ОДИН КЛИК

У меня есть всё: контакты, мессенджеры, быстрый интернет. Я знаю, когда у друга день рождения, даже если мы не говорим годами. Я вижу, как живёт моя сестра — по сторис. Сын присылает мне голосовые. Мама пишет: «Ты где?» Я отвечаю: «Скоро буду». Не бываю.

Раньше нужно было ехать к другу, если случилось что-то важное. Теперь — достаточно написать «держись» и добавить смайлик. Можно не ехать. Никто не обидится. Так теперь принято.

Мы стали мобильнее. Работа — на ноутбуке, встречи — в зуме, дружба — в чате. Всё доступно. В любой момент. Из любой точки мира. Только видимся мы теперь реже. А разговариваем — всё чаще вполглаза, по дороге, между двумя уведомлениями.

А раньше всё было иначе. 
Звонили по городскому. Долго. Иногда — с телефона-автомата, на морозе. Были гудки. Были ожидания. Были разговоры короткие, но настоящие. Когда слышишь голос — не перепутаешь. Даже паузу слышишь.

Встречались — просто так. Не «согласуем графики», не «давай созвонимся». Приходили. Были дома. Были во дворе. Не договаривались — находили. Гуляли без маршрута, разговаривали без повода. И если скучали — шли навстречу, а не писали «как ты?».

Писали письма — ручкой, на бумаге. Ошибались, зачеркивали, переписывали. В каждом слове было время. В каждом конверте — ожидание. Письмо шло неделю, а казалось — вечность. И ответ ждали не потому, что «уведомление не пришло», а потому что каждый ответ был событием.

Письма были не просто способом связи. Это был жанр. 
В них рождались стили, школы, судьбы.

Бернард Шоу писал с иронией и злостью, превращая переписку в театр одного актёра. Его письма публиковали как отдельные тома. В одном из них он замечает:
«Письмо — это единственный способ говорить, не позволяя перебивать»».

Чехов в письмах был прямее, чем в рассказах. Он писал брату: 
«Нужно работать, работать и ещё раз работать. Любовь пройдёт, вдохновение пройдёт, а мастерство — останется».

Цветаева писала криком. Каждое её письмо — как прожитая драма. В одном из посланий к Борису Пастернаку: 
«Ты для меня — музыка, которой нет в граммофоне. Ты — письмо, которое никто не осмелился бы отправить».

Кафка писал Фелице по 10 страниц в день. Каждую ночь. Он боялся разговора, но письмам доверял всё. 
«Письмо — это прикосновение без касания. Голос без звука. Близость на расстоянии, которую не разрушить».

Когда-то письмо было временем. Пространством. Мыслью. Теперь — уведомление.

И правда: стал бы Бернард Шоу писать письма, если бы мог просто отправить СМС?
Стала бы Цветаева мучительно выстраивать строку, если бы всё укладывалось в «как ты?»

Писал бы Кафка каждую ночь по десять страниц, если б хватило лайка?

Мы бы наверное никогда не узнали, как они думали. Как чувствовали. Что стояло за их словами. Просто проскроллили, смахнули пальцем вниз — и пошли бы дальше. Как мы делаем сегодня каждый день.

Сейчас мы мобильнее, но не ближе.  Мы доступны — но не вовлечены.  Всё быстрее — а значит, поверхностнее.

Когда началась пандемия, никто не знал, как долго это продлится. Сначала — недели. Потом — месяцы. И это стало образом жизни. Нас закрыли по домам. Сначала — временно. Потом — на неопределённо. Мы остались наедине с экранами, с близкими, с собой.

Оказалось, что многое можно не делать лично. Работать — на кухни. Заказывать — в два клика. Видеться — по зуму. Мы поняли, что умеем жить дистанционно. И реальность снова начала меняться.

Хомофис звучал как свобода, но стал изоляцией. Ты вроде дома, но всё время «на связи». Всё время доступен, но недоступен по-настоящему.

Семья рядом. Слишком рядом. Без пауз, без личного пространства. Оказалось, близость — это не количество часов вместе. Это совсем другое. Казавшиеся прочными браки начали сыпаться. Мы просто стали видеть друг друга слишком ясно. И многим не понравилось то, что они увидели.

Контактов — больше. Встреч — меньше. Всё в один клик. Но за этим кликом — пустота. Мы стали глобальными — и при этом чужими. География сократилась, расстояние между людьми — выросло.

Телефон заменил разговор. Чат — заменил встречу. Смайл — заменил выражение лица. Звонок — заменил визит. Мы всё ещё пишем «скучаю», но почти не находим времени встретиться. Сигнал ловится. Всё быстро. Всё удобно. 

Куда мы катимся?

В сторону максимального удобства. Минимального участия. Всё становится быстрее, проще, доступнее. Но вместе с этим — холоднее. Общение — алгоритм. Эмоции — реакция на экран. Человек — профиль. Голос — уведомление.

Мы идём туда, где можно всё — не вставая с четвероногого друга - дивана. Где даже отношения можно «отложить», «поставить на беззвучный» или «удалить». Где одиночество не вызывает страха — его просто заливают контентом. И никто не спрашивает: а ты вообще живой?

Что будет дальше?

Ничего катастрофического. Мы не перестанем существовать. Мы просто забудем, как быть рядом по-настоящему. Будем всё знать друг о друге — и ничего не чувствовать. Будем доступны — но пусты. Будем подключены — но одиноки. Встретиться станет исключением.  Молчание — странностью.  Живое слово — архаизмом. А сигнал.. сигнал будет ловиться идеально.  А вот человек — уже нет.

Как быть?

Может, иногда стоит отключить интернет. Не навсегда — хотя бы на вечер. Убрать звук. Отложить экран. И попробовать снова разговаривать, слышать, видеть. Поехать к родным без предупреждения. Просто приехать.  Вспомнить про одноклассников — не в ленте, а лично. Пойти в поход — не ради фото в инстаграм, а чтобы побыть вне сети, без сторис, без лайков, без геометки.  Быть рядом не в онлайне, не для отчёта, не по привычке, не между делом — а потому что это всё, что у нас остаётся. 

Если мы ещё хотим быть людьми, а не контактами в чьём-то телефоне.