациональных корпораций как раз в зоне исследуемого институтом Царёва туннеля. Поначалу не придав этому кейсу важного значения, служба занималась сбором и анализом материала в обычном порядке, не раздувая из события сенсации и рассчитывая справиться собственными силами. Только получив стопроцентные доказательства присутствия иностранной резидентуры на Крымском полуострове и необычности происходящих событий, они доложили на самый верх. Сложить два полюс два оказалось совсем просто, и руководство Рихарда Евгеньевича было вынужденно забить тревогу.
– Что уже успели сделать военные? – постепенно отходя от шока, вызванного только что услышанной информацией, поинтересовался Сергей Николаевич Царёв.
– Они отправили в Коктебель, поближе к горному массиву Кара-Даг, группу боевых пловцов, – простодушно разведя руки в стороны, ответил Рихард Евгеньевич.
– Кого?! – не скрывая удивления, поинтересовался Изотов.
– Пловцов, боевых пловцов. Они предполагают, что змей – это вид психологического оружия, разрабатываемый силами японского технологического комплекса. Они даже перечислили ряд наиболее вероятных корпораций, причастных к разработке. Пловцы должны были проявить или устойчивость или неустойчивость своей психики при встрече с так называемым Карадагским змеем, – закончив говорить, куратор налил себе еще чая, демонстрируя собранность и готовность к решительным действиям.
– Мощно! Вполне объяснимое заблуждение. У нас в самом начале была версия, что оптическое видение змея – это выпадение материи из недоступных нашему сознанию измерений в привычное для человеческого восприятия трёхмерное пространство, – пояснил Царёв.
– Ну знаете, я тут полностью на стороне военных. В конце концов, их никто не ставил в известность о проводимых работах в зоне их ответственности, и при этом они смогли не только обнаружить аномалии, но и выявить присутствие иностранной разведки, – возразил ему Рихард Евгеньевич.
– Без военной контрразведки мы бы так и продолжали свои изыскания, не понимая, на чью мельницу мы льём воду, – резонно заметил Павел Николаевич Изотов.
– Наши дальнейшие действия? – Царёв задал вопрос напрямую куратору, посчитав сейчас неуместным ввязываться с Изотовым в перепалку об истинных причинах столь позднего обнаружения посторонних на поле научных изысканий.
– Мы с вами вылетаем в Крым для координации действий с военной контрразведкой по обезвреживанию шпионской резидентуры, – подводя итог всему сказанному, ответил ему Рихард Евгеньевич.
– А этот? – Царёв кивнул головой в сторону притихшего Павла Николаевича.
– Раз разговор идёт об уничтожении, без Изотова нам не обойтись, – рассмеялся куратор.
Ровно через час в чёрное небо подмосковной ночи поднялся борт спецрейса Москва – Симферополь. Все присутствующие в салоне постарались вздремнуть хоть пару часов, зная наверняка, что после приземления о такой роскоши не сможет идти и речи.
***
Ожидание затягивалось. При той поспешности, с которой они прибыли сюда, в штаб планируемой операции, о сущности которой им были известны только отрывочные детали, почти часовое стояние в коридоре обескураживало. Ушаков переглядывался с Володей Башкирцевым и оба они то и дело бросали вопросительные взгляды на своего старого товарища и новоиспечённого командира Егора Иноземцева. Сама обстановка вокруг магической двери, возле которой они томились в ожидании разъяснения их непосредственного задания, становилась всё оживленнее. В неё входили и выходили младшие и старшие офицеры, с чувством явного превосходства смотревшие на одетых в штатское рябят, томящихся в ожидании, очевидно, по причине недостаточной важности задачи, которая может ими решаться. Только выработанная за время службы привычка к дисциплине помогала удержаться им от бессмысленных вопросов типа «чего мы здесь вообще ждём». Бессмысленных, потому что ждали они самолёт из Москвы, на котором должны были прибыть Рихард Евгеньевич, человек, курировавший этот проект со стороны администрации, и руководство секретного института в лице его директора Сергея Николаевича Царёва и его заместителя по безопасности Павла Николаевича Изотова. Конечно, заставлять ждать молодых моряков, от которых вскоре будет зависеть если не весь успех, то большая часть происходящего сегодняшней ночи, было неразумно. Объяснялось это тем, что на капитана второго ранга, того самого, с кем всё это время поддерживал связь Егор Иноземцев, единовременно навалилось слишком много срочных проблем. Занятый их первоочередным решением, он отложил заботу о более комфортном размещении боевых пловцов на потом.
К полуночи гостиница, в которой, по мнению военных, размещалась штаб-квартира японской резидентуры, была взята в непроницаемое кольцо. Также были обнаружены фрагменты тела убитого ими водолаза Николая Старикова, на свою беду ставшего информатором. Дело оставалось за малым. Ждали самолёт из Москвы. Команда, поступившая на этот счёт, не оставляла никаких сомнений в последствиях от её неправильной интерпретации.
За всё время ожидания мимо Ушакова и его товарищей не прошёл ни один человек, одетый по гражданке. Увидев на другом конце коридора приближающихся к ним Царёва, Изотова и Рихарда Евгеньевича, ребята подумали, что если вновь прибывшие пройдут вперёд них, то всё это затянется надолго. Так и произошло. Не ожидая приглашения, все трое зашли внутрь. Егору Иноземцеву осталось только, словно извиняясь, незаметно пожать плечами. Однако на этот раз их расчёты не подтвердились. Меньше чем через минуту дверь снова распахнулась и капитан второго ранга, лично окликнув Иноземцева, предложил всем, включая сопровождавшего парней лейтенанта, зайти внутрь импровизированного кабинета. Москвичи, расположившиеся за продольным столом для совещаний, внимательно рассматривали вошедших. К удивлению не только Иноземцева, но и всех остальных, место председательствующего уверенно занял один из прибывшей троицы, а именно высокий человек с характерной сутулостью, выдающей в нём волейболиста.
– Итак, это и есть те самые боевые пловцы, которые должны были проверить на прочность Карадагского змея, я правильно понял изложенную диспозицию? – обратился Царёв, не раздумывая занявший место ведущего совещание, к Рихарду Евгеньевичу.
– Именно они, Сергей Николаевич, именно они, – подтвердил куратор, ему не очень понравилось самоуправство Царёва в выборе мест за столом совещаний, но понимая, что реально принимать правильные решения в сложившейся обстановке может только учёный, сдал позиции без боя.
– Тогда давайте знакомиться, – предложил Царёв, бросив короткий цепкий взгляд на всех присутствующих одновременно.
– Капитан второго ранга Моисеев Андрей Валентинович, военная контрразведка флота. Остальные присутствующие здесь – наши сотрудники. Я представлю их вам по именам и позывным, которыми мы будем пользоваться в ближайшие двадцать четыре часа для их идентификации, – отрапортовал хозяин кабинета. Он назвал всех ребят по очереди, начиная с Иноземцева с Масловым и заканчивая Ушаковым с Башкирцевым. Для простоты он присвоил им номера от единицы до четвёрки в соответствующем порядке.
– До начала совещания я как представитель администрации считаю необходимым отметить высокоэффективную работу вашего ведомства и лично ваше участие в обнаружении вмешавшихся в исследования института иностранных ведомств, товарищ Моисеев, – завил Рихард Евгеньевич, очевидно предвидя возможность недопонимания между ним и Царёвым.
– В вашу задачу входило обнаружение Карадагского змея, я правильно понимаю? – спросил Изотов, по привычке довольно бесцеремонно глядя в упор на зардевшегося от похвалы Моисеева.
– Господь с вами, батюшка! Никак нет! В мои задачи входило и входит по сей час всего лишь обнаружение присутствия иностранных агентов в тех местах, где быть им никак не положено, – парировал капитан второго ранга, мгновенно подобравшись и готовый защищать свою территорию от нападок московских выскочек.
– Обнаружили? – стараясь быстрее перейти к делу, перевёл разговор в практическую плоскость Рихард Евгеньевич.
– Их база окружена. Они пытались избавиться от трупа, убитого ими водолаза Николая Старикова, разделив его на фрагменты. Все фигуранты, принимающие участие в этом мероприятии, вернулись в гостиницу «Мираж» и больше её не покидали.
– Это прекрасно, однако мы не можем перейти к полноценному обсуждению возникшей коллизии в присутствии этих четырёх, точнее, пяти молодых людей, – поставил вопрос ребром начинавший злиться Изотов. Он специально, назло контрразведчику приплюсовал к одетым в штатское боевым пловцам сопровождавшего их лейтенанта в форме военного моряка.
– Почему же? – удивлённо воскликнул Моисеев, немного картинно разведя руками. – Если вас интересует Карадагский змей, это как раз к ним. Именно их группе было негласно поручено оценить силу воздействия этого психологического оружия, разработанного самурайскими корпорациями.
– Какой у них уровень секретности? – спросил Царёв, обращаясь одновременно к капитану второго ранга Моисееву и сидевшему от него по левую руку Рихарду Евгеньевичу.
– Сегодня они все вернулись на службу, – вступился за своих сотрудников Моисеев.
– Этого недостаточно, – уверенно произнёс Изотов, довольный возможностью показать свою власть, распространяющуюся по всем уголкам вселенной.
– Согласен с тобой, Павел Николаевич, но у нас нет выбора, – немедленно отреагировал на слова своего заместителя начинавший уставать от ненужных деталей директор.
– Тогда подпишите вот такие формы, – не тратя времени на возражения и высказывание сомнений, приказал Изотов, одновременно доставая из своей неизменной папки листки бумаги с мелким текстом и местом для персональных данных.
Заполнение форм и утряска ещё пары формальностей, возникших в процессе этого мероприятия, заняла не более пяти минут. Собрав у вновь получивших допуск к секретам подписанные ими формуляры и убрав их обратно в свою пижонскую папочку, Изотов снова расположился за столом рядом с Царёвым. Все присутствующие приготовились внимательно слушать и запоминать реальную версию происходящего, когда единственный аппарат связи, стоявший на тумбочке, немного в стороне от общего стола, начал выдавать тревожные трели. Моисеев подошёл к телефону и снял трубку. Даже людям, незнакомым с навыками чтения психомоторики лицевых мышц, глядя на капитана второго ранга, стало бы ясно, что произошло нечто трагическое. Прикрыв микрофон ладонью и всё так же прижимая трубку к своему уху, он, повернувшись к столу, смотрел на спокойно сидящего рядом с остальными Севу Маслова.
***
Тяжёлый внедорожник, повинуясь инерции, приобретённой в процессе погружения в подземелье, сжал рессоры почти до максимума; потом, на мгновение остановив своё движение в мёртвой точке, кабина его снова качнулась вверх, следуя за усилием амортизаторов. Водитель запустил двигатель, и машина, выехав из лифта, проследовала вперёд по какому-то туннелю. С Нины снова сняли балахон. Проехав совсем немного, внедорожник опять остановился, очевидно, прибыв к месту своего назначения. Сидевшие рядом с ней на заднем сидении люди обменялись между собой короткими фразами на непонятном Нине языке. Затем один из них, выйдя из автомобиля, помог выбраться и ей, что после всего произошедшего было довольно любезно с его стороны. Нина посмотрела на японку, стоявшую теперь рядом с ней. Они были приблизительно одного роста, обе весьма сексапильного телосложения, с той лишь разницей, что азиатка выглядела старше и спортивнее. Надетые на неё черная футболка и чёрные джинсы с чёрными кроссовками делали её похожей на ниндзю.
– Пойдём, я провожу тебя туда, где тебе придётся провести некоторое время, – обратилась она к Нине.
– Но это незаконно, вы не можете держать меня здесь насильно. Меня будут искать, – ответила Нина, в глубине души понимая, насколько смешно сейчас звучат её слова.
– Мы поговорим об этом позже. Ты сможешь находиться здесь в комфорте, если не попытаешься сбежать. В случае неадекватного поведения с твоей стороны я не смогу тебе помочь. Поэтому советую проявить благоразумие, – японка говорила спокойно и уверенно.
Девушке ничего не оставалось, как подчиниться обстоятельствам. Комната, выделенная ей для пребывания в плену у незнакомцев, действительно обладала определённым набором преимуществ по сравнению с теми помещениями, в которых, как правило, содержатся заложники и жертвы похищений. Туалет, оборудованный водопроводом, и приточная вентиляция позволили Нине привести себя в порядок и немного поспать. Нагревшийся воздух подсказал ей, что на воле давно рассвело и наступил день. Значит, её ищут. Её не могли не искать. Лёжа на низкой кровати, судя по всему сколоченной из досок, накрытых сверху чем-то наподобие японской циновки, она старалась не шевелиться и не привлекать к себе внимания. Вчерашние слова, сказанные Юа о неслучайности её нахождения в Коктебеле, не давали ей покоя.
Да, она на самом деле давно мечтала поехать к морю без родителей. Её никогда не соглашались отпустить одну, даже гипотетически допуская такую возможность. Пока рядом не появилась Анечка. Нина попыталась вспомнить, как и где они познакомились. Сначала ей это никак не удавалось, и она начала разматывать клубок воспоминаний, отталкиваясь от тех эпизодов их общения, которые хорошо отпечатались в её сознании. Постепенно перед глазами начали всплывать некоторые моменты, которым, не случись сегодняшней беды, Нина никогда бы не придала значения. Первой обнаруженной странностью можно было назвать полное доверие, почему-то испытываемое родителями Нины к неизвестной им до этого девушке. Сейчас она обнаружила, что всегда просила именно Аню подтвердить своим родителям её версию позднего возвращения домой. Второй странностью оказалось то, что, как она ни пыталась, ей не удалось с точностью установить, где и когда они всё же познакомились. Все их разговоры, общение, встречи сейчас мелькали у Нины перед глазами, словно подёрнутые туманной дымкой, настолько неопределёнными в разрезе текущей действительности оказались связывающие их отношения. «Но можно ли верить словам человека, причиняющего тебе зло по праву сильного? Разве не выгодно этой непонятной женщине, назвавшейся каким-то уродским именем из двух гласных, попросту водить меня за нос, преследуя свои цели?» – подумала Нина, подводя первый итог своим размышлениям.
В помещении становилось всё теплее. Чтобы не привлекать к себе внимания, девушка не шевелилась и лежала, не открывая глаз. Мелкие бусинки пота, скатившись по щеке, задержались на верхней губе, и Нина невольно слизнула их языком.
– Я так и думала, что ты давно проснулась, – голос вчерашней японки раздался совсем рядом.
– Скажите, что вам от меня надо? – пробормотала Нина, садясь на кровать. Она сказала эти слова так тихо, что было непонятно, говорит ли она сама с собой или всё же хочет что-то выведать у своей похитительницы.
– Пойдём умоемся и позавтракаем. У нас с тобой будет время всё обсудить и понять друг друга. Всему своё время. И я говорила тебе, как ты должна обращаться ко мне. Ты забыла? – начав говорить мягко и дружелюбно, азиатка постепенно добавляла агрессию в интонацию произносимых ею слов. Последние слова прозвучали как угроза.
– Мне непривычно произносить имена, звучащие, как твоё, и я не хочу есть. Кто вы такие, и почему держите меня здесь? – спросила Нина. Ей было страшно, но она постаралась говорить как можно увереннее.
– Ты хочешь поменять комфортные условия содержания на сидение в грязной клетке с цепью на шее? – поинтересовалась Юа.
– Нет. Я хочу, чтобы вы меня немедленно отпустили.
– К сожалению, это невозможно. Тебе следует смириться и разговаривать со мной более вежливым тоном.
– Зачем я вам?
– Ты часть большого плана.
– А если я не стану вам помогать?
– Я постараюсь тебя уговорить.
– Каким образом?
– Согласившись, ты попадёшь в другую эпоху и проживёшь гораздо более красивую жизнь.
– В другую эпоху? – переспросила Нина, совсем сбитая с толку, не веря в реальность происходящего. Она даже ущипнула себя за руку, пробуя проснуться.
– Тебе становится интересно? – поинтересовалась Юа. Взяв Нину за руку, она вывела девушку из комнаты. Нина не сопротивлялась. Вместе с Юа она прошла по короткому узкому коридору всего несколько метров и, перешагнув порог двери, похожей на те, что устанавливают на подводных лодках, оказалась в помещении, где уже находились двое мужчин характерной азиатской наружности.
***
Бежать, да ещё вот так неожиданно, оставляя позади себя необратимые доказательства умышленной гибели непричастных к планируемому мероприятию людей, никак не входило в планы Анны. Радикальное решение, принятое ей по отношению к Марине и Кате номер два, автоматически повлекло за собой убийство совсем уж ни в чём не повинной матери Севы Маслова, которая с первых дней их знакомства так хорошо к ней относилась. Впрочем, моральные аспекты произошедшего менее всего волновали теперь девушку Анну, привыкшую за время своей весьма успешной карьеры на ниве промышленного шпионажа к различным эксцессам так же, как и к смене паспортов, имён и стран обитания. Настоящее имя её было Бинди Шуман. Немка по отцу и полька по матери, она родилась и выросла в США. Получив в наследство от матери отличное владение славянскими языками, включая русский, Бинди попала в поле зрения вербовщиков одной довольно нечистоплотной транснациональной корпорации, не гнушавшейся использовать чужие разработки. Выдавая краденые технологии за свои, названная корпорация не только экономила на патентах. Без зазрения совести присваивая себе возможность называться пионером в области научных исследований, эта транснациональная монополия получала бонусом право поучать всех и вся хорошим манерам и правилам поведения.
Сделанное Бинди Шуман предложение от кадровиков корпорации немедленно заинтересовало девушку, в первую очередь огромной суммой выплат в случае каждой успешной акции. Щедро одарённая природной красотой, сочетающейся с полным отсутствием комплексов, связанных с нормами морали и нравственности, Бинди легко освоила все необходимые навыки по быстрому вхождению в доверие, манипуляциям и расстановке различных ловушек, включая сексуальные. Следует заметить, что в первые годы она категорически отказывалась от потенциальной возможности нанесения кому-либо физического вреда в случае неожиданного провала и необходимости срочной эвакуации. Так продолжалось до первого неприятного случая, чуть было не обернувшегося для неё долгим тюремным сроком. В тот раз ей опять повезло. Интересы корпорации требовали замять дело как можно быстрее и бесшумнее. Ловкие адвокаты не поскупились на довольно большие взятки. Освобождённая всего через три месяца после её ареста Бинди поняла, что никакие чужие страдания или смерть не перевесят её собственных мучений, которых она вдоволь натерпелась в одной из японских тюрем. После этого инцидента девушка с фанатичным упорством принялась изучать самбо, а также методы ведения диверсионной деятельности, преподаваемой бойцам спецназа. Внешне оставаясь такой же хрупкой и по-женски беззащитной, Бинди Шуман представляла собой грозную машину, способную эффективно осуществлять как внедрение в интересующие инженеров корпорации группы специалистов, так и их устранение в случае форс-мажора.
Убежавшая Марина, ставшая невольной свидетельницей похищения Нины, совершенно справедливо могла считаться именно форс-мажором и ничем иным. Для бегства у Бинди имелось в запасе несколько паспортов: гражданки США, Испании и Аргентины. В её распоряжении находился и российский паспорт на имя Анны Петровны Серебряковой, который она использовала всё время, пока жила в городе на Неве и «дружила» с Ниной и её мамой. Меняясь с мёртвой Катей номер два серёжками и одеждой, она сочла бессмысленным сжигать столь хорошо сфабрикованный документ. Где и когда он сможет ей пригодиться, она не знала, но, тем не менее, оставила его временно при себе. Единственное, что её по-настоящему тревожило всё время, пока она добиралась на такси до Симферополя и покупала билет на ближайший рейс до Москвы, это два уракена, которые она вытащила из спины убитой ею девушки. С того самого случая, когда ей пришлось провести время в японской тюрьме, она возненавидела всё, связанное с этой азиатской страной. Она ненавидела одновременно и запах этих людей, и их кажущуюся вежливость, и свирепую жестокость. От мысли, что в выполняемом, а точнее, выполненном ею задании могут быть замешаны японцы, Бинде Шуман стало не по себе.
Год назад, когда она взялась за это задание, всё было предельно просто и понятно. Транснациональная корпорация, привыкшая действовать без особых оглядок на законы стран, куда она запустила свои щупальцы, напорола в России серьёзных косяков, и теперь ей грозили судебные разбирательства и громадные штрафы. У судьи, ведущего одно из таких дел, была безупречная репутация и молодая дочь, которую, посчитав слабым звеном, решено было взять в разработку. Употребляй Нина наркотики или веди хоть какой-нибудь маломальский предосудительный образ жизни, всё было бы намного проще и решилось бы малой кровью. Однако, за неимением к чему подкопаться, руководство поручило Бинде привезти девушку в Коктебель, пообещав, что это будет считаться закрытием темы. После появления невесть откуда взявшихся моряков Бинду попросили оставаться рядом с Ниной. Просьбой никак нельзя было пренебречь, тем более что на её счёт в банке на Багамских островах была переведена вся сумма за первую сделку и аванс за продолжение работы в Крыму. И вот теперь японские уракены оказались в спине у несчастной Марины, которую ей пришлось убить просто так, на всякий случай, страхуя тех, кто должен был по-тихому разобраться с Ниной. Зная, что прошлого не вернёшь и время остановить нельзя, Бинда Шуман оставила свои размышления о японцах и невинных жертвах. Поменяв в очередной раз свой outfit , она приобрела билет до Москвы на имя гражданки Аргентины Виктории Сосо и, одиноко устроившись за барной стойкой маленького кафе, заказала двойной эспрессо и фрэш орандж.
Вылет самолёта планировался на пять утра. К радости Бинды, посадку объявили без задержек. Посмотрев на донышко кофейной чашки и разглядев там несколько капель уже остывшего напитка, она поднесла чашку ко рту. Кофе, ставший ещё слаще от сахаринок на дне чашки, растёкся горьковатым послевкусием по её языку и нёбу, заставив поморщиться от удовольствия. Забрав с барной стойки демонстративно лежавший там паспорт республики Аргентина, она заспешила к объявленному выходу, когда знакомый голос окликнул её по имени, о котором она слишком рано поспешила забыть.
***
Повернувшись спиной к столу для совещаний, капитан второго ранга Моисеев опустил трубку секретной связи на рычажки стоявшего на тумбочке аппарата. Машинально поправив китель, он ещё раз попробовал собраться перед тем, как ему предстояло огласить трагическую новость. Ещё один входящий вызов сначала показался ему спасительной соломинкой, но, выслушав всё до конца, Моисеев изменил своё мнение.
– Обыщите каждый сантиметр. Вызовите специалистов с металлоискателями, – стараясь не выдать своё недовольство происходящим, распорядился контрразведчик.
– Всё пропало? – уставший от ожидания, когда поток поступающих секретных донесений станет доступен для обсуждения, попробовал пошутить Рихард Евгеньевич.
– Гостиница, в которой до настоящего времени находились все члены группы иностранной резидентуры, оказалась заранее покинутой ими. Совершенно не понятно, как они могли уйти, – доложил Моисеев.
– Подземный ход, чудес не бывает. Ищите и обрящете, – заявил Изотов, щедрый на ценные советы и наставления. В его голосе нельзя было не уловить лёгкого злорадства.
– А о чём вам сообщили в первом звонке? – вежливо поинтересовался Царёв, лучше других считавший физиогномику капитана второго ранга.
– Дом, где до недавнего времени остановились присутствующие здесь члены группы, горит. Есть пострадавшие, – как можно более сухо ответил Моисеев.
– Как горит? – вскрикнул Сева Маслов, вскакивая и направляясь к двери.
– Матрос Маслов, займите своё место. На пожаре работает наша группа спасателей и специалистов, ваше личное присутствие там ничего не изменит, – приказал Моисеев и немедленно добавил: – Кроме того, я вынужден вам напомнить, что вы только что подписали бумаги, присваивающие вам специальный правовой статус.
В комнате для совещаний повисла пауза. Все замолчали. Только звук кресла, отодвигаемого директором, царапнул тишину. Царёв встал и начал прогуливаться вдоль длинного стола, за которым всё так же неподвижно сидели опешившие от пришедшего сообщения моряки. Из всех присутствующих только Изотов знал, что означают такие прогулки. Он помнил их ещё со студенческих времён, когда, настраиваясь перед решающей подачей, капитан волейбольной команды Серега Царёв прохаживался вдоль кромки игрового поля. Знал Изотов, и чем это заканчивалось для команды по ту сторону волейбольной сетки. Приложив указательный палец к губам, Павел Николаевич обвёл взглядом всех присутствующих. Ему пришлось задержать свой взгляд из-под нахмуренных бровей на капитане второго ранга, который испытывал определённое недовольство выходками Изотова и хотел было заговорить, но что-то подсказало ему, что в данном конкретном случае от личных амбиций лучше воздержаться. Сделав ещё несколько проходов вдоль стола совещаний, Сергей Николаевич Царёв остановился возле средних размеров интерактивной доски, предназначенной для наглядного изображения графических фигур. Изотову стало ясно, что главное решение Царёв уже принял. Пробежавшись пальцами по кнопкам стоявшей рядом клавиатуры, он настроил необходимые функции для использования её в самом старозаветном режиме. Привыкшему к грифельной доске и мелу Царёву до сих пор проще было делать доклад по старинке от руки, чертя графики и выводя формулы для решения не решаемых ранее задач. Не особо заботясь о художественности и равномерности линий, он нарисовал на доске два конуса, сходившихся один с другим своими вершинами. Отойдя на шаг в сторону, он, словно одновременно полюбовавшись и удовлетворившись качеством своего художества, вернулся обратно. Затем Царёв нарисовал ещё четыре конуса, сходившихся в той же точке, но немного отклонившихся от линий своих предшественников влево и вправо.
– Кто из привлечённых вашим ведомством боевых пловцов наиболее физически подготовлен и психологически устойчив? – спросил он у Моисеева.
– Они все отлично подготовлены, – ответил тот, не понимая, к чему клонит москвич, и, по правде говоря, уверенный, что они попусту теряют время.
– Так не бывает. Должен быть лучший. Здесь в нашу пользу может сыграть даже самое малое преимущество в показанных ими результатах, – торопливо поправил его Сергей Николаевич, продолжая писать на доске какие-то формулы.
– Тогда это Александр Ушаков, – сказал Моисеев, предварительно сверившись с таблицами, лежавшими у него в папке для докладов.
– Отлично! Когда твой день рождения? – спросил Царёв у стоявшего по стойке смирно матроса.
– Одиннадцатого июня тысяча девятьсот девяносто седьмого года, – отрапортовал Ушаков.
– Мы будем составлять гороскопы? – не скрывая сарказма, поинтересовался Моисеев.
– Прошу хранить тишину, – вкладывая в слова всю власть, которой наделило его государство, потребовал куратор.
– У нас мало времени, мы отстаём от наших врагов. Поэтому я буду делать точные вычисления незамедлительно, а пояснения давать в основном Саше, которому предстоит, не скрою, с большим риском для жизни исправить наши общие недочёты и недоработки, – сказал Царёв. Завершая подготовку доски к окончательным расчётам, дату рождения Ушакова он поместил поближе к точке схождения всех шести конусов. Прошло ещё немного времени, и на доске, где уже были начерчены пересекающиеся линии световых конусов, появились формулы и некоторые вычисления.
– Итак, тебе, Александр Ушаков, предстоит стать первым, кто пройдёт сквозь гравитационную петлю, образовавшуюся в пространстве естественной чёрной дыры, соединяющей между собой Крымский и Ляодунский полуострова. Твоё путешествие отсюда туда не займёт времени вообще, но, правильно рассчитав количество отрицательной энергии, необходимое для твоей отправки, мы сможем гарантировать, что ты окажешься на территории современного Китая примерно за пару недель до текущих событий. Как это произойдёт, я сейчас подробно объясню, в первую очередь для того, чтобы ты сам был уверен в результате. Далее тебе следует прибыть в Крым тем же путем, которым ты оказался здесь. Зная заранее весь расклад, ты сможешь предупредить все негативные происшествия. Поджог дома и бегство тех, кого ищет контрразведка, к примеру. Мы же, те, кто присутствует здесь сейчас, оказавшись также втянутыми во временную воронку, будем постоянно испытывать ощущение дежавю. Нам будет казаться, что что-то похожее с нами уже происходило, и, знакомясь заново, мы будем спрашивать друг друга, где мы могли видеться до этого момента. К сожалению, на подготовку нам потребуется некоторое время. Как я понимаю, некоторое количество накопленной в пустотах квантовых ванн отрицательной энергии у нас уже есть, и Павел Николаевич Изотов немедленно приступит к детальной подготовке всего необходимого, – закончив говорить, Царёв снова повернулся к доске и, дописав ещё какую-то формулу, прочертил широкую дугу, показавшую направление разворота временного потока. Теперь рисунок на доске выглядел так.
– Тогда я вас оставлю и заберу себе в помощники всех матросов, за исключением Ушакова. Формуляры формулярами, а меньше знаешь, лучше спишь. Правда, ребята? – сообщил Изотов, поднимаясь с кресла.
– Я думаю, это разумно, и Валентин Андреевич не будет возражать, – согласился с таким предложением куратор и вопросительно посмотрел на кавторанга.
– Добро. Ты, лейтенант, вместе с Иноземцевым, Масловым и Башкирцевым поступаете в распоряжение руководителя службы безопасности института.
– У тебя есть не больше часа, – на всякий случай предупредил своего товарища Царёв. Когда дверь за Изотовым захлопнулась, он продолжил: – Как видно из начерченной схемы, главным временным событием является рождение разумного существа. Этими событиями заполнено пространство времени, создавая его зернистость. В масштабе доступного человеческому мозгу наблюдения такие события, впрочем, как и элементарные частицы, создают сплошную структуру. При определённом приближении мы могли бы убедиться, что расстояния между такими событиями огромны. Однако сейчас нас интересует только одно из них, а именно дата рождения Александра Ушакова. Двумя линиями, идущими сверху, я графически охватываю события, обусловившие возможность твоего рождения; иными словами, даты рождения твоих предков. Это и есть прошлое, обусловившее твоё появление на свет. Две линии, идущие слева и справа от основной, это зона флуктуации, или, иными словами, зона естественного отклонения, сопутствующая всему живому. Спрэд, как вы видите, увеличивается с каждым годом, уходящим в прошлое. Перекрестившись в зоне основного события, линии движутся дальше, создавая будущее. Здесь когда-нибудь поместятся твои потомки. Теперь о главном. Как вы знаете из уроков геометрии, величина вот этого угла, – Царёв сделал пометку на доске красным маркером, – не изменяется, как бы далеко ни уходили образующие его катеты треугольника. А нам надо увеличить его до ста восьмидесяти градусов и развернуть прошлое и настоящее в обратном направлении относительно оси текущего времени, обозначенного на графике латинской буквой “t”. Мы никогда не смогли бы сделать этого без использования чёрной дыры, на сотню порядков увеличивающую гравитацию. Дело в том, что величина этого спрэда рассчитывается вот по этой формуле, – директор не без гордости начал писать на доске символы, поясняя производимые действия словами: – t умножить на 2g, умножить на H, где Н равно h, делённое на 2 пи. Как вам, наверное, известно, h – это так называемая постоянная Планка , константа, используемая для вычисления кванта энергии, испускаемой при остывании чёрного тела. Величина её крайне мала для того, чтобы стать хоть как-то заметной в макромире, и равна 6,63 умножить на 10 в минус 34 степени. Исчислив количество секунд с даты твоего рождения, мы получим точное значение флуктуации временного конуса в текущем времени. Как я уже подчёркивал, для успешного решения стоящей перед нами задачи, а именно разворота этих конусов на сто восемьдесят градусов, нам потребуется увеличить значение g, которое в обычном мире равно девять целых восемь десятых метра на секунду в квадрате на тридцать четыре порядка. Такую манипуляцию в реальном мире невозможно было бы создать, если бы не артефакт Карадагского горного массива, хранящий внутри себя щелевой проход в гравитационный туннель. Несмотря на то, что число Пи – это единственная не до конца точная константа, мы, взяв её значение в несколько миллионов чисел, идущих после запятой, сможем с точностью до нескольких дней рассчитать время твоего появления на другом конце временной петли. Возьмём его с запасом. Пусть это будет, скажем, пятнадцатое июня. За семь дней ты без особых проблем доберёшься обратно обычным путем, – Сергей Николаевич положил маркер возле доски. Зная наверняка, что выполнил то, что от него ожидали присутствующие на совещании, он вернулся на своё место.
– У тебя есть вопросы? – поинтересовался Рихард Евгеньевич у Ушакова. В глубине души он не поверил доводам Царёва и пытался решить для себя, давать добро на такую авантюру или, подняв на уши все полицейские подразделения, обычными методами найти тех, кому удалось сегодня ускользнуть.
Ушаков не успел ответить, когда снова раздался входящий вызов аппарата связи. Внимательно выслушав очередной доклад о происходящих событиях, Моисеев повесил трубку.
– В доме нашли мёртвыми мать Маслова и ещё двух женщин. Старшина Коротич также обнаружен мёртвым, со следами насильственной смерти в семистах метрах от дома, – доложил кавторанг.
– Резидентура? – поинтересовался Рихард Евгеньевич.
– Ищут, – ответил Моисеев.
– Мои действия могут всё изменить? Я правильно вас понял? – спросил Саня Ушаков, обращаясь в основном к Царёву.
– Да. Ты вернёшься в Крым тем же путем, но зная заранее свои цели и задачи. Думаю, пока мы будем добираться до места твоего десантирования, контрразведка нашепчет тебе на ухо ещё много чего, о чём нам, простым учёным, знать не положено, – не преминул поёрничать Сергей Николаевич.
– Какие у парня шансы? – Рихард Евгеньевич, так и не приняв окончательного решения, продолжал колебаться.
– Очень высокие, – Царёв встал, всем своим видом показывая, что сейчас они просто теряют время.
– Ты согласен? – спросил Ушакова Моисеев.
– Да! – ответил Ушаков.
– Едем! – скомандовал Рихард Евгеньевич.
***
Возле подножья массива, в радиусе полумили оцеплённого военными подразделениями, их встретил Павел Николаевич Изотов. Доложив Царёву о полной готовности к первому в истории человечества переходу сквозь временной туннель, он предложил Ушакову выбрать себе наиболее подходящее по размеру оборудование для погружения.
– Военные предлагают выйти в море на подводной лодке. Считают, так безопаснее и парень сэкономит силы, но это может негативно сказаться на устойчивости отрицательной энергии. Работа любого механизма, испускающего тепло, нежелательна. Две квантовые ванны мы сами доставим к месту и, установив таймеры на раскрытие защитных контейнеров, отплывём на достаточное расстояние, чтобы не отправиться в Китай вместе с ним, – сказал Изотов Царёву, кивнув подбородком в сторону примерявшего оборудование для погружения Александра Ушакова.
– Кто доставит контейнеры с квантовыми ваннами? – спросил Рихард Евгеньевич.
– Вот они! – Павел Николаевич показал на троих данных ему в помощь моряков, которые уже надели водолазные костюмы.
– Нам следует их сопроводить. Подготовь акваланги, – распорядился Царёв.
– Сергей Николаевич! Вам не стоит рисковать, там справятся и без вас! – воскликнул Рихард Евгеньевич, пытаясь отговорить Царёва.
– Понимаете, Рихард Евгеньевич, человек может считаться умным, если он понимает, что неточность это и есть глупость. Не учитывая такую малость, как расход энергии, даже на незначительное нагревание механизма при своём функционировании, мы все легко можем сконструировать вечный двигатель. Без учёта интеллектуальных усилий свободно распоряжающегося плодами своего труда человека известная формула «товар – деньги – товар», по сути, является тем же самым, что и множество средневековых конструкций вечного двигателя, пылящихся в музеях. Вы улавливаете мою мысль? – Царёв уже надел костюм для погружения и примерял маску поудобнее для своего немного длинноватого носа.
– Если честно, то не очень, – признался Рихард Евгеньевич.
– Если мы ошибёмся с местом установки этих контейнеров, матрос Александр Ушаков может оказаться в Китае времён набегов Чингисхана. Возможно, он как-то сможет добраться до Рязанского княжества и попробовать что-то сделать, но нам здесь это уже не поможет. Все готовы? – закончив свои пояснения куратору, Царёв немедленно вернулся к текущему моменту.
– Пожалуй, я отправлюсь с вами, – заявил капитан второго ранга Моисеев.
– Ну, тогда и я, – присоединился к облачающемуся в подводный костюм контрразведчику куратор проекта от администрации.
– Рыбу распугаете, – недовольно проворчал себе под нос Изотов.
Меньше чем через час всё было кончено. Установив контейнеры, группа пловцов попрощалась с Ушаковым и, отплыв на значительное расстояние, зависла в толще морской воды, ожидая чуда.
***
Утро первого июля началось в институте, как обычно, с короткого совещания, на котором присутствовали только заместители директора, занимавшиеся научной деятельностью. Павел Николаевич Изотов, воспользовавшись своей непричастностью к означенному сообществу, пробрался в приёмную Царёва и без всяких тормозов подкатывал к молоденькой секретарше. Сама Вера Павловна, предупреждённая своим непосредственным начальником о возможности таких атак и грозящих ей последствиях в случае прорыва обороны, нервно разбирала накопившуюся корреспонденцию, стараясь сохранять каменное выражение своего милого личика.
– Верочка, вы умеете толковать сны? – зная слабые места всех девушек, Изотов умел закидывать удочки в правильные лунки.
– Нет, не умею, и сразу скажу, я не верю в гороскопы, карты таро и астрологию. Если у вас остались вопросы, то лучше не тратить на них время, – выпалила Верочка, невольно покрываясь румянцем. Изотов нравился ей, и она злилась оттого, что он не может найти более безопасный для неё способ завязать отношения.
– Жалко. Мне сегодня снился странный сон. Представьте себе, я прощаюсь с Герцогом, так зовут моего бультерьера, перед тем как совершить сэппуку. Слёзы текут у него из глаз, бедняга не в состоянии этого пережить. И вдруг слёз становится так много, что я понимаю, что это не слёзы, а море, в котором я плыву вместе с незнакомыми мне людьми, – рассказывал Изотов, когда дверь директорского кабинета отворилась и оттуда стали выходить академики и члены-корреспонденты.
– Павел Николаевич! Вы опять у меня в приёмной! Какие-то срочные дела? – весело спросил Царёв, специально выходя одним из первых.
– Да, хотел доложить о перерасходе электроэнергии, допускаемой некоторыми нашими подразделениями, – ловко начал выкручиваться Изотов.
– Давай после моей еженедельной лекции, жду тебя, – сказал Царёв, выпроваживая безопасника из своей приемной.
***
Две машины фельдъегерской связи мчались по московским улицам в сторону юго-запада столицы, ловко объезжая заторы и всячески стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Дело было крайне срочным. Высший уровень секретности не позволял передать такие данные даже в зашифрованном виде по техническим каналам связи. Встретивший офицеров непосредственно в шлюзовом отсеке Изотов не переставал испытывать ощущение, что однажды, неизвестно когда, ему уже приходилось это пережить. Он даже покрутил головой на своей трапециевидной шее, не помещавшейся в стандартный воротник белой сорочки, и потёр виски сжатыми кулаками. Приписав всё происходящее, включая странные сны, своему неожиданному увлечению смазливой секретаршей, Изотов отбросил в сторону всю эту ненужную рефлексию. До конца еженедельной лекции Царёва оставалось около получаса, и, коротко объяснив фельдъегерям причину, по которой тем придётся подождать, Изотов проводил всех в одну из переговорных комнат. Усевшись напротив и закинув ногу на ногу, он демонстративно любовался своими туфлями из крокодиловой кожи, не обращая внимания на недовольную мимику своих визави.
***
Закончив читать лекцию для детей сотрудников своего института, Царёв ещё минут пятнадцать отвечал на вопросы. Это была самая любимая им часть учебного процесса. Исследователь и открыватель по своему призванию, он легко сортировал вопросы по их глубине и истинной цели, преследуемой спрашивавшим молодым человеком. Кому-то он отвечал коротко, с кем-то пускался в диалог, если вопрос не требовал обсуждения, отсылал к литературе, где оный достаточно понятно рассматривался с разных сторон.
Вернувшись в кабинет и получив секретный пакет от офицера специальной связи, Царёв попросил Изотова остаться, собираясь навтыкать тому за нелепые приставания к молоденькой Вере Павловне. Однако, открыв конверт и ознакомившись с его содержанием, он вскочил из-за стола и, радостно вскрикнув что-то нечленораздельное, подбежал к Изотову и начал тискать здоровяка, продолжая повторять:
– Паша, мы первые! Мы сделали это!
– Да что случилось? – понимая, что им обоим грозят огромные бонусы за новое открытие, Изотов, боясь спугнуть удачу, старался сохранить нейтральное отношение к неизвестной пока ему новости.
– Тебе сегодня снились странные сны? – спросил Царёв, отступая чуть-чуть назад от своего друга.
– Да.
– А дежавю, ты испытывал ощущение, что это происходило с тобою раньше?
– Да, ну и что?
– То, что нам удалось отправить в прошлое человека, сумевшего вернуться обратно обычным путём и предотвратить кучу неприятностей! Нас ждут премии и награды.
– Мне ничего не надо. Уступи Веру.
– Какую веру? – переспросил Царёв, и было непонятно, он действительно не понял, о чём речь, или сознательно решил затупить.
– Секретаршу твою, – уточнил Изотов
– А, Веру Павловну! Всегда, когда слышу это имя, так же, как и Чернышевский, спрашиваю себя: что делать?! – попробовал отшутиться Царёв.
– Ну?
– Что ну?
– Уступишь?
– Ты жениться надумал? – посерьёзнев лицом, спросил у него Сергей Николаевич.
– Пожалуй, пора. А то я что-то слишком сильно привязался к Герцогу, – ответил Изотов, постаравшись грубой шуткой замаскировать свою крайнюю заинтересованность.
– Герцог, это твой бультерьер? Чем ты его кормишь? Кстати, он испортил фрисби, которым так любил играть наш с Антониной спаниель, – с деланой печалью не преминул упрекнуть безопасника Царёв.
– Фрисби я постараюсь починить. Так что насчет Веры? – не отступал Изотов.
– Мне надо подумать, – дипломатично извернулся Царёв.
***
Привыкший к экстравагантным выходкам Сергея Николаевича Царёва, куратор ничуть не удивился, застав руководство института за подготовкой к празднованию удачно завершившегося эксперимента. На журнальном столике, расположенном в дальнем углу кабинета в окружении бесконечных полок с книгами, стояли бутылки с пятидесятилетним коньяком, коллекционным «Макалланом» и нацеженным в бутылку из-под «Старки» самогоном, который передали Изотову егеря из принадлежащего институту охотхозяйства.
– Рихард Евгеньевич! Наконец-то, голубчик, – Царёв радостно поприветствовал вошедшего в кабинет куратора. Ему хотелось спросить вновь прибывшего, где до сей поры его носили черти, но, помня о номенклатурной иерархии, предписывающей подчёркнутое уважение к начальству даже в моменты триумфа, сдержался.
– Я привёз очень интересные материалы по одной из девушек, – поспешил объявить Рихард Евгеньевич, прежде чем принял стакан из рук Изотова, наполовину наполненный не вполне прозрачной жидкостью, источавшей запах откровенной сивухи.
– Вы тоже хотите жениться? – пошутил Царёв и, не спрашивая разрешения, заменил в его руке гранёный стакан на рюмку с Камю.
– Что? – Рихард Евгеньевич даже не пытался скрыть своего удивления от этого вопроса.
– Так, ничего. Вы заговорили про девушку, я, следуя очевидной последовательности, сложил два и два и пришёл к выводу, что вы хотите жениться, – рассмеялся Царёв своей шутке.
– Нет.
– На нет и суда нет. Выпьем. Прошу считать сказанное тостом, – влез с комментариями Изотов.
Облечённые властью мужчины выпили со свойственной им рассудительностью и размеренностью в делах. Храня аскезу, они воспользовались только тремя маленькими ломтиками лимона вместо закуски.
– Так о чём мы говорили? – поинтересовался Сергей Николаевич, не переносивший праздность.
– Смотрите! – куратор разложил на столике несколько фотографий.
– Вот эта старая совсем фотокарточка, при чём здесь она? – спросил Царёв, поправляя очки и стараясь получше разобрать черты лиц людей, изображённых на фотографии.
– Это фотография Виленского отряда Красного Креста, сделанная неизвестным фотографом. После сражения под Мукденом генерал Куропаткин решил отступать, а сёстры милосердия и несколько военных врачей остались с ранеными, – сказал Рихард Евгеньевич.
– Здесь написано «С.М. Прокудин-Горский», а вы говорите, неизвестным фотографом, – усомнился Изотов в точности слов куратора, одновременно наливая себе ещё коньяк.
– Отпечатано в его фотолаборатории, но автор точно не он. Сергей Михайлович находился в это время в другом месте. По поручению императора Николая Второго, – уточнил сразу несколько позиций Рихард Евгеньевич.
– Всё-то вам известно! – не унимался Изотов.
– Да, вот эта девушка похожа на одну из сестёр милосердия, – определил Царёв, держа в руках фотографию Нины. – Так мы не первые? – разочарованно спросил он у куратора.
– Вы первые, кому удалось провести эту операцию, но мы точно не одни, кто знает о временном туннеле. Вот, полюбуйтесь: Бинди Шуман, задержана в аэропорту Симферополя силами военной контрразведки. Специализируется на промышленном шпионаже. В её задачу входило заманить Полякову в Коктебель. Хотя сама всё отрицает, говорит, что понятия не имеет ни о каких японцах. Строит из себя девственницу, – прервавшись, Рихард Евгеньевич не выдержал и вопросительно взглянул на Изотова, наливавшего коньяк только себе.
– Пардон! – спохватился Павел Николаевич и щедро плеснул коньяк ему и Царёву.
– А эти, как их там, ниндзи и самураи из японской резидентуры? – задал мучивший его всё это время вопрос Царёв.
– Все арестованы, но молчат. Там одна японка, страсть какая красивая, пыталась повеситься, сплетя косу из собственных волос. Моисеев лично откачивал, – сообщил захмелевший Рихард Евгеньевич.
– Ну, это дело поправимое. Сами знаете, мои открытия в сфере создания созависимости биополей различных индивидуумов позволят нам разговорить кого угодно, – многозначительно объявил Царёв. – Так что скоро, очень скоро нам станет известно, зачем им нужна была в Коктебеле девушка Нина Полякова, как две капли воды похожая на одну из сестёр милосердия Виленского отряда Красного Креста, оставшуюся с раненными солдатами.
;
Эпилог
После описанных событий каждый из персонажей пошёл своей дорогой. Егор Иноземцев окончил военное училище и служит офицером под началом теперь уже капитана первого ранга Андрея Валентиновича Моисеева. Его верный оруженосец Сева Маслов на военную службу не попал по причине постоянно мучивших его ночных кошмаров. В последнее время такие неприятные сны посещают его всё реже и реже. На полученное им от командования флотом пособие он выкупил долю в клубе для дайверов и теперь вместе со своим школьным другом рассказывает отдыхающим о Карадагском змее.
Коротич, Трубач и Шницель вернулись по домам и строят своё будущее строго по намеченному каждым из них плану. Катя номер один родила Шницелю двойню, дело довольно обычное в смысле рождения двойняшек, но Катя номер один утверждает, что забеременела два раза подряд и точно помнит, как случились оба раза.
Катя номер два и подружившаяся с ней Марина пошли работать в службу пожарной охраны МЧС. Они совершенно не боятся огня, и сослуживцы за глаза называют их саламандрами.
Не трудно догадаться, что Ушакова и Башкирцева взял себе под крыло Павел Николаевич Изотов. Ему долго пришлось торговаться с Моисеевым, не желавшим отпускать лучших боевых пловцов, но более тесные отношения с Рихардом Евгеньевичем, имевшиеся козырным тузом в рукаве у безопасника, в конце концов перевесили чашу весов в его пользу.
Работы с японскими шпионами засекретили до такой крайности, что только три человека продолжали общение с ними. Через некоторое время планы японцев относительно судьбы Нины Поляковой стали проясняться. Перспективы проекта точечного изменения прошлого в интересах настоящего поразили воображение всех без исключения людей, допущенных к тайне.
Сама же Нина вернулась в Петербург почти чёрная от загара, но с белыми полосками, оставшимися от купальника, что подтвердило уверенность её мамы в важности правильного выбора подруг для своей дочери.
Ушаков пишет письма Нине и отправляет их по почте на адрес, указанный ему в записке, которую, по счастью для себя, он сумел сохранить. По счастью – потому что во вторую их встречу Нина ничего ему не написала и не передала. Всё время своего пребывания в Коктебеле она была задумчива и словно чем-то расстроена. Никакие ухаживания со стороны Трубача, Башкирцева и Ушакова не могли развеять её меланхолии.
Письма, приходящие ей по почте в Петербург, она читает внимательно, но никогда на них не отвечает. Однако Саша Ушаков не оставляет надежды на успех. Он один из них двоих знает, со слов Изотова, разумеется, от какой беды ему удалось спасти эту красивую девушку.
Карадагский змей
© Copyright: Остап Стужев, 2024
Свидетельство о публикации №224051200723
Свидетельство о публикации №224051200723
Рецензии