Отклик на статью Надежды Дьяченко

  Сперва объясню почему был вынужден написать эту заметку.

В начале июля этого 2024 года на «Прозе.ру» появилась статья Надежды Дьяченко под названием «Моя ущербная жизнь».
Её появление предваряли сообщения, отправленные известному «подводнику» АА. Храптовичу, одному из доверенных лиц Надежды:

  «Пишу статью о споре с Николаем Таурином. Назвала её "Моя ущербная жизнь. Уверена, что Таурину она не понравится.»

  Чуть позже уведомление получил и я:

«Николай, на ваше последнее замечание я ответила статьёй "Моя ущербная жизнь".                Надежда Дьяченко 13.07.2024 14:08»

  Я прочитал эту статью, которая начиналась так:
«…нахлынули на меня воспоминания о моей ущербной жизни, о нелюбви к СССР и ненависти к советской власти. Захотелось оправдаться перед Николаем, многое рассказать. Я сообразила, что рамки замечания будут для меня тесны, решила написать статью о любви, ненависти, о правде и лжи»

  Захотелось ответить и мне. 15.07. я написал развернутый ответ-комментарий. Но через некоторое время обнаружил, что страница с этой статьей и моим комментарием, исчезла.
Вскоре Надежда обращается к еще одному своему другу, бывшему военному, ныне тоже антисоветчику, Ивану Варфоломееву и опять с уже привычной для неё ложью:
Иван Васильевич, мою статью "Моя ущербная жизнь" удалили. Николай Таурин пожаловался, она его оскорбила.
Надежда Дьяченко   15.09.2024 08:07

  Так вот, Надежда, сообщаю вам, что я на вас никому не жаловался, а статью удалили вы сами, чтобы подкорректировать и избавиться от моей рецензии.

  Ну и ладно бы. Но, 23-го сентября она появилась вновь в немного переделанном виде, с новым заголовком — «Мне нравится моя ущербная жизнь»,  и уже без моего комментария.

  Я примерно восстановил свой комментарий и опубликовал его под статьей в виде рецензии.
Через пару дней он опять пропал.

  Вот поэтому я и восстанавливаю пропажу в этой заметке. Кроме того в заметке явно больше 10 тысяч знаков, значит, как рецензию администрация сайта её не пропустит.

      Ответ Надежде Дьяченко:

«Николай, вы действительно думаете, что крестьяне были в восторге, что у них выгребли из амбаров последнее? Интересно, какую лепту в выполнение плана по хлебопоставкам внесли батраки?»

Тимофей Негрун был одним из первых поселенцев, так же, как и ваш прадед Андрей Дьяченко. С ваших слов получается, что в Новоалексеевке настоящими трудягами были только кулаки, а все остальные это голытьба и пьяницы.
Вы, почти смакуя, пишите об убийстве первого председателя колхоза, Александре Негруне, сыне Тимофея Негруна:
«Родители вспоминали, что нашли Негруна на куче навоза, в его руку была вложена винтовка. Якобы, это было самоубийство.»
И добавляете: «Я как-то в Одноклассниках искала родню Чуйко. Нашла Николая Чуйко. Он прокомментировал статью о Негруне:"Был говно и сдох на говне".»

А вот как написано в архивных записях села об Александре Негруне и его убийстве:

«…В Новоалексеевском Сельском Совете в то время верховодили кулаки. Председателем был один из самых богатых людей села Пономарёв Степан и естественно, что деятельность Сельсовета ни в коей мере не отвечало требованиям настоящих тружеников.
На общем собрании крестьян большинством голосов ( кулаки голосовали конечно против) избрали председателем Сельсовета Александра Тимофеевича Негруна. После этого по иному пошли дела в Новоалексеевке, Сельсовет обрастал активом из бедноты. Через месяц объединились более 60-ти бедняцких и батрацких семей, а к ним присоединились середняки.»
Тело убитого нашли за деревней в лимане среди кочек поросших травой.
«На второй день приехал следователь товарищ Пегулевский, который установил, что Негруна убили не тут, а в деревне так как вёл сюда санный след, и труп привезли недавно, он по-видимому лежал где-то в тепле, так как был опухшим и лицо почернело. Александра Негруна убили жестоко, зверски, убийцы мучили его перед смертью. По-видимому издевались над живым, рёбра, кости рук и ног были переломанными, на лице и теле имелись кровяные подтёки.
Похороны Александра Негруна состоялись 25 декабря 1925 года, на них пришло очень много народа, почти все жители села, приехали изо всех сёл района по 10-15 человек.
Тут же на митинге в ответ на страшное злодеяние кулаков, решено было организовать « Красный обоз» с хлебом в восемьсот пудов, для государства безвозмездно в честь погибшего Александра и отправить его в Средне-Белую на элеватор.
После смерти Александра началось массовое вступление в колхоз, молодежи - в комсомол. В начале января 1930 года общее собрание записало в колхоз 120 хозяйств. Председателем колхоза был избран Степан Лукич Семисал, кассиром назначен Лаврентий Негрун. Колхоз решили назвать в честь Александра Негруна»
Более подробно здесь: http://f92468c3.beget.tech/fales/novoalekseevka.htm

Вы, Надежда,  в это, конечно, не верите, считая советской пропагандой.

А вот тут вы правы, Надежда, труды Людмилы Ивановны Проскуриной, написанные в 91-ом году меня не убедили, это была компиляция, по существу противоречащая тому, о чем она сама писала в 70-е годы.

Возвращаюсь к началу.

Видимо вы решили, что мне не понравится упоминание в этом споре имени моего отца. Вообще-то ваш вопрос - кем приходится мне Ф.Н. Таурин, вы мне задали в «личной переписке», которая у порядочных людей должна сохранять конфиденциальность. Но вам, судя по всему, это незнакомо.

  Тем не менее я отвечу. Вы пишите:
« Почитала в Википедии о Франце Николаевиче и поняла всё про разницу в наших менталитетах: ваш папа защищал социализм на идейном фронте, сидя за столом в кабинете, а мой воевал за Родину на передовой в окопах.»

  А вот, что было на самом деле:

У отца была специальность технолог кожевенного производства и в 1938 году он был направлен из Сарапула в Якутск на кожевенный завод, главной продукцией которого тогда было производство солдатских и офицерских сапог, вещи, во время военных действий имеющей стратегическое назначение. Добросовестная работа подняла его из мастеров до директора этого завода в годы войны. Он стал депутатом Верховного Совета Якутской АССР, и министром легкой промышленности республики. Потом была партийная работа в горкоме и обкоме. На сессии ВС СССР он познакомился с Василием Ажаевым. (Может читали его роман «Далеко от Москвы»). Ажаев и заронил у него мысль написать о тех годах и людях, работавших в тылу. Тогда отец бросил все свои должности, мы уехали в Иркутск, где отец прошел путь от редактора газеты-малотиражки на строительстве Иркутской ГЭС до секретаря Иркутской писательской организации, известной именами К. Седых, Г. Маркова, Г. Кунгурова, А. Вампилова, В. Распутина и еще многих других. Потом его перевели в Москву, где он стал секретарем союза писателей РСФСР.

  По поводу Твардовского и его записи в дневнике, которая попала в википедию. Эта фраза из дневника в «Википедии» появилась после того, как в журнале «Знамя» в начале 2000-х были дочерями Твардовского, Валентиной и Ольгой, опубликованы «Рабочие тетради» их отца.
 В дневник Твардовский её записал после разговора с В.Я. Лакшиным, неофициальным заместителем Твардовского, имевшим на него большое влияние, бывшим главным протеже Солженицына в журнале «Новый мир». Лакшин был в переписке с Солженицыным до самой своей смерти в 93-ем году.

 (Отец был назначен на место, заведующего отделом прозы в журнале «Новый мир», уже в начале 70-х и Лакшин преподнес это, как награду за исключение Солженицына из Союза писателей РСФСР.)

  Прочитать, как происходило это исключение можно в воспоминаниях первой жены Солженицына, Натальи Решетовской или на Интернет-портале «Литературная Россия».

  Твардовский был очень импульсивным человеком, подверженным вспышкам не всегда оправданного гнева. Представить это себе можно по тому, что произошло между ним и Паустовским, когда Твардовский пообещав напечатать в журнале новую книгу Паустовского «Время больших ожиданий», потребовал коренной переделки книги, и назвал биографию Паустовского «бедной». Оскорбленный Паустовский отозвал из журнала рукопись автобиографической книги и написал Твардовскому письмо:

  «…Теперь несколько слов по существу. Редакция утверждает, что она не хочет терять контакт со мной, но вместе с тем сделала все возможное, чтобы этот контакт уничтожить. В данном случае я говорю даже не о содержании письма, а о его враждебном, развязном и высокомерном тоне.
Я — старый писатель, и какая бы у меня ни была, по Вашим словам, «бедная биография», которую я стремлюсь «литературно закрепить», я, как и каждый советский человек, заслуживаю вежливого разговора, а не глубокого одергивания, какое принято сейчас, особенно по отношению к «интеллигентам».
В книге, по-Вашему, показаны разные «щелкоперы новой прессы». Такое заявление более пристало гоголевскому городничему, чем редакции передового журнала. Щелкоперов нет! Есть люди. Люди во всем разнообразии их качеств, и незачем клеить на них унизительные ярлыки. У какого-нибудь одесского репортера может быть больше душевного благородства, чем у Вас, самомнительных учителей жизни.»
Полный текст письма можно прочитать здесь: https://shichengaru.livejournal.com/922053.html

  В нашем доме в Иркутске побывало множество персонажей из литературного мира. Был среди них и Твардовский, причем неоднократно. Среди прочего, запомнился мне неумеренным потреблением спиртного до того состояния, когда уже организм отказывается его принимать.
  Моя бабушка выговаривала отцу, опять твой «Тёркин» мне все грядки в огороде заблевал. Зато Борис Полевой ей нравился, его она называла «Маресьевым».
Помню, как в уже в изрядном подпитии, Александр Трифонович кричал, что завидует цельности отцовского характера, а вот в нем живут два человека, один вполне себе советский, а второй кулацкое отродье. Донос, написанный на собственного отца, не давал покоя его совести.

  Запись эта в дневнике появилась, когда он окончательно понял, что лишился журнала. Совпало это по времени с исключением из членов союза писателей, Солженицына.

  Напомню, что первым, кто предложил исключить Солженицына из Союза писателей, был М. Шолохов, давший должную оценку антисоветской сущности пьесы «Пир победителей»
 В конце октября 69-го года отец уезжал в Польшу в командировку, возглавлял делегацию работников культуры на днях СССР в Польше. А когда вернулся, уже поздно вечером, раздался телефонный звонок, вызывали в отдел ЦК. Там ему и сообщили, что поскольку Председатель правления СП РСФСР Леонид Соболев (кстати тоже иркутянин) неожиданно заболел, то ехать в Рязань и присутствовать при исключении Солженицына из членов СП, придется ему. Болезнь Соболева понятна, после его активного осуждения Пастернака, он наслушался много нелицеприятного, потому и решил спрятаться в больницу. У отца на хитрости времени уже не было. Он уговаривал Солженицына еще до заседания СП хотя бы сделать вид, что повинился, но тот уже закусил удила и, как только исключение состоялось побежал звонить по телефону в редакции зарубежных радиостанций, причем передал огласке и личное письмо Федина, написанное ему, с предложением образумиться. Вел и держал себя Солженицын очень надменно и даже внешне изображал из себя этакого русского барина, не желающего знаться с бывшими товарищами по СП.

  Подробно об исключении Солженицына можно прочитать здесь: https://litrossia.ru/item/istoriya-s-iskljucheniem/
  и здесь: https://litrossia.ru/item/istoriya-s-iskljucheniem-chast-2/

  Твардовский не смог перенести свое отчуждение от активной жизни, тем более все лучшие писатели того времени продолжали печататься в "Новом мире", он считал, что его предали.
 Сперва был инсульт и частичная потеря речи и движения, правда все это уже на фоне рака, затронувшего мозговую деятельность.
Отец неоднократно навещал его в больнице до самой смерти.