А жизнь продолжается. Послегрозье Гл. 25

25. После трудного, но радостного дня сеножатей, Настёна, покормив и уложив в шалаше сынишку Добрика, вышла омыться и поговорить с Красавой. Молодая женщина (в старой Руси – баба) и юная девушка за последние годы сблизились и хорошо понимали друг друга.         
      Новое, неведомое доселе чувство, и пугало Красаву, и волновало, и требовало выхода наружу. Всегда внимательная, смелая и  уверенная в своих действиях, девушка  после поселения в монастыре, а потом и в выселках, была заводилой в ребячьих играх и делах. Так уж вышло, что кроме неё и малышки Мирославы, дочки Скворца, девочек в поселении не было. А мальчики во всём слушались Красаву, считая своим вожаком. И вот настало время и ей испытывать непонятный трепет, странное волнение при виде молодого, но сурового, побывавшего в битвах Третьяка. Не было в ней той девичей застенчивости, к которой приучают все матери дочек на Руси. Ведь самой близкой наставницы она лишилась девяти неполных лет. Беляна Демидична погибла, защищая родную Рязань, но успела спасти мужа Прокла, приказав ему сесть на коня и скакать со всеми выпущенными в ворота лошадьми города. Конская лавина на какое-то время ошеломила нападавших ордынцев, промчалась по крутому берегу к замёрзшей реке и дальше по старице на запад. И когда после долгих мытарств Прокл с конём Гнедком, младенцем Клещиком за пазухой и рыжим котом появился в трапезной монастыря, Красава первая узнала в заросшем щетиной и измученном человеке родного отца. Робкий по натуре, Прокл стал во всём слушать рассудительную не по годам дочку. Так и выросла девушка без женской ласки и наставлений, командуя мальчиками и отцом.
     – Расскажи мне, Настёна, как у тебя и Петра всё так хорошо сладилось. Как ты узнала, что желанна ему? Всё по ночам пытаюсь себе представить, да никак не получается.
     – Знаешь, как вспомню, так кажется, что в другой жизни было это, да и не со мной, вроде, – задумчиво произнесла Настёна, – А ведь и случилось всё  на последних перед войной сеножатях. Подошёл ко мне во время отдыха полуденного Третьяк, да передал, что Петруша будет ждать меня у старой липы возле озера, как месяц выглянет. Боялась я, что матушка прознает, да остановит. И от людей было совестно, что сама пошла к парню. Но всё-таки решилась. А он, только подошла я, сразу спросил, люб ли он мне, можно ли сватов засылать? Сказала, что подумаю, а уж потом, убегая, прошептала: «Присылай». Вот и всё.
     – А было ли тебе страшно, когда слушала его? Желанен ли он тебе был?
     – Конечно, и страшно было, и сердечко замирало, и руки холодели. Да мы с ним почти всю весну при встречах переглядывались, да подсмеивались друг над другом. Даже дедушка Илейка замечать стал. Потом сосватали нас, стали на посиделках встречаться, а как орда напала, все мужики и парни в ополчение ушли, Петруша тоже. Как же мне помочь вам с Третьяком поговорить? Может, мужа попросить? Сам-то Третьяк недавно на вопрос Петра ответил, что ты молодая да баская, а он стар для тебя, да израненный весь.
     – Нет-нет, не надо Петрушу просить. Эка беда – изранен. И силён, и воин славный, и умён, и молчалив. Всё в нём, что в муже быть должно. Матушка, царствие ей Небесное, говаривала, что сама тятеньке предложение сделала, когда он ходил вокруг да около. Отвага воину подстать, да мне её тоже не занимать. Благослови, подруженька, будь наречённой матушкой. А я уж и сама постараюсь, помолясь.  Завтра к концу дня и решусь. Пойдём отдыхать, немного осталось до рассвета.
     Но на завтра их ожидали совсем иные дела.