Змееносец Ликише. 25гл

25глава

            У дверей покоев воздух несло рябью, святозары явно перестарались с заклинаниями подавляющие магию. Сквозняк перегонял зловонный запах краски от чего у корсея снова зазвенело в голове. Святозары сильно перестарались исписывая в заклинания стены черно-красной  краской. Даже та латуневая дверь имела неприятный вид с заклинанием заточения, от чего парню казалось, что на него движутся стены.  Сжимают пространство подавляя волю корсея. Ликише обдумывал все действия святозаров, хорошо поразмыслил над единственным решением: «Может Аморф прав. Возможно людям необходимо найти высшее зло, чтобы объединить их в единое целое? Целую планету, вселенную. Возможно апокалипсис это единственный выход, чтобы прекратить вечные распри?». Ликише долго смотрел в небольшую книгу, обычный учительский занятник, заметки старого учителя, где он описывал своих подопечных как об личностях каждого отдельно. Соответственно, подход самого учителя индивидуален. Сюда учитель философски описывал занятия с его трудными подопечными.  Ликише ухмыльнулся. Заметил как философски понеслись его мысли, вслед за высказываниями автора.
          Ликише помнил эту книгу, помнил своего первого учителя с хлыстом и ножницами для его волос. Помнил те истязания, что перенес бедный мальчик. От чего он стал жестоким и принес в Мириду только страх и ненависть Змееносца, что породило уважение и порядок.  Ликише на секунду представил этот порядок, чтобы было если бы он начал с головы, откуда все пошло и распространяется. Слова провидицы не давали ему покоя. Жгли ему сердце будто он долго ждал именно этого. То, что его подтолкнуло, а не эти упреки Аморфа и странная игра в поддавки. Ликише еще долго обдумывал как все будет, как он подаст Лютосу претензию на трон, что будет дальше, а дальше эпическая битва со святозарами. Полный разгром обители и ордена, выслать отступников обратно, в свои белые пещеры откуда они выползли и самопровозгласили себя защитниками магии. 
                Уничтожить под самый корень, пока Змееносец будет править миром.
   Ликише еще долго думал как быть дальше, если бы не живая весточка от Аморфа.  Через открытую террасу, прямо в покои корсея заползло некое существо… скорее тот самый заколдованный прислужник Аморфа ползал как таракан неестественно перебирая ногами и руками. Ликише посмотрел на лампадные часы из стекла, где фитиль уже догорал в мерклой бутылке. Время подходило к полуночи, предпочитая оставаться в кресле, он продолжил вглядываться в книгу.
                «Почему так поздно? — холодным тоном заметил Ликише. — Вечно он где-то пропадает, то он появляется, то исчезает. Где он все это время находиться?»
       Прислужник Аморфа заметно затрясся. Его искривленное лицо выражало   несусветную боль и страдания. Он конечно сопротивлялся, но к сожалению, все попытки были тщетны. Магия только усиливала свое действие, и бедный парень будто голодный бросился на амулеты и медальоны, обереги и талисманы, увешанные по всему периметру покоев, Ликише.  Глотая одно украшение за другим, прислужник Аморфа обратил внимание на иероглифы, расписанные на стенах. Он быстрым движением бросился на настенный рисунок, слизывая каждый сантиметр до бела.
           «Такую фреску испортили. ---  подумал Ликише глядя на происходящее.-- От души постарались эти звезданутые, сколько всего навешано, запрятано».
         Затирая пентаграммы на стенах, глотая гирлянды заколдованных подвесок, амулетов, зажевывая ведьмины мешочки до последнего, прислужник наконец набил полный живот добром и проворно бросился с балконной террасы вниз, пускаясь скорее прочь, пробегая по дворцовым дворикам обходя стороной каждого святозара, что патрулировал улицу.
          Ликише еще долго смотрел через арки, за террасу, в след убегающему. Его не волновало имя жертвы, что пала от магии Аморфа, внутри он знал, что этот человек явно был не из благочестивых. Через несколько минут он  перевел взгляд на плеяду звезд, любовался троелунием, вдыхая воздух полным свободы, пропустил в голове пару мыслей про Хиону, как громкий звук рвущей одежды привлек его внимание. Позабыв обо всем на свете, он осмотрелся.  Несколько раз вышел на тот балконный дворик, но так и ничего не увидел.
— Странно, там был шум, этот жучила вернулся?
— Ликише! Ликише! — из неоткуда раздался голосок Хионы со стороны и как затараторила. — Я была у Лютоса, там эти странные девушкики!.. Мы поругались. Я потянула одну за волосы… и она упала… и разбилась… о боги, я видела, как ее лицо разлетелось, словно осколки разбитой бутылки! Лютос, он какой- то неестественный, будто его сознание… Он давно потерял себя! Правду говорю, он знал, что эти прелестницы неживые. После наступила тьма. Я так сильно испугалась, мне было страшно. Холодная и нелюдимая пустота тянулась ко мне. Я ощутила ее мертвые щупальца. Чувствовала ужас неизбежного конца! Звала на помощь, однако никого рядом не оказалось. И вдруг я открываю глаза, а меня уносит вслед за легким ветерком. Я едва добралась до дворца!
          Не поддаваясь объяснению, но сама мелисса Хиона будто плыла по воздуху, хватаясь за все, что могло ее удержать. Ее длинная юбка была вся изорвана, откуда во всей красе показались белоснежные ножки. Зацепившись за край стропил балконного дворика, Хиону тянуло то вверх, то вниз. Волосы красивым веером развевались в стороны, блестающие как звезды яркие волосинки цеплялись за золотистые веточки плющевых путались. От чего нависший кустик посыпал голову девушки золотистой пыльцой и та звонко чихнула. От такой милоты корсей едва мог устоять. Первое, что ему пришло в голову, что это марево, бредовые галлюцинации, а в это время  мелиссу уносило куда-то вдаль. Девушка не переставала тараторить как она миновала лик святой Берегини, и, тут будто высшие силы вмешались, ее занесло далеко за северную сторону дворца, прям к покоям корсея. Постепенно освобождая ее от темных чар Лютоса.
           Разинув рот, Ликише не верил своим глазам. Его одолела растерянность. Он больше поверил, что  святозары чудным образом усыпили его и тому кажется, что это его проклятие,  сниться страшный сон, кошмар откуда не выйти уже,  или все это происходит наяву, но больше склонен к эмоциональному шоку и теперь его мучает воспаленный ум с его воспаленными фантазиями.
        Ни жив ни мертв, Ликише попятился назад.  Он резко похватал мягкие  подушки, набросил набросал целую гору возле двери: «Так никто не услышит». Думал он. Дыхание Ликише перехватило, он изо всех сил старался сохранять спокойствие, не впадать в панику, скорее прикрыть дверные зазоры, чтобы никто не ощутил мелиссу в его покоях.
        Особенно Аморф.
           — Так вы мне поможете или нет?! Заклятие кончается, и я упаду и разобьюсь, назло вам! — Звенящий голос  Хионы  привел корсея в чувство.
          — Это не сон и не галлюцинации, — бубня под нос, он поторопился на помощь неотвязчивой девчонке. --– «Если он узнает...Он близко! Как необдуманно все!».
           Ликише мигом пустился помогать мелиссе. Взял ее на руки, занес в свои покои, будто жену после святого венчания. Хотя он старался изображать на лице безразличие, а мелисса без остановки все рассказала о случившемся, он не мог не подметить, что его история с борейской принцессой еще не окончена и явно имеет более глубокое продолжение. Корсей старался сохранять серьезное лицо, хранил мрачное молчание, а сам сосредоточенно заглядывал по углам. Делал вид, будто внимательно слушает девушку, но на самом деле он искал его.  Вдруг колдун ненароком станет свидетелем его слабости и тот предпримет все попытки устранения преграды между ними. Однажды так и было. От своих мыслей корсей содрогнулся. Сердце бешено заколотилось на секунду поддавшись эмоциям, впервые его бросило в холодный пот только подумав об Аморфе. Ликише впадал до нельзя в крайность.  Он точно не мог сказать, кто быстрее его сведет в могилу  Аморф или Хиона. Но одна невыносимая до жути предательская мысля больше всего лишала покоя и так тревожную душу ---мелисса могла влиять на него, только лишь улыбнувшись.
— …когда я ступила на земли Мириды…я помню как наш обоз покинул перевал Авилонии, в спину била неудача. Наши жрецы были против этого союза, кланы тоже были против, моя мать хотела отговорить его, но мой отец был неумолим. Я чувствую, должно что-то произойти. Что-то очень плохое.
Без остановки лепетала она, на что Ликише только изогнул бровь.
— Мелисса, вы настолько осведомлены насчет Змееносца, но впервые повстречали майоликих мукл? Это глиняные прелестницы моего брата? Если вы действительно видели муклу, то человека, из которого это чудо-творения очерчено, уже нет в живых. Другими словами — принесен в жертву. Теперь покоиться с миром клубясь на ветру дикой пылью.
— Какой ужас, Ликише! Как цинично! — Крепко цепляясь за шею корсея, мелисса тяжело задышала. — Я действительно видела этих созданий, но если вы говорите, что этих людей… девушки убиты? Но они альхиды, родовые дочери превалириата. Как же так? Неужели матеря не беспокоятся за своих дочерей?
— Муклы — это тени черной магии. Они холодные и бесчеловечные как настоящие куклы. С виду это люди, но внутри пустота. Теперь мне понятно, почему от Лютоса еще не одна не понесла ребенка. Они все давно мертвы.
— О боги! Значит их родные и близкие тоже муклы? Превалириат тоже муклы?
Куда смотрит альянс? Святозары!
— Я думаю, что нет, но все возможно. Диссонанс природы сильно нарушен, отсюда конец близок. Нелюди живут в Мириде, творят что хотят и думают, что им все проститься, но...природа, вселенная так не работает. Мне очень жаль, что вы стали свидетелем такой магии. Фата-моргана не должна существовать. Ранее ее уже побеждали, мой предшественник, сарфин Даорий. Он уничтожил причину и долгое время защищал Элиду от напасти смерти.
             — Тогда все не правильно! Мирида ослабла только потому что на троне сидит не Змееносец! Фата-моргана прокралась в дворец сарфина!
             — Может, Мирида кажется слабой, но ее охраняют. Тщательно берегут ее корни и ветви. Тот же Менкар, трещина Джихана и до самой Змеиной долины блюстят святозары. Мало кто осмелится пойти против ордена луноликих. Могу сказать, что эту магию принесли.
           — Они невозможны!
           — Мелисса, вы здесь не последнее лицо, потому о вас позаботятся. Вам ничего не угрожает.
        Корсей все еще не отпускал девушку на пол, только прижал к себе крепче, от чего Хиона судорожно воскликнула.
          — Тебя это устраивает?
    Ликише смиренно опустил мелиссу на ноги, сам отскочил от нее, смущенно отвернулся разглядывая звездную ночь.
           —  Как только я отворачиваю голову, ты не сводишь с меня влюбленного взгляда. Ловишь моменты когда я стою спиной к тебе, даже тогда, в столовой, на обеде. Ты не подошел ко мне чтобы почтить меня своим присутствием, не приклонил голову как это положено перед дамами, потому что ты был слишком смущен.
— Мелисса, вы делаeте большую ошибку. Вы потеряли голову не с тем корсеем! Ваш выбор…
— Не смей принимать за меня решение! --- перебила корсея Хиона заверещала как безумная.--- Почему все в последнее время это только и делают? Хиона ты должна, обязана, необходимо! Почему решают за меня? Это мой выбор! Я его должна сделать!
         — Это безрассудно! Вы уже сделали выбор, а теперь оказались здесь не в самом лучшем свете!
            — О нет, это как раз то самое расcудство! Я дала клятву змею, я стану его невестой!
        — О каком рассудстве вы говорите? Вы всецело принадлежите моему брату.
         — Перестань, Ликише, только после обряда, — поправила Хиона. ---  Мама хочет расстроить помолвку из-за обряда. Она изменила свое решение и очень даже права.
          — Оставьте эти попытки, мелисса, вы играете с людьми как Лютос с муклами. Вы обрекете целые народы на кровопролитие. Из-за вашей легкомысленности  пострадал авилонский народ, а теперь пострадаю и я. Ах, милая, я довольно знаю вас! Вы своенравная и избалованная как борейская женщина! Неподконтрольная! Вижу такую же самовольную королеву Оритию. Ее уроки по подчинению себе с помощью невинного взгляда не проходят даром!
            Ликише не знал как избавиться от влюбленной напасти, не хотел чтобы невинная душа пострадала, потому был готов повторить поступок брата — оскорбив кланы бореев, задев честь королевы Оритии.
         — Не смей говорить о моей матери в таком тоне! — Не стерпев грубости, Хиона, не раздумывая, залепила наглецу легкую пощёчину. — Оскорбляя ее, ты оскорбил весь народ севера!
        — Вы позволили себе лишнеe! Ударить Змееносца — это равно, что подписать себе приговор! — Ликише больно схватил Хиону за руку, пытаясь донести разбалованной девчонке, что этот поступок вышел за все края.
       — Оставь при себе свои жалкие угрозы. – прошипела Хиона едва пуская холодок рисуя морозные узоры на стенах.--- Я рода борейского, и на моей стороне стоит тот, перед кем даже боги все 
         трепещyт, как истинные трусы!
            Борейский норов, не раз доказал, что северяне --– это крайне воинственный народ. Любое оскорбление могло навлечь смертельным поединком, однако у золотоволосой за плечами стоял ее особый хранитель, в принципе, как и за каждой борейской мелиссой. Ведь только мелисса, дочь Борея имела право носить титул и лунную, хрустальную корону. Этим они и отличались от других бореев. Но, о том жутком монстре Ваге, что  говорила Хиона, та самая божественная сущность, хранитель  справедливости греха и обмана не пощадит никого. Отберёт живую душу обрекая ее на вечные страдания в упряжке Безликой богини.
          — Вы пугаете меня? — злобным смехом рассмеялся корсей, развернувшись к девушке спиной. — То, что каждую мелиссу бореев охраняет Вага, — это все сказки. Небылицы для маленьких детей. Я даже не верю в это. Это миф, за которым вы так прячетесь пока на вашу голову не сядет корона и вас не окружит тысячная свита. Меня даже забавляет это. 
         Мелисса не стала принимать во внимание грубость корсея. Она обошла комнату специально, чтобы словить взгляд корсея, но тот только лишь уклонялся, девушка безбоязненно добавила:
         — Три дня назад я думала, что Змееносец — это демон с горящими глазами и острыми зубами, но, как оказалось, это всего лишь недолюбленный мальчишка, что жаждет признания своих родителей!
           На что корсей тут же отреагировал.
         — Вы заговариваeтесь, мелисса! — Лицо корсея резко изменилось. Стало более грозным.
           Бурный поток эмоций переливался через край чаши терпения.  Боль и гнев кипели в нем, точно клокочущий котелок над огнищем. За долю секунды мелкие змеиные чешуйки пробились на его шее, окрашивая кожу в черный цвет с малахитовым отливом, менялись зрачки: то тонкие, горизонтальные, то круглые, человеческие.
            — Ты не любишь правду?Правду никто не любит. Ни одна из мелисс еще не видела Вагу, даже моя мама. Но она свято верит, что он существует и тенью следует кругом, куда бы не ступила нога дочери борейских кланов. Угрожая Вагой, она выиграла для меня еще один шанс у кланов, обещая выдать меня замуж.  —  спокойно сказала мелисса, оставив корсея одного со своим негодованием, девушка игриво подскочила к открытому окну.
              Тьма медленно стелилась в покоях корсея. Черный фитилек медленно догорал в последней лампадке, что окружали их. Сквозь окна просеялся темно-лиловый цвет ночи, окутывая белый диск Эрра, обряжая покои Ликише в но- вые, более благородные тона. Огни песчаного города манили, навевая на молодых людей романтическое настроение, однако корсей и мелисса с досадой поглядывали друг на друга.
          — Это особенная ночь. — Первая начала она, услышав легкие шаги за спиной, девушка ощутила его присутствие.
          — И чем она так особенная? — Уняв змея, корсей вернулся в нормальный человеческий вид, тихо подошел, обнял сзади так нежно, насколько он мог себе позволить.
            — Она последняя в моей жизни, — более чем загадочно ответила Хиона, вглядываясь в горящие точки ночной Мириды.
             — С чего ты взяла? Ты думаешь, что с тобой что-то случится? Тебе угрожал Лютос? Только он бы посмел...
            Ликише заметно напрягся.
          — О, нет, ничего не было, --- соврала Хиона. --- Звезды говорят мне, что это моя последняя ночь. Я вижу, что мой путь заканчивается здесь, в Мириде. Увы, понимать свое предназначение я не умею. Как не старались звездочеты вдолбить в мою голову хоть что-то.
          — Звезды могут ошибаться. На нашу судьбу влияет все, что нас окружает, даже слова и мысли. — тихим голосом прошептал корсей. — Сам Иивлик об этом писал. А он был знатным звездочетом.
          — Звезды не ошибаются, провидица не ошиблась, это мы с тобой обманываемся. Мы сможем быть вместе только в другом мире, в другой жизни. При других обстоятельствах.
              Горько дались мелиссе Хионе эти слова. Девушка вложила в них особый смысл, надеясь пробудить в собеседнике взаимные чувства, но Ликише, казалось, был непробиваем:
            — Повторяю, тут тебе ничего не угрожает. Хотя признаю, что вы поступили глупо, решив найти здесь справедливость. Если учесть нашу крайнюю враждебность, но если ты того желаешь, я отстаю твою честь и ты сможешь укрыться в моем Ириле. Там тебе ничего не будет угрожать, я это могу обещать.
             Ликише с горяча допустил свою самую страшную ошибку. Он взялся обещать то, чего выполнить невозможно. Единственным решением пойти на условия Аморфа,  со всей рьяностью он бы взялся выполнять приказы колдуна сжигал и казнил всех, кто попадется ему на пути, лишь бы авилонская мелисса была жива и не вредима.  Тем не менее непредсказуемым можно назвать Аморфа, а не самого Ликише.
             — ...мы долго переписывались с Фрийей.--– Хиона рассказывала о себе, о своем глубоком детсве, что пропустил мимо ушей Ликише, но как только разговор начался с Фрийи он тут же напрягся. ---  Эта женщина была благосклонна и выдержанна во многих вопросах. Ее благовоспитанность поражала и давала почву для дальнейшего сотрудничества между нами. После она слегка намекнула нам о свадьбе. Отец сразу убедил себя и многие кланы в правильности решения, но… нас многие предупреждали, но гордыня отца поражала. Фрийя хорошо описывала своего сына, но как только я увидела его… честно, это многое шокировало.
 
          — Почему-то я не сомневаюсь.
            — Она завладела здесь всем, хотя это большая редкость, когда женщина позволила себе такую дерзость, как власть над мужчинами! Почему она оставила обязанности матери и взялась за город? В Авилонии, несомненно, девушки сильны духом и хорошо держат удар, но, чтобы занять трон… никогда в жизни не обреку свой клан на позор!
        — Она слишком много пережила, чтобы бояться. Она не станет ждать, когда коссей Годесис надумает действовать. Другими словами превалириат очень жесток.
        — Это непосильный труд для нее. Держать целый город и не склониться перед Альянсом. Она напоминает мне мою бабушку. Сильная женщина наказала тех, кто обкрадывал наши земли. Чужаки других кланов пришли к нам и стали охотиться, ловить рыбу, обкрадывать обозы. Но она наказала их! Выпотрошила их тела и покормила ими рыб, которых мы ловили для пропитания.
              «И поделом! Я бы так же поступил с тем, кто обирал мои обозы», — пробежала жестокая мысль в голове у корсея, но вслух он добавил: — Жестокость порождает уважение. Порой необходимо быть жестоким, как твоя бабушка, чтобы удержать народ в рамках правильности и следить, чтобы те не отступали.
          — Нет. Моя бабушка была такой потому, что ее никто не любил. Она принуждала бореев любить ее. Делала такое, что даже моя мама неохотно говорит. Но она не забывает. Изуверство королевы Левы может затмить самого Змееносца. В наших краях о ней не говорят, даже не упомянут в день ее памяти. Делают вид, словно ее не существовало. Разве это того стоило? В силу своего понимания я знаю, что без зла не пробудишь в себе добра. Бабушка делала то, что сплотило всю Авилонию в единую семью. Она сплотила. Пожертвовала собой на веки вечные.
       — Твоя бабушка…
       — Она была одинока, как ты.
       — Я не одинок.
        — Нет, Ликише, может, с тобой пришли твои слуги, рабы, доверенные советники, которые охотно поддержат с тобой беседу или отстоят твои права. Ты наряжен с иголочки или ходишь в ободранном плаще. Ты можешь есть с руки на холодном полу или восседать на троне, но ты все равно остаешься один. Все равно одиночество настигнет тебя во всех смыслах своего значения и опустошит тебя, точно как застарелую, никому не нужную чашу.
             Необычные слова Хионы потрясли корсея. Весь тот смысл… значение в этом нелегком мире, где он привык считать себя выше других, благодаря судьбоносному Змееносцу. Все что дал ему всесильный это быть одним из существенных в магической цепочке, но все это ничто если бы не Аморф. Ликише помнил это до этого момента. Тяжелое детство, где ему приходилось выживать, юность, которую он провел в забытом городе, жизнь которую он не ценил --– все это обратились в пыль. Теперь это стало не таким уж существенным для Ликише, когда рядом была та самая, которой он не безразличен.
          Между двумя молодыми людьми настала неловкая пауза, которую было нечем заполнить. Каждый мыслил о своем, о своей чаше и чем ее наполнить.
            — Уже поздно, мне лучше уйти, — послышался унылый голос Хионы. — Завтра день моего позора. Нужно выглядить пристойно, как для будущей жены корсея Лютоса.
           Девушка хотела было уйти, полностью сдаться и принять свою судьбу такой, какая есть, но Ликише сжал девушку еще крепче, не давая ей лишний раз двигаться.
        — Тебе не стоит ходить по коридорам дворца одной. На рассвете я лично отведу тебя в твои покои.
        — Если нас заметят, то проблемы будут не только у меня. На этот раз ты не уклонишься, — заметила Хиона, наполняясь радостью.
          — Я привык, — хмыкнул Ликише.
            — Но где же я буду спать?
            Хиона удивленно посмотрела в сторону, где стояла широка кровать, кресла, стулья, топчак, пуфы, софа.
             — Если она так приглянулась тебе, то она вся в твоем распоряжении.
 
              — А ты?
             — Мне подходит на софе, — пожал плечами корсей.
               — Но эти софы такие маленькие!
              — На них восседают полулежа. Оттого у них односторонняя подушка. Но если сдвинуть две софы, получится неплохая ночлежка.
               — Да, я согласна, но у тебя нет второй софы, — со смешком заметила Хиона.
             — М-да, об этом я как-то не подумал, — Ликише почесал затылок, взъерошил волосы, оглядел покои.
             — Тогда я поделюсь с тобой краешком кровати, ведь здесь я не вижу удобных кресел или диванов, где мог поместиться максимум один человек. Вся твоя мебель состоит из «полу места».
          — Мелисса, как же так…
          — Не стоит преувеличивать, я стою здесь и сейчас перед тобой в разорванной юбке с открытыми ногами и бюстом. Имей ввиду, что у нас это исподние, а не одежда, так что  лучше посмотри, какое темное небо ярко озарила звездная колея, и не пялься так на меня с таким удивлением. Если честно сказать, я и так давно свалилась в позор и бесчестье, когда отказала кузену. Так что дополним к моему списку ужасных и непростительных грешков еще тот, что будет указывать, будто я спала на одной кровати с великим и ужасным Змееносцем.
               — Немыслимо! — Единственное, на что был способен корсей после сокрушительного высказывания взбаламученной девчонки.
              — Но не смей чаять на излишнее, — предупредив фантазию Ликише, Хиона бросила на собеседника тот хитренький взгляд, от которого можно было сойти с ума.
              — Да, я так и уяснил, — согласился корсей, набрасывая в голове первые очерки их страстной любви. — Но это как- то странно. Ты и я…
          Но в ответ златовласая красавица оживленно рассмеялась.
 
               Предложение мелиссы выглядело довольно вызывающе, со скрытым умыслом, о котором было бы совестно думать. Однако она не допускала такой мысли. Ей было невдомек, почему Ликише принимает ее такой, какая она есть: не ставит условия, как это сделали ее наименованные женихи, не ставит ее в рамки как отец. Ей приятно было проводить с ним время, находясь рядом. Ощущать поддержку, заботу, даже когда не смотрит в ее сторону, Хиона была уверена, он думал о ней.
            Войдя в роль радушного хозяина покоев, корсей отвесил нескладный поклон. Девушка подыграла и присела в реверансе, лишенном всякого изящества, приняла руку Ликише, увлеклась забавной игрой.
        — Это бронзовые торшеры. Они всегда стоят на трех ножках, отсюда очень капризны, падают в стороны от перевеса свечей или лампадок. Величают себя  светилами дорогих покоев. Существует меткое определение к этим торшерам – они самые думающие люди.  — Ликише водил девушку по периметру знакомил ее с придуманными гостями приема. — А вот вырезные шкафы из медового дерева – они хранят великие тайны и бойтесь, в ящичках и сундуках давно залежались самые двусмысленные намеки. Мозаика на стенах и полу из драгоценного камня была перенесена из Ириля и, как видим, перенесла некоторые переделки. Легкая ирония над моим образом, посмотри, размытые фрески змея. А этот стол из цельного камня принадлежал моему прадеду. Сам Даорий занимался за ним каллиграфией. Писал красивые стихи, посвященные большой любви.
                — А это что? — спросила Хиона, указывая на круглый диск, удерживающийся на одной ножке.
                — А это старый звездный календарь Иивлика. Определяет время, когда Змей входит в фазу дня Змеевика. Тогда я особенно активен и не особо контролирую волю.
                — Как это? Что это за время?
                — Древний альхид-звездочет предупреждал ирильских правителей, что Змей имеет особое влияние на весь край Элиды. Это и есть время Иивлика. Начинается от дня, когда Элл и Эрр уходят глубоко за горизонт и начинают обратное вращение по своей оси. Всего пятнадцать дней в году эти светила с невообразимой скоростью вращаются в обратную сторону. Это очень темное время, и бытует такая примета, что во время Иивлика никто не должен ничего планировать. Любое начатое дело обречено на провал. Потому пятнадцать дней отдыха в году вполне заслуженно для людей Элиды.
         — Я слышала про пятнадцать дней празднества! После чего настает день Змеевика, и ты…
           — В этот день рождаются все будущие змееносцы.
           — Так же, как и умирают. Предтеча событий.
            — Верно.
           — Что ты ждешь в этот день? Как я слышала, он уже завтра?
           — Да, но я ничего не жду, кроме того, чтобы по скорее убраться отсюда.
           — Нас действительно ждет конец света? Элиду уже ничего не спасет?                Как ты собираешься спасти город, если эта планета…
               — Я доверю тебе одну тайну, которую раньше никто не мог узнать, но от тебя я хочу потребовать одно --–  верного молчания.
               — Ого! Это уже интересненько. — Мелисса ахнула, бросила на корсея любопытный взгляд.
                — Почему мало кто находит мой город в песках? Отчего говорят о нем, как о призраке? Почему Ириль никогда не стоит на одном месте и следопыты Мириды и Визерии никогда не могут найти его по старым наметкам.
               — Не могу знать. Это скорее метафора какая-то. Может ты его заколдовал или следопыты оказывается зачарованы.
              — Нет, мелисса, все это взаправду.
              — Как? Ириль — город-призрак?
             — И да, и нет.
            — Объясни же скорей.
            — Ириль всегда находится со мною. Он всегда при мне.
            — Нет. Ну, тут точно ничего не понятно, — сдалась девушка.---Как целый город может быть с тобой?
            — Дело в том, что, дорогая мелисса, есть вещи, позволяющие спрятать целые города или миры. Какие вы знаeте предметы, позволяющие приютить у себя целую вселенную?
             Углубившись в память, Хиона громко выдохнула:
              — Ну, это могут быть предметы любого типа, главное, иметь нужное заклинание.
            — Дорогая, я говорю о тех вещах, что были созданы задолго до альхидов, бореев и даже рождения Элиды.
 
           — Если мне не изменяет память, то это октаэдры, тетраэдры и, не приведи богам сбыться, — звездчатая форма икосаэдра! По сей день магистрат не знает их точное происхождение и его количество в нашем мире. Но этот — вершина Вселенной! Никто не видел его, но говорят, что он венец самой Вселенной! Корона моей матери многогранна, a легенда об этом артефакте говорит, что она имела форму сердца святого Борея. Он же додекаэдр, но матушка все отрицает.
                — Именно. — В душе Ликише торжествовал. От чего точно он радовался, корсей не мог осознать, но точно мог сказать, что Хиона раз за разом впечатляет все больше и больше, и это его окрыляло.
                — Боги всесильные! Это неимоверно! Ты владелец октаэдра? — Горячо задышав, мелисса едва устояла на ногах. — Это просто чудесно! Чудотворные жрецы говорили, что эти камни покоряются не всем, потому открыть их сложно. Почему же ты… Как так? Как ты открыл его?
           — Дыханием.
          — О боги! Где ты его взял?– не унималась Хиона.
           — Только сын бога… Это мое наследие.
           — Но почему тогда ты…Ты обязан был быть там, а не твой отец на том троне! Ты должен был сохранять мир, но предпочел уединиться, спрятаться за стеной, а мы...
             — Что ты имеешь в виду?--– Ликише сильно задели слова Хионы, словно перед ним снова предстала провидица.
             — В твоих руках целая вселенная, почему ты, Змееносец, не заявляешь о своих правах? Элида принадлежит тебе! Ты сын бога, а не того регента, отца Лютоса! Даже коссей не может держать в руках эту реликвию, он не сможет даже удержать эту мощь. В нем сила космоса! Но что же с тобой не так? Почему ты позволяешь?
— Ты о чем?..
              Мелисса заметалась. Бедной было невдомек от чего Ликише решил жить отшельником. Одна мысль о его величии сводило ее сума, но сам Ликише выглядел довольно уравновешенно.
     — Я о Мириде! Ты выбрал путь, не стоящий того, у кого есть такое сокровище! Ты подчиняешься тем, кто к магии не имеет никакого отношения, горишь, проклиная свою кровь, а после мы едва выбрались из лавки того бедного арахнийца! Как ты позволил сцапать себя святозарам? Их долг подчиняться тебе! Боги милостивые! Ты на слуху чуть ли не в каждом пыльном углу старой хижины, и всякий проклинает тебя и твой дар, но все же почему?
          — Я не собирался воевать. — Простой ответ не удовлетворял Хиону.
         — Ты и не должен! Ты хозяин этого мира! Повелитель! Это они должны были склониться перед тобою!
            — Я не могу. Уже не могу. Моя жизнь перевернулась с ног на голову. Я уже не тот, кто хотел прийти и поставить на кон жизни всех миридийцев, меня изменила ты. Исцелила. Я уже не чувствую боли страданий, но если ты пострадаешь в этой войне, то быть тому, я клянусь,  вся Элида познает мой гнев.
         — Ты думаешь со мной что-то может случиться…
         — Я уверен.
         — Не может быть, ведь в Мириде столько магов и не один так и не понял, что рядом первоисточник материи вселенной. Это так странно, словно магия уходит, покидает людей и тьма сеется по этой земле.
       ---  Потому я прошу сохранить мою тайну.
        — Не такой он уже и тайный, — посмеялась мелисса, махнув рукой. — Я теперь не усну, пока не увижу своими глазами твой краеугольный камень. Давай, я жду! Показывай! Мне уже не терпится увидеть октаэдр своими глазами! Показывай, иначе я уже злюсь!
               — Мелисса льдов и снега любит играть с огнем, — не удержался корсей и воссиял улыбкой он показал руку на которой едва видно чернилами прорисован черный  треугольник . — Вот он. Ничем не приметный треугольник.
       Мелисса от удивления  вытянула лицо, едва справлялась с эмоциями. От чего Ликише это только забавляло.
           — Ах, неужели я увидела это? --- опешила девушка.
          — Что именно?
           — Улыбка! Искренняя! — засияла мелисса. — Я часто думала о твоей улыбке, особенно когда впервые увидела тебя. Твой одинокий, блуждающий взгляд навсегда запомнился мне, но как ты улыбаешься — никак не укладывается в голове.
        — Теперь ты довольна? Сможешь уснуть?
         — Теперь я счастлива и могу спать как младенец, — ответила девушка, не сводя счастливые глаза с корсея.
 
            Снова воцарилась неловкая пауза, что могла быть заполнена медовым поцелуем между двумя влюбленными, девственно раскрасила легким румянцем лица наших героев.
          — Странно, но, похоже, я слышу музыку, — вслушавшись в тишину, Хиона отличила нежные звуки свирели, что доносились до их окна.
         — Действительно странно. — корсей бросил косой взгляд на мелиссу, а после насторожил слух. — Это скорее в городе, за стеной. Праздник какой-то?
           — Скорее всего. Завтра пятнадцатый день Иивлика.
         Завороженная звуками чудной мелодии, мелисса взялась напевать медленный мотив. Восхитительная музыка проникла в сердце девушки и преисполнила ее новыми впечатлениями, обволокла теплыми ощущениями, что невообразимо воодушевляли ее, добавила жар в дивные глаза цвета глубокого изумруда.
       Хиона все продолжала напевать мелодию, ловко попадая в ноты, а после ее тонкие ножки стали шевелиться в такт той музыке, что она слышала. Подняв руки на уровне пояса, девушка принялась медленно двигаться. Из стороны в сторону покачивая бедрами, мелисса стала плавно колыхать кистями руки. Кружась в медленном танце, девушка напоминала легкий ветерок, что приспел в то самое зимнее утро, когда солнце вылезает из-за сгустка серых туч и говорит о весне. Что-то похожее было в ней. Холодная как лед кожа имела серебристый оттенок, золотые волосы спускались до самого пояса.
Ликише следил за мягкими движениями Хионы, со стороны восхищаясь ею. Желание присоединиться к прекрасной танцовщице возникло у корсея не сразу. Жизнь с Аморфом проходила в вечных боях и жестоких сражениях. Потом и кровью он заработал себе бесстрашное имя, но танцевать? Корсей об этом даже и не думал. Да и представить такое было невозможно. Однако Хиона навряд ли догадывалась, как проходила его жизнь в ирильских пустынях. Несмотря на его растерянность, она ловко выманила его из глухого угла.
            На счастье Ликише, ему не стоило так извиваться, как Хионе. Его роль в танце была мала: держать круг, в котором кружила Хиона. Присущая ей тонкость движений и плавное тело; девушка смогла воссоздать образ райской птицы: как бы облетая вокруг своих угодий, летучий хранитель Рая встретила на своем пути любовь. Изредка подавая руки своему хранителю, влюбленная птица возвращалась обратно в свой круг.
               Изгибаясь из стороны в сторону, прельстительно взмахнув руками, Хиона обволакивающе улыбалась. Зеленые, как загадочно и волнительно смотрели на него. Обжигали. Поднимали жар в сердце. Странные двоякие голоса наперебой звучали в голове корсея. Один наказывал немедленно бежать от нее как можно дальше. Не теряя ни минуты, спастись от ужасного Змееносца. А другой велел прислушаться к своему сердцу и заключить мелиссу в своих объятиях.
          «Нет! Я не могу ее потерять! Не могу уступить своему брату. Но она так нежна и невинна, словно голубка… которую унесет Аморф. Аморф. Странно, почему его до сих пор нет. Где он может быть?».
              Эрр высоко поднялся над землями Мириды, окутал песочный город холодным синим цветом. Медово - позолоченная лиственница окрасилась в пурпурный оттенок, бросала серебряные блики как россыпь ночных звезд. Покои корсея ловили яркое мерцание глазурованной мозаикой, словно хрусталь отражали яркие вспышки освещая парусный свод.   Каждый уголок был освещен. Чтобы не пропустить того, кто бы мог угрожать мелиссе, Ликише  не сводил взволнованного взгляда с любимой. Вспоминая как минуту назад оба танцевали в свое удовольствие, крутились в медленном движении. Хиона повисла на корсее, стала засыпать.  Ликише осталось отнести девушку на кровать, а сам долго мучался перед выбором.  Ждал появления...но он так и не объявился. Только когда задышав вместе с ней в унисон, корсей осознал, как он нуждается в ней. Хотел продлить эти минуты, чувствовать ее. Видеть ее каждый день,  и знать, что она рядом. Быть любимым ею. Желать ее каждую ночь Эрра. Ему много чего хотелось, единственно на этом далеко не уйдешь.
         Глубокой ночью, когда Эрр ушел крыло покоев корсея, Ликише резко проснулся ото сна, в первую очередь ощутил мертвецкий холод, будто кто-то из темноты испепелял его ненавистным взглядом. Аморф был здесь. В тот час он ощутил себя слабым, поддался страху. Но тот страх не за себя. Нет! Это был страх за ту, что пробудила в нем человечность.
        Сон никак не шел в голову. Он лежал напротив девушки едва понимая что с ним происходит. Местами он хотел взять ее настолько жарко, что самому было стыдно от подобным мыслей. Такой разврат целиком съедали его, оставляя крохи сдержанности и правильности.  Останавливал себя, твердил, что это не самая благоразумная идея. Возможно, она испугается, не поймет его порыва буйных чувств, вдобавок она повернулась лицом к нему. Рассыпанные по подушке волосы переливались даже в темноте, а кожа привлекала прянным ароматом.
             Расcматривать восхитительный лик юной золотоволосой красавицы Ликише уже не мог. Страсть переполняла все его тело, а страх быть отвергнутым останавливал его. Однако, придя к единственному решению — все или ничего тихонько поцеловал ее.
           — Я давно ждала этого, — распахнув глаза, Хиона широко улыбнулась.                — Не думала, что ты осмелишься. Пойти против всех… хотя нет! Я знала, что ты пойдешь против всех!
                — А ты коварна, — пошутил корсей, притянул к себе мелиссу, настойчиво целуя ее. — Нарочно повернулась ко мне лицом?
              — Ты слишком долго думал.
             Эта ночь явно берегла в себе все таинства любви. Хиона это понимала и хотела. Потому, на секунду оторвавшись от чарующих ласк, она со всей положительностью обратилась к корсею:
 
          — Мой милый   Ликише,   мне   не   терпится   окунуться в твои объятия и пережить с тобой это счастье. Я как никогда знаю, что поступаю правильно. Давным-давно, в прежней жизни, наши души были сотворены друг для друга, и в это время мы снова вместе. И то, что произойдет в эту ночь, я точно скажу тебе «да»!
          Сказанное не просто осчастливили корсея, а подарили надежду на  нормальную семейную жизнь. Именно такая картина предстала перед его глазами: он, она и куча прекрасных детишек, что обступили отца в надежде разглядеть его змееныша. Странная, однако, картина, но это не предел его воображения. Тут было где разгуляться. Тот же Аморф, его брат Лютос и родители имели место быть.
            Ликише осыпал ласками изнеженную, тонкую шею Хионы, ключицу, руки, расцеловал каждый пальчик. Каждое прикосновение его рук под тонким покрывалом приносило ей немыслимое наслаждение. А от поцелуев ее словно уносило куда-то за край, где нет зла, а в воздухе витала счастье и любовь.      Незабываемое ощущение близости, захватывающая ночь любви. Хиона созналась себе, что не может без него. Ни на секунду не бросит его. Не выживет в стенах проклятой обители монстров и чудовищ. Даже если гореть ему в аду, ослепленная любовью Хиона кинется за ним в самое пекло.
          От подобных мыслей у девушки замерло сердце. Она вспомнила их первую встречу.  Как он горел на этой же кровати, как она едва устояла перед всесильным. Она помнила как каждый раз лишая себя жизни Ликише издавал истошный вопль. А ведь она могла и не согласиться и корсей Ликише не выжил бы.  И только ветер унес его прах. От ужаса мелисса забилась, словно вот-вот потеряет его снова. Лишится своего счастья опасаясь за его жизнь, она крепко прижалась к своему возлюбленному.
— Что случилось? — Ликише тут же испытал на себе ее испуг. — Ты вся дрожишь.
— На время представила, что тебя рядом не окажется, — призналась девушка, все еще находясь под впечатлением. — Что вот-вот сюда вторгнутся святозары, и они схватят тебя, точно как на улицах Мириды, и утащат в каземат обители и казнят. Это преисподняя, а не обитель ордена святозаров! Они очень жестоки!
       — Это было утром, когда я был неуверенным в этой жизни. Потерялся. Думал, что уже никогда мне не обрести покоя, искал путь, чтобы освободиться от мрака, пока далеко на горизонте я не увидел тебя. Я долго шел к тебе, и, наконец, дошел. А теперь ни за что не отпущу!  — Ликише мило улыбнулся, смахнул с ее лица локон золотистых волос, принялся успокаивать любимую: — Эту ночь, я нашел свой смысл жизни и терять его не собираюсь. Я применю все усилия, чтобы сохранить свое сокровище, не сомневайся в этом. И мой змей, согласен с этим.
                — Да, ты прав, но ты сам понимаешь, о чем я.
                — Понимаю. Не стоит тебе волноваться о том, что будет на рассвете, любовь моя. Этот час еще не настал, а как настанет, я решу эту проблему. Завтра уже никто не коснется тебя.
               Ликише как мог успокаивал мелиссу, снова и снова покрывая ее лицо поцелуями. Вдыхал аромат кожи, волос. Естественно, его пристрастие могло быть более горячим. Со всей первобытностью взять то, что принадлежит ему, что больше бы подходило для более опытных женщин. Любовницы как могли угождали корсею в надежде на его расположение, однако его никто так и не зацепил как мелисса Хиона Авилонская.