Рассказы пожилого человека
Рассказы пожилого человека
Чайный сервиз
За все время совместной жизни они друг с другом никогда не ссорились. Они просто разошлись. Тихо, мирно оставили друг друга. Тогда так было принято у интеллигентных людей. Его жена Светлана хорошо держалась до последнего дня. И все же, перед самым его отъездом ее прорвало.
– Только одна просьба, – подозрительно спокойно начала Светлана, когда ее муж Борис собирал свои пожитки, но тут же с гонором, не выбирая выражений, продолжила, – не мог бы ты переступить через свои подлые принципы и забрать свой мерзкий чайный сервиз.
– О чем ты говоришь? – удивился Борис, не вникая в смысл оскорбительных слов – у меня никогда не было никакого чайного сервиза.
– Нет был, и пока он здесь, я не смогу забыть твою подлую натуру! – возразила жена, – помнишь тот сервиз, который ты, как будто мне, подарил самому себе на восьмое марта? Жлоб! Забери его прямо сейчас! Не хочу, чтобы в моем доме оставались вещи подлеца.
Борис выполнил эту странную просьбу. Достал с антресолей пачку старых журналов, выдрал подходящие страницы, аккуратно упаковал в них чашки, заварной чайник, сахарницу, блюдца, и сложил это все в картонную коробку.
Упаковывая сервиз, он вспомнил тот день, то восьмое марта, когда сбившись с ног в поисках хоть чего-нибудь, случайно у Белорусского вокзала наткнулся на этот подарок судьбы. Вспомнил, как какой-то мужик умолял его уступить ему это сокровище, но Борис устоял, и тем самым прибавил еще большую ценность этим чашкам. А как была рада Светлана, как целовала Бориса. Да и он при этом испытывал чувства мужского достоинства. В те времена в день восьмого марта почти невозможно было что-то найти в качестве подарка любимой женщине, тем более, угодить жене в такой непростой день. А Борису это удалось. Ему хотелось стучать себя в грудь и кричать, мол, смотрите, я сделал это, смотрите, какой я. Так что, это была настоящая радость жизни не только для него, но и для Светланы. И вот теперь, этот, почему-то принадлежащий только ему, чайный набор ни с того, ни с сего превратился в мерзкий, никому ненужный хлам.
Вечером Борис уехал в свою комнату.
Вместе они прожили более десяти лет, и все имущество мужа поместилось в багажнике машины. Но Бориса это даже радовало. К счастью, он никогда не любил вещи. А стервозность жены, ее характер ему никогда не мешали. Рядом с ней он чувствовал себя героем. Он всегда считал, что кроме него с такой стервой жить никто не сможет. С гордостью нес свой крест, и сам себя представлял большим подарком судьбы для нее. Борису казалось, что он понимал внутреннее состояние жены, жалел ее и всегда уступал. Да и разводиться он не хотел, никакого смысла не видел в разводе. Трудно сказать, любили ли они друг друга. Скорее всего, когда-то, какое-то время любовь у них была. Иначе, как бы они смогли так долго прожить вместе.
Очень скоро, вернее, уже на следующее утро, Борис почувствовал нехватку всяких мелочей, без которых невозможно было обойтись. Ну, к примеру, рожок для обуви. Утром, перед тем, как обуться, он вспомнил, какой удобный был у них рожок. С пластмассовой, под слоновую кость, ручкой. Тут же подумал, надо купить. Но все откладывал, забывал. К тому же, Борису было не до этого, он тогда решал основной жизненный вопрос, как дальше жить. Ему все время хотелось далеко-далеко уехать. Уехать так далеко, чтобы там никогда не вспоминалось прошлое, уехать навсегда и никогда не возвращаться. Эта мысль не покидала его.
Так и случилось. Правда, не так скоро. Через год Борис улетел в Германию. А весь этот год жил без рожка и тысячи всяких мелочей. Специально весь год ничего не хотел покупать, чтобы каждый раз сознавать, как все было хорошо тогда, в той квартире, где он жил со Светланой, и как плохо сейчас, там, где он жил сейчас один. Ничего не покупал, не улучшал свой быт, чтобы было о чем жалеть, к чему стремиться.
Квартира у них действительно была хорошей, с большой кухней, высокими потолками, в сталинском доме на Кутузовском проспекте. Квартира хоть и считалась общей собственностью, но Борис не стал ее делить. Можно сказать, подарил свою часть жене. Случай редкий, но и об этом тогда Борис не думал, хотелось просто исчезнуть с глаз долой. Ему тогда казалось, начинать новую жизнь надо на новом месте, с ноля и обязательно с другой женщиной, с новой женой.
И вот прошло тридцать лет. Жизнь в Германии, может быть, и другая, но людские заботы там те же, что и в России. В Германии у Бориса семьи тоже не получилось, хотя дважды пытался это создать. Так, в одиночестве, дожил до пенсии и вернулся в Москву. Его соседка по общей квартире, Катя, похоронила свою мать и осталась одна в квартире из трех комнат в самом центре столицы, на Тверской улице. За это время Катя побывала дважды замужем. Детей у нее не было. В общем, семейная жизнь у нее тоже не удалась.
Первый муж у Кати отравился паленой водкой, второй тоже помер от пьянства, и теперь она была вдовой. Молодой, хорошенькой, почти не тронутой вдовой. Особенно хороша собой она была, когда наряжала свою соблазнительную фигуру в модные одежды. А ее взгляд оставался детским, наивным и доверчивым. Все это, так гармонично сочетаясь друг с другом, делало ее идеальной женщиной, как раз такой, какая требовалась любому мужчине, запутавшемуся в поисках. А главное, она сама понимала это и знала себе цену, поэтому не связывалась с кем попало. Жизнь научила ее правильно отвечать на любое мужское желание. Поэтому, порой ее как будто подменяли, и ее ответ был грубым, отрезвляющим, типа, «иди, куда шел». Такой ответ всегда безошибочно определял, кто есть кто, и всегда срабатывал в ее пользу. По крайней мере, так она думала и гордилась своей твердостью.
– Ну, что ж, бог любит троицу, – имея в виду Катины две попытки замужества, произнес Борис осторожно, чтобы не обидеть соседку, хотя сам не понимал, зачем он это ей говорил, мысли о женитьбы у него уже давно не было, – надо найти третьего и непьющего.
– А где его взять-то? Непьющего?
Ответить Борису было нечем. Тем более, что совет его оказался совершенно неуместным, только растревожил соседку. Катя начала рассказывать ему о знакомых ей мужиках, потом перешла на мужской пол в подъезде, в доме, перекинулась на жильцов соседнего дома, и по ее рассказу выходило так, что все пьют. Непьющих мужчин в округе не оказалось. Все сводилось к тому, что Борис был единственным трезвенником в округе. Во всяком случае, после этого рассказа, ему показалось, что кроме него нет для Кати жениха.
– Вот ты? Между прочем, не помнишь? – заглянула Борису в глаза Катя, – ты ведь тоже безбожно пил. Не знаю, как сейчас, а раньше, я в школу собиралась, а ты на кухне пивом похмелялся, а потом за руль садился. Не помнишь? А сначала я в тебя влюбилась, но потом готова была тебя убить. Как я тогда тебя ненавидела. А сейчас ты ничего выглядишь. Свежий. Похоже, не пьешь? Завязал что ли?
– Завязал, – согласился Борис, – давно завязал.
На самом деле, мало кто знал, что после развода Борис тоже пристрастился к спиртному. Да и раньше, и до развода, любил выпить. Просто так складывалось, что часто пить не мог, но всегда наслаждался портвейном и крепкими напитками, когда выпадал счастливый случай. Просто после развода каждый день был счастливым случаем. Но он никогда не напивался в стельку и был хорошим соседом. Может быть, даже самым лучшим соседом из всех. Тихим, незаметным, интеллигентным.
В квартире Борис появлялся редко. В основном ночевал там, где пил. У друзей, у подруг, да где только ни ночевал Поэтому в квартире он практически не жил. Терпеть его маленькой Кати приходилось только изредка и всего один год, когда он ушел от жены. Кстати, Борис никогда не приводил к себе друзей собутыльников или подруг. Это был еще один подарок для соседей. А перед отъездом, он запер свою комнату на ключ, угостил Катю шоколадкой, попросил ее не поминать его лихом и улетел. Появлялся в квартире редко, в пять лет раз на неделю, не больше. После смерти матери, Катя осталась одна, быстро вышла замуж, но ей даже в голову не приходила мысль разменять коммуналку и жить в отдельной квартире. Она и так жила без соседей в отдельной квартире.
Во время своих визитов Борис бродил по Москве, а к вечеру напрашивался в гости к родственникам или друзьям, где и оставался на ночь. А в этот раз он приехал надолго. По крайней мере, он так думал и еще не знал, что приехал навсегда.
Приехал, купил новый стол и два стула. Развесил в шкафу одежду и достал пыльную картонную коробку с чайным сервизом. Сначала Бориса ничто не удивило. Конечно, вспомнил, как заворачивал эту посуду, но внутри уже все перегорело. А тронули его, скорее, ни чашки с блюдцами, а выдранные из журналов страницы.
Борис аккуратно развернул каждую чашку, чтобы не повредить бумагу. Разгладил листы, сложил их по страницам и стал читать. Читал с жадностью. Это было необыкновенно интересно, напоминало путешествие в прошлое.
– Какая красивая посуда! – восхитилась Катя, когда увидела на кухне чашку с блюдцей и молочницей.
Борис ничего не ответил, только посмотрел на чашку и улыбнулся. А уже в комнате он, любопытства ради, расставил на столе весь сервиз, и тоже пришел в восторг. Сервиз был необыкновенным. Вроде бы и ничего особенного, с простыми голубыми цветочками, но все цвета и формы были задуманы с большим вкусом.
«Надо же, – подумал Борис, – простые чашки, и так нравились когда-то любимой жене, а вот семьи тогда так и не получилось. Не получилось, и сервиз этот не помог, даже никому не нужным оказался. А теперь все по-другому смотрелось, совсем иначе выглядели эти чашки. Кто знает, может быть, и его брак со Светланой сейчас выглядел бы иначе, на зависть всем?».
Утром, перед тем, как обуться, Борис вспомнил о рожке. Тридцать лет, а казалось, ничего не изменилось, все те же проблемы, без которых ни семьи, ни дома. Только тогда все эти мелочи ничего не значили, можно было и без них обойтись, а сейчас они имели другую ценность.
Твердо решив купить рожок для обуви, Борис отправился в центр города. И ему повезло, он купил точно такой же рожок, какой когда-то висел в прихожей квартиры на Кутузовском проспекте, с белой пластмассовой, под слоновую кость, ручкой. Принес его домой и повесил в прихожей, как у себя дома. Катя посмотрела на рожок, улыбнулась, но ни слова не сказала. А через пару дней утром Борис поставил на Катин стол свой многострадальный чайный сервиз. Взял и подарил ей это сокровище. Сам удивился, как легко он это сделал. Катя была бесконечно благодарна за такой неожиданный подарок. Вечером, того же дня, они, ни о чем не договариваясь, решили распить бутылку вина, а на следующий день поменяли замок у входной двери Потом решили купить новую мебель в прихожую и на кухню. Странно, но Катя не захотела ехать в Германию. Теперь каждый вечер они пьют чай из чашек того самого чайного сервиза.
Друг
Эту необычную историю мне рассказал мой друг Володя Спиренков. Услышал он ее давным-давно в пригородной электричке. Ехал он в Селятино в гости к нашему общему другу. Уселся он у окна и приготовился разглядывать все, что будет мелькать за окном. Он любил поезда. Любил смотреть из окна вагона. Ему всегда казалось, что из окна вагона перед ним открывалась совсем другую жизнь, не существующую в реальности.
Напротив него сел мужчина лет семидесяти, может быть старше, с авоськой, набитой апельсинами, рядом с ним старушка, с грустным лицом и уставшим видом. В руках у нее была большая корзина. Рядом с Володей села молодая девушка с книгой в руке, студентка, по всей видимости.
Поезд тронулся, и вот мой друг уже с удивлением обнаружил, как перрон, медленно ускоряясь, двинулся куда-то назад, к вокзалу, туда, где совсем недавно он покупал билет. Ну, где еще такое увидишь? Только из окна вагона. И только люди, сами не зная того, возвратили моему другу осознание происходящего, когда эти люди сами сдвинулись с места, замелькали в окне и понеслись вместе с перроном. Но мой друг, большой романтик, тут же забывает об этом и продолжает жадно смотреть в окно, в ожидании увидеть что-то еще более необычное, никогда невиданное раньше.
– Угощайтесь, – протянул ему мужчина апельсин.
– Спасибо, – ответил Володя с улыбкой, – очень хотелось бы, но у меня аллергия на цитрусовые... – соврал, конечно. Никакой аллергии у него нет. Просто он не любит, когда его угощают, не любит есть на ходу, на улице или в поезде. В общем, отказался.
Тогда мужчина предложил студентке. Девушка удивилась, широко улыбнулась, взяла апельсин, сказала спасибо и тут же начала его очищать. Мужчина достал из авоськи другой апельсин и предложил его старушке. Та расплылась в улыбке и запричитала слова благодарности. Лицо ее стало добрым, откровенным, а голос мягким и искренним. Она положила апельсин в корзинку и еще раз поблагодарила мужчину.
– К внукам еду, – как бы по секрету призналась старушка – вот их и угощу от вашего имени, – и тихо хихикнула.
– Сколько ж у вас внуков? – спросил мужчина.
– Трое, – ответила старушка, – дочь родила мальчика и двух девочек, – с гордым удовлетворением сообщила старушка и снова поблагодарила мужчину.
А мужчина достал из авоськи еще два апельсина и снова предложил их старушке.
– Ой, – вырвалось у старушки, – мне так неудобно...
– Берите, берите, – твердо произнес мужчина, – не делить же один апельсин на троих.
– Как-то неудобно получается – с серьезным видом произнесла старушка, но снова добро улыбнулась, поблагодарила и положила апельсины в корзинку.
Мужчина тоже улыбнулся и сообщил, что едет к другу в больницу.
– Выходит, это вы ему апельсины везете? – вырвалось у студентки.
– Да, ему, – мужчина смутился, – он пациент, только он не больной, – засуетился и поспешил объяснить, – он там живет. Нет-нет, он совершенно здоровый. Просто у него состояние души не такое, как у нас с вами, ну, не такое, как у здоровых людей. Он уже много лет живет в этом доме. Это дом для душевнобольных.
– Сумасшедший дом? – протянула студентка, выпучила глаза, приоткрыла рот и отправила туда последнюю дольку апельсина.
– Ну, выходит дело, так... – нехотя согласился мужчина.
– Как это? – протянула старушка.
– Да нет, – снова заторопился объяснить мужчина, – с ним все в порядке, просто у него никого нет из близких, один он жить не может, и только в этом и есть его проблема.
Студентка подозрительно посмотрела на мужчину, шмыгнула носом и уткнулась в книгу. А мужчина продолжил:
«Понимаете, я сначала тоже так думал. Ну, что только не случится с нашим братом. Положили его туда, ну, думаю, значит так и надо. Много лет назад когда его положили в эту больницу, я поехал к нему впервые и не знал, зачем я это делал. Помню, еду в электричке, как и сейчас, а про себя сам с собой разговариваю. Говорю сам себе, – вот еду к бывшему другу, – и тут же сам себя спрашиваю, – а почему к бывшему? Отвечаю, – а как же иначе? Конечно к бывшему, он же теперь в другой жизни обитает. А вез я ему тогда апельсины, как и сейчас. Там у них нет дней посещения, к ним никто не приезжает. Ну вот, привез я ему апельсины. Друг обрадовался, несколько раз удивленно спрашивал, – это правда мне? и тут же их все раздал, даже санитара угостил, а себе ни одного не оставил. Меня бесило, когда я наблюдал, с какой радость он раздавал апельсины. Я даже в какой-то момент пожалел, что приехал. В конце концов, встал и ушел, не попрощавшись. Потом сам себя спрашивал, почему я так поступил, и ответа не находил. Это не обида была, нет. Безумие какое-то. Я ушел навсегда. Понял, что мы больше не можем быть товарищами. А потом, когда мои друзья уходить сталь один за другим, я вспомнил о нем, и опять поехал к нему в его дом. С тех пор я к нему каждый год езжу. Один раз в год уже много лет. Для меня эта поездка стала что-то вроде ритуала. Куплю килограмм пять апельсинов и еду к нему с большим удовольствием. Он ведь не меняется с тех пор, как мы подружились, каким был, таким и остался. Вот так каждый год и езжу к нему, к другу».
– Наверное день рождения сегодня у вашего друга? – осторожно спросила старушка.
– Не знаю, – ответил мужчина, и поймав себя на мысли, что он не знает, когда у его друга день рождения, тихо продолжил, – может быть.
– И что? вот так каждый год ваш друг раздает всем подряд апельсины? – спросила студентка.
– Да, – ответил мужчина, – каждый год раздает. А что интересно, там некоторые пациенты знают, что к нему приедет друг с апельсинами и тогда для них тоже будет праздник.
Как сложно устроена наша жизнь
В начале девяностых Семену Демину здорово повезло. Вот уж повезло, так повезло. Он разбогател. Он был медиком. До того, как разбогатеть, работал в поликлинике хирургом. Каждый день прием граждан. Каждый день народ в очереди спорил, кто стоял, кто следующий, кто не стоял, а кто вообще, только спросить. На костылях, в гипсах, а ругались, оскорбляли друг друга как вполне здоровые. Словом, никакой хирургии у Семена, сплошная неврология и рутина с небольшой зарплатой. Но со временем и эту нищенскую зарплату выдавать начали с опозданием. Потом Семен без зарплаты работал. А потом, вообще, поликлинику закрыли, сказали, на ремонт закрыли и долго-долго не открывали. Семен остался без работы. Болтался без дела, как «не пришей к пиз.. рукав». Одно утешение, время такое было.
Как Семен жил... боже мой. Порой днями во рту, кроме хлеба, ничего не было. Жена Семена, тоже медик, поначалу с пониманием относилась к нему. А потом, когда он истрепался весь, износился, она забрала ребенка и переехала жить к маме. Защитила кандидатскую диссертацию, объявила мужа негодным к современной жизни, развелась и стала жить с другим, более успешным, человеком. Семен не стал мешать ей. А зачем? Если ей лучше с другим, зачем мешать ей? Пусть живет, наслаждается.
Занимать деньги Семен не мог. Никогда ни у кого не занимал и никому взаймы не давал. Вернее, он давал деньги в долг, не отказывал, но никогда не рассчитывал, что эти деньги когда-либо вернутся к нему обратно. Всегда считал, что если человек просит взаймы, значит он дошел до ручки, до последней черты, впереди только смерть. Скорее всего, по этой причине сам никогда не просил взаймы. Боялся не успеет отдать, смерти боялся.
Правда, тогда все так жили. Занимали друг у друга, делились друг с другом и выживали. Жизнью назвать это было нельзя. Выживание. У Семена тогда все его друзья-хирурги так выживали. Кто-то, как и он, терял работу, а кому-то зарплату не платили. Сколько семей разрушилось. Семен ходил по городу в поисках любой работы и, не поверите, встречал своих друзей, тоже безработных. Все они, врачи, тогда одной дорожкой ходили, с одной надеждой жили. Однажды увидел на улице бывшую жену. Она выходила из машины, счастливая, хорошо одетая, с мужиком каким-то, улыбалась. Она его не видела. Да если бы увидела, то не узнала бы. А он наблюдал за ней. Красивая. Семен тогда подумал, что жизнь его на этом закончилась, а у нее продолжается. И так ему тогда захотелось выпить, но, слава богу, нечего было выпить, да и денег не было. Он с большим трудом пережил тот день, еще бы немножко и расплакался бы.
А на утро Семен подумал, стану бандитом. Вот схожу в поликлинику, если не возьмут, стану разбойником. Пошел в поликлинику. Ее только-только открыли, и он сразу туда. Ремонт хороший сделали, в регистратуре не какая-нибудь там бабка сидела, а красивая молодая девушка. Ну, Семен представился, мол, так и так, хирург, признался, что хочет назад, по специальности, граждан принимать. Готов работать на любых условиях и прочее.
– Вы хирург? – говорит нму девушка и направляет его к главному врачу.
Главный врач тоже удивился, будто раньше никогда хирургов не видел. Дальше как-то само собой выяснилось, что поликлиника теперь будет в другом месте, а в этом здании теперь будет центр пластической хирургии. Семен начал быстро соображать.
– Вы, – говорит ему главный врач, – сиську пришить можете?
– Куда? – сначала не понял Семен.
– Ну, – говорит, – на старое место, подложить туда силикон, увеличить размер, и пришить. Сможете?
Семен сразу понял, что речь идет об увеличении женской груди. Никогда не делал этого, даже не представлял, как это делается. Но он же хирург, чего только ни видел. А тут еще вспомнил, что один его знакомый хвалил такую операцию. Говорил, что хорошие деньги за такое можно получить. И Семен тогда подумал, почему нет? Почему не попробовать? Не боги ж горшки обжигают.
– Конечно, – говорит, – без всяких проблем. Пришью в лучшем виде.
– Тогда, – говорит главный врач, – завтра выходите на работу, консультаций у нас много, а персонала не хватает.
Дома Семен литературу достал, почитал, терминологию вспомнил. Потом другу позвонил, его послушал.
Короче, через месяц он уже сложные операции делал. Оказалось, что женские груди, носы, подтяжки – все это легче делать, чем во внутренних органах копаться. На его столе всякие звезды лежали. В каком-то смысле и он тоже стал звездой. У Семена такие знакомства появились, самому не верилось. Он тогда все время ждал, что однажды бывшая жена у него на столе появится. Спросит его, «ни знакомы ли мы», а он не признается, скажет нет, скажет, что он это не он, пусть мучается.
Авторитет Семена рос. По имени отчеству, с уважением и коньячным набором, обращаться к нему стали. А он же холостой. Директор рынка, женщина неплохая, сама ему предложила жить вместе. Честно говоря, тогда Семену тоже надоело одному жить, а тут молодая, хоть и не такая симпатичная, как бывшая жена но с красивой грудью, и они поженились.
Жизнь в стране налаживалась. Кто-то ушел из медицины и стал заниматься торговлей оборудования для медиков. Кто-то поначалу спивался, но потом опомнился и хорошим врачом стал. Кто-то даже диссертации защитил. А кто-то, как был, так и остался участковым врачом. Но зарплату начали всем платить. Бывшая жена Семена стала доктором медицинских наук. У нее дипломов много, куча, награды и грамоты всякие. Она профессором стала, лекции в первом меде читала. Тоже, можно сказать, жизнь удалась. Словом, каждый получил то, чего был достоин.
Новая жена у Семена оказалась очень деловой. Недалеко от рынка открыла свой собственный центр пластической хирургии. Рядом с центром квартиру хорошую купила и родила Семену сына. В общем, они разбогатели до неприличия. В доме у них появились няня для ребенка и домработница для них самих, каждые три месяца отпуск у теплого моря и прочее. А главное, им никакие санкции были не страшны. Мало было тех, кто знал, что они богаты, что делали русских женщин еще красивее и вовсю поддерживали политику государства.
Так время шло и шло. Жизнь их, если и менялась, то только к лучшему. Дом с огромным участком в элитном дачном поселке построили. Жена рынок совсем бросила, все внимание своему центру отдавала. Приход, расход – все это было на ее плечах.
Сын вырос, расходы увеличились, а родители состарились. Сеня на пенсию пошел, ноги стали болеть. но денег не убавилось. Жена свой косметический центр в рент отдала, ответственности никакой, а деньги, как и раньше лились рекой.
Но старых друзей Семен никогда не забывал. Иногда встречались. Сам он ни к кому в гости не ездил, все к нему норовили приехать, на шашлыки, в бассейне поплавать, отдохнуть. Время шло, Семен и друзья его старели.
И вдруг наступило такое время, когда мошенники всех дурить начали. То по телефону кого-то обманут, то не так или не туда что-то пришьют. В общем, жить стало сложно. Особенно сложно стало жить старикам. Их ведь обмануть легко. Наговорил каких-нибудь страстей старику и делай с ним что хочешь. А защиты искать, по правде говоря, было не у кого. И так продолжается по сей день. Мошенники на каждом шагу подстерегают простых наивных людей. А по телевизору даже стыдить стали слишком доверчивых.
И в этот критический для страны момент раздался у Семена на даче телефонный звонок. Звонит бывшая жена. Говорит, что покончит с собой, если он не поможет ей. Ее обманули, она потеряла квартиру и жить ей теперь негде. Ну, Семен не нашелся сразу ответить, сказал, что подумает. Потом ругал себя. Ведь надежду какую-то дал ей, а зачем? Но делать было нечего. Нашел нужных людей и выкупил ее квартиру. Правда, при этом сказал, чтобы она больше ему не звонила.
Не прошло и недели, звонит друг и просит помочь деньгами. Да не просто там какие-то тысячи, а три миллиона просит. Сказал, что его черт попутал на старости лет и он с помощью мошенников влез в банковский кредит. Просил на полгода, обещал отдать. А Семен знал, что ни через год, ни через два у него таких денег не будет, пенсионер же. Но делать опять нечего, надо давать. Друг же. А сам думает, на всех друзей его не хватит. Так или иначе, придет время и кому-то придется сказать нет. Думал, как плохо быть богатым. Друзья звонят, надеются, а у него как будто монетный двор на даче. На самом деле, ему хочется помочь каждому, но понимает, что не сможет.
И вот настал такой момент, что не о чем другом думать он не мог, как только о нелегкой жизни своих друзей. Подумал, как сложно устроена наша жизнь. Жену спрашивает, мол, ее когда-нибудь обманывали. А она отвечает, что сплошь и рядом. И по сей день от мошенников отбоя нету. Такая жизнь сейчас, говорит, от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Говорит, Федора Михайловича давно нет, а жизнь - сплошные преступления и наказания. Новости слушать не хочется. То губернатора, то министра с поличным взяли, то кого-то в тюрьму отправили, а то просто певец какой-нибудь пешеходу в морду дал и петь продолжает - я русский кричит. И ведь аплодируют. Те самые, кому по морде дали, аплодируют. Жена говорит, беспредел сверху до низу.
И только она это выговорила, раздался телефонный звонок. Звонит жена друга и сообщает печальную новость. Друг отравился паленой водкой. Друг пока жив, но в коме и находится в реанимации. Семен сразу подумал, как так? Он же почти не пьющий. А жена друга объясняет, что у него мать умерла, вот он и решил выпить, а время позднее, купил на улице бутылку и сам в скорую позвонил.
На утро поехал Семен в больницу друга проведать, но не успел. Умер друг. Едет он домой, настроение, сами понимаете. Нет, плакать ему не хотелось, хотелось того, кто продал эту водку, встретить и убить его. Да! Просто взять и убить.
Едет Семен едет и вдруг останавливает его полицейский. Первая мысль, как по инерции, полицейского тоже убить захотелось, ведь Семен не нарушал ничего.
- Покажите аптечку, – говорит на полном серьезе полицейский, – медицинскую аптечку.
- Чего показать? – отвечает ему Семен.
- Аптечку! - говорит.
- Да вы что? – говорит Семен - у меня на машине крест красный, я сам, как десять аптечек. Я хирург. А он:
- Покажите аптечку!
Полицейский что-то начал рассказывать, потом сказал, что протокол надо составлять. Но можно, предложил, и без протокола. Даже, говорит, дешевле обойдется. А мысль у Семена об убийстве еще не остыла. Но он сдержался. Правда, мысленно высказал полицейскому все, что думал о мошенниках, отравителях и о полиции тоже. Полез в багажник за аптечкой и даже не заметил, как полицейский исчез.
Вот под такими впечатлениями Семен приехал домой. Включил телевизор, а там как раз новости. Депутаты обсуждают налог на устрицы. Председатель Госдумы просит депутатов поднять руки кто ест устрицы. Семен никогда в глаза не видел этих устриц, поэтому его они не заинтересовали. Включает компьютер, и первое, что ему бросается в глаза, новость о том, что руководитель какого-то городка в Ивановской области перевел на имена своих родственников почти всю собственность этого городка. Семен выключил телевизор и компьютер и не стал ни слушать, ни читать до конца эти новости. Загрустил. Налил себе полстакана водки, хотел было выпить, но остановился, помершего друга вспомнил. Поставил стакан на стол и вышел во двор. Во дворе он сел на качели. Качался-качался и замечает, что взгляд его, как прикованный, остановился на канате, на котором раскачивались качели. Смотрит он на эту веревку, и такие у него мысли в голове. Одна другую перебивает. А потом его, как будто передернуло всего. Что это со мной?-подумал. Потом вслух задал себе тот же вопрос, и тут же пришел к выводу, что у него нет никаких проблем, что ему до полицейского, до новостей всяких. Подумал и успокоился. Раздался телефонный звонок. Звонил сын. Звонил из Нью Йорка.
Свидетельство о публикации №225062101233