Жили-выживали - рассказ

Так уж случилось в судьбе Прасковьи Васильевны: не сумела создать личную жизнь: не встретился ей мужик.

Так, не гневя судьбу, не жалуясь на тяжелую работу и жила-поживала, воспитывая единственную дочь - Агнию.

С людьми ровная, больше молчаливая и никогда и никому не навязывала дружбу, но и никого не судила и плохо о ком-либо, не говорила. Подобное поведение, к сожалению, присуще не всем женщинам.

Зарабатывать приходилось тяжёлым трудом-работой, а получала немного, если не сказать – мало: денег хватало исключительно на скудную еду.

 Работала, не жалуясь и не ноя на тяжести жизни, а коль случался разговор на эту тему, отвечала: «Большинство рабочих подобно моему быту живут, а я что лучше других?» - и отводя взгляд - замолкала.

О своём житие-бытие, однажды, через многие годы жизни, в старости, поведала мне, и замечу: проникся к её словам.

Уважая простую русскую женщину-трудягу-работягу не требующей внимания и почестей к своей персоне, с удовольствием беседовал.

Беседуя, с любезностью задавая вопросы, получал ответы о быте и жизни женщины и с вами, мои любезные читатели, поделюсь…

Сюда, в эти таёжные места, пришла после окончания Великой Отечествен-ной войны, неся с собою на руках ребёнка-грудничка – Агнию.

Прибыв в отдалённый таёжный участок леспромхоза, начальник участка предложил выполнять работу пекарихи.

Предложению была рада, и не рассуждая, не думая, приступила к выполнению новых, ранее неизведанных до тонкостей, технологических обязанностей.

На протяжение жизни вспоминая, благодарила его и за то, что поселил в отдельную, небольших размеров избушку, но с большой русской печкой внутри.

В ней-то и устроила свой быт Прасковья Васильевна. Там и пекла свои хлебы-ватрушки.

Молодая работница радовалась за благоустройство, но и беспокоилась за каждую выпекаемую партию хлеба, так как работа хлопотно-суетливая и с ежедневной тревогой об очередной выпечке: условия-то примитивные и не отвечают
технологическим требованиям.

В то же время радовалась: отдельно от остальных работников живших в общих комнатах бараков, а здесь никто не беспокоит и ребёнок постоянно в тепле и на глазах.

Пристроив дочке кроватку-топчан возле русской печки, в закутке, успокоилась и достойно справлялась с работой и жалоб на плохое качество хлеба не поступало.

Работников: постоянных жителей лесоповала на участке проживало до 30-35 человек, а при молевом сплаве и проходящей очистке берегов от брёвен, численность увеличивалась.

Магазина с продовольствием, как такового, здесь никогда не было, как и электрического света.

Правда была свободной деревянная, наспех срубленная небольшая изба-избёнка. Её-то и приспособили под магазин с минимальным набором продовольствия: мука, соль, сахар, спички, табак-махорка, хозяйственное мыло, да керосин для освещения в керосиновые лампы и тут же подовый хлеб собственного изготовления.

К весеннему паводку, ежегодного бездорожья, было голодновато: заканчивалось продовольствие, заготовленное с осени в личном хозяйстве: картошка, лук-чеснок и кое-какое квашенье-соленье, то, что сумели вырастить на огороде и собрать кое-что из дикоросов в течение лета-осени.

Запасы-продукты хранили подполом, в подполье.
Молочной продукцией никогда не торговали: нет общественной фермы, значит и нет её в продаже.

Отдельные жители, сумевшие запасти сено на суровую зиму, держали корову, или козу, но молоком не торговали: молока еле хватало себе для пропитания – разносолов-то нет.

Магазин же, где есть государственная продукция: молоко-масло-сметана, да иногда и колбасы бывали, располагался в дальнем селе по бездорожью в 25-ти верстах от посёлка. 

Там крупный леспромхоз и древесину заготовляют на экспорт, потому
и продовольствие есть в магазинах.

Со временем, - обзавелась молодой козочкой и радовалась: --поить-кормить дочку свою козьим молоком, да и самой добавка к столу. 

Шло время…

И по посёлку распространилось сообщение, что работы на участке прекращаются: «Использована квота на вырубку леса сушняка-сухостоя».

Сообщение встревожило жителей, но кто-то даже и радовался: появилась
принудительная возможность выехать отсюда навсегда в более цивилизованное
место... 

Горюй или радуйся -делу не поможет…

Собирая скромные пожитки для переезда, беспокоились: как отсюда выбраться.

Дороги проезжей никакой нет, даже на телеге никуда не выехать, так как во всех направлениях овраги, лога, и таёжные топи-болота и территория местности не позволяет двинуться кроме как по реке в лодке.

 Главное же богатство некоторых рабочих, составляла живность: корова, коза, овца и кое у кого и курочки водились.

Дёшево продать не хотелось, да и нет покупателя, отдалённость таёжная и с собой не забрать.

Деревянные избы-бараки, в которых проживали работники с семьями, были собственность леспромхоза.

«А дома нет и, проблем нет», - шутя, считали некоторые, готовясь к отъезду-переезду и покидали слабо обжитое таёжное место.

Так, потихоньку, уменьшалась численность рабочих жителей посёлка…

Позднее, примерно через полгода, руководство леспромхоза опомнилось и стало оставшимся предлагать переезд, работать на соседнем лесоучастке «Лесная Артель», расположенного в полторы версты по - нижнему течению реки и таким же жильём барачного типа.

Прасковья Васильевна, считала себя безродной сиротой со всех сторон и решилась, перебраться в предложенный администрацией посёлок и обустроиться жить и работать.

Прибыв на новое место, огорчилась: койко-место досталось в комнате огромного деревянного барака, где уже проживают две женщины-одиночки и более удобные углы комнаты заняты, остался угол при входе.

В свободном углу поставила койку, а при входе у окна, столик, сколоченный наспех.

Шестилетняя дочь без своего угла и отдельной кроватки.

Смирившись, прошептала: «Что бог дал».

Такие слова произносили, но не громко, чтобы кто-либо не поднял на смех: упоминание о боге не приветствовалось политической идеологией строителя коммунизма страны...

Устроивши мало-мальски свой быт, успокоилась и включилась в новый, но схожий с прежним быт, на новом участке.

Работу уже, выполняла другую: сучкорубом была, была и банщицей, а порою и работала на плотбище вместе с мужиками ворочая брёвна металлическими крючками накатывая шестиметровые брёвна и укладывая в плоты-глухари-ярусы.

Дни летели как недели…

Постепенно посёлок «Лесная Артель» расширялся насколько позволяет территория и в длину и чуть-чуть в ширину: построили несколько новых изб и сруби-ли маленький магазин: большой не нужен – торговать нечем, нет продовольствия.

Постоянным «продуктом» на полке его всегда стояла только водка «злодейка с голубоватой наклейкой» с ценою в 21-20 рублях и копейках, да табак-махорка со спичками.

Работы на всех хватало и государственные планы по заготовке древесины выполнялись.

Жители не прихотливы к быту: электричества нет, нет в домах-бараках и водо-проводной воды, как и туалетов. Электрический свет заменили настольные керосиновые лампы. Водопровода, как и колодца нет и не было – воду носили на
коромысле из реки.

К осени, для родителей наступала беспокойная пора: собирать и провожать детей в школу.

Школы в посёлке нет и никогда и не было.

Ближайшая, начальная школа в небольшой деревне, далеко для деток-малолеток по бездорожью и в десять верст не уберётся.

Средняя, общеобразовательная в далёком селе, в 25верстах от посёлка и тропка-тропинка-дорожка бежит-убегает от посёлка сначала по берегу речных заливных лугов, забегая в таёжный лес, приводит к реке-речке, к броду-переправе другой реки-речки.

Лодки нет и не бывало и всегда приходилось принимать решение: как бы перебраться на противоположный берег – там школа.

Как-то, в конце лета, проходя по единственноcй улице посёлка, Прасковья Васильевна встретила женщину-соседку, Маню, с таким же беспокойством о детях.

У Мани трое малых детей без отца. Такие семьи называли неполными, а женщину, почему-то – одиночкой. Маню, как и Прасковью Васильевну, больше других тревожила отправка детей на учёбу в деревню.

Из первоклассников, только дочь Прасковьи Васильевны - Агния, остальные, со второго класса и старше.

Агния - будущая ученица, не знает ни одной буквы алфавита и цифр счёта. С ребёнком никто не вёл разговоров на тему учёбы и не читались на ночь сказки-рассказики.

На вопрос: «Сколько тебе девочка лет», - молча показывала левую ладонь с растопыренными пальцами.

И сама-то мать, письменной грамоте не была обучена и чтением не интересовалась, в том числе и газеты не интересовали, хотя их в каждом доме вороха.

Все ребятишки посёлка, в том числе и Агния, целыми днями бегали-носились по посёлку и предоставлены самим себе и обучением, или разговором о школе их никто и никогда из взрослых не интересовался.

Яслей-садиков, как и нянек, тут не бывало: никто из жителей и понятия не имел об этом.

С наступлением лета, ребятишек не выгнать из воды: посёлок-то расположен на самом живописном речном крутояре-косогоре.

Таёжная река-речка течёт с чистейшей водой и ребятишек всё лето из воды не выгнать.

Купались на мелководном перекате в течение всего лета: вода прогревалась хорошо.

Ребятишки старшего возраста бегали по берегам с удочкой и ловили водившуюся в реке рыбу: тут и щуки с окунями, и ерши с голавлями. 

В предпоследние дни уходящего лета, на поселковой тропе, собрались женщины на совет, чтобы решить сопровождение детей в школу.

 Родители с раннего утра поспешили посовещаться и принять решение по сопровождению школьников в школу – путь-то не простой, в 10 вёрст не уложить, да ещё и вторая река на пути.

Главное и то, что школьного общежития в колхозной деревне нет и не было никогда, хотя основная численность учащихся из деревень и посёлков по округе.

Каждый родитель предварительно подыскивал: договаривался о найме жилья у бабушек-дедушек в избах колхозников школьной деревни. 

Прасковья Васильевна изъявила желание сопроводить ребятишек и помочь им решить квартирный вопрос в деревне, в том числе и Агнию-дочку понадёжнее пристроить в частном секторе, но среди мамаш нашлись те, которые с недоверием относились к ней и выбрали другую сопровождающую - Зою Берёзкину.

Зою идеализировали, как многодетную мать и полноценная семья с отцом, да и к тому же он начальник участка.

Она, надо сказать правду, имела и маломальскую грамотность и умела вести нормальный домашний быть-порядок, а значит и сможет благополучно устроить-пристроить ребятишек, считали некоторые родители.

На утренней сходке присутствовал и начальник участка – её муж, предложивший дать в сопровождение лошадь для переправы детей через другую встречающуюся таёжную речку на пути следования, но осенью на телеге не проехать, а верхом – хлопот больше, да и опасно малолеток сажать верхом на лошадь и пускать в переправу реки.

Летом, иногда и в брод пускались, конечно же, на мелководье, но вот подмерзающая вода в реке, когда забереги льда и не окрепший лёд.

Такая обстановка опаснее и вызывала и страх и, ужас и требовалось присутствие взрослых.

31 августа детей-школьников в посёлке набралось с десяток.

В сопровождении Зои и её старшего совершеннолетнего сына Саши, перед обе-дом отправились в путь-дорогу...

К вечеру Зоя с сыном вернулись домой и женщины-матери поспешили к ней с расспросами.

Конечно же, предварительно договаривались родители о проживании детей-учеников на учебный год.

Оплата за проживание была символической и равнялась десяти рублям в месяц: деньги в тот период были после реформы 1947года.

Приведу пример: на эти деньги можно было купить в магазине килограмм сахарного песка.

- А сына, Сашу, я ведь не случайно пригласила в путь дорогу-то: требовалось сходить в дальнее село: вёрст 10 ещё прошагать и получить на почте посылку с радиоприёмником «Родина»: было же письменное сообщение от профсоюзной организации леспромхоза, - поясняла Зоя.

В письме говорилось: «Вам на участок «Лесная Артель» выделен радиоприёмник и требуется получить его на центральной почте села-сельсовета».

- Саша и сходил за ним пока я ребятишек пристраивала в деревне: теперь надо устанавливать и слушать голос из Москвы.

Колька Водников придёт из леса с работы, попросим подключить: батареи-то аккумуляторные вроде как у него оста-вили», - продолжала пояснение женщина.
Отчитавшись перед жителями за проделанную работу, Зоя убежала выполнять домашние дела.
К вечеру на тропе посёлка, группами стали собираться женщины-матери и обсуждать отправку учеников в школу и установку радиоприёмника «Родина».

Эти два события в посёлке сегодня были главными.

Подключение приёмника к батареям питания явилось большим события в жизни жителей посёлка.

Всем хотелось знать московские сплетни-новости не только из газет недельной и, более, давности (так поступала корреспонденция в посёлок), да и песни с московских подмостков услышать, да и время на часах-ходиках поправить как надо.

Сегодня Колька Водников с работы явился раньше и поужинав, приступил к подключению приёмника.

Отдельную, небольшую комнату в общем бараке называли «ленинской комнатой». В ней стояли два самодельных стола.

В ней и проводили изредка собрания по выполнению задания-плана и раз-два в месяц собирались члены партий - коммунисты.

Состав партийной ячейки составлял четыре человека.

Там поставлены два стола: один для подшивки газет, второй, негласно, использовали для игры в карты и домино, а иногда и распить «злодейку с наклейкой».

За этой комнатой, негласно наблюдая, следил секретарь партбюро коммунистической ячейки посёлка, выбранный членами партии посёлка. Он частенько делал присутствующим замечания и делал вид своей значимости и «власти».

С ним ни-когда не ссорились и не возражали при разногласиях на замечания.

Чаще отмалчивались, так как знали – «заложит» в любое время более высокому начальству.

Он не играл в карты и играющим всегда делал замечание-упрёк: «Карточные игры у нас в стране – запрещены», но иногда рабочие в его присутствие, прячась, потихоньку вытаскивали, из-под полы карту и били карту соседа-игрока.

Подходя до стола с подшивками газет, перекладывал газеты с одного места на другое, делая вид важной значимости и с пристрастием вглядывался в портреты вождей и членов политбюро.

Сегодня здесь народу собралось много - расселись на самодельные лавки-скамейки.

Колька, показывая жест поднятых рук, включил громкость и по комнате разнесся задорный голос певицы…

«От деревни от избы и до избы, заиграли торопливые столбы:
загудели, заиграли провода, мы такого не видали никогда» …

К концу сентября, отпросившись у начальника участка, Прасковья Васильев-на, вновь побежала проведать дочь: душа-то матери - не на месте…

В очередной раз испытав путь-маршрут с переправой через реку, забеспокоилась: трудно будет первоклашке каждую неделю проходить не детский маршрут…

Прибыв в деревню после обеда, застала дочь одну в избе: сидела на лавке у окна.
Обнимая, спросила: - Где же хозяйка? - Я спала на русской печке и не слышала её ухода, думала, что приду из школы и застану хозяйку дома, - ответила дочь.

– Что же ты ела-то сегодня? – Ничего, - и повторила, - бабушка с работы приходит поздно вечером и ужиная, никогда за стол меня не зовёт.

– И не обязана звать-то тебя за стол, чужая ты ей, - пояснила мать.

– Мама забери меня отсюда домой, плохо мне здесь, - рыдая запричитала ученица. Я не хочу учиться и скучаю по тебе и по посёлку.

Мать присев рядом на скамью, внимательно посмотрев на дочь, готова была унести ребенка домой на руках…

Достав из котомки кое-какие принесённые с собою продукты, предложила дочке пообедать-перекусить.

Через некоторое время скрипнула входная дверь. На пороге появилась хозяйка избы.
Прасковья Васильевна, вскочив с лавки подошла и приветливо поздоровалась.

На её приветствие, тётя Поля отозвалась с глубоким пониманием ситуации и улыбнувшись обеим, погладила ребёнка по голове.

Хозяйка, присев рядом, пояснила: - Условия-то у меня больно плохи. Я постоянно нахожусь на ферме и нет времени готовить «разносолы-то».

Печку топлю раным-рано, ребёнок ещё спит. Да и правду надо сказать, не из чего готовить-то. В магазинчик, соседней деревни, продукты-то не завозят, кроме как
хлеб домашней выпечки.

Его печёт на дому крестьянка и сдаёт в колхозный магазинчик - обязали от колхоза.

Правда, магазином-то назвать избушку 4х4метра нельзя. Из съедобного-то в нём, только подовый хлеб этот, да какие-то консервы без срока давности, да карамельки-подушечки.

Да видела, как продавщица парню молодому тройной оде-колон отпускала, а он его перелив в гранёный стакан, добавил воды и выпил: водка-то постоянно там есть, но стоит дорого, аж 21-20 в рублях.

А где колхознику взять-то такие деньги, чтобы водку-то покупать. У нас только трудодни у бригадира, записанные карандашиком в тетради как выход колхозника на работу и выполняемую им работу.

Денег не даёт нам колхоз с названьем «Заре навстречу».

И школа-то у нас деревянная, маленькая, деревенская, хоть и двухэтажная, но по одной комнате на этаже.

В комнате на первом этаже 1-ый и 3-тий классы по 6-8 человек.

Класс состоит из ряда парт, разделённых проходом, а на втором этаже 2-ой и 4-ый классы и тоже, примерно, по 6-8 учеников.

Учитель, он же и директор примитивной этой школы и учит все четыре класса один и в одну смену, уделяя 10 -15 минут классу.

Люди-то рассуждают по – разному: за год-то научит какой-никакой грамотке-то, да по арифметике два-три десятка сосчитать-сложить, - так рассуждают некоторые колхозники при вечерних сходах-посиделках. 

Выслушав до конца, Прасковья Васильевна решилась забрать дочь домой:
пусть ещё годок побудет дома – повзрослеет, до следующего учебного года, а там видно будет...

Возвратившись с дочкой домой, не успокоилась и долгое время не находи-ла себе места волнуясь за ребёнка: за дальнейшее её обучение.

Даже приезжал на коне верхом председатель сельсовета с требование продолжать обучение ребёнка.

Женщины посёлка, старались разузнать всё, но немногословная мать не хотела ничего сообщать и, держа оборону, отмалчиваясь, твердила, что ничего не виде-ла и ни с кем не общалась, а коль кого интересует, идите и сами слушайте и задавайте свои вопросы.

Прошли-прошагали, а возможно и пролетели быстротечные годы…

Дети - бывшие ученики, повзрослели и даже некоторые, сумели определиться по-настоящему.

Кто-то уехал работать или искать счастье своё в городах, а кто-то поступил в учебное заведение, а кто-то остался по-прежнему на выбранном когда-то и кем-то - месте.

Агния же, к 18-летнему возрасту за плечами не имела ни образования, ни специальности и никого кроме матери.

Жалела ли она о чём-либо: нас, в её жизнь и душу никто не приглашал и не приглашает, а коль нет, на нет и суда нет говаривали некоторые…

Не надо, заглядывая, любопытничать, осуждать человека за то, что у него не получилось так, как вам хотелось: это его жизнь…

Существующая фраза: «Человек сам себе счастья кузнец», конечно же, ведёт к размышлению и кое-кому и кое о чем может напомнить: философствуя, рассуждай, а не суди.

Человек сам несёт ответственность за свои грехи-поступки.
А вот то, что поведала нам сама Прасковья Васильевна - поделимся с вами.

Но обвинять мать, родившую дочь Агнию в 16-летнем возрасте мы и не собирались, но
скажем: Агния повторила судьбу матери и в 16-ти летнем возрасте «потеряв» ребёнка, пошла по «наклонной» и «сгорела» от лишнего употребления «злодейки с наклейкой».

Не испытав, по-настоящему прелести семейной жизни и настоящей Любви материнства…    
28.02.2025г.