Глава 3 Когда ученик не готов

* Еще рано приводить тибетскую поговорку, объясняющую эту фразу.

Однажды вечером земляк сидел, как всегда, под пальмой. Последние двое клиентов заканчивали ужин на веранде.
Выбегает из кухни Рико, подбегает к полке с фруктами, хватает на бегу какой-то фрукт, бежит в сад, сталкивается на краю веранды с матерью, которая на подносе несет сок последним клиентам. Два бокала падают, разбиваются.
Встает у конторки мрачный Павел, хватает за руку Рико, ведет подальше от гостей к бунгало, возле которого сидит земляк. Павел с Рико останавливается в пяти метрах от бунгало.
     - Я тебе сколько раз, балбес, говорил, чтобы ты не вертелся возле кухни, как голодный баклан! Ты уроки сделал?
     - Сделал, - испуганно отвечал Рико.
     - А завтра, придурок, принесешь опять двойку и скажешь, - забыл, что учил? - не отпускает руки Рико. - Боишься учителям отвечать, а шкодить здесь не боишься? Еще раз увижу на кухне, уши оболтаю! Пшел учить уроки!
Павел разворачивает Рико и шлепает его по заду. Рико, опустив голову, хнычет. Уходит к себе.
Павел достает сигарету закуривает.
      - Павел, зря ты так обзываешь сына, не выдержал земляк. - Оскорбил, да еще при мне. Ты губишь его веру в себя.
     - При тебе говоришь? А кто ты такой? Ты бы лучше тратил свои усилия на свое восстановление и выписку из санатория! Еще один учитель на мою голову!
 Павел затягивается, бросает сигарету, мнет ее ногой. Недобрым взглядом мерит земляка и, что-то бурча себе под нос по-испански, уходит.   
Старик выходит из бунгало провожает взглядом Павла.
     - Павел курил? – обращается Старик к земляку
     - Зря он так с сыном, - не понимая вопроса, сказал земляк.
     - Павел курил во время разговора? – снова спросил Старик.
     - Вроде, курил. А при чем, тут это?
     - Эх, не успел я тебя предупредить, с сожалением сказал Старик. - Когда Павел курит, лучше держаться от него подальше. Злится он. Народ к нему не приезжает. 

 Начало смеркаться, два младших сына Мигеля привозят в коляске своего «космонавта». Павел мерит седока подозрительно долгим пристальным взглядом, отчего Георгию делается неуютно.
Когда через четыре дня Старик снял лонгетку и повязку с колена, без слез на него нельзя было смотреть. Один Старик, ощупав колено, подавив пальцами на отдельные места, остался доволен.
     - Ну, хороший человек, - ласково улыбаясь, сказал он, легонько похлопав ладонью повыше колена, - начинай потихоньку нагружать, только не увлекайся. Я заметил, что меры ты не чувствуешь, поэтому предупреждаю: даже маленькая травма колена может стоить тебе неподвижности всей ноги.
     - Ты же видел, Старик, я как встал на ноги, начал потихоньку на нее опираться. Но все равно проклятая нога до безобразия слаба и отказывается меня держать.
     - Послушай меня, Георгий: никогда не говори плохо ни о себе, ни о своих органах.
     - Ты еще скажешь, Старик, что моя нога имеет уши? – вызывающе смотрит земляк на Старика. – Может, заодно, и покажешь, где они?
   Старик молча собирал в пакет окровавленные и испачканные мазью полоски какой-то бывшей рубашки. Георгий понял, что ответа на свой вопрос он не получит и задал второй.
     - И когда же нога у меня будет полноценной?
     - Тут я ничего сказать не могу, - развел беспомощно руками Старик, - сейчас я тебе не могу даже сказать: будет ли в нормальном количестве вырабатываться синовиальной жидкости и будет ли колено сгибаться, как здоровое. Все это ты почувствуешь скоро при ходьбе. Для того, чтобы у тебя выросли нормальные хрящи, я постоянно кормлю тебя красными рачками и пропущенными через кухонный комбайн молодыми крабами, от чего ты постоянно воротишь нос. Кстати, эта пища очень необходима для замены твоей больной лимфы на здоровую.
     - Так вот ты, оказывается, какой ненавистной похлебкой потчуешь меня каждый день! Вот она у меня уже где стоит! – и Георгий, закрыв глаза и вытянув шею, резанул по ней ребром ладони.
     - Что поделать, хороший человек, только одна сотая процента человечества питается по-настоящему здоровой пищей, дающей организму жизненные силы. И ты раньше к ней не принадлежал, и вкус этой пищи кажется тебе непривычным.
     - И все-то ты, Старик, знаешь, и везде-то ты побывал! – с раздражением ответил земляк.
     - Знаешь, что меня радует? – сощурясь в улыбке, спросил Старик. - Это то, что к тебе возвращается воинственный дух. А знаешь, что меня огорчает? Это то, что этот дух у тебя местами окрашен злостью и самонадеянностью. А это – греховные качества, хороший человек Георгий, - печально заключил Старик.
     - Да, я грешный человек, и ничто человеческое мне не чуждо! – с вызовом, глядя на Старика, вскинул голову сосед, - а ты сам святой? Кто ты такой, чтобы судить меня?
     - Ты волен думать обо мне все, что тебе заблагорассудиться. А если ты думаешь обо мне с неприязнью, значит, я сам тебе дал на это повод, - скорбно сказал Старик. – Ты прости меня за это, хороший человек, - сказал он с легким поклоном, и пошел с пакетом к жертвенному камню на краю обрыва в угол участка, чтобы сжечь запекшуюся кровь своего земляка и попросить Создателя дать соседу сил и здоровья, как он это делал всякий раз.
   Георгий не знал, что ему ответить.
   На следующий день, подкараулив Павла, когда, по мнению Георгия, тот сидел и бездельничал у конторки, Георгий подошел к нему, приосанился и твердым голосом сказал:
     - Павел, поручи мне какую-нибудь работу!
   Павел заулыбался в свои прокуренные усы и правой рукой почесал под левым ухом свои шикарные бакенбарды.
     - И что ты сможешь делать, земляк? – не переставая улыбаться, спросил он.
   Георгий замялся и не знал, что ответить.
     - Ну, что-нибудь по двору, какая-то работа и для меня найдется!
     - Какая? – вызывающе улыбался Павел.
   Георгий совсем стушевался.
     - Давай поступим так, - пришел на помощь ему Павел, - у меня только двое нанятых людей: Родригес, - мой поставщик продуктов и повар; и второй - садовник, он же работник по участку. Заменить или помочь Родригесу ты не сможешь, а вот к работе садовника ты присмотрись. Если ты уверен в том, что можешь что-то сделать не хуже, скажи мне, я подумаю. Ну, так что? Идет? – ободряюще подмигнул он земляку.
   Георгий растерянно кивнул головой, повернулся и собрался уже уходить, как Павел остановил его.
     - Минутку! – он прошел за длинную стойку, взял пакет, положил в него гроздь маленьких знакомых уже Георгию бананов, пару красно - желтых манго и кучку каких-то похожих на мандарины плодов.
     - Это тебе за попытку облегчить мою тяжелую жизнь, - дружески заулыбался он. – Хоть Старик просил меня ничем тебя не подкармливать без его ведома, но я, думаю, что это тебе не повредит. Бери, бери!
   И сконфуженный Георгий с пакетом заковылял к своему дому.
  Не найдя Старика поблизости, высыпав половину даров на его постель, он взял стариковскую небольшую скамеечку, накинул на голову серо – грязного цвета бейсболку и пошел подсматривать за садовником. Перемещаясь то под тень пальмы, то кустов, находя хорошую точку для наблюдений, часа два он знакомился с его обязанностями. А за это время садовник раза четыре слазил по высокой тяжелой лестнице на пальмы, подпиливая пожелтевшие ветви, удаляя торчащие сучки, подрубал мачете гроздь кокосовых орехов для пополнения фруктовой витрины Павла; наклоняясь вперед и чуть не падая в бассейн, он чистил его дно нескладной длинной ручкой подводного пылесоса, втягивая налетевшие листочки и прочий упавший мусор. Потом, продираясь сквозь колючие кусты с крупными розовыми цветами, подстригал длинными тяжелыми ножницами с телескопическими ручками ветки, придавая им приятные глазу формы, морщась, потирал оцарапанные руки и ноги, беззвучно шевеля губами, видимо, матерясь по-испански. Потом он объезжал весь участок с тачкой, собирая пальмовые ветки и обрезки кустов и вез их сжигать на дальний конец участка; потом долбил лопатой спекшуюся землю и навозил на тачке холмик черной перегнойной земли, подготавливая место к вечерней посадке какого-то нового куста. И еще Георгий видел раньше, как с наступлением вечера садовник будет часами таскать длинный шланг по всему участку, поливая кусты, деревья, траву, а перед этим будет ходить по всему участку с веерными граблями с загнутыми кончиками, собирая вечно падающую желтую выгоревшую листву…
Больше не было никакого смысла продолжать шпионить. Вывод был однозначный: из всего, что делал садовник, он мог бы сделать не хуже, - это послеобеденную двухчасовую сиесту, которую он видел раньше в его исполнении. Да и то, так сладко спать два часа, он определенно не смог бы. Нет, пожалуй, он смог бы не хуже ругаться матом, хотя еще и не слышал, как садовник это делает, но определенно видел, по выразительному лицу, по его энергичной артикуляции.
   «Нет, - тягостно вздохнул Георгий, - не пойдет он к Павлу с предложением».
   Вечером, не дождавшись к определенному времени двух сыновей Мигеля, Старик предложил Георгию:
     - Давай, хороший человек Георгий, я тебя отвезу на океан.
     - Я не против, - удивился Георгий, - если тебе так хочется и не трудно.
   Старик взял полотенца и повез своего земляка.
     - А смотри-ка, - удивился старик, - и ты сидишь, как махараджа, и даже навес над головой, и коляска катит легко. А я думал, из этой затеи ничего не получится, и здорово опасался, как бы мальчишки не разбили тебя.
     - А вчера, - обратился Георгий к Старику, - эти двое китайцев, уж, не за тобой ли приезжали из столицы? Ты им, наверное, какие-то лекарства диктовал, и они записывали?
     - О, Георгий, ты и в языке делаешь успехи, начинаешь понимать испанский.
     - Чего уж, не понять: Панама`, Панама`! И лица, и выражения просительные.
     - Да, ты прав! Женщине одной плохо. Помочь бы надо.
     - Ну и поезжай, если надо! Ты вытащил меня с того света, я твой должник по гроб жизни! Хотя я и очень не люблю быть кому-то обязан.
     - Нет, хороший человек, не вытащил еще. С тобой поработать бы еще месяца три шаг за шагом.
     - Сколько?! – вскричал возмущенный Георгий.
     - Да, Георгий, хотя бы месяца три. Каждый Божий день: утром, в обед и вечером. Мне надо не только лечить тебя, мне надо многому тебя научить.
     - Смотри-ка, - ехидно заметил Георгий, - оказывается ты еще и учитель? А я, выходит, твой ученик?
     - Да ты не пугайся, хороший человек, я так, между делом, буду делиться своим опытом.
     - С чего ты взял, Старик, что мне пригодится твой опыт? Уж не собираешься ли ты готовить из меня своего преемника, кочующего по захолустным деревням, неизвестно как врачующего бедных, получающего за это миску похлебки и кров над головой в каком-нибудь сарае?
     - Я согласен, Георгий, слушая твое раздражение, что эта миссия малопочетная, что с нее не разбогатеешь, да и связана с лишениями. Но она и завидная. Ты получаешь большое удовлетворение, отдавая людям все, чем ты владеешь. А еще, - ты получаешь с ними сердечное общение. А более всего – сердечную радость, видя их выздоровление.
  Помолчали.               
     - А знаешь, земляк, в чем смысл жизни?            
    - Ты, Старик, меня экзаменуешь? – с неприязнью спросил больной.            
     - Да нет, Георгий, - приветливо отвечает Старик, - хочу поделиться высказыванием одного мудреца. Так, тот сказал, что смысл жизни в человеческом общении. - Радостно смотрит на Георгия.
Георгий переваривает фразу.
     - Я бы с ним согласился! – сам отвечает Старик.
 Георгий хотел было бойко возразить, но противоречивость фразы Старика не рождала логичной мысли, и он прицепился к возмутившей его предыдущей фразе.
     - И ты три месяца собираешься травить меня своими горькими травами, ядовитыми зернами и кормить меня вместо человеческой еды какой-то противной бурдой?
     - А ты, хороший человек, представляешь, что такое лимфа?
     - Я-то? – возмутился Георгий. – Да я читал про лимфу в большой медицинской энциклопедии, которую ты и в руках не держал! А ты сам-то о ней что знаешь?
     - Лимфа, Георгий, - дружелюбно отвечал Старик, - это сок тела…
     - Я так и думал… «сок тела», - передразнил Георгий. – Как же ты собираешься лечить то, о чем понятия не имеешь?! «Сок тела»! Черте чего и сбоку бантик! – не унимался он.
     - А так, как лечил, так и буду лечить, - добродушно улыбался Старик, не обращая внимания на возбудившегося седока. – И ты прав. Месяца через три, когда ты немного окрепнешь, я прекращу кормить тебя, как ты говоришь, этой гадостью. Временно. Ты поголодаешь сначала один, потом три, потом пять дней…
   Георгий поднял руку, задохнувшись от такой замечательной ближайшей перспективы, прося остановиться, и желая сказать Старику все, что он о нем думает, но тот уже привез его на место.
Зайдя по колено в воду, Старик намочил полотенце, дав ему другое для протирки груди, и начал протирать спину земляку, стоящему в пене прибоя, приговаривая:
     - Вот и привез я тебя к батюшке океану, который принял тебя, неразумного, задал тебе отеческую трепку, и наставил на путь истинный.
   От услышанного, у Георгия даже уши отвисли, особенно его резануло слово «неразумного».
   «Что он в него вкладывает? Уж не хочет ли сказать Старик, что он умышленно попал в бушующий океан?»
Но только и смог сказать:
     - Хорош, батюшка… ничего себе, отеческая трепка… может быть, на всю жизнь покалечил сына…
     - Но ведь и не убил своим посохом!* – хитро улыбался Старик.

            * Трудно залезть в чужие мысли и узнать, что думал Старик: то ли, имел ввиду, посох царя Ивана Грозного, а может, - божественный трезубец Посейдона?

Старик, продолжая свою работу, философски рассуждает: «Богу было угодно трем песчинкам, заброшенным суда ветрами судьбы из далекой России, оказаться вместе. Богу было угодно толи дать помучаться тебе на этом свете, то ли дать вкусить радости и блаженства. Ты должен был десять раз утонуть в разъяренном океане, и двадцать раз твое полу бездыханное тело должно было разбиться о скалы. -  Смотрит на земляка. - Ты переродился в ту страшную ночь и, вероятно, будешь жить долго, если… если тебе удастся выгнать из организма смертельную болезнь, которая пожирала тебя. Хребет, я надеюсь, ты сломал ей сам. А выгнать ее помогу тебе я. Но тебе придется во всем изменить свою жизнь и свои мысли о своем предназначении на Земле. И еще».
Снова смотрит серьезно на Георгия.
     «Мне трудно тебя лечить, хороший человек Георгий, если у тебя в сердце постоянно ноет заноза. Надо бы ее выдернуть, - и Старик, склонив голову набок, нерешительно покосился на своего постоянного пациента, - и забыть о ней… ну, хотя бы временно».
   Услышав последнее, Георгий снова начал заводиться.
     - Почему я должен верить тебе, бездомному бродяге? – глядя на просветленное лицо Старика, раздраженно возразил он, - Похоже, ты даже не знаешь, как называется правильно моя болезнь? Я не уверен, сможешь ли ты меня правильно лечить? Может ты даже шарлатан? Правда, ты не требуешь с меня денег, – сам же и усомнился в своих словах Георгий.
   - В России обещали меня вылечить в современной клинике знаменитые доктора, - соврал он, - но я отказался, потому что надо было ложиться на операцию, потом проходить облучение… потом – химию-терапию…
     - И очень правильно сделал, - доброжелательно продолжал Старик, - это тебя тащит судьба. Это подорвало бы твой иммунитет, и сам организм не смог бы бороться со страшной болезнью. У тебя оставалось совсем немного времени, чтобы подорвать болезнь.
     - А потом. Что ты имеешь в виду, говоря о занозе в сердце? – подозрительно спросил Георгий.
     - Когда ты был без сознания, ты не раз произносил имя женщины. Она сидит в твоем сердце, – глядя вдаль, скорбно произнес Старик.   
     - Чье имя? Какой женщины? Мало тебе моего тела, так ты хочешь и контролировать мое сердце! Этому никогда не бывать! – зло отрезал Георгий и жестко взглянул на Старика.

  Тот стоял и смотрел взволнованным взглядом на далекую синь океана, на облака, начинающие подкрашиваться розовым цветом, глаза его излучали радость, как от общения с давними приятными друзьями.
     - Послушайся мудрого человека, Георгий, - вдруг вылезло его второе «Я».
     - Неужели он, разумный человек, с двумя высшими образованиями, - возмущенно возразил Георгий, не удивившись вылезшему своему Эго, - всю жизнь проработавший в НИИ и КБ с военно-промышленной элитой, доверится какому-то безграмотному старику оборвышу, нищему, в какой-то банановой республике, где, наверное, и грамотных-то столько же, сколько в самой дремучей таежной деревне в России?
    - Это же, Старик, - лекарь половины Панамы! – «открыл глаза» Георгию его Эго.
     - Нет, пока он из ума не выжил. К тому же этот Старик, вероятно, такого страшного названия, как лимфогранулематоз, отродясь, не слышал!
     - Мне не надо от тебя никаких рассказов о твоей болезни, я ее вижу и так, - добродушно сказал Старик, подслушав его мысли.
 Вместо того, чтобы удивиться, как Старик мог подслушать их разговор, Георгий «взорвался».
     - Не много ли ты на себя берешь, Старик? В России доктора наук всю жизнь занимавшиеся онкозаболеваниями не могут ее вылечить, где у них в онкоцентре под рукой - самое современное оборудование и медикаменты! Да что в России! Во всем мире она не лечится! Тому, кто найдет средство излечения обещана Нобелевская премия! Ты, Старик, хоть знаешь, какие это деньги?
Старик омывает шею, массируя своими длинными сухими пальцами шейные позвонки.
    - Ты мог бы на эти деньги себе купить виллу в пару гектаров, не меньше, чем у крупного миллионера в Панаме.
Старик улыбается. Георгия это уже начинало бесить.
    - С кем он говорит? - в сторону поворачивает Георгий голову. - Какого черта он на него тратит время?
И чтобы раздражение совсем не овладело им, боясь высказать в адрес Старика что-то обидное, Георгий уже собрался отойти.
    - Тебе надо сначала почистить зашлакованный за все годы неправильной жизни твой многострадальный организм, - миролюбиво заявляет Старик. - Все чистить: желудочно-кишечный тракт, печень, почки, легкие, кровь, лимфу. Твоя лимфосистема больна и подавлена.
Георгий застыл. У него «вспыхнули» слова Августа: «Пойми! У тебя лимфоцитов только восемь вместо тридцати по норме. Твоя лимфосистема неизлечимо больна».
Георгий с трудом выходит из оцепенения и растеряно выдавливает: «И что же ты собираешься предложить мне?»
    - Отдаться мне... и поверить, что я тебя вылечу, - Старик растирает по часовой стрелке свое солнечное сплетение. - Тебе же не делали операции и не облучали, так я понял? Да, скажи-ка мне, не глотал ли ты преднизолон и всякую там гадость, которой любят   подчевать врачи своих пациентов?
Георгий смотрит сквозь Старика, и до него не сразу доходят его слова.
    - Травили тебя всякими лекарствами? - переспросил Старик, пытаясь открутить себе пальцы на левой руке.
Георгий, как завороженный, смотрит на эту процедуру и ждет, пока открученные пальцы упадут в океан.
Старик переходит на правую руку: «Ты начинал лечиться?»
Георгий молчит.
Старик, наконец, оставил пальцы в покое, внимательно глядит на Георгия
     - Нет, - выходит из транса Георгий.
Старик медленно заходит в океан, и скоро плывет, как усталая лягушка. Его плешивина на седой голове некоторое время отсвечивает на поверхности, но потом растворяется в синеющих сумерках.
    - Дело говорит Старик. Не возражай ему, - прорезалось его второе «Я».   
     - Еще один наставник объявился! А я-то думал, что ты утонул!
      - А я и утонул. Но когда ты воскрес, мне стало страшно завидно, к тому же это не справедливо: ты жив, а я, - где-то у черта на рогах в какой-то занюханной Панаме лежу вместе с креветками на Тихоокеанском дне. Кстати, по твоей милости!
     - Что ты мелешь? По какой моей милости?
     - Ладно тебе, хозяин! Не изображай из себя случайную жертву океана!
     - Слушай, умник! Ты можешь выражаться яснее? – сдерживая неприязнь, спросил хозяин.
     - Куда еще яснее? Кто тебя уговаривал не заходить ночью в бушующий океан? Где там! Ты хоть раз послушался своего преданного друга?
     - Ночью? В бушующий океан? – удивленно повторил Георгий.
     - Неужели ты не помнишь, как ты спорил со мной, что это единственный способ покончить разом с пожирающей тебя болезнью, сделавшей такой осточертелой такую прекрасную жизнь?
     - Пожирающая болезнь? – снова, как в гипнозе, повторял Георгий.
     - Так ты… ты, оказывается, ничего не помнишь? – стало доходить до второго «Я», - Выходит, моя сохранившаяся память, – единственная твоя связь с прошлым твоим миром? – медленно дозревало оно.
     - Связь с прошлым миром? – совсем впал в транс Георгий.
     - Бедный хозяин! – наконец, все поняло второе «Я». - Оказывается, ты, действительно, ничего не помнишь! Я попробую восстановить свалившимися на тебя испытаниями стертые места твоей памяти. – И оно помолчало, собираясь с мыслями.
     - В первый раз ты пытался утонуть недалеко от этого места, когда ты приехал на Тихий океан с жизнерадостной компанией молодых девчонок и ребят. Я тебя просил оставить свои черные мысли и наслаждаться жизнью! Ты меня не послушал!
     - С компанией девчонок и ребят? – что-то шевельнулось в памяти у Георгия.
     - Ты снова вступил в борьбу с судьбой и пошел в ночные джунгли, а я уговаривал тебя вернуться. И только чудом не стали мы добычей хищников, а твои кости белели бы сейчас в непроходимых местах.
     - Ночные джунгли… - тупо повторил хозяин.
     - Ты там чуть не отравился, но судьба снова протянула тебе руку и вывела оттуда. Но ты вновь решил испытать ее терпенье и полез ночью в бушующий океан!   
     - В бушующий океан? – и опять что-то чуть шевельнулось в голове у Георгия.
     - Я предупреждал тебя, что это безумие, но ты, конечно же, не послушал совета друга. Произошло чудо, - ты остался жив. Но судьба сурово проучила тебя, чтобы впредь ты не вступал с нею в споры. Ты – больной калека.
     - Я калека, - обреченно повторил Георгий.
     - Я, пожалуй, готово разделить все твои муки, - примирительно сжалилось второе «Я», - на пару, - это не так страшно, чем в одиночку. Ты уж, потерпи меня немного, и не спорь со мной, а?
     - Ну, черт с тобой, - безразлично сказал хозяин, - если ты такой дурной, и считаешь, что лучше быть пожранным болезнью, чем тихо покоиться на дне океана, - я тебе своего ума дать не могу. Только насчет калеки, - это мы еще посмотрим!
   Георгий вышел на берег из пены прибоя и сел возле рубахи старика. Ему было неловко перед Стариком за свою драчливость, свойственную больше юношам.
   «С чего это у него мальчишеская ершистость?» – удивленно подумал он о себе.
     - Видимо с того, что твоя голова начинает самостоятельно держаться на шее, и с четверенек ты встал на ноги, - поспешило с объяснениями его второе «Я».
     -  А почему же голова тогда такая дурная и ей обязательно нужно с кем-то не соглашаться? – не удовлетворился хозяин объяснением.
     - Да потому, что сам по прошлой жизни был такой, – резюмировало второе «Я».
     - А-а-а, ну, тогда понятно! Очень доходчиво объяснил! – подколол его Георгий.
   Вскоре донеслось в темноте гульканье, Старик, по-видимому, промывал носоглотку, потом слышались какие-то непонятные всплески, а затем все стихло. И лишь спустя некоторое время Георгий высмотрел приближавшуюся голову Старика. Тот, не спеша, вышел из океана, повернулся к нему и стал похлопывать ладонями по своему поджарому телу.
     - Старик, что ты знаешь от меня, как я попал в джунгли? – решил спросить Георгий.
     - Только то, что ты рассказал мне, - продолжал себя похлопывать Старик.
     - А что я сказал?
     - А сказал ты, что, наверное, ходил по густому лесу… и много карабкался вверх…
     - А сколько я там был?
     - Я думаю, что и сейчас ты этого не вспомнишь.
     - А как я попал в бушующий океан?
     - Это загадка. Но ничего, хороший человек Георгий, ты не переживай! К тебе возвращаются отдельные картинки прошлого. Все идет в нужном направлении. Однажды все недостающие картинки встанут на свои места, и ты вспомнишь все. Береги себя. Тебе сейчас никак нельзя перенапрягаться.
Потом Старик натянул рубаху, надел шорты, стоя у кромки накатывающейся пены, и, собравшись уходить, повернул голову в сторону Георгия, который ждал продолжения не получающегося спора.
     - Мне нечего тебе добавить, - спокойно и тихо сказал Старик, - по всей видимости, ты еще не готов.
  Георгий стал крутить в голове эту ничего не говорящую ему фразу, но Старик прервал его занятие.
     - Садись, хороший человек Георгий, поедем-ка мы с тобой домой. 
   Сначала они ехали, молча, и каждый думал о своем. Потом седок услышал, как Старик тихонечко начал мурлыкать мелодию какой-то исполняемой, видимо, только в панамских костелах песни. И Георгию было удивительно, что, несмотря на отвратительное исполнение, мелодия ему понравилась. Ему захотелось даже о ранжировать ее в органном исполнении, отчего, по его мнению, она бы слушалась более возвышеннее и светлее. И он, ни капельки не сомневаясь, что это ему по силам, приступил к аранжировке.  И, действительно, мелодия становилась торжественнее и величественнее, упругие плотные, осязаемые звуки то поднимали, то опускали, то медленно кружили его. Он пригляделся: под ним и сзади в чернеющей темноте угадывался океан с еле уловимой бахромой белой пены; под ним и спереди - чуть светились огоньки имения Павла; под ним и справа чуть теплели огоньки ближайшей деревеньки; а слева чернела непроглядная густая бархатная темнота. Божественная мелодия проникала ему в кровь, благоговейно принималась его сердцем и разносилась им в самые отдаленные уголки его тела. Он даже мог поклясться, что нечто подобное с ним уже было. Но где? Когда? Он знал, что ему этого не вспомнить. Пока.
   Завороженные этой мелодией звезды сначала робко стали опускаться вдоль их пути, но, когда начал за партию органа петь Георгий, они со всех сторон обступили одиноких в ночи путников, почтительно расступаясь и подсвечивая им дорогу к дому.
Не было только в конце их исполнения горячих аплодисментов, но, посмотрев на звезды, Георгий увидел, как они дружно мигали ему густыми ресницами, и он с достоинством слегка кланялся им головой. И Старик, повернувший к нему голову, понял его.   

Сегодня после восхода солнца Старик пропал на три часа на поиски лечебных трав, корней и цветов. Так он делал раз в неделю. То же самое он проделывал и один раз вечером, потому что, как он говорил, некоторые травы не терпят, когда их срывают в первой половине дня.
 
Когда Старик пришел с котомкой трав и занялся их сортировкой, сидя под пальмой, к нему тихо подошла Луиза. Отыскав взглядом Георгия в саду, она начала.
     - Уезжаешь в столицу?
     - Да, Луиза, - не поднимая головы, занимался с травами Старик.
     - Ты, вроде, говорил, что надо бы еще месяца три подлечить земляка.
     - Самое главное, я, с его помощью, остановил развитие болезни. Ему теперь надо пить настои, что я сделал, и я научил его, как заваривать травы. Теперь главное зависит от его пунктуальности.
     - Надолго уезжаешь?
     - Не знаю, Луиза. Китаянке очень плохо. Нужна срочная помощь. Если задержусь, передам настои с Мигелем.
     - Павел говорил, что с памятью у него не лучше.
     - Да, Луиза, я стараюсь, но это в руках Господа.
     - Еще Павел говорил, что он не мужчина и возможно им уже не будет.
     - Ну, это не все сразу. Сейчас это не главное, - бесхитростно ответил Старик, подняв на Луизу глаза.

На следующий день, вечером, Павел и Георгий провожали Старика. Павел устроил шикарный ужин с вином, креветками и мидиями, приготовленными с овощами, рядом на столе стоял поднос с обилием фруктов. Вино пил Павел и Георгий, Старик пил только сок.
     - Ну что ж, - поднял Павел стакан вина, - Старик не пьет, а мы грешники, выпьем! Старик сделал свое дело, - поставил на ноги. Без двух дней целый месяц он ухаживал за тобой, как нянька за младенцем.
   Вряд ли кто мог бы тебя, Георгий, вытащить почти с того света, как это сделал Старик. За твое воскрешение! И спасибо лекарю!
      И они опрокинули по первому стаканчику. А точнее: Старик выпил половину стакана соку, Павел выпил полстакана вина, а Георгий сделал три глотка вина из налитого половины стакана.
Они закусывали простой и свежей пищей. Как оказалось, Павел мясо не ел, а потому мясное готовилось только клиентам, к великой радости Старика.
     - Это моя работа, - расправляясь с устрицами, скромно сказал Старик, - я сделал все, что мог. Я получил большое удовольствие от общения с тобой, хороший человек Георгий. Я предлагал тебе еще пару месяцев подлечиться, но я не могу лечить тебя против твоей воли. Я очень старался вылечить русского из России. Наверное, я не так сказал. Мне было приятно лечить тебя. С сегодняшнего дня я буду так же стараться лечить китаянку в Панаме. Все мы люди – дети Божьи. И всем я буду помогать одинаково. Павел любезно согласился, чтобы ты пожил у него месяца два, пока не окрепнешь. Я очень беспокоюсь за твою голову, твое колено и… и тебе, Георгий, надо верить в свое выздоровление и помогать своему организму. За тебя, Георгий, за твое выздоровление! И пусть тебе сопутствует удача в твоей дальнейшей жизни. И не спорь с судьбой!
   Они снова выпили.
     - Это я нашел тебя на камне, - ставя блюдо с вареными крабами, вмешался обслуживающий их Родригес, - опоздай я на немного, тебя начала бы есть игуана, - некрасиво засмеялся он.
     - Не верь, Георгий, - перевел Старик с испанского на русский фразу слуги, - игуана не ест людей, - заступился за нее он.
   Присевший на стул рядом Родригес в красках и запахах расписал, как он первый увидел утопленника, как отогнал игуану, Павел, переводивший все время, добавил, как его удивил и обрадовал утопленник, когда попросил на русском пить.
И хором они расписали воскресшему, какой же плохой у него был вид. Один Старик молчал и с аппетитом ел креветки.
   Георгий встал со своим стаканом для ответного тоста, но его усадил Павел.
     - Сиди, сиди! Тебе надо пока накапливать силы. Жизнь твоя снова продолжается. Еще настоишься в этой жизни!
   С влажными глазами Георгий поднял свой стакан.
     - Спасибо тебе Родригес, что нашел меня и готовил для меня еду. – Старик переводил и Родригес с удовлетворением кивнул головой. - Спасибо тебе Павел, что дал мне кров над головой, за твою доброту ко мне. – И Павел чокнулся со стаканом земляка. - Спасибо тебе, Старик, что поднял меня на ноги, я тебе очень обязан и прости за мой неуступчивый характер. - Старик, улыбаясь, положил свою коричневую высушенную временем и солнцем кисть руки на чуть смуглую руку бывшего соседа по койке.
   Георгий еще раз всем поклонился и отпил из своего стакана. И снова все выпили и занялись крабами.
   Вскоре Родригес, сославшись на дела, засобирался домой, в деревню, и, простившись, ушел.
Через полчаса Старик встал и попросил земляка.
     - Не испорть мою работу, земляк, допей настойки из двух пузырьков, что я тебе оставляю в холодильничке. Когда и поскольку, - ты все знаешь.
     - Спасибо тебе, Павел, - поклонился Старик, и пошел на трассу с двумя холщевыми сумками ловить машину до столицы. В одной сумке у него лежали мази и лекарства, из другой торчали травы.
   Глядя на его удаляющуюся прямую фигуру, Павел со вздохом произнес, обращаясь к Георгию.
     - Подумать только? Это все, что у него есть. С его знаниями, волшебными руками, с его знакомствами с большими столичными чиновниками, которых он лечил, он мог бы стать богатым человеком. Я его знаю уже лет тридцать, а он как был бомж, таким и остался. А главное, он доволен своей жизнью, - и он, удивляясь, почесал правой рукой под левым ухом свои шикарные бакенбарды.
     - А как он попал в Панаму? - счел удобным поводом задать вопрос Георгий.
     - Похоже, этого никто не знает. Я интересовался у знакомых столичных служащих полиции, те пожимают плечами. Может, какая шишка у них наверху это и знает, но, по крайней мере, Старика никто не трогает, видно есть какое-то негласное указание.
     - А где же он живет?
     - А кого лечит, - там и живет!
     - А когда не лечит?
     - Похоже, простоя у Старика не бывает. Ну, может, не пол Панамы, а треть, его знает, и, если что, - готова дать ему койку где-нибудь в сарае, поделиться с ним куском хлеба, помидором и бананом. А ему больше и не надо. А то и в парке спит на скамейке, мне рассказывали. Полиция его не гоняет. Здесь, Георгий, - улыбался в усы Павел, - морозов не бывает, здесь еще ни один бомж не замерз. Да что ты все про Старика, да про Старика, расскажи-ка ты, земляк, про себя: где родился, кто родители, где рос, где учился, работал…   
 
П е р в о е  Р о ж д е с т в о  в  с т р а н е  п а л ь м   
И Георгий неохотно и коротко отвечал на новые и новые вопросы Павла. Несколько раз заглядывала жена, а Павел все пил, ел и хмелел на глазах у Георгия, пока тот не понял, что пора остановить эту вакханалию.
     - Павел, хватит на сегодня, - мягко попросил Георгий, - впереди у нас не один вечер, а я боюсь, что не смогу довести тебя до постели.
     - А ты… не бойся, - пьяно отвечал осоловевший Павел. – Луиза!! – ломающимся голосом прокричал он, зовя жену. – Луи-иза-а! – более требовательно и грозно повторил он. – Подай мне колокольчик, - обратился он к земляку, - вон там… у кассы…
   Георгий принес Павлу колокольчик, звон которого он не раз слышал с кровати. Павел стал настойчиво звенеть колокольчиком. Пришла Луиза и, еще подходя к их столику, начала, сдвинув черные брови, наступать на супруга, и, если Георгий знал бы испанский, то услышал бы то, что никогда еще не слышал на Родине. Да и не видел:
     - Ну что, снова надрался?
     - А что? Я уж и не могу себе позволь… позволить себе лишний стаканчик?
     - А сейчас какой у тебя повод?
     - Ты чего, Луиза? Я ж тебе говорил, что вечером проважжа… прова… жаем Старика!
     - Нашел уважительную причину, - поднимала она Павла со стула, - чтобы снова насосаться!
   И когда Георгий встал, желая помочь поднять Павла, Луиза недобро сверкнула на него глазами и сразу остудила его желания.
     - А завтра Рождефф-фство! – вспомнил еще один повод Павел.
     - Вот, вот! – поддержала Луиза – И тебе не мешало бы соблюдать пост и подождать прикладываться.
     - Так это у вас у католиков Рож-дес-тво. А у нас с земляком, - через две недели! Так что нам можно выпить и сейчас за ваше… а потом… мы будем пить за наше… Прав… правильно я говорю, Георгий?
     - Кстати, ты сыну подарки приготовил? – оборвала оправдания мужа Луиза, - О себе я, уж, молчу!
     - Нет, ты только посмотри! Вот баба! – обратился по-русски к земляку Павел, и, уставившись сердито на Луизу, продолжил уже по-испански. - Ты за кого меня приними…маешь? Вы хоть раз без подарков оставались? Нет, ты мне скажи?
     - Ладно, ладно! Поднимайся, давай! Посмотрим завтра на твои подарки!
   С трудом оторвав супруга от стула, взяв его за руку и привычно положив ее себе на шею, другою рукою она обняла его спину, там, где раньше у него была талия, и, подстраиваясь под его нетвердый шаг, продолжала разборку дальше, направляясь в спальню.
     - Что и говорить, проводы Старика, - это повод уважительный! – язвила она. – А позавчера у тебя был повод по поводу поимки крупных мидий! А в понедельник, - по поводу привоза отборных креветок! Ну, про субботу и воскресенье я молчу, - это твои праздники, как ты говоришь, после трудовой недели, а за неделю у тебя побывало только двенадцать человек… на что семью содержать будешь?
   Георгий сидел, сгорбившись, чувствуя себя не в своей тарелке, но, слушая тон разборки, счел их вполне приемлемыми и адекватными ситуации по сравнению с теми разборками, которые неоднократно устраивала ему его половина: за не вовремя убранную в холодильник кастрюлю, не на место положенные тапочки, (на целых тридцать сантиметров! Он специально замерял!), не вовремя снятые со стула брюки, а уж если бы он вот так напился??
   Он встал, за солидарность с хозяином залпом выпил остатки вина из своего стакана и нисколько не пьяный, опираясь на свою палку, хотел было отправиться в свое бунгало, как вспомнил слова Павла.
   «Боже мой! Неужели завтра двадцать пятое декабря? Если он не ошибается, ведь в эту ночь вся католическая Европа, да что Европа, - вся Америка начинала праздновать! Он что забыл, где находится? Завтра все будут дарить друг другу подарки, а вдруг что-нибудь подарят и ему, а он? У него, что головы нет и рук тоже? Как же так он совсем вырубился и забыл, где он находится? Старик уехал и виду не показал, а ведь Старик должен знать, что завтра начнутся праздники! Хорош больной! «Спасибо доктор за выздоровление»! – передразнил себя Георгий. – Он что забыл грузинскую поговорку: «Сухой спасиба в горло нэ лэзэт?».
   Георгий растерянно огляделся.
   «Вот с этих фруктовых полок, на которых кое-как валялись разные фрукты, он сейчас и начнет! Да, заметно!».
  Георгий критически осмотрел подсобный материал и решил рискнуть:
   «Ну, не побьют, его за это?». Он хотел выложить из желтых слив по-английски: «HAPPY CHRISTMAS!» - «Счастливого рождества»! Но, поразмыслив немного, понял, что английский могут воспринять не дружелюбно и остановился. По-испански он не знал. «Но ведь какой-то свой вклад надо внести, ведь завтра праздник!». И, приняв решение, он быстро заработал. Взяв за основу плоды манго в середине полки, подправив их геометрически, в центр из шести плодов он положил оранжевый грейпфрут. Затем красно - желтые плоды манго с двух сторон он окружил двумя полукольцами оранжевых плодов, а к ним он примкнул длинные стрелы влево и вправо из желтых слив на фоне зеленых яблок, а дальше… Толк в сочетании цвета он знал, - даром что ли занимался цветной фотографией вот уже двадцать лет? Сколько времени он потратил на фруктовый дизайн он не знал, но никак не более пятидесяти минут. И когда кончились полки, он отошел к краю веранды, чтобы посмотреть на свое произведение искусства. Он стоял спиной к океану и смотрел на совершенно симметричное влево и вправо от плодов манго полыхание фруктовых красок.
   «Эх, явно не хватает десятка алых плодов, он знает, куда их надо положить, но…»
В этот момент из бокового прохода неслышно появилась Луиза и остановилась, удивленно подняв черные брови, глядя на вдохновенное лицо земляка мужа. Она посмотрела в ту же сторону, куда был направлен его придирчивый взгляд, и у нее вырвалось удивленное
     - О-о-о? - потом их глаза встретились.
Она, не спеша, подошла к остолбеневшему дизайнеру, посмотрела с фронтальной проекции на его произведение, наклонив голову сначала налево, потом направо, потом взглянула на мастера и сказала по-испански:
     - А что? Хорошо смотрится! Выключи свет, когда пойдешь спать! – показала пальцем на выключатель, а жестом показала, как надо его выключить. После этого она повернулась и также тихо исчезла. Георгий некоторое время еще стоял неподвижно, потом сел на стул, минуты три отсиделся и сам себе сказал:
     - Ну что? Вроде бы первую мою работу одобрили! Это мой подарок ей и Павлу. Осталось сделать подарок сыну.
   Он подошел к конторке Павла, внимательно все осмотрел и вытащил из стопки чистых листов бумаги примерно десять листиков.
   «Из одного он сделает сразу два планирующих самолетика. Что сделать из остальных листов, он придумает в бунгало. Времени у него навалом!» – и довольный больше возникшей идеей, чем проделанной работой, выключив свет, как показала Луиза, заковылял в бунгало.
   «О, идея! Я вырежу из бумаги снежинки, наклею их на конец метровых белых ниток! Молодец! – похвалил он себя, - О, и еще, чтобы не были нитки пустые, наклею выше снежинки по три пушистых из ваты маленьких комочка, означающих падающий снег!».
  Поискав в шкафчике, где ставил Старик лекарства, он нашел и клок ваты, и нитки, и ножницы. Сложив многократно маленький квадратик белой бумаги, он начал вырезать ножницами затейливые треугольнички, которые при развороте никак не хотели превращаться в снежинки. Запоров пару листов, проделав работу над ошибками, Георгий все-таки добился чего-то похожего на снежинки. С помощью какой-то белой противно пахнущей мази он приклеил восемь затейливых шестилучевых снежинок к концам метровых нитей, а «присобачить» на нитку с помощью той же мази повыше три пушистых белых комочка из ваты - было делом техники. Не зря же он года двадцать три назад занимался этой работой, создавая новогоднюю атмосферу для своего маленького наследника. Минут сорок ушло на всю затею. Осмотрев работу, он было хотел ложиться спать, но представил, как он завтра будет мешаться со своей затеей на веранде. Сюрприз, - так сюрприз! И прихватив свою выдумку, он поковылял снова на веранду. При тусклом дежурном свете, он приклеил с помощью мази по три нитки на каждую люстру и две над входом на веранду. По его мнению, появилась какая-то Новогодняя тема.
   «Интересно, что у них будет вместо новогодней елки?», - он даже не смог предположить после минутного раздумья.
   Наутро Георгий, лежа на спине, еще делал упражнения для своей ноги, под новости радиостанции России по маленькому приемничку, который Старик выпросил у Павла, чтобы их земляк слышал родную речь, которая поможет ему выздороветь, когда пришел с подносом Родригес с кислой миной на лице, говоря, видимо, не очень приятные вещи. Он демонстративно громко поставил на тумбочку тарелку с едой, положив пару слив и пару бананов, презрительно посмотрел на Георгия и, сказав что-то неприятное, удалился.
   «Ну, не нравится, так не нравится! Это его дело! Ведь, по большому счету, он ничего не испортил? А потом, у него же под рукой не было выбора, из чего можно сделать этакое праздничное! Была бы елка с игрушками, - он ее нарядил бы и неплохо, а так, - сделал из того, что нашел! А потом, действительно, чего это Родригес такой недовольный? Ведь, хозяйке вчера понравилось! Так что, - сотри свою кислую мину и возмущайся в тряпочку!», – и он снова стал кряхтеть, разрабатывая ногу.
   Когда Георгий после завтрака принес в пакете тарелку и вилку, его подозвал Павел и «обрадовал» его рождественским подарочком.
     - Георгий, я неловко себя чувствую, но ничего тут не поделаешь! – сокрушенно вздохнул он. - Тебе надо бы переехать в сарай, где бойлерная. Луиза кишки мне с утра мотала, что настает праздничная Рождественская неделя, могут приехать из столицы богатые бездельники, поглазеть на океан, поесть свежих устриц и креветок, а вдруг кто захочет переночевать, а гостевой домик занят! Ты уж, не обижайся, ладно? – просительно закончил он, смотря в глаза земляку. - Я на этих самых бездельниках зарабатываю деньги, содержу семью. Правда, в сарае нету холодильничка, зато душ и туалет рядом, не надо тебе с больной ногой далеко ходить, - улыбался он. - Ну, а захочешь попить сока или Колы со льдом, - обращайся к Родригесу, он тебе наколет!
     - Не бери в голову, Павел, я готов ночевать даже под открытым небом! И то, правда, двадцать пять градусов ночью и комаров почти нет, - райские условия! – бодро успокаивал хозяина земляк.
     - Тогда по рукам! К тебе придет мой сын Рико, принесет тебе простыни и наволочки, а ты поменяешь постельное белье, да, и наведи в гостевом домике марафет, в обед я приду проверю. Справишься?
     - Тут и муха не гудит! – бодро ответил земляк и по озадаченному выражению хозяина понял, что тот ничего не понял: «Причем тут муха? А почему не гудит?»
   «Ничего, пусть привыкает! Отвык, поди, от могучего русского языка в своей банановой Панаме!».
     - Да, - вспомнил Павел, собираясь уже уходить, - ты молодец! Посрамил этого бездельника Родригеса! Я уже ему сказал, - учись, как выкладывать товар! И с этими, со снежинками, нормально получилось, правда, пришлось объяснять Луизе и сыну, что это такое. А они не верят! – рассмеялся довольный Павел. - Теперь придется объяснять всем гостям! Ко мне заглядывают в основном те, кто не может поехать не только в Европу, но даже в Штаты. Так они, отродясь, снега не видали!   
   И Павел уже было пошел, но остановился и развернулся.   
     - Да, - снова чуть не забыл хозяин, - загляни ко мне часов в одиннадцать вечера, мы тебе скромный подарок приготовили с Луизой.
     - Какой подарок, Павел, я без того у тебя нахлебником прописался, может не надо? – колеблясь возразил земляк.
     - Подарок уже приготовлен, так что заходи, и не обольщайся, - подарок скромный! – заулыбался в усы Павел и, наконец, ушел.
   Не прошло и часа, как осторожно, смущаясь, заглянул в бунгало сын Павла, Рико с пакетом белья. Чтобы совсем не смутить пацаненка, Георгий говорил с ним, улыбаясь, показывая свою расположенность к нему. Он вытащил два приготовленных бумажных самолетика, носы которых были защемлены расщепленной половиной спички. На крыльях самолетиков были нарисованы звезды, а на одной стороне фюзеляжа – двуглавый орел, а на другой написано «БУРАН». Георгий уже проверил их аэродинамику и отрегулировал крылья и хвостовое оперение. Планировали самолеты метров на пять, если отпустить их с высоты поднятой над головой руки. Один он протянул Рико, и тот настороженно взял его, не зная его предназначение.
 Георгий вывел мальчонку из бунгало. Как всегда, дул легкий ветерок с океана. Они повернулись к нему спиной, и Георгий показал, как надо легонько отпускать два пальца, которыми держится самолетик, и тот начинал свое планирование. Конечно, побеждал всегда самолет Рико.  Георгий поднял его руку вверх со словами: «Ты чемпион!», – и счастливый Рико убежал с двумя самолетиками показывать подарок отцу и матери.
   К одиннадцати Георгий пришел на веранду. Павел копошился у своей конторки.
     - Садись за стол, земляк, я сейчас! – бодро встретил Павел.
   Георгий сел за стол и осмотрел результаты своего дизайна. Все было на месте: Праздничная фруктовая витрина приковывала к себе взгляд; под лампами и у входа на веранду – падали российские снежинки. На фоне ярких тропических красок они смотрелись сказочно, и, наверное, вполне соответствовали наступающему празднику, с которым связывались надежды более счастливой жизни в недалеком будущем.
     На центральном столе стояла бутылка вина, три стакана, тарелка риса с изюмом и ваза фруктов.
   «Значит, будет Луиза», – решил непомерно трудную логическую задачу Георгий.
    - Ну, где она там закопалась? – нетерпеливо закричал Павел, взглянув на часы над конторкой, которые показывали, что прошло уже пять минут. Он порывисто схватил колокольчик и зазвонил, и вместе со звоном колокольчика в боковом проходе показалась жена Павла. На ее крутых бедрах сидела темно – синяя юбка, а треугольный вырез полупрозрачной блузки – безрукавки не пытался скрыть складки ее немаленькой груди. В руках у нее был какой-то пакет. Она с достоинством шествовала и по пути что-то выговаривала мужу, а тот с виноватым выражением пытался оправдываться, показывая на целые пять минут просроченного времени.
   «Оказывается, совсем и не толстая женщина и даже не в меру упитанная», - бесстрастно оценил фигуру Луизы Георгий.
   При подходе ее к столу он встал, хотел было отодвинуть ей стул, но понял, что он со своей инвалидной ногой уже не успеет и сдержанно поздоровался по-испански. Луиза, только на мгновенье, удостоив его взглядом, ответила, слегка кивнув ему головой.
   «Чопорная дама. Такое впечатление, будто она принимает в шикарном собственном коттедже с накрытым столом, который ломится от обилия изысканных блюд, где нет только птичьего молока. А всего-то, - сидят на задрипанной веранде с пластмассовым столом, на котором и стоит-то всего бутылка дешевого вина и почти дармовые местные фрукты. А муж у нее будто - никак не меньше помощника мэра Панамы, а не бывший капитан траулера. «Надуться», конечно, можно, но ее мечты никогда не реализуются. Ничего, мне с нею детей не крестить, и я ничем ей не…», - но почему-то запал гордости выдохся, а фальшивые нотки стали громче.
   Георгий на секунду задумался.
   «Ё-К-Л-М-Н! А ведь врет он! Как это он ничем ей не обязан? Обязан! И даже очень! Она, наверняка, не раз укоряла Павлу за то, что приютил у нее какого-то утопленника-бомжа! Вон, какая заискивающая физиономия у Павла, когда перед ней оправдывается! Тут и муха не гудит, что она в доме хозяйка! Как это Павел только взял на себя такую ответственность, - поселить их со Стариком в гостевой домик и лишить семью приработка? Досталось из-за него Павлу! Конечно, досталось! Как их только терпели целый месяц? Так что, по почтительнее с ней надо быть, по почтительнее! А с другой стороны, с чего ему задирать нос? Он понимает, что он здесь нахлебник и ведет себя вполне нормально. А вот ей явно не мешало вести себя проще; проще надо быть, проще, поближе к людям!» – и Георгий скользнул по ее коричневому лицу холодным взглядом.
   Павел поставил на свободный четвертый стул бутылку, обхватив ее коленями, вкрутил в пробку штопор и, поднатужившись, со смаком выдернул штопор с нанизанной на него пробкой.
     - Вот так с тобой надо! – сказал он пробке и бросил ее на поднос.
   Он разлил красное вино по стаканам, Луиза, не взглянув на Георгия, протянула ему и мужу поднос с фруктами и мужчины, тоже не глядя, выбрали одинаковые оранжевые фрукты.
   Павел потянулся было к стакану, но жена подвинула ему тарелку с рисом и изюмом и что-то наставительно произнесла.
     - Сначала, как положено, отведаем кутью и вспомним, как родился наш Спаситель, - не смутившись, улыбнулся Павел, взял ложку и, зачерпнув полную ложку кутьи, отправил ее в рот. 
   Георгий подождал, пока то же самое не сделает Луиза, только после нее взял свою ложку и все повторил за нею. Кутья пахла медом и была приятна на вкус.
     - Ну, что, земляк, за первое твое Рождество на другой стороне земного шара? - и он, усмехаясь в усы, улыбнулся Георгию. – Это надо ж так вляпаться, еще бы чуть-чуть, - и ты кормил бы креветок в Панаме на дне Тихого океана! Если наш Создатель родился где-то тыщи две тому назад, то ты еще раз родился почти месяц назад и немножко Его будешь помоложе! – и он со смехом стал переводить свою речь супруге. Та лишь слабо улыбнулась, глядя в свой стакан.
     - За нашего Создателя! И где-то сбоку за тебя, Георгий!
   Павел сначала чокнулся с Георгием, потом с женой. Та вскинула ресницы, и своими черными глазами строго взглянула в глаза примазавшегося к Создателю, и нехотя приблизила свой стакан к его стакану.
   «Надменная женщина!» – мелькнуло у Георгия.
   Они глухо чокнулись и стали пить вино. Вино оказалось сухое и не самое марочное. А поскольку в винах он разбирался так же, как во всех панамских фруктах, то даже своим острым (наверняка, если бы сам он слышал эту фразу, то поправил бы: «очень острым!») аналитическим умом Георгий не отличил бы вино чилийское от калифорнийского.
   Все выпили почти по полстакана, и ни секунды не теряя, Павел схватил бутылку и снова наполнил их. Георгий взглянул на Луизу, надеясь уж здесь-то точно прочитать на ее лице осуждение, но замер, встретившись с ее черными ничего не говорящими глазами, когда она протянула поднос с фруктами. Немного смутившись, он взял один и перевел взгляд на интересную этикетку на бутылке.
   «Прекрати пялиться на жену Павла! – дал он себе команду. - А то подумает, что-нибудь не то!»   
     - А я вот, с двадцати четырех лет здесь заякорился и загораю! – понесло Павла, - И уже забыл, как выглядит снег и что такое морозы! Как в двадцать лет я пересек экватор, так и болтаюсь здесь уже… уже… - задумался Павел, - уже тридцать восемь лет!
   «Так и знал, что Павлу нет шестидесяти», - отметил про себя Георгий.
   Луиза, видимо, попросила его переводить, и Павел, с усмешкой повернув в ее сторону голову, рассыпался испанскими словами и, ухватив с подноса такой же фрукт и набив им рот, продолжал.
     - Клянусь усами креветки, большую часть своей жизни я ходил по палубе траулера, чем по земле, а потому у меня на всю жизнь останется походка морского волка, а не сухопутной крысы! И я всегда по походке могу узнать родственную душу!
     - Так вот, оказывается, откуда пошла поговорка: «Рыбак рыбака видит издалека?» – открыл для себя истину земляк.
   Павел со смехом перевел, Луиза натянуто улыбнулась. Павел уже открыл рот для восстановления в памяти нового эпизода своей биографии сорокалетней давности, как жена дотронулась рукой до его руки, только взглянула в его глаза, и он удивленно умолк.
     - Земляк, - вдруг с сильным акцентом сказала Луиза, не глядя на Георгия… а дальше она продолжала, конечно, на родном языке, продолжая задумчиво жевать оранжевый плод, - какое домашнее русское слово.
     - Ей нравится слово «земляк», - включился в синхронный перевод Павел.
     - С одной земли, где ты родился… с одной земли, где ты вырос… там, где говорят на твоем языке, - продолжала Луиза, уставившись в одну точку.
     - Луиза говорит, как хорошо быть земляком, - продолжал синхронный перевод Павел.
     - И как же тебе было бы тоскливо, Георгий, - попыталась Луиза произнести трудное имя земляка, но так его правильно и не назвала, - если бы тебя нашли в полукилометре отсюда, где никто не знает твоего языка и тебе не с кем было бы перемолвиться родным словом.
     - И как тебе было бы плохо, если бы я тебя не нашел, - перевел Павел.
     - Все сегодня сядут за праздничный стол в кругу семьи, а ты сейчас пойдешь в сарай и хорошо, если тебе приснятся родные лица.
     - Ну, развела антимонию! – возмутился по-русски Павел, отказавшись переводить. – Да что он баба что ли? – перешел он на испанский.
     - Переведи, переведи, - мягко настаивала Луиза.    
     - Попусту льешь воду!* – продолжал возмущаться по-испански Павел.

 * Толчешь воду в ступе! – забыл Павел русскую поговорку.

      - Переведи, - сменив просительный на властный тон, не изменившись в лице, попросила безоговорочно Луиза.
     - Ну, жалеет она тебя по-бабьи, - не сводя взгляда с глаз жены, сказал Павел.
   Та поняла, что синхронист упрощает перевод, но проконтролировать она была не в силах.
     - Пусть тебе и всем нам после Рождества немного повезет, - подняла стакан Луиза, грустно глядя на Георгия.
     - Она говорит, пусть нам всем повезет после Рождества! – сказал Павел, чокнувшись с женой и земляком.
   «Неужели и вправду жалеет? – удивился Георгий, глотая показавшееся вдруг кислым вино. – Неужели он дал повод? Надо бы к себе построже относиться, только этого ему не хватает! Хоть и не смотрела она на него, когда говорила, но интонация была какая-то задушевная».
   Все трое приступили к маленьким бананам, а Павел, говорил с Луизой, будто Георгий сидел в компании, как коренной панамец.
   Луиза вытерла руки салфеткой и дала Павлу маленький пакетик, сама взяв со стула большой.
          - Вот, Луиза надоумила меня, - откровенно признался он, - подарить тебе часы. Теперь ты будешь жить по панамскому времени! – как ему показалось, удачно с хохмил он, - вытаскивая бывшие свои часы со слегка потертым ремешком и надевая на левую руку Георгию. А вот жена…
     - Пусть снимет шорты… и все остальное…  а это наденет… я посмотрю, как подошло ли ему? – передавая Георгию пакеты, только мельком на него взглянула, а остальную фразу адресовала она мужу.
     - Снимай шорты, чего смотришь? Бери и переоденься… за стойкой, - скомандовал Павел.
Георгий неуверенно взял пакет с новыми шлепанцами, шортами и футболкой и заковылял за стойку.      
   Через три минуты он вышел, одной рукой опираясь на свою палку, другой, придерживая на бедрах шорты. Луза критически осмотрела обновку, перевела взгляд на руку Георгия, поддерживающую шорты и, еле сдержавшись, чтобы не засмеяться, приложила два пальца ко рту.
     - А что, очень даже ничего! – одобрил Павел.
    Луиза что-то ему сказала.
     - Я и говорю, что все подойдет, а шорты снимай! Давай, давай, живо! Луиза ушьет немного.
   Когда хромая модель покинула подиум и села на свой стул, хозяин снова наполнил стаканы, прикончив бутылку. Луизу он явно обделил, зато, что значит своя рука – владыка, себе налил больше всех.
     - Ну что, тост за тобой, - обратился Павел к земляку.
   Земляк взял бокал, посмотрел на темно – красную жидкость в стакане, взглянул на Павла, потом на Луизу и, подняв бокал, сказал.
     - Я пожелаю… пусть удача вам будет чаще улыбаться!
     - За удачу! – перевел жене личный переводчик и первый стал приближать ее появление жадными глотками.
   Луиза взглянула в глаза земляка мужа и стала помогать. Последним присоединился земляк.
     - Да, - остановил в проеме веранды уходящего земляка Павел, - ты уж постарайся, Георгий, при гостях не светиться, ладно? – уважительно попросил он. - А то мне всех гостей своей дубиной распугаешь! – и Павел весело усмехнулся, почесывая правой рукой под левым ухом бакенбарды.
   Земляк пообещал.
   На следующий день, конечно, никто из столичных гостей не приехал, да Павел особо и не ждал. Обычно, Рождество отмечали в кругу семьи. Но зато вечером следующего, за час до захода солнца, Павел проводил к земляку младшего из сыновей Мигеля и его сестру, двенадцатилетнюю застенчивую девчушку, прижимающую манго к робко выпирающей через футболку только формирующейся груди.
     - Поправляйся! – протянула она манго «космонавту», наконец, освободившись от тяжелого подарка.
     - Ой, спасибо! – засмущался «космонавт». – Как зовут тебя?
Девчушка тревожно взглянула на Павла черными крупными глазами.
     - Есения! – пришел на помощь Павел.
   Девчушка, краснея, опустила глаза.
     - Мне нечем сейчас тебя отблагодарить, но я в долгу не останусь, - пообещал Георгий.
     - Он тебе обещает позже ответный подарок, - перевел Павел. – А где же старший брат? – обратился он к сыну Мигеля.
     - Он помогает отцу. Мы пришли с сестрой отвезти «космо»… русского на океан.
     - Хорошее дело! – одобрил Павел. – Ты хоть знаешь, земляк, что тебя в деревне называют «космонавтом»? – улыбаясь, спросил Павел.
     - С чего это? – удивился Георгий.
     - Они считают, что твой космический корабль упал в океан, и тебе чудом удалось спастись, - усмехался довольный Павел.
   Георгий только и мог покрутить головой и подивиться такой отчаянной фантазии.
     - Только не хватает, чтобы такого калеку, везла такая юная девчонка, - засомневался Георгий.
     - Ничего, не сломается, - успокоил Павел, - старший, действительно, помогает отцу! Сам знаешь, как необходимы в хозяйстве лишние молодые руки!
     - Есения сама напросилась! – выдал ее брат, поняв, о чем идет речь.
   Есения опустила голову.
     - Есения хочет, чтобы ты быстрее выздоровел, - перевел Павел.
     - Ну, спасибо тебе, - нежно погладил Георгий девчушку по черным волосам и окончательно смутил ее.
   Захватив полотенце, Георгий сел в поданный экипаж, и тот тронулся, движимый двумя юными человеческими силами. Есения старательно тянула изо всех сил. Когда она наклонялась вперед, чтобы изо всех сил тянуть веревку, ее легонькое длинное платьице обтягивало девичьи бедра, обнажая крепкие смуглые икры ног. Ее тонкие смуглые руки, видимо, неоднократно в ее короткой жизни испытывали и не такие нагрузки, и не однажды ее брату приходилось охлаждать ее рабочий пыл.
   С большим удовольствием, Георгий походил по белой пене прибоя, вдоволь насмотрелся на океан, до легкого головокружения нанюхался океанских запахов, протер спереди свое тело, сзади помог младший брат, и искоса видел, как сострадающими глазами, чуть не плача, бросала сбоку на его спину взгляды Есения.
   «Так ведь, и испугать можно ребенка», - мелькнуло у Георгия. И только на обратной дороге Есения немного повеселела.
По проселочной дороге от трассы к заведению Павла можно было подъехать за десять минут и где-то за полчаса по трассе - от столицы до поворота на проселочную дорогу.      
И вот на следующий день, еще утром, где-то между десятью и одиннадцатью часами,  первый автомобиль, съехал с проселочной дороги, ведущей к деревенским домикам, и подкатил к глухой стороне веранды. Павел сверкал своей капитанской фуражкой, белыми брюками. Наглаженная белая рубашка на выпуск с короткими рукавами облегала его сбитую фигуру и средний животик, на босых ногах были кожаные коричневые сандалии. Во рту он постоянно сосал старую трубку, вырезанную из редкого бразильского дерева, но давно уже по совету доктора ее не курил. Это был его капитанский бренд бывалого морского волка, который беспроигрышно на него работал. Вскоре он уже вел, как хозяин, молодую робкую белую пару, которую он усадил и предложил посмотреть меню.
      - Вы, молодцы, что отважились впервые посетить заведение капитана! Передайте мой капитанский привет тому, кто посоветовал вам это. Уверен, что вам у меня понравится! Поскольку вы у меня впервые, так ведь? – обращается Павел к мужчине.
       - Да, капитан.         
       - Вам лучшее место обеспечено. Наслаждайтесь самой свежей пищей, видом на океан и вообще, - расслабляйтесь!
Павел галантно ухаживает за молодой дамой, помогая ей сесть. Подходит Луиза, кладет карту заказов.
Луиза свежо выглядит. Черные волосы уложены в пучок. В волосах красный небольшой цветок. Белая блузка с открытым вырезом, коричневая облегающая юбка, на которую надет белый фартук с красными цветиками по краю. Ими же отделан кармашек, для блокнотика, где она пишет заказы.
     -  Осваивайтесь,-  улыбается Луиза, -  я подойду приму заказ.
Но если посетителей набиралось уже человек двадцать, Павел и Родригес крутились, как могли, и капитану было уже не до встреч. Родригес, обычно, готовил заказные салаты с рыбой, мидиями, креветками и лангустами и носил их клиентам из примыкающей сбоку к веранде кухни, Павел у конторки пробивал блюда в кассовом аппарате, сам приносил бутылки, соки и фрукты.
   Оказывается, со слов Павла, ему через день привозил рано утром со столичного рыбного рынка небольшой грузовичок пять килограммов креветок, рыбу и немного лангустов. Мидии ловили здесь же в океане, под скалой у Павла, деревенские мальчишки. Овощи и фрукты поставлял Павлу Мигель и еще один деревенский метис. Все остальные продукты поставлял из столицы по заказу на своем грузовичке зарабатывающий этим себе на жизнь мулат. И только в экстренных случаях, в столицу снаряжался хозяйский старенький форд универсал, на котором ездил Родригес, и уж совсем редко, сам Павел.
   Через час подъехало сразу два автомобиля, и из них высыпали по паре взрослых каждые с одним ребенком. Они, видимо, ехали вместе, были хорошо знакомы и к Павлу приехали не впервые.
        - О-о, старые знакомые! Очень рад, очень рад! Засиделись в столице. Что соскучились по капитану, по свежим устрицам! Правильно! Океан тоже рад вас видеть!
Павел их встретил радушными приветствиями, сдвинул два стола и усадил их в уютное место. А когда на веранду вошли две пары пенсионного возраста, Георгий понял, что он может сегодня и не пообедать, потому что у Павла с Родригесом сегодня цейтнот.
   Но он ошибался. Около двух часов быстрой походкой к нему в сарай шла с подносом, на котором стоял обед Георгия, Луиза, за ней семенил ее сын с блокнотом и фломастерами. Луиза поставила на столик перед земляком мужа поднос, на котором было блюдо с креветками и овощами, и бутылка сока, торопливо показав на сына, на фломастеры попросила с улыбкой порисовать с ним. Георгий успокаивающе кивнул ей головой и сказал по-испански: «Хорошо, Луиза».
Та улыбнулась и пошла быстрым шагом на кухню помогать Родригесу.
   Георгий дружелюбно похлопал Рико, переминавшегося с ноги на ногу у двери по плечу, усадил его за свою тумбочку у кровати, раскрыл его блокнот и быстро нарисовал смешного маленького мальчика и собачку под пальмой, океан, выпрыгивающих трех дельфинов, белый парус вдали, накатывающийся на черный песок прибой с бахромой белой пены, голубое небо, летящих семь бакланов и смеющееся солнце. На Рико это произвело сильное впечатление. Пока Рико что-то щебетал на своем языке, Георгий расправился с обедом, и они стали с Рико рисовать.
   Георгий видел, как праздная публика дефилировала по участку, Две пары с детьми вместе с Павлом заходили смотреть гостевой домик. Потом они же, но уже без Павла, и молодая пара рискнули спуститься по отвесной держащейся на честном слове лестнице к океану. Некоторые поехали пробиваться к океану на машинах, а более степенная и пожилая публика, не находя себе занятия и места, где можно было бы укрыться от солнца, все-таки долго стояла на краю скалы и глазела на океан.
   Часа через три пришла усталая и довольная Луиза. Рико показывал ей почти весь разрисованный альбом, она с удовольствием его разглядывала, крутила головой, обмениваясь одобрительными фразами с сыном, иногда поглядывая на Георгия, потом поблагодарила его и увела с собой Рико.
   Вечером, когда все давно разъехались, когда был отпущен Родригес, когда было все убрано, когда огромный черный пластиковый мешок был набит использованной разовой посудой, усталый и довольный Павел пригласил земляка на ужин за бутылкой вина. Сам он уже опрокинул стаканчик и был в приподнятом расположении духа. Они были одни. Павел принес на подносе тарелку с двумя порциями еще теплой отбивной с овощами и поставил перед Георгием. Себе он поставил блюдо с мидиями и зеленью.
     - Ешь! Хотя Старик запретил мне кормить тебя мясом, но не выбрасывать же!
   Налил себе и земляку из начатой бутылки по стаканчику вина. 
     - С Рождеством!
   И они, подняв стаканы, выпили.   
     - Сбывается твой тост – «За удачу!». Народу было столько, сколько не было за целый предыдущий месяц! А жалуются все, что плохо живут! Видел, земляк, - некуда было сажать! Ну, надо же! Все шесть столов были заняты! Три пары ждали очереди, чтобы перекусить! Я такого не помню! Надо узнать, может, служащим повысили оклады? Но тут были и пенсионеры! Я сегодня упустил взять дополнительно сотни две долларов! Надо что-то делать! Надо что-то придумать, как мне не упустить денежки! Смотри, что сделала публика с твоей витриной, - и довольный Павел, усмехаясь, показал на разгром на фруктовой полке, где были рассыпаны остатки фруктов. – Завтра с утра свежие фрукты и овощи привезет на тележке Мигель и его приятель, ты уж постарайся, земляк, восстановить, понравившуюся многим выкладку. Да, - засмеялся он, пьянея, - я устал всем рассказывать, что такое снег.   

К о н е ц  я н в а р я.  М е ч т ы, и д е и
 (Что взять с инженера, проработавшего всю жизнь в научно-исследовательских институтах – НИИ, и конструкторских бюро – КБ).   
Через месяц Георгий уже бодро хромал по участку Павла, опираясь на красивую палку, вырезанную Мигелем из найденной у океана коряги. Он взял на себя обязанности помогать садовнику убирать участок от падающих желтых листьев. Даже Павлу бросилась в глаза постоянная чистота участка, и он похвалил земляка.
   Как-то вечером перед заходом солнца пришла грустная Есения и принесла «космонавту» очередной подарок – манго. С помощью Павла выяснилось, что брат прийти не смог, потому что отец попросил его помочь, - на участке много работы. Опечаленная Есения горевала, что она одна не сможет отвезти русского в коляске на океан. Находившийся рядом Рико стал настойчиво просить отца разрешить ему повезти земляка на океан вместе с Есенией. Павел не возражал. Убиравшаяся на веранде Луиза категорически выступила против.
     - Чего надумал! Мой сын не рикша, чтобы позориться и возить белого человека! Мой сын тоже белый!
     - Да не верещи ты! - оборвал ее хозяин. - Ты чего выступаешь? – вдруг оскорбился Павел. – Какой это позор, отвести не могущего ходить земляка на океан? Кого ты растишь? Парень дорос до двенадцати лет, а все цепляется за твою юбку. Ты оберегаешь его от всяких дел по дому! Ты растишь его белым господином, у которого куча слуг! Если бы такие были! Ты запрещаешь ему общаться с деревенскими ребятами! Парень растет дикарем! Неделями он не бывает на океане! В школе он боится отвечать учителям, - сама же слышала жалобы учителей! По половине предметов у него плохие оценки! Парня грозят оставить на второй год, ты этого хочешь? Я разрешаю тебе, Рико, везти земляка, только не купайся в океане, - решительно сказал отец.
   Луиза пытавшаяся не раз вставить свою фразу, так и не получила такой возможности. Она, сверкая глазами, слушала гневную отповедь Павла, потом не выдержала, скосила злые глаза на земляка, и, хлопнув дверью, вышла из веранды.
     - Может быть, не надо меня везти, обойдусь? – предложил хозяину Георгий.
     - Вот так надо поступать с женой, вбившей дурь в свою голову! – храбро подбодрил себя муж. - Пусть Рико сделает хоть одно доброе дело! – не согласился с Луизой Павел. – Давайте, ребята! Везите своего «космонавта» на океан!
   Рико и Есения получили большое удовольствие, хотя везти взрослого дядьку требовало от них порой приложения немалых усилий. На океане они, забыв про седока, по-ребячьи резвились: бегали друг за другом; искали раковины; брызгались; играли с пенным прибоем тихого океана; баловали его подарками, бросая ему ракушки; пытались выловить мелких розовых рачков.
Вот тогда он узнал секрет грустных глаз Есении, которая оставила школу из-за болезни матери.
   Если ребята от поездки на океан получили по максимуму своих ребячьих удовольствий, то у Георгия от сверкающих гневом глаз Луизы остался нехороший осадок.
Однажды, когда Павел пребывал не в самом хорошем расположении духа, поскольку последние двое гостей уехали около четырех вечера и, похоже, больше посетителей не предвиделось, Георгий отважился подойти к нему с исписанными листочками.
     - Павел, я считаю, что ты должен выручать от гостей минимум раза в два больше, чем ты сейчас получаешь, - встал Георгий около конторки хозяина.
     - Твои бы слова да нашему Господу в уши, - не поднимая на него глаз, что-то записывал хозяин в конторской книге.
     - Я тут кое-что прикинул, ты не хотел бы послушать? – поднял вверх исписанные листочки Георгий.
     - Заклинания, как привести сюда побольше клиентов? – покосился Павел в сторону листочков.
     - Помнишь, ты как-то сказал, что ты не добираешь деньги с приехавших посетителей?
     - А ты знаешь способ, чтобы заставить их раскошелиться? – что-то продолжал писать хозяин.
     - Думаю, тысячи две в месяц ты бы мог прибавить!
     - Сколько? – бросил писать Павел, посмотрев из-под кустистых бровей на Георгия.
     - Пойдем, сядем, я тебе кое-что покажу.
     - Пойдем, сядем! – недовольно произнес Павел, бросая писать и нагнувшись, нащупал внизу бутылку вина и поставил ее на конторку, чтобы потом ее захватить на стол.
     - Нет, Павел, так ты плохо будешь усваивать, давай обойдемся соком.
     - Вы только посмотрите, - обиженно воскликнул он, - и ты туда же?
   Он звякнул бутылкой, поставив ее на место, взял пакет сока и два стакана, и они пошли к столу. Открыв пакет, наполнив земляку и себе, он начал пить.
     - Ну, выкладывай! – вызывающе проговорил он, - где это я упускаю отобрать у клиентов денежки?
   Георгий спокойно отпил треть стакана и попросил:
     - Только ты постарайся не прерывать меня, ладно?
     - Это, как толково будешь говорить, - не обещал Павел.
     - Начнем вот с чего: ты согласен, Павел, что твоя прибыль зависит от количества приехавших к тебе гостей?
     - В общем да, но даже из тех, кто приехал, я чувствую, не все денежки взял, с которыми они хотели бы расстаться.
     - Про «не все денежки» мы тоже поговорим, - успокоил его Георгий, - а теперь ты скажи, все ли ты сделал, чтобы заманить к себе клиентов?
     - Ну, уж, это от меня не зависит! Захотят – едут, не захотят, - силком не затащишь!
     - А вот в настоящем бизнесе товар, даже не нужный, навязывают покупателю и заставляют его покупать.
     - Я этого делать не собираюсь, - холодно парировал Павел.
     - А ты и ничего не делаешь, чтобы все, кто проезжает по трассе, знали, что всего в полукилометре стоит единственное заведение Павла, который может вкусно накормить на ваших глазах выловленными в океане устрицами, вкусно приготовленными утренними креветками и лангустами, свежими фруктами и кокосовым орехом, самому срезанным мачете.
     - Ну, ты, земляк, не все знаешь. Ты намекаешь на то, почему я не вывешу указатель в сторону моего заведения? А ты спроси меня, сколько это стоит?
     - И сколько это стоит?
     - Пятьдесят долларов в неделю! А в месяц – двести! А у меня прибыль порой полторы тысячи в месяц! И это в периоды хорошей погоды! Этих денег мне не хватает, чтобы свести концы с концами, а ты хочешь еще из них вычесть двести?
     - Думаю, что через месяц, на первых порах три раза в год, ты мог бы себе позволить такую рекламу. Эти затраты окупились бы, как и те, что ты потратил бы на указание своего заведения в справочниках Панамы по отдыху и заведениям питания.
     - Не хватало, чтобы я еще и на это тратился! – возмутился Павел.
     - А как смотрелся бы твой колоритный портрет с надписью: «Загляни к капитану Павлу»! Где ты был бы сфотографирован в своей капитанской фуражке, со своей неизменной трубкой, а большим пальцем показываешь направление своего заведения. А под фото - стрелка: «500 метров»! – не скрывая удовольствия, любовался колоритной физиономией земляк, глядя на капитана.
     - Хм-м! – польщено хмыкнул капитан.
     - А что касается недополученных денег, - сторгуйся у какого-нибудь кафе в столице по дешевке купить весь комплект: зонт от солнца, под которым стоит пластмассовый столик с четырьмя креслами. И покупай сразу четыре комплекта, так дешевле обойдется. Два поставишь под пальмами на участке, два – у океана, где «отлив лениво ткет волну узором пенных кружев».*
 
        *Фраза из песни Александра Вертинского. Ну, надо же!
 
  - Как же легко ты, земляк, тратишь чужие денежки! – усмехнулся Павел. – И кто же будет обслуживать тех восемь человек, что под двумя зонтами у океана? Уж не ты ли?
     - А что? Куплю где-нибудь форму полковника российских космических войск и буду обслуживать! – схохмил Георгий. - Только, вот, буду в шортах и босиком.
   Павлу шутка понравилась, и он коротко рассмеялся.
     - А для начала тебе надо сделать человеческую лестницу со скалы. Я слышал, как ругали тебя те отважные, что рискнули спуститься по твоей опасной рухляди к океану. Так я почти уверен, что все эти затраты ты отобьешь за сезон!
     - Похоже, ты увлекся, - насупился Павел. – Ты хоть представляешь, какие это затраты?
     - Я прикинул.
     - Не зная здешних цен на материалы и расценок на работу?
     - Ну, предположим, я ошибся в два раза. Возьмешь коэффициент два и уменьшишь затраты. Ведь что здесь главное? Я обозначил направление, я прикинул статьи расхода.
     - Ну, допустим! Обозначай дальше! – со скептической ухмылкой напутствовал хозяин.
     - Ведь что так приманивает столичных клиентов?
     - Ну, что?
     - Конечно океан! Столичный люд, замученный раскаленным воздухом, исходящим от каждого здания, как от горячего утюга, хочет освежиться на океане! Искупаться!
     - У-гм-м! – осклабился Павел и почесал правой рукой под левым ухом свои шикарные баки.
    Чтобы уж закрыть пляжную тему, я упомянул бы в перечне предоставляемых услуг ночное барбекю у костра возле прибоя океана. И пятнадцать процентов скидки на все после девяти вечера, для тех клиентов, что остаются у тебя на ночь.
     - Вот это да! – восхитился хозяин то ли большими скидками, то ли самим предложением.
     - Ладно, - снисходительно сказал Георгий, - на этом этапе упоминать о гидроцикле не буду, но, когда твои доходы перевалят за пять тысяч в месяц, - ты сам к нему придешь! Точнее тебя заставят это сделать клиенты, которых ты лишаешь такого удовольствия и которые готовы за это удовольствие платить!
     - А катера, который тащит над собой парашют, на котором болтается клиент, в твоей статье расходов нету? - вдруг сделавшись серьезным, поинтересовался хозяин.
   Георгий напряженно посмотрел на Павла и не понял: то ли он подначивает его, то ли говорит серьезно.
     - А вот квадроцикл, это такой мини трактор, на котором будут с удовольствием ездить и взрослые, и дети, тебе купить не мешает!
     - Ха! Я так и думал! Такое может предложить только человек, который не вел свое хозяйство! Ты сначала бы спросил, какие деньги у меня в обороте? Лестницу он, не зная расценок за металл, хочет поставить! Гидроцикл! Трактор! Иди-ка ты… отдыхать… тур-рист!
Павел поднялся, недобро окинул земляка взглядом и пошел к конторке. Нагнулся, вытащил бутылку вина, посмотрел в сторону кухни, налил полстакана и махом выпил.
      - Ну, что делать? – вздохнул земляк. - Сегодня к Павлу на драной козе не подъехать!
   
В о с п о м и н а н и я  г р е ю т  д у ш у 
Это напомнило ему то голодное и холодное послевоенное время, когда он, сын молодого директора школы, не вернувшегося с войны, подмосковного города, написал на обложке тетради в клеточку в пятом классе: тетрадь Георгия Ипатьева студента пятого курса моторного факультета Московского авиационного института. А этому помогло событие выхода его из больницы с загипсованной ногой, где он пролежал месяц по поводу разодранного мяса на правой коленке до самой коленной чашечки. И тогда он вцепился зубами в учебники, чтобы наверстать упущенное и не выпасть из пятерки лучших учеников класса. Именно тогда после длительных раздумий он определился с будущей профессией. В двенадцать лет.
С начавшейся войной строители сдали только половину его пятиэтажного сталинского дома, где он жил, а строительство другой половины, возведенной до третьего этажа, тоже с четырьмя подъездами, отложили до лучших времен. А поскольку строители сдавали дом по подъездам, его отец перед войной вместе с матерью, тоже учителем, получили в трехкомнатной квартире две шикарные смежные комнаты в тридцать два квадратных метра. Вот на той половине недостроенного дома под названием «постройка», проводили мальчишки большую часть своего времени, бегая по подвалам, лазая по двутавровым балкам второго и третьего этажей, прыгая зимой в наметенные сугробы со стен и оконных проемов. Один такой прыжок на батарейный крюк, занесенный снегом, на который должны были вешать чугунные батареи отопления, чуть не закончился плачевно, но Бог сохранил в тот раз коленку. Всевышний, в отличие от двенадцатилетнего несмышленыша, знал, что этой коленке предстоит неоднократно тяжелые испытания, и пожалел ее и самого шустрого обладателя. Именно тогда он, настырный безотцовщина, дал себе слово, что догонит ребят своего класса, которые ушли по всем предметам в школе вперед, что больше он не будет прогуливать школу, и он обязательно поступит в авиационный институт.
 
  Георгию импонировала настойчивость Есении догнать ребят в школе, и он решил ей помочь, а заодно подтянуть в учебе и Рико, если тот согласится заниматься вместе. К удивлению Георгия, Рико понравилась роль учителя по испанскому языку, испанской и латиноамериканской литературе, где учеником был Георгий. Большой удачей было то, что ни одну тетрадь с начала года Рико не выбросил. В школе за три месяца Рико исписал по испанскому языку только две неполных тетради в двенадцать листов. Занятия Георгий проводил по полчаса каждый день: у океана, где учитель - русский «космонавт», по учебнику математики задавал ребятам устные задачи и примеры, и у сарая, где строгий учитель Рико «преподавал» «космонавту» и Есении испанский язык, разбирая все упражнения, что он делал в классе и дома. Учеба по литературе сводилась к чтению Есении и «космонавта» учебника и редко к пересказу, все под контролем Рико. Раза три в неделю все трое рисовали фломастерами: океан, корабли, дельфинов, песок, скалы, кусты, летящих бакланов; восходы и закаты; а на участке - веранду, бассейн, пальмы и все, что видели, даже гостей.
   Особое удовольствие доставляла Рико роль учителя испанского языка в занятиях с «космонавтом» и Есенией. Он позволял себе даже сердиться, подражая школьным учителям: почему «космонавт» не запомнил произношение того или другого слова, которое он, учитель, уже объяснял! Или: как можно сделать ошибку в написании такого простого слова, как «обезьяна»? Скоро у Рико появились в тетради по рисованию и по математике пятерки, и парня будто подменили. Куда пропала застенчивость и нерешительность!
   Благодаря занятиям с ребятами, Георгий уже многое понимал по-испански и одну десятую, что понимал, мог говорить. Конечно, произношение у него было неважное. Но выручал почти абсолютный слух и музыкальная память, и многие слова он теперь произносил голосом Есении и Рико, хорошо хоть они не страдали дефектами речи.

Звонок читателя
      - Дзинь-дзинь-дзинь! Это автор?
       - Да.
       - Ты чего, в самом деле? Раскочегарил с Анной, а потом, - бац! И все слил! И только про Георга и капитана! Да, разве ж, можно так? Я на это не подписывался!
      - А что ты хочешь, мой требовательный друг - читатель?
      - Ты еще спрашиваешь?  А что? Своих мозгов не хватает, что надо сделать?
      - Ну-у…
      - Моя подсказка даром не дается! И я к тебе в соавторы не набиваюсь!
      - Договоримся! Предлагай!
      - Чтоб, немедля, начал продолжение, - «чё», там, у Анны, дальше? Мозг закипает, - додумывать! Ты заварил, но не сготовил! Давай, давай!  Я что ль за тебя буду это делать?
      - Кхм-м-м… конечно, мой читатель, твои требования я должен уважать. Хорошо, я попробую… хотя, Мэтры это не советуют…