Четыре подонка и девушка

Четыре подонка и девушка


Безотказная "Нива" внука затормозила у развилки трассы.
– Здесь – начало истории, – глухо молвил отставник. Я после затурканного дежурства, баньки по-чёрному – вырубился. Кое-как разбудил заполошный Тимоха Шаманский, в то время председатель в совхозе. У него телефон, городской, о переносных и сотовых народ тогда и не мечтал. Да и не слышал - дело истории.
– Езжай скоренько в отдел, напали на инкассаторов. – Стрельба была. Боле ничего не сказали. Доведи до Фаустова, если нужно – выделю заправленный инженерский "Москвичок".
Грёбаный Экибастуз!Опять накрылась медным тазом любимая рыбалка...
Добрался, захожу в кабинет. Михалыч – как варёный рак – перебирает бумаги на заваленном донельзя столе, что-то ищет. Шум, матерок, прокурорские чины курят, естественно, без разрешения. Уставились на меня, гвалт постепенно стихал.
– Что скажете? – молодой помощник главного юриста района.
– Ничего, вчера ишачил на сутках. - Дежурство сдал без ЧП.
– И это знаменитый сыскарь? – Желаемо говорить о должностном несоответствии, а не хвалу на ровном месте создавать...
Гундосивший был голос. И щурились по-кошачьи глаза.
        - Вы не палестинец, я – не израильтянин... до горла хватает своих косяков...
Чинуша от удивления широко открыл рот. Рассёк таким недоумевающим взглядом, мама не горюй!
Игорь Михайлович почти насильно вывел в тёмно-длинный коридор. Сотрудники отсутствовали. 
– Шепеляво: "взяли" леспромхозовскую кассу, 259 тысяч. – Месячная зарплата такелажникам. Двое охранников убиты, водитель, слава Богу, уцелел. Дуй на место, пригорки и ручейки организовывай, как только ты умеешь. Машина заправлена, ждёт у тылового входа.
        А с прокурорским хамьём умоляю не спорить, не то время. Знаю этих бумажных облупленных чинуш. Забудь про шебутной характер. Старый пердун и зануда гутарит – не по-мо-жет. Вник?
Игорь – огромный, пузатый, среброзубый глубоко вздохнул и добавил: уповаю лишь на тебя... богат наращенный опыт, его не пропьешь. Опять же забайкальцы - доказано - упорные...
Вздыхая и хмыкая расчесал седые нестриженые лохмы. Протёр усталые, взболтанные глаза добавив:
– В  Управление сообщил. – Обещали помощь...
– Сомневаюсь, не впервой. – Отправят, скорей всего, хитрожопого Цыпина и штабистов с криминологами... Мне же патологоанатом и Логутенко край нужны, оружие. Вот какая штука.
– Найти не могут Бориса, холостяк, к тому же после суточного дежурства...

Заскочили по пути в молодёжную общагу: в вестибюле царствовал храп безобидного цербера-старичка Евлампия. Из тёплой постели дернул грубовато   сопящего лейтенанта: роскошная молодуха и глаз-то не открыла. Шёпотом ругаясь оперативник выгреб пиво из холодильника. И от крыльца быстро рванула дежурка.
Обсудили не хилую ситуацию, кто чем займётся, версии, догадки. Сладко кемарил эксперт; у  только начинающего Володи-следователя же – ушки на макушке.
"Молодёжь, через пару часов будет толпа – руководящая, направляющая, ни за что не отвечающая. Действуйте, не тешьте надеждой и не хлопайте ушами от версий грамотеев-юристов от сохи. Информацией ни-ни, особливо с прокурорскими, – за долбают указивками.
        Аккуратненько личных людишек пошуруди сложнокучерявыми, опробыванными методами. Вник? Ладом копай только свой участок. Машина - в твоём распоряжении. Вечером подведём бабки в сельсовете... И не дыши, ради Бога, на людей, Боря...
       – Ребята, толкнув острым локотком экспертов, нам, как пельменям в кастрюле, держаться вместе. – Знаю о чём говорю. От вас шибко много зависит. Кумекаем о доказательствах и найденным уликам также сообща. И – меньше пены и вперёд, на Экибастуз!"
       Оцепили красной лентой место ужасного налёта. Игорь, эксперт, стал фотографировать общий, детальный, узловой план. Брать образцы следов, крови, искать гильзы, делать необходимую мутотень. Чуткий до деталей Шафоростов рисовал схему: молод, но уважительно толков. Эх, были бы все такие! Повезло: именно он  на сутках дежурил. Водила притартал шофёра с очень бледным директором леспромхоза Садлиевым. Ещё бы, такое! С ними – двое понятых.
– Рассказывай. – Директор - трясущемуся счастливчику в кружку водки. Будто январский снег в тайге, заикаясь, выдавал информацию на гора кое-кое как. "Трое их было в масках. – Загородили дорогу старой машиной-козликом ГАЗ. Шёл мелкий дождь, номера в грязи, не разобрал, паря. Несколько очередей из автоматов:  ребята свалились. Ёлы-палы, дум-дум возле уха свистнула – не забуду до конца жизни. Шлёпнулся на переднее сиденье. Тварюги эти схватили мешки с деньгами и – в лес. Напоследок – длинная очередь по колёсам. А легковушка рванула в сторону города. Забыть такое не в моготу, паря. До сих пор лихоманка трясёт...
        Он убрал с грязного лба сальные волосы. - "Налейте-ка ещё, не жоптесь – Садлиеву."
– Говорили что-то меж собой? – Вспоминай, нужно, затем опрокинешь...
– Дико пальцы ходят, ёлы-палы... – Хайлали, матюгались здорово. Валим, скорей... машина чужая едет, добивай... на руках перчатки у всех... У одного варнака двухстволка, лающий голос, как будто бы знаком...
– В чём одеты ?
– Не помню... в чём-то чёрном типа зэковских телогреек.
– Укажи место, куда ломанулась троица...

– Именно с этого начиналось то шумно-громкое расследование, внучок... – Даже из Москвы прилетали люди с именами. Говорили: Би-би-си даже вещало о расследовании. Где мы стоим: ограбление десятилетия с трупами юношей. Деталей произошедшего – амбар... взбутетенили область, не говоря уж о районе. Жизнь вообще-то чудна... фантазировать надо, не чураться, анализ опять же. Помогать бедняжке, как женщине во время родов. И тогда что-нибудь из себя выдавит... А старость, Ромаша, невкусная... то-то же!
Приложился к облегчённой фляжке, крепко задумался. Достал платочек, сморкался, вытирал глаза, хмыкал.

...Негромко стукнула калитка, тявкнула Пальма с ленцой. Через минуту дверь открылась и – "Здорово живёте!" Долгожданно-любимый внук Роман на пороге.
Дед отложил свежий журнальный кроссворд вышел в переднюю. Крепко сжал руку, обнял.
– Здоровье, как дерьмо коровье. – И не надо заводить дежурную мантру. Ты-то сам как? Работа, семья, машина?
– В отпуске с завтрашнего дня. – Техника на ходу, можем наконец-то осуществить задуманное. А дома нормалёк, хулиганьё и Лера здоровы.
Устинья по-быстрому накрыла на стол. На вопросительно глядящего мужа: стакан, не боле.
Крякнул с большим удовольствием. Закусил своей любимой капусточкой. Мариновал кадушку осенью к делу не подпуская якобы знатоков, коих чересчур всегда.
– Ну что, не передумал? – Поездка одобрена, но уж  как-то скорбно. Бабушка сильно не ерепенится. Однако кто в доме хозяин?
Вопросительно глянул на жену по-партизански молчащую.
– Едем. За недельку однако ничего из ряда вон не случится.
Рано утром заурчала машина. Пока дед лохматил овчарку, на веранде бабуля шепотом: в Суетиху не заезжай ни в коем разе... Корона поседевших волос. Цвета ландышей выцветшие глаза. Благородная седина на висках. Года, пуха лёт...
Рома вёл машину грамотно, напевая репертуар известного модного актёра Высоцкого. Да и трасса фактически свободна в воскресную рань.
Епифан глядел вперёд и по сторонам молча, зевал, бормотал что-то про себя.
– Дедунь, обещал рассказать ту историю.
– Коку? – Напомни, а то годы-то берут своё...
– За что седьмую медаль дали.
– А-а. – Хорошо. – Хотя динамили полгода. Ехай давай, через часок остановись. Вник?
– Замётано.

... – Не врубаюсь: причём тут глава совхоза, ёлки-моталки? В чём фишка-то?
– В то время казаковал я в посёлке совхоза. – Донельзя шумное общежитие городское, буйно-весёлую молодёжь в соседях – не захотел. А квартиру: годы обещаний-отписок и только. Бабушка вкалывала в школе, дочурка при ней, квартира совхозная, жизнь шла ровно и потихоньку...

        ... – Ну, а дальше что? – Ринулись бандюганы в тайгу и... ?
– Взял самого толкового участкового: в охоту влюбчив до мозга костей ещё с детства. Фанат тайги, проверен в делах неоднократно, главное не болтун... И с  белочником-шишкарём-охотником двинули по едва различимым следам. В километре наткнулись на обглоданный зверьём труп седановского браконьера. Ружьё и патронташ – рядом. Хотя уже более года, как везунчик исчез с поля зрения. Оставили метки-зарубки и снова вперёд. Скоро к дороге-просеке вышли. Чрезвычайно везло: боженька на стороне закона людского оказался.
        Протекторы шин легковушки оказались годны для идентификации. Отпечатки резиновых сапог, также. Слюнявые окурки от редких здесь папирос "Казбек". Хорошо, что ситечко-дождь капал, лужицы, грязюка. В общем, хлеб добротен для экспертов. И нюх розыскной играл не крайнюю роль, везение... Пофартило, что и говорить: редкость в службе, короче. Закрыли следы от дождя плащ-палаткой. Заметы сделав утопал назад. Участковый – для охраны.
– А кого охранять-то?
        – Следы, вещдоки... играли далеко не последнюю роль в изобличении ублюдков...
– У вас же собака была, Индус...
        – Кобеля отравили... слёзы, как вспомню...

На шоссе толкались человек двадцать народых-шмародных: с райкома, горрайисполкома, следователь кгбшный. Чины надзорные и много ещё кого, разве сейчас упомнишь! Сыто-важные рожи до неприличия. В белых рубашках, при галстуках, у многих - значки депутатские! Такое ЧП впервые, отметиться ж надо! Молча прохаживались вдоль дороги по одиночке народные витии. Ветрено махал руками директор ЛПХ, громко в чём-то оправдываясь. Надзорный помощник -выпендрёжник, язви его в душу, всучал "ценные" указивки, соответствуя амбициям конторы...
Однако Шафоростов, не слушая, активно вкалывал, кивая головой.
"Где же прокуратуры следак? – Компетенция ихняя, трупы..."
Переговорил  заглазно с Фаустовым. Супя брови отдал эксперту, что наскрёб – "внесите в документ". Рассказал, как найти место, зарубки, выход на дорогу и – в леспромхоз.

... Вновь на губах отставника булькающая фляжка. Запахло сильно луком и чесночком. Долгое кряхтение. Внук, переваривая услышанное, колотил рукой по баранке, хмыкал. Приёмник с лёгкой музыкой выключил, открыл шире форточку. Закурил, хотя этой мерзопакостью всерьёз не увлекался. Тишина в салоне.

... В посёлке – необычайное оживление. У сельсовета: заметно увеличивающаяся колготившаяся толпа из женщин. Около центрального магазина – ребятня, на высоких тонах хайлали леспромхозовцы. Не обращая ни на кого внимания, молча, в здание. Открыты форточки, но в кабинете плавало море дыма. (Секретарь чересчур курящая). Бухнулся на расшатанный стул... Шмыгали носом заплаканные женщины в чёрных платках. Чем помочь горемычным, как утешить? Только скорее задержать разбойничью мразь...
Одинокая Мура Борзых (секретарь) заканчивала разговор. "Сельсовет, райно, директор леспромхоза, больница выделят необходимое. – Горе у нас общее. Точно обещаю деньги. Транспорт. Поможем всем, чем можем. Ещё раз – соболезную."
– Сделаем всё возможное. – Примите искренние соболезнования.
Вдовы ушли махнув рукой, не реагируя никак на мои слова.
Плотно дверь закрыв и к расписной красавице:
– Мне край нужен список отпускников. – Кто ушёл в этом месяце. И личное мнение: чья работа? О чём жители шумят-говорят-толкуют?
– Договорились. – Через два часа, заедь. Звонил, кстати, В. Л., уже мчится сюда. С ночёвкой ты? Жена не родственница, а соседка по койке, помни... "Любовь испаряется, как масло на сковородке – думал гость".

... С Лагутенко в машине обменялись информацией, делая заметки в потрёпанном временем блокноте. По-привычке скорописью для личного использования. "Далеко хохол утопает, мысли весьма толковы, – оценил подручного. Если не сопьется"...
        Узколистый нудота прокурор с глуховатым голосом собрал вечером рабочую братию в клубе. Бубнёж общих фраз: как можно скорее "выйти" на грабителей! Из центра в помощь едет бригада; обратиться к населению, газетам, радиоузлу, быть на высоте и т.д. Вытянуты, как у гусей шеи, тишина, шелест бумаги, явное старание актива не проронить ни одного ценного указания...
Пыжился и зам исполкома: задержать быстрее, судебно карать будем мерзавцев и убийц! Актив, дружинников привлечь,толковых охотников и рыболовов...
Угрюмо в тошной муке смотрел в пол, на коленях – неразлучный блокнот. Однако записывать абсолютно нечего. Понос общих слов и так 20 лет... разворота сердца нет... Эх, сейчас бы на утренний клёв, ядрёна шишка...
Мура отдала список уже ночью дома. Заякорилось моментально: дважды судимый Евсеев ушёл в отпуск. Со скандалом, вне очереди... Опа-на! В посёлке его не видели...
– Что изрекал Валерий Лукич?
– С тощим партийцем базарили наедине и ядрёно долго. – Якобы о жизни вообще и в частности. О распоясавшихся людях, опохабившемся времени, кашеобразной демократии. О разладах и непонятках в бурлящей партии, генсеке Горбачёве. Что думаю о преступлении - версии. Знает о намерении уйти на пенсион. Выделил служебный "Кадиллак"(бензин за их счёт).Что надежда только на меня: а я – на звездулечку...

    ... – Как такое может быть в глухомани, "америкос"? Не врубаюсь, хоть убей!
– А так обозвали жители экспортный УАЗик, шутейно...
– И что же дальше-то, не томи, пол пачки выкурил уже...
– Просишь, рассказываю... не всё, конечно, извиняй за сленг...
– А с звездулечкой, что романчик небось был?
– Больше, чем... были годы чистой любви...
– Ну ты, дед-всевед, выписываешь круги... – И... баба... в курсе?
– Более чем... юность ведь долго не блестит! - Ты уже пол мужика, в грубые швы монотонных буден вдумываться обязан... интерес к жизни имеешь к литературе. Меня это радует.
Надолго умолкли. Молодой качал головой, хмыкал, вздыхал и частенько шмыгал носом. Простыл однако. Смотрел искоса с нескрываемым удивлением на деда.

...  - Давненько не видал, старина. – Обходишь горком партии стороной. Раньше хоть изредка нарисовывался, а сейчас густо с печалью заросли тропинки чертополохом. Чего так? – пожимая крепко руку Валерий Лукич журчаще.
– Работы выше крыши.
– Вступил бы в партию – был бы давным-давно начальником.
– Меня устраивает должность зама.- Давненько проблему установил ребром. А в отношении руководителя от шуткарей не раз и не два докладывали... ум виляет, а сердце идёт напролом.
– Сейчас чо нужно? – Да не трепыхайся ты, свои же...
– Хорошо. – Как альпийский воздух легковушка заправленная. Выделяемым талонам на бензин ещё в начале лета пришёл каюк. На своих двоих не набегаешься. Молодой Лубеницкий в качестве пристяжной шавки старается, за долбал нудота, убери от дела. От козла молока больше... Юрисдикция прокурорская, а следователя до сих ждем... Нас сношают,как хотят, а сами бордальеро устраивают.
– Сделаю, а юношей очень жалею. – Раскроете таки грабёж? Или?
– Мысли-то есть, зацепка сопливо-худенькая... тоннель, как всегда, пробиваю руками и, крепчайшей нервотрёпкой, ох и ах...
– С твоим-то ослепительным опытом, мозгами... – Опосля заседания давай в сельсовет рули, покалякаем. Вопросов – уйма. Коньяк твой любимый армянский захватил. Рад лицезреть, чёртушка, ведь  ещё лейтенантом помню. А правду говорить легко и приятно:классик сказал на века. И жена часто вспоминает дивные походы за грибами в тайгу; за ягодой, мангыром...
– И я, Валерий, честно, радуюсь. – Запомнил рядовым инструкторишкой райкома. А путь мой, да, занозистый. Извилист. Не спорю. И это горчайшая правда. Однако другом лени не был никогда. Заметь: служба в милиции – увечная для души человека. Старея, человек видит хуже, но больше и шире...

По домовой обход улиц: выбрал центральную. Были уже кой-какие соображения. И накатывали приступом застарелой болезни юношеские воспоминания, давили разом. До зуда в скулах хотелось увидеть человечка. И как стемнело заглянул к подруге юности.
– Как живешь, Лукерья? – Давненько не посещал красавца-уркагана. Где пучеглазый блондин, на работе? – сделавшись временно дурачком.
– Да в отпуск слинял. – Как-то неожиданно...
– Чего ж тебя-то не взял? – Смотри, закадрит какую-нибудь молодуху... хлопец-то шустряк...
– За хозяйством-то кто смотреть будет? – Доча-недотёпа на учёбе в городе... сумерничаю одна...
Замолчали. Обшарил у себя в карманах, планшетке неразлучной.
– Курить-то бросила?
– От этой житухи запьёшь, не только дымить будешь...
– Сигареты закончились... Ты не богата?
Костистая хозяйка с чуточку набрякшим лицом, но выглядевшая моложаво, достала из серванта пачку. "Казбек", опа-на! Сердечко быстро-быстро забилось и даже ёкнуло пару раз. Взял одну, прикурил. Понарошку закашлялся, чтоб скрыть одновременно удивление и растерянность.
– Привык к "Столичным", ты ж знаешь, красавица. – А эти чересчур дороги да и не видно в магазинчиках сельских. Читал где-то: Сталин ими трубку набивал. А  выбор, думается, был. Как маракуешь...
– Курю "Беломор", при тебе начала: будь спокоен. – А пачка от кореша Антона осталась. Бутылка водки недопитой, три дня гостевал. Замоталась из лавки  водяру носить. Запойный, глотал стаканами с"горкой" чик в чик. Усекла, что вместе срок мотали: руки в наколках. Лёней звать и фамилия весёлая – Балагуров. А так, когда очухается, вежлив, язык не ломает. Зайду в горницу – разговоры утихают. Ни гу-гу. Осклабясь упрашивал со вдовушкой познакомить, итишкина мать...
– Как считаешь: завязал твой-то, или... привязался – не отвязаться...
– Базланил: накоплю деньжат и уедем в Иркутск, зарегистрируемся. Друзей море разливанное – будь спокойна... И заглазно алкаш манил, сбрендил квелый, глянулась ему... Мой-то пару раз Лёликом звал... мокрогубый слизняк запал на меня...
– Думы имеешь о горе нашем?
  Лукерья лишь вздохнула. Молчала, икала, уныло смотрела в пол. Нервы-то разлохмачены были...
– Хорошо. – Пойду далее. Если не жалко, одну папиросину ссуди, магазины уже закрыты... Не забыла ещё, как с танцулек провожал тебя? А? Как с Гохой застукал на сеновале? Пахло чем-то тельным, головокружительным, запах до сих пор вспоминаю...
Смотрела выцветшими карими глазами и ехидно: чё вспомнил... ты ж с шалавой Мурой якшался... без стыда рожи не износишь, подполковник.
Опять беззлобный вздох и чуточку косящие глаза. "Уже на тебя не зарюсь".
– Первая любовь – самая лучшая: редко заканчивается браком...
– Из склеенной чашки не пьют... извелась, тока раз 18 лет... неча здесь талдычить, язви тя в душу...
– Не верь, однако люто жалею... на неряху одеянием смахиваешь...
– Не могу выдать больше, что есть... судьба такая горемычная, итит через кочерыжку к матушке! Вали отсюдова...
– Жизнь реабилитирует само то, боженька добрый, простит. – Красота до вечера, доброта навеки... вдру;горядь отколола ты штуковину...
– Не жизнь, а сплошная дизентерия... теперича не то, что давеча. Что в твоей укоризне, Виталий? – Жизнь монотонна я давно не девка... лицо твоё як монета стирается... раскардаж, твои саранки помню, их запах. А тщедушный Евсеев устраивает, по дому всё чин-чинарём, не барагозит... похабных разговоров ни-ни... характер, правда, тяжеловат, но... колотун по утрам не бьёт и галифе не носит... не греза... выпереть не могу...
        -  Доля рёва... на божничку что ль поставила, землячка...

... Быстро отдал папиросу эксперту Урванцеву "Оформим документально позже."
–Уезжай в город – срочно делай экспертизу. – Будут пальцы, коробка от "Казбека", бутылки алкогольные. Сравнишь с дорожными окурками... чую, будет весьма интересно, зацепка явная...
– Шафоростову: готовь, дорогуша, постановления. – Об обыске у Араловой Лукерьи Спиридоновны, во-первых. Вот тебе адрес. Обязательно изъять в серванте пачку "Казбека", начатую бутылку водки, но не сразу. В углу сеней кровать три ночи спал иногородний – обыщи дотошно. Опорожненные бутылки, стаканы – дактилоскопировать. Хозяйка дома затуркана жизнью, но непьющая, право к счастью. В помощники – моего коллегу, его учить только портить, участкового... Понятые из актива дружинников. Иркутяне-то приехали, аль нет?
– Не видел. – А прокурорские тю-тю, ибо начальство ретировалось. Следователя ихнего до сих пор ждём, заключения патологоанатома - тоже.
– Жду звонка в сельсовете. – Возьми номер... И ещё: документ о перлюстрации почты... адреса запиши...

...Дед – к подруге-фляжке. Пуста. Вздох глубокий; открыл дверцу и прогулялся по обочине: туда–сюда. Тишина обалденная и вдохновение, понимаш...
– Это прикольно же, вот стопудово детектив накатать можно – юношеский восторг...
– Уже сделано. – Чуешь, как по писанному шпарю... горжусь, что литературой занимаешься... узнаешь жизни грязь, кругозор опять же. А книги – это глубоко дышать воздухом Альп. Для того они и существуют, по-моему.
– Умно рассуждаешь...
– Лучшие человеческие эмоции – творчество, либо любовь. – Запомни это. Остальные – побоку. Всё, что мы имеем сейчас, бум желудка и целенаправленный разврат молодёжи...
        - И ещё ты говорил: тишина, свежесть, чистота...
– Запомнил, молодчага. Хвалю...


        Утром с группой на рисовался отъетый Георгий Цыпин. Низенького роста, осанист, чёрная кудря на голове. Душевно глуховат. И тут же – совещание.
– Что-то нарыл за четверо суток? – не тушуясь, кит розыска ко мне. Глядя бодуче исподлобья. Был очень нервен.   
  Офицеры утихли, словно дети в грозу, потупились.
– Делать ранние прогнозы – занятие весьма неблагодарное. – Намётки есть, версия рабочая, но конкретики самый чуток, товарищ подполковник. Думается о пятерых: наводка с леспромхоза и четверо исполнителей. Якобы кличка одного – Лёлик. Протектора машины на лесной дороге годятся для идентификации. Эксперт -  пальчики на бутылках спиртного. Имеются окурки от "Казбека" и сама неполная пачка. Желательно в Управление самолётом...  Игорю Чебанову, мастаку. Вот как-то так...
Выслушав цветистые аргументы руководитель скучливо улыбнулся, как на чадо неразумное. В УВД заглазно звали его "диванным" аналитиком.
        Опера делали пометки молча в записных книжечках. Некоторые украдкой зевали, один   
– Рад услышанному, но вердикт не зрел... не левитанисто. – Хотя многократно выделял вас на летучках. Ну, что ж, с Богом. Каждый получит задание... за раскрытие прощу всё. Вперёд на малом тормозе! Сбор, детальный отчёт о проделанном в 19.00., ежедневно – зачастил уныло грассируя.
– Будем держать пальцы скрещенными – Епифан.
        - А вы задержитесь, подполковник. Неприятно резко-унылый голос с характерной картавинкой,заметно ехиден.
        - Слушаюсь. - Только непонятно мне - зачем?
        - Я ответственный работник Управления, направлен оказать помощь...хрипло: какие мысли о налёте?
        - Так называемая помощь не видна и абсолютно без надобности. - Приказа о создании оперативно-следственной группы по делу не имеется. Бываете редко, однако метко. Согласитесь, что так в пол пинка задержать грабителей весьма затруднительно...
        - !? - Объяснитесь. Что же за тон!
          Ядовито-чёрные глаза недоверчиво прищурены...
        - Человека, толкавшегося годы в коридорах райкома, изменившего фамилию пред тем, как "сплавили" на укрепление органов? - И что ж Вы сделали такого, кроме "усилить", "повысить", "мобилизовать?" Это грешный трёп, ой, проходили, знаем. Спросить у меня, ёптыть, никогда не заржавеет...
         – Многое...
         – Последний раз осчастливили заездом, когда "взяли" Гоху Раздобреева. Убивший четверых  собутыльников и укрывшегося в тайге. Рецидивистом написана явка с повинной, допрошен по мелочам, уликам. Сидел арестованный уже в КПЗ. Вы же отхватили денежную премию не хилую, абсолютно не имея отношения к раскрытию. О морали умолчу. А с какого такого перепугу, ёптыть? Опера ухандокались, рисковали при задержании, не получив ни-че-го. Даже "спасибо" из Управления... И такие ситуации с вами, увы, многократны... И хотя повидал всяко-разного, мне дико смешно и душеполезно... 
         – Сильно пожалеете об этом... заикающе, бывший педагог. Лицо  скособочилось, навыкате глаза, жаднющим ртом хватал воздух...
         - Как всегда, пластинка уже старовата.- "Проверки на дорогах" давненько прошёл. И поезд уже ту-ту. Не борюсь с тьмой – нёс свет. Чего бояться и кого, уж не вас ли? Вы же думающее начальство, я же просто опер, на пенсию вот собрался... Вы просили объясниться, Герш Шимкус...

        И закипела нудно-будничная  оперативно–следственная работа.

А затем – бросок на юг; задержание Лёлика и его деловаров. И возврат денег в сберкассу.
– Ничего себе. – Самое угарное, не томи. Стрельба была в реале?
– Наглость иногда города берёт. – Телеграфно: часть деталей тактической операции высказать не могу. Эх, жаль фляжка маловата: разворачивайся к Шаманскому, друзей там в невпроворот. Что-то разбухтелся сёдни, сам удивляюсь...
– Харэ, дедуль. – Имею заначку, плохо думаешь о своих. До расскажешь и вперёд, с песнями. Закалка дико чудесна, признаю. Замётано?
– Хорошо, твоя взяла. – Глотнуть бражки с внуком – огромное счастье. Не люблю выпивать, я люблю напиться. Эх, душа ребёнка-старика...

...Крадче спозаранку участковый с телеграммой."Сочи. Гостиница Олимпия. Хозяйство поручи тётке. Жду." Опа-на, ядрёна шишка! Вот тебе и юрьев день!
Бел-свет рассуждал о не хилой ситуации. И осталось только верное решение, больше избирать не из чего. Духовный однополчанин Логутенко – у экспертов в городе. Ну, что ж: в одиночку не одолеешь и кочку, а натянутая пружина бьёт ох сильнее. Ладно. Экибастуз ждёт меня!
Никому не сказав, с домашней заначкой умотал в аэропорт.
На месте дали толкового коллегу для реальной страховки и помощи.
Мерзкого гадёныша увидел у почтамта лишь на третье утро – явно не бойцовского вида хлопец. Нос баклушей, алощёкий. О, сердце-то как за ёкало!
        Высоко в небе гудел самолёт. Шли девушки в открытых купальниках на пляж, весело чирикая и смеясь. Отшвартовался большой катер с весело галдящими  приезжими.
        Бобром затаился в  шикарных кустах у плотины. Когда бандюган на ветру прикуривал: рысью из-за угла здания. Ошарашенного Евсея резко и цепко взял за локоть. И опа-на! он - мой. Мандраж отсутствовал абсолютно...
Увидев меня – натурально обделался. Дёргался как от ожогов раскалённого шара, Мигал, узкие глаза – лезвия бритвы. Толкнув на ближайшую скамеечку за- щёлкнул наручники опростоволосившемуся. Руки закрыв цветастым курортным полотенцем. Разило сильно опохмелом от чмошного такелажника. Опер-помощник исчез для вызова штатской машины. Ведь кто по-сельски хитёр, тот и в дамках, Ромаша...

      -Чёхайло разинул? – Где деньги? – офицерский "Макаров" в бок. – Спокуха, рыпаться и кричать не рекомендую, не проханжэ... Лабуда также не катит...
– В камере хранения гроши. – Квитанция у Лёлика в пистончике брюк...
– Что спрятал, то пропало – так вроде в народе говорят... А где твой кентяра загорает?
– В гостинице набуздыкивается водярой, ёклмн...
– Вниз по Аргуни-матушке далеко не уплывёшь... поуркаганил тварь-
уродина по жизни, двух ребят ухайдакнули... Кто наводчик, говори?
– Капа с бухгалтерии родня Шахана... сука и прошмандовка бессердечная... Сказал грубее ломанным уголовно–матерным языком.
– А где, сучара, многодесятилетние оскотинившиеся архаровцы?
– Завтра прилетают Шахан и Клява. – Стол в ресторане  заказан...
– Этих иродов не переиродишь... ну что ж, может кутнём на шару... – Тебе хана, вышак и банде ломится. Примета по жизни: если не выгорело – делянка не твоя, оставляют учиться, точно... Будет времечко побалакать... объясню копеечные истины, перхоть болотная...
– Из ружья не стрелял, ёклмн...
– Автоматы где?
– Арендовали их в Улан-Удэ. – Лёлик узкоглазым 50 косарей отвалил, скалясь...
– Ну, хватит изрыгать гной, прицельно делись со следаком. – Фарш не прокручивается обратно, не утипусичнисяй, разъебай таёжный... И не кобенься, сучара! Цацкаться не будут, ядрёна шишка...
Тихонько-незаметно причалила машина розыска. Двое плечистых хлопцев в штатском крепко под руки зловонную тварюгу. И, закрывая носы платочками, морщась, ругаясь – в КПЗ гадливого...
Там успел до встречи следователя с задержаным накоротке разговорить.

 
"Братва нормалёк отзывается: слово держишь. – Поэтому и базарю, но без записей и вопросов. Налёт готовился загодя. Шаханов-пахан был дважды,  гонец Лёлик у нас останавливался. Я-то ведь в"завязке" для уголовников.
        Предки рано умерли. Батяня от ран военных два года лишь протянул. Мать – от рака желудка коньки откинула. Мясоедничали редко. А какая была жизня-то? Три разочка вкусно поел да единожды сладко отоспался и всё. Две ходки по хулиганке, глупая по малолетке. В спецдетдоме избил воспитателя-гомика, заступиться было некому. В натуре добавили срок. Дрался и по пьянке, любовь единственную защищая. Сукой, кстати, оказалась – даже малявы не написала. А мужичок-плотнячок Шахан здорово подмогнул в колонии, благодарен душевно. Там климат суров: глаз на ж...пу натянут вместо телевизора...
"Если в доле – сорок три куска твои" – условие. Их второй налёт, кстати... Помогут купить домик, есть на заметке около Байкала. Лёлик опять же: по хозяйству всё делаешь, а плотников хороших дефицит... бабу добрую притараним... короче - уболтали. Как рябчика на свисток! И запудрили мозги окончательно и стопроцентно... Не век же сидеть с облезлыми надеждами на картошке и молоке!
По раскладу должен стрелять в колёса. Но не стал. Раненых инкассаторов из волыны добивал жестокий Клява... А наводчицу не видел ни разу,  бабло получал в кассе. Следаку и операм не буду ничего говорить. Иначе – кердык в тюрьме... придушат на шконке ночью, законы, сам знаешь, жесткач"...
– Ы-ых, ми-ла-й-й, будь проще и за тобой зайдут... а шнапс истины таки есть! - Подзаборник-обоссанец, вонючий бичяра и засранец...
Гвардейцем на балконе стояла душная истома... Я какой-то усталый, право, весь выжатый лимон. Настрой – выпить крепко...

        – И всё так просто оказывается? - Ну-у, это, ва-а-ще!
– Да, когда вопрос решён. – О, если бы ястреб улыбнулся... чудится-то буднично и легко... а складно только в детективах копеечных и ужасных фильмах... в раскладе бандюганов не все номера пошли.
– И что потом-то, не томи, ё–моё! Восхищение ребёнка-школьника...
– Рискну вымолвить: ни-чего-ше-ньки. – Кое-как авиабилеты оплатили: командировка-то не выписывалась. Именной пистолет отдали, лишь когда генерал вмешался. Виноват кругом я оказался, ёптыть... но мне не в первый раз ситуация. Бывает всяко како... полное аля-улю, так молодёжь сейчас выражается...

Г. Цыпин – "гений" сыска – рвал и метал с месячишко. Злясь 24 часа в сутки. И семь дней в неделю, щёки уже не раздувая. С гадливым воодушевлением строчил рапорта генералу, замам, жалобы в партком, чтоб наказали... сталь звенит, искры летят! Бездарно катил телегу чуточку поседевший уже еврей...  Ярился. Хорошо знал и я: евреи русских сильно не любят,  всячески освинячивают их. Тот ещё перец... Из стада шустрых проходимцев оказался. С юмором и дополнениями года два командировочные опера рассказывали. Душа же моя фонтанировала – скажу по-простецки...
Горком наградил знаком "Почётный житель города Усть-Илимска". 50% скидка на коммуналку, о, это не просто так в то безденежно-безнадёжное время.
А родная Управа даже спасибо не высказала... тяжёлая лобовая истина,    сейчас не потребна... Однако, это молодость, юность, мой иркутский порох...
– А медаль?
– С лысым и упитанным и.о. замполита ГОВД столкнулся на остановке автобуса. Новый лощёный партиец затащил в кабинет. Из пудового шкафа-сейфа надыбал серую коробочку. Небрежно оставил на столе и молча... ушел...