Западня

Почему он не фантаст?

Стругацкий какой-нибудь.

Я читаю его книгу. Это очень скучная книга по моим меркам и очень нужная всему человечеству — по его. Но это контакт, которым я могу пользоваться в любое время.

Строчки расползаются, буквы превращаются в муравьёв. Муравьи упорно тащат мои эмоции в муравейник. Муравьи трудятся, муравейник вырастает в огромный холм. А как иначе он заметил его?

Сейчас он засунет руку.

Ого. Кривится, матерится и долго машет в воздухе рукой.

Поднимаюсь по лестнице. Пешком. Лифт ремонтируют. Ну хотя бы некоторое время в нём не будут ссать нынешние жильцы бывшего доходного дома. Дверь его квартиры уже открыта.

Захожу. Никаких приветов. Молча. Сумка падает, одной ногой наступаю на полуснятый сапог, чтобы стащить его. Какие-то вещи некоторое время тянутся за мной по коридору. В это время я ещё продолжаю слышать своё дыхание, но уже подводное, будто плыву на спине.

А дальше всё.

Никакой плоти, никакой души. Ничего. Смерть.

Содрогающиеся, сыто рыгающие тела приводят меня в чувство. Что это было? Я задаю этот вопрос с момента нашего знакомства. Почему я никогда ничего не помню?

Потом, да. Потом он будет держать мою руку, а я наматывать его волосы на палец. И снова будем молчать. Но по-другому. Сложно сразу после воскрешения начать говорить. Да и зачем?

Он заваривает чай. Я хожу по квартире. В ней хорошо играть в прятки. Из каждой комнаты выход в коридор и проход в следующую. И печки. Самые настоящие изразцовые. Одна даже действующая.

Вдруг он захочет спалить свои сраные книги вместе с муравьями. Дался ему этот чёртов старец — алкаш, псих и импотент.

Выглядываю в окно. Окна соседнего флигеля совсем рядом. Эксгибиционистка с третьего этажа сегодня одна. Значит, и образцово-показательного минета не будет. Она ходит в чёрном исподнем по хорошо освещённой комнате без штор.  Я сижу на подоконнике в белом, курю, свешиваюсь вниз, чтобы лучше разглядеть девушку. Ей приятно.

Суп? Ага, буду.

Мы перескакиваем с темы на тему, раз прорвало.

Нет, я не могу остаться, мне рано вставать. Вру.

Я не могу остаться, потому что точно не знаю: храплю ли я. И потом, вдруг я засну в какой-нибудь некрасивой позе. И опять вру.

Я не могу остаться, потому что не хочу надевать колготки при свете дня. Торопиться. Делать эти жуткие колготочные плие, чтобы натянуть их выше. Не хочу смотреть в глаза.  Не хочу видеть, как он будет зевать, лысеть, раздаваться в боках.  Не хочу умирать утром по-настоящему. Я достаточно умная для этого.

И он тоже врёт. Вовсе не хочет, чтобы я осталась.

Но каков гад – он же уверен, что у меня нет никаких отношений и спешить мне не к кому.

Спускаюсь. В темноте, перепутав этажи, вместо домофона парадной нажимаю на звонок чей-то квартиры на втором. В три часа ночи. Бегу. Ударяюсь лбом о решётку дверей в подворотне. Залетаю в такси.

И всё-таки муравьи не такие уж засранцы. Они ползут и в обратную сторону – от меня к нему. По каким-нибудь говностишкам. У него плохой поэтический вкус. И тогда он выращивает муравейник для меня. Сжигает мне руки ядом.

Я поднимаюсь по лестнице с перевязанными руками, чтобы сказать, как я его ненавижу.

Дверь уже открыта.


Рецензии