Прозариум, часть четвёртая. Бунтовальня

 



















Геннадий Михеев
ПРИЮТ МАРИИ







Периферийное зрение
чутче всего
реагирует на всякое движенье

Научный факт





ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ. ЧЕРТОСПЛЕТЕНИЕ

В тесной комнатушке-пенале, бывшем эконом-номере старорежимной пристанционной гостиницы, напротив дознавателя Скопцова поджав ножки сидел гнусный тип без особых примет в трениках с лампасами. Вел себя задержанный не как типовые урки, умеющие строить из себя целок: то потупит масляные глазенки, то стрельнет ими прямо в душу дознавателя. Какая-то в этом хмыре ощущалась инфернальная сила. 
Скопцов выполнял свою работу методично, задавая правильные вопросы с подковырками. Получалось скверно, ибо скользкая особь то ли отвечала искренне, то ли юлила, игра получалась не в пользу хозяина положения. Дознавательская работа только внешне нехитрая, на самом деле показания по горячим следам – предельно важный элемент успеха в деле прищучивания злодея, ибо качество протоколов в суде играет наипервейшую роль. Опытный дознаватель все сделает так, чтобы в суде обвиняемый не выдал: "На меня оказывали давление, меня запугали (запытали) и вообще они звери". Четыре года в системе сделали из Скопцова подлинного волка органов дознания, тем более что высшее гуманитарное образование помогает ему писать (ударение на последнем слоге) связно и без ошибок, что в правоохранительной системе исключительная редкость.   
Итак, обстоятельства таковы. В пригороде в текущем году зафиксированы несколько эпизодов с одним и тем же сценарием: перерубается оптоволоконный кабель, причем злоумышленники похищают метров десять-пятнадцать. К городу кабеля (не путать с кобелями) тянутся с разных сторон, здесь же "перекресток России", эдакое малосолнечное хитросплетение коммуникаций, и преступления совершаются в разных местах. Через три-четыре дня бригады связистов все восстанавливают, ущерб оценивается в малозначительную сумму, но нарушение связи – это же тоже урон. Короче, загадочные и бессмысленные действия, про которые, впрочем, в городе никто не знает, а значит как минимум не надо бояться резонанса и нагоняев сверху. 
И вот наконец свинтили негодяя, как всегда случайно: патрульный вышел на трассе пописать, в смысле, справить нужду – наткнулся на подкоп и задержал этого мерзавца, который при виде то ли мента, то ли его достоинства впал в ступор. Пойман с поличным, уже не открутится, а задача дознавателя Скопцова – навешать на подозреваемого остальные эпизоды, тем самым поправится статистика. Явку с повинной царапать отказался, про более ранние случаи говорит ни "да", ни "нет", включает дурачка. Крепкий попался все же орешек, хотя по личине не скажешь. 
Сквозь череду стандартных вопросов точила мысль: "Зачем?" Один разумный ответ: диверсант. Но это глупо, хотя... четыре года научили тому, что преступления у нас не так и часто бывают мотивированными, человек о-о-очень даже способен на спонтанные поступки, смысла которых он объяснить потом не в состоянии. Уж не хохляцкий ли засланец… те ведь сейчас на любую пакость пойдут – лишь бы москальским братьям-славянам нагадить. Да ну: политику пока не стоит нагнетать. И все же... одно дело в сердцах раздробить бошку ближнего своего, другое – вручную выкопать траншею почти в человеческий рост.
- ...частица силы я, которая желая зла узрит добро... - Скопцов даже сам не понял, зачем он это пробормотал.
- Кто – вы... - Рассеянно ответствовал задержанный.
- Тимофей Арнольдович, - стараясь быть вкрадчивым, вопросил наконец Скопцов, - вы зачем все это... ну-у-у... если по правде.
- Вас как зовут? - Неожиданно строго парировал вопросом допрашиваемый.
- Я вообще-то представлялся. Александр Александрович, если вам угодно.
- А вы не боитесь?
"Ч-ч-чорт, параноик!" - догадался Скопцов. Нужна еще и психиатрическая экспертиза...
- Чего же мне бояться.
- Я тоже так первоначально думал. Хотя и связист.
- В каком смысле... - Скопцов предположил, что задержанный сейчас понесет пургу про связь с Космосом или какой-нибудь параллельной реальностью.
- В прямом. Профессия такая. - Ах, да, осек себя Скопцов: сам же написал в графе "место работы и профессия": наладчик систем связи на жэдэ.
- Понятно. Ну и расскажите мне про страхи...
- Нам следует бояться того, что мы, то есть, люди, превратимся в биомассу для... - задержанный запнулся. Лицо его изобразило тяжелое борение мысли.
- То есть, - Скопцов нашелся, что сказать, - своим поступком вы хотели предотвратить гибель человечества. Так? - Да, успокоил себя дознаватель, маньяк в стиле лайт, фанатик какого-то учения.
- Пал Палыч....
- Сан Саныч.
- Ах, не в этом дело.
- А в том, что ЭТО вы уже творили неоднократно. - Скопцов хищно почуял добычу. - Да?
- Что - ЭТО?
- Кобелей... тьфу - то есть, кабеля перерубали. И ради святого дела, насколько я понял. Итак...
- Обижаете, гражданин начальник. - Человечек изобразил гордость великоросса.
Кино насмотрелся, заключил Скопцов, отечественный кинематограф хорошему не учит. С идейным преступником Скопцов на самом деле встретился впервые, и он не знал, что с такими делать и как их раскручивать. Почему-то все злодеи безыдейные, хотя тоже с гонором. 
- Хорошо. Но ведь зачем-то вы это сделали. И намекнули мне, что мы скоро превратимся в биомассу.
- Про "скоро" я ничего не говорил.
- А про страх.
- Хотите правды.
- Именно для правды и установления истины мы здесь сидим. Итак...
- Человечество превращается в рабскую цивилизацию. Вот правда.
- А истина?
Задержанный мелко, противно рассмеялся. Когда приступ истерики истек, он пробормотал:
- Я ищу.
- Докапываясь до кабелей?
- Нет. Да и вообще. Мне просто захотелось узнать, как выглядит оптоволоконный кабель. Чисто человеческое любопытство.
- Вы же связист. Должны были видеть и раньше.
- У нас на железке такого пока не проводят. Вы так и запишите: раскопал из любопытства.
Скопцов записал. Ну, и еще пару оборотов внес в протокол, рассудив: бумага ВСЕ стерпит.
- Всегда приятно, Тимофей Арнольдович, осознавать, что у человека есть внутренний мир. Но когда в нем внутренняя война...
- Какая же она внутренняя...
- Ладно, ладно... Вот, прочитайте.
Скопцов протянул протокол, задержанный близоруко принялся водить носом по бумаге. Действительно, подумал Скопцов, какой мерзкий и мутный индивидуу. Наконец, когда злодей оторвал свой шнобель от документа, дознаватель спросил:
- Согласны?
- С чем... - Хрипло выдавил человечек.
- С написанным.
- Почти.
 Тогда пишете... вот здесь: с моих слов написано верно и мною прочитано, дату, подпись, фамилию, инициалы. Да ближе присядьте, не стесняйтесь, здесь не бордель.
Задержанный встал, подобострастно подгреб к столу, склонился, застрочил. Закончив, облегченно крякнул.
- Вася! - Позвал скопцов дежурного. Тот появился не сразу. Пауза длилась мучительно, задержанный, отойдя от стола, встал посреди комнаты будто в картине "Опять двойка". Скопцов подумал: Иисус и Понтий Пилат... Наконец вошел сонный Вася, молча вытолкал злоумышленника из пенала в реальность.
Протокол сдуло со стола внезапным дуновением сквозняка. Дознаватель едва успел подхватить бумажку, прочитал:
"С моих слов написано НЕверно, мною прочитано и заключено: все было не так. Борец с Паутиной Тимофей Арнольдович Шабшин".
- Вот ........ ! - Грязно выругался дознаватель. - "Что есть истина", богудушумать.
Придя домой, то есть, на съемную квартирку, Скопцов неожиданно для самого себя вытащил из дальнего ящика застарелую рукопись, практически рыбу, и, сварив кофе, принялся переделывать. Просидел до рассвета, удовлетворенный и вымученный провалился в небытие. Вот, что у него получилось.





 

РУССКИЙ ОТРЫВ

Возможно неуместно заморское слово "медитация", но хочу поговорить именно о ней. Точнее, о способе духовно сосредоточиться применительно к нашей Среднерусской возвышенности, да и пространству русской души – тоже. Речь пойдет о грибном промысле. Да, смыслы меняются, при произнесении слов "грибы" и "трава" многие многозначительно ухмыльнутся, ведь человечество для себя заново открыло галлюциногенные свойства некоторых видов грибов и расслабляющую особенность определенных трав при посредстве вдыхания психоактивных веществ вместе с дымом, но не Отечества.
Нет, заведу речь о собирании грибов съедобных – как о об одном из видов душеспасительных времяпровождений. Таковых в самом деле не так и много, посему мы просто обязаны хвататься за всякую соломинку.
Полагаю, сакральное значение "тихой охоты" в том, что ты преодолеваешь значительные расстоянья, сосредоточась на своей задаче и вместе с тем освободя свою голову для вольного течения сокровенных мыслей. Россия сама по себе обширна и постичь нашу страну возможно только в движении, пусть и столь малозначительном как кромка леса. Надо только это творить неспешно и с радостным ожиданием, а сию возможность теперь может подарить лишь тихая охота. 
Начать следует с техники безопасности. При сборе грибов следует не забывать о сохранности органа, для этого дела необходимого. Я имею в виду глаза. Русский лес, в особенности еловый, изобилует сучками. Ежели ты увлекся поиском добычи излишне, можешь напороться на острый сук всякими нужными местами, а после орать благим матом, припоминая всех сук. Лучшее средство защиты – очки. Но это для начинающих; обретшие опыт (а вместе с ним и природную благодать) одарены и предчувствием сучков (да и сучек), так сказать, насучаются в должной мере, что, впрочем, ни в коей мере не отменяет бдительность.
 Настоящий грибник способен пройти значительное расстоянье без совершенной усталости. Но в этом и ловушка, ведь хорошего надо в меру, иначе получится какой-то вечный грибожид. Здесь главное – обстоятельность. Боишься, что тебя опередят? Да ты просто сконцентрирован на результате, в то время как здесь важно само действо. Припомни, как плебсы штурмуют транспортные средства в надежде занять козырное место, тем самым получая в награду стрессы и гиподинамию. А посмотрите на тех, кто с достоинством выжидает на остановке: да это же гуру транспортной беспечности! Или изрядно уже обломавшие зубы. Другой аналог: в любви (я имею в виду, половой) лучше не торопиться, а то ведь потом нечем будет заняться. Может быть даже, мы потому такие и злые, что заточены под оргазмы всяческого типа и мало задумываемся о том, что потом.   
Хорошо ищут грибы пожилые люди, ибо они страдают таким заболеванием как дальнозоркость. Это нарушение органа зрения, столь неудобное в жизни, наиболее подходит для поиска грибов. Те же люди потом с боевыми кличами и локтевыми приемами атакуют автобусы, чем перечеркивают пользу лесных медитаций, но это уже другая тема. Здесь еще один момент: когда ты знаешь, что может быть это твой последний день, будешь ценить всякое мгновения самого наслаждения общения с Природой. И, кстати, доказано: грибы не совсем растения, в них есть животные наклонности. И даже более того: некоторые виды грибов умеют внедряться в мозг и воздействовать на поведение высших организмов. Мир грибов не так прост, как думается многим, практически они параллельная цивилизация намного более старая, нежели человечество. Кстати: вы никогда не задумывались о том, что у слова "гриб" нет синонимов? И разве на сто процентов стебался Сергей Курехин, доказывая, что Ленин - гриб...
И запомните: грибы изначально не были созданы для пропитания человечества! Англичане на протяжении многих веков грибов не жрали, поэтому они завоевали почти весь Мир, а, когда стали пытаться таковые пробовать, Британская империя значительно сдулась: вам не кажется странной данная закономерность? Почти все грибы содержат токсины, а их абсолютное большинство вообще ядовиты, да к тому грибы очень-очень скверно перевариваются человеческими организмами. Может быть, как раз именно люди созданы для грибов, и доказательство столь, казалось бы, безумной теории я приведу чуть ниже. 
Русский лес не то чтобы полон, но изобилует разными факторами. Про комаров. Испытал на собственной шкуре: дай кровопивцам пару раз себя искусать - через неделю они станут тебя игнорировать. Видимо, человеческий оргазм… простите, организм в ответ на вызов агрессора начинает выделять некий фермент, который для кровососущих является отменной гадостью. У нас же много скрытых резервов, возможно мы даже смогли бы эффективно усваивать и грибы, но покамест опыты интенсивного употребления грибной продукции оканчивались скверно для стороны, противоположной грибам. И запомните: грибы на людях паразитируют, но противоположных случаев пока не наблюдалось.
Хуже с клещами. Но по счастью те клещи, которые переносят энцефалит, промышляют по весне, когда из грибов-то в лесу лишь сморчки да строчки. А осенний клещ лосиная муха, лезя во все интимные места человеческого тела, все же безобиден. 
Многие опасаются сбора грибов по причине того, что боятся заблудиться. На джипиэс полагаться глупо. Ты еще селфи задумай сделать на фоне грибных семеек. Здесь тебе не базар тщеславия. Лес – среда консервативная, глобальную спутниковую навигацию он принимает с трудом, норовит запутать технически продвинутых и хорошо принимает тупых. А вот такой прибор как компас не помешает. Магнитные аномалии у нас встречаются пока что редко, а посему заплутавшему, особенно в пасмурную погоду, не позволяющую определяться по солнцу, компас - самое оно. Только чтобы не китайский: врут, чёрт их возьми. Самый опасный враг в лесу - твои собственные ноги. У всех они чуточку разные по длине; думая, что прешь как танк, на самом деле ты обязательно будешь давать круги, диаметр которых зависит от степени кривоногости. Многие знакомы с мистическим явлением: шагаешь по прямой, а все время возвращаешься в одно место. Это не жуть, а незнание асимметричности человеческого устройства.
Есть и иные способы ориентироваться в лесу, например, по мху или муравейникам, но здесь надобен опыт следопыта, который несложно перенять из соответствующих книг. Посему самыми полезными на свете книгами считаю справочники по выживанию, а самыми вредными – сборники рассуждений о том, стоит ли жить в принципе.
Для того, чтобы разобраться в полезных и вредных свойствах грибов, стоит обратиться к текстам по микологии, ведь грибные ученые на этом деле полторы собаки сожрали. Грибов на планете Земля насчитывается полтора миллиона видов, так что наука непростая. Микологи парни хитрые, они даже придумали способ переработки мухоморов, в результате которого те (я подразумеваю грибы, а не микологов) из вредных превращаются в очень любопытный пищевой продукт. Впрочем, до примерно того же докопались еще древние викинги, придумавшие страшное слово "берсеркер". 
Вполне себе логичный вид страхов – боязнь отравиться и помереть. Это от невежества. Попытки обратиться к Википедии или любой иной сетевой псевдоэнциклопедии просто опасны. На личном опыте так же не выучишься, остается только впитывать знания и прислушиваться к мнению авторитетов.
Принято полагать, что злейший неприятель неопытного грибника после его собственных ног – бледная поганка. Съев данное создание, человек вначале ничего не чувствует, а потом медленно умирает, причем антидотов не существует. На самом деле основной неприятель охотника до грибов – его персональная глупость, которая манипулирует шаловливыми ручками и ножками, ибо, скорее всего, придумана для того, чтобы реализовать принцип естественного отбора наиболее эффективно. Закон прост: не собирай того, в чем не уверен! Это относится не только к тихой охоте, но и к жизни вообще. А потом еще не скармливай ЭТИМ ближнего своего (по поводу дальнего и тещи еще надо подумать). Вот тебе и вся микология в кратком изложении.
Гриб на самом деле – это плодовое тело. Подземную часть, грибницу, которую уместно назвать "грибным деревом", мы не видим, но в ней самая грибная суть. Там жизнь, которую нам не понять. Да и грибницам нас тоже не постичь, мы такие разные, и... приведу нехорошую ассоциацию: грибница живет и свои плоды выбрасывает на поверхность. Человеческая цивилизация  со своими горестными отжившими плодами поступает ровно наоборот. И кто прав?
А есть еще грибы, растущие на древесине, самые известные из которых – опята. Мало кто знает, что опята – убийцы деревьев, подлинная зараза леса. Но они ведь такие аппетитные. Мать-Природа хитра: она, сволочь, выдумала несколько видов опят ложных, которые для человека, вовсе не полезны, а даже напротив. Вот ведь в какие игры Она с нами задумала играть.
Плохие, зловредные грибы обожают мимикрировать под грибы хорошие. Хотя никто не отменял эстетику, с точки зрения которой и мухомор даже прекрасен, и сатанинский гриб внешне очень даже красавчик. Да и вообще "хороший" гриб в нашем понимании – это пригодный для употребления в пищу человеком. И при чем здесь эстетика...
О, Господи, отвлекся от нашей темы грибной медитации. Гриб растет круглые сутки, не обязательно ходить по грибы в раннее утро. Просто утро - время такое подходящее для, что ли, очищения души. Осенью это не так актуально, потому как Солнце все равно высоко не взлетает. Предубеждение "чем дальше в лес – тем больше грибов" не действует: абсолютное большинство съедобных грибов растет близ селений или там, где ходят люди. Это доказали микологи. Возможно, агрессивное воздействие на грибницу идет таковой на пользу. Примерно так же развивается человечество, если верить теории вызова англичанина Тойнби. Но есть и другая идея, на которую я намекал выше. Возможно грибы льнут к людям потому что МЫ ИМ НУЖНЫ. Они ищут встречи с нами, может быть даже просятся в наши руки. Многочисленные факты обнаружения особо выдающихся гигантских белых (в смысле, не врагов красных, а грибов) свидетельствуют о том, что таковые произрастают практически в пригородах или возле больших дорог. 
Жаль конечно, что собирание грибов деятельность сезонная. С этим следует считаться – но только ежели ты промысловик-добытчик. Тогда и рыбу будешь ловить сетью, и зверье убивать из пулемета. Где уж тут до лирики. Кстати вспомнилось: ты можешь припомнить песню, стихотворение, новеллу про грибы? То-то. А вот сказок – полно; моя любимая про зверушкин домик внутри гриба. Хотя, древнерусская нечистая сила при посредстве грибов заманивает в свои сети невинных созданий…
Не грех допустить и такой вид занятий как простая прогулка по Русскому Лесу. Внешне бессмысленное времяпровождение, но это все же не шведская ходьба. Прости – скандинавская. Лес не Тик-Ток, он требует вдумчивости, внимательности, пытливости, избирательности, тишины. В лесу ты читаешь Книгу Природы, а не выпендриваешься, хвастливо выставляя напоказ свою книгу лица.
Прогулки по ресурсам Всемирной Сети в общем-то тоже могут походить на блуждания по лесу. Ты ищешь какие-то самородки и в этом драйв свободы выбора. Но вот, в чем тут дело... например, лежа в больнице, ты не лишен права тусоваться в социальной сети. Но ты не пойдешь в лес, ибо прикован к койке. Лесные прогулки – прерогатива относительно здоровых людей, способных постигать Родину, да и планету ногами.
Плошка дегтя. На самом деле лес утомляет однообразием. Еловый, сосновый, березовый, осиновый, дубовый, смешанный... вот, собственно, и весь список. Интернет же отличается обилием всего, и главное – фантастическими возможностями общения с себе подобными. Лес этого не любит, он терпит пытливое отношение к своей натуре. Да и каждый невредный грибочек велит кланяться (а вредных мы норовим пихнуть ногой).
И кстати: мое детство прошло в городской среде. Любимым летним занятием многих был сбор шампиньонов по дворам, на бульварах и скверах. Их в ту эпоху росло немало, а о том, что грибы впитывают в себя всю урбанистическую гадость, мы не ведали. Дело увлекательное, а приготовленные, обжаренные на сливочном масле шампиньоны – подлинное чудо. "Шампиньон" переводится с французского как "гриб вообще", и я не знаю, почему на русских просторах прижилось европейское слово. Научное название вида: "псалиота кампестрис". Представьте себе, эти нежные кругляшки способны проламывать толстенный асфальт. Повзрослев, я побывал во многих мегаполисах и был удивлен, узнав в закоулках каменных джунглей их, родных: шампиньоны. Везде я возвращался в свое детство, думая: вот они, подлинные спутники человечества, любящие нас похлеще собак!











 


ПИПЕЦЭПОХЕ

Сан Саныч Скопцов – страстный поклонник и, не побоюсь этого слова, лыцарь русской словесности. То есть, той самой великой психологический литературы, столь изощрённо наинженеревшей в человеческих душах, что весь читающий мир узнал о существовании русского человека, который мыслит и страдает. И особенно глубоко Скопцов переживает за нынешнее падение планетарного культурного явления «русский психологический роман» и хитрую замену такового на тупой, но топовый коммерческий продукт наподобие хоррора "Метро 2666", похождения монахини-сыщика и прочую бестсельтерскую лабуду в стиле глупого милорда.
Своего имени-отчества Скопцов недолюбливает. "Александр" имя несчастливое, что в очередной раз доказала судьба отца. Тот погиб, как это смешно в наше время ни звучит, на дуэли. Будучи младшим офицером, что-то там не поделил с офицером более старшим, вот и сошлись у барьера. Случилось трагедия не в эпоху великой русской литературы, а во времена советские, в которые, впрочем, тоже жили великие русские литераторы, которых коммунисты примечали, вскармливали и обласкивали. Лишь бы не критиковали режим, и это было правильно: в отместку правильные сочинители лояли шедевры мирового порядка, ставшие теперь макулатурою, а то и предметом утилитарного значения, в трудные годы заменяющим туалетную бумагу.
За глаза коллеги обзывают Скопцова пренебрежительно: «Москвич». Для них Скопцов – тайна непостижимая: уехать из Первопрестольной в эту грёбаную тьмутаракань… похоже у Скопцова там была какая-то драма. Здесь, в Сиринске Москвич никому души не раскрывает, чем усиливает свой стремный авторитет.
Скопцов со скорбью наблюдает уходящую натуру. Мир поменялся. Мы уже не видим четкого различия между войной и миром, между суверенностью и зависимостью, между вторжением и освобождением, между равенством и деспотизмом. То, что нам "втирают" СМИ – лишь один из образов реальности, и Скопцов в свое время трудился на эту адскую машину… Да что это я оправдываю дознавателя с периферии, имеющего литературную подготовку... он же взрослый дядька, сам знает, что творит и зачем!
 М-м-да… теперь уже истерлась и очевидная граница между писателем и читателем, между палачом и жертвой, между мужчиной и женщиной, между преступлением и геройством, между победой и поражением, между левыми и правыми, между разумом и безумием, между врачом и пациентом, между учителем и учеником, между искусством и пиаром, между знанием и невежеством... какая на хрен теперь нужна литература! Художественная? Или высокохудожественная… Да ничего уже не нужно кроме ПРОДУКТА, от которого богатеют и государства, и семьи, и корпорации, и прочие институты общества.
 Скопцова в последние дни преследует навязчивое сновидение. Кошмар заключается в том, что якобы через три дня надо сдавать математику, а он ни разу не брался за толстенный учебник: все в трудах, трудах... Более того: грядет ШКОЛЬНЫЙ экзамен. Полагаю, такие подсознательные страхи заложила в его мозг система образования. Всякий раз уже во сне приходит отрезвление: какой к лешему аттестат – он уже имею институтский диплом (пусть и гуманитарный)! Но вот ощущение панического ужаса перед формулами остается. Скопцов узнал, что математика – язык Вселенной. Литературе же – всего лишь эксплуатация вербального языка ради тешенья прекрасных (и не очень) дам. Как там у Есенина: волосатый урод говорит о мирах, половой истекая истомою.
Скопцов пытался исследовать математический мир литературными средствами; он вообще склонен экспериментировать, даже с личной жизнью, а потом изливать испытанное на бумагу (о, Господи, наверное кто-то сейчас не то подумал – речь идет о писательском труде). Только кому теперь это надо! Модные сочинители небеллетристического толка песни слагают только о том, какие они крутые, честные и справедливые: всем не дает покоя харизма спившихся Довлатова и Ерофеева. Так вы спейтесь, что ль! Ведь спелись же...




















 

СЛИЯНИЕ ДВУХ МАРСОВ


Скопцов не удивился, узнав, что Шабшина выпустили под подписку о невыезде. Парень не рецидивист, не раскололся, других эпизодов на себя не взял, а Система таких все же уважает. Свою работу Сан Саныч хоть и не так как было поручено, выполнил, все бразды перешли к следакам. Немножко разве Скопцова поимели на ковре – но это так, для порядку, он уже приучился в такие минуты расслабляться и получать удовольствие.
Вероятнее всего человку с неплохой характеристикой (по месту работы выдали именно такую) светит условный срок, да и ущербу небогато. И все же какое-то накапливалось напряжение, смутные чувства одолевали дознавателя, в особенности перед сном.   
Два дня Скопцов ломался, а на третий решился выяснить причину своей тяги к маленькому человеку с внутренним стержнем. Многие думают, двух одиноких самцов способна соединить только нетрадиционная ориентация. Они ошибаются: жизнь сложнее, и отношения между людьми бывают и... хотел сказать про "настоящую мужскую дружбу", но вовремя осекся: здесь, похоже, иная история. Бывает, одного человека притягивает другой по причине воздействия неоткрытого пока энергетического поля. 
Скопцову на самом деле просто хотелось по душам поговорить, для чего он выбрал не слишком поздний вечер. На всякий случай дознаватель прихватил пузырь. Квартира под нужным номером былана последнем этаже четырехэтажной хрущобы. Удивило, что дверь деревянная, хотя во всем подъезде – железо. Несколько минут Скопцов набирался наглости, чтобы вдавить кнопку звонка. Открыв (не спросив, кто), Тимофей секунд десять вглядывался в Скопцовское лицо, явно его не узнавая.
- Представитель правоохранительной системы, я вас допрашивал. - Сообщил скопцов. Хозяина перекосило. - Как насчет войти...
- А-а-а... да. - Тимофей посторонился.
Хозяин был одет в треники без лампас, с вздутыми коленями, и ковбойскую рубашку навыпуск. Сан Саныч протянул руку, опомнился, что делает это через порог, шагнул. Шабшин в ответ руки не поднял. Состоялась мучительная пауза, за время которой Сан Саныч уже и поругал свое эго за инициативность. Наконец хозяин произнес двусмысленное:
- Гость в дом - бог из дома.
- Так я не понял. - Скопцов изобразил обиду. - Мне валить?
- Допрос?
- Не совсем. Точнее, отнюдь. Полагаю, самое время познакомится. Скопцов.
Тимофей таки пожал руку дознавателя, сделав это сильно:
- Шабшин.
- Я знаю. Вы один?
- Теперь – нет.
- Но я не по службе. - Попытался оправдаться Скопцов.
- Ну, не по дружбе же...
Тапочек хозяин не дал, причем, принципиально. Прихожая кричала о холостяцком быте. Почему-то Скопцов своему наблюдению возрадовался. В комнату Шабшин не провел, осталось переться в кухонку, в которой сквозило по носкам. Сан Саныч все никак не мог подобрать верный тон, да к тому же хозяин всем своим поведением давал понять, что Скопцов здесь - инородное тело.
- Осень рановато началась, - Скопцов выразил стандартный погодный оборот, - уже и грибы…
- Знаете что, Пал Палыч... – Жестко оборвал Шабшин. – Давайте уж к делу наконец.
- Сан Саныч. - Поправил Скопцов и заключил: ведь помнит, скотина.
- Да. Санитарные сани... мнемотехника... простите, именной кретинизм, плохо запоминаю.
- Давайте уж начистоту. - Скопцов тоже попер по-солдатски. - Мне как пишущему человеку интересен ваш характер, вот. Это я чтоб вы чего не подумали. Городок небольшой, нетривиальных людей почти нет, хочется вот… У меня есть предположение, вы тоже из пишущих людей.
- Что? - Звучало издевательски.
Дурак и резонер, подумал Скопцов. Но произнес:
- Прозу, публицистику, дневники.
- У вас ментовской нрав. Сказали, что не допрос, а... а может еще имена, явки и пароли?
- Отнюдь. Просто почувствовал коллегу. Ошибся?
- Мы же с вами незнакомы. А вы сразу про публицистику.
- Почему – сразу? – (Попал, попал! – внутренне ликовал Скопцов) – Чудак чудака видит издалека. Мне понравилось, Тимофей Арнольдович, сколь достойно вы себя ведете в экстремальной ситуации. Полагаю, у вас значительный духовный опыт.
- Понравилось… Такое впечатление, что вы подлизываетесь.
- Нет навожу мост. Люди склонны строить вокруг себя стены, а это неверно. Я вижу ваши эти бастионы и мне вас… жалко.
- У пчелки.
- Что…
- У пчелки жалко. И как мне относиться к человеку, который меня… гнобил.
- Обычно. У каждого своя работа. Вы гнобите кабеля, я – кобелей. Такие мы винтики в этом организме. То есть, клеточки.
- Неверно.
- Что?
- Мы не частички.
- Значит, нули.
- Понятно. - Шабшин кажется потеплел. - Вот мы здесь торчим - вроде бы как в масштабах человечества нули. Но нули, приставленные сзади, на порядки увеличивают значение числа. Ноль поставленный спереди уничижает. И даже более того: умножение на нуль дает нуль, но человечество на нуль не делится.
- Тимофей Арнольдович...
- Да просто Тимофей.
- О'кэй. Я чисто просто по-человечески. По оптоволоконным кабелям распространяется Интернет, который, насколько я правильно понял, вы считаете угрозой для всего человечества. Так?
- Ну – и? - Шабшин превратился в орган внимания.
- А вот и ну. Что-то учит нас любить ближнего своего, да и дальнего тоже. Что-то вынуждает убивать. Все идеи на самом деле обитают в наших головах. Интернет лишь новый ресурс. Я правильно мыслю, Тимофей?
- В принципе… санитарные сани… Сан Саныч...
- Я предпочитаю: Скопцов.
- Да. Хорошо. Скопец… Так вот. На первый взгляд все так и есть: глашатаи, потом газеты, зомбоящик, Паутина. То есть, параллельно с нами эволюционирует информационное пространство – от примитивных форм к высшим. Человечество кстати, лишь относительно недавно стало доминирующим видом, да и царями Природы мы можем считать себя лишь условно, ведь со стихиями совладать мы покамест не можем. Но разум, понимаете ли, ищет новые формы существования, при которых ему будут нипочем капризы Природы.
- То есть, вы хотите сказать, что Интернет, или, как вы выразились, Паутина - новая форма жизни.
- Не совсем. Скорее, речь должна идти о новом проявлении сущего.
- Допустим, это так. Имеет место неоткрытая нами закономерность. Но разве против лома есть приемы? Насколько я понимаю, приход новой эры неизбежен.
- А были бы согласны стать рабом?
- А вдруг мы уже таковыми являемся? Христиане вот – рабы. В смысле, Божьи. Кто-то – раб страстей, семейных устоев, работы, которая, кстати, от слова "раб". 
Шабшин противно хихикнул, тоном учительницы начальных классов произнес:
- И все же у вас профессиональная деформация.
- Я знаю. Что же изменится, если мы будем рубить оптоволоконные кабеля?
- Снова допрос... Мы будем свободны. Разве этого мало...
- В каком смысле – свободны?
- По крайней мере, в духовном.
- Вы же связист, Тимофей... Бессмысленно перерубать щупальца спрута. Надо спрута замочить на фиг – вот. - Скопцов сказал, а в голове пронеслось: да это же как грибница! Тонкие подземные нити перерубать – пустое дело. Грибницу побеждает только...
- Хорошая мысль. И…
- Да в том-то и дело что «и». Вначале должно быть слово. Только верное, бьющее в самое хитросплетение.
- А потом – слова, слова… Возьмите, попробуйте почитать на досуге, - Шабшин выудил из секретера и протянул визави зеленую школьную тетрадку, - и составьте самостоятельно мнение о том, насколько я лишен рассудка. Вот тогда и поговорим. До свидания.
Очутившись снаружи, дознаватель ощутил то ли облегчение, то ли досаду, как будто он – ржавый гвоздь, который со скрипом выкорчевали из полугнилой чурки, готовящейся скоро отправится в печку. Так и не пригодившуюся водку Скопцов выпил во дворе, прямо из горла. То есть, теперь-то зелье пригодилось. Дальше он все помнит смутно. Очевидцы рассказывают, что де Скопцов на центральной Советской площади у памятника Ленина кричал стихи Пастернака. На самом деле Скопцов ни одного стихотворения Пастернака наизусть не помнит, кроме разве отдельных строчек: "Я один, все тонет в фарисействе...", "За поворотом в глубине лесного лога готово будущее мне верней залога...", его любимый поэт – Есенин, видимо очевидцы что-то напутали. Так же (якобы) Скопцов писал (с ударением на первом слоге) у парадного подъезда райадминистрации. 
Скопцова из органов уволили со свистом: опорочил правоохранительную систему. Практически, выдан был волчий билет.
На прощание начальник группы дознания доверительно сообщил:
- Этого твоего копателя кабелей упакуют на пятак, вкатят строгача. Так наверху решили. Так что зря ты все это, Саня.
Уменьшительно-ласкательно Скопцова не называли давно, а начальник – впервые.
- Ничего не бывает зря, Коля. - Так же сфамильярничал Скопцов. - А зря все это как раз вы. На Руси страдальцев любят, а вы их плодите.
- Иди уж с Богом… Москвич. – Из уст начальства это звучало как благословение.
Придя домой, Скопцов не стал похмеляться, а взял зеленую тетрадку Шабшина и раскрыл ее. Понравился аккуратный почерк. Не понравилось, что он мелкий. Вчитавшись, оценил красоту слога и связанность мыслей. Значит, интуиция не подвела, когда еще на допросе почуял пишущего человека. Не очень пришлось по душе спекулятивность строя мышления: автор выстраивает факты в угоду своей идефикс. Вот содержимое школьной тетрадки.

























 



ПАУТИНА ИЛИ МЫ
Трактат-манифест борца с виртуальностью Тимофея Шабшина


Так грибы сосуществуют с деревьями и неизвестно еще, кто над кем доминирует, хотя пожирают как раз первые. Но грибы с деревьями не мыслят, мы же с Паутиною – очень даже...
(Скопцов покрылся испариной: какое сочленение образов, а ведь они с Шабшиным о грибах не говорили в принципе!)
 Собрав наконец внимание в кучку и подавив аритмию, писатель продолжил ознакомление с содержимым школьной тетрадки:
…Интернет сизначалу принято было обозначать с приписной буквы – как того же Бога. Тем самым обозначается пиетет: мы всего лишь мыслящий тростник пред этим... да чем, собственно, "этим"? Богов мы поругали, царей и королей разрезали на части, пап и патриархов разоблачали – да еще и при всем стечении народу. Да: человек и человечество начинаются с маленькой буковки. Да, мы можем звучать гордо, хотя в иных ситуациях лучше бы все же молчали в свои тряпочки.
"Всемирная Паутина"... звучит зловеще. Сразу же обломаю тех, кто утверждает, что де Паутина – лишь новая возможность, порожденная, заметьте, человечеством. Поменялась вся структура нашей жизни. В эпоху Глобальной Сети невозможны уже Дон Кихот, Тиль Уленшпигель или Чарльз Гарольд. Ну, представьте себе вышеуказанных литературных героев, расхваливающих в персональных блогах личные достоинства и таскающихся с селфи-палками. 
Давайте уж прямо: Паутина – путь к бессмертию Разума. Она есть порождение Культуры и Технологии, виртуальное пространство для интеллектуального роста (или деградации, но это непринципиально, дело все равно касается интеллекта). Но Разум невозможен без глупости, ведь и мутации так же можно представить как дурачества Природы. Разум может эволюционировать либо наоборот, а так же вероятны разнонаправленные процессы в одном и том же временном континууме. Но что это такое? Мы же не дали определения... Полагаю, Разум – нематериальная сущность, основное качество которой – свободная воля. То есть, Разум поступает так как считает нужным и умеет действовать вопреки обстоятельствам. Не буду развивать теорию, согласно которой Разум – закономерный этап развития Вселенной; так же не намерен вступать в дискуссию по поводу якобы кажущейся свободы воли. Доказывать ничего не надо: для чего-то Разум все же существует. А, поскольку Он бестелесен, наиболее подходящая для него среда – эфир.
Уж не секрет, что Паутина как система разрабатывалась как глобальное средство сбора информации о нас, людях. Подразумевалось, специально подготовленные специалисты в недрах служб безопасности станут бдительно отслеживать все дурные наклонности землян, дабы их вовремя пресечь, тем самым спася человечество от внутренней беды. Ни черта не получилось, хрен что пресекли – потому что зло способно обитать вне Паутины (хотя и в ней – тоже). По всей видимости, монстр, потенциальной силой которого явно пренебрегли, вырвался из-под контроля спецслужб и зажил на всю катушку. Как говорится, не удержали джинна в бутылке. Но есть альтернативное мнение: Паутина рано или поздно должна была зародиться, есть внегуманитарный сценарий, детали которого нам недоступны. Весь этот терроризм, помноженный на антитеррор – лишь череда дополнительных обстоятельств, усугубивших процесс.
Явление Интернета напоминает известный нам из Библии Великий Потоп, только наводняет Мир не влага, а информация. Каждый рискует утонуть, а спасет только Ковчег. Но в отличие от ситуации с Ноем и сыновьями каждый способен построить Ковчег персональный. Вот здесь я отмечаю конфликт: в среде, которая лучше всего подходит для эволюции Разума, мы, отдельные люди, чувствуем себя некомфортно. Вы думали, что наши душевные страдания не от этого? Нет – именно от конфликта с темной стороной бытия. 
С человеческим разумом (с маленькой буквы, и не буду доказывать, что вероятны иные формы разума) случился трагифарс. Но, если допустить, что Разум создан постичь Вселенную, то с нынешними носителями такового он неспособен не то, что свершить предначертание (интересно: а кто все же автор проекта?), а даже разобраться в своем устройстве. Наиболее разумно было бы предположить надантропологическую фазу существования Разума, когда Вселенная будет покорена ИНФОРМАЦИОННО, уже без использования человеческого материала.
Интернет пока невозможен без вычислительных машин, которые почему-то все реже называют компьютерами. Всевозможные гаджеты – своеобразные клетки Паутины, и ее развитие напрямую зависит от скорости передачи информации между клетками и качества связей. Нынешняя гаджетомания есть отличное подспорье Паутине, и есть подозрение, что планетарные корпорации, насаждающие свои продукты, работают вовсе не на человечество. Но все может поменяться. Уже появились виртуальные "облака", цифровые роботы, играющие к примеру, на биржах, а в какой-то момент возникнут и рожденные машинами (так и хочется сказать: непорочно зачатые) программы, которым нужно будет только одно: подпитка энергией –твсе остальное они забубенят сами.
Казалось бы: ну и что? Паутина дарит нам колоссальные возможности: уже не надо ходить в библиотеки, музеи, кинотеатры. Весь Мир в одном гаджете! Трагедия в том, что под воздействием Паутины человек лишается права на интимную жизнь. Я имею в виду не половое поведение (к сожалению "интимное" мы стали понимать как "постыдное"), а возможность иметь свои, сокровенные мысли – не для публикации в Сетях. Мы даже собственную веру перестали чувствовать как интимное духовное позиционирование, то и дело норовим бороться за религиозные идеалы, уничтожая иноверцев только за то, что они «нелюди»! Мы многие поступки и совершаем-то лишь для того, чтобы рассказать об этом Паутине, и мысли порождаем для публикации. Мы привыкаем жить на общественной территории без стен, как те же к примеру муравьи или пчелы, а существование сетевых связей промеж насекомых доказано. В сообществах насекомых тоже есть коллективный Разум, но им не было дано изобрести гаджеты, ракеты и оружие массового уничтожения. Вот, в чем наше инферно.
"Этика - добро, эстетика - зло": мы имеем дело с ловушкой для масс, мнящих себя продвинутыми. Во Вселенной главенствует стратегия выживания, которая не подразумевает разделения на хорошее и скверное, красивое и мерзкое. Если жизнь – закономерность, значит, выживание априори поставлено во главу угла. 
Паутина изначально выдумывалась еще и как средство отвлечения для 85 процентов серой человеческой массы, агрессивно-послушного большинства, которое иногда обидно именуют "тупым быдлом". Делалась это для того, чтобы нейтрализовать ту часть человечества, которая во все времена только бесплодно перемалывала брошенные в нее зерна и мешала двигать прогресс. Так полагали создатели проекта, но ими двигало заблуждение о том, что де дано. Ну да – дано… только не то, что они думали: креативщики выступили в роли исполнителей ВОЛИ.
 Поскольку в Паутину все же заложено творческое начало, Она несет в себе все наиболее эффективные технологии, созданные Разумом. Пусть все еще пока в зачаточном состоянии, но поступательное движение даже пугает. Самые продвинутые из людей породили Животворящее Начало, хотя думали, что создают всего лишь инструмент. Так медиасфера, существовавшая и до эры Паутины в форме масс-медиа, стала комфортной средой для утверждения Глобального Разума.
Медики человечества придумали определение "высшая нервная деятельность", и это касается духовной жизни человека. Нарушение оной – душевное заболевание, им займутся психиатры или психологи. Разум Глобальный действует в надвысших средах и Ему не надобны врачи. Его нельзя причислить к организмам, а Паутину – можно. Отсюда разные болезни Паутины и вирусы (создаваемые, кстати, людьми). И кстати: наверное, уже нет смысла объяснять, почему теперь невозможен Пророк. Есть? Да, пожалуйста: искреннего и святого человека просто не заметят – потому что того, кто не существует в медиасфере, не пиарится, нет в наших мозгах. Да хоть на Голгофу взойди: если об этом не раструбят СМИ, социальные сети, все твое страдание растворится в пустоте. О тебе не говорят, тебя не показывают – ты ноль. А кто позаботится о том, чтобы агрессивно-послушное большинство, привыкшее хавать суррогаты с усилителями вкуса тебя обосрало и обратило внимание на очередное яркое шоу? Паутина, ведомая Высшим Разумом! 
И что: нам теперь следует возрадоваться тому, что наше существование обрело хотя бы такой смысл? Ну, то есть мы для Паутины как земля для грибницы...
(Скопцова снова кинуло жар, как будто он внезапно голый очутился на улице.)
Нет – мы просто бежим по дороге прогресса, думая, что таковой неизбежен... как там у Кэрролла: галопируем не потому чтобы успеть (читай: добиться успеха, ведь у нас именно что культ успешности), а чтобы не отстать. Вот здесь и ловушка: надо упорно идти и оглядываться по сторонам, наслаждаясь каждым новым мгновением, а не ломить голову, как будто на твою победу поставили миллион. Кто двигает эти массовые крысиные бега? Ответ все тот же (перечитай предыдущий абзац). 
На самом деле в масштабах Вселенной случился относительно небольшой информационный взрыв, в результате которого Разум возможно выльется в высшее, нам, людям непонятное измерение. Или погибнет. Глобальный Мозг всего лишь орган; он неспособен существовать без тела, снабжающего его энергией. Что же, спросите вы: разве раньше у человечества не было Разума? Если обозреть историю гомо сапиенс с войнами, тираниями и гламуром, скорее всего, что именно не было. Друзья, когда-то не было ни то что Разума, но и человечества, и жизни вообще! И только Дух Божий витал над водами многими… впрочем, идею Бога-создателя не приемлю: слишком примитивная модель.
Всякий мозг характерен сетью информационных связей. Чем богаче сеть, тем мощнее интеллект. И головной мозг человека, и Паутина живут новизною, вызовами. Но и ОНА может по-разному реагировать на информацию, вплоть до агрессии и страсти. Но Паутина, обретшая Разум, учится на собственных ошибках, экспериментирует и анализирует. А еще ОНА совершенствует систему, которая становится все менее уязвимой.
Согласно всем физическим законам человечество никогда не найдет братьев по разуму: слишком далеко. Фантасты придумывают "нуль-пространства", "кротовые норы", "квантовые скачки" и прочую высокохудожественную мурню. Им невдомек, что все эти расстояния и даже времена способна преодолеть только мысль. Глобальный разум, возведенный во многие сотни степеней сонм мыслей. Разве такой силе неподвластны все тайны бытия?
Глобальный Разум человечества до поры сдерживали мифы, которые дарили полагание, но парализовывали фантазийный аппарат. Разум Паутины не сдерживает ничего, потому что она вне этики и морали, для нее нет табуирования процесса. Ее высшая задача: выжить и познать.
Когда-нибудь настанет момент, когда человечество станет ненужным. В тех Мирах, которые постигнет Разум, мы просто физически неспособны будем существовать. Паутина придумает иную среду, ОНА найдет способ справиться без нас. Даже если случится так, радует одно: конечная точка – постижение Всего Сущего, а это на самом деле смерть.
Наше существование в Паутине либо принципиальное ЕЕ отрицание уже приобрели форму культа (с поклонением фетишам - гаджетам, либо презрением к таковым), причем можно быть "за" или "против", но никогда уже "извне". Где религия – там апологеты, жрецы, фанатики, ритуалы, менеджмент и несогласные. Хотя врачи полагают, что речь идет лишь о мании информатиозо в различных вариациях. На службе у Паутины громадная армия людей, которая неуклонно преумножается. Это нормально? По сути, возникла новая тоталитарная система, весьма агрессивная и не знающая компромиссов.
Итак: Паутина – результат стратегии выживания живого, ибо Глобальный Разум переживет любой планетарный катаклизм, а возможно колонизирует Вселенную. Но так ли неизбежен нарисованный мрачной кистью результат? Стоит ли нам замерев наподобие кролика, загипнотизированного удавом, покорно ждать нашего Апокалипсиса... И, кстати, попробуйте трактовать Откровение Иоанново в плане прихода Паутины:
"Прочие же люди, которые не умерли от язв, не раскаялись в делах своих, так чтобы не поклоняться бесам и золотым, серебряным, медным, каменным и деревянным идолам, которые не могут ни видеть, ни слышать, ни ходить. И не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем". 
А вот пророчество про Паутину:
"...И чудесами, которые дано было ему творить перед зверем, он обольщает живущих на земле, говоря живущим на земле, чтобы они сделали образ зверя, который имеет рану от меча и жив. И дано было ему вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя говорил и делал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя".
Зверь – Паутина, дух зверя – Глобальный Разум. Кто-то скажет: трактовка больно вольна. Все наоборот: она вольно больна, и ситуация близка к гуманитарной катастрофе. Все интуитивно знают: в Паутине нет Бога, но в НЕЙ есть демоны, которые умеют нас вовлечь.
Дабы постичь тайны бытия, человечество шло к созданию суперкомпьютера. Но всего лишь один человеческий мозг совершеннее самой современной и навороченной вычислительной машины. Ситуация исправится, когда вычислительные машины научатся без участия человека соединяться в Сеть. Инженеры человечества нужную матчасть уже подготовили. Пока процессоры, молотя внутри себя программные средства, лишь считают. Однако они уже научились обыгрывать нас в шахматы, а ведь эта игра невозможна без креатива. Да, Глобальный Разум пока еще в зачаточном состоянии, еще нет прямых причин ЕГО страшиться. Паутина уже здорово оплела наши сущности, хотя по большому счету она покамест безмозгла.
Одни будут уходить от Паутины в схиму, некоторые сформируют подполья, иные создадут альтернативные субкультуры, но... может быть, это всего лишь человеческие игрища и все страхи мы придумали только лишь для того, чтобы не было скучно? Нам этого не постичь, ведь мы не слишком понимаем правила этой игры.
Не догоняем, но принимаем! Дабы социализироваться, не стать изгоем пользователь Паутины (именно пользователь, а не креатор!) вынужден сообщать другим то, что не повлечет за собой остракизм. Паутина пытается всех нас нивелировать под единый стандарт, основное качество которого: серость. Та самая воинствующая агрессивная ко всему непонятному масса, потребляющая все и отдающая только экскременты. Ты разве не заметил, что все медиафигуры – выдающиеся серости, сообщающие нам банальности? Потому-то они и ЛОМы, лидеры общественного мнения.
Антитеза. Возможно, Паутина лишь новый инструмент человечества, что и подразумевалось сначала. Фантасты тоже пугают нас антиутопиями, так что не стоит держать Паутину за жупел. Точка зрения здравая, но беспечная, наподобие убеждения себя в том, что твое раковое заболевание рассосется само по себе. Таково заблуждение паутиноидов, не ведающих, что творят.   
Причина Нашего падения прежде всего в числе. Один Шекспир – явление возвышенное; десять Шекспиров – уже, кроме того, и странное; там, где живут двадцать тысяч художников, наделенных шекспировским талантом, уже нет ни одного Шекспира, одни только шекспиришки, мир банальной пошлости.
Паутина вынуждает пользователей сколачиваться не то в культурные группы, не то в стаи, низводя модели социального поведения к первобытному состоянию. "Все кто не с нами, тот против нас!" Паутина предлагает одноразовый продукт, архивирование которого бессмысленно. Подхлестывает развитие Паутины коммерция. Индустрия Сети, в особенности игровая ее составляющая, есть по сути кормовая база Паутины. Так две надчеловеческие сущности, Капитал и Паутина сливаются воедино.
Пока еще человечество необходимо Паутине, потому что люди способны на творческую игру, а Глобальный Разум еще нет. Дело в том, что мы умеем гениально ошибаться... Торжество Паутины и есть Конец Света, ведь Паутине нужен не свет, всего лишь питательная среда. Вербальный язык для человечества, генный язык для биосферы, язык математики для Вселенной и Паутины... Является ли Паутина дьявольским искушением? Как минимум, теперь через Паутину наиболее эффективно реализуются модели тоталитаризма даже если речь идет о тотальном поклонении Духу Свободы.
«Так что же делать?» - спросите вы. И еще более резонный вопрос: «Если всё столь неизбежно - к чему трепыхаться?» Отвечу: оставаться Людьми. Не животными, готовыми давить на кнопку удовольствия до полного истощения, и не серой агрессивной массой, подобно выгребной яме поглощающей все, даже лучи Света, а личностями, обладающими чертами Творца. Даже Библия утверждает, что Господь создал нас по своему образу и подобию.
Нас порабощает сила, возросшая в нашей же среде. Кто согласен с этим, тот – человечишко, паутиноид, а не Человек. Прежде всего не надо позволять Дракону поселится в твоей голове. В твоей! Это же как вирус, и нашу цивилизацию настигла пандемия паутиномании.
Вот взять атомную энергию. Вроде бы ее приручили, но, если дать распоясаться англо-саксам, чья заслуга в том числе изобретение Паутины, – они весь несогласный с их либеральной доктриной мир термоядерными бомбами закидают на хрен и скажут: "Сорри...". Но людей, способных ради идеи убивать при помощи атомных бомб, и саму мрачную энергию держат покамест в уздах. Точно так же можно сдерживать и паутиноидов. Каждый из нас способен на какое-нибудь маленькое дело во имя Человечества (с большой буквы).
И давайте-ка вернемся к Откровению Иоаннову:
"Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы..."

- Кабеля, говоришь! - Крякнул Скопцов окончив чтение. На губах его нарисовалось подобие демонической улыбки. На душе стало как-то хорошо. Уже не помнилось о потерянных работе и репутации.
Конечно, написан великоречивый бред. Скопцов прекрасно знает, что такое манипуляция фактами в угоду поставленной задаче. Точно также Интернет можно изобразить и как Светоч Знаний и великое подспорье прогрессу во имя светлого будущего. В свое время бушевали и разрушители машин, убежденные в том, что механизмы поработят человека. Находились и такие, кто доказывал: Гуттенберг есть исчадие ада, ибо книгопечатание убьет сам процесс передачи знаний от интеллектуалов к интеллектуалам, а для серого большинства книга как топор. И в этом они правы, ибо и "Молот ведьм", и "Капитал", и "Моя борьба" не призывали напрямую уничтожать часть человечества: домыслило быдло. Одно время боялись и бунта роботов, а теперь что-то расслабились. Все ретрограды в значительной части правы: взять хотя бы катастрофы, случившиеся из-за сбоев компьютерных систем.
И все же опус Тимофея Шабшина несет особую энергетику, в нем есть черты гениального безумия, а усугубляет впечатление попытка выстроить логику. Шабшин шагнул дальше философствований: увлекся деяниями. Да, преступными, да к тому же нелепыми, но...




















 


ВЛЮБЛЕННЫЙ БЕЗУМНЫЙ ПОЭТ

Все болезни людей либо от любви, либо от отсутствия таковой. Душевные заболевания – тем более. А вот все беды и великие откровения – от несчастной любви и обид, нанесенных объектами таковой. Отсутствие любви ни к чему великому не приводит. Кто считает, что несчастных любовей не бывает, просто покамест не стал жертвою.
Есть отрада: все гении стали таковыми потому что личная жизнь не удалась. Если у тебя все в порядке в быту и на любовном поприще, к чему искать иного и сублимировать? Сексуальные лузеры отыгрываются на Вечности. Или становятся маньяками или невротиками – как повезет. Если уж случилась неразделенная любовь, одни уходят в запой, иные в монастырь (внутренний или внешний), некоторые – в творчество или карьеру. Бывает, удаляются и во все сразу. Все зависит от склада характера, темперамента и планиды.
Тимофей Арнольдович Шабшин в юности был влюблен. Предметом его обожания являлась сокурсница по техникуму Аня Кротова. Будучи от природы застенчивым, Тимофей обожал свой предмет со стороны, всякий раз воспринимая нахождение невдалеке от создания, пышущего флюидами, как радостное событие. Эдакое навязчивое состояние знакомо многим, на самом деле это одно из ярчайших переживаний в жизни, жаль только, понимает сие только старость, которая может только умничать да ворчать.
Однажды Тимофей все же признался Ане в своей к ней любви – украдкой, в полумраке коридора. Сказанул и будто полегчало. До вечера ходил счастливый, утром устыдился. Ничего не изменилось, видимо, девушка и без того все чувствовала, но гложила мысль о том, что выбрал для акта признания неудачное место, прям как маньяк. Полагаю, Аня просто боялась парня, внутри которого сокрыта инфернальная непонятность. К Тимофею в группе никогда не обращались уменьшительно-ласкательно – "Тимоха" там, или "Тима", может, "Арнольдыч", "Шварценеггер" – а все: "Тимофей" да "Тимофей". Что с одной стороны признак уважения, с другой – неприятие со стороны социума, так ведь подзывают котиков.
Особо гнусные внутренние страдания Тимофей испытал, когда однокурсник Андрюха Слепанов поведал Тимофею подробности (причем, физиологические) своей не совсем романтической встречи с пресловутой Аней Кротовой. Возможно, Аня проговорилась Андрюхе о том, что де Шабшин на нее неровно дышит, и Слепанову доставляло особое удовольствие изощренно морально издеваться над половым неудачником.   
Прошло двенадцать лет и Тимофей встретил Аню Кротову, которая, впрочем, уже носила другую фамилию. Тимофей увидел натуральную корову (по крайней мере, со скотскими глазами), брошенную и растерянную мать-одиночку, в которой ничто уже не напоминало о былом обаянии. Замуж она вышла вовсе не за Слепанова и, как видно, неудачно. "Господи, подумал Тимофей, как хорошо, что ты отвадил меня от этого жребия..."
Аня пыталась заигрывать, строя из себя звезду мультфильмов, даже предлагала еще где-нибудь встретиться, Тимофей же ответил искренним равнодушием.
А может быть просто Шабшин  банальный однолюб? Да, той прекрасной девицы с легким дыханием и позитивной энергетикой, которую она искренне раздаривала охочим самцам, уже не существует, что вовсе не мешает хранить ее образ во глубине души.
Много лет Тимофей Арнольдович Шабшин занимался внутренним самосовершенствованием, а так же трансформацией персонального духовного пространства, чем здорово пугал мать и сестру, тоже, кстати, не таких и счастливых людей. Матери уже на этом свете нет, сестра свалила в Саратов (где все еще разыскивает лучшую долю), так что Тимофей теперь одинокий упырь. Есть возможность сосредоточиться и всё такое.
Город Сиринск ни мал и ни велик: для районного центра ничего так, а вот на промышленный центр не тянет. А из достопримечательностей разве только старинное депо да привокзальный храм, построенный при царе Александре Освободителе. Именно при злодейски убиенном императоре (ну, как здесь не вспомнить проклятие имени) Дикое безлюдное поле стало превращаться в Перекресток России, а потом, в результате развития систем связи, еще и в своеобразное русское чертосплетение. Сиринск – значимый железнодорожный узел, хотя остальные россияне вряд ли о нем слышали, ибо проезжают они станцию «Алесандровская», вовсе не подозревая, что там еще обитают и люди. «Железнодорожник» и «сиринчанин» почти синонимы. Тимофей работает связистом на жэдэ, дело свое знает, авторитетом пользуется. Ну, а что странноват… на всех Перекрестках – и не только России – подобного рода кадров в достатке.
Особых талантов Шабшин не возымел. Ну, пописывал по юности лет стишки, а по взрослении все сжег и вовсе о том не сожалеет. С детства много читал, в библиотеке буквально пасся, предпочитал вначале фантастику, после – научно-популярный жанр, а потом еще и книги по гуманитарным дисциплинам. Очень пугал мать и сестру книжками по психологии: женщины не видели разницы промеж психологией и психиатрией и думали, что мальчик с катушек слетает, выискивает в литературе симптомы своего очень даже вероятного недуга. У семьи есть скелет в шкафу: отец семейства Арнольд Шабшин тоже когда-то листал книжки по психиатрии, а потом выяснилось, что таким образом он пытается понять течение своего душевного заболевания шизофрении. В психушке Шабшин-старший и сгинул, а перед эти еще и почудил, бегав по сиринским улочкам в непотребном виде и позоря свой род.
Из околохудожественной литературы в последние годы Тимофей Шабшин преимущественно поглощал тексты жанра "киберпанк" – а они о том, как искусственный разум полонит человечество. Короче говоря, в результате стечения обстоятельств в голове Шабшина-младшего оформилась каша, которая заварилась бы рано или поздно. Одно, правда, дело – измысливаться, другое – переводить в практическую плоскость. Так и рождаются наши беды. Впрочем, и победы – тоже.



ДОСЛИЯНИЕ ДВУХ МАРСОВ

Сколько раз, уважаемый читатель, ты уже успел подумать о том, когда же наконец сочинитель сольет горе-лузеров в отвратительном страстном поцелуе? Нет, этого не случится, зато нас ждут женщины, даже красивые. Однако до них надо еще дотопать. И да: мы пока еще находимся в предисловии.
…Начальник группы дознания сам подошел к Скопцову: в переулке, там, где народу наплакал пес. Экс-дознаватель рассеянно нес подмышкой светло-коричневую папку с надписью «ДЕЛО №...». Полисмен вел себя как бездарный шпион:
- Здоров, коллега!
- Эт чё, Коль, ты тоже теперь типа бесприкаянный?.. - Съязвил Сан Саныч.
- Сплюнь! Не смешно.
- То есть... я должен рыдать?
- Все очень серьезно. Не до твоих этих... Слушай внимательно, Москвич. Не знаю по какой такой причине, но приказано тебя упаковать.
- Кем...
- Да не ерепенься, блин! Дома тебя ждут опергруппа, понятые и сорок пять грамм героина. Пойдешь как организатор наркотрафика. Понял?
- Большая честь. Зачем попалил систему?
- Тебя, между прочим, уважаю вот.
- Очень даже заметно...
- Поступай как хочешь. В мученики идти не советую, они из тебя сделают овощ. Я тебе ничего не говорил. Удачи...
Бывший начальник растворился в кустах. Скопцов замер в растерянности. Менты тоже не дураки поприкалываться. Но... какой смысл? Человек и так на дне, зачем его так-то...
- А кто тебе, дружок ситный, сказал, что вся твоя жизнь будет красной дорожкой? - Произнес Скопцов вслух.
- И покатисси как яичко пасхальное. - Заскрипело у правого уха.
Голос принадлежал старикану без имени, которого Скопцов часто встречает на вокзальной площади или рынке. Эдакий вечный боровичок: сморщенный, с густыми брежневскими бровищами, с коряжкой вместо палки. Бывшие коллеги из сиринчан говорили, вреднючий дед таким был и в ихнем детстве.
- И что же делать, отец? - Простовато спросил Скопцов. Он это произнес скорее механически.
- Разве я Чернышевский.
- Да кто тебя знает...
- Стяжать Дух Господень, вот.
- А если я неверующий.
Дед внимательно посмотрел на Скопцовское чело. Росточку он чуть не до сансанычево плечо, а показалось, глянул великан.
- Так поверь. В чем загвоздка...
- И...
- Что – и?
- Ну, допустим, поверю.
- Сможешь сдвигать горы.
- А ты, я полагаю, двигал.
- Эх, дитё, пИсатель, – дед нарочито произнес это слово с ударением на первом слоге, – а недопонимаешь. Искренне, по-настоящему верить дано не всякому.
- А что ж раньше молчал...
- Да сам подумай, чудак. Разве еще вчера ты бы сурьезно меня воспринял...
- Да уж не в сговоре ли вы с Колей...
- Что? О ком ты – Чернышевском?..
- Ясно...
О, чёрт, думал Скопцов, шагая в выбранном направлении, ведь это же безумие, безумие...
-...Извини, - заявил Скопцов с порога, - тетрадки не возвращаю. Внезапный форс-мажор, я в бегах.
Тимофей выразил неожиданную радость, даже засиял:
- Значит, проняло?!




































 



ПРОСТО МАРИЯ И БОРОДАТЫЙ ИНФАНТ

- …Но это же так естественно, когда некая сила понимает, что кто-то шибко дерзит – и начинает препятствовать! Припомни «За миллиард лет до конца света» братьёв Стругацких. – Тимофей промывал мозги напарнику чисто по-приятельски.
- Вот эта глобальная сила использует людей потому что… - Скопцов замялся, но все же изрек: - мы слишком много узнали?
- А трудно сказать. Захотела бы – растоптала в пыль. Одно из двух: либо хочет поиграть с нами в кошки-мышки, либо еще не столь сильна для управления столь непростыми организмам. Вот зачем тебя твой начальник от беды отвел…
- Вопрос двоякий. Может вовсе наоборот.
- Ну, знаешь…
- Конечно знаю. Это же в мировой литературе есть. Я вот о другом думаю: если бывают падшие ангелы – почему нет вознесшихся бесов?
- Я думал об этом, и вот, что могу предположить. Есть, конечно. Только не надо забывать, что ад и рай – лишь гипотезы. Или метафоры. Мы обитаем одновременно и там и там, только они в иных измерениях, недоступных очам обычного человека. Но, если допустить эту модель, Паутина – и есть сатанинская сущность, проникающая во все и вся, включая райадские эмпиреи.
- Так значит, и в нас тоже… райские ады.
- Не только, не только…
Спесь, или, если угодно, драйв испарились с сумерками. Холодает, а задубеть неохота. Короче, мыслительный процесс зачах, а взыграл инстинкт самосохранения. Аккурат вышли к железной дороге.
По шпалам прочапали молча, даже не чертыхались, когда в очередной раз спотыкались. Возможно Карасев только лишь коварно пошутил, сообщив Скопцову про наркоту. Теперь всем отделом потешаются над Москвичом, персонифицировав в его лице все обиды, нанесенные столицею перифериям. Но мы уже не узнаем, как все обстояло на самом деле (да хоть сама Паутина их провела), ибо мои герои уже шагнули в иную реальнсть.
Две остановилис у ветхой избушки. Из окошка, которое, казалось, пробито в преисподнюю, сочился скудный свет. Почти сразу после робкого стука раздался утробный голос:
- Хто?
Обманывать не пришлось:
- Связист Шабшин с четвертого участка. Зачинились, припозднились вот.
Скрип, из щели прямо по лицам мужчин вдарил луч света.
- О, Господи, - Произнес сиплый голос.
- Мы вроде бы не боги. - Отрапортовал Скопцов. Лучик фонаря еще погулял по физиономиям путников и погас.
- Вижу. - Голос помягчел. – Заходите уж. Бог любит троицу. 
Скопцова ёкнуло: так любила говорить его бывшая, предпочитавшая любовь на троих. Дверь раскрылась, из полумрака показалось дородное тело. Высокая, пышная женщина с распущенными волосами произнесла:
- Ну, чё замерли. Идите уж.
Беглецы подобострастно переглянулись, а, осмотревшись среди неожиданного, убранного в белые кружева простора, гости увидели бородатого мужичару. Тот неуклюже восседал на венском стуле и блистал наивными глазенками. Немая сцена длилась долго, а прервалась кукушкой, нагло выскочившей из старомодных ходиков:
- Бздынь-у-у-у! – И так восемь раз.
- Здрасьте. - Произнес богатырь не вставая и добродушно, когда птица заткнулась: - Я Платоша.
- Бродяга. Тоже вот занесло, хотя и не связист. – Деловито пояснила хозяйка. – Сегодня какой-то не такой день. А меня между прочим Марией зовут.
У "двух Марсов" имелась снедь, все, что скопилось в холодильнике Тимофея. Оказалось, совместная трапеза способна сблизить не хуже бухла. Очень скоро все четверо весело общались на "ты", видно, хорошо расположились планиды. Играя роль припозднившихся связистов, "Марсы" болтали о том-сем, переправляя треп безобидными анекдотами.

















ХИПСТЕР-МАРГИНИПСТЕР

Одних Господь целует в чело, другим дает под зад деликатный пинок, третьих наотмашь серпачит по яйцам. Некоторые религии утверждают: чем больнее, тем яростней Бог любит. Тоже теория, только не имеющая достоверных подтверждений, ибо игра фортуны, кажется, неподвластна известным нам силам.
В столице Российской Федерации (не культурной, а вообще) городе Москве возле станции метро "Новые Черемушки", по соседству с "плевком дьявола", башней газпрома ютится архитектурный комплекс, который в народе именуют Царским селом. Характерно, что данное название унылые строения из желтого кирпича с улучшенной планировкой получили при советской власти, когда страна строила коммунизм и стремилась в светлое будущее. А дьявол еще не плевался своими прелестными небоскребами, а тако же не изобретена была Паутина. В Царском селе давали квартиры сотрудникам ЦК КПСС, видным хозяйственникам и генералитету. В общем, цвету нации. Справедливости ради следует сообщить, что Царских сел в Первопрестольной несколько, черемушкинская – лишь одна из. Подразумевалось, что скоро все советские люди будут жить подобно сырам в масле. С той поры в самом соку третье поколение – то самое, на котором как правило природа отдыхает. Так сказать, плоды от плодов. Их дедули и бабули покоряли, побеждали и дерзали, ни же осмысливают действительность и силятся понять, какого хрена предки не отстояли свои завоевания или зачем трепыхались в принципе. В общем, не дерзают, а допустив в свои души червей сомнения, дерзят и дурят.
Если судить совсем уж строго, во внутренних пределах Царских сел коммунизм таки был – со всякими спецотделами для слуг народа. Но видно страшно далеки обитатели элитного комплекса были от остального населения, а ведь сами когда-то из грязи же и вышли. Закон жизни: за все расплачиваются наши дети. Не то строили, точнее, не там.
Платон Борисович Матвеев – внук крестьянского выходца, Матвеева Степана Марковича, ставшего видным партхозяйственным деятелем и ответственным работником. Степан Матвеев вышел когда-то из своего не слишком хлеборобного села в степь Донецкую, в забое много назабивал, был замечен и выдвинут. Хорошая трудовая биография, годится для правильных книжек.
А у Платоши с этим делом, в смысле, с биографией вышло наперекосяк. Нормальные дегенераты заделались дауншифтерами и прожигателями жизни: сдают свои царскосельские палаты и доживают себе на каком-нибудь зачуханном Гоа или в Тайских джунглях. Не был, не состоял, не участвовал – по большому счету овощ овощем, только способный переносить бренное тело на некоторые расстояния. Да впрочем, о чем это я... процентов восемьдесят пять народонаселения планеты Земля приблизительно такие же.
К Матвееву-младшему накрепко прилипло: "Платоша". Да он и привык, хотя и возраст уже приличен. Друзей было много, особенно на предмет стрельнуть энную сумму до лучших времен. Платоша добрый, он не отказывал.
Каким-то никаким было и второе поколение Матвеевых: природа знает, что и как делать. Мама Платошина всё не могла устроить личную жизнь. Примкнувши еще в юности к хиппарям, мажористая Мария Степановна искала нирваны. Не нашла.
Отца своего Платоша так ни разу и не увидел. А может оно и к лучшему. На самом деле воспитывала Платошу бабушка, Стефания Вацлавовна, потомок польских шляхтичей. Дед помер в самолете: летел в командировку и отказало натруженное сердце. Ради уважения семье дали участок на Востряковском кладбище, загодя приготовив площадку и для других захоронений. Как в воду глядели.
Стефания Вацлавовна тянула внучка всю школу и половину Университета управления – пока Платошу в окончательный раз не отчислили за хвосты. Когда бабуля стала немощна, отселили ее на кухню, площадь в 22 метра (не бабушки, а кухни) позволяла. Поставили ширму и там определили бабуле доживать да не вякать. Болезнь Альцгеймера еще никого не красила, зато здорово досаждала окружающим. В одной из четырех комнат жила мама со своим очередным мутным сожителем (Платоша привык, только удивлялся, почему новый альфонс еще моложе да тупее). В комнате поменьше – Платоша. А две остальные комнаты Матвеевы сдавали, на что, собственно, и жили. Постояльцы сменялись часто, и где таких находила мама, неясно, но в общем и целом приезжие не скупились и даже терпели кухонную бабушку.
В злополучную ночь, как и обычно, Платоша засиделся в Инете. Особенно ему нравилось тусоваться на хипстерских виртуальных площадках, что придавало ему смутных сил и одаривало знанием о том, что не один он какой-то не такой. Около часа ночи Платоша оглянулся и увидел, что вовсю пылает лоджия. Огонь бился прям как за экраном монитора. У семьи обычай не выбрасывать всякую дрянь, а посему лоджия была забита горючим хламом. Сначала Платоша подумал, что он заснул и это кошмар. Он снова врубился в Сеть, выключился из реальности, но скоро стало трудно дышать и Платоша закашлялся. Он понял: все реально. 
Первая мысль: "Спасти бабушку!" Платоша ее не то чтобы любил, скорее опекал. На кухню парень ворвался невзирая на плотную завесу дыма. На раскладушке бабулю не нашел, стал звать. Случайно споткнулся что-то податливое, схватил хрупкое тельце, выволок на лестничную клетку. Так получилось, что, открыв квартирную дверь, Платоша допустил движение воздуха, отчего огонь с лоджии ворвался в квартиру.
Пожар потушить не могли долго – потому как двор был забит тачками и брандмейстерские машины просто не могли пробиться к очагу. Да к тому же пожарные краны на этажах оказались неисправны, а рукава сперли.
Бабушка умерла в Склифе от множественных ожогов и отравления продуктами горения. Квартира выгорела напрочь. Итог – семь трупов: двое своих и пятеро чужих. Через пару дней Платоша получил урны с прахом. Он поехал на кладбище и закопал скорбную ношу в ногах у деда. Душа не болела, но как-то ныла. Платоша порешил бросить всё, отпустить себе бороду и бродягою пойти по Руси. А Интернет он проклял, посчитав, что именно он повинен в трагедии. 
Платоша думал, что силы ему дадут корни. Таковые находятся в Саратовской губернии, на исторической родине Степана Марковича Матвеева. Вышел еще летом – но скоро настали холода и ночевать в стогах сена стало уже как-то не очень. Избушка Марии – первое человеческое жилье, приютившее странника.
- Да уж… эк тебя потрепало-то. – Многозначительно вздохнул Скопцов, выслушав земляка. Уж он-то знает, что Первопрестольная вбирает в себя всякое, а списывает исключительно отработанный материал.
- Засиделся в Сети как Муромец на печи. – Разумно заключил Тимофей.
- Спасены… - Когда Мария произносила одно лишь слово, в глазах ее горел огонь раскольничьих срубов. Мужчины не стали уточнять, кого и от чего спасли. Платоша же сказанул банальность:
- Ничего уж назад не прокрутишь.
Всех троих Мария распределила на полу: избушка-то в одну комнату, а койка – одна.
После паузы Тимофей изрек мантру:
- Паутина будет побеждена.
- Ты о чем... - Платоша выразил недоумение.
- Сеть. Всемирная сеть. Она – зло, разве ты не земетил...
- Так вы тоже?!
- Что – тоже...
- Тырнет держите за зло.
- Хуже. – Вступил Скопцов. – Потому что Паутина вышей морали.
- Мы для Нее как кормовая база. – Добавил Тимофей.
- Похоже. – Согласился Платоша. – Вам, связистам, это уж досконально известно.
- Мы не совсем связисты… - Шепнул Шабшин.
- О, блин… как вас понять?
- Мы на самом деле… антисвязисты.
- Какой-то у вас, - задумчиво изрекла Мария со своего ложа, - блаженный уголок тьмы в океане убийственного света. Давайте утром договорите, оно мудрёнее. У меня в четыре утра литерный...
"Антисвязисты" и недоуменный молодец замолкли. На рассвете, когда Мария уже что-то там ворочала во дворе по своим делам, Тимофей обратился к Скопцову: 
- Раньше не решался... - Идеолог замялся. Все же произнес: - Вот я все по кабелям. А надо по серверам. Мы сможем проникать в организации и крошить сервера.
- Ну, знаешь… Это тебе не в кустах шариться, там охрана. Да и сколь их, этих серверов… тьмы тьмущие!
- Господа! - Воскликнуло бородатое мегадитё. - Да вы похоже не в курсах, что такое дата-центр.
- Датый кто? - Переспросил Скопцов.
- Не датый, а дата. Такие места, где сконцентрирована вся инфа. Суперпуперсервера. Если уничтожить их, Паутине кирдык, вот. Их всего-то два или три.
- И где такие центры?
- Один я точно знаю. Он в Москве, у нас в Черемушках.
- Ну-ка, ну-ка…
...Трое уходили в неведомое. Их ждала столица нашей Родины и неведомый дата-центр, Паутинов пуп. Скопцов неожиданно лирически произнес. 
- Интересная наверное судьба у Марии. Возможно, она трагична.
- ...с ней был бы хорош винтажный секс... - Задумчиво произнес бородач.
- Она святая. - Отреагировал Скопцов. – Давай уж без твоих этих мажорностей. 
- Я чисто гипотетически.
- Забудь гипотезы. Только ради того, чтобы Мария была счастлива, стоит задавить Паутину.
- А может она уже… это… счастливая. Ты не задумывался?
- Где? В этой трынде?..
Похоже, москвичи таки почуяли друг дружку и начались притирки. Шабшин рявкнул:
- Брек! – И мягко, рассудительно: - У нас команда, и предстоит непростая миссия. А вы тут хвосты распушаете…
Мои герои не знают, а на самом деле они, хотя и каждый по-своему, но влюбились в архетип, который представляет собой Матерь Всего Сущего, или, если коротко, Материю. Мария же… к ней разные типы забредают. Она привыкла уже к мужикам, потерявшим себя самих.
Скопцов, скорее всего, сознательно забыл в доме у Марии папку цвета детской неожиданностии с надписью «ДЕЛО №». Возможно, он надеется однажды, уже после исполнения долга, вернуться на переезд и произнести: «Ну, здравствуй, женщина…»  А между тем документы, содержащиеся в папке – вовсе не дело.
Обнаружив оставленное, Мария хотела было побежать, догнать и отдать.  Она уже и выскочила, вознамерилась кликнуть недотеп, но, увидев, что три фигурки уже растворяются у самого окоёма, успокоилась. Свое взяло и бабское любопытство. Женщина вернулась в тепло, раскрыла папку, взяла верхний лист и вчиталась…


















 





ПЕРИФЕРИЯ



- Васька, давай уйдем в разбойники…
- Это для какой причины?
- Для вольной жизни. Будем всех грабить,
песни петь. Учетного пса к стенке поставим
 и шлепнем его…

Андрей Платонов, «Дураки на периферии»



2013 год, 13 мая. Убивец

Кихотов вкрался в деревню Любегощи как будто бы он оголодавший енот. Закат золотил то, что осталось от ветхих домишек. Кругом царила тревожная тишина, замолкли даже птицы. И это в соловьиное время! Или сама природа чувствует, что он, Кихотов – великий грешник? Раньше Алексей здесь не был, поэтому не знал, где искать старинного друга Пашку. Будучи сотрудником органов, он в курсе, что кроме Ломова и его семьи в данной веси никто не проживает. Собственно, именно поэтому он сюда и прибрел.
Кихотов никак не мог сподручнее пристроить свой табельный пистолет системы Макарова (днем было жарко, оперативную кобуру, дабы не привлечь внимания, оставил на работе). Как-то с оружием в гости не ходят.  Макаров теперь вляпался в мокрое дело, отчего сама мысль о стволе вызывала брезгливость. Друг... а ведь сколько лет они не то что не виделись, а даже не переписывались и не перезванивались! Каков он теперь, Паша Лом? Хотя... он же прошел войну, наверняка убивал. Тоже... Такой должен понять. Всё – конец сладкой жизни, наступает эпоха вечного гона. Может, и ненадолго, но лучше один раз пустить поганую кровь, чем из года в год хавать всю эту падаль.
Он сознательно не прятал лицо, когда совершал акт очищения города от скверны, и наверняка его опознает тот, второй, кого он всего лишь подранил. Стрелять в людей было трудно, Лешка это делал впервые. Единственное, что не остановило – мысль о том, что он спасает сотни, может быть, тысячи неокрепших душ.
Он взошел на полуразвалившийся мосток, видимо, это центр деревни, здесь перекрещиваются густо поросшие птичьим горцом улочки. Спустился наклонился, зачерпнул воды, омыл лицо. Еще черпнул, хлебнул. Показалось солоно. Почувствовал, как подкатывает волна отчаяния, аж захотелось разрыдаться. Видимо, иссяк запал адреналина. Алеше стало до боли жалко себя, свою безвозвратно похеренную жизнь.
Алексей еще некоторое время наблюдал, как колышутся течением водоросли. Поток пытались преодолевать полупрозрачные, серебрящиеся рыбешки. Некоторым это удавалось. «Подьем, боец!» – скомандовал сам себе Кихотов. Он выпрямился, глянул в небеса. Синева тоже молчала в тряпочку перистых облаков.
Перейдя мосток, свернул направо. Дотащился до околицы: никаких признаков жизни. Хотя бы собаки залаяли, что ли. Ошибка. Смертельно захотелось жрать, от голода аж подташнивало. Вновь вернулся в центр. И здесь... он увидел ребенка, девочку. Она тоже его заметила, стояла, напряженно вглядываясь. Дитё было в синем платьице, а в руках малышка держала ветвь белой сирени.
- Привет! - Стараясь держаться бодро, окрикнул Алексей. - Тебя как звать?
- Вера... - Ребенок не выглядел испуганным. Скорее, девочка была удивлена.
- О, как. А я дядя Леша. Где взрослые?
- Дома. Вы заплутали?
Алексей почувствовал, как в тело врезался заткнутый за пояс Макаров. Кихотов вглядывался в лицо, пытаясь узнать Пашины черты. Не удавалось, в сущности, он черт и не помнил.
- Твоя фамилия... Ломова?
- Угадали. Как?
- Обычно...
Когда шли, Кихотов незаметно бросил пистолет в траву. Вспомнилось: если человек убил один раз, он уже как наркоман: будет убивать, убивать и убивать. Так утверждает молва. Неужели он станет серийным убийцей? Аж пот холодный покатился по спине...
Подходя к дому Ломовых, Кихотов разволновался еще больше. Он ведь пробрался в Любегощи только потому, что бежать ему было больше некуда. Естественно, Алексей продумывал варианты отхода, иных не нашел. Не получилось за всю жизнь создать привязанностей. Было у Кихотова много женщин, может быть, даже дети имеются, а вот с родственной душою - беда. Эгоист хренов.
Пашу он узнал моментом – даже удивился, как Лом мало изменился. Почему-то он был уверен, что друг детства в деревенской глуши отпустил себе бороду, но бороды не было. Замялся, не зная: прилично ли обняться. В итоге не решился, ограничились рукопожатием. Похоже, Павел далеко не сразу признал Кихотова. Точнее, не до конца был уверен, что перед ним Алексей, но не решался напрямую спросить. Чтобы снять напряжение, Леша произнес:
- Встречай блудного попугая Алексея Кихотова. - Черт, и почему попугая?.. - Если не забыл, конечно.
Профессиональным глазом, натасканным на детали, Леша увидел мельком, как напряжена Пашина жена, стоящая на крылечке. В ее глазах буквально светилась тревога – как у Свободы на баррикадах Парижа. Мужчины все не отпускали руки друг друга. Причем, ладонь полузабытого приятеля сжал именно Кихотов. Он чувствовал: Лом хочет отнять руку. Но повинуясь внутреннему чертенку, руки Леша не отдавал.
- Какими судьбами в наш медвежий угол? - Задал стандартный вопрос Ломов.
- Сложными. Надо поговорить. Тет на тет. - Ладонь хозяина Кихотов таки отпустил.
- София, знакомься, - примирительно сказал Паша, - мой школьный друг Алексей. Хороший человек. - Слово "хороший" он подчеркнул интонацией. - Ты сваргань что-нибудь поесть, а мы пойдем... обсудим. В баньку.
София, не произнеся ни слова, скрылась в доме. Кихотов приметил, что в окошке маячат три пары детских глазенок. 
...Выслушав Лешину историю (Кихотов не стал юлить, рассказал все как на духу), Паша некоторое время молчал, рвя пальцами березовый листик, оторванный от веника. Наконец, подал голос:
- Да, а ты про своего отца что-нибудь узнал?
- Ты же знаешь, какие структуры там замешаны. Дохлое дело.
- Ну, ты даешь. Ты же и сам – структура.
- Не того уровня полета, Паш.
- А ведь, ты зря все это... Киха.
- Знаешь, старик... время покажет. Думаешь, мне было легко?
- Тебе виднее.
- Трудно было. Поверь. Очень. Вот, ты войну прошел...
- Леш, давай не будем об этом. А вообще... эка время над тобою поработало! - Павел заново пытался узнать бывшего закадычного друга.
- Понимаю, что у тебя семья, тебе не хочется быть сообщником. Я зависну в другом конце, типа вы обо мне не знали. Или вообще… в страхе вас держал.
- Ладно. Разберемся. Пойдем кушать... 

1986 год. Блаженный Бориска и дыра

Павел Петрович Ломов-старший не испытывал особого стеснения перед Павлом Петровичем Ломовым-младшим, потому как промеж деда и внука царило взаимопонимание. Да Пашка и любил наблюдать, как дед степенно уговаривает свою чекушку и смешно пьянеет. Главное - грамотно сховаться от бабушки и выключиться из нормального течения быта. Такие места есть. Например, среди сараев, на задворках.
Еще дед под мухою красиво заливал. Обо всем – кроме войны. Не любит он войну вспоминать почему-то. Пашка толком так и не узнал, где и как дед воевал, но это в сущности и неважно. У деда медаль "За отвагу", два ордена "Красная звезда" и еще орден "Солдатская Слава". Скоро он их пришпилит на парадный свой пинжак, оденет праздничный картуз, и они пойдут на центральную площадь митинговать в честь Дня Победы. И Пашка будет гордиться своим героическим предком.
Сегодня, в день солидарности пролетариев всех стран на центральной площади тоже прошел митинг, а вкупе и демонстрация трудящихся. Пашка там был – потому что совсем недавно его приняли в пионеры. Он бодро шагал и ему приятно было осознавать, что все смотрят на его развевающийся на утреннем сквозняке галстук. Павел Петрович Ломов-младший между тем взирал на памятник дедушке Ленину и думал: "Он хоть и живее всех живых, а орденов у вождя все же нет. Значит, мой дедуля важнее!". Ораторы все говорили про перестройку, ускорение и новое мЫшление. И чем им старое не угодило? Но даже выступающие источали плохо скрываемую растерянность.
Дедуля на площадь не пошел, потому что пролетарские праздники не любит. Хотя, сам пролетарских рабоче-крестьянских кровей. С послевойны и до недавнего времени трудился в литейном цехе завода колесных пар. Даже на доске почета висел, с орденами. Дед любит День октябрьской революции, День Победы и День сухопутных войск. В общем, патриотические праздники. А праздник рабочих, по его мнению – это перевыполнение плана. Солидарность же следует проявлять не раз в году, а все же почаще.
Родители Пашины в Якутии, в далеком поселке Усть-Нера. Уехали за туманом и запахом теньги. Это дед так шутит, переиначив известную песню. Пашка смотрел на карте Мира: Якутия дальше от Андреевска, чем даже Индия. У-у-у, какая у нас страна!
Пашку дед с бабулей воспитывают вдвоем. Конечно, по своим понятиям – старорежимным. Дед родом с деревни, есть такая деревенька Любегощи, на самом краю района. Там, по словам Ломова-старшего, "все по домострою". Бывал Ломов-младший в той деревне. Ни черта там не "все". Благодать в Любегощах и покой. Только скушно. Одни старики, индюки, гавнюки (в смысле, коровьи мины) да колорадские жуки. Заколебало последних в керосине топить.
Что-то сегодня на первомайской манифестации было не так. Какой-то рок висел над площадью. Уже третий день сарафанное радио (в том числе и в лице родной бабушки, Ирины Тихоновны) разносит страшный слух о какой-то "падшей звезде полынь". Якобы все заранее было прописано в одной святой книге. Пашка точное ее название не запомнил. Кажется, "А пока лип сись". В общем, белиберда. А если по-русски сказать, конец света грядет. Весь город только и говорит, что об аварии с мирным атомом, хотя, ни по телевизору, ни по радио, ни в газетах ничего такого не сообщают. Вот с этого дед и начал. После третьей рюмашки (первые две старик не закусывает, ждет, когда пары в бошку вдарят):
- Эх, дружок ты мой ситный, - дед потрепал светлорусую шевелюру внука; он говорит как чугунные чурки отливает... увесисто, - все это, понимаешь, суета и томление духа. Ад на нашу долю достался, а ваше поколение ждет другое. Хотя...
- А я не помру, дед? - Вопросил мальчик простодушно. На почве всеобщего беспокойства его действительно донимает эта мысль. - Вот ты-то пожил, а мне...
- Помрешь. А куда ты денешься. Да, что ты... мужик - а нюни распускаешь. - Паша действительно насупился. - Все помирают. Но тебе еще жить и жить, пока помрешь. Устанешь жить даже, и она у тебя будет дли-и-инная! Помянешь мое слово.
- Дед... - Пашка учтиво выждал, пока старшее поколение опрокинет еще стопку и закусит салом на черном хлебе. - А кем мне быть?
- О-о-о, сынуля... - (Паша привык, что он не "внучок"; дед часто повторяет: "Первый ребенок –тпоследняя игрушка, первый внук – первый ребенок"). - Ты о профессии. А быть тебе надоть прежде всего порядочным человеком. Не грубить, не предавать, не держать зла. Ну, да что говорить - ты ж младенец еще, все пока что наперед меня знаешь! Ну, а в плане выбора дела... Вот, скажи: к чему у тебя душа-то лежит?
- Я не знаю...
- Ты, я приметил, книжки читаешь про историю...
Пашка и впрямь любитель исторических романов. В библиотеке руки сами тянутся к полкам, где собраны Задорнов, Ян, Лажечников.
- История, сынуля, наука благородная. Только коварная, скотина. У нас, вишь, страна с непростым прошлым. Вы щас што в школе проходите?
- Древний Рим.
- Интересно?
- Не очень.
- О, как... и почему?
- А не наше это все, дед. 
- Ну, эт ты зря. Разве Спартак не наш? В смысле, классово.
- Нет, конечно. Он же раб, а в Советском Союзе рабов нету. И вообще... Спартак фракиец.
- Кажись, он не всегда рабом-то был. Его ж в полон взяли. Но не убили же.
- В Античном Риме хозяин своего раба даже мог послать на смерть.
- Ух, ты. И посылали?
- Не знаю. Ну, вот, гладиаторы...
- Ага. Значит, все же интересный этот древний Рим. А я ведь, сынуля, тоже хотел стать ученым. Поступить на какой-нибудь факультет. А тут эта грёбаная война. Наверно, можно было и посля Победы. Да, вишь, Любегощи наши все разрушены, в землянках жили. Надо было поднимать...
- Дед... не оправдывайся. Ты у меня все равно лучший. Вон какой герой.
- М-м-мда. Мы ж для вас, засранцев, старались-то. Чтоб, значит, достижения революции защитить. Подняли страну, это да. Вам теперь... - Ломов-старший хватанул стопарик, положил ломтик сала на хлеб, протянул внуку. - Уф-ф-ф... нести. Понесете?
Ломов-младший любил с дедом ховаться по праздникам потому что после выпивки тот становился смешной и байки расточал. Можно было потерпеть и позор, когда бабуля его пилила за потворство пьянке. А сейчас баек не наступило.
- А куда мы денемся, дедуль. Коммунизм от нас не уйдет.
- Ой, вражина не спит. Тут было дело. Идеть по нашей Советской улице интурист не интурист, шпиён -не шпиён. В общем, не наш человек. Ко мне подгребает: "Где в вашем городе попысать можно?" Да, господи... вона кусты. А ему, вишь, ватерклозэт подавай. Вот я и думаю: что ему у нас надо?
- А чего?
- А хрен его знает. Вынюхивает.
- Пашка! Лом! - Это голос Степки Чаликова, одноклассника и другана. "Лом" – уличная кликуха. У пацанья мода на погоняла.
- Иди уж, сынуля, в свою шайку. Чего тебе со мной, дураком старым.
Паше не очень-то хочется уходить. По опыту знает: щас дед выдаст наконец историю. Это дело Ломов-младший и впрямь любит. В общем, раздираем парень противоречием: явить себя другу или продолжать комедию. Дед вообще нечасто такой-то. 
Степку не приняли в пионеры: подкачала успеваемость. Чалый в обиде, комплексует. Но пыжится, чтобы не раскрыть перед друзьями свою слабость. В будущем – и в этом Степан уверен – он отыграется.
Советская улица полна пьяными. Мильтоны лениво подбирают некоторых, а большинство и не трогают вовсе. Как выражается дед, "позор достоинства русского человека". Слышны скабрезные крики. «Снова пьют здесь, дерутся и плачут»: это вновь дедово. Кто-то в окно выставил магнитофон, хрипит баритон: "Чуть пам-медленнее, кони, чуть пам-медленния-я-я!" На улице к Лому и Чалому присоединился Киха, Алешка Кихотов. Самый спокойный и рассудительный в классе. Арбитр по натуре. Мальчики шагали уверенно – это же их мир, где все ясно и предсказуемо. Скоро они вырастут – и станут такими же. Взрослыми. Только глупостей творить не будут и не разменяются на мелочи.
Центр Андреевска – развалины древнего монастыря, нависающие над рекою Окой. Любимое место пацанья, таинственное тревожное. В войнушку играть – одно удовольствие. Вошли в разоренную церковь, взирающую на окружающею действительность пустыми глазницами окон. Мальчики, собрав деревяшки, разожгли костер. Снаружи пошел тихий, но обильный дождь. Стало уютно. Пацаны, удобно устроившись на обломках, обсудили сегодняшний день. Нашли, что хорошего было мало. Все только и говорят, что о катаклизме. Снаружи будто потемнело (хотя, до заката было еще далеко) и на храмовых сводах в отблесках огня стали играть нарисованные святые. Кто-то им повыкалывал глаза, а на всяких местах, преимущественно причинных, написаны слова, среди которых встречаются и приличные.
- Говорят, рвануло. - Рассудительно сказал Киха. - И это все американцы.
- Им оно надо? - Скептически спросил Чалый.
- А то. Им советская власть как кость в горле.
- А почему тогда на Кубе не грохнули?
- Мелкая для них рыбешка, камса. Таким эсэсэсэр подавай.
- И что теперь?
- Война. Наверное.
- Да ну... - Вставил свои "пять копеек" Лом. - Мы им не нужны. Таким подавай наши недра. Зарятся, вот.
- А зачем взрывать?
- Все просто. - Киха изображает бывалого. - Расшатают строй, развалят на мелкие кусочки. И сожрут. Разделяй и властвуй. Как в древнем Риме.
- Блин. И придут варвары?
- Мы не дадимся. Подрасту вот – в военное училище поступлю. - Киха вещает убежденно как Павка Корчагин в кино. - Уж мы им покажем. Кузькину мать...
Мальчикам прикольно, что они разговаривают как взрослые. Это неважно, что мысли покамест не ихние, подслушанные в разговорах родных. Главное: пацаны свое суждение имеют.    
Мальчики не сразу и заметили, что в одном из проемов стоит Бориска, местный дурачок. Сколько он уже наблюдает за мальчиками? Росту Бориска невеликого, лысый, худой, с куцей бородкой. Взрослые по своему обычаю издеваются над Бориской, заставляют прилюдно рукоблудствовать, а потом смеются. Мальчики по обыкновению, бегая за дурачком, кричат: "Бориска, потряси пипиской!" А сейчас Борискин вид страшен. Он чем-то напоминает зомби. Пацанов передернуло: а, может, зомби и есть? Говорят, в монастыре когда-то кладбище было.
- Погреца. Зябко... - Промямлил дурачок. Он насквозь мокрый.
- Дровец собери. - Приказал Киха. Пацаны сховали самодельные пистолеты, чтоб не казаться совсем уж детьми.
Бориска живенько наломал остатков иконостаса. Детей не учили, и они не знают, что они сидят в самой святой части храма, разведя костер аккурат на месте алтаря. Дурак накидал в кострище чурок, пристроился, протянул руки к огню. Все молчали, слушали шум дождя.
Мальчики исподтишка наблюдали местную достопримечательность. Для них Бориска всегда был объектом неодушевленным. А тут перед ними сидит живой человек и они не знают, как себя с ним вести. Дурак обитает в одной из монастырских башен. Питается чем Бог пошлет, а посылает он часто, ибо Бориску подкармливают набожные старухи. Ну, как бездомного щенка. Видимо, оттого на нем часто бывает бабья одежда – какое-нибудь зеленое пальто с кроличьим воротником или облезлая лисья шапка. Его почему-то не трогает милиция, хотя Бориска вертится на всех городских мероприятиях и везде сует свой вострый нос. А сейчас дурак в довольно приличном черном "похоронном" пиджаке и кедах. Под пиджаком  краснеется дырявая футболка со знаком "Спартак".
Пашка открыл для себя, что Бориска похож не только на зомби, но и на гнома. Вот вылез из-под земли – щас наколдует. Он понимает, что друзья боятся того же. Наконец, дурак прервал затянувшуюся паузу:
- Конец.
- Чего? - логично спросил Чалый.
- Советской власти.
- Почему?
- Подорвали основу. Бомбу заложили и-и-и... пух!
Мальчики поняли: все-таки дурак подслушал их разговор. Киха деловито (вообще, нарочито) поинтересовался:
- И что теперь?
- Все в тартарары.
- Так уж и все?
- Не сразу. Сначала будет перестройка, потом перепалка, а после перестрелка.
- Война, что ль? - Возмутился Лом. Дед вообще-то часто говорит: страна так уж навоевалась, что хватит лет на сто вперед.
- Война не война, а сеча. Веру вот попрали  и каждый за свою правду пойдет. Брат на брата.
- Откуда ты все знаешь?
Мальчики осмелели. Они по-прежнему стали воспринимать Бориску как городского дурачка, на которого дозволительно смотреть свысока.
- Знать не надо. Это все в воздухе. И на ваших… ликах. – Бориска мрачно осмотрел мальчиков. Он тоже обнаглел: в миру его никто ни во что ни ставит, а дети вроде сейчас готовы выслушать.
- И что, - тоном учителя заявил Киха, - ты хочешь сказать, что по мне можно прочитать мое будущее?
Бориска неожиданно пронзительно упулился Алексею в глаза. Произошел поединок взглядов. Киха победил.
- Конешно, - ответил дурак, потупившись, - оно все как на ладони.
- Шутишь?
- Да... То есть, нет.
- Ну, скажи... оракул.
- Не боисси?
- Чего?
- Правды.
- Ну, насчет правды - на знаю. - Киха говорил тоном милиционера. - А вот все же любопытно.
- У тебя будет интересная судьба. Очень интересная. Ты проживешь четыре жизни.
- Это как?
- Тебя будет четыре. Последовательно. И каждый будет ненавидеть предыдущего. 
- Напугал.
- Я не хотел.
- А про меня что скажешь? - Робко вопросил Степан.
- А у тебя жизнь будет одна и легкая. Только ты за все расплатишься. Сполна.
- Туманно.
-  А знаете ли, что здесь за место? - Бориска замер в позуе значительности.
- А то. Монастырь. Здесь монахи были. И еще... хоронили.
- Это не все. Тута до монахов в пещерах жили люди. Сейчас пещеры есть, но входы в них закрыты. А в лабиринтах запрятаны несметные сокровища.
- Удивил...
- А я – видел.
- Врешь...
- Зачем врать... - Борискины глаза заблестели как у алкаша. - У прошлом годе провалился в бездну, три дня выходил... 
О подземельях и впрямь ходят легенды. Например, о том, что из храма идет подземный ход, который заканчивается на том берегу Оки. В таких древних городах как Андреевск сплошь одни легенды. Например, о «партизанском золоте». Поговаривают, во время войны были не только настоящие партизаны, но и банды, называвшие себя партизанами. Они грабили, а добычу прятали в потаенных местах.
- И где та дыра?
- Где вышел - не помню. А провалился тут вот... - Дурак указал в центр храма.
Там была обычная земля. Ну, ясно, подумали пацаны, с блаженного все взятки гладки, за свой базар он не отвечает. 
А Пашка про себя, кстати, ничего у этого придурка спрашивать не стал. Он боится знать будущее. А вдруг оно хреновое?   





1994 год. Люгер

В этом сезоне Павел Петрович шел на свою старицу в последний раз. На противоположном, пойменном берегу Оки немало таких озерец, но «своя», заветная старица у ветерана только одна: на ней он знает каждую былинку. Ночами уже подмораживает, рыбешка уходит зимовать на дно, но посидеть с удочкой, подумать, опять же, уговорить чекушку – разве грех? Убеленная инеем трава в местах, куда достало уже утреннее солнце, украсилась бусинками росы. По тихому воздуху неслись паутинки, бесился припозднившийся кузнечик, и даже болячки, приглушенные эйфорией грядущего культурного отдыха, не время отступили.
На краю луга стоял серебристый джип, возле него копошились молодые мужчины в спортивных костюмах. Старик Ломов, дабы не будить лиха, решил обойти незнакомых людей перелеском. Такое случается впервые, чтобы эдакое козырное авто заезжало в тихую глушь. Обычно андреевцы завозят в пойму на "Жигулях" своих девах, чтоб в тиши придаться естественным удовольствиям продолжения человеческого рода. А вот джипы пока что к старицам не заезжали.
У крутой иномарки типа "Лендровер" стояли трое. Один из них, достав такой же серебристый как машина пистолет "Люгер", похвалялся:
- Ствол что надо, блин. Бошку разнесет враз.
- Ты для начала-то в бошку попади, чудило. Небось и не пристрелен.
- Пургу несешь. Склянку кинь…
- Легко... - Второй допил из бутыли, прямо из горла, остатки виски "Вайт Хорс". - С предохранителя-то сыми, боец. Готов?
Бутыль полетела в пустоту. Пах! Пах! Бугай успел пальнуть только дважды. Бутыль шмякнулась о траву, подскочила и нырнула в заросли окончательно.
- Мимо кассы. - Прокомментировал второй.
- Б..я. Теперь чистить.
- Эй, братва! Т-с-с-с... - Окликнул двоих третий, высунувшись из салона.
Братаны прислушались. Из перелеска доносилось завывание.
- Кабан?
- Сам ты... кабан. Пойдем, глянем, что за зверь.
По мере приближения к источнику звука братаны хмурились. Они уже начали догадываться. И впрямь: на листве, скорчившись в позе младенца стонал, старик.
- Попал... - Виновато произнес первый и стал поглаживать увесистой ладонью свою бритую бошку.
Второй и третий склонились над раненым. Третий спросил:
- Эй, отец... куда попали-то?
- Худо дело, - прохрипел Павел Петрович, - проникающее живота. У нас на фронте таких пристреливали.
- Да что ты звездишь-то, бать... Щас мы тебя быстренько в больничку. Где у вас тут больница...
- Не вижу, не вижу ничего... жжот.
- Какая на хрен больничка? - Возбухнул второй. - И что мы им там скажем.
- Ну, дак, человек же.
- Б...я, это от тебя я что ль слышу. Как будто это твой... первый.
- Так то по делу, а тут...
- Ёк-карный бабай... эт скока кровищи-то.
- Может, перевяжем?
- Чем?
- С-сыночки, - почти прошептал старик, - за что? За что мы жизни свои клали. Полевропы под пулями... прошагал... 
- Дед. Не надо. Это ж несчастный случай. Понимаешь? Несчастный.
- Не ссы, отец. Не бросим, люди ведь, не уроды. Ты держись, держись.
- Как глупо. Страна муда...
Павел Петрович не договорил, потерял сознание.   
- Батянь. Ты не помирай, что ль.
- Ёксель-моксель. Преставился.
Первый потряс тело. Понял, что совершает глупость. Взглянул в Ломовские глаза. Потрогал стариковскую шершавую шею. Поежился.
- Да ты не зависай. Все, не с нами он.
- И... чего?
- Уё....ем. Вот чего.
Бугаи брезгливо оттащили тело в ближайшую яму, среди кустов. Закидали труп листвою, подумав, еще и прикрыли валежником. Замаскировали кровавые следы. Профессионально осмотрели местность, примечая, не осталось ли других улик. Довольно долго искали в траве гильзы. Уже близко к полудню красивый серебристый джип покинул Андреевский район.
- Вот, черт, - как-то неуверенно произнес тот, что стрелял, - А лицо старика прям перед глазами стоит. И правда: как глупо...
Супруга Павла Петровича Ломова, Ирина Тихоновна, в тот день чувствовала себя скверно. К груди подкатывал ком, трудно было дышать. Что дед не вернулся с рыбалки, сильно тревожило. А внук, Павел Петрович Ломов-младший, служит в армии. Далеко, в другом конце страны. Трудно одной-то, тревожно в душе.
Между тем, на почту города Андреевска пришло письмо из Якутска. Страшное письмо. С сыном Петей и снохой Юлией и раньше случалось неладное: копили, копили они деньги на хорошую спокойную жизнь, а они, лежа на книжке, в одночасье сгорели – превратились в прах. И не осталось даже средств, чтобы хотя бы вернуться на историческую родину. В Усть-Неру уже пришли морозы. Испив паленого спиртного (что в последнее время Ломовы делали часто) Петр и Юлия легли спать. В это время, за стеной, в том же щитовом бараке, с сигаретою в зубах заснул другой еще более разнесчастный пьянчушка. Барак стал кучей черного угля. Никто не спасся, и даже нечего было опознать. Хорошо еще, отстояли соседние бараки.
Когда принесли письмо, Ирина Тихоновна туго понимала уже, что происходит. И так получилось, что некому было отписать внуку о том, что произошло. А, может, оно и к лучшему.


Близ Гниблялихи

Обо всем случившимся в Чечне Паша никому не рассказывал, предпочитал помалкивать. На родине Ломова уважали: прошел горнило войны, герой и прочее. Паша не выпендрежник; он не бил себя в грудь и не лгал. Он просто молчал. Значит, думали умные, есть о чем. А глупые не думали вообще.
В мае нашли останки деда. Случайно – такой же старик выискивал сморчки. Поскольку никто не был в курсе о том, что случилось с Ломовым-старшим, списали на то, что ветерану на рыбалке стало плохо. Ну, а то, что некто замаскировал тело… да кто будет разбираться в мелочах! Присовокупив на семейный участок гроб с дедом (на кладбище Павел Петрович и Ирина Тихоновна соединились теперь уже навеки) Ломов-младший порешил начать новую жизнь.
Деревня Любегощи от центральной усадьбы, Села Гниблялиха, отдалена на восемь километров. Когда-то до Любегощ из райцентра ходил автобус. Дважды в неделю, но это уже хотя бы что-то. Теперь тупик – Гниблялиха. Дальше – общественный выгон, поле "сорок гектаров", лес, лог, снова лес, урочище Даёново, опять лес, поля бывшего Любегощенского отделения, заросшие густым березняком, а следом – деревня. Как принято говорить, Богом забытая, но все еще гордая. Насыпь грунтовки во многих местах размыта, проехать можно разве что на тракторе, да и то при наличии недюжинных навыков и хорошего знания местности. Дикость и запустение, зато торжество победившего естества.
Когда Павел Петрович Ломов-младший принялся доживать в доме своих предков, Любогощи уже представляли собой мертвое селение. Электрические и телефонные провода со столбов давно сперли, да их и не смогли бы нести порядком сгнившие столбы. Чечня повлияла столь сильно, что у Ломова уход из мира стал своеобразной идефикс. Лучше уж в деревню, чем в запределье.
Одно дело принять решение о бегстве из мира, другое – наладить там хотя бы какое-то существование. Попробовав разные средства добывания хлеба насущного, Паша остановился на лекарственных травах. Имея дозиметр, Ломов составил точную карту радиоактивного загрязнения местности и достоверно знал, где можно, а где нельзя собирать растения.
Часть трав Паша растил на огороде. Пришлось изучить немало специальной литературы, которая по счастью есть в библиотеке села Гниблялиха. Там же, то есть, в Храме Книги (которая, к слову, располагается в поповском доме; храм-то сломали, а причт не тронули) Паша обрел свое счастье. Его зовут "София". Простая девушка из многодетной семьи после окончания библиотечного колледжа вернулась в село, так сказать, вести просветительскую работу. Девушка панически боялась города, так и не привыкнув к торопливым брутальным нравам. Не все ведь юные (да и не только) создания рвутся к цивилизации и готовы расстаться с душевным покоем и прочими качествами, присущими тургеневским барышням. Кто жил в глубинке знает: трудно вообще-то найти на селе родственную душу. В городе на самом деле это сделать еще труднее, но кто ищет – он всегда обрящет.
Много ли в их отношениях чувств? Сложно сказать... Уже на следующий день после первого знакомства у Паши было такое ощущение, что он знает Софию несколько лет. Возможно, он видел ее до армии (когда в деревне жил у бабушки с дедом, частенько хаживал в Гниблялиху), но реальность соединила их уже после Чечни. И некое зерно в души молодых было заронено давным-давно. Теперь уже не разберешься.
Поженились тихо. София не сразу дала согласие, присматривалась. Ясно, что молодой парень, поселившийся в мертвой деревне, – по меньшей мере, странно. Свое взяла логика. Трудно ныне найти непьющего парня, а молодость пролетает стремительно, тем более что в библиотеку женихи (потенциальные) заходят что-то нечасто. А с Павлом даже есть, о чем поговорить. Непьющим его не назовешь, но, если держать в узде, сойдет и за трезвенника. В общем, скажу так: Софа с Пашей – больше друзья, чем любовники. А может, оно и к лучшему, ибо что не пылает, дольше горит. Последовательно родились в семье три дочурки, зовут их Верунчиком, Надюшей и Любашей.
Травы Ломов продает по почте. Ему повезло: в одном столичном журнале для дачников, задвинутых на огородной тематике, написали заметку про уникального травника из Любегощ. Пашу завалили письмами, и он честно и четко как швейцарские часы высылает семена трав либо сами грамотно высушенные растения – если, конечно, поступил денежный перевод. Параллельно Ломов занялся еще и медом, но это пока что в порядке эксперимента. Какой-никакой, а бизнес.
У Ломовых нормальное крестьянское хозяйство. Есть корова Зорька, три козы, куры и даже индоутки. Кроме полугектара "аптекарского огорода" имеются четверть гектара, отданные под прочие крестьянские нужды. Так и следует заключить: по сути, на хуторе живут крестьяне-единоличники, умеющие работать на земле и любящие это дело. Таких теперь немного, но они таки есть. 
А вот чего в Любегощах нет – так это мобильной связи. Да и вообще никакой связи в принципе. А, может, оно и к лучшему. В семье читают много книг, играют в развивающие игры. Может, девочкам и скучновато, однако, другой жизни они пока что не знают.   
У Паши есть трактор "Беларусь". Не новый, колхозный еще, но руки у Ломова пришиты как надо. Ежедневно, кроме выходных и праздников, он отвозил всю свою семью на центральную усадьбу. Маму – на работу (библиотеку София не бросила), старших девочек – в школу, младшая "пристегнута" к маме). Для этого проторил более-менее сносный путь, укрепив сложные для прохода места древесиной. По зимнику – так вообще легко, проблемы возникают в весеннюю и осеннюю распутицу. Что же... на то есть ноги и "партизанские" тропы.
Семья отшельников уже успела обрасти легендами. Например, о том, что Ломовы – сектанты. Или о том, что де они нашли партизанское золото и теперь его проживают. Ну, злых языков у нас несколько больше, нежели добрых. Внешне София и Павел – обыкновенные, деревенские. А детишки – как ангелочки из глубинки. Не запущенные, ухоженные. Глядя на них, думается: не вся русская нация еще деградировала.
Пока семья была на "большой земле" (так они называют Гниблялиху), Павел не только работал на своей "малой земле" в одиночку, но еще пытался творить труды на исторические темы. Хобби у мужика такое.
Вот, я написал слово "отвозил". Это уже прошедшее время. Библиотека в Гниблялихе странным образом сгорела. Ночью, внезапно и скоро, причем, никто и не пытался тушить. Теперь на пригорке красуется черный остов бывшего поповского дома. Культурное учреждение районные власти решили не возрождать. Тем же годом закрыли Гниблялихинскую основную школу. Она была малокомплектной и районные власти, прикинув экономическую составляющую, пришли к выводу, что дешевле возить двадцать пять несчастных детишек в поселок Октябрьский, где школа еще более-менее (хотя и тоже на ладан дышит). Для Ломовых такой вариант неприемлем, и теперь они учат детей в домашних условиях.  Это уже полный затвор, таежный тупик. Поневоле...
Но вообще, все логично. Одни стремятся к "урбо эт орби", другие - к "идиотизму сельской жизни". За то боремся, на то и напарываемся. Если бы в деревню Любегощи пришла цивилизация (а, хотя бы в виде какой-нибудь частной пилорамы), Ломовы скорее всего бежали бы в более тихое место. К покою мы привыкаем быстрее, нежели к суете. Ну, разве ты, читатель, не мечтал пожить в "глуши уединенья", не задумывал побег в обитель тайную трудов и чистых нег?.. Оно конечно, хорошо иметь домик в деревне, где тебя еще и кормят да ласкают – нечто наподобие тайского пансиона. А вот, когда самому нужно добывать пищу и тепло... В общем, деревня не для идеалистов. 
Деревенька Любегощи в плане похожа на букву "Х".  Пересекаются две улочки, и там полуразвалившийся мосток через речушку Гниблялю. Речка так себе, переплюйка, на сама долина меж лесов, разваливающиеся домишки, гигантские липы и дубы составляют типичный русский пейзаж. От такого плакать хочется, скорее, от умиления, чем от жалости. Дом Ломовых в восточной стороне. Обычный сруб, зато нижние венцы из лиственницы. Такой еще лет двести простоит. Если не сожгут.






Алеша правильный

Правильным быть хорошо в правильном государстве. А стране с иррациональным началом, темным будущим, позорным настоящим и непредсказуемым прошлым хорошо только мерзавцам и идиотам. Остальные здесь страдают. Правда, не всегда глубоко, и то слава Богу.
С другой стороны, иррациональные страны и бредовые режимы порождают гениев. Ну, или диктаторов, все зависит от игры природы. Физическая несвобода заставляет развивать в себе чувство свободы внутренней. Разве Кампанелла мог сочинить свой "Город Солнца" вне темницы? Да: сновидения разума рождают чудовищ; но некоторые из рожденных оказываются вполне себе ничего.
Леша Кихотов четко шел к поставленной цели. В школе учился постольку-поскольку, зато развивал себя физически и морально. Росту он выдался невеликого, зато изрядно ширился – за счет мышечной массы, а не сала. Именно по идее Кихи пацаны сделали в бывшей келейке дурачка Бориски, в монастырской башенке, качалку. Дурачок пропал, в народе говорили: забрали в психушку. Парни были уверены, что Бориска опять провалился в дыру, и в недрах Андреевской горы окончательно заплутал. Наверное, сокровища попутали. С исчезновением Бориски на город окончательно навалились напасти – как экономического, так и социального плана. За банкротством предприятий, развалом и бардаком последовал всеобщий пессимизм. Молодежь андреевская теперь даже рождалась с одной только целью: свалить на фиг и забыть место происхождения.
Для качалки собирали всякие железки, и получилось вполне так ничего. Здоровый образ жизни, позитивное общение и все такое. А, когда Леша после школы поступил в Омское танковое, качок кончился. Оказалось, только Киха является тем самым "настоящим буйным" который не только годился на роль вожака, но и мог сподвигать парней на физическое, ну, и некоторое духовное самосовершенствование. По крайней мере, на качке обсуждали фильмы и книги, и не пиво глушили.
Лейтенантом Кихотов вышел в промежутке между Первой и Второй Чеченскими войнами. Алексей искал путей, чтобы попасть на настоящий театр боевых действий, но по распределению попал он в степной гарнизон, в Забайкалье, у границы с Монголией. Он понимал, конечно, что русский офицер должен пройти все круги, но хотелось понюхать настоящего пороху. А здесь, в диких степях Забайкалья, гнил небоеспособный полк с устаревшим, а зачастую и неисправным вооружением. К тому же с катастрофическим некомплектом по живой силе. Высший эшелон личного состава занят был тем, что воровал. Более-менее живые танки уходили под видом металлолома в Китай, а оставшаяся техника вызывала лишь чувство обидного сожаления о попранной Российской обороноспособности.
Рапорты Кихотова о переводе в боевые части тонули в военно-бюрократическом аппарате. Военачальники, видимо, были озадачены иными вопросами, не связанными с обороноспособностью священной нашей Державы. Может быть, Алеша и свыкся бы с порядком вещей, к тому же он сошелся с местной женщиной, матерью-одиночкой, которой один начальничек вду... то есть, которая пережила роман с одним командиром среднего звена. В конце концов, система – это жернова, которые и не такое облам... тьфу – опять оговорился, то есть, обмалывают. Но Кихотову повезло: его таки перевели в элитную Кантемировскую дивизию, в самый боеспособный танковый полк Державы, 13-й.
Вот там была настоящая служба. Правда, гражданскую жену пришлось оставить в Забайкальской степи. Может, и получилось бы что у старлея (Алешу уже повысили в звании) с личной жизнью, но младшие офицеры жили в казармах, целыми комсоставовскими взводами – потому как все нормальное служебное жилье прихватизировали. Поначалу служилось сносно: каждый день боевые занятия, раз в месяц учения. Пусть танки старые, но они на ходу и с полным боезапасом. Полк-то держат исключительно для того, чтобы восстания в столице подавлять (и эта боевая задача выполнялась на "отлично"). Кихотов видел: по карьерной лестнице продвигаются не лучшие, а блатные. Службу в Гвардейской Кантемировской использовали как "трамплинчик": пришел — развалил вверенное подразделение и дисциплину – тебя перевели в теплое местечко с припиской "прошел школу Кантемировки". А всю боевую и политическую подготовку вытягивают на своих спинах такие как Кихотов рабочие лошадки. Вот, чёрт... и что это я все его оправдываю? Дело не в том, что Алеша неблатной. Просто, во всем должны царить закон, справедливость, а не протекция и понятия. Ну, это так думает Кихотов.
Плох солдат, не мечтающий стать генералом. Леша осознал, что в существующей системе максимум, что ему светит – "подполковник". Да и то лишь в качестве поощрения, на дембель. Рапорт об увольнении в запас дался непросто; практически ведь вся жизнь была "заточена" на военную карьеру – Киха даже и не мыслил себя на гражданке. То есть, налицо полный морально-волевой облом.
И началась вторая жизнь Алексея Кихотова. На родине, в Андреевске отставного офицера-танкиста взяли в систему МВД, и попал он на должность оперуполномоченного. Заочно получил юридическое образование; гранит науки о Праве Леша грыз истово, он очень хотел бороться с преступностью. Достала вся эта... охлократия. Тем более что, когда Кихотов еще служил в Подмосковье, в семье Кихотова случилась трагедия, до корней которой Алеше очень хотелось докопаться – даже несмотря на странноужасные препятствия.
Отец найден был в лесу, повешенным. Списали на суицид, но город-то маленький, шила в мешке не утаишь. Отец являлся лесничим, отвечал за сохранность угодий в Андреевском районе, который считается экологически чистым, за исключением, разве, нескольких участков, по которым некогда вдарил чернобыльский дождь. И некоей структуре, а, если быть точным, фэсэо, захотелось поиметь лесную базу отдыха. Александр Германович (так звали Алешиного отца) выступил решительно против отъема нескольких сот гектаров лесных угодий, четко понимая, что фэсэошники поставят забор, вооруженную охрану и неизвестно что там будут творить. К сожалению, против лома нет приема. Гэбисты думали: нет таких крепостей, куда не вошел бы осел, груженный золотом. Но Александр Германович взяток не брал. В итоге конфликт разрешился печальным образом. Кихотов поклялся найти злодея и наказать. Не по законам эрэф, а чисто по-человечески. 
Поскольку Алексей был близок к оперативной информации, знал: распоряжение закрыть уголовное дело по факту гибели Кихотова-старшего поступило из главка. Таких приказов "фу!" спускалось немало, многие делишки замыливались. Несколько сот гектар реликтового леса, примыкающего к левому берегу Оки, и впрямь окружили забором, а по периметру поставили вооруженную охрану. Но ненадолго. Там, в фэсэо сменилось высшее руководство и новые начальники тупо бросили объект. Теперь народ все разворовывает – как несколько коттеджей, которые таки успели построить, так и сам забор. Побочный эффект системы волюнтаризма. Леша узнал: к убийству причастен человек из личной охраны одного из первых лиц государства. Пока что Кихотов не знал, как достать Бугая (его фэсэошное погоняло), но мозг в этом направлении работал.
 Уходил в армию Кихотов из бедного, но все же живенького города. Вернуться довелось в практически депрессивный регион. Что самое ужасное, андреевцы свой Андреевск раньше любили, а теперь - нет. Люди даже стеснялись признаться, что они родом из маленького в бывшем уютного городка на Оке. На стене еще более порушевшегося Андреевского монастыря некто вывел: "ПЕРИФЕРИЯ Ё.....Я". Это был одновременно и крик души, и лозунг русской провинции, ставшей жертвой серийных надругательств.   
 Будучи военным, Алеша никого не убил и даже не покалечил. Ставши опером тоже старался этого не делать. Хотя, практика толкала к жестким методам работы: только в органах понимаешь, что среди людей встречаются реальные скоты, понимающие только скотское обращение. Но все в этом мире меняется – в зависимости от обстоятельств. Город маленький, район вовсе не густонаселенный, а посему и криминал у нас не ахти. Так – бытовуха. А гастролерам в Андреевске делать нечего: башлей не срубишь.
Хотя, заезжий криминал нашел таки, с какой стороны приладиться к Андреевску. В центре, на Советской улице (бывшей Дворянской) много обветшалых домов. В одном из них поселилась цыганская семья. Национализмом андреевцы не страдают, здесь всем рады. Вначале цыгане промышляли вторчерметом. Местные бичи как юные пионеры собирали по Андреевску и пригородам металлолом и обменивали добычу на паленое спиртное. Ну, это ниша: кто-то должен же мартены снабжать сырьем. Однако, очень скоро цыгане, которыми рулил пузатый "барон невысокого пошиба" Василий, как говорят в финансовой среде, "сменили формат бизнеса".
Короче, в городе появился героин. Первые дозы молодым русским придуркам и дурехам – бесплатно. Соответственно, район стал выходить в лидеры по остальному криминалу. Надо же подсевшим где-то добывать денежные средства на дозу. 
Областной госнаркокартель, который по ошибке назвали "нароконтролем" явно не торопился прикрывать лавочки (а точек сбыта стало больше, ибо цыганских семей прибавилось). Несколько раз наркодилеров определенной национальности хватали за руку. Как по мановению волшебной палочки, на следующий день торговцы смертью гуляли себе на свободе. Если не действует принцип неотвратимости наказания, криминал будет только наглеть. Все знали: цыгане лишь вершина айсберга. Алеша разрулил ситуацию просто: он тупо застрелил Василия. Насмерть. А его "правой руке", молодому племяшу Василия, продырявил жопу, предупредив, что следующий выстрел будет на поражение всей нервной системы. Элементарно: подкараулил в подворотне и грохнул. Правда, киллерству предшествовала череда бессонных ночей, когда Кихотов мучительно искал наиболее рациональный вариант избавления города от беды.
И что характерно: цыганские семьи и в самом деле быстренько свалили из города. На следующий же день. Все точки-лавочки закрылись. Капитан Кихотов теперь залог относительной безопасности. Вряд ли покамест найдется герой, рискнувший организовать прибыльное дело, зная, что где-то скрывается беглый мент, готовый в любую минуту свершить незаконное правосудие. Не думаю, что данному факту были особенно рады андреевские наркоманы. Для удовлетворения физиологической потребности им приходится теперь мотаться в областной центр, что удораживает ширево. А значит, надо больше воровать и грабить. Такая она... правда о двух концах.


Аппетит приходит во время беды


Алексей обосновался на западном конце Любегощ, более-менее обустроив приземистую, но еще довольно крепонькую развалюху. Стратегически избушка расположилась весьма удачно: въезд в деревню – с Юга, западная улочка упирается в болотистый лесок, где в случае опасности легко затеряться. Оно конечно, страху нагоняла неизвестность. Ищут ли Кихотова, а если да – то где? Офицер схитрил, "посветившись" в день казни у автостанции. Была надежда, что он навел коллег на ложный след. В Ломовскую вотчину пробирался, обходя места скопления людей. Оперативный опыт для этого имеется.
Два дня Кихотов не ходил на восточный конец. На третий таки пошел – чтобы подобрать брошенного "Макарова". Планов заходить к Ломовым у Кихотова не было, но он упустил тот факт, что для друга детства и его семьи Любегощи дом родной, мимо них и мышь незаметно не проскочит. Когда рыскал в траве, спиной почуял: кто-то подходит. Оглянулся: Лешина супруга. К Алексею подбежала такая же молчаливая как хозяйка, лохматая собака, принялась деловито обнюхивать его причинное место.
- Найда, фу! - Окрикнула София. В руках она держала корзинку. По-матерински, тепло произнесла:
- Тот тормозок, что мы давеча давали, кончился, небось. Вот, еще.
София протянула еду. Алексей почувствовал, как морда его зарделась от смущения.
- Я за все заплачу... - Промямлил Кихотов. У него и правда были с собой деньги.
- Не стоит. У нас ведь по-простому. Все равно остаются... излишки. Здесь сыр, молоко, хлеб.
Хлеб у Ломовых и вправду вкусный. София его в печи выпекает. Только ради этого вкуса стоит жить. Кихотов принял корзину:
- Спасибо. Хорошие вы люди.
- Обычные. Как и все. Заходите вечером, после девяти. Мы как раз к этому времени обряжать кончаем.
"Обряжать" – чисто деревенское. Алексей в городе жил,тпусть и маленьком, значения слова не знает. Да и не в этом дело. Он чувствовал: неловко будет: Паша наверняка рассказал супружнице все.  Муж и жена один сатана.
- Возьмите... - София протянула Алексею зеленую тряпицу. - Дети нашли. Наверное, не надо разбрасывать... такое.
Кихотов понял, что это его ствол. Он был готов провалиться под землю. Вот ведь, лошара! Хотя бы, что ли, обойму вынул... Чуть бедовых дел не наворотил.
- Простите. Я не...
- Не стоит оправдываться. Все нормально. Проехали.
Остаток дня Алексей провалялся на пружинистой койке, собранной из найденных по домам запчастей. Было много мыслей, одна из них: уйти из этой долбаной жизни – и все проблемы к чёрту. А, может, София с намеком дала ему оружие? Типа: "Застрелись, урод, ты же русский офицер!" Как все глупо, глупо...
В одной из изб, на полу Леша нашел икону. Видно, мародеры, когда собирали доски, посчитали ее никчемной. Кихотов не знал, что это за святой. Явно не Христос, ибо у фигуры имелись крылья. Доска была изъедена древоточцем, посередине проходила трещина, разделяющая потемневший лик пополам. Леша пристроил образ на полочку, в Красный угол, боясь тронуть иссохшие веточки вербы.
Он думал о Боге. Что же... верить Кихотов не научился, молитв не знает. А вот про то, что нарушил минимум одну заповедь – юридический факт. Если теперь пройтись по всему списку грехов и расставить галочки (так сказать, доложить об исполнении товарищу Всевышнему) – один хрен набедокурил по полной программе, коли ад существует, путевка в кармане. Но ведь, по сути, Алексей пожертвовал своим посмертным существованием ради людей.
...Вечером Алеша шел к Ломовым со светлой душой (ну, или чуточку просветлившейся), ибо у него не только оформилась идея, но даже созрели пути ее реализации. Наконец, мужчины предались воспоминаниям. Тому способствовала и наливочка, любезно отпущенная хозяйкой.
Оба удивились следующему: столько лет прошло, какие только перипетии мужики не пережили, а характеры, чувства, мысли – все те же. Хоть сейчас иди в бывший Андреевский монастырь и затевай все по-новому. Жаль бывшая келейка городского дурачка Бориски теперь разорена, там теперь один срач.
София, слушая друзей, то ли радовалась, то ли печалилась. А, скорее, и то и другое. Радость от того, что снято крайне тревожное напряжение. Печаль из-за ощущения, что супруг сейчас принадлежит ей не на "все сто". Сама помалкивала, изредка шикая на мужчин: "Тише, тише, дети спят..."
Нашлось немало общих тем, будоражащих прошлое. Кроме, разве, проблемы Ани Гамлиной, которая много-много лет оставалась своеобразным "табу", а теперь, после ужасающего преступления (не того, что совершил Кихотов, а другого, о котором еще будет рассказ) и вовсе страшно задевать больную тему. А еще ведь Пашу с Лешей роднит потеря близких родственников: причины гибели Павла Петровича Ломова-старшего тоже ведь не уяснены. На сей раз, плохое не вспоминали, только позитив. Его, как оказалось, немало. И весь он связан с Андреевском, городом невеликим, но со знатной историей. Суть да дело, а Паша проговорился: он пишет книгу об этой самой "знатной истории" Андреевска. Работа идет трудно, но продвигается. Так что, детское увлечение историческими книжками даром не прошло. Кихотов принялся уговаривать друга зачитать что-нибудь. Ломов мялся, ломался яко красна девица, но в итоге снизошел.
Рукопись, толстая стопка листов формата А4, упакована в синюю канцелярскую папку. На корочку наклеен листок с надписью: "УЂЗДЪ ". С "ятью". Паша пояснил:
- Получается не совсем историческое сочинение, а, скорее, публицистика. Историк из меня на самом деле никакой, ведь у меня нет возможности работать в архивах, с первоисточниками. Да и образовательной базы ноль. Я просто попробовал порассуждать о том, кто мы, откуда и куда идем.
- Так ведь это, старик, самое интересное. Так сказать, чистая соль. Только... идем мы, думается, к полному, окончательному...
София хмыкнула. Видно, зацепило. Будучи культработником и, по большому счету, интеллигентом, она любит просветительство. Только почему-то не слишком приветствует литературные опыты мужа.
- Не-е-е, старик. Не все так просто. Здесь загадка на загадке. Без сомнения, русская нация не сгинет. Хотя... как раз с того я и начал свое писание, что открыл, что по сути мы никакие и не русские.
- Смело.
- Да нет. Просто, общедоступные факты свидетельствуют о сложности этногенеза. 
- Так давай – наливай. В смысле, читай...
Паша бросил взгляд на жену. София понимала: для мужа наступил практически звездный час: он впервые выносит на суд слушателя продукт многолетнего своего труда. Публицистика ведь не для собирания пыли сочиняется, а для публики. Премьера, пусть и локального масштаба. Женщина одобрительно кивнула. Ломов, сначала запинаясь, а после входя в раж, приступил к чтению...


УЂЗДЪ
Норики, сыны Иафетовы

Я горд тем фактом, что остатки самых древних поселений в центральной и северной России, относящиеся еще к Верхнепалеолитическому периоду, обнаружены именно у нас, на верхней Оке. Найдены кладбища древних окских обитальцев, их жилища, мастерские, капища. Это была цивилизация. Да, другая, может быть даже в чем-то жестокая. Но разве правители нашего времени не варвары, коль закрывают сельские школы, библиотеки и прочие очаги культуры?
Название нашего городка происхождение имеет темное. Есть еще на Валдае город Андреаполь, но свое название он получил только в царствование династии Романовых; до того это было село Андреяно поле – по хозяину имения Андрею Кушелеву. Наше же селение именем Андреевым формально связано разве что с Андреевским монастырем, нашим географическим (а некогда и духовным) центром. И разве храм Андрея Первозванного (к сожалению, ныне оскверненный) – не знак некоей тайны?
Архивы монастыря в известное время пропали, а вкупе и монахи. Но никакое энкавэдэ не выжгет память народную, которая выражается в преданьях, как это банально не звучит, старины глубокой. Но все же местные и коренные знают: и гора-то над Окою, на которой красуется поруганная ныне обитель, именуется Андреевой. Согласно одной из легенд, на горе когда-то лежал камень "Андреев", который такоже именовался ”Конь“. Он являлся священным для туземцев, обитавших здесь два тысячелетия назад, и некий пришелец его освятил. То есть, пересвятил в смысле новой, неизвестной доселе религии. Но шаманы не захотели принять новой веры, продолжали камлать у камня - и он низвергся "в пучину", смертельно испугав народонаселение. Мрачная, в общем легенда. Из темных веков до нас дошли лишь обрывки мифов, и с точностью нельзя сказать, Андрей ли был этот пришелец или кто другой. Однако, край наш именем Андрея все же освещен.
Хочу начать повесть сию с фантастического предания о приходе на землю благословенную Андрея, апостола, прозванного Первозванным (по-гречески говоря, Протоклетосом – потому что Иисус сего рыбака призвал из всей рыболовецкой бригады первым). Не могу сказать, кто звал вышеозначенного деятеля в наши дебри, и какого вообще лешего человек с Земли Святой, брат единокровный Симона-Петра к нам, бедолагам, забрел. Но так хочется многим, а в истории так: правда есть не то, что было на самом деле, а наши искренние вожделения.
Хотя "Андрей" – имя греческое, пришелец являлся евреем. Удивительно, но данное при рождении имя не сохранило даже Святое Писание. Андрея, после того как он свершил свой подвиг донесения Благой Вести до северных племен, распяли в Патрах на букве "Х", отчего пошло название "Андреевского креста". Странно... и почему у нас на Руси буква "Х" ассоциируется вовсе не с деяниями Первозванного? Что – мы не почитаем андреевский флаг?
Факт того, что Андрей проповедовал в Скифии и других северных странах, наукою не доказан. Возможно, существование Андреевска – единственное прямое свидетельство, ведь, согласно летописям, городок наш существовал и до судносчастливого дня, когда Владимир (не Путин, а Красно Солнышко) погнал народ к реке. Ежели и приходил апостол на Оку, нашел он здесь вовсе не славян, которые освоили здешние дебри лет эдак через семьсот после. Какие культуры в ту пору у нас процветали, доподлинно неизвестно: то ли это были балты, то ли финны, а, может, и вепсы. Короче, народ, живущий в гармонии с Матушкой-Природою, которую он в меру своих талантов обожествлял.  По Геродоту, жили здесь некие "невры", а еще севернее территория вообще была не заселена. И каждый невр раз в год превращался на несколько дней в волка. Это если верить Геродоту. 
Оно конечно, дивился Первозванный обычаю местных обливать себя в бане квасом и хлестаться веником до полусмерти (ну, так в "Повести временных лет" сказано). И до какого самоиступления можно дойти, умерщвляя плоть свою! Но вряд эдакий мученический подвиг вершили славяне. Позже до такой высоты духа человеческого поднимались монахи-доминиканцы из монастыря Фалькенау, что близ Юрьева. Как-то написали они слезливое письмо – самому Папе, в Рим: де терпят они страшные лишения, страдают в натопленных банях, самоистязаются вениками. Удивился Папа и послал к морю Варяжскому своего человека. По угощении его ввели в тесную темную комнатушку, похожую на адский котел, когда пришло время бичевать себя вениками, суровый итальянец, истошно крича выскочил на улицу, говоря, что такой образ жизни невозможен и неслыхан промеж людьми. 
Блаженный апостол Андрей был суров нравом. Так, в Вифинии он низверг гнусную статую Артемиды, а на месте ее воздвиг Животворящий Крест. Наверное, то же самое случилось и у нас с Конь-камнем. Я вот думаю, он был революционер. А революции всегда кончаются кровью и пожирают своих детей. За что боремся, на то и напарываемся. Ну, верят себе люди в деревья, камни и воды. Чем плохо? Ах, да... жертвоприношения. Если человеческие – это не есть хорошо. А разве доказано, что язычники приносили в дар своим богам людей? По крайней мере – наши, окские.
Возражения о том, что де только идиоты могут пуститься в путешествие из Византии в Рим через Оку, несостоятельны. В те времена исключительно дороги шли в Рим. Ближний путь - не самый короткий, особенно на наших среднерусских изобилующих болотами равнинах. И в конце концов: если бы все поступали рационально и коротко,.как крокодилы, не было бы ни истории, ни литературы, ни мифологии.
Наличествовали издревле и путь из варяг в греки, и путь из варяг в арабы. Ока лежала вне этих путей, но являлась своеобразной хордой, по которой можно было при желании рвануть из греков в арабы или наоборот. Хотя это было нерационально и вообще опасно, ибо племена, населявшие долину Оки, желали не только поиметь свою мзду, но вообще отнять все. Для того, чтобы такого не случилось, на путях утраивались укрепленные городки с гарнизонами. Вероятно, Андреевск был одним из таковых. Так же как Муром на земле муровлян.
Кто бы ни обитал на Оке во времена апостолов, все они (ежели верить Ветхому Завету) являлись потомками одного из сыновей Ноя, Иафета. Что русь, что чудь, что варяги, что готы – все мы от Иафета. Вот ведь какая петрушка, и стоит ли теперь меряться всякими предметами? Иафет переводится с еврейского как "прекрасный"; он был младшим и любимым сыном Ноя. Ах, да – забыл уточнить: наш общий предок являлся евреем. Ну, это если верить Библии.   
Забавно, что как Сим, Хам и Иафет разыгрывали земли по жребию, так и Христовы апостолы положились на волю случая. Если так, современная судьба Андреевска – результат вращения колеса сансары.
О том, какой народ жил два тысячелетия назад в верховьх Оки, ученые спорят. Известно, что ниже по течению обитали племена мурома, мокша, эрзя. Они были воинственны и беспощадны. Каковы были люди, жившие в границах нынешнего Андреевского района... сомневаюсь, что их отличало миролюбие.
Ради истины, приведу иную версию. Возможно, название нашего города связано с именем другого Андрея. Здесь следует обратиться к фигуре Андрея Боголюбского, который, перенеся центр Руси во Владимир на Клязьме, создал тем самым основу для нового объединения страны восточных славян. Есть вероятность, что Андреевск назван в честь данного князя. Исключать вообще ничего не стоит. И давайте же рассудим: коли Боголюбский переносит административный и духовный центр на Север, значит, не так этот самый Север был и агрессивен...

...Возникла непродолжительная пауза. В хлеву отчаянно замычала корова. В ответ пару раз гавкнула собака.
- Да-а-а... сильно. - Совершенно искренне произнес Алексей. Ты здесь, оказывается, не зря проводишь время. - Кихотов краешком глаза заметил, что София бросила на него уничижительный взгляд. Чуток сменил тон. - Однако, получается, своего пошлого мы не знаем.
- Беда в том, что мы не понимаем и нашего настоящего.
- Аппетит приходит во время беды...
- Еды, наверное.
- Старик, я не оговорился. А почитай-ка еще!
- Нет, - встряла София, - уже поздно. Ну... в следующий раз продолжите свои исторические бдения...



Практически, Робин Гуд

Идея Кихотова была проста как все гениальное. Будучи еще штатным ментом, Алексей то и дело упирался в "бреки" из главка – когда сверху поступали распоряжения (обычно устные) замылить то или иное дело. Все равны перед Законом, но некоторые – ровнее. Это касалось не только блатных с ментовской крышей, но и лиц, совершавших резонансные преступления, могущие подпортить статистику. Та же фигня была и у коллег капитана Кихотова. Со стороны высшей власти это удобный рычаг: "мы знаем, что ты грешен, прищучить тебя – дело семнадцати мгновений, поэтому сиди и не рыпайся, делись... пока за тобой не пришли".
Некоторые считают: менты – звери и беспредельщики. Не больше и не меньше прочих граждан России, просто сами обстоятельства порою вынуждают ужесточаться. Кто хоть раз испытывал это бессильное отчаянье – вот он, злодей, полшага осталось, чтобы прищучить, а начальство не велит – поймет, что значат настоящие нравственные страдания сотрудника органов. Пофиг только толстокожим, но таких на самом деле немного. В основном в силовых структурах служат нормальные морально неуродливые мужики.
История новейшего капитализма изобилует случаями, когда тот или иной индивид случайно или по обстоятельствам оказывался на гребне, и перед ним вставал моральный выбор: украсть, унизить, предать, покалечить, загнобить. Или наоборот. То есть, не делать этого, а то и воспротивиться. Что-то не особо представлялись случаи блеснуть благородством или порядочностью. Всех, кто действовал вопреки, система растаптывала.
Чувство несправедливости, бессилия Закона пред сильными мира сего, вообще говоря, накапливается. Оно перемешивается с неразборчивостью в применении методов средств. В этом корень "евсюковщины". Даже у муравьев, как утверждают ученые, встречаются такие особи, у которых едет крыша и они начинают вредить популяции. Тогда его окружают муравьи-полицейские и впендюривают психу дозу смертоносного яда. А человек гораздо более высокоорганизованное существо, нежели насекомое. Хотя, данный тезис можно и оспорить. Еще у людей принято церемониться, устраивать судебные фарсы и заботиться о правах тех, у кого не все дома. Именно поэтому человечество выдумало атомную бомбу, средства контрацепции и телевидение, а муравьи – нет.
Кихотов святым не был. Он научился работать с подозреваемыми с применением всяких спецсредств и ужимок. Но стакан переполнила капля наркомафии. Это еще не худший вариант. Алексей принялся перебирать в уме, чтобы бы он хотел сделать, будучи официальным блюстителем Закона, но этого не сотворил по причине внешних ограничителей. Таких дел у него скопилось несколько...
...Кихотов вышел из Любегощ еще затемно. Вернулся вечером. К Ломовым зашел сам, в первую руку спросив у хозяина:
- Паш, твой дед вроде бы как на заводе колесных пар работал...
- Да было дело...
- Хорошо, хорошо...
- Ты к чему? Там от завода, слышал, слезы одни остались. Все раздербанили.
- Да так... вот, что. Вашей семье деньги причитаются. Возьми.
- Нам вроде бы, хватает.
- Нет, ты не можешь отказаться. Это за твоего деда. Он их заработал... и... ничего не спрашивай. Так надо. Никаких мокрых дел. Просто, их просил тебе передать один человек. Задолжал он Павлу Петровичу, вот... купишь чего-нибудь детям. Или жене.
Алексей положил пачечку купюр на краешек серванта. Павел не стал противиться. София отсутствовала, как бы она отнеслась, Кихотов не знал. Офицер произнес:
- Старик... почитай еще немножко своей истории. Ладно у тебя скроено.
Ломов не стал отвертываться.


УЂЗДЪ
Труднопокоряемые

Если верить историку Георгию Вернадскому, в 730-е годы Н.Э. варяги столкнулись на территории верхней Оки и верхнего Донца с мадьярами. Последние, по-видимому, потерпели поражение и варяги захватили укрепленный город Верхний Салтов. Что касается коренного тогдашнего населения, неких «асов», они, должно быть, присоединились к варягам и выступили против мадьяр.
«Асами» ученый именует «прославян», людей, имеющих неясное происхождение. Это позже выделились разные «племена»: кривичи, родимичи, словене, и, соответственно, вятичи. По поводу «русов» все еще спорят, хотя, тот же Вернадский утверждает, что «русы» все же являлись скандинавами. Это самая сложная страница истории нашего края, а потому вынужден углубиться, да к тому же обосновать свою гипотезу.
Есть версия, подкреплямая древнерусскими летописями,включая "Повесть временных лет", что в 862 году от Р.Х. на Русь пришли не три брата-варяга. Однако существует гипотеза, что их на самом деле было четыре, и они быи братьями не по крови, а по военному своему промыслк. Кроме Рюрика, Трувора и Синеуса был еще Андрик. Я склонен полагать, что город наш и назван-то в честь забытого ныне деятеля, ну, а иные Андреи здесь почти не при чем.
Андрик являлся не князем, а начальником гарнизона. Он и его воины исполняли некую миссию, и можно гадать, кто ее возложил на отряд наемников. Возможно, даже и никто... точнее, солдаты удачи сами пришли – чтобы контролировать торговые пути и иметь за то мзду. Та же история произошла и у Рюрика, Трувора и Синеуса. Напомню историю: двое как-то быстро померли (если, конечно, верить "Повести временных лет"), и стал княжить один Рюрик. Но это касалось только северных земель, где обитали чудь, словене и кривичи. Андрик же обеспечивал безопасность торгового пути в иных землях – для некоей группы, которая именовала себя "русью". Ученые вкусно спорят, что это была за "русь". Не будем встревать в это вековое столкновение идей и мнений – там своих бойцов хватает.
Много позже, когда на Руси царствовали Рюриковичи, кооперативу писателей "Нестор" заказан был исторический труд, обосновывающий законность династии. Порядку, вишь, средь наших предков-бедолаг не было... забавная версия.
Про Рюрика на самом деле известно много. Он вел жизнь искателя приключений, участвуя в набегах как на континент, так и на Англию. В хрониках тех лет он стал известен как jel Christianitatis, «язва христианства». В 845 году его корабли поднялись вверх по Эльбе, и в том же году он совершил набег на Северную Францию. В 850 году Рюрик спустил на воду флот в триста пятьдесят кораблей, с которым он грабил прибрежные районы Англии. В последующие годы он направил свое внимание на устье Рейна и Фрисланд. Законные власти были вынуждены пойти на компромисс и отдали Фрисланд Рюрику на том условии, что он будет защищать побережье империи от нападений других викингов. Поскольку Рюрик теперь не мог беспрепятственно грабить побережье Северного моря, он, вероятно, устремил свое внимание к Балтике.
В те времена в плодородных поймах Оки обитали уже не «анты» или «асы», а славянское племя вятичей, людей, всем родом приведенных, как писал Нестор-летописец (ну, или кооператив "Нестор" – вариант выбирайте сами...), старейшиной Вяткой. Кто был этот Вятко, неизвестно (хотя, летопись утверждает, что он и его брат Родим – из ляхов, предков нынешних поляков), однако, есть сведения, что вятичи не знали князей и жесткого управления. Жили общинами, следовали естественным законам, а молились деревьям, рекам и облакам. Ну, и камням, конечно. Язычники, одним словом. 
Киевские люди – поляне, то бишь – не любили вятичей; летописец про вятичей сообщает, что они "яко звери, едуще все нечисто". Между тем, у вятичей имелось всенародное вече, то есть, народовластие было в чести.
Земля вятичей, так же как и русская земля, была обширна и славилась своими богатствами. Неизвестно вот только, как и что там происходило в плане порядку. У Андрика была иная миссия, он не пришел княжить. Он же был варяг, то есть, человек, занимавшийся варением и сбытом соли, а для тех времен соль была что нефть для нонешнего времечка, а, значит, Андрик являлся олигархом темного Средневековья. Нужно было контролировать путь из греков в арабы, а вкупе и из варягов греки и в арабы, для того-то варяги и ставили по рекам свои гарнизоны – на Днепре, на Оке, на Волге, на Дону и на Буге.
У вятичей были развиты ремесла, в особенности – ювелирное и кузнечное, а дань они платила Хазаскому каганату – сначала от дыма, а позже от рала. Этот момент важен: вовсе не дикий лесной народ были вятичи, ибо у них процветало земледелие (рало – это плуг; дым – очаг). По крайней мере, вятичи по уровню своего развития были никак не ниже галлов или пруссов.
Местом сбора дани с вятичей являлся городок Кордно. Арабские купцы назвали его Хордабом. Они описывали процесс как всенародное горе. Что хазары, что киевляне – всем нужно было добро. Действовало обычное феодальное право: "Вы нам должны потому что мы сильнее!"
Возможно, Андрик был как Аскольд и Дир – из подчиненных Рюрика. Вот, как "сладкая парочка" захватила землю полян: пошли Аскольд с Диром на Царьград, видят: на правом берегу Днепра город. Жители его объясняют: "Да построили городок три брата, Кий, Щек и Харив, да сгинули, а мы сидим тут как сычи и дань хазарам платим..." Ага, смекнули варяги... а не взять нам Киев себе?
Таких городков как Андреевск у вятичей имелось несколько: Дедославль, Москальск, Козельск, Лобынск, Мценск, Белев... список можно продолжать. А религия у вятичей была простая, арийская – с некоторыми особенностями. Если в Киеве главный бог был Перун, на земле вятичей главенствовал Старый бог, иначе говоря, Стрибог. А в образе всех других богов вятичи поклонялись силам Матушки-природы. Самым злым богом являлся дед Мороз, мерзкий старикашка, который тряс бороденкой, вызывая трескучие морозы. Им вятичи пугали своих детей. Только, когда на Оке выкорчевали язычество, деду Морозу придали облик Николая угодника, приносящего по ночам детишкам подарки.
 Нестор пишет, что «вятичи жили в лесу, ели все нечистое и срамословили пред отцами и пред снохами. Браков у них не было, а сходились они на игрища, где были у них плясания срамные и песни бесовские». А еще имели они по две, а то и по три жены. Это не про современных обитателей Рублевки, а о древних вятичах. Думаю, на вятичей возведен поклеп: так же можно всех сильных мира сего обозвать безбожными тварями, ведь разве культурный человек скажет про то, что у кого нет миллиарда, пускай идет в жопу?
Племенной знак вятичей – семь лепестков. Семилепестковая подвеска характерна для древностей как радимичей, так и вятичей, хотя форма лепестка у этих племен разная. Подвеска являлась эмблемой племени, символизирующей союз семи кланов. Вятичи не кремировали мертвых людей. Древние вятичские курганы невысоки, до полутора метров в высоту. Костяки расположены головой на север или северо-запад. Хоронители стремились сориентировать голову погребенного в направлении заката, а изменение связано со временем года. Вот типичные предметы захоронений: семилепестковые височные подвески, бусы, крученые ожерелья, браслеты и кованые кольца и кресты, сделанные в ажурной технике. Кресты, видимо, были просто украшениями, и обнаружение их совсем не обязательно является свидетельством в пользу христианства.
Свободолюбивое и воинственное племя вятичей упорно отстаивало свою независимость, хотя, если верить летописи, в 907 году киевский князь Олег нанимал вятичей для своего похода на Царьград. Вид у вятичских воинов был свирепым и чем-то они все же напоминали варваров: голые по пояс, в одних холщовых штанах, с громадными секирами в мускулистых руках... бандитского наскока самое оно. Для регулярной армии – слабовато и карикатурно.
С Константинополем вышла такая петрушка. Сброд, ведомый варягами Аскольдом и Диром, таки осадил Царьград. Между прочим, приплыли «сброд» на 200 кораблях, что говорит о развитом у славян мореходстве. Случилось это осенью 866 года от Р.Х. Константинопольские василиск Михаил и патриарх Фотий ночью молились у ризы Пресвятой Богородицы, а после с песнопениями мочили святую реликвию в море. Спокойная гладь тут же взбунтовалась – и неистово разметала корабли язычников. Так написано в "Повести временных лет". Жестокий враг (те, кто выжили, конечно) отступил, и несколько позже русские стали отмечать праздник Покрова Пресвятой Богородицы, будто Царица Небесная – покровительница русской земли от всякой неруси. Изначально-то Покров являлся праздником избавления ромеев от руси.
Аскольда и Дира убил князь варяжский Олег, сказав, что они не княжеского роду. Потом, покорив несколько славянских народов, Олег тоже пошел воевать Царьград. На сей раз ромеев спас не Покров Богородицы, а богатый откуп. Олег, поклявшись Перуном и Волосом, повесил щит на врата Второго Рима и установил дружбу промеж русскими и християнами. Потом еще Игорь ходил на Царьград (очень уж хотелось тоже повесить и свой щит на ворота), но ромеи пожгли русских греческим огнем. Были ли в войсках агрессора вятичи, летописи молчат. Зато историки сообщают других военных делах незваных гостей с Севера.
С вятичами (не вместе, а супротив) воевал киевский князь Святослав, а после два раза – Владимир (который Красно Солнышко). В итоге, племя было все же покорено – но только после падения режима хазар, которые считались серьезными противниками Киева. Нестор пишет, что вятичи сами поднимались войною на Владимира.
В 1066 году, через сотню лет после Красна Солнышка, Владимир Мономах снова пытается усмирить вятичей, ведомых вождем Ходотой, приверженцем старой веры. Первые два похода закончились ничем: отборное наемное киевское войско прошло Окою, так и не… встретив неприятеля. Умели, видно, вятичи играть в партизанщину. На третий раз случилось столкновение с "лесными братьями". Несмотря на технологическое преимущество, победа над вятичами была одержана лишь на бумаге; известно ведь, что в партизанской войне можно победить только уничтожив все население. К следующей зиме киевляне заняли все укрепленные вятичские городки, а специально обученные отряды таскались по лесам в поисках лагерей сопротивленцев. В конце концов, настигнут был и отряд Ходоты. Всех порубили. Повторюсь: тактика тотального уничтожения – наиболее эффективный метод порабощения всякого народа. Воевод хватали и казнили на глазах у поселян, как сообщает летопись, "лютою казнью". Так достигается уважение к поработителям. Так ведь, собственно, и собиралась земля Русская. 
К христианству вятичские жрецы и кудесники относились враждебно. Немало миссионеров проникало на Оку и все они кончали безрадостно. История сохранила имя одного из отчаянных христиан, монаха Киево-Печерского монастыря Кукши. Его зверски убили. Однако, смею заметить: святыня, привезенная Кукшей на землю Вятичей – вырубленный из дерева образ Николая Угодника – не была уничтожена, а хранится поныне в одной из церквей в древнем вятичском городе Мценске. Может быть, аборигены восприняли идола как одного из своих богов? Хотя, вряд ли... уж шибко статуя напоминает злейшего из вятичских богов, деда Мороза... Наверное, просто местные испугались навлечь на себя гнев повелителя стужи.
Да, добавлю еще одну деталь: согласно данным археологии, город Москву основали именно вятичи.


- ...Неужто мы из ляхтичей?
- Одна из версий. История ведь состоит из документов и версий. Но не из догм.
- Не хотелось бы.
- Почему так?
- Достоевского начитался, Паш.
- А ведь он из поляков. Так же как Чайковский, Рокоссовский и Тарковский.
- Ну, тебе виднее, ты историк. Но ведь признайся: своего Андрика ты выдумал.
- Есть такое дело.
- Так какая же это на хрен история...
- Такая же, как с Иваном Сусаниным, который, кстати, якобы поляков закрутил-завертел. Вкрапление мифов. Доказано ведь, что никаких двадцати восьми панфиловцев не было – пропагандистский прием. Половина содержания учебников истории – легенды, сказания и тосты. Вторая половина – пропаганда. Не случайно ведь каждый новый правитель дает историкам задание переписать учебники. Даже "Повесть временных лет" – сочинение, призванное обосновать законность правления Рюриковичей.
- Так значит, и у тебя... пропаганда.
- Практически, да. Я попробовал смоделировать лидера, который попытался внедриться в существующий порядок вещей. Тот есть, не стал насаждать свои порядки, а постарался установить гармонию.
- И ни хрена у него не получилось.
- Не в ту эпоху попал. В те времена идеи гуманизма и свободы выбора не находили опоры в обществе.
- Мне думается, ты симпатизируешь вятичам. И этому... тамошнему Робин Гуду... как его...
- Ходота.
- Твой этот вождь – он нахрена войну-то затеял?
- Это было сопротивление. Люди воевали на своей исконной земле. И мордовские племена – на нашей же Оке, только пониже – оказывали еще более ожесточенное сопротивление Москве еще пятьсот лет после подавления вятичей. Правда, они служили татарским мурзам. Но это уже другая история.
- Я вот, насчет "исконного" не понял. У тебя же написано, что вятичи пришли на земли, занятые другим народом.
- Это да. Правда, так до конца и не выяснено, Геродот же описывал неких "невров".
- Получается, славяне тоже... того.
- Все сложнее. Славяне – земледельческий народ. Они устраивали на необжитых местах подсеки, а, когда почва истощалась, переходили на новое место. Столкновений с аборигенами могло и не быть. Ты пойми: этот сейчас у нас все плотненько, а в те времена здесь было дико и просторно.
- Ага... значит, ваши эти Любегощи вернулись в ТЕ времена.
Ломов усмехнулся. Хлопнул друга по плечу:
- В точку попал, старик! 
- Мне показалось, жители Царьграда представляли себе и вятичей, и славян вообще жестокими кровожадными малокультурными варварами.
- Мы так же себе представляем кавказцев. Или я не прав.
- Тебе виднее. Ты Кавказ знаешь.
- Ничего я не знаю... - (Леша наступил на "больную мозоль", о чем пожалел). - У вятичей была другая культура. Но они так же любили, страдали, радовались и грустили, ошибались, между прочим. Они не участвовали во всех этих игрищах с приглашениями варягов. Но, поскольку по их земле протекала торговая река, они любезно впустили к себе Андрика с дружиной. Имело место взаимовыгодное сотрудничество.
- И в итоге...
- Да: вятичи как национальная самоидентичность исчезли. Но культура вятичей сплавилась с иными культурами, и в результате вышел русский народ...
Друзья и не заметили, что в горнице сидит София. Увлеклись. Уставились на женщину, выражая легкое неудовольствие от того, что она как бы подслушала.
- Эх вы... - Произнесла хозяйка. - Вятичи.
На самом деле, София была рада, что мужики расслабились, не требуя выпивки. Она откровенно боялась, что гость уйдет в запой и утянет туда же мужа.


Покаяние

Суббота для Андреевска – базарный день. Сонный колхозный рынок с раннего утра выплескивается на Советскую улицу, превращаясь в торжище китайским ширпотребом и продуктами нехитрых народных промыслов: локальный народный праздник.
И вот, представьте себе. По улице, среди самого торжища, шмондыляет известный в городе воротила Ванька Комаров и раздает всем встречным, налево и направо, тысячерублевые купюры, то и дело произнося: "Простите меня, люди добрые, простите меня, дурака стоеросовго..."
Упадочный загибающийся Андреевск уже не первый день на взводе. Сначала - злодейское убийство предпринимателей Гамлиных, после – смерть цыганского барона от руки киллера... А теперь еще с ума сходит знатный жулик. Конечно, за Иваном Иванычем бежит толпа, некоторые исхитряются выхватить "индульгенцию" не по одному десятку раз. Все зависит от ловкости и крепости торса. А тот все сорит и сорит бешеными деньгами, прося у народа прощения. Между тем, денежным средствам переводу все нет и нет. Миллионы!
Такого в истории Андреевска еще не бывало. Аттракцион неслыханной щедрости. Комаров – фигура одиозная. В свое время крепко он был повязан с местными (и не только) бандюками. В те времена наворотил Ваня порядочно… если слово "порядочность" в данном случае вообще применимо. Взлетел Комаров на волне перестройки. Тогда в моде (теперь бы сказали: "в тренде") были дерьмократия и либерастика. Ваня трудился начальником отдела снабжения завода колесных пар. Началось акционирование, оно еще совпало с чубайсовчкой ваучеризацией. Каждому работнику дали сколько-то акций родного завода. На самом деле, на руках были не ценные бумаги сами по себе, а свидетельства о том, что де условный Пупкин Василий обладает энным числом акций. Но не в этом суть.
Ваня устроил себе предвыборную компанию, наобещав народу не то чтобы златые горы, а выход на международный рынок, сказочные дивиденды и прочее. А главное – стабильность производства и гарантию выживания. Раньше пели: "Шумит как улей родной завод, а мне-то х...., е..... он в рот!" Теперь, когда якобы хозяевами предприятия стали сами сотрудники, избранный Ванька вывесил на проходной лозунг: "Завод наша большая семья, за все в ответе и ты, и я!" Так сказать, воодушевление масс. Надпись красуется и ныне, только чьи-то шаловливые ручки поработали с буквами: "Завод - наша большая беда, за все в ответе ты!"
Комарова выбрали в директора, рассудив просто: да, он воришка и прощелыга, но рынок металлоизделий знает, имеет коммерческую жилку и разбирается в ситуации. И не будет же он рубить сук, на который сел! Да, уворует. Но что-то перепадет и трудовому рабочему коллективу. Логика народа в плане стратегии выживания была примерно такова: чтобы выстоять, надо модернизировать завод, научиться производить колесные пары мирового уровня качества. Как раз крепкий и одновременно предприимчивый управленец способен провести реформу с наибольшей степенью эффективности. Впереди же ждет только процветание – тому поспособствуют потенциал и грамотный менеджемент.
Ваня и сам верил в то, что вытащит завод из глубокой жопы. Не учел он разве только того факта, что на лакомый кусок разевает роток всякая мразь. Да будь он хоть святой праведник - и такого обломали бы! А если окажется крепким орешком, пойдет путем лесничего Кихотова.
Чтобы консолидировать капитал, Комаров принялся скупать акции. Для эффективности был распущен слух, что цена их покамест (до времени, пока не придут инвестиции...) будет только падать, так что нужно избавляться от доли в недвижимости как можно скорее. Ко всему прочему народ доверил в Ванино управление еще и ваучеры. Комаров дал святую клятву, что на сконцентрированные средства модернизирует производство и привлечет серьезный Капитал.
В каком-то смысле оно действительно было модернизировано. Точнее, закупили импортную линию по отливке сковородок. Ну, это в порядке конверсии. Ни со сковородками, ни с колесными парами ни черта не вышло. Зато получилось с распродажей всего, что можно было продать. Изначально рабочий класс не сопротивлялся, думая, что все это делается ради обновления. И в этом состояла роковая ошибка людей, не следовали они завету американского артиста-президента Рейгана: "Доверьяй - но проверьяй". Они ведь доверили демократически избранному начальству ВСЕ бразды правления, забыв, что абсолютная власть развращает абсолютно.
В тем времена Ваня все больше крутился в Первопрестольной или за границей нашей счастливой (в будущем – или ты сомневаешься?) Родины, уверяя, что пребывает в активном поиске. На самом деле, все уже нашли. Но – не рабочие.
Акции волшебным образом перекочевали в оффшорную компанию, зарегистрированную на Виргинских островах – и-и-и... пошла гулять губерния! Теперь уже и непонятно было, кто являлся владельцем завода. Сплошные невесть откуда взявшиеся "аффилированные структуры". Рабочим между тем перестали выплачивать зарплату, умело кормя завтраками. В смысле, отмазками типа: "завтра деньги будут перечислены", "через недельку подходите к кассе" и так далее.  Практика выдачи зарплаты сковородками не прижилась: эту хрень никто не хотел покупать - потому что аналогичный китайский товар того же качества был в разы дешевле. Народ, чтобы хоть как-то прожить, и сам воровал все что мог.
На высшем уровне очумелые ручки погрели многие. Не в обиде остался и Ванька. Когда приблизился социальный взрыв и народ приготовился перекрывать трассу (федеральной дороги в Андреевске нет, но имеется шоссе областного значения) и железную дорогу (что глупо, ибо железка у нас так же второстепенная, забытая железнодорожными богами), более-менее зашевелились органы. В смысле, правоохранительные.
Ванька с легкостию отмазался: "Вот официальные решения собраний, все по закону..." И действительно: обирали предприятие профи, умеющие все отделывать так, что комар носу не подточит. Да: ошибка менеджмента, но Иван Иваныч Комаров здесь как бы и не при чем, потому он теперь де юре - всего лишь один из миноритариев, никак не влияющий на судьбу завода с богатым прошлым. Что такое "миноритарий" и почему настоящее получилось нищим, никто толком не понял. Хотя, все ясно: распилили и все тут. Кто-то утащил миллионы, а кто-то два килограмма болтов.
Ванька успел побыть и в депутатах районного законодательного собрания. По счастью, недолго, ибо и с бюджетом района тоже начались темные делишки. Ну, а в последние годы Иван Иваныч Комаров жил между двумя домами; виллой в Испании, где закрепилась семья комбинатора, и особнячком в Андреевске. Новый мутный бизнес кризисного менеджера Комарова творился во все той же рашке (слово "Россия" уже не было актуальным, и проговаривалось со строчной буквы), а эффективно управлять таковым можно только на месте, доверять все же нельзя никому. Эту истину Ванька постиг на личном опыте. Семья Комарова теперь – буржуазия, аппетиты отпрысков растут – ну, там фаррари, яхта, поле «для гольфу» и прочее, а потому господин-товарищ крутился как крокодил, хапанувший жертву.
Годы берут свое. Комаров как раз продавал свои активы. Даже более того: он делал последнюю ходку в рашку - чтобы наконец соскочить, наплевать и позабыть. Пусть пипл в этой долбанной рашке догнивает и разлагается. И вот на тебе: солидный пузатый дядька в базарный день дефилирует по главной улице (без оркестра) и сеет...  нет, не разумное-доброе-вечное, а бабло.
У органов зуб на Комарова конечно был. Он не дружил с уголовным кодексом, в особенности со статьей 159-й. Однако, крыша Ванькина все время давала операм команду "фу". Так бы и ушел, с-скотина, на заслуженный покой. Собственно, Ваня и ушел. Тем же днем, после своего аттракциона щедрости. И в Андреевске уже не появлялся. Так никто и не узнал, в чем причина умопомешательства дурного человека с харизмой, умеющего делать деньги на народной беде.
Это при советской власти за экономические преступления пускали пулю в затылок. Нынешние времена иные. Кому-то и пускают. Но не по суду. А ежели по закону - так это зависит от уровня сознательности и работы адвокатов (диавола).
Давайте уж прямо: розданные Ваней деньги лишь в малой части достались бывшим рабочим завода колесных пар. Хапанула шушара, вовсе не заслужившая материальных благ. А все же моральное удовлетворение народ получил.
 



Дух мщения

...Не сказать, чтобы трех уродов национальности "нерусь" Кихотов раскидал влегкую. Пришлось изрядно потрудиться, он даже получил несколько неприятных ударов в разные части тела. На его стороне были темнота и отчаянность, так что даже не пришлось прибегать к помощи огнестрельного оружия.
Дело было так. Поздним-поздним вечером он пробирался темным переулком (в данном случае неважно, по какому делу) и услышал крики о помощи. Оно конечно, Алексей уже как бы и не правоохранитель, но ведь это не отменяет некие человеческие и, в конце концов, мужские обязанности. Андреевцы в это время уже заперлись в своих лачугах яко забитые скоты, никто даже и не рискнет выйти.
Женщина не плакала, она вообще не выражала эмоций, только сухо ругалась отборным матом. Естественно, Кихотов спросил:
- Вы где живете? Я провожу...
- В караганде! - резко ответила фифочка. И в ее голосе Леша услышал знакомые нотки.
- Наверное, не стоит так резко-то.
- Сам пошел!
Как бывший опер Леша знает: за понтами прячется элементарная растерянность. Их не надо слушать, одно сотрясение воздуху, а надо делать что должно. Едва вышли к первому работающему фонарю, подозрения Кихи подтвердились. А вот она его не узнала. Что-то Алексея все не узнают. Наверное, все же он будет богатым.
Итак, перед ним стоит Аня Гамлина, собственной персоной. Правда она уже далеко не та самая девочка, в которую Киха когда-то был тайно влюблен. Пацаны перед Аней терялись – потому что она для них была Недоступная Богиня. Как и все женщины, девушка это чувствовала. Поскольку в каждой красавице сидит бесенок, Аня умело использовала свою незримую власть. Ох, и поиздевалась она в свои лучшие годы над хахалями! За что теперь, наверное, и расплачивается.
- До Караганды отсюда далеко. Но ведь, надо же куда-то вас препроводить.
- Хорошо. Попробуем...
Значит, приехала... ее родителей похоронили без нее. Очень, кстати, скромно погребли, закопали в землю при минимальном скоплении народу. Про дочку олигарха местного пошиба даже старухи говорили: "Ей все пофиг, попрыгунья, блин, стрекоза!" Ну, сленга представительницы старшего поколения нахватались от внуков и из телевизионных сериалов про ментов.
Иван Рудольфович Гамлин не сильно отличался от Ивана Иваныча Комарова. Такой же жулик и прощелыга, на котором пробу негде ставить. Если бы Гамлин был жив, Кихотов тоже что-нибудь такое придумал бы. Прихватизатор хренов. Леша, когда пришло известие о зверском двойном убийстве, внутренне даже возрадовался (вот уж, русская натура!): собаке – собачья смерть. Впрочем, в то время Алексей уже вовсю был увлечен подготовкой своего деяния, прочая же информация воспринималась им как побочный белый шум. Ну, мало ли кто что подумает… за мысли у нас покамест не сажают.
Только у ворот Гамлинского особняка Кихотов раскрылся:
- Ну, бывай... одноклассница!
Анна долго-долго в полумраке вглядывалась в лицо мужчины. В конце концов, изрекла:
- Кихотов?
- В принципе, угадала...
- Мне говорили, ты теперь ме... то есть, полицейский.
- Не совсем. Точнее, теперь уже совсем нет. Ты, я вижу, не в курсе.
- А в чем я должна быть курсе?
- Я в бегах.
- И от кого бежишь?
- Если хочешь услышать: "от себя", не дождешься. Просто, не в ладах с Законом.
- Молодец.
- Я знаю.   
- А у меня как минимум одна цель. Я желаю наказать убийцу. Алеша... - Кихотов аж поежился от пронзительного взгляда. - Они же и твоего отца убили. Ты... не хочешь… отомстить?
На днях он поклялся себе, что больше никого никогда не убьет и не покалечит. Ну, разве только легонько, так сказать, в назидание. Он уже внутренне раскаялся в том, что грохнул цыганского барона. Уйдя от ответа, он сам вопросил: 
- Так что ты ночью делала-то в этом дурацком переулке?
- Хотела посмотреть. Места детства.
- О, как. Места те же, контингент другой.
- Я заметила.
- Ну и жила бы себе в своей гудбай Америке. Ты же видишь, что тут...
Вдруг Анна прижалась к Алексею всеми своими формами, и чмокнула его в подбородок:
- Киха... ты мне поможешь?
- В смысле... 
- Отомстить.
- Нет. - Уверенно ответил Алексей.



Не Гарвард


Анин батюшка, Иван Рудольфович Гамлин, конечно же, желал единственному своему чаду счастья. Будучи партийным боссом районного масштаба, он много знал. А посему не связывал будущее дочери с Андреевском. Роковая его ошибка заключалась в том, что желая добра ближнему, следует то же самое делать и для себя. Уж коли валить из рашки – так всем табором. И хрен с ним, что у тебя здесь бизнес. Это капитализм, детка, всегда найдется рыбка прожорливее, зубастее и хладнокровнее тебя.
Иван Рудольфович – продукт удачного соединения крестьянской и интеллектуальной кровей. Его прадед, чистокровный австрияк, талантливый инженер Отто Фридрих Гамлер, строил в Андреевском уезде железную дорогу, должную обеспечить экономическое процветание края. В католической семье было шестеро детей, и свое благонравное семейство высококлассный специалист выписал к себе, в далекую Россию. Все дети как дети, а младший, Иоганн, закрутил ширы-мыры с местной крестьянкой Анной. Когда стальной путь, несмотря на ужасающие коррупцию и казнокрадство, таки построили, Иоганн решил обрусеть. Семейство вернулось в Автро-Венгерскую империю, а младший отпрыск остался. Он переиначил фамилию, имя и отчество на русский лад. Анна, будучи верной супругой, приняла католическую веру. Имея, как и отец, инженерное образование, Иван Олегович Гамлин успешно руководил отделением железной дороги. Когда разыгралась Первая Империалистическая война, все пути на историческую родину были отрезаны. Но Гамлина ценили, ибо Андреевская железная дорога работала исправно как швейцарские часы, поставляя свежее пушечное мясо на фронт и отвозя назад мясо негодное для ратного дела.
После прихода к власти большевиков Иоганна расстреляли как вредного элемента, причем, так и не ясно было, сделали это революционеры, контрреволюционеры или бандиты. Специалист он был хороший и приветствовал всякую власть, ибо верил, что таковая от Бога.
Когда страна вставала с колен после разрухи, место нашлось сыну Ивана Гамлина, Рудольфу: он так же являлся железнодорожным инженером, причем, в жены по сложившейся уже традиции взял местную крестьянку. Однако, по сути Рудольф был уже русским человеком, он даже не знал немецкого языка. А к вере относился равнодушно, практически, являясь атеистом.
Казалось бы, можно забыть о европейском происхождении. Но ничего не забывает советская власть. Едва германская военщина вероломно напала на эсэсэсэр, семейство Гамлиных выслали в Сибирь – в двадцать четыре часа. Даже несмотря на то, что на свет только что появился Ваня. Не сказать, чтобы там, в Омской области было совсем уж туго – специалисты нужны, их постреляли да пересажали столь много, что оставшихся стали беречь и даже лелеять. Откровенно говоря, во время оккупации в Андреевске терпели бОльшие лишения. Возвращались на разоренную врагом родину с радостью, ибо все и вся было пронизано флюидами Победы, и с новым энтузиазмом поднимали экономику. Помогали делать это, кстати, и пленные немцы (правда, без энтузиазма).
Ивану Гамлину с эпохой повезло. Юность его попала на шестидесятые годы, пору очищения и надежд. Происхождение уже не являлось стеной, доступна была любая стезя. Ваня выбрал властные коридоры. Начиная с комсомола, Гамлин продвигался по карьерной лестнице и дорос до второго секретаря Андреевского райкома партии. А это, между прочим, главный по идеологии. В жены он, кстати, по традиции взял деревенскую девушку.
Как партбосс, Иван Рудольфович прекрасно понимал, что за фигня творится в стране. Это от народа информация была закрыта (во избежание), а начальство прекрасно осознавало, чья берет в Холодной войне. Посему Гамлин одним из первых, еще в конце восьмидесятых, ушел в бизнес, учредив кооператив по перепродаже продукции народного хозяйства. Когда впервые Иван Рудольфович внес в кассу партийные взносы в несколько тысяч рублей, город был в шоке. Но очень скоро привык, да к тому же и вносить взносы очень скоро стало некуда. Кооператив довольно быстро разросся до уровня сети магазинов. В центре Андреевка возвысился приличный такой особнячок, с трехметровым бетонным забором.
Своего единственного ребенка, Анну, Гамлин послал учиться в Москву, в Высшую школу экономики. Наследовать финансовую империю должен грамотный человек. Сам же все время примыкал к очередной партии власти, с аппаратной виртуозностью держа нос по ветру.
Дальнейший путь Ани Гамлиной лежал не куда-нибудь, а в Гарвард. Материальные возможности у отца для этого были. Иван Рудольфович очень хотел видеть свою дочь блистательной бизнес-леди. Правда, при этом все время забывал спросить, кем она хочет себя видеть сама.
Что касается персонального счастья, у Анны все было сложно. Возникали в ее жизни какие-то мужчины, вовсе не жаждущие длительных и глубоких отношений. Но так в том мире, в котором вынуждена была обитать Анна, существовали почти все – можно было и попривыкнуть.
Пока Анна мучилась сексом в большом американском городе, в маленьком Андреевске, в фамильном Гамлинском особняке найдены были безжизненные тела папы и мамы. Родителей пытали, похитили ценности. Внезапно собственниками торговой сети и других более мелких фирм и фирмочек Ивана Гамлина стали совсем иные люди. Бывший партбосс не приемлил партнеров. Вероятно, делал все правильно – доверять теперь кому-либо чревато – но экономический скептицизм не спас. Некая сила разинула варежку на гамлинскую империю и все враз поглотила.
Гамлина никто в городе не жалел. Все считали, что мужик наворовал и набедокурил. Собаке собачья смерть. Тем паче, многие на Ивана Рудольфовича зуб имели, мужик он был прижимистый и патологически жадный. Хотя, и принципиальный – этого у него не отнять… было. Так, договаривался с подрядчиками на одну цену, но, если те что-то недоделывали, денег платил намного меньше. И на компромиссы – «мы исправим, мы доделаем…» – не шел. Старики города Андреевска и района не могли простить Гамлину то, что он предал дело коммунистической партии, легко свернув на рыночные рельсы. В общем, сдох Иван – и хрен с ним.
Собственниками гамлинских предприятий после ужасной трагедии стали неизвестные "москвичи", причем документы были оформлены, а так же сделки зарегистрированы датами, предшествовавшими преступлению. Как профи с экономическим образованием, Анна установила, что новые учредители – аффилированные непонятно с кем конторы, зарегистрированные в оффшорах.      
Отец вскользь сообщал дочери, что на их "семейный каравай" раскрыла рот некая столичная структура. Папа, не уточняя, кто такой борзый, уверял: ничего у них не получится – кишка тонка. У отца была своя охранная фирмочка, но в роковую ночь в особняке охранников не оказалось.
Конечно же, дело расследовали профи из главка – все-таки, бизнесменов у нас покамест убивают не каждый день. Некие следственные действия проводились, но сильно ленивые.
И остался у Ани Гамлиной только особняк в центре Андреевска – как объект семейной недвижимости. Даже парк автомобилей переписан был на неизвестных лиц и исчез. И, как вы сами понимаете, средства к существованию у женщины закончились. 
Россия специфическая страна. Истину у нас знают все, а в маленьком городе вообще трудно что-либо утаить. Каждая старуха в курсе: бизнес у Гамлиных отнял бывший второй секретарь обкома Угольников.  Гамлин – сын инженера; Угольников – отпрыск энкавэдэшника. И на первый, и на второй взгляд из этого вроде бы как ничего не следует. Однако андреевские старожилы знают: Угольников-старший весьма жестоко зачищал Андреевский район от врагов советского строя и народа, получив прозвище "Малюта Скуратов". Отпрыски рода палача не могут быть порядочными людьми. Это не я считаю – такова народная мудрость. Федор Дмитриевич Угольников осел в Москве, у него тоже бизнес – ну, очень крупный, причем, совместный со спецслужбами. А где замешано эфэсбэ, черт голову сломит. Молись, чтобы не твою.
Я не сторонник мистицизма, и все же вынужден сообщить, что в ночь убийства Иван Рудольфович Гамлин явился своей дочери во сне и сказал: "Меня убил Угольников". Женщины, как известно, внимательны к таким делам. Но не каждая способна привести в движение механизм расплаты.





 



Две павы и колобок

Алексей поступил как подобает настоящему мужчине: обустроенную халупу он уступил Анне, сам же принялся налаживать жизнь в более-менее крепкой избе через одну. Анна уже была в курсе, что теперь за гусь Кихотов, но ради достижения своей цели она согласна была принять человека таким как он есть. С Пашей Ломовым Анна встретилась на радостной ноте. Отношения с Софией не заладились с первой же секунды. Две матримониальные волчицы... лучше бы им не пересекаться – иначе такие искры посыплются!
Проявляя женскую смекалку, Анна пыталась установить дружественные контакты с детьми. Заиграть со старшей не удалось (она уже и мыслит как мать), младшая еще слишком мала, ну, так стоит попробовать хотя бы законтачить со средней.
Гамлина купила Надюшу умением завивать красивые косички. Тайком с завистью поглядывала на сестру, с которой занимается красивая тетенька, Верунчик. Гамлина, используя свое обаяние, ворковала:
- А ты знаешь, солнышко, что ты умрешь последней?
- Это почему это?
- А потому что Надежда всегда умирает последней. Так мир устроен.
- Я хочу, чтобы все жили всегда. И никто не умирал.
- Вот меня не станет, а ты, девочка, будешь жить. И, может быть, доживешь до того времени, когда никто умирать не будет в принципе.
- И даже Найда?
- А кто это?
- Наша собака. Она хорошая.
- И собака тоже.
- И даже Зорька?
- Зорька... корова, думаю. Она священное животное, умереть не может в принципе.
- В чем?
- Ну, коровы бессмертные. Потому что святые.
- А почему люди не бессмертные?
- Ты умная девочка.
- Я знаю. Тетя Аня...
- Что, малыш...
- А почему все стали в нашу деревню переселяться?
- Как ваша деревня называется?
- Любегощи.
- Значит, здесь любят гостей.
- А почему раньше не любили? 
- А потому что всему свое время, каждому свое. Наезднику стремя, охотнику ружье.
- А у папы есть ружье. Настоя-я-ящее. Только он из него не стреляет. Почему-то...
- Надя! - Окликнула мама. - Домой.
- Мы еще поиграем, теть Ань? 
- Конечно, малышка. Еще как.
- Пока-а-а!
Есть контакт. Ребенок упорхнул. Женщины еще стояли, София смотрела на Анну с обычным своим выражением Родины-Матери. Конечно, когда они находились рядом, контраст был разителен: гламурная, измученная спа-салонами и фитнес-клубами фифочка и деревенская бабища с грубыми руками и отвислой грудью. Оно конечно, два типа красоты. Но завидовать все же должна София. И опасаться за сохранность своей семьи – тоже.
- Что-то не так? - Спросила Анна. - Женщина старалась держаться корректно.
- Все не так. - Резко отрезала София. 
И в этот момент на Анну набросилась Найда. Она облаивала незнакомую женщину отчаянно и визгливо, слегка покусывая Анины джинсы. При этом сука не забывала оглядываться на хозяйку, выверяя свои действия. Она же привыкла чуять безмолвные желания Повелительницы. София не торопилась оттаскивать пса. Пусть выслужится. И все же произнесла:
- Вш-ш-ша!
Найда отскочила в сторону и принялась интенсивно вилять хвостом. При этом она довольно щурилась.
- Доброжелательная псина. - Сказала Анна совершенно равнодушно. - Бывает зверь жесток, но и ему знакома жалость.
- Запах не понравился. - Брезгливо прокомментировала хозяйка.
Ясно, что отношения женщин не устаканятся никогда.
По счастью, подошел Павел. Он проверял верши на Гнибле, набрал рыбы:
- Радость моя, пожарим на всех?
София некоторое время будто не понимала. Наконец, выдала:
- Я не кухарка.
- Отлично. - Ломов быстро просек ситуацию. - Но сколько-то рыбы я им отдам?
Паша вел себя как натуральный подкаблучник. Трудно сказать, понимал ли он, что такая позиция его унижает. Просто, Лом не знал, что делать в случае, когда происходит поединок сильных женских характеров (а поступать надо просто: отойти в сторону и заткнуть уши).
Анна осознавала, что сейчас ей нужно уйти, одним своим присутствием она семью разрушает. Но ей очень уж хотелось позлить Софию. Может быть даже, вывести из себя.
- А где Алексей? - Наивно спросил Ломов.
- Приносит пользу обществу. -  Тоном классной дамы ответила Анна.
- Убивает опять? - Сорвалась таки София.
- Пока что нет. - Анна сталась сохранять спокойствие.
- По-моему, вы не от том... - Попытался осадить соперниц Паша.
- Сегодня ты ночуешь у своего дружка. - Отрезала София.
- Почему? - Супруг изобразил недоумение.
- Потому.
- Но...
- Никаких "но". А эту вот рыбу свою забирай всю. И подавитесь ею.
...Между тем, отвратительную сцену в окошко наблюдали дети. Они были готовы почему-то заплакать. Им было страшно – произошло нечто непонятное.
В довершение сцены София вынесла из дома ружье, кожаный подсумок и папку с надписью "УЂЗДЪ".
- Пригодится. Флаг в руки и на большую дорогу.
- Зря вы так. - Заметила Анна.
- Все что ни делается - все к лучшему.
- Как-то не уверен. - Рассудил Паша.
- У тебя выбор... дорогой. Или мы, или они.
- Так не...
- Льзя, льзя...
И в этот момент во двор вкатился колобок. Круглый такой мужичок, с рыжими кучерявыми патлами. Павел попытался спрятать ружье себе за спину. Новый персонаж бодро произнес:
- Лом! Ты на охоту?
- Степа! - Радостно воскликнула Анна. - Но-о-о... Эка тебя разнесло.
- Что выросло - то выросло. - Философски рассудил Степан Чаликов. - Вот уж не ожидал... Аня. Аннушка… Но вообще, Паш, я к тебе...


Жулик широкого масштаба

Одно дело понять правила игры, другое – принять. Степан Сталиевич Чаликов благодаря своим несомненным способностям сделал и то, и другое. Одаренности бывают разного типа, например, есть мастера смешно пукать подмышками, предпринимательская жилка – не худший вариант.
Нетрудно догадаться, что Степин отец получил свои имя в честь Отца всех народов. Он и сейчас жив и здравствует – так же как идеи сталинизма в нашей стране. Вы никогда не задумывались о том, что мечта о Твердой Руке и есть идефикс русского народа? Хотя, анекдот ситуации в том, что Сталий Георгиевич Чаликов ненавидит сталинизм – именно поэтому мало кто его любит. В смысле, Сталия, а не сталинизм. Русская душа – бабья, ей подавай мужа-тирана, который хотя и побивает, зато он под приглядом. Отец Сталия Георгиевича – грузин. Когда мать развелась с сыном гор, вернула себе и сыну девичью фамилию. При ином раскладе наш Степа носил бы фамилию "Мундадзе".
Чаликов-старший ныне ничего не знает о Степином настоящем. Точнее, старик снабжен дезой о том, что Чаликов-младший скрывается за кордоном. Оговорили чадо и подставили. Такова легенда. В той ситуации, в которую Чалый попал, шифроваться надо по максимуму.
Так совпало, что мои герои взрастали вместе со становлением капитализма на постсоветском пространстве. Ну, если получившуюся систему вообще можно назвать "капиталистической". Некоторые ошметки эсэсэсэра ныне скатились в феодализм, а шестая часть земли, следуя шредингеровскому принципу неопределенности, болтается в области, которую в плане общественно-экономической формации вернее назвать "нерыбанемясо". А в мутной воде рыбешка ловится очень даже недурственно. Жаль только – не только рыба.
"Великолепная четверка" имеет только положительные воспоминания о социализме, ибо мои герои по юности лет не вкусили всех прелестей советского времени. Зато уж всех сомнительных удовольствий времени смутного отведали так, что мама не горюй. Отсюда, извиняюсь за выражение, аберрация восприятия прошлого: типа жили мы хорошо, но злая вражья сила сделала так, чтобы стало плохо. А как, спросите вы, было на самом деле? Было как всегда: одним хорошо, другим – хреново, причем как первые так и вторые могли думать, что им либо хреново, либо наоборот. Теперь все выражено в простой схеме: раньше жили плохо – но хорошо, теперь живем хорошо – но плохо. А в общем и целом у каждого была своя мера духовной свободы. Так же как и сейчас.
Некая тоска об утерянном рае все же теперь присутствует. Даже у рабов после избавления от оков может возникнуть чувство неудобоваримости: теперь-то надо самим добывать себе прокорм (о чем я очень скоро расскажу). Хотя... и Паша, и Леша, и Аня и Степа не отягощены своеобразным советским идеологическим рабством. Они не "совки" и этим сказано если не все, то многое. "Совок", на мой взгляд, – человек зависимый, не умеющий думать самостоятельно и совершать независимые поступки. Ежели сказать иным словом, это раб. А именно – раб саркофага.
Отец желал, чтобы отпрыск получил юридическое образование. Сталий Георгиевич уверен: рано или поздно наша страна вырастет в правовое государство, в котором профессия специалиста по Праву станет ведущей. Это потом родилась козырная шутка о том, что де юрист в будущем у нас станет царем горы, ибо когда мы выкачаем нефть и газ, останется качать только права. В принципе, так и вышло – и Путин, и Медведев, и даже Навальный являются патентованными юристами – но главенство Закона стало во главе лишь узкой прослойки россиян. Остальные до сих пор продолжают верить в доброго царя, окруженного злыми вороватыми боярами.
Хорошее образование стоит денег, плохое не котируется. Нужно было искать среднее арифметическое. Таковое нашлось в областном центре, благо, к тому времени там пооткрывали свои филиалы столичные вузы. Степа и в школе учился не абы как, примерно то же самое у него получалось и в высшем учебном заведении. Но успеваемость у нас не главное: на первом месте стоят связи, связи и связи. С советских времен поменялось немного, все одна буква: в слове "плановая" "п" замещено "к". Отсюда и все наши беды. Связи необходимо было наводить с нуля. Времена в начале девяностых известные. Кто-то назовет их "бандитскими", я же именую "никакими". Главное правило тогдашней игры: "хватай и ртом и жопой". На втором месте: "забудь про совесть". На третье место я поставил бы правило: "никаких привязанностей!" Примерно такие же правила действуют в дни, когда очередная толпа варваров нападает на Рим; неважно – Первый, Второй или Третий.
Хочу отдельно сказать про географическое положение Андреевска. Город находится в четырехстах километрах от Москвы, что сыграло роковую роль. Слишком близко – вот, в чем беда. Было бы далеко, может, народ и подумал о будущем своей малой родины. А, если ты родился и вырос в четырех сотнях километрах от столицы, легче сбежать, чем думать.
Степа пытался подкатить к Ивану Рудольфовичу Гамлину на предмет протекции (он в те времена ко всем подкатывал) но с этим товарищем-господином бесполезно было хотя бы на что-то надеяться. И довелось Чалому строить карьеру самому, без протекции. В итоге Степан отправился покорять Москву. Молодого юриста взяли стажером в крупную иностранную фирму. Там ему не понравилось: уже в областном центре Чаликов научился "крутить делишки", помогая уходить от налогов и отмывать деньжата. В областном масштабе авантюры были так себе. На государственном уровне аферы и гешефты имели другой характер: федеральный. А приличная компания старалась придерживаться европейских норм. Именно поэтому, кстати, она уже ушла из рашки.
И однажды Степану крупно повезло: его взяли юристом в одну из столичных районных управ. За должность пришлось отвалить деньжищ, но оно того стоило. Один окраинный район Москвы по уровню крутящегося в нем бабла – это круче, нежели областной центр. Одни только взятки за продление аренды чего стоят! А уж, если участь откаты от муниципальных заказов...
  Да: бизнес рискованный. Но где еще возможна двухсот-, а то и трехсотпроцентная прибыль? Триста процентов годовых! Да у любого крыша поедет. Нет такого преступления, на который не пойдет Капитал ради такой моржи. Провинциалов-завоевателей было много и все искренне ненавидели Москву, презирали аморфных москвичей, которые не ведали даже, что сидят на золотых россыпях. И пилили, рубили, строгали...   
Паша вскоре приобрел прозвище "Мистер Откат" – потому что стал видным специалистом по данному виду околоэкономической деятельности. Он все так блестяще обустраивал в юридическом смысле, что красота комбинаций восхитила бы даже Остапа Бендера. Коррупция –система, в которой есть хотя бы какие-то правила. Однако, таковаяимеет одно принципиальное отличие от мафии: она с легкостию сдает своих – буквально с веселым кряканье кидает на заклание. Приносятся прям искупительные жертвы народонаселению – чтоб, значит, у простых людей оставалась вера хотя бы в какую-то справедливость.
Короче, Степу подставили. "Мистер Откат" выполнял на самом деле черновую работу: принимал денежные средства и составлял липовые писулки. Мелкий клерк, короче. Расстрельная позиция.
Степу повязали в ресторане. Было все: маски-шоу, шум, пресса, позорище. Но Степе в итоге (относительно) повезло: уже в отделе полиции он, посулив ночью менту крупный гонорар, дал стрекоча и был таков. Удалось даже кой-что прихватить на хазе, в квартире в элитном жилом комплексе в Западном округе столицы. Туда еще не успели нагрянуть с обыском. Сожительнице, гламурной блондинке (крашеной), причапавшей ненавидеть Москву с Украины, сказал:
- Жди меня и я вернусь, только очень жди. Только ты отсель вали, ибо метры не твои, квартирку опечатают и ты останешься на мели...
Выслушав прощальные матерные слова подруги, Степа отбыл в заранее определенном направлении. Он предполагал, конечно, что рано или поздно этим все кончится. Надеялся, бедолага, вовремя соскочить и уйти в относительно честный бизнес, но, как это у нас обычно бывает, увлекся. Жадность фраера губит? Просто, русские люди надеются на авось, отчего этот самый авось быстро изнашивается и дает трещину.


То ли радостная весть, то ли еще какая

Алексей вернулся затемно. Не сказать, чтобы встреча давнишних друзей прошла тепло (все же Степа – внезапный персонаж), но в обиде вроде бы никто не был. Неприятнее явления Чаликова было Пашино изгнание из ячейки общества. Нехорошо все же, когда ты ломаешь привычный ход вещей.
А Степа... ну, представьте себе, что в задрипаные Любегощи въезжает феррари. Друзья и в детстве знали: Чалый пойдет далеко – потому что всегда привык руководствоваться не умом, а сметкой. Втайне они презирают приятеля, но будто знают: все равно придется спеться.
И все же в компании четверых совершенно не присутствовала неловкость. Какая-то даже внутренняя радость витала в группе. Никаких комплексов, недомолвок, скрытой зависти. Такое, как это пафосно не звучит, именуется "духовною близостию".  Щаже женщина, у которой с этими парнями в прошлом имелась наличествовала дистанция, сейчас чувствовала себя очень даже ловко. Еще один момент: Анна подалась в город своего детства, не имея никакого плана. А здесь – бац! – на ловца и зверь... то есть, вдруг откуда ни возьмись появились пацаны, которые могут стать исполнителями святой вендетты.
Вспомнилось: никогда не возвращайся туда, где тебе было хорошо. Потому что, может быть, тебе хорошо и будет, но уже далеко не так. Это как у наркош: только первая доза сопряжена с наслаждением, все остальные приемы – подавление страданий, связанных с невозможностью обрести рай, к которому прикоснулся однажды. Я это к тому, что у наших друзей было райское детство, и это они только еще начинают осознавать.
После обычного в таких случаях калейдоскопа воспоминаний Степан рассказал нечто интересное, причем, для всех троих. Дело было с полгода назад, в Москве. Степа засиделся в перворазрядном кабаке, поджидая человека с пакетом, а рядом веселилась компашка – то ли бандюков, то ли ментов, то ли охранников. Так вот: один из них распинался о том, как много лет назад, хвалясь приобретенным раритетным пистолетом, случайно подстрелил старика. Тот по дурости прятался в кустах и практически произошел несчастный случай. Название места, где это произошло, не упоминалось, но Чаликов насторожился. Далее: другой бугай поведал друзьям о том, как их бригада в том же, как он выразился, "городе лошар" убрала "неправильного лесника" который мешал "шефу".
- О, блин, - продолжал другой бандюган, - а у нас и еще один заказон есть на тот лоховский город. Мы там популярны!
Ну, сболтнули и сболтнули. В конце концов, может быть пацаны понтами кидались. Но когда пришло известие из Андреевска об убийстве семьи Гамлиных, Степа понял: он подслушал неслучайный разговор.
Конечно, друзья принялись выпытывать у Чалого все возможные детали. Их было немного, да и наверняка Чалый что-то и насочинил. И все же Киха, сообразуясь с профессиональными навыками, собрал приметы подозреваемых.
Карты ложились идеально: вроде бы, того хвастуна действительно обзывают «Бугай». К убийству Александра Германовича Кихотова он мог быть причастен. Хотя, все инфу еще следовало проверить.
Между прочим, Чалый пришел не с пустыми руками: у него в наличии запас денежных средств, которыми он не прочь поделиться.
- Вот, блин. - Риторически произнес Лом. - И в какую ж теперь сторону нам разворачиваться?
- Как и всегда на Руси. - Твердо ответил Киха. - В обе.
- То есть? - Вопросила Аня.
- Ну, знаешь же российский герб. Орла.
- Могильщика?
- Иногда его все же называют солнечным.
- Ага, - заключил Чалый, - значит, на Запад и на Восток.
- Ну, это смотря куда посмотреть.
- Демагоги, на фиг. - Выразил мнение Лом. - Как жить-то теперь?
- Со смыслом, старик. Со смыслом...








Раздербанили

Объект "Аул" был выбран новоявленной группой мстителей "Вятичи" для пилотной акции по восстановлению справедливости по причине того, что у всех андреевцев на этого Саида давно зуб наточен. Мало кому понравится, когда у тебя на Среднерусской возвышенности "маленький Дагестан".
Официально Саид (никто и не знает, какая у него именно национальность, "дагестанец" – собирательный образ) по документам – фермер. Первое время он и вправду разводил овец и гусей, но теперь переключился на иное.
Над Окою, в семи километрах от города, стоит крепость, которая суть есть деревоперерабатывающее производство. Там пилорама, фугальные и строгальные цеха, бараки. Очень похоже на зону, ибо по периметру колючая проволока в два ряда, а между рядами – злобные кавказцы... то есть, кавказские овчарки.
 Внутри охраняемого периметра, если верить оперативной информации, содержатся настоящие рабы. Откуда они и сколько их, непонятно. У Саида хорошая крыша, и ни правоохранители, ни фискальные органы внутрь периметра не заходят. Умеет дагестанец работать с властями высшего и прочего уровня – метко отстегивает и сладко мажет.
Киха два дня вел наблюдение за объектом и в итоге составил простой как все гениальное план. Все-таки, у Алексея за плечами военный ВУЗ, он умеет отличить стратегию от тактики, определять цели и задачи, а так же варьировать средствами. Причем, в условиях жестких временных рамок и ограниченной группировки.
На самом деле, охрана обленилась и оборзела, двух дней хватило вполне, чтобы это понять. Большую часть ночи абреки дрыхнут в своих конурах, передав бразды правления клыкастым кавказцам. Нужно всего лишь усмирить собак. Это удалось, конечно же, при помощи наисвежайшей вырезки. Начиненной, само собою, крепким снотворным. Очень нетрудным делом оказалось и блокирование внутри каптерок абреков. Пусть там стреляют, ломают, орут своим и русским матом – укрепленные металлом строительные вагончики являются надежным изолятором.
На самом деле, ловко орудовал Киха, Чалый был, что называется, на подхвате, Лом так вообще вел себя как отмороженный, Леша даже испугался что-либо ему доверять. Анна же стояла поодаль от "Аула" на "шухере" с рацией наготове – а вдруг к противнику придет подмога… И вот перед двумя мужчинами в черных балаклавах, стоит на коленях местный князек. Пожилой седой человек с вовсе незлыми и даже умиротворенными глазами. Алеша грузит:
- Саид, ты зачем держишь рабов? Нехорошо. Надо бы отпустить...
- Эй, начальник... - Несмотря на униженное положение, дагестанец ведет себя борзо. На колени его вынудил пасть аргумент в виде пистолета Макарова. - Я их не силой брал. Они сами захотэли.
- Сам-то понимаешь, что говоришь? 
- Мы мирные люди. У нас все честно, по закону.
- Гор?
- Что?
- Закону гор?
- Эй, капитан. Я тебя по голосу узнал. Ты по какому закону барона убил, а?
Алеша замешкался, но ненадолго:
- Так надо было, Саид.
- Мы здесь, капитан, никого не убиваем. А законы у нас простые. Человеческие. Думаешь, мы отгородились, чтобы наши рабочие не сбэжали. Не-е-ет. Мы от воров защищаемся. В районе у нас приятелей нет, а население любит воровать. И всем надо наших денег. Тебе сколько денег надо… атаман.
- У меня все есть. Мне надо, чтобы ты отпустил людей.
- Иди. Отпускай. Если у тебя получится. Там не закрыто. Постойте... - Киха с Чалым обернулись. - Так вы... за идею, что ль?
- Типа.
- Понимаю. У нас тоже такие есть. Благородные воины Ислама. В рай хотят.
- Мы к религии отношения не имеем. У нас светское государство.
- Ну, это у вас.
- Понятно. Рабов выводи... феодал.
Дело происходило рано-рано утром. Дрема в это время самая сладкая. Из полуземлянки-полубарака выбирались заспанные люди, чем-то похожие на гоблинов. По ним было заметно, что они привыкли ко всему.
- Чё, опять, што ль фэмээс, шэф? - Прогнусавил приземистый гуманоид, типичный Шариков.
- Бери выше, - ответил Саид, - освободители.
- Ча-во-о-о-о?
- Курить можно? - Спросил долговязый тип с глазками в кучку.
Дагестанец выразительно посмотрел Алеше в лоб, тот не отреагировал.
- Пока нэт. Воздухом дыши, Вася. 
- Э-э-эх, кайф обломал. Вон - стоит еще...
- Дикие нравы... - Прокомментировал "шеф". - Сущие дэти.
- Вот, что. - Заговорил наконец Кихотов. - Мы пришли дать вам волю. Каждый может идти своей дорогой – туда, где вас ждут. Хватит здесь гнуть спину на рабовладельца, и сколько этим сынам кавказа можно пить нашу славянскую кровь? Идите по домам, мужики.
Перед Кихой и Чалым стояли восемнадцать человек. На вид чистые зэки, разве только одетые не по форме, а кто во что горазд.
- Эта... - пролебезил Шариков. - Ты хоть завтраком накормишь, шеф?
- Какой на хрен завтрак?! - Воскликнул Чалый. - Гуляй, братва.
- Умный. - Рассудил один из рабов, очкастый и без прочих примет. - Куда гулять?
- Бери шинель - иди домой. 
- А можно я... не пойду.
- Так я не понял насчет завтрака...
- И курить хоца...
- Вот видишь... - Ернически произнес Саид. - Полное быдло. Ежели их не держать в рамках, опустятся и сопьются. У меня ж тут как элтэпэ.
- Знаешь, что... - Алеша едва сдерживал гнев. - Это у них... стокгольмский синдром.
- Или эффект кролика. - Добавил Степа. - Полжизни в клетке провели - привыкли.
- Какие полжизни, уважаемый. - Здесь есть и такие, кто и двух недель не живет.
- Ни черта не понимаю. Господа-товарищи, вас что... дома не ждут?
- Начальник, че ты докопался? Вот... уже не стоит.
- Здесь у вас явно не все дома.
- О том и речь...
- Ну, ты рассуди... - Долговязый повел себя куражисто. - Там, на воле, надо где-то зарабатывать тугрики, думать про завтрак, обед, ужин, про семейные обязанности. А здесь тебе хавку чуть не в постельку приносят, курево выдают, одежу. И банный день. Нахира нам твоя воля?
- Ты серьезно, дружок?
- Я што, похож на несерьезного человека?
Он действительно выглядел не как клоун. А скорбным выражением лица напоминал промотавшего состояние миллиардера Прохорова.
- Полная страна идиотов. - Отрезал Степа.
- Ну вы тут продолжайте стрелку забивать, - сказал очкарик, - а я пойду еще чуток на массу надавлю.
И раб исчез в зловонной дыре.
- Вот так и живем... - Раздумчиво произнес дагестанец. - Капитан, ты мнэ нравишься. Только крышей я тебя взять не смогу. Тебе придется разобраться с моей старой крышей.
- Ни с кем мы здесь не будем разбираться. - Стараясь сохранять присутствие духа, ответил Киха.
- А, может, тебе пиломатериалы надо? Я тебе дам настоящий зимний лес.
- Возможно... то есть...
- А то могу девочек подогнать. Или траву хочешь? У нас здесь много возможностей.
- Театр абсурда.
Пока шел бессмысленный разговор, рабы как бы сами собой рассосались.
- Вы смелые люди. - Продолжил заискивание Саид. - Против такой силищи встали.
- Перепутал. Это силища встала супротив нас. И еще неизвестно, чья возьмет.
- Романтик. Знаешь... я в Афгане по молодости воевал. В разведроте. С тобой бы я на задание пошел. Моих собак вы здорово... положили. Еще ни у кого не получалось.
- Ну так, и пошли.
- Не-е-е-е... Это тебе дозволено. А нам, кавказцам, заказано. Мы уж как-нибудь так.
- Киха! - Гаркнула рация. Голос Лома.
- На связи...
- Абреки по нужде просятся. Чё делать...
- Ясно... уходим. Операция сворачивается. Гама, там все спокойно? - Как вы поняли, Анна приобрела кликуху.
- Все. Роса блестит...



Зорькина война

Ближе к вечеру в Любегощи въехал полицейский "козел". Всякое появление чего-то транспортного и без того событие для столь запущенной веси, а вот коли у драндулета синие номера, всякая тварь поспешила попрятаться в убежища. Синее на Руси издревле знак недоброго.
"Козел" уверенно повернул в сторону усадьбы Ломовых. София, предчувствуя неладное, вышла из калитки, наказав девочкам сидеть в избе и носу из окон не высовывать. Понимая важность момента, дети повиновались беспрекословно, и даже забрались на печку, поближе к голбцу.
Женщина стояла в длинной юбке, сложив руки на груди, чуть вполоборота. "Козел", будто почуяв магическое сопротивление, заглох метрах в семидесяти. Заскрежетала дверь, и из недр ментовоза вывалился громадный кусок сала с автоматом в руках. Полицай неожиданно резво зашагал к Софье, миролюбиво повесив оружие на плечо, выплюнул бычок:
- Здоров, хозяйка! Ну и дороги у вас тут...
- В России нет дорог, одни направления. - Стандартно ответила София.
- Нет. У нас еще есть курс и... как его... тренд. Все меняется.
- Ничего не меняется. Если бы менялось, мы бы вас с добром ждали.
- А почему... 
Аккурат домой дефилировала Зорька. Корова жила сама по себе, не зная, что такое "тренд", гуляла по давно обкатанному плану, а к дойкам возвращалась как швейцарские часы. Собственно, София и собиралась встретить скотину-кормилицу, когда услышала скрежет ментовоза. Рано или поздно это должно было случиться – и, сколько не оттягивай...
Зорька встала и тупо вылупилась на полицая. Тот, не дойдя до женщины шагов двенадцати, тоже остановился.
- Ну, проходи, проходи, животное... - По-отечески высказался полиционер. 
Животное проходить что-то не торопилось. Одним глазом Зорька косилась на мента, другим – на хозяйку. София молчала, пребывая в той же позе жрицы матриархата. Сало возмутилось:
- Чего ты тут? Пшла!
И корова "пшла". Точнее, ускоряясь и мыча как "Титаник" во льдах, поперла на правоохранителя. Тот, проявив прыть, рванул к "козлу". И вовремя: едва захлопнулась дверь, Зорька воткнулась рогами в бок автомобиля. Железный зверь аж подпрыгнул.
- Хозяйка, убери на хрен своего троглодита! - Выкрикнул вояка.
- Она неуправляемая... - Тихо и даже удивленно произнесла София.
Между тем, Зорька отошла подальше и, осуществив разбег на рубль, вдарила по "козлу" на два рубля. Машина накренилась, побаллансировала на двух колесах, но вернулась таки в устойчивое положение.
- Она с ума сошла-а-а! - Выкрикнули из "козла".
- Это точно… - Ответила женщина.
Между тем, Зорька деловито отошла еще дальше, чтобы осуществить разбег на три рубля. Едва начался разгон, из салона высунулись два ствола – и началась беспорядочная пальба. Корова бежала как таран, и, когда до цели оставалось метров двадцать, копыта животного подкосились, и оно, нелепо перекувырнувшись, грохнулось к колесам "козла". Человек победил. Не зря ведь он царь природы.
Сало вышло из машины и произвело контрольный выстрел в голову. В Зорькиных глазах застыло выражение азарта и ужаса. Корова два раза, полной грудью вздохнула и затихла навсегда.
- Пределы необходимой обороны, видит Бог! - попытался оправдаться полиционер.
Вышел и второй мент, молодой пацанчик. София резко бросилась к животному. Малец инстинктивно вскинул автомат, но старший вовремя пришпорил своего идиота. Женщина склонилась над Зорькой, стала гладить окровавленную морду и что-то шептать ей на ухо.
- А где хозяин? - Наконец изложил суть своего явления мент.
София не отвечала.
- Эй, гражданка! - Подсуетился молодой. - Надо отвечать, когда органы спрашивают. Порча госумущества, между прочим, – это преступление.
Со стороны "козла" донесся шум.
- Еще зверь? - Спросило сало.
- Сам зверь... - Зло прошипела София.
- Я што ль, виноват, что у вас тут даже животные – террористы... Ща глянем, что у вас тут...
Глянуть полиционеры не успели. Из пустоты выскочили двое и ловко скрутили блюстителей порядка. Все произошло секунд за пять.
- Значит, ты все же здесь... - Тяжело дыша сказал бугай, увидев лицо Кихотова.
- Нет, Дим. просто, случайно проходил мимо.
- По беспределу пошел.
- Это реальность наша, коллега, пошла по беспределу. Я такой же как и всегда.
- Максималист, блин.
- Помнишь песню: идя со всеми, видишь только спины, идя навстречу, видишь всех в лицо.
- Еще и поэт.
- Дя-я-яденьки, - взмолился младшой, - Вы нас не убье-е-ете-е-е...
- Ну, если бы ты священное животное не убил. Ты же при исполнении, боец. Тебе орден дадут.
- Да хватит издеваться! - Отрезал старший. - Жалко мне тебя, Леш. Пропащая ты душа.
- Мне тоже, Дим, порою бывает жалко. Себя, в смысле. Но признайся откровенно: разве тебе не хотелось бы так же вот, как я?
- Я жи-и-ить хочу... - Продолжил свою песню молодой.
- Делай уж свое дело, офицер. - Голос сала звучал твердо. - Стрелять – так стреляй. Ну ее на хрен, эту философию.
- Димон... ты нормальный мужик и профи. Да успокой ты своего салагу.
-  Сержант... Ш-ша!
- Спасибо. Извини, но стволы я у вас забираю. Нам оружие еще понадобится. Понимаю, что тебе вставят. А ля гер ком а ля гер.  Нашим… то есть, своим скажи... ну, придумаешь, что сказать: засада и все такое. В общем, так... Ломов здесь не при чем. Я его взял в заложники. Так и скажи: отморозок держал семью Ломовых в страхе, им некуда было деваться. И еще...
- Ну, говори… вояка.
- У меня хорошо организованная группа. Наша цель не свержение существующего строя. Мы против жуликов и воров. Хороших людей мы не трогаем. Даже если они при деньгах.
- Ну, если такие бывают...
- И запомни. Кто тронет Ломовых: маму, или детей, достанем из-под земли. Извини, но это касается и тебя, Дим. Я серьезно.
- Как говорил Станиславский, верю.
- Ну, а теперь садитесь в свой этот джип и ****уйте от греха.
- Спасибо, Алексей. А меня послушаешь?
- Уже.
- Ты же понимаешь, что твоя эта игра в благородные казаки-разбойники – чистое ребячество?
- Видишь эту корову?
- Ну, и...
- У нее тоже была игра. Только ты ей устроил гейм овер.
- Ты это к чему?
- А к тому, Дим, что вы не играли. Понимаешь?
- То есть, ты хочешь сказать...
- То и хочу.
- Ну... с Богом!
Обменявшись рукопожатиями, менты разошлись. Очень скоро "козел" покинул Любегощи.
- А чего они приперлись-то? - Спросил Чалый.
- Думаю, поговорить по душам. - Ответил Киха. - Получи боевое оружие. И ты, Гама, получи. Инструкции по пользованию получите позже.
- Да уж... - Изрекла Анна. - Заварили мы здесь... юшку. 
- Про юшку ты хорошо сказала. Лом! Сколько говядины пропадает. Давай уж свежевать...
Паша пребывал в ступоре. Похоже, событие полностью выключило у мужика понимание реальности. Он сидел прямо на траве, обняв свое охотничье ружье и раскачивался как Дерсу Узала. Даже София посматривала на мужа с глубокой жалостью.





 
 

  1994 год. Дант отдыхает

 Воинскую часть, в которой служил Пашка, ближе к зиме перекинули на Кавказ. Желания ни у кого не спрашивали, а если возбухнешь – сразу промеж глазенок, а потом упал – и отжался.
Лучший министр обороны всех времен и народов Паша-мерседес поимел намерение встретить свой день рождения, 1 января, в городе Грозном, в кабинете Джохара Дудаева. А посему 31 декабря во исполнение боевой задачи на заклание были отданы русские мальчики.
Рядовой Павел Ломов находился в составе группировки "Север", а именно - сводного отряда мотострелковой бригады, "сборной солянки" в которой люди друг друга знали плохо, а чаще и не знали вовсе. На самом деле, Паша (не "мерседес", а наш, андреевский) не очень-то себе отдавал в этом отчет, ибо все происходило как в утреннем полусне – ну, том, который по просыпу бесследно улетучивается. Думается, с "мерседесом" происходило приблизительно тоже самое. Ночью почти не спали – так, подремывали – и в Грозный входили еще затемно. Слышно было, как под колесами скрипит девственный снег. Один раз, когда тормознули, Паша таки высунулся, и разглядел нехорошую надпись: "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД".
 Солдаты, сидя в боевой машине пехоты, испуганно переглядывались, до боли сжав акаэмы. Паша сквозь механический грохот слышал, как его сосед бормотал какую-то молитву. Там, снаружи постреливали. Колонна время от времени останавливалась, в эти моменты от тишины аж закладывало уши. Когда движение возобновлялось, сердце от пяток откатывалось. Опыта боевых действий у Ломова нет, но, похоже, таковым не обладал никто из сидящих в бээмпэ. Казалось, колонна будет ползти бесконечно. Ужас ситуации был в том, что сидячи в железном гробу, солдаты вовсе не представляли себе, что происходит снаружи, и что будет дальше. Понятно было, что началась операция по захвату города Грозный, но никто ничего не объяснял. Эдакая безмозглая и бесправная килька в томате. Остановились в очередной раз. Капитан, старший на борту, послушав едва различимое клокотание рации, произнес:
- Все. Соединились с восемьдесят первым, вокзал наш, молодцы, Самарцы!
Пацаны в едином порыве вздохнули: неужто Бог миловал? С разных концов города доносилась канонада: значит, там идут бои. Наверное, добивают чеченов, подумал Паша. Наш спецназ – самый крутой в мире, а мы, салаги, уж обеспечим им надежный тыл. Капитан пояснил:
- Здесь, у вокзала закрепимся и дадим дудаевцам прикурить. Мало, блин, не покажется...
В колонне имелись огнеметные установки, которые запросто могли спалить бетонный дом. Сила! Комбриг приказал разместить технику на прилегающей улице и ждать. Капитал дозволил выйти наружу. Можно оправиться и перекусить сухим пайком. Аппетита что-то не было. Мрачная, безлюдная тесная улочка. Работала разведрота: обследовала близлежащие строения. Уже начало смеркаться, скоро Новый год, есть шанс встретить его в человеческих условиях. И тут – началось! Грохот, истошные крики, огонь, скрежет металла... по броне стучали болванки, летели куски тел... Это был каменный мешок, идеальная засада, из которой только один выход: на тот свет.
Паша и еще несколько парней залегли под брюхом бээмпэ. То, что осталось от командира, лежало перед их глазами метрах в пяти. Солдаты наблюдали совершенно абсурдную картину: в свете пламени голый по пояс старик танцевал лезгинку. Шикарная его борода казалась кровавой. Сумасшедшего зацепила пуля: он взлетел, раскинул руки и свалился на спину. В коротеньком перерыве между обстрелами из окна ближней пятиэтажки донеслось: "С наступающим, придурки!"
Парнишка, лежавший рядом, прошептал:
- Может доползем туда вот – напротив...
"Напротив" почти не видно из-за дыма и мглы. Хотя, было светло – от горевших танков. Пацаны недолго думая стремглав перекатились через улицу и юркнули в какой-то проем. Вжались в стену. И вовремя: обстрел возобновился. Болванки колошматили по броне, некоторые взрывались сразу, какие-то – отскакивали и пыхали уже на земле. Странное было ощущение: будто с замедленной скоростью прокручивают фильм.
- У них здесь все пристрелено... - Прошептал напарник. Странно, что Паша его услышал. - Где твой ствол?
Ломов осознал, что акаэм оставил под бээмпэшкой, которая уже вовсю горела. В воздухе свистели пули, тошнотворно пахло опаленной курятиной.
- Б....я... и как мы с тобой воевать будем... боец?
- Не знаю...
- Имя-то у тебя есть, не знаю?
- Лом... То есть, Павел.
- О, как. А я, значит, Петр. Вот, что. Из этой пятиэтажки духи долбят, с верхнего этажа. Давай-ка, перебежим туда, есть шанс закрепиться где-нибудь на нижнем этаже. Оружие добудешь в бою. Вот, б..я, а мне ведь весной на дембель...
Петр – сержант, старослужащий. А по сути, всего на год старше Паши. Ясно, что оба хотят жить. Лому понятна идея: спрятаться, чтобы не быть мишенью. Перебежать успели едва-едва: наши долбанули из огнемета по последнему этажу – аж посыпались балконы. 
Ломанулись в одну из квартир на втором этаже. Хотели запихаться в санузел – но там оказались люди. Петя вскинул автомат, однако, повинуясь непонятному инстинкту, Паша отвел ствол:
- Женщины...
- Пардон... - Ернически отреагировал сержант. В полумраке можно было разглядеть, что их двое.
- Что в подвале? - Спросил Петя.
- Жители. - Ответила одна из дам. - Русские.
 - А вы здесь почему?
- Думали, защитим имущество...
Старухи говорили без акцента.
- О'кей. Духи - где?
- Какие?
- Ну, чечены.
- Мы не знаем. Ничего не знаем. Нам страшно.
- Понятно. Пить есть?
- Что?   
- Водички, говорю.
- Вот... из-под крана.
Кругом ад, а из крана лилась вода. Напился Петя, глотнул Паша. Чистейшая – почти родниковая. Как на родине, в деревне Любегощи. Бой снова затих.
- Пока передышка, бежим к своим, к вокзалу. - Сержант демонстрировал самообладание. - Может кому-то из нас повезет. В подвале отсиживаться трусливо. По пути смотри: может, разживешься оружием. На счет три. Ну, ван, ту, фри!
Солдаты выскочили на лестничную клетку - и... нос к носу столкнулись с неизвестными, спускавшимися сверху. Замешкались, но очень скоро Петя произнес:
- Мы сто тридцать первая, второй б...
В ответ раздались хлопки. Сержант, крича благим матом, тоже принялся стрелять. Паша покатился кубарем вниз, вскочил, снова упал, двигая конечностями как утопающий, выполз наружу, опять побежал – в сторону, противоположную сражению. Перемахнул через забор, ускакал за одноэтажный домик, прижался к стене. Пашу пронзила жуткая боль пониже спины. Он сунул руку и почувствовал теплое, склизкое. Лома начало мутить. "Все, подбили..." подумал он. Воображение рисовало теплую, светлую госпитальную палату. Может, оно и к лучшему. Вот сдаться бы, и там, в плену, его перевяжут. А вдруг наши все же подберут? Внезапно Пашу схватили чьи-то руки, втянули в оконный проем.
- Ты чей, боец? - Произнес без акцента неизвестный.
- Я... ранен...
- Ну-ка, глянем, вертайся вбок...
Вспыхнула зажигалка - буквально на несколько мгновений.
- Вот, б..я, набрали по объявлению. Тебя только чиркнуло, пацан. А ты зассал.
Другой сообщил куда-то по рации:
- У нас здесь трехсотый... черт принес. Что с ним делать?
Паша не разобрал, но точно в эфире ругнулись матом.
- Ясно. Вот, держи... - Неизвестный что-то бросил Паше. - Перевяжешься сам, руки пока еще не отх....ло.   
- Скоро-скоро новый год, а по стене ползет кирпич... - Ни к селу ни к городу задумчиво произнес другой неизвестный. - Выдвигаемся?
- Пора, на х..р. А ты, пацанчик, тут уж сиди.
Едва неизвестные выбрались наружу, раздались ближние выстрелы. Кинули гранату – яркая вспышка, русский мат, снова пальба, опять вспышка... и все затихло. 
И вдруг (ох, сколько уже этих "вдруг"...) пучок света в лицо:
- Раненый? Где оружие?
- Нету...
- Не п...и.
- Чё – добьем?
Вот, совсем непонятно. Вроде чечены, а вроде и нет. По крайней мере, акцента почти нет. Паша собрался уже было взвыть: "Не убива-а-айте, я жи-и-ить хачу-у-у..." Это элементарно: инстинкт самосохранения. Впереди вся жизнь, не хочется так-то вот, по глупости. Но произнести ничего не успел.
- Щенок. Жалко.
- Живи. Пока...
- Чего жалеть?  Недоразумение.
- Да ладно... Остынь.
И новые незнакомцы исчезли. 
Похоже, наши сражались жестоко. Стрельба уже ни на минуту не утихала. Паша забился в самый дальний угол, попытался перевязать свой зад. Его бил озноб, бушлат уже не спасал от холода. Так, стуча зубами с свернувшись калачиком рядовой Ломов провалялся неизвестно сколько.
С рассветом бой не затих. Время от времени Паша слышал голоса.  Говорили исключительно по-чеченски, хотя, уже непросто было понять, наяву все это или начался бред. Солдат надеялся услышать русскую речь – чтобы выскочить (или выползти) навстречу и провыть: "Я свой я ра-а-анен…» Но ее не было. Идея сдаться в плен уже не точила – а вдруг все же добьют? Едва наступила тьма, Паша решился выбраться из своего укрытия и, ковыляя, то и дело падая, рванул в сторону, противоположную от вокзала. Сколько тащился, то и дело натыкаясь на трупы, не помнит. Следующий день вновь отлеживался в пустом домике, в частном секторе. Слышал, что в подполе скрываются люди, но дать о себе знать не решился. Возможно, хозяева дома тоже знали, что наверху кто-то есть, и боялись высунуться. Удалось найти что-то съестное, но еда все равно не лезла. И вновь с темнотой перся неизвестно куда – опасливо, в случае малейшего подозрения на встречу с кем-либо отсиживаясь в какой-нибудь щели. Раздобыл оружие – отнял калаш у свернувшегося в позу зародыша тела нашего солдата. Новым утром, на железнодорожном пути Паша разглядел навороченных русских спецназовцев. Он решился прокричать:
- Мужики, я свой, свой, вырвался из окружения!..
…После трех месяцев бессмысленного сидения Ханкале (рана на заднице заросла за два дня, хуже было с отмороженными пальцами на руках и ногах, но медики их спасли) Ломова списали на гражданку. При ранении все же был задет какой-то нерв, так что Павел на всю оставшуюся жизнь приобрел едва различимую хромоту. Конечно, шрамы украшают мужчину, даже если они на жопе. Хромающий дембель еще и обладает своеобразным шармом. Типа: «Дона Роза, я старый солдат и не знаю слов любви…» Но лучше бы все причины шарма и шрама послать на хрен.



Ходим мы по краю родному


 Троица подельников была против, но Ломов таки настоял. В смысле, чтобы и его взяли в шайку. Вполне можно было остаться и заявить органам: "Бандиты нагрянули, чуть не сожгли родную хату, чудом вывернулись..." Лом пошел  иным путем. Если уж друзья и уходят в леса, лучше его местность все равно никто не знает. Вот и начались... партизанские будни. Заимки Лому известны все, а так же болотные тропы и сокровенные места. Долго этим придется выкуривать "Витичей" - пообломаются.
Если с детьми Ломов попрощался тепло, с женой б холодно. Что делать, во всяких семейных отношениях случается кризис. Но ведь жизнь – она завсегда волнами.
...Едва только начали обустраивать лесную избушку, Аня безумно рассмеялась. Или разрыдалась. Не поймешь – до слез, в общем. Соратники смотрели на женщину со страхом и сожалением. Наверное, думали они, нервный срыв. 
Едва Гама оправилась от истерики, она вдруг энергично запела:
- Не жела-ем жить по-другому,
Не жела-ем жить по-другому,
Ходим мы по краю,
Ходим мы по краю,
Ходиммыпоккра-а-аю-ю-ю
Ра-а-адно-о-ому-у-у!..
- Ты уверена? - Спросил Чалый.
- Вы слишком серьезны. Забыли, что ль?
- О чем?
- Мультик. Про бременских музыкантов. Я атаманша. А кто из вас Трус, Балбес и Бывалый, разбирайтесь уж сами.
После недоуменной паузы мужики тоже расхохотались. Аж избушка затряслась в конвульсиях. Полный таежный катарсис. 
...Вечером на сон грядущий слушали душеспасительное чтиво от Ломова. Папочку с таинственной надписью "УЂЗДЪ" Павел таки прихватил с собой. Старались изображать внимание.



УЂЗДЪ.
 Паны дерутся

Андреевск жил непонятной жизнью среди безумия, которое у нас называют "Русской историей". Ежели рассудить строго, так не живут, а загибаются. Однако, именно в режиме самоуничтожения Русь и преумножалась. Нам главное: придумать себе проблемы. Тогда хоть как-то Русь начинает шевелиться.
Началась непростая эпоха промежусобиц. Вот, говорят: один человек способен перевернуть мир. Вероятность такого явления существует. Примеры: Мохаммед, Христос, Будда, Эйнштейн, Маркс, Наполеон. На самом деле, мне думается, сам мир выводит на передний план носителя идеи, ведь людям необходим культ личности. Но мир переворачивается вовсе не по воле одного властителя, а сообразуясь с иными, более глубокими причинами. После всполоха все вновь становится на круги своя – и все так же мы продолжаем красть, убивать, прелюбодействовать, злословить и завидовать ближнему. Культ личности коренится не в личности, а в нашей способности выдвигать кого-то на передний план, а после на него все и сваливать: «Мы лишь овечки, спрашивайте вождя!» А вы не только овечки, но еще козлы, бараны, шакалы, и даже крысы.
Я это к тому говорю, что Рюрик и Рюриковичи – лишь идея. Не было порядка на славянских землях до прихода варягов, не обнаружился таковой и после передачи браздов правления Рюриковым потомкам. Почитаешь историю домонгольской Руси – волосы дыбом. Брат на брата, славянин на славянина – и нет броду в огне.
Пятнадцать правнуков Ярослава Мудрого – и каждый хочет править самовластно! Следуют полтора века самоуничтожения, пока на политическую арену не вышел Иван Калита. Андреевск как мячик перескакивал от одного игрока к другому, но конца игры не было видно. Подрастали сыновья князей рода Рюриковичей и требовали себе отдельных столов. У наследников не было привязанностей к "отчему дому" – лишь бы удел был позначимее, а мошна – потуже.
Все эти вот конфликты – промеж Вячеславом Владимировичем и Игорем Ольговичем; Владимиров Володаривечем и Всевлодом Ольговичем; Изяславом Мстислаичем и Святославом Ольговичем... черт голову сломит! А еще тут Давыдовичи, Юрьевичи, Всеволодовичи. О-о-о, непросто жить в Средневековье! Хотя, щас вроде бы как тоже нелегко, ведь кланы во все времена дерутся насмерть. Сплошная, понимаешь, коза ностра.
Между тем в далекой Монголии родился уже Тэмуджин, породивший великую империю, в состав которой суждено было войти и Руси (теперь уже с прописной буквы). Андреевском правят то Изяслав Давыдович, то Мстислв Изяславич (не сын, но недруг), то Святослав Ольгович... Говоря, откровенно, все это - страницы политической истории. Народ-то жил по-своему. Как там в летописи: "И бысть в Андреявске среди всех людей стенания и туга, и скорбь неутешимая, и слезы непрестанные..."  В общем, все как обычно: "население радостно приветствует своих освободителей". Хорошо еще, половцы были, которые своими набегами позволяли хоть как-то держать славянское единство. А без влиятельного внешнего врага – полная древнерусская тоска.
Того же Андрея Боголюбского, сволочи, убили. А руководил смертоубийством Анбал, осетин по происхождению и жид по сути своей. Говорят, заказал убийство вятический боярин Кучка (в сотрудничестве со второю женой Андрея – тоже осетинкой) – тот самый, чьи села отнял Юрий Долгорукий, дабы основать Москву. А жаль. Залесская Русь, к которой принадлежал и Андреевск, в те времена процветала.
И снова распри: на Юге  промеж Ростиславичами и Ольговичами, на Севере – между Мстиславом и Всеволодом. Иногда Рюриковичи сговаривались чтобы ходить на половцев. Правда, чаще были "полон и скорбь, и живые мертвым завидовали". И вот случился 1223 год от Р.Х. "В тот год, пишет хроникер, пришли народы, о которых никто не знает точно – кто они и откуда пришли, и каков язык их, и какого племени, и что за вера их – и зовут их татарами, а другие называют таменами, а третьи – печенегами". Силой являлась такая же враждующая группа народов, как и славяне, но всех объединил Тэмуджин. Именно потому сей сын степей получил титул "Чингиз-хан".
Татаро-монголы прислали славянским князьям послов, которые уверяли, что незваные гости не помышляют о захвате русских городов и сел. Русские перебили восточных дипломатов, и решили дать отпор пришельцам на реке Калке. Подвели половцы, с которыми славяне временно заключили союз. Недруги захватили в плен славянских князей, а шестерых убили. Лишь один из десяти русских воинов вернулся домой. По счастью, татаро-монголы переключили внимание на Волжскую Булгарию, и там были жестокие перипетии – на сей раз не в пользу незваных гостей – так что степняки отступили назад.
Опять же, набегами тревожили и литовцы, и мадьяры, и рыцари ордена меченосцев. Не было спокойно на Руси, но это только преддверие беды.
В 1238 году от Р.Х. пришельцами с Востока взяты и разграблены были последовательно Рязань, Суздаль, Владимир, Ростов, Углич, Ярославль, Юрьев, Переславль, Кашин, Тверь, Торжок, Дмитров, Кострома, Галич... А на реке Сить татары окончательно разгромили русское войско. Татары убили Владимирского князя Юрия Всеволодовича, мучили и убили племянника его, Ростовского князя Василько Константиновича, а после устремились к Новгороду. 
В историю вошел подвиг вятического города Козельска. Положив четыре тысячи монголо-татар, козельцы легли и сами, причем, поголовно – включая младенцев. Ослабленные осадою, воины степей отступили на Юг, где снова собрались с силою, чтобы в следующий год напасть на Южную Русь, а так же сжечь Муром и Городец. Не были на Руси порушены и разграблены только Новгород, Псков и Смоленск. Все остальные города русские с той или иной степенью сопротивления уступлены были на милость захватчиков. А милости не было и в помине.
Про какой-либо подвиг обитателей Андреевска что-то не слышно. Видимо, город был сдан позорно и бескровно. Такова, видно, судьба всякой разменной монеты.
Русь стала частью Золотой Орды, и начался новый виток соперничества славянских князей – за ярлык на великое княжение. Первым из князей в Каракорум, то бишь, в Монголию, отправился Ярослав Всеволодович. По приказу ханши Туракины на чужбине его отравили. За Владимирский стол (Андреевск тогда принадлежал к нему) соперничали Михаил Ярославич, Святослав Всеволодович, Александр Ярославич – и все рвались в Орду. По идее, первенствовать должен был Александр, уже успевший победить шведов на Неве и ливонских рыцарей на Чудском озере. Александр отправился в Каракорум с братом Андреем. Новая ханша, Огул Гамиш, вдруг объявила великим князем Андрея, Александру же даровала Киев.
Андрей, когда на Русь пришли новые полчища, проявив личные качества, позорно сбежал в Швецию, и Александр Невский таки получил титул великого князя. Александр, вместе с вернувшимся из Швеции Борисом и третьим братом Андреем (ага... еще один Андрей – теперь уже Ярославич…) всячески помогали татарским послам собирать дань с русского люда. Пришлось даже усмирять волнения в Великом Новгороде, ибо новгородцы на вече порешили честно умереть за святую Софию и дома ангельские, но не кланяться супостату. Кстати: были антитатарские выступления в ряде городов, но Андреевск вновь остался в стороне. Простая истина: кто плывет по течению, в историю не попадает.
А вот и еще один Андрей, сын Александра Невского. Он тоже получает в Орде ярлык на великое княжение, и при помощи татарских отрядов подавляет родного брата Дмитрия, а татары, войдя во вкус, опустошают Муром, вновь грабят почти всю Русь (включая Андреевск). Русские люди ведали: все зло от Андрея Александровича, который, дабы попрать законное право на великое княжение, принадлежащее старшему брату, то и дело водит из Орды на Русь татарские отряды.
Кровопролитной была борьба между Тверскими и Московским княжествами. Их верховодители обращались за поддержкой к татарам; те были и рады, ибо каждому походу сопутствовала добыча. Хорошо собачились и сами князья; так, Дмитрий Михайлович Тверской убил в Орде своего недруга Юрия Даниловича Московского. Хан Узбек казнил Юрия, а ярлык отдал его брату Александру. Все очень просто: разделяй и властвуй, поддерживай клановую вражду – и ты, татарин, будешь хозяином Руси. Да и не только, думается, татарин. Вот говорят: "незваный гость хуже татарина". Это неправда: незваный гость лучше татарина. Только кровожаднее, а у татар все же были какие-то понятия. И Александр Тверской, и Иван Московский (Калита) тоже катались в Орду. Хан Узбек приказал убить Александра и его сына Федора, после чего "царем горы" стал Калита. Последний вскоре отдает Богу душу, его отчина делится между сыновьями: Семеном, Иваном и Андреем (опять Андрей!). В общем, феодальный дурдом.
Хотя бы что-то твердое нарисовалось при внуке Ивана Калиты, Дмитрии Ивановиче. Стали наконец – вопреки политике Орды – заключаться союзы между русскими князьями. Хотя, тверские князья Москве противились до последнего. Опять же, беспокоил коварными набегами литовский князь Ольгерт, не раз подступавший к Москве, грабивший и сжигавший пригороды.
А еще Дмитрий покорил Рязань, а после, заключив союз с Суздалем, Ростовом, Смоленском и Ярославлем пошел на Тверь. Когда Тверская земля была разорена, Михаил Тверской вынужден был заключить кабальный для себя мир. Так создаются империи.
Войско обнаглевшего темника Мамая вначале бито было на притоке Оки Воже, а после и на Непрядве. В Куликовской битве участвовал и Андреевский полк. Правда, так осталось невыясненным, на чьей стороне. Там все было сложно...
Интересно, что когда через два года после сечи на Куликовом поле на Москву напал победивший Мамая и объединивший Орду под своей властью хан Тохтамыш, Белокаменную защищали литовцы, ведомые князем Остеем. И это при том, что Мамай потерпел поражение от русских у Непрядвы по причине того, что ему в подкрепление не успели подойти все те же литовцы. Ох, непростая наука история!
Когда Дмитрий Донской умер, собранная Московская Русь разделена была между его сыновьями: Василием, Юрием, Петром и Андреем (ох, снова Андреем...). Последнему достались Можайск и Белоозеро, так что, к нашему городу отношения он не имеет. Андреевск отдан был Василию, который по укорененной традиции отправился в Орду за ярлыком.
Не за горами был приход нового могущественного завоевателя, Тимура. Много земель захватил великий азиат. И однажды на Оке встали два войска: Тимурово и Василия Дмитриевича. Две недели, как говорится, нос к носу. И вот татарская армада неожиданно разворачивается – и стремительно покидает пределы Руси. Русские связали чудо с церковным событием: в эти дни из Владимира в Москву доставлена была икона Богородицы. С той поры у нас стали праздновать "Владимирскую". Правда, в том же году литовец Витовт под предлогом того, что идет воевать Тимура в пользу Москвы, коварно завладел Смоленском. А потом еще пограбил в пойме Оки. После него древние земли растворившихся в небитии вятичей разорил эмир Едигей. Печальны были последствия, летописец сообщает: "Горестно было видеть, и слез многих достойно, как один татарин до сорока христиан вел, и был тогда по всей Русской земле великий плач безутешный, и рыдания, и стоны".
Однажды нижегородский князь Даниил Борисович в содружестве с татарским царевичем Талычем подступил и к Андреевску. К стенам  пришли в полдень, когда горожане спали, а воеводы в Андревске не было – уехал на охоту. Напавшие стали сечь жителей и грабить посад. Поп Доримедонт заперся в Андреевском соборе, успев спрятать церковные сокровища. Татары с русскими сломали дверь, порубили затворников и принялись пытать попа: на сковородке пекли, загоняли под ногти щепы, вослед за лошадью волочили. Доримедонт стойко переносил пытки и молчал. Тогда в рот попу стали вливать расплавленный свинец. Так и помер священнослужитель, не выдав сокровищ. Кстати, вышеназванные сокровища так не найдены и по сию пору. Пограбив город и посад, татары с русскими отправились по другим городам. Жестокий век, грубые неотесанные сердца.
На Андреевск нападали чума, голод, прочий мор. Люди бежали в Литву, в казаки, продавались в рабство. Но жизнь все равно продолжалась, и бабы новых нараживали. На том стояла и стоять будет земля Русская. Полстолетия прошло после Куликова поля, а князья все равно ездили в Орду выпрашивать ярлык. Рюриковичи воюют друг друга, травят, ослепляют, предают. Русская тьма удручает, но не сдается. 
В один год (1445-й от Р.Х.) Андреевск брали и грабили сначала литовцы, а потом и татары. Но город не погибал и даже принял в себя спасшихся при пожаре москвичей (Белокаменная сгорела дотла). 
Интересен был год 1459-й от Р.Х.: осмелился идти на Москву хан Синей Орды Сеид-Ахмед. Недалеко от Андреевска, при переправе, татары были атакованы войском, ведомым царевичем Иваном Васильевичем Третьим. Неприятель был позорно бит – и той поры Московское государство приобрело наконец столь долгожданный авторитет, который двумя столетиями ранее отобразил в кратком изречении Александр Невский: "Кто к нам с мечом придет – от меча же без яиц останется". Ну, возможно, цитата неточна, хотя, суть, думается, передана верно. Короче, именно наша Ока стала тем самым рубежом, на котором решалась судьба Отечества. Андреевск же все время оказывался в водовороте столкновения сил. Хотя в ратном смысле и не прославился.
Прошло еще двенадцать лет – и на Москву двинулся ордынский хан Ахмат. По пути татары сожгли Андреевск, ведь гарнизон в городе стоял маленький, пушек и пищалей не хватало, пороху – тоже, ибо арсенал разворовали. Это, пожалуй, первое летописное свидетельство о русской вороватости стратегического масштаба. Характерно, что пока недруги увлечены были разграблением поймы Оки, из Москвы успели подойти русские полки – и ордынцы благоразумно отступили в свое Дикое поле.
Но на следующий год Ахмат пошел на Москву с войском, втрое более мощным. На сей раз Андреевск грабить и сжигать не стали, ибо там смердило пепелище. И случилось знаменитое "стояние на Угре", в результате которого Русь окончательно освободилась от унизительных поборов и вымаливания ярлыков. Ахмат в своем послании еще требовал от Ивана Третьего дани и личной явки, а так же грозился через три месяца прийти снова. Но русские на хана клали (фигурально), а Иван топтал ханскую басму и плевал на нее – причем, не с высокой колокольни, а в буквальном смысле. 

...Заешь, Лом... - Искренне призналась Гама. - У тебя, конечно, не история получается, а, прости Господи, эссе. Размышления на тему исторического процесса.
- А мне нравится. - Высказался Чалый. - Ведь самая суть ухвачена.
- И в чем она?
- Вот, я скажу. - У Кихи страстно горели глаза. - В войну какой был лозунг: "наше дело правое – мы победим!". Но всегда есть сила, которая самими своими действиями заявляет: "наше дело левое – все просрем!" И всегда эти две силы противостоят.
- Диалектика...
- У нас говорили, - усмехнувшись, вспомнил Чалый, - на Руси две беды: инфраструктура и менеджмент.
- Это где это "у вас"?
- В управе.
- Есть и третья беда. - Заметила Гама.
- Это какая?
- Известная. Лень. Я вот, что заметила. Едва у нас только что-то начинает получаться, вырисовывается, мы расслабляемся и наслаждаемся удовольствием от того, что хотя бы что-то смогли. И все начинает сыпаться – потому что не укрепили.
- Ну, ты же заметила, наверное, что властители у нас слишком озабочены сохранением, собственно, власти, а о прочем просто некогда и думать.
- Личной власти! В Америке все не так. Там пофиг, кто президент. Потому что власть у на...
- Вот это мне как раз и не нравится. Что нам все дядю Сэма в пример ставят?
- Леш, у нас две крайности для примеров к подражанию. Или Америка, или Сталин.
- Вот, кстати, по поводу культа личности. У нас его с легкостью насаждают, и так же влегкую развенчивают. Значит, культ – не такая и глубокая вещь.
- Ой ли… Все это рабское у наших людей в мозжечке сидит. Вспомни хотя бы «маленький Дагестан».
- Речь идет о системе управления. Для каждого конкретного общества наиболее подходит определенная система. Народу что нужно: порядок и справедливость.
- Ребят. Так вы до фашизма договоритесь.
- Уже.
- А знаете, что я вспомнила... Фидель, Че, штурм Монкады, уход в горы – и в конце концов они победили!
- Пиндосов.
- Бери выше: капитализм! Романтика.
- А как же "работники ножа и топора"?
- Паш, вот как раз Зорьку ты лихо разделал. Владеешь... холодным оружием.
- Это нормальные навыки крестьянина.
- Понимаю. Вам, деревенским, проще.
- Небось, котлеты тоже кушаешь.
- И не только.
- И все же странно это все, ребята. Сидим здесь, затаившись в лесу. Кошмар.
- Обстоятельства.
- Вечный "комплекс вятичей". Мстим за то, что однажды пришли и тупо отобрали у Кучки его земли.
- Что тебе какой-то там Кучка? Обычный как все землевладелец и, думаю, эксплуататор.
- А все же, если право собственности не блюдется, никакого порядку не будет.
- Да какая там собственность! У нас на Руси только "украл", "отнял", "вымолил" или "получил в подарок за лояльность". Но никогда – "заработал". Нет труда собственности.
- Ага. Эти... узкоглазые пришли – и отобрали.
- Только дань. Она была даже меньше нынешних тринадцати процентов.
- Паш... а ты, я заметил, симпатизируешь монголо-татарам.
- Там все сложно. Без сомнения, у них были военное и моральное преимущество.
- Как и у немцев в сорок первом.
- Ты разве не слышал про скифскую тактику? Отступали, отступали, заманивали противника в глубокий тыл. Там он и сгнивал.
- Ты мне можешь объяснить: зачем русские убили татарских послов?
- Политика – искусство возможного. Они руководствовались своими понятиями. К тебе вдруг заваливаются и говорят: "Я твоя крыша. Тугрики давай..." Ну, наши подумали: понты. Оказалось, не совсем.
- Значит, правильно ты этим симпатизируешь. Они же не убивали парламентеров.
- Все убивали. Тех, кого считали нужным. Обычная практика Средневековья.
- М-да. Вот, я не понял. Насчет Козельска. Они что – зря сражались за свой город?
- Не надо кого-либо судить.
- Как не надо? Фашисты тоже творили зверства. И разве русские вот так тотально уничтожали непокорное население?
- Расские привыкли уничтожать себя самих.
- Это да.
- А все-таки русские князья умели крутиться.
- Именно поэтому шестая часть суши на планете Земля – наша.
- Не наша. Ихняя. Нам что-то не дают ею распоряжаться. Абрамовичи рулят.
- Да звери они все!
- Кто?
- Феодалы.
- Я вот, что думаю... Если бы хотя бы одному из русских князей досталась атомная бомба, он знал бы, куда ее впен... то есть, применить.
- А теперь давайте серьезно, ребят. Мы на военном положении, а значит, надо нести караульную службу. Кто первый заступает на пост...
- Я!
- Женщины...
- Никаких преференций. Я не женщина. Я боевая единица. И вообще... атаманша. Да ладно, пацаны. Отдохните. Я все равно не засну. Как этим вот автоматом пользоваться, покажи...


Не сериал

Здесь для меня как для сочинителя открывается замечательный простор к разгулу фантазии. В голове крутятся разнообразные эпизоды из деятельности вооруженной банды, держащей в страхе и радостном возбуждении (в зависимости от степени достатка индивидуума) весь район. На таком материале держатся криминальные сериалы, все же написанное о группе "Вятичи" ранее в этом ключе можно считать лишь преамбулой, которую толковый писатель смог бы изложить на трех страничках. Вы же имеете дело с писателем бестолковым. Гений же вообще, думаю, смог бы оставить прошлое моих героев в статусе "скелетов в шкафах". Чего размусоливать-то?
Будучи человеком по природе своей дотошным, полюбопытствовал: а как там у классиков? Каким макаром они решают вечную тему русского беспредела... Всплывает в памяти прежде всего "Дубровский". Открываю томик Пушкина, и вижу... что-то там не лады с фактурою. Описываются долгие судебные тяжбы Андрея Гавриловича Дубровского и Кирилла Петровича Троекурова. В подробностях изображены нравственные и даже физические страдания Дубровского-старшего. А то как же: вопиющая несправедливость существующего строя, когда быдло во власти коварно берет что считает нужным, а все остальные пусть локотки грызут. Это я и про XIX век, и про наше время. Много страниц в "Дубровском" посвящены амурным делам платонического толка промеж Машей и Владимиром. А, собственно, о злодеяниях банды сказано, мягко говоря, скупо:
"В уезде появились разбойники и распространили ужас по окрестностям. Грабительства, одно другого замечательнее, следовали одно за другим.  Начальник шайки отличался умом, отважностью и каким-то великодушием. Рассказывали о нем чудеса; имя Дубровского была во всех устах, все были уверены, что он, а никто другой предводительствовал отважными злодеями".
Вот я и в замешательстве. Дело в том, что скучно мне будет придумывать злодейства. Или, что ли, простите, западло. Да, имя свихнувшегося мента Кихотова стало притчей во языцех; Алексей разделил андреевское общество на сочувствующих ему и не очень. А вот имена подельников-соратников для всех остаются тайною, что дает пищу фантазии: не то это чеченские лесные братья, не то эстонские хладнокровные волки, а может быть, даже и сами менты, которые днем делают вид, что охраняют правопорядок, а ночами терроризируют не слишком честной народ. Оборотни в погонах, короче.
Кто-то скажет: "Ты же выдумал своих героев и наделил их душою! Они теперь живут своею жизнью, совершают поступки в соответствии со своей натурой и обстоятельствами. А ты следи и описывай... пис-сатель".
А пожалуй, что это так. Фигурки слеплены, модель "Андреевкий уезд" придумана – как некий образ всей России, судьбы начертаны. Значит, пусть чудят, а мы понаблюдаем. Вот она, русская лень, о которой сказала Аня Гамлина! Я создал мир, наделил его существами, и... расслабился. Посчитал: миссия моя (как писателя) выполнена. Но как же интрига, фабула, сюжет?  Давай, Скопцов, сукин ты сын, докручивай!
Ладно... продолжим душить прекрасные порывы. Тьфу – то есть, исследовать душевные порывы моих героев. Но... оказывается, что ни сделают мои герои в плане войны с несправедливостью – выходит сплошное, тотальное злодеяние. Насилие в любой форме омерзительно. Поэтому-то профессия "палач" и не считается почетной. А ведь в определенной мере мои герои – именно палачи.
В народе банда получила наименование: "Андреевские партизаны". Любимая "фишка" группы – экспроприация незаконно нажитого с последующей раздачей нуждающимся. Оно конечно, район в страхе и тревожном ожидании. Но, с другой стороны, о "партизанах" стали рассказывать по центральному телевидению. Андреевцам гордо: район прославился, население большой и вроде как богатой страны узнало наконец о существовании городка на Оке, казалось бы, Богом забытого напрочь. Какой-никакой, а пиар. 
Некоторые нравственные переживания присутствуют и у моих героев. Они же суть есть революционеры-бунтовщики, практически, вставшие в один ряд с Иваном Болотниковым, Стенькой Разиным, Емельяном Пугачевым. Без сомнения, ломать привычное положение вещей – занятие априори безнадежное. На попытках переделать мир и не такие обламывались. Хотя... видимо, капля камень точит, а народ слагает песни безумству храбрых, а вовсе не рациональности умных. Мир сам по себе делится на кроликов и удавов, хищников и жертв. Если наоборот власть дать омегам, будет бессмысленный и безобразный кошмар.
А посему проклятие "придут и к тебе партизаны..." действовало в Андреевске неадекватно. Ну, придут. Ну, отымут. Но в итоге лох по природе так и останется лошарой. И все вернется на круги своя, только вряд ли удастся избежать невинных жертв. Кухарка в лучшем случае способна управлять отдельно взятою кухней. Сетью кухонь рулят управленцы, менеджеры. Иногда даже эффективные. Страною же правят правители. Едва кухарку пускают во власть, она сразу же принимается исполнять волю кукловода, правда, воображая, что от ее персональной воли что-то зависит. На благо общества пыхтят дураки-идеалисты, наследники Павки Корчагина. Умные люди извлекают личную выгоду, строя политическую систему, в которой они – "отцы народа" или "большие братья" а все остальные – тупая малограмотная толпа, для красного словца именуемая "паствою". Так, на вере строятся религии; на демократии – диктатуры; на любви – тирании. Я сейчас изложил общие принципы макиавеллизма.
К чему это я все: мои герои ступили на ложный путь, ведущий в тупик. По счастью, сама причина их объединения – выполнение определенной миссии: мщения за конкретные особо тяжкие преступления. Ну, если государственная система неспособна – не пускать же все на самотек! А посему рано или поздно должна была наступить Большая Гастроль.   





Совет в Ширлях

Генерал прибыл в Андреевск в бронированном бээмвэ седьмой модели. Шедевры германского автопрома подобного типа когда-то называли "бумерами", и на них по грешной Земле перемещались бандюки. Но все меняется. Кроме сущности людской. Люди на Советской улице останавливались и мрачными взглядами молчаливо провожали броневик.
Оперативное совещание проводилось в райотделе полиции, расположенном в здании бывшей городской Думы. Почему-то в народе райончик центре города, где располагается ментовка, именуют "Ширли". Этимология неясна, старожилы же говорят: обидное обзывало "ширлики" (по отношению в эмвэдэшникам) появилось в эпоху Сталина.
Генерал – начальник областного Управления внутренних дел. С ним приехали еще несколько невзрачных должностных лиц, внешне весьма напоминающих "мистеров Смитов" из американской киноантиутопии "Матрица". Товарищи предпочитали помалкивать, зато делали ручками паркера таинственные записи в свои блокноты. Похоже, все же они не роботы, ибо в пятиминутки перекуров тоже задумчиво смолили в сторонке.
- Ну-у-у... докладывайте оперативную информацию. - Коротко, но твердо сказал Генерал. Умеет он говорить как отливает.
- Состав группы покамест не выяснен. – Залебезил начальник райотдела. Лицо андреевского главного мента изобразило мину, на которой читалось: «Мне не нравится, что мною понукают!» – Так же не совсем понятны цели и задачи. Численность – от трех до пяти. Что самое неприятное, мы не можем понять их логику.
- Как так?
- То есть, товарищ генерал...
- Главарь – ваш человек. И вы не понимаете логики?
- Бывший наш.
- И что вы про него можете сказать.
- Ответственный, исполнительный офицер... был. Не коррумпирован.
- В отличие от других?
- У нас, товарищ генерал...
- Да ладно тебе. Слабости у него есть?
- Да, нет особо... хотя... у него отец погиб. Кихотов уверен, что это убийство.
- А вы в чем уверены?
- Не могу знать, товарищ генерал. Дело закрыто, состава преступления не найдено. Да меня здесь в ту пору и не было.
- Понятно. Путь доложит ваш этот... как его...
- Артюхин. Майор, рассказывай.
Встал тот самый шмат сала по имени Дима, который пристрелил пошедшую по беспределу Зорьку, за что поплатился потерей табельного оружия:
- Товарищ генерал, думаю, группа хорошо подготовлена. Действует профессионально и хладнокровно. Хорошо знают местность и менталитет населения.
- Вот это-то больше всего и беспокоит. Особенно вот товарищей... - Генерал кивнул на "мистеров Смитов". - Если начнутся диверсионные, а то и террористические акты... А как – население?
- Большая часть симпатизирует.
- Почему?
- Умело создали себе положительный образ.
- А ты что думаешь, майор?
- Товарищ генерал... у них явно не все дома.
- А можно не на вульгарном языке?
- Виноват. Они играют в благородных разбойников. То есть, вынудили людей вообразить, что они якобы вершат… справедливость.
- Влетит нам всем за эту справедливость. И звезды с погон полетят. Кое-у кого. - Полицейские как один покраснели. Прямо помидорная плантация. - Подполковник, докладывай план.
- Товарищ генерал, поскольку Кихотов - наш человек... бывший, мы праве предположить, что в нашей среде у него может быть информатор. Поэтому в таком кругу...
- Ага. Значит, своим людям ты не доверяешь.
- Э-э-э...
- Ответ не принят.
- Товарищ генерал. Ну, мы-ы-ы...
- Хорошо. А обладаете ли вы достаточной группировкой сил и средств? 
- А вот это вряд ли.
- Почему? Не хватает профессионализма? Пять человек максимум…
- Сокращения. Сами знаете.
- Кхе-кхе... - Встал один из "мистеров Смитов". - Товарищ подполковник. Вопрос. Насколько сильна в городе оппозиция?
- Чаго?
- Оппозиция в городе есть? Ну, там, несогласные. Или либералы.
- Такого у нас не водится.
- Уверены?
- На все сто.
- Почему?
- Почему уверен?
- Почему оппозиции нет?
- Не завелась. Настоящих буйных мало. А кто был, давно уехал в Москву. Чего им у нас здесь ловить.
- Плохо.
- Не понял.
- Должна быть оппозиция. Системная.
- Я уж не знаю, как вас...
- Роман Степанович. - "Мистер Смит" вновь вальяжно развалился в кресле.
- Мы политическим сыском, Роман Степанович, не занимаемся. Наше дело криминал.
- Зря вы так, подполковник. Когда или если толпа запрудит вашу главную улицу... Советскую, кажется?
- Точно так.
- Мало не покажется никому. Смотрите. Убийство цыганского авторитета. Убийство семьи предпринимателей. Атака на представителей бизнеса. Как вы думаете: все это случайно?
- Не могу знать.
- А мне думается, все это звенья одной цепи. Возможно – я повторю: возможно – данная деятельность направляется из некоего центра. Вероятно, расположенного за рубежом.
- И... что?
- А то. Поднимутся народные волнения, а, как мы поняли, население симпатизирует преступникам, которые рано или поздно проявят себя и в других регионах. Уловили?
- Так точно.
- А посему операцию по ликвидации бандформирования нужно провести как можно скорее. На разработку двадцать четыре часа. Это не моя блажь. Такова установка из Центра. Правильно я говорю? Генерал...
- Так я про силы и средства...
- Во-первых, включаем оперативную группу. Нужно уже сегодня точно знать, есть ли у банды в городе подполье.
- Так точно.
- Что – точно, подполковник?
- Выясним.
- Отлично. И Генерал прав. Дабы обеспечить гостайну, детали будем прорабатывать в узком кругу. Все кроме начальников отделов свободны. Да... майор. Задержись.
- Слушаю. 
- Что еще можешь сказать про личностные качества Кихотова.
- Добрый.
- Это убийца-то?
- Такое бывает. Да разве ж вы, Роман Степанович, не убивали?
- Это неважно.
- А ведь злым вас не назовешь.
- Еще.
- Глуповат. Излишне прямолинеен. Если что-то в голову втемяшится - хоть колом на голове чеши.
- А вот это хорошо. За это надо уцепиться...
В узком кругу рассматривали более специфические оперативные вопросы. А именно: результаты обыска в квартире Кихотова; разведданные, полученные группой, обследовавшей окрестности села Гниблялиха. На самом деле органы знают уже немало. Вероятно, из их поля зрения ускользнул разве что Чаликов, но и это – не факт. Кольцо готово было сомкнуться, тем более что из областного центра готов был выехать СОБР. Если есть отмашка из Центра – силовики умеют доводить дело до логического конца.







Большая Гастроль

Федор Дмитриевич Угольников по обыкновению своему совершал утреннюю пробежку. В последние годы он уделяет немало внимания собственном здоровью – хочется продлить активную фазу жизни. Тем паче у Федора Дмитриевича молодая пассия, из модельного бизнеса (зовут Алиной, аппетитная девушка с апломбом и страстью), и очень не хочется подсаживаться на "Импазу". Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, покамест с этим делом все в норме. Возможно, он даже в очередной раз станет отцом.
Обычно с ним бегают два телохранителя: с возрастом развивается паранойя. Но в этот раз сопровождал Угольникова один; другой, сославшись на нездоровье, исчез. Это он-то здоровый бык, которого Угольников прикармливает со своей милостивой руки, жалуется на недуги! А Федор Дмитриевич, годящийся обалдую в отцы, весь как огурчик – крепонький и позитивный, хоть Давида с него лепи! Ну, с небольшой разве ретушью.
Элитный жилой комплекс "Олимпия" расположен на живописном берегу Москвы-реки, в экологически чистом районе. Приятно все же, черт  возьми, осознавать себя обитателем 220-метровых апартаментов на Олимпе! Ты плюешь на плебс с высоты своего двадцать третьего этажа (фигурально, конечно), и лишь изредка спускаешься на грешную землю, чтобы показать: и богам ничто человеческое не чуждо.
Время от времени, если подкатывает лирическое настроение, Федор Дмитриевич окунает свое тело в реку, думая при этом: "Ядрена вошь, это я-то, выходец с периферии, ставший президентом крупной фирмы, вхожденец в русскую черную сотню списка "Форбс"!.. И болтаюсь как пацан в этой мерзкой речушке, давшей имя Третьему Риму, наслаждаюсь простыми радостями жизни..."
В этот раз порыв пришел снова, благо утро выдалось хотя и прохладное, но солнечное и благодатное. Вода показалась парным молоком. Смело поднырнув и взлетя над водою как дельфин, Федор Дмитриевич принялся свершать уверенные движения в стиле "баттерфляй". Потом перекувырнулся, погреб кролем, лег на спину, наблюдая золотящуюся в лучах Солнца свою "Олимпию".
Когда вышел на берег, охранника не было. Так же отсутствовал сброшенный Угольниковым спортивный костюм. Эйфорию быстренько вытеснило чувство тревоги вперемешку с гневом. Раньше охламоны так не шутили. Готовясь выкрикнуть что-нибудь злобное, Угольников заметил периферийным зрением движение. Он принял мгновенное решение: ринулся в воду, чтобы поплыть на тот берег. Инстинкт самосохранения: там, в кустах Тушинского аэродрома он спасется! В этот же момент с боков нарисовались двое. Один из них подсек ноги, другой схватил за руку и грубо дернул на себя. Федора Дмитриевича волокли за руки как борова, он пытался тормозить ногами, разбрасывая брызги, кричал благим матом. Угольникову хотелось жить. Резкий удар в висок вырубил бога и погрузил его сознание в темноту.
В реальность Федор Дмитриевич вернулся в помещении, освещенном ноющей от усталости жизни лампочкой. Угольников был запеленут в верблюжье одеяло, перевязанное веревкой. Рядом с ним лежал связанный охранник. Лицо последнего было в крови. Угольникова стало тошнить, и он вновь провалился в небытие.
Когда Федор Дмитриевич вновь пришел в чувство, разглядел несколько фигур, сидящих на низкой гимнастической скамье. Злодеев было четверо. Один из них, плотный, почти круглый, произнес:
- Годы берут свое, товарищ босс. Да: профи не всегда способны противостоять грубой физической силе.
Толстый кивнул на избитого охранника. У того были глаза какающего кролика.
- Ваш халуй, батенька, во всем признался. - Заговорил другой разбойник, поджарый и с глазами фанатика. - За убийство двух человек с отягчающими ему светит пожизненное. Вам же, гражданин Угольников, как заказчику преступления...
- Вы ничего не докажете! - Воскликнул босс. - И что это за методы...
- Ты про свои методы?! - Звонко воскликнул третий злодей. Угольников понял: женщина. Скоротечный мыслительный процесс привел к заключению: это дочь Гамлиных. Вычислила, с-сучка...
- А, может, просто грохнем их? - Задумчиво вопросил четвертый.
- Хорошая идея. - Подхватил сухощавый. - Думаю, они заслужили.
- Но сначала ты, с-скотина, помучаешься. За все свои злодеяния ты заплатишь. Сполна.
- Аня, девочка... Я могу и заплатить. Только... неужели ты тоже хочешь взять грех на душу? Я ведь тебя знал еще малышкой. Я здесь... как мумия. Вы хоть как-то меня посадили бы, что ль.
- В тюрьму? Это делает суд.
- Нет. В нормальное положение.
Пленника усадили на скамейку. Распеленывать не стали. Охранника оставили в прежнем положении.
- Вот, что... - Сказал сухощавый. - На мне уже много грехов, в том числе и смертных. А у вас, гражданин Угольников, нет любопытства насчет того, куда делся ваш второй телохранитель?
- Да говори уж... ясно, что куда-то.
- Он предал вас, Федор Дмитриевич. Мы его купили.
- Вот, падла...
- Ну, почему. Бабло побеждает зло. 
- Ясно. Говорите: сколько?
- Все.
- Это невозможно. И глупо.
- А у вас есть варианты?
- В конце концов... активы рассеяны, технически такое нельзя сделать.
- В нашей команде экономист и юрист. И они хорошо владеют своими профессиями. Вам нужен список активов? Или данные депозитов? Без проблем.
Толстый показал увесистую папку. Раскрыл, показал несколько листочков. Потом продемонстрировал другую папку с файлами, потоньше:
- А здесь - реквизиты ряда благотворительных фондов. Денежные средства перечислим на добрые дела. На них ведь наша жизнь дана… или не так? А что касается активов... мы не торопимся. Подождем открытия кредитный учреждений. Мы терпеливые.
В это время в голове Угольникова происходил мыслительный процесс: "Да подписать им все – потом пусть попробуют выцепить... главное – создать видимость, что я торговался, сопротивлялся..."
- Хорошо. А где гарантия, что после того как я поставлю подписи, без вести не пропаду?
- Гарантию в наше время не дает даже президент эр эф. У нас сложная комбинация, основанная на взаимном доверии. Главное, вы должны понять: для вас пришло время собирать камни. Причем, краеугольные.
- Доверии? Развяжите меня. Это насилие над личностью.
- Это точно. Но, видит Бог, мы делаем все, чтобы сохранить самое ценное на Земле: ваши жизни. Вот здесь, - возникла и третья папка с файлами, - признательные показания ваших подельников. В совершенных убийствах. Вы же в курсе, что являетесь организатором особо тяжких преступлений? Вам повезло, что в нашей богоранимой стране столь либеральное законодательство. В некоторых штатах Северной Америки за такое поджаривают. Практически, главарь мафии. Едва мы с вами, гражданин Угольников, закругляемся с экономической стороной вопроса...
- Вы меня убираете. Так?
- Смею внести ясность. Второй ваш охранник – бывший сотрудник фэсэо. В настоящее время он уже находится в соответствующих органах и дает признательные показания об обстоятельствах убийства лесничего Кихотова. По счастью для вас, вы не являетесь соучастником вышеназванного преступления. На вас другая кровь. Вот этот гражданин, - толстый показал на первого охранника, - тоже пойдет с повинной. - Телохранитель еще больше округлил глаза. - А чуть позже это самое сделаете вы.
- В конце концов, если вам нужны деньги…
- Боюсь, вы о нас скверно думаете. Мы профессионалы. Нами собраны неопровержимые доказательства злодеяний, найдены улики, часть из которых уже передана в следственный комитет. Часть мы пока придерживаем у себя. Если у вас есть сомнения в нашей компетентности, будьте любезны посмотреть...
Федору Дмитревичу показали планшет. В броузере была открыта лента официального сайта Следственного комитета:
"В международный розыск объявлен известный предприниматель Федор Угольников. Следствие считает, что бизнесмен причастен к убийству семьи К., совершенному в городе Андреевске ... области ..... сего года. Угольников являлся заказчиком злодейского преступления. Уже задержан один из исполнителей, который активно сотрудничает со следствием. У следствия есть доказательства, что Угольников причастен к целой серии заказных убийств предпринимателей".   
- Такого не может быть. Я им не за это платил.
- Видимо, вы считаете, что в этом мире покупается и продается все. Понимаете ли... когда система чувствует, что один из винтиков начал барахлить, его выбрасывают. Я, собственно, о вас. И торжество справедливости – вовсе не чудо, а целесообразность. Вас уже списали на берег, неуважаемая акула капитализма! Так выйдете из игры достойно.
- Хорошо. Давайте эти ваши документы. 
- Не все сразу, гражданин Угольников. Вы подпишите это, это и это. Потом мы проследим прохождение финансовых потоков, а вы покамест посидите у нас... в гостях. Один. Охранник уже уходит, ему пора виниться и каяться. Бугай, ты готов к труду во благо Державы?
- Ы-ы-ы-ы…
- Исчерпывающе.
- Вы не правы, ребят.
- Это почему же? - Спросила Анна.
- Потому что. Сегодня вы думаете, что вершите законность. На самом деле, вы сами встали против закона. Войдете во вкус – и начнется. Попрание всяких норм и прав. Сами не заметете, как превратитесь в мерзавцев.
- Ну, вот вы же человеческий облик не потеряли. Опять же, за здоровьем следите. Со спортом дружите.
- Я стал жертвою обстоятельств. Анна... ты же знаешь, что и твой отец не был святым. В иных случаях он бы меня смёл. Мне просто чуть больше повезло. Я пробовал с ним договориться. По-человечески...
Федор Дмитриевич осекся. Он ведь чуть не проговорился о том, что знает (ну, по крайней мере, он в этом свято уверен): в следственный комитет позвонят правильные люди и все вернется на круги своя. Эти наивные благородные разбойники думают, в мире есть идеалы. На самом деле, бизнес Угольникова успешен только лишь потому что идеал невозможен. Все дела идут путем по причине того, что Федор Дмитриевич делиться со всеми, кто реально рулит в стране. Робингудствующие думают, что играют с Угольниковым в кошки-мышки, на самом деле надо просто не делать резких движений – не то и вправду порешат.
   - Федор Дмитриевич, - включился в нелепую дискуссию Лом, - да вы просто не верите... в высший суд.
- Ах, вы кажется про бога. Но вы же слышали, молодой человек: не суди – и сам судим будешь. А вы здесь устроили...
- Вы полагаете, цирк?
- Разумеется. И у всякой гейм, как известно, есть овер.
- А вы пробовали это объяснить тем людям, которых убили ваши опричники? - Резко спросила Анна. И Угольников вновь пожалел, что допустил словоблудие...

...Возвращались из Москвы третьестепенными дорогами (Кихотов понимает, что на него разослана ориентировка и на постах лучше не светиться), поэтому ехали столь долго, что пришлось заночевать в полевых условиях. Когда устроились на ночлег, Чалый все же сказал Гаме:
- Как-то ты слишком жестоко с ним. Я не ожидал.
- Я тоже. Но мы, женщины, такие непредсказуемые.
- А, может, ты и права. Чего с такими вазюкаться. Дядька перепутал жизнь с игрою. Моральный урод.
- Теперь мы с ним вровень.
- Да просто сердечно-сосудистая система слабая. - Встрял Лом. - угробил дядька себя физкультурой.
- Ребят, - обратился ко всем Киха, - а ведь в принципе, наша миссия выполнена. Есть, конечно, другие фигуранты наших больных дел, но ключевая фигура, мне думается, получила по заслугам.
- И что теперь...
- Хе! - Хмыкнул Лом. - Прям по Достоевскому: "Ну вот, я наелся. А дальше – что?"
- А вот этого не надо. Здесь тебе не "Преступление и наказание".
- Да нет. Как раз оно и есть.
- А у нас иных путей уже нет кроме как идти до конца.
- Хотелось бы понять, какой он, этот конец.
- Ладно. Паш, поведай нам на сон грядущий свою историю. "Вятичи" должны знать дела своих предков.
- Ты уверен?
- Конечно. Знание –  сила.
- Нет. Ты уверен, что читать сейчас уместно?
- Обязательно. Как там у Пушкина: откупорить шампанского бутылку иль перечесть "Женитьбу Фигаро". Пить нам по понятным причинам противопоказано. Значит, приступай...




УЂЕЗДЪ.
 Энтузазисты самовластья

Первые достоверные сведения о нашем монастыре относятся к 1491 году от Р.Х. На месте сожженной крепости поселились монахи, начавшие строить каменные собор и стены.
Занятно, что в этот год великий князь Иван Васильевич Третий заточил в тюрьму своего родного брата Андрея Большего, где того благополучно сгноили. Именно при Иване Третьем Русь стала ГОСУДАРСТВОМ, сильным игроком на Евразийской политической арене. Чтобы все собранное не развалилось вновь, Иван воспрепятствовал женитьбе своих сыновей – кроме Василия и Андрея (которому в удел была дана лишь Старица). На всякий случай, вероятного соперника Василия на престоле, его племянника Дмитрия заковали в железо и посадили "в палату темну".   
Русское государство отвоевало себе Брянск и Мценск, и Андреевск остался в глубоком тылу. Крымские мурзы попытались напасть на Русь, но не дошли до Андреевка, были жестоко отбиты. Когда внезапно помер Василий Третий, началась возня за престол с участием Андрея Старицкого, дядюшки семилетнего Ивана Четвертого (в будущем Грозного царя). Конфликт закончился тем, что Андрея и его сподвижников умертвили.
Наместником Андреевска стал Иван Шуйский – тот самый, что самовольно навязался в опекуны к своему тезке, маленькому Ванечке Четвертому. На всякий случай конкурент, Иван Бельский, был сослан на Белоозеро и там тихонько убит. Однако, через год при странных обстоятельствах помер Иван Шуйский. Хозяином в Андреевске стал Михаил Глинский.
В 1547 году от Р.Х. на Руси появился царь, родословную которого придворные знатоки вели к римскому императору Августу. Ознаменовано великое событие было тремя опустошительными пожарами в Москве, о чем предупреждал чтимый юродивый Васька. Но ведь у нас что ни делается, все к лучшему. Сколь та же Первопрестольная горела, а все сильнее становилась.
Обвинили бабку царя Ивана, Анну Глинскую, что она де со своими колдунами волховала, вынимала сердца человеческие да клала в воду, да тою водой, разъезжая по Белокаменой, кропила. Анна и ее сын Михаил бежали, а Юрия Глинского толпа разодрала на куски прямо в храме, где он пытался спастись. Дворы Глинских разорили, а челядь перебили.
Когда москвичи взяли Казань, Андреевск был пожаловал бывшему казанскому хану Едигеру-Мухаммеду, в крещении – Симеону. Так же бывшего противника Москвы женили на дочери боярина Андрея Кутузова, Марье. Пока Грозный царь вел непримиримую борьбу за самовластье, которая не раз обращалась в кровавый террор, в Андреевске текла своя жизнь. Мы про нее ничего не знаем, но, видимо, тогда как и теперь радовались, страдали, любили, предавали, воровали, благодетельствовали и прочее. В то время в городе командовал воевода Окул, Сукин сын. Это не оскорбление, а обозначение того, что отцом Окула был человек по прозвищу Сука.
Что-то в воеводстве пошло не так, ибо Окул, а вкупе дети боярские Кудеяр Тишенков, Ждан и Иван Васильевы, а тако же другие пошли бить челом крымскому хану Давлет-Гирею и просить его идти на Москву. Крымчане с русскими подонками на Оке разбили отряд опричного войска, Грозный царь между тем из Белокаменной сбежал. Давлет-Гирей легко взял Москву, разграбил и сжег город.
Можно предположить, Сукин сын с подельниками выразил недовольство опричиной. Кстати, когда еще трупы вывозили с пепелищ, Иван Четвертый приказал казнить командующего опричным войском Михаила Черкасского, а вкупе и еще сотню опричников.
Ровно через год крымские татары решили повторить набег. На сей раз Давлет-Гирею дали по зубам и большинство татар были перебиты при переправе через Оку. Окула, Сукина сына схватили и жестоко замучили. Но, кстати, опричина тою же осенью была упразднена. Специальным царским указом запретили даже произносить слово «опричина». Именно поэтому у нас теперь слово «опричник» знают даже двоечники. Царь последовательно казнил всех деятелей опричины. А потом еще и палачей, казнивших опричников. Не все выжигается каленым железом, а зачистки только укореняют веру в праведность зачищаемых. Ну, или в их историческую необходимость. Иначе откуда у нас потом возникли репрессии советского времени и почему Сталин так уважал Грозного царя, что даже повелел Эйзенштейну снять про данного деятеля высокохудожественный фильм?
Однажды взбалмошный царь вдруг совершает совершенно удивительный поступок: отказывается от престола в пользу андреевского наместника Симеона Бекбулатовича, себя же объявляет "удельным князем московским Ивашкою". Симеон въехал в кремлевские палаты. Иван уничижительно просит своего "государя" дать ему позволение "перебрать людишек". Все понимали, конечно, что имеет место всего лишь странность Грозного царя, и делали вид, что поддерживают игру. А через год Симеона тихонько отправили в Тверь. Грозный же за год собрал свежее личное войско и обрушил на страну новые репрессии в форме "перебора людишек".
После убийства собственного сына Грозный рассылает в крупнейшие монастыри, в том числе и в Андреевский, огромные денежные пожертвования, а так же списки казненных, которых царь "простил". Листы были столь увесисты, что монахи поминали погубленные души словами: "А имена ихние, Господи, ты сам знаешь!"
 Хороший был Грозный царь, с крепкой рукой, а тако же интересными идеями. После Иванова правления, правда, земля Русская местами осталась в полнейшем запустении. Хотя, некоторые области чувствовали себя очень даже ничего. А именно – те, что Московия в результате победоносной Ливонской войны уступила ненавистной Швеции.
Хитрые бояре после того как самодержец и спаситель России исдох, поставили слабоумного царя Федора Иоанновича – чтоб от его имени вершить свои делишки. Годунов сделал доброе дело: выманил в Москву Константинопольского патриарха Иеремию и держал его в заточении до тех пор, пока тот не дал благословение об учреждении Московского патриархата. Авторитет Державы возрос. Однако, в 1591 году от Р.Х. новый крымский хан Казы-Гирей при поддержке турецких янычар устроил новый набег на Русь. И снова Андреевск был взят и разграблен, гарнизон же разбежался по лесам. А когда под Москвой больно дали татарью по известному месту, катились супостаты по земле русской – и в Оке утонули многие, там же остался и возок хана, наполненный добычей.
А, когда помер Федор и на престол взошел Борис Годунов, на страну навалился Большой Голод. На Оке вспыхнул голодный бунт, которым верховодил андреевский человек Хлопко Косолап. Кто он был, доподлинно неизвестно (по некоторым сведениям все же беглый хохол), но качествами настоящего вождя обладал вполне. Возмущенный люд, подогреваемый не только мыслью поживиться, но и идеей вернуть на престол человека царских кровей, разбил правительственное войско и двинулся на Москву. Под Белокаменной бунтовщиков удалось подавить. Хлопко пленили и замучили, но значительная часть восставших бежала на Юг, в казачьи области.
В это время в Польше набирал авторитет беглый монах Чудова монастыря Григорий, в миру – Юрка Отрепьев. На чужбине он выдавал себя за чудом спасшегося царевича Димитрия, сынишку Грозного царя. Польскому королю он обещал, что, если займет русский престол, подарит Польше Северскую землю.
Когда в 1604 году от Р.Х. двадцатитысячное войско переправилось через Днепр, беднота, охваченная порывом веры в доброго и справедливого царя, встречала освободителя радостно. Не составили исключение и андреевцы. Воодушевленно приняли в Андреевске посланца Смуты. И наступила новая беда...

- ...Нафиг нам вообще это государство... Мы что не можем без государя?
- Вот именно, Паш. И вообще. Складывается такое впечатление, что история -–собрание рассказов и сказок о том, как и где пукнул тот или иной рукоблудоводитель. А народ как бы в скобках.
- Вовсе и не "как бы".
- Почему вы, историки, пишете только о деятелях – а?
- И до времени он, то есть, народ – безмолвствует. 
- Там все сложно. Личность является выразителем типических стремлений масс. А творят историю все же народы.
- Ты хочешь сказать, что Путин – наш выразитель?
- Не наш, а большинства.
- Серой обывательской массы.
- Серость выразить может только серость.
- Ага. Я заметила, если смешать все краски, почему-то всегда получается не серое, а коричневое.
- А вот князья все эти. У них же руки по уши в крови. Убивали другие.
- Наверное, по локти.
- Что - по локти?
- В крови.
- Буквоедка. Но в сущности это и не важно.
- Кстати... про блаженного там у тебя. Вы помните нашего Бориску?
- Другое время было. Психушек и интернатов не было, а потому таких почитали за святых.
- А наш?
- Ну, во-первых, мы достоверно не знаем, где Бориска теперь. Это я как бывший опер говорю. Человек пропал без вести. Значит, мертвым его объявить нельзя.
- Как и Бодрова-младего.
- Это "брата" который типа нас – тоже всем мстил?
- Не-е-ет. Мы не мстим. Мы воздаем.
- Где-то я слышал, что один юродивый все селение спасает.
- От чего?
- От сатаны.
- Ну, если ты веришь в сатану, значит...
- Я лишь ретранслирую древнее предание. А верю я всего лишь в светлый разум.
- Надо же... а я - нет. Потому что все горе от ума. Если бы люди не производили мыслительные действия...
- Если бы, если бы... не люблю сослагательное наклонение.
- А есть еще и в третьих. Бориска, мне кажется всегда с нами. Пусть самой малой частью, но это так.
- Возможно... Ведь не зря мы качок в его келейке тогда устроили.
- И всю жизнь мы теперь Бориску из себя по каплям выдавливаем.
- Потому что более умного занятия не нашли.
- Мальчики. Я вот, что заметила. Вы все время не даете друг другу договорить. Почему?
- Потому что мы друг друга с полуслова понимаем.
- Знаешь, что я слышал… Один китайский мудрец говорил: чтобы назвать тирана тираном, надо обладать мужеством. Но, чтобы назвать раба рабом – мужеством надо обладать втройне.
- Как это все… мерзко.
- И кругом опричники, опричники...
- Смешение феодализма с капитализмом. И над всем главенствует первобытный страх.
- А как же страх Божий?
- У всякого страха одна и та же природа: поклонение неведомому, непостижимому. На Руси власть выстраивала свою деятельность так, что она была предельно далека от народа. Отсюда вера в доброго царя, который нанимает доверенных людей, чтобы те разобрались с вороватыми злыми боярами. Народ молчаливым согласием выдает им кредит доверия, и вот, когда оказывается, что запущен механизм кровавой мясорубки...
- Ребят... А какие-то мы с вами бесславные ублюдки.
- Зря ты так, Аннушка. Просто мы не удовлетворены существующим положением вещей. 
- А почему удовлетворены они?
- Алеша... Ты слишком, слишком категоричен. Так нельзя.

 


Ну, никак без разлада

Людей объединяют идея, общее дело и взаимная симпатия. Разобщают же нас деньги, зависть и половые отношения. Поскольку шесть этих начал круто перемешаны и черного-белого в реальности не бывает, человечество покамест пребывает в состоянии динамического равновесия. Правда, случаются неизъяснимые зверства, но некая сила (назовем ее Богом) рано или поздно возвращает обычный ход вещей.
Анна и Степа стали вместе спать. Почему светская львица остановила свой выбор на рыжем не шибко уклюжем толстяке, ясно не совсем. В общем, рано или поздно все должно было завершиться отвратительной ссорою. Разумные аргументы Чалого и Гамы о том, что мало ли кто с кем милуется, сбежались-разбежались, в койке покувыркались, и к делу это имеет весьма опосредствованное отношение. Киха с Ломом ушли на другую заимку, километрах в семи, оставив сладкой парочке прекрасное поле для развития отношений. Я уж не буду здесь передавать суть не слишком сладостных для уха препирательств бывших одноклассников. Говорят, даже в специально отобранном экипаже для полета на Марс могут возникнуть трения. Мы же люди и ничто нам не чуждо.
Паша с Лешей были злы, но не признавались друг другу в этом. Молча делали то, что должно и каждый думал о своем. Вспомнилось: теоретики говорят, что сексуальные удачники не становятся гениями, великое творят те, кто несчастен в личной жизни. Ну, это касается художественного творчества – мои же герои в настоящее время занимаются вовсе не художества и.
Еще пока не стемнело, Ломов махнул в Любегощи. Не навсегда, навестить семью. Пробирался предельно осторожно – вероятность засады высока. Но ведь Паша у себя дома, а здесь и кусты помогают. Прошмыгнул в хлев, зная, что София сейчас должна доить. Никого не найдя, шлепнул себя по лбу: Зорька ведь пала смертью храбрых! Только теперь Ломов осознал, насколько круто поменялась жизнь.
В избу зайти не решался, прислушивался, выжидал момент. Чуял, как верещат дочери, видно, укладываются спать. Долго-долго ему насчитывала годы кукушка. Наконец, задняя дверь отворилась, и во двор шагнула супруга. Паша явил себя и утянул Софию в хлев. Пытался поцеловать, женщина увернулась.
- Как дети?
- Ты чего здесь...
- Соскучился.
- Всего и года не прошло.
- Ну…  я же вас люблю.
- Не особо похоже.
- Есть кто еще в деревне?
- Были. Сейчас  не знаю. Они шляются, вынюхивают. Но не заходят.
- Осторожничают. Мы их предупредили вообще-то, чтоб вас не трогали.
- Павел... тебя посадят?
- За что?
- Ведь все говорят, что у вас банда.
- А ты веришь?
Жена промолчала. Паша доложил:
- Теперь можешь меня поздравить: наказан урод, застреливший моего деда. Прадеда наших детей.
- Какой ценой?
- Если бы я помер и все им сошло бы с рук, я бы сказал себе, что зря на этом свете жил.
- Ломов... ты возомнил себя черт знает кем. Если тебя посадят, каково будет нам?
- Радость моя... мосты сожжены. Назад дороги уже нет, а, значит...
- Значит, ты идиот, Ломов.
- Получается, так.
Паша стоял в позе ученика из картины "Опять двойка". Полная демотивация. София вынула из кутка корзину:
- Вот. Немного еды. Молочного нет, но много мяса. Я знала, что ты притащишься. Гуляй уж... херой.
Муженек принял тормозок, произнеся:
- Прощай... любимая.
- Не лучше ли сказать: до свидания.
- Ну, я в смысле: прости за все.
- Бог простит.
И все же они обнялись.

В этот момент Алексей, лежа на свежесорванной траве, возле заимки, вглядывался в молодые звезды. Необъятная Вселенная и такой крошечный человек. Кихотов вдруг осознал: только лишь для того, чтобы валяться под небесами и сентиментальничать, стоило жить. Но, если б не череда предшествующих событий, кайфа бы не получилось. Момент истины. Чтобы совсем уж не уплыть в нирвану, Леша вскочил, вернулся в избушку, зажег свечу, взял Ломовскую рукопись и вчитался.







УЂЗДЪ
Царя нам давай!

История Андреевска XVII века окрашена горячим желанием честного народа обрести наконец покой. Но так получается в жизни, что мы, внешне ожидая штиль, подспудно призываем бурю. Что замечательно, у нас на Руси покой только снится, а летит вовсе не степная кобылица, а табун, подминающий не только ковыль, но и всю остальную растительность, а вкупе и живность.
Царь Борис (не Ельцин, а Годунов) играл в вольности, а так же любил международные интриги. В 1601 году от Р.Х. он представил польскому дипломату Льву Сапеге будущего шведского короля. Это был Густав, незаконнорожденный сын Карла XIV и Екатерины Мансдоттер. Принц-изгнанник помирал с голодухи в Италии, откуда его и вытащили русские дипломаты. Густав имел прозвище «Новый Парацельс» ибо, несмотря на иезуитское воспитание, страстно увлекался алхимией. Однако, единственная профессия, которой овладел принц в полной мере, была работа конюхом.
Принц был пригрет при Московском дворе и получил в кормление Калугу, Андреевск и еще парочку русских городов. Так же в невесты будущему шведскому королю готовилась Борисова дочь Ксения. Однако привыкший к разгульной жизни принц привез с собою в Московию германскую бабищу, уведенную от хозяина немецкой гостиницы Христофора Катера. Гуляка открыто жил с любовницей, катался с ней в царской карете, запряженной четырьмя лошадьми и неустанно преумножал свои сумасбродства и более дурные выходки. В конце концов, города у принца были отняты, Густав был сослан в Кашин, где окончательно спился.
Ксении был подобран другой зарубежный жених, датский принц Иоганн, брат короля Христиана IV. И ему был приготовлен в кормление Андреевск, а покамест русский царь устраивал в честь будущего зятя обильные пиршества. Через несколько недель юноша скончался от несварения желудка.
Борис пытался найти жениха для своей любимой дочери в среде не шибко удачливых наследников престолов таких стран как Австрия, Англия и даже Грузия. Однако слухи о том, что в Московии жестоко и коварно губят всякого вельможного жениха, навсегда отвратили потенциальных хахалей от несчастной Ксении, так и оставшейся в девицах.
Когда Борис преставился, к Москве уже приближалось мощное войско, ведомое якобы неубиенным царевичем Димитрием Иоанновичем. На сторону освободителя перешли ряд воевод, в том числе и Андреевский начальник Петр Басманов. Андреевцы подключились к ватаге «законного царя-батюшки», и 20 июня 1605 года вошли в стольный град. Сын Годунова и его вдова были торжественно убиты, а кровавое зрелище было украшено пышным бракосочетанием Димитрия (он еще не получил приставку "лже") и Марины Мнишек. Малина Марины длилась меньше года: 17 мая 1606 года в Первопрестольной случился мятеж, подготовленный Василием Шуйским, кстати, Рюриковичем по происхождению. Направлен он был именно супротив шляхтичей, чьим марионеткой являлся Лжедмитрий. Последнего зверски убили и "выкрикнули" нового царя.
На Андреевск, само собою обрушились репрессии. Как говорится, не на ту лошадку поставили. Много андреевцев побили, еще больше выслали в Сибирь. Но ведь у нас одна из любимейших поговорок: бабы новых нарожают. И они будут умнее и сильнее предыдущих. Может быть.
Вскоре Юг России настигла новая волна беспокойства – теперь уже в форме крестьянской войны. Повстанцами командовал некто Иван Болотников. Говорят, он был андреевским уроженцем, холопом князя  Телятевского, но, когда началась Смута, бежал он к казакам, потом попал в плен к татарам, которые продали его на турецкие галеры. Болотникова выкупили венецианцы и так, через Европу, познавший страдания человек вернулся на странную свою родину. Учитывая искусство интриг, развитое среди европейских правителей, несложно предположить, что Болотникова вытащили с галер неслучайно.
Хуже нету обиженного русского человека. Он будет мстить, мстить и мстить – пока не насытится местию по самые уши. А не насытится он никогда, ибо отмщение становится его идефикс. Войску Болотникова и сподвижника его Истомы Пашкова сопутствовала удача, тем паче в него вливались распущенные воины Лжедмитрия. Снова некие силы разнесли слух, что Болотников и есть подлинный Димитрий Иоаннович. К повстанцам стали примыкать испуганные дворяне. Захвачено были много городов, в том числе и Андреевск.
В ноябре 1606 года Болотников уже стоял в царском селе Коломенское и наблюдал готовящуюся сопротивляться Москву невооруженным глазом. Все разрешилось 2 декабря, ибо новому "Димитрию" изменил его соратник Пашков, и многие из повстанцев перешли на сторону Шуйского. Болотников с еще боеспособным остатком войска отступил к Андреевску. Восставших блокировали в Калуге и принялись брать измором.
В эту же зиму возник новый самозванец, якобы сын Федора Иоанновича "царевич Петр". Звали его Илейка Муромец и был он из обычных  окских разбойников ъ тех, что грабили речные караваны. Казалось бы, казус, но "Петр" подпитываемый польскими деньгами, под Путивлем собрал войско, во главе которого поставил князей Телятевского и Мосальского, и двинул его на выручку Болотникову. На пути новых "освободителей" вновь встал Андреевск. Здесь отрядам Мосальского крепко дали по зубам. Но успех все же сопутствовал воинам Телятевского, которые разгромили правительственные войска.
Устав осаждать Калугу, солдаты Шуйского принялись разбегаться. Общее руководство войною от Болотникова принял его бывший хозяин Телятевский. Теперь уже восставших стали брать измором в Туле. В результате силы Шуйского захватили и Болотникова, и "царевича Петра". Естественно, бунтовщиков изничтожили.
Пришла беда – отворяй ворота. В июле 1606 года дал о себе знать крещеный жид Богданко, вошедший в историю под прозвищами "Лжедмитрий Второй" и "Тушинский вор". Он уже имел свое войско и пытался спасти осажденного в Туле Болотникова. Но, опоздав, отступил к Андреевску.
В банде Лжедмитрия воевали отряды специально подготовленных наемников, в частности, немцы, ведомые гетманом Ружинским. Хорошо экипированное и мотивированное деньгами войско, разбив под Андреевском отряды Шуйского, приблизилось к Москве. Расположились оккупанты в районе села Тушино; туда же привезли Марину Мнишек, которая всего-то за триста тысяч рублей и четырнадцать городов признала в жиде своего убитого мужа. Среди отданных Мнишек городов был и Андреевск, который в очередной раз признал свежую реинкарнацию сына Ивана Грозного.
Одновремено поднимало голову народное ополчение. Ляхов, немцев и их прихвостней изгнали из Вологды, Костромы, Углича. Но эта история не про Андреевск, тем более что поляки с немцами выбили восставших, восстановив "конституционный порядок". Войну народного гнева не остановить: русские вновь изгоняли оккупантов из своих городов, и в ряды тушинцев таки закрались смятение и неверие успех порабощения Московии.
Польский король Сигизмунд уже готов был посадить на Московский престол своего сына Владислава. Вековая мечта Речи Посполитой об объединении славянских народов под католическим соусом готова была свершиться. Жида, как отыгранную фигуру, коварным образом убили. Московская Русь готова была исчезнуть навсегда.
Первое народное ополчение супротив ненавистных поляков стали собирать бывшие прихвостни "Тушинского вора" Ляпунов и Трубецкой. Но Ляпунова зарубили казаки, посчитавшие, что полководец посягает на их вольницу. Поляки взяли Смоленск. Шведы взяли Великий Новгород. Вот тут-то и поднял голову нижегородский мясник Кузьма Минин. Второе ополчение собиралось из жителей разных городов. Только – не Андреевска. И, когда на царство был избран юный Михаил Романов, город пришел в запустение. Такова судьба селений, люди которых допускают в свои мозги тараканов.
Через четыре года после установления династии Романовых поляки еще раз опустошили Русскую землю. У нас нет сведений о том, каким боком участвовал в событиях наш город; он будто впал в кому. Полагаю, он вообще остался на задворках исторического процесса.
Достоверно известно, что Андреевский уезд пострадал от Смуты неимоверно. Заброшены были три четверти пахотных земель, значительно упала численность населения. На ослабленные земли безбоязненно нападали крымские татары. Они грабили еще не награбленное и уводили русских (из тех, кто не успел попрятаться в лесах) людей в полон. И только в 1635 году, когда началось строительство Засечной черты, Андреевску вернули статус укрепленного пограничного города. Здесь появился гарнизон, подчиняющийся Москве, умело реагирующий на всякие попытки народных волнений и в меру разлагающийся от провинциальной тоски.
И снова – длительная историческая пауза без зафиксированных событий, пока не прославился андреевский протопоп Доримедонт. Он примкнул к кружку противников новоизбранного патриарха Никона, ведомого Иваном Нероновым и протопопом Аввакумом. Старообрядцы, будучи ревнителями благочестия, рьяно выступали против церковной реформы. Доримедонт жестоко пострадал: его сослали в Сибирь. В итоге мятежного церковного деятеля сожгли, но Андреевск стал одним из центров Раскола. Долго сопротивлялась братия Андреевского монастыря нововведениям. Кончилось для монахов все плохо...


Алеша выбрался наружу, улегся на траву. Теперь в прорехе между деревьями вовсю светился Млечный путь. Дождавшись Пашу, Кихотов заявил:
- Знаешь, старик… Мне очень жаль, что все так вышло.
- Не бери в голову, брат. – Твердо ответил Павел. – Ты мне напомнил американскую политику. Те тоже… наделают всякого, а потом: «Ай эм сори..»
- Ты ведь мог стать историком.
- Никогда и ни при каких обстоятельствах. Мы обречены.
- Ах, если бы я не пришел к вам в Любегощи…
- Опять сослагательное наклонение. К сожалению, перезагрузиться не получится. Давай уж быть реалистами.
- А хорошо ты там написал про желание обрести наконец покой. Как там у поэта: задумал я побег в обитель тайную трудов и чистых нег.
- Шлепнули твоего поэта.
- Сам виноват. Нефиг по бабам таскаться...

…Не спали и Анна со Степаном. У них несколько иная история. Ночи уже холодные, но мужчина с женщиной боятся разжечь печь – опасаются угореть, ибо не знают, как правильно ее юзать. К тому же кончились запасы еды. А в довершение выпало стекло из Аниных темных «очков Тортиллы». Эта мелочь женщину злит особенно. О теплом душе или сеансе у маникюрщицы уже и речи нет. В общем, бытовая катастрофа. В армии про таких говорят: домашние пирожки в жопе рассосались.
Атаманша и Балбес хотят в Майами. Там чистое-чистое море, белый-белый песок и волны. Рашка уже как бы и не в кайф. Наша страна почему-то любится на расстояньи, вблизи же нами всегда овладевает уныние, а то и омерзение...



Сколько веревочка не вейся...

...Они упали в траву, надеясь, что от погони оторваться удалось. Зря надеялись: крики людей и лай собак неуклонно приближались. Взявшись за руки, Анна и Степан ожидали своей участи. Толстяк не успевал шумно хватать легкими воздух, как будто он французский бульдог. Гама отборно материлась.
Несчастные думали, проскочат незаметно. Напрасно: лес оцеплен, банда «андреевских партизан» блокирована. Ликвидация – вопрос времени. Из города успел подъехать СОБР, и во взаимодействии с местными структурами наступила завершающая часть операции по уничтожению незаконного вооруженного формирования. Несколько ранее, чем было задумано – собирались кольцо сжимать постепенно – но тому способствовала попытка противника прорваться сквозь одно из колец. Прощай, белый песок Майами.
И все-таки "сладкая парочка" проявила некоторую прыть. Они надеялись закосить под случайных людей, грибников, и, когда из чащи повылезали люди в голубом и пятнистом с оружием в руках, повели себя спокойно и несколько удивленно: "Мы мирные случайные прохожие, ничего не знаем, наша хата..." Едва только старший группы произнес: "Документики предъявите, пожалуйста..." Гама рванула первой. Нервы сдали, они же не железные (хотя, у некоторых и резиновые).
Они лежали на спинах и над ними по великолепному небу проплывали легковесные облака. А, может быть, это они парили над вечностью. Так бы и лежать!.. Из травы возникла морда немецкой овчарки. Обнюхала их лица, даже лизнула Степин лоб. Наверное, попробовала на вкус. Очень скоро беглецов окружили менты. Прямо из небес нависли – как удивленные боги.
- Мы просто испугались... - Залебезил Чалый. - У нас... мы...
- Вставайте уж. Голубочки. - Приказным тоном сказал один из облавы. - Разберемся, чего вы тут испугались.
- Не верь прошлому, не бойся настоящего и не проси у будущего... - Пропела Анна. - Мальчики... вы чего?
- Зубы не заговаривай... фифа.
Полицаи принялись грубо обыскивать задержанных. Когда Анна выкрикнула на тему того, что неплохо бы зачитать права, они нехорошо усмехнулись. Руки Гамы и Чалого сомкнули одними наручниками, и соединенные цепью Фемиды сильно помятые пленники под конвоем законного вооруженного формирования двинулись навстречу судьбе.
Судьба настигла очень скоро. Из леса началась беспорядочная пальба. Менты попадали в траву, бешено переглядываясь и не зная, что делать. Послышался грозный и знакомый рык Кихи:
- Сюда бегите, быстро!
Аня со Степой побежали. Видимо, факт неожиданности деморализовал правоохранителей (и даже их собак!) настолько, что они так и лежали, не предпринимая ничего. 
Мужчина с женщиной скакали как пьяные кенгуру. Правда, при этом Анна ворчала: "Блин, ну, нафига мне все это сдалось..." Нестись тандему было неудобно, несчастные то и дело спотыкались. И все же лес принял их в свои объятия. А с ним – и Алексей с Павлом. Киха деловито перестрелил цепь.
- Погодите. - Сказал Алеша. - Смелого черти боятся. Лом, прикрой...
Паша палил в воздух, Кихотов с нечленораздельным рыком выскочил из укрытия, подбежал к полегшим ментам и аккуратно расстрелял собак. Один из псов, все поняв, стал метаться по поляне на манет матерого зайца. Но пуля настигла и это несчастное животное. Прибежав назад с новым трофейным оружием и дав для острастки еще пару очередей, Леша неожиданно спокойно заявил:
- А ля гер ком а ля гер.
- Как все ужасно... - Прошептала Анна.
Дальше все четверо понеслись по лесу как угорелые. Бежали долго, несколько раз спускаясь в овраги и карабкаясь по кручам. В конце концов, когда по команде Алексея все свалились в какую-то яму, Анна воскликнула:
- А смысл? Все равно нам пипец!
- Не бывает безвыходных положений, солнышко. - Успокоительно ответил командир. - Да к тому же... ведь ты атаманша.
- Прорвемся! - Уверенно добавил Лом.
- Ку-у-у-уда? - Ернически спросил Чалый. - И вообще... как вы нас нашли?
- Случайность. - Пояснил Киха.
- Вы слишком шумные какие-то. - Поправил напарника Лом. - Таких невозможно не обнаружить.
Алексей изложил план: найти в городе укромное место и там отсидеться. По работе Кихотову этих "берлог" известно немало, и он знает, какие злачные места посещает полиция когда ищет всяких злодеев, а какие старается обходить стороной. Лес, к сожалению, заказан – слишком велика группировка противника. Здесь очень важно переиграть противоположную сторону на логическом уровне. Власти будут рыскать по району, перекрывая все возможные пути к выходу. Да: петлю "Вятичи" порвали, но это далеко не последний рубеж.  В довершение своего страстного и убедительного доклада Киха вопросил:
- Держать никого мы не будем, мы все люди взрослые. Кто хочет сдаться добровольно ъ велком. Итак...
Все молчали. Даже Анна, жаждавшая сдачи четверть часа назад, не выразила желания перейти на сторону врага. Тогда заговорил Алексей:
- Павел... прежде всего, это касается тебя. У тебя семья, дети. Даже при не слишком удачном раскладе тебе вкатят десятерик. Будешь хорошо себя вести – через пять лет ты на свободе с чистой совестью. Рассуди.
- Да куда я от вас... прид-дурки. Давай все прокрутим до конца это… колесо сансары.
 



Не все котам Масленица

Из "сокровенных" адресов Кихотов остановился на купеческом особнячке на Советской улице, совсем рядом с райадминистрацией. Самое дерзкое место – под носом у "дневной" власти («ночная» все же у иных сил...). Когда-то там была редакция газеты, но за ветхостью (не газеты, а здания) редакцию прикрыли. Там шикарный подвал, в котором в лучшие годы обитало привидение, время от времени стуками и вибрацией пугавшее корреспондентов, и в особенности - корреспондентш. При царе дом принадлежал купцу со знатной фамилией Херов. А подвал предназначен был для херовских сокровищ. Судьба последних неизвестна, может, их не было вовсе, как и «партизанского золота». Преимущество здания в том, что из-за аварийности оно окружено забором. В общем, не самое плохое место для схорона. Неделю, а то и две пересидеть можно. 
В первую руку на объект пошел с разведкой Киха. Береженого Бог бережет. Прошло пять минут, десять, пятнадцать... трое разбойников затаившихся в кутке пришли в замешательство. Решили переждать еще чуток. И вот оно – случилось!.. К херовскому особняку подъехал ПАЗик, из мрачного здания несколько человек выволокли тело. Свинтили, значит, капитана...

-...Четко мы тебя вычислили, дружок... - Подполковник светился от счастья. Теперь ему грозят благодарность и почести, а, вероятно, и повышение. И уж наверняка теперь он будет не "под". Кихотов в "пыточной" (так называется мрачная комнатушка в отделе полиции, в Ширлях), связанный сидит на стуле. - Ведь мы в твою головушку залезли, просчитали, скалькулировали, построили модель твоего поведения. Ювелирная работка...
Здесь же и майор, тот самый шмат сала, которого Леша пожалел тогда, в Любегощах. Он тоже доволен, но не вполне:
- Алеша, Алеша... скажи хотя бы: где калаша сховал?
Кихотов молчит. Чуть ранее по поводу того, куда делись подельники, он бросил: "Разбежались кто куда... странные они" Да: еще он показал, что банду сколотил именно он, а участников группы вынудил с собою сотрудничать под страхом расстрела. То есть, единственный злодей – это он, Кихотов, а все остальные – потерпевшие. И замкнулся, как говорится, на сотрудничество со следствием не пошел. Даже не раскололся по поводу состава группы.
- Эх ты... - По-отечески журит подполковник. - Бедолага. Сам ведь знаешь, что колоться придется по-лю-бэ. Капитан... утром приедут ребята из спецслужб. Они с тобою на другом языке говорить будут. Навесят на тебя антиправительственный заговор, терроризм и прочую хирню. Ты ведь понимаешь? А мы с тобою по-свойски, ты ведь нам не чужой все же…
Кихотов вновь сохраняет безмолвие. С показным равнодушием смотрит в одну точку, созерцая трещину в стене. Наверное, когда-то об стену приложили очередного подозреваемого.
-  Алеша, Алеша... - Грузит майор. - Ты ведь классный опер... был. Ну, за какой такой радостью ты вмазался во всю эту катавасию? Скажи ты нам, ясный сокол: куда твоя тимуровская команда подевалась?
- Дим... - Заговорил наконец Алексей. - А ведь я раскрыл убийство Гамлиных.
- Мо-ло-дец. - Показно равнодушно ответило сало.
- Тебе разве не интересны подробности?
- Ежели есть такое желание – лепи.
- Ты помнишь Угольникова?
- Не-а.
- Был такой. Партийный бонза.
- Что значит: был? - Полюбопытствовал начальник.
- А то значит, что сплыл. 
- В каком смысле?
- В прямом.
- То есть, ты хочешь сказать...
- Я хочу сказать, что дело доведено до логического конца.
- Ты его... убил?
- Почему сразу – убил? Я прищучил злодея, который являлся заказчиком убийства минимум двух стариков. Вот и все.
- Ну, сказочку про белого бычка ты уже не нам расскажешь.
- Все сложнее. Я провел следственные действия, по всем правилам сыскного дела, и выявил не только исполнителей, но и заказчика. Редкий случай в практике. На мой взгляд, это профессиональная удача. 
- Мы верим. - Парировал подполковник. - Но скажи нам, друг ситный...  Ты что: не мог решить вопрос… правовом поле?
- Антон Валерьевич... вы же старый волк.  Не я расследовал это дело. Как и все резонансные дела, оно передано было в область.
- А ты слышал, что всяк сверчок знай свой шесток?
- Вот так и живем. Сидят сверчки на шестках и трясутся за свою драгоценную жопу.
- Ты же был венным человеком и знаешь: сначала выполняй приказ, а потом обжалуй в законном порядке.
- На бумаге у нас всегда все красиво написано. Страна великих писателей. По жизни получается песня в особом порядке. 
- Вот ты шлепнул цыганского барона. Неужели не понимаешь, что это неумно? Все равно что насморк лечить ударом в нос.
- Насморк? Там, по-моему, раковая опухоль с метастазами. И вообще... Что я кого-то там, по вашему выражению, шлепнул, надо еще доказать.
- Не понимаю... ну, почему тебе больше всех надо?
- Понять – значит, простить. Слышали?
- Я по-своему скажу, Алеша. Понять – значит упростить. Как раз у тебя все просто. Крышу у тебя снесло, парень. Причем, капитально. А подельников мы всех твоих на хрен переловим.
- Может, "на хрен" – все же не надо?..


 







Отчаянные

Чумазый, помятый жизнью злобно рычащий трактор "МТЗ-80" яростно врезался в стену отделения полиции. "З-з-а З-зорьку-у-у!!!" - раздался отчаянный клич. Или только послышалось... Кирпичная кладка лениво рухнула внутрь. "Железный конь" заглох. Из его недр вывалились трое, и, ведя беспорядочную пальбу ринулись в пролом.
Полицейские не рискнули высовываться наружу. Разве только дежурный поднял трубку и стал кричать: "У нас террористическая ата-а-ака, у-у-ужа-а-ас!.. Да нет, бляха-муха, не туристическая, а терр... Да не пьяный я, мать вашу! Спаси-и-ите-е-е!.."
Стену проломили там, где был туалет. В этот момент на очке сидел подполковник. Такова его планида, любой мог бы оказаться на его месте. Было еще не понятно, жив ли начальник, но, как минимум, отдел уже обезглавлен.
Один из нападавших, не скрывавший лица, поймал в коридоре правоохранителя, пытавшегося спрятаться за сейфом:
- Нам нужен он. Веди... еще жить хочешь.
Полицейский оказался тем самым молодым человеком, который приезжал в Любегощи со шматом сала. Парень не смог произнести ни одного слова, онемел от страха, но смог указать пальцем. Разломав дверь в пыточную, двое ворвались в мрачную комнату. Дав очередь поверху, один из бандитов выкрикнул:
- Упасть, лежать, бояться! Кто не рыпнется – не обидим...
 Из органов в пыточной был только майор. И он послушно упал. Привязанный к стулу Кихотов не подавал признаков жизни. Ремни перерезали, попытались вернуть Алексея в реальность. Это почти удалось. По крайней мере, капитан улыбнулся.
Киха набрался сил и процедил:
- Дима... Зачем ты так, что с тобой случилось? Ты ж не зверь...
- Я....я... не знаю. - Ответило распластавшееся сало.
- Уходим! - Скомандовал Паша. - Время идет на секунды.
Уже было рванули на выход, но Лом вдруг остановился:
 - Леш, он тебя обидел. Замочим?
- Ты стал другим... - Удивленно простонал Кихотов.
- Если гора не прогибается под Магомеда, Магомед прогибается под нее.
- Ясно. Пусть живет... пока.
...Четверо с достоинством вышли из отдела в тот же проем. Завидев огни приближающихся грузовиков, они бросились в овраг. И вовремя: прибыл СОБР. Бойцы выскакивали из машин на ходу, беря Ширли в оцепление.   
За оврагом - Андреевская гора. Монастырь за все годы после перестройки так и не ожил. Христианской общине его вроде бы передали, да православные не нашли покамест спонсора. Древняя святая обитель, как и все, находящееся под охраною государства, все еще пребывает в развалинах.
Когда стало светать, "Вятичей" засекли. СОБРовцы принялись стрелять на поражение. Мои герои взбирались по круче, и рядом с ними в известняк втыкались пули. Гама с Ломом помогали карабкаться Кихе, толстяк тащился сам по себе. Вдруг Паша воскликнул:
- Блин!
- Что – задело? – Спросил Леша.
- Дубль...
- Да говори понятно!
- В Чечне попали в одну половину жопы, сейчас – в другую.
- Идти можешь?
- Попробую...
Паша и раньше прихрамывал, а сейчас ковылял еле-еле. Выбравшись на плоскость, сразу рванули в собор. Никто не паниковал, все были предельно сосредоточены. Бойцы СОБРа уже успели вскарабкаться на Андреевкую гору, подъезжали полицейские машины со стороны перешейка.
Внутри храма рассредоточились у окон, приготовились держать оборону. Степа крикнул Ане:
- Мы увидимся в лучшем мире!
- Да и этот был не плох... - Тихо ответила Гама. Услышали ее? Да это и неважно. 
- Все... ноги не шевелятся! - Воскликнул Паша. Ниже пояса он был весь в крови. Его позиция была в алтарной части, там, где трое моих героев жгли в прошлом тысячелетии костер. - Ребят... А помните, что Бориска говорил?
- Какой Бориска? - Спросила Анна. - У тебя бред?
- Который дурак. Мужики тебе потом объяснят. Идите в центр храма. А вдруг... - Парни все поняли. - Быстро! Они уже здесь...
Паша пальнул. Не замедлил ответный огонь, по стенам храма застрекотали пули. Ломов крикнул:
- Ребят, не медлите, прощайте!
Анна, Алексей и Степан забежали под купол. Женщина произнесла:
- Господи, Матерь Небесная... Спаси и сохрани!
Сразу в несколько окон влетели болванки, источающие густой дым. Раздались взрывы...
...Когда завеса рассеялась, бойцы осторожно вошли в чрево храма. В алтарной части они обнаружили труп. Рука сжимала охотничье ружье, на губах застыла улыбка. Больше никого обнаружить не удалось.
Уже к полудню сарафанное радио носило по городу весть: андреевские партизаны то ли вознеслись на небеса, то ли ушли в таинственное древнее подземелье. Через неделю, когда наконец сняли оцепление, центральную часть храма и алтарь люди стали украшать цветами. Наиболее экзальтированные граждане оставляли даже записки с разными просьбами – исключительно практического толка. Исследование Андреевской горы, проведенное спецслужбами, каких-либо неизвестных ранее полостей не выявило. Правда, в качестве побочного эффекта нашли два клада: серебро Смутного времени и церковную утварь эпохи Гражданской войны.
Экспертиза показала: единственный убитый – житель деревни Любегощи Павел Петрович Ломов. Тело арестовали в качестве вещественного доказательства. Лишь месяца через два месяца оно было передано родственникам для погребения, причем, все было сделано втихаря.




Куда ж идти?

София, держа во рту несколько гвоздей, сосредоточенно прибивает деревянные чурки. Их подносят дети, на личиках девочек тоже не наблюдается улыбок. Семья Ломовых чинит мост через речку Гниблялю. Весною он совсем пошел вразнос – не пройти.
С западной стороны к перепутью подходит преклонного возраста странник. Девочки встали, будто по стойке смирно, и внимательно смотрят на фигуру человека с котомкою за спиной, опирающегося на посох, сделанный из коряги. Женщина продолжает трудиться, демонстративно не замечая пришельца.
- Бог в помощь, добрая хозяйка! - Стандартно воскликнул пришелец. Его седая борода развевается на вечернем ветру.
София не отвечает. Строгим взглядом она вывела дочерей из ступора – те продолжили рабочую суету. Старик скинул котомку, присел у обрыва, достал кисет, скрутил из обрывка газеты козью ножку, закурил. Снял бандану, обнажив лысый череп. Докурив, аккуратно притушил окурок плевком, закопал в песок.
- А, положим, куда ведут вот эти вот дороги?
- В никуда, дедушка. - Ответила старшая, Вера. - Там лес, болото. Тупик.
- Ага. Значит, в Гниблялихе я зря сюда свернул.
- Да разве там никто не сказал?
- Не у кого было спрашивать.
- Вы что? Там столько народищу живет!
- Существует. А что это ваша мама такая неразговорчивая?
- Натура такая.
- Вера! - Окликнула София, вынув изо рта гвозди и переложив их в карман халата. - Окстись.
- Заговорила. Если ты Вера, значит, сестер твоих зовут Надежда и Любовь. Так?
- Мамка не велит с незнакомцами заговаривать! - Встряла Надя.
- Правильно. В наше время нельзя доверять никому. А маму зовут Софией...
- Ну и что?
- Значит, угадал.
София поставила на помост молоток, встала, обратилась наконец, к старику, указав рукой:
- Вот по той улице, справа, есть избенка хорошая. В ней можно переночевать.
- Я знал, что вы добрая.
- А я – нет.
- Русский характер. А мужик-то, положим, где?
- Где, где... вдарился во все тяжкие и сгинул. Страсти сгубили.
- Жалко.
- Кого?
- Всех жалко. Давай-ка, дочка, я тебе помогу. А то ведь до мрака не успеете...
Мосток доколотили за час. Старик оказался отменным плотником – работа у него спорилась. Когда вбили последний гвоздь, странник произнес:
- Вот и все, хозяйка. Спаси Господи за доброе общение. Переночую – утром назад. Уж коли тут тупик.
- Что это вы все: "Господи, Господи"...
- Не веришь?
- Не знаю.
- Я вот тоже. - Произнес старик, прикуривая козью ножку. - Но с Господом как-то легче жить. Тем паче, слышал я, слово Божие помогает вне зависимости от того, веришь или не очень.
- А с совестью как?
- Жить-то? Труднее. Меня, к слову, Николаем зовут.
- А вот коли вы забрели к нам, Николай... скажите: есть у вас семья, дети, внуки?
- Да как сказать, доченька... Почитай что нет. Все я потерял. По дурости.
- Да куда ж вы тогда идете-то?
- Ищу.
- Что?
- Потерянный рай.
- Глупо! - Воскликнула Вера. Она подслушивала разговор, тихонько присев рядышком, чуть позади. Младшие резвились на поляне; из-за того, что дед включился в работу, их наконец оставили не у дел. - Рай уже никогда не вернуть. Это в книгах написано. Да, мамуль?
- Начитанная девочка.
- Стараемся.
- У каждого из нас, солнышко, свой рай. Твой – это деревня... а как ваша деревня-то зовется?
- Любегощи.
- Эка я попал-то. И мы свой рай или теряем, или нет. Все зависит от обстоятельств и натуры. Только вот, в чем беда-то: осознать, что мы что-то потеряли, можно только потеряв. Сложно я сказанул?
- Да в общем понятно. Только неправильно. Любегощи только география. А есть еще пространство души.
- УмнО. Вот и я о том же. Именно тот самый, потерянный рай души я и отыскиваю.
- Вот и они тоже... искали.
- Кто?
- Теперь уже неважно.
Странник по-детски плеснул смехом. Окстился, оправдался:
- Встречал тут днесь одну странную троицу…
София напряглась. В ее глазах блеснула скорбь, смешанная с прелюбопытством. Старик, почувствовав особенный интерес, продолжил:
- Три молодых парня, им бы плодиться и размножаться, землю пахать, дома строить. Но у них коллективное, понимаш, помешательство. Посчитали, на Землю пришел диавол в виде… даже и не знаю, как выразиться…
- Как из звали?! – Резко воскликнула женщина.
- Они и не представились.
- Выглядели-то как…
- Один такой бородатый громила, на Илюшу Муромского похожий. Другой среднего росту, с интеллигентским лицом, будто учитель. Третий – тщедушный мужичонка. Что – знакомцы?
- Понятно. Ну, и что...
- Что – ну?
- Вы про дьявола.
- А. Ну, значить, диавол в виде тырнета. Они его называют Паутиной. Парни идут в некое сокровенное место, там, сказали, средоточие зла. Хотят поразить чудо-юдо в самое его хитросплетение. Чудики – чего уж…
Подбежала раскрасневшаяся, возбужденная Любочка:
- Дедуль! А почему ты один? Ты... нещасный?
- В настоящий момент, птичка Божия, я не один...




















 



ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ. ПОПАЛ



Труднее всего было то, что затекали ноги и болели ягодицы. С пяти вечера Слава торчит на своем номере, в грубо сколоченной будке в кроне дуба, между тем овсы уже накрылись мглою. Как и учили, Слава с отвращением пожевывал сосновые иголки. Хорошо, он курить бросил, а то бы от желания затянуться вообще бы... с дуба соскочил. Прохор сказал, он выходит ближе к закату. Закат вроде бы уже случился, а хозяина этого гадского леса (ух, как Слава уже его ненавидел!) нет и нет.
Впрочем, накатило какое-то радостное облегчение: значит, на сегодня отбой, всех соберут с номеров – и на заимку. А там водочка, огурчики, сало. Весело, шумно, полный релакс. Все как положено: русская охота. Егерь, "классический" бородатый охотник Прохор, когда обучал обращению с оружием и правилам поведения на овсах, сказал: "Завидую тебе, Вячеслав Евгеньевич! Ты целочка еще, а целкам везет. Косолапый твой, бля буду!" Видимо, сглазил лесной гуру Прошка.
Слава на охоту поехал не только потому что мужики позвали, но и ради разнообразия впечатлений. Зовут во всякие увеселительные предприятия, но он не каждой бочке затычка. Вроде, все в жизни испытал, попробовал. А еще никого не убил или хотя бы не поучаствовал в убийстве. Рыбу ловил даже из подводного ружья подстреливал. А вот зверя пока что не брал. Нормальная для альфа-самца потребность: испытать весь спектр мужских ощущений.
Уже несколько лет Славу донимает чувство, название которому он узнал лишь недавно: буржуазная тоска. Вроде, все есть, а чего-то не хватает. Эдакая сытость без насыщения... как там в святых книгах: "и будешь ты иметь все богатства мира, но, если..." Ах, да: там же про то, что все хреново, коли у тебя нет любви. Уткин давно не читал книг, старые впечатления о прочитанном истерлись – все путается. Кажется, так говорил кто-то из апостолов: про тварь дрожащую и кимвал звенящий. А все же клево, что здесь, на лабазе много мыслей в голове понеслись. Это ж тоже любовь: к познанию, что ли.
Вот, сидит сейчас солидный мужик Вячеслав Евгеньевич Уткин на дереве как Винни-Пух, и надеется, что ему повезет: мишка косолапый по лесу идет, шишки собирает, песенки поет, и – бац! – выйдет на него. Палить надо вроде как в голову, но... темно ж, подит-ка, разбери, где башка, а где жопа.
 Одно время он увлекался дайвингом, даже прошел обучение в клубе, получил сертификат. Но в Средней полосе в мутной холодной водичке не наплаваешься, а Красное или Эгейское моря далеко. Денег не жалко – время теряешь, опять же, климат не тот.
Пустоту надо чем-то заполнять. Любовницы? Нет – Слава приверженец крепкой семьи и христианского уклада. Жена, Лена, человек хороший, сына Андрюшку воспитали достойным парнем, сейчас он студент, неплохо, кстати, учится. Уже девушку домой приводит – самостоятельный взрослый человек. Психостимуляторы, подпольные казино... есть у Славы приятели, которые подсели. Жалко на них смотреть, они рабы своих зависимостей, а практически – живые трупы. Ну, хорошо: в жизни многого не попробовал и не испытал - потому что не имел возможности и средств. А, значит, бедность (относительная) защитила от многих искушений. Есть еще спорт – фитнес, плавание. Слава у тренажеров потеет трижды в неделю. Но почему-то "большая трудовая мозоль", то бишь, увесистый момон, от этого не рассасывается. А зеркальная болезнь – то есть, это когда достоинство свое только в зеркале можешь разглядеть – только развивается, причем, неуклонно. Врачи говорят: жрать надо меньше. А еда – к тому же нормальное средство для снятия стресса. Ну, не водкой же снимать, черт подери! Хотя, бывает, что и ей.
В лесу тихо-тихо. Прошка говорил, тишина обманчива, ибо косолапый подходит бесшумно. Да-а-а... а ведь неплохое все же дело – охота. Ты можешь сделать паузу, просто – задуматься. Вот, дорос ты, Уткин, до зама главы управы по ЖКХ. Наверху тебя ценят, ибо ты требовательный и дотошный. И закрывают глаза на твои бизнес-игрища. То, что две управляющие компании, записанные на родственников, на самом деле управляются тобой – это никого не колышит. Ведь, главное – они порядок на районе обеспечивают. Что закупки идут через откаты и левые фирмы... ну ведь, закупаем же. И благоустраиваем. Изредка некоторые неуравновешенные граждане пишут в органы пасквили: что, мол, ворует ЖКХ, обманывает и жульничает. Начальник райотдела по экономическим преступлением не один раз показывал эти доносы. Мерзкие бумажки, большинство из них – происки конкурентов. С ментами и прокурорскими Слава по-свойски разбирается – это же система. Главное ведь, дело делается, и даже очень неплохо. В прошлом году район по благоустройству занял второе место.
Слава понимает, что и подчиненные всех уровней имеют моржу. Рука человека так устроена, что гнется в одну сторону. Он тщательно следит за уровнем воровства (везде у него свои люди, которые докладывают), и если человек обнаглел и стал брать по слишком уж крупному, разговор с ним короткий: досвидос. Коли у тебя сорвало кран и ты забыл о тех, для кого работаешь (то есть, о нуждах народонаселения), значит, не место тебе в системе. Например, Слава не приемлет такой тип благоустройства детских площадок, когда игровые комплексы срываются и перевозятся на другую территорию, а тамошние горки и качели идут на первое место. За такое яйца отрывают. А хитрые откаты – показатель все же интеллекта. Таких специалистов, которые воруют с умом и по-божески, надо ценить и воспитывать. Этих уберешь – придет неизвестно кто. Уткин – хозяин, вот правильное слово.
Слава знает толк во всей этой административной херне. Тут что главное: не выбивайся из общей струи и следи да движениями рук вышестоящих руководителей. Всякого рода чинуш на Уткинском веку столько сменилось! Одни наворовывали и валили из Рашки. Иные проявляли самодурство и, будучи практически честными, попадались на самоуправстве и превышении должностных полномочий. Кой-кто и сел. Но не крупная рыбешка, так – плотва. А Уткин, извиняюсь за каламбур, на плаву. Потому что меру знает. Еще античные греки говорили, что мера – основа всех вещей.
Он в молодости мечтал стать инженером-конструктором или на крайний случай институтским преподавателем. Потому и поступил в политех. С третьего раза, между прочим – сотни раз перегрызя гранит знаний. В армию сходил, так сказать, исполнил долг. Ну, это при советской власти было, когда слово "инженер" звучало гордо. Успел даже в партию вступить, в смысле – коммунистическую. Партбилет до сих пор хранит яко реликвию. Ну, не получилось влиться в ряды технической интеллигенции. Однако, нашел себя Уткин на иной стезе – эдаком стыке административной работы и бизнеса.

...Заверещали птицы, засуетились. Слава помнил Прошкины слова: "Косолапый себя явит через птиц. Дрозды, зырянки начнут свое "дыр-дыр", засуетятся – первый признак медведя..." Слава всматривался в сумерки, но ничего не замечал. Ему казалось, сердце его бьется на весь лес, и хозяин, наверное, слышит. А как медведь заметит его и полезет на дуб? Говорят, он мастак лазить-то... Слава невольно пощупал вспотевшими ладонями жерди – крепкие ли.
И тут – шорох! Едва различимая тень выделилась из леса и стала двигаться по овсяному наделу. "Главное – не торопись. Цель надо подпустить ближе. Овес для мишки как наркотик. Он отъестся, расслабится – будет кататься, удовольствие, значит, получать. Тут ты его, Вячеслав Евгенич, и..." Слава приготовил карабин, положил на курок палец. Ч-чорт – ни хрена не видать. Куда, бляха-муха, целиться-то?
Тень остановилась. Кажется, медведь встал на задние лапы, вслушивается. Или внюхивается. Слава слышал, у медведя стоймя – угрожающая поза. Неужто почуял чего? А ведь мужики засмеют, коли он упустит такую удачу. Прошка говорил, мишки на месте не стоят, чтобы подстрелить, надобна сноровка. Как выцелить-то? Ну, бог не выдаст – свинья не съест! Надо бить посередине, чтобы наверняка. Косолапый дернулся – и зашагал обратно, в сторону леса. Эх, блин, прошляпил! Слава прицелился чуть впереди хода тени – и дернул курок в момент, когда мишень только-только должна была войти в точку, куда Уткин стрелял. Дом-м-м-м-м... После часов тишины выстрел ударил по перепонкам, будто истребитель в пяти метрах преодолел звуковой барьер. Уши заложило, только противный звон в голове. Резко запахло горелым порохом.
Объективно говоря, вся цепь событий начиная от появления тени и до выстрела вместилась в секунд в десять-двенадцать. Славе показалось, прошло минут двадцать, никак не меньше. Он высунулся из лабаза и осторожно всмотрелся. Кажись, попал.
"Нельзя к раненому зверю подходить сразу, убедись, Евгенич, что он исдох. Раненый зверюга в тыщу раз страшнее здорового.  Дыхание мишкино слышно, а если дышит – значит, в любой момент вскочит – и тебе кирдык. Добивай в голову, чтобы наверняка. Хрен с ней, со шкурой, вопрос стоит о твоей жизни. Это поединок и победить должен ты".
Спустившись с дуба, держа ствол наготове, Слава осторожно зашагал в сторону зверя. Было тихо (так заложило уши) и совсем темно. Но в белых овсах черная туша была отчетливо видна. Оставалось шагов пять. Слава остановился, пытаясь разобрать: жив или как. И тут до него донеслось – с той стороны поля:
- Ну, что, Евгенич, завалил?
- Да, вроде бы... - Скорее себе самому сказал Слава.
И в этот момент туша шевельнулась. Слава, памятуя об опасности, вскинул карабин и выстрелил – три раза. Это был весь его боезапас, а перезарядить он был не в состоянии, ибо шибко нервничал. К нему подбежали Тимоха и еще двое охотников:
- Ну, что, Евгенич, с почином тебя. Теперь ты уже не целка. Давай смотреть, что за монстр.
 Врубили фонари, сразу два. И, как пишут в романах, обомлели…

…В помятых овсах, в луже крови лежал человек.
- Вот, бля, - выругался Тимоха. - это не косолапый...
Славу начала бить нервная дрожь. Он произнес:
- Какая-то ошибка. П-п-прикол?
Набежали охотники со всех номеров. Обступили тело. Никто не решался подходить. Егерь сказал:
- Врачи есть?
Таковых не было. Все сплошь чиновники да предприниматели. Наконец, кто-то взял руку лежащего. Ощупал шею, вынес вердикт:
- Готов. Царствие небесное. Посветите на лицо.
Все увидели: это судья, Николай Васильевич Потапов. Он стоял на номере через одного от Славы. Судья такой же чайник, как и Уткин, на медвежьей охоте впервые. Видимо, первым не вынес ожидания, спустился с лабаза и пошел... себе на погибель. Сказано ведь было: ждать приказа егеря. Вот, дурень-то.
Все стояли в оцепенении и не знали, что предпринять. Мысленно народ уже находился на заимке и многие уже подготовили занятные тосты и анекдоты. А тут такое.
- Это же несчастный случай, несчастный случай... - Лебезил Уткин.
- Несчастный, говоришь... - Ехидно высказался Бурков, начальник пенсионного отдела, его Слава неплохо знает. - Зачем добивал, Вячеслав?
- Так это, как это... - Пытался оправдаться Уткин. - Я же... испугался.
- Вот, что... - Изрек Тимоха. - Евгенич, я тут типа главный. По охоте. Согласно инструкции я обязан тебя задержать и доставить. Но даю тебе шанс, все-таки, ты уважаемый человек и все такое. Ты иди с Богом. А ствол-то оставь. Ну?
Тимоха хитрый мужик. Он знает, что Уткин не имеет охотничьего билета и де-юре вся ответственность лежит на человеке, давшем Славе ружье. То бишь, на нем – на Тимохе. Позже следователям он скажет, что гражданин Уткин, введя всех в заблуждение, завладел оружием и использовал его... Тогда у егеря есть шансы отмазаться. А те мужики, что здесь, наверняка будут путаться в показаниях и в конце концов настолько запутают следствие, что напросится вывод: Уткин испугал людей и убежал. Может, он сводил счеты с судьей или что-нибудь в этом роде. Главное, егерь в этой версии как бы в стороне. Убийство судьи – дело резонансное. Тимоха наверняка пострадает, но стрелки все же полезно перевести.
Слава безвольно передал карабин:
- И что теперь?
- Иди. От греха...
- Куда?
- А все равно.
- А, может он... жив?
- Может. Но это уже не твоя забота.
Слава пожалел, что отдал карабин. У него был бы шанс застрелиться.
- Ну, мужики... как-то, что ли, глупо все.
- Пшол отсюда.
И Слава, ломая овес, пошел. Не оглядываясь.
Вообще Уткин обладает средствами, чтобы купить виллу в Испании или на Кипре. Соскочил бы, переселился с семьею за кордон, к цивилизации. Но все думалось: а что я без России, кому я там нужен, нафига менять такую отлаженную жизнь? Некоторые из тех, кто свалил, приезжают изредка, нажираются водки и плачутся: "С-с-слава, там спокойно все размеренно. Порядок, чистота. Но там ничего не происходит. Понимаешь: ни-че-го! Тос-с-ска..." Это "ничего" и удерживало. Слава много раз бывал в разных странах и гипотетически выбирал место для ПМЖ. И в Греции хорошо, и в Италии, и даже в Чехии. Но всякий раз он представлял: ну, два месяца, полгода... а после он просто загнется от всего этого. Всякий раз после туристического путешествия или загранкомандировки Слава испытывал ощущение, что его на неделю, на две выпустили из дурдома на каникулы, и он туда же вернулся. Но это родной дурдом, к которому он привык.
До сегодняшнего вечера можно было сказать, что жизнь Уткина удалась. Квартира в престижном районе, дача эдак в два с половиной этажа, тачка не хуже чем у других. Все как положено. Эта долбаная охота – всего лишь церемониальное действо: на ней образуются устойчивые дружественные связи и тебя вроде как держат за своего парня, которого надо поддержать и в случае чего выручить. Вот,.выручили... с-с-скоты. Система просто выплюнула человека – и все тут. Егерь отмазался, а все эти «друзья» молчали. Коз-лы. В детстве Слава слышал: не довольство, а охота человека тешит. Хотел испытать на своей шкуре. Вот, испытал... на чужой.
И что делать: идти и сдаться? Тогда зачем уходил, когда мужики погнали? Сбежал – значит, виновен. К тому же... но разве Слава виноват? Просто, стечение ряда нелепых обстоятельств, приведших к трагедии. Но кому это теперь докажешь. Даже жене не позвонишь: все охотники оставили мобилы на заимке – чтоб, значит, ни у кого невовремя гудок не заиграл.
В самом конце августа ночи холодные, и Слава почувствовал, что замерзает. Наконец, удалось взять себя в руки и взвесить здравую мысль: а куда его, собственно, несет? Та-а-ак... где-то найти телефон и позвонить – в первую руку юристу, Павлу Сергеевичу, который давно и успешно прикрывает уткинскую жопу... Значит – искать населенный пункт. Они охотились в довольно глухом месте, в самом отдаленном районе области. Но, кажется, где-то на востоке есть крупный поселок, бывший леспромхоз. Время около полуночи, тьма-тьмущая, а сквозь кроны звезд не разглядишь, чтобы сориентироваться по Полярной. А может... вернуться? В конце концов, семь бед – один ответ. Юрист отмажет, Пал Сергеич волчара опытный. Да!
Слава повернул назад. И сразу же уткнулся во что-то теплое, тяжело дышащее. Во тьме ничего не разобрать, но противная вонь не дала ошибиться: медведь! Неужто шел по стопам?! Кажется, Слава видел горящие возбуждением глаза, оскал желтых зубов. Он как-то бабски пнул нечто мягкое, податливое ногой и побежал, не чуя ног. Казалось, ноги вязнут в трясине и он не двигается. А между тем, Славу вынесло на поляну. Раздался угрожающий рык. В Славе вдруг включилось рассудство, победившее панику. Он вспомнил импровизированные лекции Тимохи: "От косолапого не убежишь, он быстрее человека. И бежать не надо – он подумает, ты жертва. Кричи что есть мочи, создавай шумовые эффекты, покажи, что ты не боишься зверя и равен ему. А сдрейфишь, побежишь – тебе, блин, пипец..."
Слава остановился и обернулся. Преследовавший его мишка (кстати, не такой и большой – на четырех лапах только по пояс Уткину) тоже затормозил. Какое-то время они стояли метрах в пяти друг от друга. После лесной чащи казалось, что на поляне светло, а ведь ее освещали разве что звезды. И вот хозяин леса вскочил на задние лапы и угрожающе зарычал. Слава, повинуясь своему поистине звериному инстинкту, приподнял руки, и, пародируя косолапого, тоже рыкнул. И вдруг он рванулся вперед. Психическая атака возымела действие: косолапый опустился, развернулся и бросился убегать. Слава не помнит, сколько он бежал за медведем. Издавая жуткие крики человека каменного века, он гнался за косолапым, пока не почувствовал, что уже не хватает дыхалки. Уткин буквально летел, ноги его несли сами, будто в них автономный моторчик.
Это была маленькая победа человека в поединке с дикой природой…

- ...Сложная ситуация, Старик. Оставление места происшествия – это ведь, сам понимаешь...
- Но Паша, ты мне веришь, что я не виновен?
- Я-то, может, и верю, а вот они... Слушай, Слав. У тебя по большому счету один вариант: явка с повинной. В конце концов, на суде шансы у нас будут. Исходя из обстоятельств, правда, предварительного заключения скорее всего уже не избежать, учти. По-дружески скажу, есть второй вариант: идти против закона. Сейчас ты в бегах, и, если есть где укрыться, можешь продолжать. Слушай, старик...
- Что?
- Я уже навел справки. Помнишь дело Питалева?
- Это жековского начальника?
- Да. Из твоего района. Так вот, судил его Потапов. Как ты помнишь, Питалев получил условный срок.
- К чему ты все это...
- А к тому, старик, что ты по делу фактически был потерпевшей стороной, ведь Питалев обокрал твою лавочку.
- Да там, кажется, сколько-то кровельного железа умыкнули – всего и делов-то.
- Всего, не всего... Вячеслав, ты же не думаешь, что они на все закрывают глаза?
- Кто – они?
- Послушай, не включай дурака, на следствии включишь. Они – это правоохранительные органы. У них все твои ходы записаны. Такие крупные рыбы как ты мимо сетей не проплывают. Ясно, что Питалев отмазался, дал на лапу. А ущерб тебе не возместили.
- Паш, ты меня уже замотал. Короче.
- Короче, в твоих действиях могут найти злой умысел. Ты мстил судье. Куда короче?
- Вот, с-суки...
- Это да. Слушай меня внимательно, старик. Я коротко, как ты просишь. Только договоримся, что ты мне не звонил и базара между нами не было. А?
- Ну?
- А вот и ну. Иди на дно. Ты пропал – и все. Не пробуй меня найти, не пытайся связаться с семьей – возможно, их телефоны уже на прослушке. Я Алене твоей позвоню, все объясню. Сделай паузу, хотя бы на полгода. А там – как карты лягут. Понял?
- И все?
- А что ты хотел?..
И юрист бросил трубку. Не любит Слава этого запанибратского "старик". И вообще юристов не переваривает – скользкое отродье. Должен же понимать, гавнюк, что надо человеку хотя бы в бытовом плане помочь, а этот Паша сделал вид, что типа егойная хата с краю – ничего на знает. А ведь бабло когда-то брал, и немалое – за то, что прикрывал не слишком законный уткинский бизнес.
- Вот гнида продажная! - Зло выругался Вячеслав.
- Эй, зачем так про человека... - Умиротворяюще произнес Асламбек.
С юристом, Павлом Сергеевичем, Уткин связался из "чеченского" поселка. Занесла вот... нечистая. Асламбек – лесник. Это бывший леспромхозовский поселок некогда был шумным, а теперь три четверти домов пустуют. А в четверти живут чеченские семьи. Поселок в народе уже и называют "чеченским", и заходить в эту своеобразную "маленькую Ичкерию" остерегаются даже менты. Слава вот решился. Сказал: "Заблудился вот, надо своим позвонить..." Да, собственно, других вариантов у Славы и не было – кругом глухомань. Одному в комнате с телефоном ему остаться не дали, Асламбек разговор слышал. Надо теперь оправдываться. Слава не стал врать – выложил все как есть. Пожилой чечен мучительно размышлял, аж видны были движения мысли в его худом небритом лице (просто подергивались лицевые мышцы). Сказал:
- Наверно, думаешь, у нас тут государство в государстве. Но, как что случается, они ведь, следователи и опера, сразу к нам, с омоновцами – и зачищать. Уж измучились наши от этих шмонов. Думают, чеченец – значит, бандит. К полудню полиция уже будет здесь, это как пить дать. И спрятать мы тебя не можем. Если найдут, нам уже здесь не жить. Но пока ты мой гость и я не смею тебе причинить зла. Можешь отдохнуть, жена тебя накормит мантами. Пошли...
Поселок имел видок, будто здесь лет пять проходила линия фронта. Дома как разбомбленные, но возле некоторых копошились женщины в черном, шла стирка сушилось белье. Мужчин не было видно.
- Все в лесу уже, валят, сучкуют... - Будто читая мысли Славы, произнес Асламбек. - А детей мы отвозим в школу, в село. Они же должны учиться.
Зашли в один из домов, внутри которого было светло и уютно. Молчаливая женщина накрыла стол, поставила посередине источающую пар кастрюлю. Хозяин предложил:
- Водки хочешь? Я не буду, у нас пост, священный месяц. И есть нам днем нельзя. А ты кушай – наедайся...
Слава наворачивал на полную катушку – зверски хотелось жрать - Асламбек рассказывал.
- Я же в советской армии служил. Был прапорщиком, на Украине, к нам, чеченцам и тогда плохо относились, не давали особо по карьерной лестнице идти. А все командировки в горячие точки – наши. Когда нас в Чечне первая война началась, уволился, вернулся на родину. В нашем селе боевиков не жаловали, мы, мужчины, дудаевцев, а потом масхадовцев к себе не пускали, старались покой наших семей оборонять. И с федералами не заладилось: они приходили и брали все что хотели... И как-то мы пытались воспротивиться. Они к нам с зачисткой. Забрали десять мужчин. Позже мы узнали: их расстреляли. После этого многие из наших ушли в горы. Когда стала у нас свободная Ичкерия, вернулись. Кто-то к Масхадову и Басаеву ушел, кто-то на земле работал. Но тут вторая война. А мой тейп не в ладах с тейпом Кадыровых. Мы не кровники, но... в общем, хорошего нам не светило. Сначала я сюда переехал, потом еще несколько семей перетащил. Здесь спокойно...
Славу клонило на сон, но он старался крепиться. Неизвестно ведь, чего от чеченов ждать. От выпивки отказался – вообще сморит. Эта "маленькая Ичкерия" производила впечатление какой-то временности – будто кочевники заселились перезимовать. А ведь когда-то здесь жили наши люди. Леспромхоз гремел на всю страну, тут даже пара героев соцтруда имелось. И куда все провалилось? Лес – вот он, его хватает. Между домов штабели напиленного леса, и все хвоя, толстенные бревна. Чечены его рубят продают, по слухам (а про этот чеченский поселок всякое говорят...) деньги с леса уходят на финансирование "лесных братьев", а здесь боевики типа как отдыхают, набираются сил.
Раньше Слава представлял: тут вооруженные отряды ходят, тренируются, проводят учебные стрельбы. Ну, вроде военной базы. А оказалось, все мужчины на лесоповале. Если Асламбек не врет. Поди их, раскуси...
Слава чиновник опытный, знает, что все сказанное надо умножать или делить надвое, натрое, а то и на порядок. Люди обычно говорят не то, что есть, а то, что, по их мнению, должны о них думать. Этот закон касается не только чеченов. Короче, надо быть осторожным. Да, позвонить юристу удалось, свой облом Слава получил. Значит, зависать не след, тем более что сам хозяин отправляет к лешему. Уткин, извинившись за беспокойство и поблагодарив за помощь, поспешил распрощаться.
Напоследок Асламбек сунул Славе полиэтиленовый пакет и наказал:
- Здесь тормозок. Понимаю, тебе сейчас непросто, ты как загнанный волк. Нас не бойся, из наших никто не выдаст. Тебя здесь не было – знай. Точнее, наши скажут, что видели мужчину похожего на тебя, но укажут в сторону противоположную той, куда ты уйдешь. Скажу по своему опыту: есть у тебя решимость –  выкарабкаешься из любой ситуации. Из любой, исключений нет. Смалодушничаешь – тебе каюк. Ты себе и представить не можешь, сколько пережил я. И ничего. Жив... пока. А выправится у тебя все – заезжай, гостем будешь. Жаль, в Чечню не могу тебя сейчас пригласить, а там хорошо. Красиво. Ну, бывай...
- Послушай, Асламбек... - Спросил вдруг Слава. - А ты… человека...
- Ты хочешь сказать, убивал ли я людей. Я военный, убивать была моя профессия. Чувствую, ты на самом деле хочешь спросить... про совесть.
- Ну, да.
- Это жизнь, Слава. А устроена она так, что расплачиваться придется за все грехи. Когда-нибудь. Аллах все видит и он всемилостив. Ты верь.
- Спасибо. Постараюсь.
- И про совесть. Мы часто путаем совесть со страхом. Ты боишься наказания, а это к совести отношения не имеет. То, чего ты боишься – всего лишь людское наказание. А у Всевышнего свой счет. Ты кого убил?
Славу передернуло от слова "убил". Впервые пришло осознание: ведь он и в самом деле обыкновенный убийца.
- Как кого... человека. Ну… случайно.
- У этого человека, верно, есть семья, близкие. Когда-нибудь придется посмотреть им в глаза.
- А ты – смотрел?
- Молодец, задал хороший вопрос. Думаешь, у нас, чеченцев, все по-особенному: кровная месть и все дела. Нет, у всех людей одно и то же: мы грешим и каемся. Да, бывало, я смотрел в глаза и тех, кого убил, тех, кто потерял своих близких.
- И что ты делал?
- Чаще всего, просил прощения. Ни разу не было так, что я убивал вне поединка. Но это же война, а на войне стреляешь и не знаешь, в кого попадешь. Хотя, нет, соврал: однажды в Афгане я застрелил мальчика. Ему, наверное было не больше двенадцати. Мы ехали колонной мимо кишлака, он вылез из-за бугра и наставил на нас ствол. Нас на броне было пятеро, и стреляли трое. Кто-то из нас попал. Посмотрели, а в руках у пацана обычная палка. Выбежали женщины, плакали, осыпали проклятиями. Наш переводчик им пытался объяснить, что пацанчик сам виноват. Я, помню, посмотрел в глаза матери, молодой таджички, наверное, моей ровесницы. У нас бывали случаи, когда маленькие засранцы палили из-за угла, у нас уже реакция четкая: сразу – и на поражение. Это же инстинкт самосохранения. Так вот... ее ненавидящие глаза я вижу каждую ночь. Это тот ад, который я ношу с собой. Да, мне стыдно, что я тогда не попросил прощения. Но за это я отвечу перед Всевышним.
- А вдруг не ты попал в мальчика?
- Разве это важно?
- Да.
- Тебе виднее...













 



…Днем Слава отсыпался. На лесной поляне, в густой траве. День выдался пасмурный, но не дождливый и не холодный. Вспомнилось: сегодня же первое сентября, сын пошел учиться. Обычно вечером они собирались семьей в кафе и отмечали это дело. Традиция. Может быть, Андрюшка привел бы свою девушку. Сон был беспокойным, в голове крутилась всякая хрень – какая-то каша из мыслей и кошмаров. Проснулся ближе к вечеру. Башка разламывалась, хотя и не пил вовсе. Может быть, надо было. И куда тащиться? От себя-то не убежишь.
Слава приблизительно помнил, где должна быть железная дорога. У него есть родная сестра, Лида. Живет в городе Валуйки Белгородской области. Вышла замуж, уехала из отчего дома давным-давно. Муж был военным, а как ушел в отставку, поселился на Юге России. Отсюда Валуйки далеко, но других вариантов нет. Удобно, конечно, вернуться в свой город, там сесть на скорый поезд – и вперед... ту-ту... Жаль, паспорт дома остался. А права с собой. Ах, да... своя машина! Она ведь сейчас на даче стоит, а это опять же в пригороде, в другом направлении от того медвежьего угла, в который годил Уткин. И друзей-то у него нет надежных, которые наверняка выручат. Сдадут – и с превеликим удовольствием. Ч-чорт, вот дурак! Алене своей, жене все же надо было позвонить – зачем слушал этого хитропопого юриста? Щас с бы договорился с женой и хотя бы был на колесах. Бабла бы с собой взял – волшебные бумажки способны творить чудеса. Там, где не работают деньги, вполне справляются очень большие деньги.
С сыном бы связаться, сказать все как на самом деле было. А то ведь эти такого небось нагородили! Да, это вариант: затаиться у сеструхи, у них там частный дом. Пару раз Слава с семьей туда ездил, по прямой это восемьсот сорок километров. Муж у нее нормальный такой мужик, Борисом зовут. У него маленький бизнес: скупает мясо по деревням и на колбасные заводы отвозит. Правда, хохол, а украинцев Слава недолюбливает.
В пакете, кроме сытой чеченской еды, обнаружилась бутылка русской водки, под названием: "Праздничная". Праздничек, значит. Открывать Слава не стал, решил подождать темна – тогда ужо он сугреется. Шел долго, до заката, который в этот вечер выдался особенно кровавым: облачность снесло, солнце в открывшуюся прореху подсвечивало облака, и казалось, на небесах пролетарское полотнище. Подстегивало, что хорошо слышен был стук железных колес по стыкам рельсов; казалось, железка близко, но чащоба все тянулась и тянулась, и лесу не было конца. Уже в сумерках вышел таки на железнодорожную магистраль. Довольно трудно размышлял: к дому двигать или от дома? Решил-таки в пользу родных пенат – в чужом регионе он наверняка растеряется и вконец расклеится. Тащился вдоль линии с пяток километров, за это время мимо пронеслись два товарняка, и набрел на переезд. Такой, третьестепенный – с грунтовой дорогой и без шлагбаума. Рядом километровый столб с числом "916". Табличка испещрена черными точками, видно, кто-то пристреливал ружье. Неуютное, безлюдное место. Зато у переезда стояла будка, пустая, жуткая как гроб, а чуть вдали, в уютном садочке – избушка в два окна. И в них горел свет.
Слава придумал легенду: он грибник, заплутал вот, надо бы переночевать. Расплатится едой и водкой, если хозяева заерепенятся. Наверняка живет здесь старик, ну, может быть, старуха. С клюкой. Или сразу вдвоем. У входа конура, из нее выскочила собака – и, рвя цепь, истошно залаяла. Казалось, глаза рыжего пса налиты кровью. Уткину стало почему-то от этого легко, точнее, он знал, отчего такая глупая радость: старики сейчас пожалеют путника, им будет стыдно за то, что их шавка на привязи облаяла хорошего человека.
Дверь тяжело отворилась и в щель высунулась голова. Это была голова женщины. Хозяйка криком "Ша!" окстила собаку и та, скуля, скрылась в конуре. Правда, лязг цепи не прекращался, животное, видно, и там суетилось в возбуждении. Кажется, эта женщина моложе Славы. Каштановые волосы распушены, на плечах серый пуховый платок, глядит строго и недоверчиво. Уткин замялся от неожиданности и не знал, что сказать. Она сказала сама:
- Ну, и...
- Да вот... заплутал... - Заранее приготовленные слова Уткин забыл.
- И что?
- Идти некуда.
- Есть, куда. Вон, в той стороне через девять километров полустанок. В пять тридцать кукушка.
- Так ведь... ночь впереди.
- Ну и что? Вы же мужчина. Перетерпите как-нибудь.
Уткин не знал, что сказать. Железно говорит леди. Произнеся: "Ну, да...", Слава покорно улыбнулся и пошел. Действительно: а чего это он разнежился-то? Уж как-нибудь. И тут его осенило. Слава остановился, обернулся - и вскрикнул:
- Ой, спросить-то забыл... - Женщина не ушла в дом. Она стояла на пороге и смотрела на Уткина все так же напряженно и внимательно. - Кукушка-то в какую сторону?
- В город, конечно.
- О, как... а мне в другую. - Солгал Уткин. - В другую-то когда?
- Врешь ты все. - уверенно произнесла женщина. - Ну, ладно. Заходи. 
Женщину зовут Мария. Оказалось, живет одна. Она полновата, черты лица довольно грубые, крупные мужские руки, грудь кормилицы. В темных волосах много седины. Мария рассказывала:
- Муж два года назад ушел в лес и не вернулся. Милиция, лесники пробовали искать, но бестолку. Не знаю, как я теперь - вдова или как... Может, и сбежал. Нам трудно было горе-то нести, стыдно друг пред дружкой. Мы жили в Таджикистане, в городе Курган-Тюбе, если слышал. Надо было раньше бежать, когда еще был мир, но мы верили, что наши вояки, из двести первой, быстро придут и наведут порядок-то. Но они не пришли. Мы нормально там жили: муж был энергетиком, уважаемым человеком. Двое детей у нас... было. Мальчик и девочка. Вася и Даша. Когда поняли, что кранты, кой-какой скарб закидали в нашу "Ниву" и поехали в Душанбе. А на трассе нас остановили. Не знаю уж, вовчики или юрчики, но вооруженные до зубов. Нас выволокли, мужа избили до полусмерти, а меня потащили в кусты. Старший, Васька на них с кулачками: "Не трогайте мамку, оставьте!" Один из этих... его и пристрелил. А потом и Дашеньку. Когда все кончилось, я мужа-то привела в сознание. Мы похоронили детей у обочины – и пешком в Душанбе, через перевал. Там нам повезло: федералы приняли к себе на базу. Расследовать ничего не стали, там ведь тысячами убивали. И с оказией отправили нас с мужем в Россию. А кому мы здесь нужны? Мужа взяли путевым обходчиком, я вот, смотритель на переезде. Зато домик этот вот дали – на том и спасибо. Мы плохо с мужем жили, не справлялись с горем. Стыд его подтачивал – за то, что на трассе остановился тогда. Могли бы и проскочить. Уж не знаю, повесился муж, или сбежал... Господь ему судья.
Мария пригубила водки, совсем немного. Слава успел осушить больше половины бутылки "Праздничной". Но не пьянелось. Перед ним сидела сильная женщина, для которой то, что произошло с Уткиным – тьфу. Ну, случайно застрелил человека... Но ведь все нормально с семьей, никто ничего не отнял. Вот, что бы делал Уткин, если бы бандиты изнасиловали жену и убили сына? Ну, не повесился бы. Но все средства бы потратил, чтобы отомстить. Слава спросил:
- Но разве там... на небесах – те ублюдки не будут наказаны?
- Много раз думала об этом. Зачем вообще кого-то наказывать? К батюшке ходила, а он говорит: "Радуйся, мать, ибо твои дети в раю и они ангелы, ибо спасены". Не слишком охотно в это верю. Потому что есть, может рай в небесах, но ад – он точно на земле. Мы с мужем оказались в земном аду. Не в смысле быта, здесь нам... то есть, мне неплохо живется. Безмятежно – это как минимум... - Мария эти слова почти кричала, ибо по железке громыхал товарняк. - А что еще нужно человеку кроме покоя. А?
- Ну, не знаю. - Крикнул Уткин. - Счастье, наверное!
- Счастье, говоришь. В твоих глазах иное написано. Колись, мужик – говори всю правду, что у тебя стряслось? Тут милиция днем приезжала: спрашивали, не видела ли я подозрительного мужчину. А ведь это они тебя имели в виду. А?
Слава все рассказал. Не стал юлить как перед стариком-чеченом. Мария налила себе треть стакана, молча выпила. Спросила:
- И что чувствуешь?
- Хорошего - ничего. Но... ты о чем?
- Ну, когда убиваешь, что чувствуешь?
- Я же не человека убивал.
- А есть разница?
- Не знаю.
- Я слышала, кто один раз смог убить, уже убивает как блины печет.
- Ты хочешь сказать, что если я убил – значит, патентованный убийца?
- Ничего я уже не хочу сказать спать давай...
...Утром, прощаясь, Слава обратился к Марии, напустя на себя солидность:
- Если выкарабкаюсь - приходи ко мне работать. Начальником участка поставлю, жилье найду. А?
- Тоже вариант. - Уверенно ответила женщина. - Только мне здесь лучше.
- Чем?
- Спокоем. Здесь я на месте. А там – не знаю. К тому же... а вдруг муж придет?
- Ну, маловероятно. К тому же ты не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Ты молодая, новую жизнь начать вполне можешь.
- А старую куда девать?
- Забыть.
- Как все легко-то у тебя. Раз – и стер. А ты сам – пробовал?
- Да. То есть, нет: не о том мы все говорим. Похоже, мне предстоит попробовать. Если выйдет – вернусь, скажу.
- Ладно. Прощай...
Когда и этот мужик свалил, Мария, вздохнув, глянула на полку, где аккуратно лежала папка с надписью «ДЕЛО №...». Вздохнула и произнесла:
- Они никогда не повзрослеют.