Глава двадцать шестая 7 На своих кругах

Майкрофт Холмс ушёл, и Рона пошла проводить его до экипажа, как видно, собираясь перемолвиться ещё о чём-то.
А я сидел, как громом поражённый. Все мои надежды на возобновление прежних отношений с Холмсом, прежних привычек, может быть, даже прежних волнующих душу приключений - рухнули разом, словно камни в горах близ Глубокого Озера. Я даже и не подумал, что Холмс может отказаться от предложения брата – оно было сделано ультимативно, и мой друг не возразил сразу.
Однако, Холмс некоторое время пребывал в задумчивости и неподвижности, как будто решал что-то про себя но потом потянулся к графину и налил нам на дно бокалов самую малость янтарной жидкости.
-Я и так сегодня был не воздержан, - проговорил он, чуть шевельнув углом рта, словно намечая усмешку, - Но последней капли всё-таки не хватает. Только капли, Уотсон, - предостерёг он, снова намекая на мою , как мне казалось. оставшуюся в прошлом, зависимость и подвинул ко мне бокал. -  Прошу вас.
- И вы сделаете так, как сказал Майкрофт? - на всякий случай уточнил я . - Уедете в Сассекс.?
Он медленно отпил и сощурил один глаз.
- Кажется, я вам и прежде говорил об этом, Уотсон. Сердечные привязанности - роскошь, которую сыщик не может себе позволить. Одиночество -это насущная потребность для человека, занятого работой, особенно научной работой. Я не хочу использовать свои знания об эликсире и превращать людей в марионеток, но, может быть, для меня найдётся другая работа. Провинциальное уединение способствует глубине мысли, - и, видя, что я не отвечаю, более того, смотрю на него скептически, он снова поставил бокал и признался с подкупающей откровенностью:
- Если бы Майкрофт и не предложил мне ничего подобного, я, пожалуй, покинул бы Лондон по собственному почину.
- Но почему? Неужели опасение...
- Нет, история с эликсиром тут не при чем, - отмахнулся он знакомым небрежным движением кисти. - Просто я отвык от города-муравейника. Отвык от экипажей, постоянного уличного шума, не умолкающего даже ночью, отвык от высоты второго этажа над землей. Я помню Сэмплиер-холл... Да вы ведь бывали там?
Я вспомнил обрывистый берег, шпиль узкой башни, неухоженный сад, весь заросший малиной, и каменную жёлтую плитку – и кивнул.
-Там и впрямь мрачновато и неуютно, - продолжал он. - Зато спокойно и людей самая малость. Мне давно хотелось завести собственную пасеку. Эти удивительно организованные насекомые представляются мне неисчерпаемым источником вдохновения для мысли и открытий, - он улыбнулся. - Да и мёд я люблю. А вы сможете наведаться ко мне, когда страсти улягутся.
Я приготовился в очередной раз ощутить отчаяние от предстоящей разлуки, но вдруг понял, что не испытываю ничего подобного. В Сассексе или хоть в Америке, но мой друг был жив, он снова сделался сам собой, и Швейцарская история больше не висела над нами. Сассекс – так Сассекс. В конце концов, я , действительно, смогу его навестить, когда пожелаю. Существует почта. А мне теперь найдётся немало дела в Лондоне – я должен восстанавливать свою репутацию, работать, писать – у меня столько идей и воспоминаний. Требующих переноса на бумагу, и смерть Холмса больше не сковывает мне сердце, сжирая вдохновение.
- А суд ? – всё же спохватился я.- Разве вы не будете свидетельствовать на суде?
- А разве вы не поняли ? - удивлённо вскинул он брови . - Суда не будет. Палач совершит своё дело быстро и тихо, минуя официальный процедурал. Правительство не хочет огласки обстоятельств, связанных с этой историей, и Шахматный Министр ясно дал нам это понять. Суда не будет, - повторил он и добил свой бокал так, что это прозвучало, как тост.
- А Оруэлл? – снова спохватился я. - Его что... тоже? И все эти люди?
Холмс покачал головой:
- Судьбе Оруэлла не позавидуешь, но устранять - физически устранять -я думаю, его не станут. Из-за слепоты он практически не опасен. И бессилен. А остальных жертв ждёт, скорее всего, сумасшедший дом. Ну, и оставшихся в Хизэленде так или иначе притеснят с лёгкой руки правительства и полиции. Думаю, мистер Клуни уже не будет лендлордом. За неимением под ногами серьёзной основы.
- Высылка?
- Да, вернее всего. Ещё какое-то время отголоски этой истории будут слышны и в кабинетах, и в хижинах, но потом всё просто утихнет. Года через два я попробую справиться об участниках, раньше – не стоит.
Возвратилась и снова села на подлокотник моего кресла Рона. Она, без сомнения, слышала последние слова Холмса и опустила голову очень похоже на согласный кивок.
- Ну, а ты? – спросил её Холмс. - Что ты собираешься делать? По-хорошему, тебе стоило бы вернуться в Брокхилл и доучиться.
-Ну уж нет! - фыркнула она - С Брокхиллом покончено. Я собираюсь подготовиться в университет - общество суфражисток добилось разрешения. женщинам поступать на медицинский факультет - попробую поступить со следующим набором.
- Тебе придётся много готовиться, - сказал я. - Послушай, а я ведь мог бы.. .
- Что ? - быстро спросила она.
- Позаниматься с тобой. Помочь подготовиться...
- А-а, - с непонятным разочарованием протянула она. -Да нет, Джон. Я справлюсь сама.
И у меня осталось ощущение, что она ждала чего-то другого.
А ещё позже, когда уже совсем стемнело, и мы, засидевшись перед камином и листая каждый свою книгу, наконец, собрались отойти ко сну, я вдруг был внезапно посвящен в то, чего она не договаривает и испытал по этому поводу что-то вроде лёгкого шока.
Дело было так: Рона поднялась с места, чтобы идти к себе на чердак, взяла подсвечник со стола и протянула мне:
- Проводи меня, пожалуйста, Джон.
Я послушно взял подсвечник и стал подниматься по лестнице в комнату на чердаке. Рона шла следом за мной, но когда мы уже оказались перед дверью, вдруг крепко сжала мою свободную руку, вынуждая повернуться к ней лицом.
- Я собираюсь уехать с Холмсом в Сассекс, - сказала она, глядя мне прямо в глаза, и я увидел, что в глубине её зрачков мечутся те же сиреневые всполохи, что и у её отца в минуты душевного волнения. – Подготовлюсь к экзаменам – там меня ничего не будет отвлекать.
Я молчал, ожидая продолжения и чувствуя, что оно непременно последует.
- Я не могу остаться жить с тобой просто так, - продолжала она. – Условности общества не позволят мне. А ты молчишь. Какого чёрта ты молчишь или ты уже и себя успел убедить в том, что между нами ничего не было?
- Но… - пролепетал я, чувствуя, что багровею, - между нами, действительно… - но, увидев, что её лицо стремительно помрачнело, оборвал сам себя и заговорил по-другому, без лицемерных уловок. – Рона, это невозможно. Ты – дочь Холмса, ты и мне вполне годишься в дочери по возрасту. Кто я такой, жалкий пьющий старик, чтобы связывать тебя собой?
- Что ты такое говоришь! – возмутилась она. – Люди связывают себя и связывают собой, потому что любят. Что это был бы за мир. если бы мы разорвали все подобные связи? Что за гнусный, бессмысленный, безнадежный… Или ты хочешь вслед за Холмсом повторять эту чушь о роскоши сердечной привязанности? Любовь – не роскошь, а её проявление - такая же необходимость, как сердцебиение и дыхание. И если ты чувствуешь ко мне нечто, похожее на то, что чувствую к тебе я…
- Стой! Нет! – перебил я. - Что бы я ни чувствовал к тебе, я Бога благодарю за то. что это всё не зашло слишком далеко. Потому что ты – дитя. Ты – дочь Холмса, моего друга. Брак между нами невозможен. Это не обсуждается. Жить без брака – мерзость. И я ни за что не унижу тебя таким положением. Рона! То, что сейчас происходит с тобой медицински объяснимо. В твоём окружении не было мужчин на том этапе, когда наступает зрелость, не было и мудрой женщины – матери, наставницы. Я оказался просто случайно подвернувшимся объектом, и ты обманулась, приняв за чувство романтичность юности. И я – дурак - должен был воспрепятствовать этому сразу вместо того, чтобы… Прости меня! Я виноват! Лучше поскорее забудь об этом и обрати своё внимание на объект, действительно, достойный того, чтобы…
Чего угодно я ждал от неё в этот миг, но не того, что произошло. Сузив глаза. она вдруг взмахнула рукой и мягко, по-кошачьи, но больно ударила меня по щеке так, что подсвечник выпал у меня из руки и покатился по ступенькам вниз, рассыпая искры на ковер.
- Трус! Я за тебя сказала все твои слова, но ты даже так умудрился соврать и мне, и себе, - резко проговорила Рона. – Не трудись оправдываться. Я, слава Богу, умею отличать правду от лжи, не смотря на всю свою незрелость. Ты же любишь меня!
Чего угодно я ожидал от себя в этот миг, но не того, что произошло. С горящим от пощёчины лицом я схватил её за плечи и привлёк к себе. Её губы были напряжены, но я всё равно прорвал оборону и впился в них своими губами со злостью и обреченностью.
- Прошу прощения, - донесся до меня вдруг спокойный и насмешливый голос Холмса. – Но реальная угроза пожара всё- таки стоит вашего внимания. Ковер-то загорелся, а вы и не видите.
Мы, словно облитые ушатом холодной воды, ошалело отпрыгнули друг от друга и уставились на Холмса, который подошёл к низу лестницы, особенно не торопясь, и затоптал пламя, занявшееся от упавшей свечи.
- Спокойной ночи, - проговорил он всё так же насмешливо.- До нашего отъезда в Сассекс у вас ещё будет время обсудить ваши отношения – необязательно жертвовать ради этого ночным сном.