Внутренняя эммиграция Марк Рубинштейн

                Внутренняя эмиграция

Когда утром, по радио играет Утренняя зорька, а в холодильнике кроме тусклого света лампочки и куска отвратительной, синюшной колбасы ничего нет, особо в коммунизм не верится.

Первомай в СССР это особый, плебейский шабаш. Главное, делать вид, что праздник наступил. Для большинства совков, это день ничем особым, от обычного дня не отличается.

Нажраться с утра водки, а днём, ходить и орать ничего не значащие, словно скот, мычать слова о труде и дружбе народов, кто с ними хотел дружить по своей воле? Кто ещё мог порадоваться вместе с нищими жителями СССР? Все! Все голодранцы, которых СССР щедро кормил и поил. Накачивал и натравливал на цивилизованный, живущий по человеческим законам мир.

Вовка шёл по улице и на ходу подтягивая штаны, те самые что мама с трудом привела в порядок после покупки. Ходить в изделиях совков, сразу, без переделок, было невозможно. Все что делали советские люди, было пропитано ненавистью и отвращением, которым сами они были наполнены до краев.

Не сознавая себя в своей нищете, не понимая сути вещей, они наполнялись ежедневно раздражением и ненавистью ко всему что их окружало. А окружала их ложь. Ложь была так же естественна как кал и моча что они выделяли, кто в сортирах, а кто, просто поливая тротуары.

В СССР общественные туалеты были, в основном на Невском в Ленинграде и ещё пара в Москве, разумеется, вологодский крестьянин - совок не мог позволить себе помочиться на Невском в оборудованном для этого сортире.

Он ссал в подворотне на улице Ленина, коея имелась в любом городе совка. Но если мочу и кал он мог почти легально демонстрировать советской власти, которая весьма фривольно трактовала испражнение на людях и особо не наказывала за излияния, то понять суть своего мучительного негодования совок не мог, ибо был глуп и забит, и от того вся ненависть к своему непониманию изливал в делах рабочих, и от того, все что делал совок, было сделано плохо, без интереса к результату.

Вовка огляделся, мимо пронёсся уже дряхлеющий автобус ЛИАЗ, он был говном, когда сошёл с конвейера и с годами лучше не стал. Бренча чем-то в своём брюхе, тяжело вздохнув и чуть качнувшись, "скотовоз", а именно так его звал скот, перевозимый пачками к станкам, замер у остановки.

Сегодня, погожим весенним днём, Вовке не надо было идти в ненавистную, воняющую мочей и хлоркой школу. Сегодня, он катался. Катался на автобусах. Преимущество совка перед капитализмом заключалось в полном, тотальном безразличии окружающих к реальности.

Кто-то бухал и ведя жизнь люмпена - раба, не просыхая был счастлив уже от одной цены на водку, иные, те, что ещё сохранили интерес к жизни, читали.

Пожалуй, в понятии запой есть и положительные стороны, читать и пить запоями, вот и вся радость русского раба за еду. Они, эти убогие, забитые, воспитанные в тотальном контроле и невежестве люди, погружались в две противоположные части запойной жизни, одни уходили в пьянство как в образ жизни, другие, же жили чужими, порой интересными, а порой и занудными жизнями книжных героев.

Конечно, и среди опустившихся, спившихся были интеллигенты, но скорее они напоминали бутылки - пахли и порой заманчиво назывались, но внутри уже были пусты и оглуплены русской водкой.

Вовка, давно заметил, что в библиотеке, куда он повадился ходить, тихо и вкусно пахнет книжками. Там он обретал тот самый, удивительный, ни с чем не сравнимый мир, мир приключений и удивительных персонажей. Именно туда, сегодня он и спешил, в свой внутренний мир, в свою иммиграцию, подальше от Ленина и его паранойи.
(с) Марк Рубинштейн 2024 г.


Рецензии