Отрывок из романа Сухинские берега Байкала

    Занимаясь с Таланковым рыбной ловлей, Владлен немало времени уделял и геологическим исследованиям. Через крутые горные увалы и глубокие впадины, довольно трудной для передвижения охотничьей тропой, Резанов и его проводник глухими таежными дебрями достигли небольшого горного озера Колок. Окруженное мелкосопочными косогорами, густо поросшими сосново-лиственничной тайгой, оно как бы скрывалось от всякого людского присутствия в небольшой межгорной впадине. Пологие, высоко-травянистые берега озера, над которыми, изредка возвышалась зарослевая сгущенность осины, молодых березок, да кое-где еще и большая редень высокорослого произрастания ели, пихты и лиственницы. День, близившийся к обеду, выдался на редкость завидно тихим и теплым, в небе величаво проплывали кучерявые обрывки высотных, белых облачков. По не глубоким лощинам прибрежных косогоров все еще сползал к озеру утренний туман. Влажные от ночной его сырости, точно убаюканные им, мирно дремали лесистые их склоны. В небольшом отдаление от путников говорливо весело щебетали мелкие лесные птахи, а над ними к тому же назойливо вился и занудливо пищал крупный рыжий лесной комар.
    Подходя к берегу, Владлен подивился безбоязненному присутствию водоплавающей птицы. В травянистом, побережном тиховодье, где-то совсем близко слышался утиный кряк, а на зеркальной водной глади, замеревшей от полного безветрия, саженях в пятидесяти, окунаясь головой в воду, кормилось с пяток чирковых селезней и пара серых гусей.
- Гляди-ка, какая не пуганая природа! – восхитился Резанов.
- То ли ишо здеся ты увидишь – ответил улыбчиво, Дорофей, вынимая из вещмешка рыболовную снасть, высотой с аршин и длиной не более четырех саженей. Набрав мелкими кружками на руку, он метнул ее в прибрежную вводу и минут через пять потянул медленно к себе. Первая попытка поймать рыбу, не увенчалась успехом, зато во втором сетевом забросе запутались два крупных окуня, а в третьем щука травянка и с полдюжины мелкой сороги. Появление рыбы в руках рыбака, выбиравшего ее из сетушки, привлекло внимание плавающих на воде селезней, и они подплыли ближе к берегу, гуси продолжали держаться поодаль. Таланков бросили им сорожку, и один из них, видимо самый смелый, стремительно кинувшись встречно, схватил ее на лету. Приблизились и гуси, тем же временем сделав круг над озером, приводнилась и пара белоснежных лебедей. Но те божественно-красивые птицы грациозно и величественно плавали немного отдаленно от людей. Сколько не пытался Дорофей докинуть рыбу гусям, чтобы покормить их, все перехватывали более проворные утки. Заглотав всю сорогу, они видимо были не прочь полакомиться оставшейся щучкой и окунями, одна из наиболее крупных особей, подплыла настолько близко, что чуть было, не стянула воровски их, лежащих на берегу у самой кромки воды.
    Собрав рыбу, Таланков выстругал ножом три рожня, и нанизав на них рыбу, поставил у небольшого костерка, разведенным им из сухих древесных обломков осинника. Срубив топором таган, Резанов,  подошедший к озеру, уже было намеревался зачерпнуть воды в котелок из него, как его остановил Дорофей:
- Э нет Митрич, едака водица на чай не годится.
- Эт, почему же?! – вскинул на него удивленно взгляд Владлен.
- А кавды рыбку спробуешь, сам почухашь, как она чудок тухлятинкой разит.
   Зачерпнув из водоема кружкой, Владлен пивнул, и причмокивая губами, сощурил глаза:
- О…, как серо водородиком то отдает, вероятно, метанчик и азот в ней присутствуют.
- Такой водицы здеся предовольно – проговорил Таланков и указал рукой на северо-запад:
- В той стороне, в полуверсте отселя, бьет из под земли, така же пахуча водичка, тока теплая, зимой не замерзат. А ишо подале в распадке одном тамошнем, беду кака холодненна из земли сочится, зимой тако ж не замерзат, ничем не воняет и на скус приятна. Охотники возле ия зверя скрадывают, так бают, што он приходит, ложится и эдак в ней лечится.
- Я не могу точно сказать, что тот холодный источник содержит, но вероятно железистые, с некоторой минерализацией натриево-кальциевых, возможно магниевых и, или сульфатно-карбонатных присутствий. Лет пятнадцать назад, с родителями посещал я с неким подобием источник на Кавказе, так там лечат болезни суставов, да еще и работу некоторых внутренних органов человека. А сероводородные, насколько я знаю, с давних времен используют для лечения печени, желудочных и кожных заболеваний, так что дикое животное вполне может пользоваться оздоровительным чудо действием сиих источников.
- В нашенских местах навроде таких нету ка, но народ бает, што бываю ишо и серебряные.
- Да бывают, что в вашем Забайкалье не редкость, характерной особенностью их является высокое присутствие катионов серебра, почему вода такая и называется серебряной. Многочислие минеральных источников на Байкале, лишь подтверждает, что он продукт тектонического происхождения. Из-за мощных подвижек земной коры, во время его образования, рядом с ним сформировалось вот и это озеро, причем, со всей очевидностью, не одно.
- Аха, недалече отсель ишо одно дивное озеро есь, Котокель прозывается, можем побывать.
- Великолепно, если заимеем такую возможность – Резанов взял в руки котелок и с некоторым недоумением охватил глазами Таланкова:
- Только уж порадуй мил друг…, где ж прикажешь водички-то на чаек зачерпнуть? 
- В озерцо тут втекает множество ручьев, в одном из таких и наберем.
- Но, ежели так, то будем считать, что успокоил – усмехнулся Резанов.
- В такое время года у етава озера бяда как любит медведь гостевать, по то давай-ка я сам схожу с ружьишком, да наберу ее, а ты за рожнем погляди – и Дорофей, взяв котелок у Владлена, и скрылся в прибрежной зелени.
Через некоторое время он вернулся и поддел на таган котелок с водой над огнем. Подживляя огонь свежими дровишками, Резанов добродушно улыбаясь, справился:
- С косолапым Елизарович мнится мне, не довелось тебе встретиться?
- Верно, баешь, не довелось, а вот кабашки тут рядом земельку шипко испахали.
И только Дорофей с Владленом присели насладиться неторопливым обеденным вкушением, как недалеко от себя они неожиданно увидели вышедших на озерный берег двух, диких коз, намеревающихся покормиться в густо зеленеющих его травах.
- С наветренной стороны мы, по то и не чухают нас, но ты прав Митрич не пуганы никем оне тут живут, иш как безбоязно пасутса – тихо проговорил Таланков, и пружинисто поднявшись с места, подхватил кремневку и медленно, крадучись, двинулся навстречу к ним.

    Через два дня по возвращению из таежного похода Резанов и Таланков морским путем на лодке сходили в Гремячинск, а от него дальше пешими до озера Котокель. Был жаркий летний день, несравненная с байкальской, стоячая, на вид зеленовато цветущая, теплая вода, обильно зеленеющая по берегам, продолговато-вытянутого по форме его, растительность и небольшой остров посредине, все это произвело неизгладимое впечатление на дотошно любопытного исследователя. Узнав от Таланкова о том, что на острове когда-то жили монахи, будучи внуком православного священника, религиозно верующий геолог захотел там побывать. Монашеская обитель принадлежала когда-то Свято-Троицкому Селенгинскому монастырю и ко времени приезда Резанова, все еще сохранялись следы людей, больше ста лет назад соблюдавших там монашеский постриг. Побывал Владлен с Дорофеем в селениях Исток и Котокель, основанных староверами, где он ознакомился с их моральными устоями и бытовыми условиями проживания. Уделяя первейшее внимание истории развития геологического образования восточного побережья Байкала, Владлен все больше убеждался, что под глубинами осадочных его отложений, имеющих возраст около 70-ти миллионов лет и даже значительно моложе, могут находиться немалые нефтяные скопления, подлежащие промышленному освоении. Это подтверждало и само озеро Котокель, как некогда бывший залив Байкала, отгороженный от него намытой за миллионное множество лет песчаной грядой, густо заросшей с тех пор не одним поколением лесных произрастаний.
    Пройдясь сосновым редколесьем по этой перемычке, разделяющей два водоема, исследователи, выйдя на песочный берег озера, присели отдохнуть на первую, подвернувшуюся древесную колоду. Резанов, с благостным наслаждением, вглядываясь в гладь его водную, уставши тихо спросил:
- Дорофей, название озера Котокель определенно не русское…, если это так, не знаешь ли, что же оно может означать?
- Как сказывал мне дед мой по отцу – начал Таланов, чиркнув кресалом, закуривая табак
- так дед его, тако ж по отцовской линии был из тунгусов…, а того деда, прадеды пришли в ети места лет триста тому назад, откуда-то с северу. И от того, мол, прозванье у озера Кото-Кель с той поры тунгусское, аль по-нашенски, по-русски означаюшее нож-озеро.
- А и вправду, чем не озеро-нож! – усмехнулся восторженно геолог-исследователь - Продолговато вытянутое, оно и впрямь представляет некое подобие клинка ножного.
- А хошь Владлен я расскажу те старину байку про котокельску рыбачку Катерину?
Резанов, прищурившись от ослепительно яркого света солнечного, вскинул вполне заинтересованный взгляд на собеседника и заговорил соглашаясь:      
 - Знаешь Дорофей, устное народное творчество, как ни что иное, отражает истинную суть житейского бытия людского каждого уголка России. Так что послушаю с удовольствием.
Таланков докурил цигарку, тщательно загасив окурок, начал неспешное повествование:
- Неземной красоты, говорят, была та деваха. Глаза большуши, из-под черных бровей дугой, так и полыхали горделивой надменностью насмешливой. Катериной ее звали, бают кавды-то Рассеей тоже буд-та така же величавая Катерина правила, котора суды за студено море наше Байкал староверов семейских, у коих давече гостили, вытурила. Стары люди сказывают, была та царица и умна и собой хороша, а народ не любил ее, гнобила она людей простых шипка. И здешну Катерину народ тоже не любил, хошь и была она, боже мой, как стройна, гибка и красива. Фигура, адали точеная, коса, чуть ли не до земли, волос густой курчавый, цвета крыла воронова. А сколь была она смела и сноровиста, коли одна безо всякой мужицкай помочи рыбачила. Удачлива, да мастеровита на руку была, просто несказанно, рыбы лавливала всякому другому рыбаку на зависть, по то и жила она хорошо, нужды не знаючи. Парни бравые, мужики молодые видные к ней сватались, да тока Катерина отворот всем поначалу казала, хвалясь ндравом своим несносно заносчивым. Так и прожила бы она, глядишь ишо не одно лето красоты своей девичьей недолгой, да видно и ей опостылело одиночество. То ли старой девой прослыть испужалась, аль и ей до ужасти присутствия обныкновеннова схотелось мужитскаго. И как старики говаривали, в особливо опасный день, кавды на Котокель из-за сильнуших ветрищев не выйдет не один рыбак, Катерина сказала, мол, надоело в девках сидеть. А выйдет она замуж за того, хто в  погоду таку страшенну поплывёт сети с ней проверять, да косу девичью там и расплетёт.
   Но не нашлось смельчака, хто бы отважился на поступок такой отчаянный. Улыбнулась тогда девица горделивая, перебросила за спину косу, цвета воронова крыла, да и пошла к лодке своей. Оттолкнула её от берега, глянула на людей, усмехнулась. Дескать, нет чо ли мужиков-то ужо боле! И смотрели, люди молча, как гребёт вёслами Катерина, направляя лодку к острову Монахов, где сети её стояли. Вот и скрылась лодка за выступающим мысом островным и больше нихто, и никавды не видал рыбачку Катерину. Разве што девки молоды из деревень тутошных, кавдысь на Ивана Купалу в ночь к озеру бегут, купаются там во тьме, судьбу свою, гадая, венки на воду бросаючи, прежде чем возле костра молодежного хороводить. Так сказывают, случается вынает Катерина из озера, в чем мать родила с хвостом рыбьим и слезно просит их долго в девках не сиживать, судьбинушку заносчиво-горделивую ее не повторять несчастную. 


    Во время пребывания в Сухинском Подлеморье, в Стволовой и здесь Таланках Резанов не переставал раздумывать о чувствах испытываемых им к Анне. Слушая совсем не мудреное местное народное сказание о легендарной Екатерине, он окончательно и бесповоротно решил: «Хватит, похолостяковал, пора и семейным углом обзавестись, а лучше чем Анна, спутницы жизни ему и не найти». Еще при первой встрече в Иркутске, она сразила его своей броской, женской красотой, запала в душу, точно вонзила в душу, то, что называется стрелой любви амурной, возникшей с первого взгляда. По возвращению из Гремячинска в Песчанку он тем же днем засобирался в дорогу. Но супруги Таланковы Дорофей и Арина устроили ему небольшие проводы. Пришли соседи и родственники в одном лице, Пришел ольхонский рыбак Аюр Хатырхэев, с кем Резанов успел сдружиться во время рыбалки в губе Таланки. В непринужденно завязавшейся за столом беседе, восторгаясь восхитительной, природной красотой последней, Владлен неожиданно спросил:
- Дорофей, фамилия твоя Таланков и губа здешняя тоже именуется Таланки, посему определенно можно задаться вопросом, это как-то связано между собой…, али я не прав?
- Я те ужо сказывал, прапрадед наш живший на Котокеле тунгус был, а кавды ихаих князек Гантимур, казаковать на границу погнал, он как немноги из Баликагиров туды не пошел, а тут поселился. К тому вымечку приглядел в жены прапрабабку нашу русску, но на ней женитьса он мог тока крешёный. Вот тагды то и взял фамиль себе Таланков тот прапрадед от тунгусского прозвания мест етих Таланкан, кои по-русски означают солонцы.
- Нээрээ (Неужели)! – воскликнул возмущенно Аюр, мелко и часто заморгав глазами - Э, Доропей, та ехэ зохёон б;тээгшэ гээшэт, сказать по-русска, больша выдумщика ты, однако. Пошто не прабильно баишь…, кака шотр солонца! – он выскочил из-за стола и, потрясая недоуменно и гневливо руками, забегал вдоль него - Сколь годов етэ Таланка я рыбычилэ…, рыба, тутэ псегда шипка мынога былэ. Буряад нэрэ…, аха, названя бурятска газар, местнось ета, прабильно звать нада Талаан…, Удача, по-вашему русски будет!
- Х-м, Аюр…, беда каков ты горяч, но в словах твоих, надо сказать сушая правда …, и супроть тя здеся нечем паря мне крыть … – разулыбался добродушно Дорофей.      
- Бот, бот! Гэжэ болошог;й (нельзя сказать, чтобы)…, ете Талаан газар прозыватса должон тока одна солнес …, уж да шипка рыба губа етэ имать фартобвэ.   
- Хто его знат…, может ты и прав… – построжав лицом, согласился Таланков  - Тока ить и солонцы спрежда веков тут бывали, ты и сам не хуже меня про то знашь.
- На том и сойдемся – рассмеялся, уравнивая возникшее разногласие спорщиков Владлен - по-тунгусски залив называется Солонцы, а по-бурятски, несомненно, куда точнее Удача.

   Расставаясь тепло и сердечно с Таланковым и Хатырхэевым, Резанов и предположить не мог, что через пять лет, снова встретится с ними, и на протяжение шести лет у него не будет более преданных и верных помощников в деле поиска залежей байкальской нефти на берегах Малого моря, Сухинском Подлеморье и на перешейке полуострова Святой Нос в Баргузине. Напутствую в дорогу, Дорофей, вручая ружье в руки Владлена, сказал:
- На Колке нам подфартило с медведем не встренутьса, а на байкальском берегу, вряд ли тако ж повторится. В этакое-то время любит он личинками воднага мотыля полакомится. При случае хошь оборонишся, а как до места пришагаешь, оставь ружьишко у Долгих. 
    Через восемь верст обогнув мыс Тонкой, а еще через пять, вышагивая не податливо по каменисто-песочной береговой полосе Байкала, Владлен вошел в бухту Осташкина, нисколько не обделенную природной красотой, чем губа Таланки. В зимовье рыбачившего там сухинца Астафия Хлызова, напившись, чаю, он передохнул, и поговорив с ним с часок о самом разном, пошагал дальше. Погода благоприятствовала и, не смотря на трудность передвижения по округло-каменистому окатышу береговой полосы, к вечеру уставший путник не дойдя всего-то не более как с версту до мыса Толстой, приблизился уже к небольшому безымянному мыску. Сразу же за грудами каменных его валунных нагромождений говорливо втекала в Байкал небольшая речушка, и Резанов остановился на ночлег. Из мелких листвяных сучков разложив костер, сварил чай. В течение почти всего дня, не вспоминал он о еде и только теперь здесь почувствовал, как здорово проголодался. Таланковы щедро поднагрузили в дорогу и Владлен, достав из заплечного мешка продуктовое изобилие, запивая горячим чаем, неспешно и аппетитно насытился им. День завершался и он, насобирав на ночь для костра приличную кучу сухого плавника, взобрался на один из соседствующих уступов скалисто-обрывистого бережного яра.    
    Серо-бурая гранитная скала, на которой сидел и отдыхал Резанов, как балконная плита саженей на пять высилась выше валунного мыса, а под ней простиралась, в необъятную ширь бесконечная гладь неописуемо-зрелищного погодного затишья вечернего Байкала. Только легкие ветреные порывы Верховика, срываясь с ближних горных круч, тревожили его, теребя мелкой водной рябью. Море казалось, полно погрузилось в сонную благодать. Лишь затухающая зыбь лосковой волны, безустанно окатывая береговую окраину скально-каменистого мыса, с приглушенной, шепелявой монотонностью, вспенивала там, точно кем-то убаюканную прибрежную воду. Владлен еще долго сидел, любуясь вечерней зарей, впечатлительно завораживающее разрисовавшей в этот вечер западную сторону над Байкалом. Но вот и закатная заря начала меркнуть, все больше охватывая ночной темью береговую полосу, приводную, и на небесной выси, одна за другой начали зажигаться звезды, и вот уже бесчисленная, блистающая их сыпь, засветилась во всей её ночной мерцающей красе. Как вдруг из непроглядной темени надвинувшейся ночи, до слуха Владлена донесся басовито горластый звериный рев, сопровождаемый грохотными звуками переворачиваемых камней. Сомнений не было, в непосредственной близости, появился медведь, проявляющий злобно-угрожающее недовольство к соседствующему человеку. И Резанов, проявив завидную расторопность, проворно спустился к едва тлеющим уголькам кострища. 
    С усилием вздув их, он набросал в разгорающийся костер горку сухих дров. Вспышка кострового пламени, несомненно остудила гнев косолапого и все, казалось, смолкло, но лишившемуся спокойствия и без устали следившему за костром Резанову, на протяжение почти всей ночи хоть и редкостно, слышалось медвежье фыркающее урчание. Ближе к утру с моря к берегу принесло густой туман и стало чувствительно сырее и холоднее. Охватив каменистое побережье, белесая влажность, поднимаясь все выше в обрывистый косогор, еще более плотно сгущаясь, окутала и его лесистую непроглядь. В отсырелой той темени царила безмолвствующая глушь, лишь изредка там что-то потрескивало, да с бережного обрыва, один раз за ночь, перебив громоподобно близкий монотонный речной шум, оборвался скалистый обломок. Неожиданным грохотом, он на время заледенил и без того напряженное душевное состояние Резанова.   
    До утра еще было далеко, подсвежив костер Владлен возвратился к лежанке, постельная хвоя елового лапника, основательно прогретая его телом, стала более мягкой и приятной. Разгоревшийся с новой силой костер согрел его, и он, задремав, незаметно погрузился в зыбкий, тревожный сон. Проснувшись где-то под самое утро, Владлен резко подскочил с постели и по-новой разжег погасший костер. Было еще темно, все так же промозгло, сыро, туманно, но над береговым обрывом, отвесно нависающим над ним, уже сумеречно маячил рассвет. Туман, увлажнивший хвою и листву близ стоящих молоденьких деревцев, как и потемневшую серость береговых камней, медленно и редко спадал и стекал с них, отяжелевшими, крупнозернистыми каплями. Рязанову, сонно продрогшему в туманной свежести, нетерпимо захотелось есть. Стряхнув с одежды мелкокапельную сырость, он приблизился к речушке и, набрав в котелок воды, вскипятил и напился горячего чаю. А тем временем заметно посветлело. Ватная белизна тумана становилась все более рваной и в ее клочковатых прогалах начала проглядываться бережная полоса. Было впечатляющее тихо, лишь легкий всплеск байкальской воды, ласково целующий каменистый берег, торжествующее возвышенно перебивал рокотно шабарчащий говорок близкой речушки.
    Но вот море дохнуло чувствительно ветреной свежестью, и в считанные минуты побережье очистилось от тумана, а над гористым его возвышением блеснули первые лучи восходящего солнца. Старательно загасив костер Владлен, собрался в путь, но, не пройдя и сотню саженей, он остановился. Из-за толстой колоды древесного топляка ему навстречу поднялся на дыбы, большой, рыжевато-бурый медведь, несомненно, тот самый, который всю ночь донимал его своим присутствием. Не то, задрав там нерпу, не то, поедая падаль возле самого уреза воды, он со всей очевидностью, не собираясь отступать, пошел в атаку. Резанов, сдернул с плеча ружье и вместо того что бы стрелять, заполошно вскричал:
- Куда ты…, пошел, пошел прочь…, отсель!
    Медведь остановился, молчаливо потоптался на одном месте и вернулся к своей поеди, где уже вовсю пировали вороны и чайки, безбоязно налетевшие на неё в его отсутствие. Угрожающее взревывая и, урча, он отогнал их и, взрывая под собой гальку и мелкие каменья, злобно топотал лапами, не двигаясь более с места. Не имевший не малейших охотничьих навыков, Владлен решил уступить таёжному властелину и, медленно отступая от него, углубился в таежную дикорослость распадка, из которого в Байкал вытекала речушка. По мере передвижения лесная гущина становилась все теснее, глуше и сумрачнее, как будто с бережного, байкальского простора, продуваемого всеми ветрами, он в мгновение перенесся в царство полного безмолствия. Тишина стояла оглушающее завораживающая. Но вот теснина соснового леса резко оборвалась. И полуразвалившееся гнилье старых буреломов, высокого загущения тонко-стеблистых лесных трав и широколистных папоротников, подобно сплошному зеленому ковру устилающему подножье редко возвышающегося молодого осинника, оказались еще более трудно проходимыми. Вначале Владлен хотел лишь обойти стороной косолапого, но подойдя к началу прибрежного отрога, становился и решил подняться в его высокогорье, и пройдясь по нему, провести попутно геологическое обследование прилегающей к здешнему, байкальскому побережью местности.      

    Резанов шел в целик, устремляясь к становому хребту, подъем в верховье распадка становился, чем дальше, тем круче. Старые кедровые дубасы, высокие вековые пихты, разлапистые ели сменили осиновое редколесье. Вывершив у становика, Владлен, круто свернул направо и пошел его плоским высокогорьем. Вокруг него высилась все та же девственно-дремучая тайга, умиротворенно-тихая и почти безжизненная. Нагие, лишь невзрачно испятнанные зеленовато-бурым лишайником большие каменья, хаотично разбросанно торчащие огромными, клыкастыми выступами из земли, дополняли ей еще большую угрюмость. Высокогорная, темнохвойная тайга, возвышающаяся теперь лишь только из елей и изредка из лиственниц, незаметно оборвалась, и путник вышел на открытую равнинную вершину горы. Солнце палило нещадно, над гольцами распухая, клубились ввысь кучеряво-белые пред грозовые облака. Царило полное безветрие и из-за удушливой жары, Владлен беспрестанно утирал платком обильно потеющие лицо и шею. Под ногами тот час же противно заскрипела мелко каменистая дресва из разрушенных сланцево-кристаллических гранитов и известняка, покрытая мелким колючим кустарником и низкорослой порослью худосочных трав. Продираясь сквозь такое, кустарниковое густо сплетение, Рязанов подошел к высокой груде одряхлевших скал, поверх густо усыпанных такими же разваливающимися каменными обломками. Вскарабкавшись наверх ее, он оглядел окружающую открытую местность. Сомнений не вызывало, перед ним простиралась плоскость давно разрушенного конуса вулкана палеозойской эры, времени существования древней жизни, начавшейся на Земле, где-то 550, а закончившейся 250 миллионов лет тому назад. Отчетливо виделось в форме чаши, здорово разрушенное и измененное временем земляное углубление бывшего его кратера, диаметром в несколько десятков саженей. 
Непосредственно с вулканологией Владлену не приходилось сталкиваться, но в институте, он будущий горный инженер-универсал слушал курс лекций по данной тематике, и как состоявшийся практик-геолог имел о том великолепное  представление. Формирование Байкала, результат сложнейших и длительных изменений земной поверхности, за счет поднятий и опусканий её, сопровождаемых катастрофическими землетрясениями и мощными горными обвалами. Поэтому здесь так перемешаны осадочные, метаморфические, магматические породы самого различного геологического возраста. В процессе таких преобразований молодые осадочные породы оказались на значительных глубинах, а древние, напротив, на горных вершинах, покрытых лишь эрозийными их разрушениями и разной таежной растительностью. Следовательно, давно потухшему здесь этому вулкану, возраст составляет многим более сотни тысяч лет. При этом следует заметить, наличие на Байкале термальных вод, повторяющихся землетрясений, воздействующих на подводную его, более тонкую земную кору интенсивно, вполне предполагает наличие уснувших там вулканических образований, возраст которых может быть всего-то в пределах тысяч лет.
Спустившись с каменного  возвышения и подойдя к окраине чашеобразного земного углубления, Резанов увидел, что стены его представляют собой сужающуюся горловину воронки, переходящие в крутые и отвесные. Глубина его вероятно очень большая, из которой чуть слышно доносился монотонный гул, и исходило едва заметное глазом, не то какое-то земное испарение, не то слабое газовое дыхание остаточного действия вулкана.
   Пройдя некоторое расстояние, Владлен вынул из планшетки карту-верстовку Сухинского Подлеморья, уточняемо-правленую им самим несколько дней назад с помощью Таланкова и, сверившись с ней, понял, что находится в верховьях пади Капустинской. Для того чтобы обойти труднопреодолимые береговым путем Большие и Малые Утесики, он решил продолжать держаться ближе к становому хребту и, дойдя до высокогорья пади Балдакова спуститься по ней к байкальскому побережью.
    Камни, скалы, большие и не очень высокогорья, и мрачно-молчаливая тайга продолжали дремучее выситься над ним. Резкий смолистый и хвойный запах, ее прель, треск мелких сучьев и шаркающий шорох трав под ногами, непрерывно сопровождали его. Несколько раз путник останавливался у разрытых муравьиных куч, но видя там свежий след хозяина тайги, старался возле них не задерживаться. В одном месте спугнул с лежанки гурана, тот отскочив на некоторое расстояние, испугано облаял его. Иные звери и птицы почти не попадались, лишь изредка в сумеречной гущине хвойной растительности он видел мелькание каких-то небольших таежных птиц, сопровождаемое писклявым их пересвистом. В одном далеко неприветливом месте Владлен остановился среди диких и суровых скал, и отдыхая возле подножья одной их них, долго следил за неторопливым полетом, кружащего над ним в небе, коршуна. Развернув карту, Резанов уже не сомневался, подступил к верховью Балдаковской пади. Палящее солнце близилось к полуденной отметке и шагающий под горный уклон на северо-запад, Владлен заслышал явственный шумок клокотного ручейного разговора. «Не иначе исток Балдаковской речки». Подойдя к нему он, накидав горку сухих пихтовых веток, распалил костер и, зачерпнув воды, повесил над огнем котел. И только здесь в этой глухой, ущелистой ложбине одного из горного верхового начала пади Балдаково, он начал чувствительно ощущать крепчающие ветреные порывы, со всей очевидностью привольно разгулявшихся на плоских, байкальских просторах. Под их напором плаксиво застонали столетние дерева, стенисто окружающие довольно подуставшего путника. Напившись чаю, Резанов прилег отдохнуть у догоравшего костра, в небесах пухла, наливаясь стремительно свинцом, лохмато раскосмачиваемая усиливающимся ветром бурая, грозовая туча. Под ней широко расправив крылья одиноко и гордо крылатил, большой, по всей видимости, старый коршун.    
    Под глухие громовые раскаты отдаленной грозы и убаюкивающее, шепеляво-свистящее раскачивание хвойно-кронистых вершин деревьев Владлен на какое-то время провалился в сон. Проснулся он от того, что над ним оглушительно ахнувший гром расколол небеса и  дробно застучали первые, все еще редкие, но крупнозернистые капли дождя. Снова сверкнула ослепительно синим блеском молния, ударившая где-то совсем рядом в горный косогор, а доли секунд спустя могучий, громовой раскат, прогрохотал все также оглушающее по небу, точно стремившийся обрушить его. Хлынувший дождь косо, подветренно струями полился на землю. Спешно собравшись, Резанов уже под мощно поливающим дождем взобрался выше на обочину косогора, и как мог, убыстряя шаг, устремился напролом густотой его таежной к берегу Байкала. Бледная синь сполохов молниевых разрядов колола беспрестанно яркими световыми вспышками лиловую тьму грозовых туч, точно там, в небесной выси происходила жутко и величественно феерия демонически адских сил земных.
    Через некоторое время проливной дождь стих, сменившись на более мелкий, сильные ветровые порывы почти разом прекратились. Владлен упрямо шел под косогорный скат, то продираясь сквозь кустарниковые густо сплетения, то далеко проглядываемым редколесьем. Наконец до него донесся шум морского прибоя и вскоре, до нитки промокший он вышел на байкальское побережье близь устья Балдаковской речки. Побелевшее, кипящее море, надрывно стонало протяжно оглушающим ревом безудержно и свирепо разыгравшегося шторма. По нему жутко ходили огромные волны с завитками белесо-седоватых гребней. Высокие горы, как будто взбунтовавшейся морской воды, круто вздыбившись у берега, грохотно, шумно обрушивались на его каменистую окраину и, откатываясь назад, увлекали за собой играючи в глубинные пучины, даже довольно крупные каменья. 
    На небольшой прибрежной поляне, завидев саженях в тридцати от себя рыбацкое зимовье, Владлен, ничуть не раздумывая, направился к нему. Это был рыбацкий стан сухинца Ивана Чиркова с начала летней омулевой путины рыбачившего здесь с несколькими односельчанами. Встретив основательно промокшего, совершенно незнакомого им человека, рыбаки, по неведомо кем и когда заведенному правилу, пока он рассказывал, кто, откуда, обогрели и накормили его. Стремительно заканчивался день, надвигалась ночная темень, на прояснившемся небе засветился осколок народившегося месяца и одна за другой начали ярко вспыхивать звезды. Где-то еще в отдаление слышалось редкое грозовое громыхание, дождь прекратился, но Байкал продолжал штормить и Резанов заночевал у рыбаков. 

    Рано утром, еще только рассвело, все уже были на ногах. Позавтракав, рыболовы занялись своим привычным делом, а Владлен тепло распрощавшись с ними, продолжил путь. Непогоды как не бывало, из-за гор выкатившись в небесной, чистой голубизне, весело заблистало солнышко, а над притихшим Байкалом все еще шумно штурмующим лосковой волной берег, крикливо кружили белоснежные чайки. Побережье Сухинского Подлеморья, сплошь каменисто усеянное преодолевалось хоть и затруднительно пешим путником, но безостановочно обогнув все большие и малые мысы у Холодянки и Белого камня, часа через полтора Резанов уже приближался к Стволовой.
    Николай Долгих и двое рабочих, ожидаючи прибытия очередных буксиров за все еще многим остающимся лесом на береговом плотбище, находились там. Дня за четыре до прибытия Резанова, он уже оправил семью и Ипполита Янчевского в Мысовую на пароходе, пришедшим в Стволовую за очередной сигарой делового леса.

    По окончанию обеда, отдохнув после нелегкого пешего перехода по каменистому побережью Байкала, Владлен, предовольно наговорившись с Николаем, к вечеру конным верховым прибыл в Сухую. Едва он оказался в гостевой избе, как пребывающая там Елизавета, наскоро приготовила ему покушать и к величайшему изумлению Анны, прибежала к ней запыхавшаяся сообщить радостную весть о его прибытие.
- Он чо ужо, что ли собираться ко мне?! – выдохнула полная растерянности и волнения та.
- Как будто бы да…, я и прибежала по то тя поскорее упредить - разулыбались радостная и счастливая Лиза не меньше чем сестра.
- Ах, боже мой, боже мой…, чо же мне делать! - сжимая ладони рук, проговорила Анна сама не своя от прилива множества разных чувств переполнявших ее в эту минуту.
- Чо делать, чо делать…, ужин ставь варить живее…, да и все!
- Спасибо сестричка! - немного успокоившись, согласилась старшая сестра.
    Вечерело, Управившись с приготовлением ужина, Анна, вытирая полотенцем раскрасневшееся лицо, присела на какую-то минутку у жарко протопившейся печной плиты, как вдруг, точно опомнившись, принялась наряжаться и прихорашиваться, оглядывая себя, то и дело придирчиво в зеркальце. И была она в этот час необычайно выразительно хороша, а это придавало ей еще больше уверенности в том, что сегодня должно произойти что-то необыкновенно новое, что круто изменит всю ее дальнейшую жизнь. Но Владлен по неизвестной причине долго не шел и Анна, накрыв в горнице по-праздничному стол, присела невероятно уставшая к нему с края, словно отработала полный летний день на крестьянской, полевой работе. Долгие часы, полные трепетного ожидания, жгучего беспокой¬ства, волнения показались ей вечностью. Она не знала, что ей дальше делать, как дождаться дорогого гостя. Все ее внимание было приковано к двери, и при малейшем, стороннем звуке, она вскакивала и заглядывала в окна. Наконец измученная таким долгим его ожиданием, она решила, что уставший с дороги Резанов в этот вечер, скорее всего не придет.
    Надвигалась ночь, в темнеющем небе, вслед за светившимся новорожденным месяцем, все больше вспыхивало звезд тускловато мерцающих, как драгоценные алмазы из не вообразимо далекой космической дали. Чистый застоявшийся воздух, наполненный благоухающей байкальской свежестью чуть вздрагивал от едва чувствительных дуновений слабо подувающего Верховика. Листья разлаписто-ветвистых берез кучно высившихся за воротами у обочины переулка, точно убаюканные им, перешептывались в сладостной дреме.
Редкий таинственно завораживающий штиль господствовал в этот несравненное благостный вечер над байкальскими просторами у сухинских берегов. Не без удовольствия радуя глаз цепью сетевых лодок выстроившихся верховым плавежом в саженях восьми, десяти глуби от берега и наслаждаясь прелестью погодной благодати, Владлен распахнул калитку ворот материнского дома Анны. Словно проснувшись от слабо слышимых шагов, старый пес высунул из будки морду, подслеповато моргнул пару раз глазами, протяжно зевнул и, проявляя полное безразличие к чужому человеку, продолжил стариковский сладостный свой сон. Старательно оскоблив у крыльца подошвы сапог от налипшей грязи, образовавшейся после дождя прошлой ночью, Владлен прошел в сени и постучался в дом.   
    При стуке в дверь Анна порывисто вскочила, и тут же, точно подкошенная тем звуком, чуть было не повалилась назад на стул, но овладев собой, шагнула в прихожую.
- Здравствуйте Анна Дмитриевна! – вспыхнул восторженным блеском глаз от радостной и приятной встречи Резанов, увидев Анну. В минуту эту предстала перед ним много краше, чем в прошлый раз она. Простое, летнее платьице старательно подобранное ей для встречи, изумительно великолепно подчеркивало стройную женственность её талии, как и тонкие черты лица ее, и легкий белоснежный платок, повязанный на ней по-деревенски. Сияющая радостью встречи, она не могла оторвать от него своего восхищенного взгляда.
- Здравствуйте Владлен Дмитриевич, скидывайте одёжу-то верхню, да в горницу проходите…, небось, в дороге беда как притомились - проговорила она несколько смущенно.
- Да не сказать особо…, тем более, прежде чем к вам придти…, передохнул я немного.
- Разболокайтесь, разболокайтесь…, да сапоги-то не сымайте …, у нас ить эдак не принято - сказала Анна, завидев, как Резанов присев на табурет, пытается разуться.
- Так наслежу же – оглядываясь на выскобленные добела половицы, по которым он только что ступал – отвечал Владлен немного растерянно.
- Эка беда, подотрем…,  дождик-то ночесь землицу сламно смочил! - улыбнулась она. Вся  первоначальная неловкость, при этих словах исчезла, и огонек радушного гостеприимства все более и более оживленнее заблистал в ее глазах - Давайте присаживайтесь, присаживайтесь, ужинать будем – и Анна, счастливо сияющая лицом, уже полно обретшая уверенность, предложила ему сесть за стол, водружая на него горячее и небольшой графин с подкрашенным спиртным - Матушкин…, бяду крепченный…, но с устатку в самый раз выпить будет нам за встречу.
- Не откажусь, с большим удовольствием - поднимая наполненную посуду, и не отрывая  своего взгляда от преисполненных счастливой восторженностью ее глаз, подвинулся к ней он как можно ближе. «Нет сомнения, это судьба моя, мое долгожданное счастье! Боже мой, и где обретенное, в Сибири! Куда бежал отвергнутый привилегированной особой из высшего общества, когда уже устал вести жизнь, полную опостылевшего уединения и серого однообразия, не согретую ничьим женским участием, когда, казалось, тому не будет конца. Но вот, я встретил ее единственную, богом определенную!» - помыслил он, как вдруг какое-то мелкое сомнение перекроило его благостные мысли. «Не во сне ли все это, не ошибаюсь ли, не слишком ли я горд и самонадеян?» Но тут же другая мысль перечеркнула это ничем не обоснованное переживание: «Нет, нет, какие могут быть сомнения, я чувствую, я верю, я же вижу, как она светло улыбается, радуясь моему приходу!».
- Как съездили в Стволовую, поглянулось ли? – прервала ход мыслей Владлена Анна.
- Более чем в неописуемом восхищение пребываю от посещения Подлеморья вашего. Во истину чудные по красоте и притягательности места для всякого человека, тем более для меня. Побывав там, Анна Дмитриевна, я сожалею о том, что не согласился нынешней весной возглавить экспедицию по поиску нефтеносных залежей на Байкале. А теперь же при всяком удобном случае буду рекомендовать горному управлению поиск их начинать пренепременно и у сухинских берегов – чуть помолчав, он видимо сделал некоторое усилие над собой, чтобы продолжить говорить более определенно и обстоятельно - И все же в настоящее время меня волнует не столько это, а наши с вами отношения, али точнее выразиться, соединение наших судеб…, что вы мне на это скажите…, ответьте не томите?
    Анна глубоко вздохнула, и сжавшись, как пружина, заговорила собранно и уверенно:
- Скажу прямо, не молоденька я девчонка, жизнью не раз битая, по то и вовсе не супротив попытать ишо раз счастья, вот тока, как бы половчее ето обсказать - она вскинула на него глаза, и точно пытаясь заранее определить по выражению его лица впечатление, произведенное начальными ее словами, продолжила уже чуть заметно срывающимся голосом:
- Не сумлеваясь в вашем, чистосердечие…,  я должна отвечать вам так же… - и замолчала.
- Ну, так говорите, говорите, я слушаю вас! – воскликнул Владлен. Он видел, что она принуждает себя сказать то, что было для нее говорить затруднительно, но не осиливает.
- Я простая крестьянка…, вы же из благородиев со всякой приличествующей там высокой вашей обученностью, Рази в эдаком-то случае…, можно связать наши судьбы?!
- Да полно вам Анна Дмитриевна – рассмеялся Резанов:
- Сей предрассудок давно устарел, да и не такой уж я из благородиев, мой дед приходским священником был. Я же геолог, больше времени пребываю вдали от цивилизации всякой, а проживая в Петербурге, не особо благоволил к великосветскому окружению. Так что по этому поводу у вас не должно возникать никаких беспокойств.
- Но к тому ж…, прошлый раз вы баяли…, девушка у вас была шибко схожая со мной?
- Да…, но она не разделила чувств моих, потому как была далеко отличающаяся от меня.
- А вы, не станете ли в мене видеть ее…, это ж беда как неладно…, я-то ить вовсе другая.
- Потому и предлагаю вам свое сердце и руку, коль вы действительно совершенно другая. Владлен, приостановившись говорить, задумчиво потер себе рукой у виска и продолжил:
- Понимаете, жизнь геолога, на которую я себя однажды подвиг, не терпит спокойствия и какого либо уюта, и понимая это еще там, в Петербурге лучше меня, она честно мне отказала. Не скрою, нелегко мне дался ее отказ, но, слава богу, это уже пройденный и хорошо поучительный этап моей жизни. Вы Анна Дмитриевна не светская избалованная особа и не сомневаюсь, способна разделить путь жизни, который я вам предлагаю. О себе же скажу, с того дня, как увидел вас здесь в Сухой повторно, я не волен больше иметь представление о вас без своего ежедневного присутствия с вами, а по сему счастие ваше и мое вижу лишь в союзе супружеском с вами, согласны ли вы со мной?
    Анна, слушая Владлена, чувствовала как ее сердце, бешено трепещущее в груди готово вот, вот разорваться на части, смотрела на него с каким-то чрезвычайно высоким умилением, и не в силах была оторвать от него взгляд, полный нежности и любви, и молчала.
- Что же вы не говорите ни слова? – взволнованно произнес Владлен, понимая какое волнение бушует в ее душе, не скрываемо сконцентрированное в ясных, выразительно красивых глазах ее в эту минуту. Задыхаясь от радостно клокотавших в груди жарко пылающих душевных чувств, она, силясь их хоть как-то унять, наконец, с трудом проговорила:
- Разве я вам ужо не сказала…, моя жизнь…, теперича тока в вашей власти.
- Значит, завтра вы едите со мной! – обрадовано воскликнул Владлен.
- Нет, я не хочу остаться в глазах Осипа бессовестной беглянкой, он много сделал для меня и делает для матушки и сестры. Подучу Лизу править делами в гостевой, а как тока повезут в сентябре селенгинского, нерестового омуля в Иркутск, приеду я к вам.
- До свидания, я буду вас с нетерпением ожидать – вставая из-за стола, сказал Резанов.
- До свидания – произнесла, улыбнувшись, Анна и смущенно прибавила шепотом:
- Я тоже с нетерпением буду ждать с вами встречи - и эти простые слова, прямой взгляд, и теплое выражение ее милого для него лица, заставили Владлена еще раз повториться - Да, да я буду ждать вас очень! – которые позднее составят предмет самых неистощимых воспоминаний на долгие годы его жизни о том, как в Сухой он обрел семейное счастье.
    (При желание полный текст романа читайте на Литрес Самиздат)