Вилла Урания

Игорь Шестков


ВИЛЛА УРАНИЯ

Побережье северной Калифорнии.
Одиночество. Безлюдье. Просторы. Воздушные и водные пути. И всего одна дорога по земле.
Тихий океан. В нем киты и белые акулы. И туман.
Плотный, резать можно. Стена, вроде китайской. Каждый раз, глядя на эту белесую стену тумана, вспоминал одноименный фильм Карпентера. Слышал удары колокола. Представлял себе испуганного священника со старой книгой в руках.
Волны, волны… Вода ледяная.   
Серфингисту тут нечего делать. И купаться нельзя. Волны ломают хребты.
Рядом с пляжем – ядовитые цветы. И гремучие змеи.
Скалы как будто изъедены каменными червями. Это вам не Лазурный берег.
Миль пять от Сан-Франциско отъедешь – и уже никого нет. Только овцы на лугах пасутся. Ни кино, ни театра. Ни Пикассо, ни Модильяни, ни Шагала. Зато есть Хичкок с его «Птицами». Природа может запросто заклевать человека.
И ресторанов приличных нет. А те, что есть – предлагают гостям жареную рыбу с майонезом и картофель фри с несвежей зеленью. Приносят их смазливые официанты-мексиканцы с нечистыми руками и недобрыми мыслями. 
Лес. Деревья высоченные. Секвойи. Бурелом и следы многочисленных пожаров. От самых больших деревьев остались только широкие, выгоревшие изнутри пни.   
Дома местных жителей построены из дерева. Во время лесного пожара они превращаются в смертельные ловушки.   
Горы. Красные скалы. Говорят, там живут пумы, койоты, черные медведи и рыси. Хорошо, что не саблезубые тигры. За горами – на востоке – зеленая Калифорнийская долина. А потом опять горы – Сьерра-Невада.
Красивый край. Заводов и фабрик нет, воздух свежий. Вода и в океане, и в впадающих в него небольших живописных речках – чистая, прозрачная.

Поехали на север по хайвею номер 1 на большом, старомодном рыдване, взятом  напрокат в специальной конторе в Сан-Франциско, автомобиле Форд Кантри Седан.
По дороге глазел по сторонам. Грандиозная плеорама. Оценил и умилился. Вспоминал волнистых попугайчиков в клетке. 
Проехали Бодега Бей. Дом на той стороне бухты все еще стоит. Но в нем нет ни властной матери Митча Лидии, ни его очаровательной сестрички Кэти. 
Часа через полтора заметил справа, ярдах в двухстах от дороги, высокий, почерневший от сажи деревянный забор и ворота. За воротами, в глубине мелькнул двухэтажный дом, напомнивший мне мой замок на островке в Адриатическом море. Перед воротами стояла белая табличка. Приказал Кришне затормозить и припарковаться.
Спутники мои вылезли из машины и отошли в сторону, чтобы помочиться. Крикнул им, чтобы ждали меня у машины, а сам подошел к воротам. Прочитал на них почти стершуюся от времени надпись – «Вилла Урания». На табличке, как я и ожидал, было написано «на продажу».
Вошел во двор, засаженный неизвестными мне экзотическими деревьями. Узнал только желтые лиственницы, гинкго и баобаб.
Подошел к дому. Постучал в массивную резную дверь с изображением охотника, целящегося в медведя. 
Никто мне не открыл.
Хотел было уйти, но вдруг услышал глухой кашель. Ко мне подошел загорелый старик с чрезвычайно породистым лицом и узкой зеленоватой бородой, одетый в шорты и синюю майку, с топором в руках, и спросил, не хочу ли я купить его участок и дом.
Осведомился о цене. Старик назвал пятизначную цифру в долларах.
Удивился. Цена показалась мне заведомо заниженной.
– Почему так мало просите? Термиты прогрызли стены?
Старик нахмурился. Наморщил лоб.
– Плохо же вы, мистер, разбираетесь в термитах.
Ударил тыльной стороной топора в стену своего дома. Не осталось даже вмятины.
– Видите? Дерево цело и держит удар. Да, забор и ворота малость пострадали во время последнего лесного пожара, надо заменить кое-какие доски, но дом цел и невредим. А мало прошу по очень простой причине. Мне осталось не долго жить, и я хочу поскорее продать недвижимость и отдать деньги внучке.
– А почему внучка не хочет тут жить? Место роскошное. Океан недалеко. Лес и горы. Покой.
– Она живет в Сан-Франциско, играет в оркестре на виолончели, а сюда даже в гости не приезжает. Она тут выросла…
– Покажете дом?
– С удовольствием.

Дом оказался не только внешне, но и внутри похож на мой замок в Адриатике. И подвал у него был. Но никаких потайных дверей в нем не было.
Массивная и крепкая мебель внушала уважение. Показывая мне комнаты, старик ласково поглаживал крепкими длинными пальцами тяжелые стулья и кресла, могучие шкафы с инкрустациями из дерева, перламутра и меди, дубовые столы, за которыми запросто могли бы сидеть рыцари короля Артура. 
Мне все в доме понравилось… это было жилище добросердечных, работящих, оптимистично настроенных людей. В доме хорошо пахло. Старым деревом, табаком и кофе. В некоторых углах я заметил бронзовые статуи индийских божеств. На крыше была оборудована маленькая обсерватория. 
– Статуи заберете? И телескоп?
– Оставлю, если заплатите за них тысячу наличными. Исторической или художественной ценности они вроде бы не представляют. Но за много лет они стали частью дома и моей жизни. У телескопа испортились линзы. Мне он не нужен. 
Я не стал торговаться. Похвалил дом и спросил у старика, где мы сможем оформить сделку.
Глаза его загорелись. Видимо, ему было приятно, что дело наконец стронулось с мертвой точки и он сможет сообщить внучке добрую весть.   
– Чудесно! Я видел, у вас есть машина. Свою я давно выкинул. Езжу на велосипеде…  Оставьте ваших спутников здесь, в доме, пусть располагаются, камин разожгут, а мы с вами съездим к моему нотариусу в город. Это всего в семи милях отсюда. Если сделка состоится, заплатите за все в местном банке.
– Если вы не возражаете, поведет машину мой телохранитель, я давно не садился за руль.      
– Не возражаю. Кстати, как вас зовут? Откуда вы? Из Европы конечно. Француз или бельгиец?
Я представился. Кратко рассказал о себе. Мне показалось, что старик нервно дернулся, когда услышал мою фамилию. Сам он тоже назвал свое имя – Шива Рассел, и объяснил: Нет, я не индус. Мои родители страстно любили Восток. Много путешествовали.

До города мы добрались за четверть часа.
Подкатили к одному из нескольких старинных зданий, на первом этаже которого находилась нотариальная контора «Джонс и сыновья».
Нотариус оказался аккуратным седым старичком лет семидесяти. Прежде чем он позволил мне подписать купчую, позвонил в полицию и пригласил шерифа для того, чтобы тот проверил мои бумаги и расписался, где надо, как свидетель совершения сделки. Шериф появился через две минуты, здание полиции находилось напротив нотариальной конторы. Толстый, похожий на шар в униформе, усатый шериф дружески мне подмигнул.
– Так это вы хотите купить эту развалину? Мужественный поступок, скажу я вам. Очень даже мужественный.
А затем, не спеша, бормоча что-то себе в усы (мне удалось расслышать: И откуда только берутся такие идиоты…), рассмотрел мой французский паспорт, вид на жительство и другие документы в лупу, после чего рявкнул: Олл райт!
Расписался и удалился, покачиваясь, как водокачка. Казалось, что он сейчас покатится.
Пошли в банк. Там история повторилась. Банковский клерк вызвал директора, чтобы тот осмотрел мои документы. Директор, длинный как вязальная спица, сухой и моложавый янки лет пятидесяти пяти, прошептал, как будто не мне: Я надеюсь, вы хорошо подумали. Этот дом пользуется дурной славой. Да, очень дурной. В окрестностях так много недвижимости на продажу. Зачем вам этот ужасный дом? Неужели из-за баобаба во дворе?
Рассел отвел глаза.
Банкир минут десять рассматривал мои бумаги. И тоже в лупу. Ушел к себе в кабинет и оттуда позвонил в Уэлльс Фарго Банк в Сан-Франциско, проверил содержимое моего счета. 
Видимо, тут не очень доверяли иностранцам.
Мне пришлось выписать десять отдельных чеков. Один из них – на ту сумму, которую мне назвал старик. Остальные, поменьше, в налоговое управление, нотариусу, в городской совет и совет штата, в электрическую компанию, чтобы они включили электричество, отключенное за неуплату долга, в телефонную компанию, чтобы восстановила телефонную связь, в службу забора отходов и мусора…
Я заполнил чеки и вручил их директору банка.
Тысячу наличными отдал старику в машине. Тот попросил высадить его в городе у малоприметного домика, одиноко стоящего на высоком берегу. Рядом с домиком кривилось и выгибалось дерево Джошуа, непонятно зачем пересаженное сюда из пустыни.   
На прощание Рассел сказал: Все ключи вы найдете на первом этаже в коридоре. Они лежат в ящике, спрятанном за большой картиной, изображающей Кришну в окружении пастушек. Воду из крана лучше фильтровать и кипятить… но мыться ей можно и поливать растения тоже. В сарае справа – запас дров для камина. Не хотел вам говорить про электричество и телефон, боялся, что вы раздумаете покупать дом, извините. Кондиционер испорчен, даже не пытайтесь его включить. Лучше выбросьте. И последнее. Как вы уже поняли, про эту виллу рассказывают бог знает что. Услышите еще что-нибудь от местных, не пугайтесь. Все это вздор. Никому не верьте. Живите долго и счастливо!

Через два месяца все в доме было в порядке. Рабочие починили забор и ворота. Мне пришлось заплатить за их работу и машину леса четыре тысячи. Загорелись торшеры и люстры, зазвонил телефон, заработал новый кондиционер, огромная машина высосала из подземного резервуара накопившиеся там за годы фекалии. В колодце установили новый насос.
Кришна с Горацио съездили в Сан-Франциско и купили там постельное белье, одеяла, фарфоровую посуду, стиральную машину, холодильник, новый телескоп и многие другие достижения цивилизации. Из комнат охранников и слуг стала доносится радио-музыка.
В кухне захлопотали две чернокожие женщины среднего возраста, Сара и Ева. Продукты они заказывали у знакомых поставщиков в городе. Жили – в комнате на первом этаже. В воскресение у них был выходной день, Кришна отвозил их в субботу вечером в город, а утром в понедельник привозил назад.
Мои охранники получили от меня в подарок гладкоствольные ружья, патроны, легкую синюю одежду, куртки и спортивные туфли.
Два раза в неделю к нам приезжал на велосипеде чернокожий садовник. Он подстригал траву и кустарник, поливал и приводил в порядок деревья во дворе. Звали его Джон. В свободное время он курил янтарную трубку и слушал по карманному радио репортажи с бейсбольных и футбольных стадионов.
Несмотря на свою темную кожу, садовник этот ужасно походил на моего бывшего пилота Клавдия. Бывает.
Иногда он как-то особенно смотрел на меня, усмехался и качал головой. Как будто подозревал меня в том, что я не тот, за кого себя выдаю.
Как-то днем, перед самым обедом, садовник превратился в огромную жабу.
Только на несколько мгновений.

Однажды, теплой калифорнийской зимой… с океана дул пронзительный ветер, облака летели над нашими головами как крылатая конница, волны тяжело бились о почерневшие скалы, и глухие их удары доносились и до нас, хотя вилла Урания отстояла от океана на милю или чуть больше. Удары эти наводили меня на тяжелые мысли. Почему-то в голову назойливо лез проклятый старик Рассел. Он потрясал трезубцем Шивы, что-то шептал, приплясывал. К нему присоединялись давно забытый покойник Стефано, раздробленные кости которого мы с Кришной утопили в Адриатическом море и демоны-иблисы из рассказа Мессалины. Иблисы показывали мне двуручную пилу, Железную Деву и большой котел для варки грешников.
Терпеть это представление у меня не было сил. Я беззвучно кричал им: Сделайте одолжение, сгиньте!
А они делали неприличные жесты и предлагали мне сесть на пилу, влезть в Железную Деву или в котел.   

Тогда, в этот мрачный зимний день к нам приехал почтальон Билли на своем подержанном бьюике и передал Брахме ту самую открытку. Из Акапулько.
А потом мы сидели с Кришной в гостиной на втором этаже за обеденным столом, пили какао из глиняных кружек, ели прекрасное американское овсяное печенье и рассматривали открытку. Делились мыслями.
– Как ты думаешь, неужели это она… крошка Беатриче… осталась в живых. Откуда-то узнала наш адрес. Откуда? И послала нам весточку. Уверяю тебя, не для того, чтобы поиздеваться. Нет. Я чувствую в ее словах угрозу.
– Вам виднее, ваша светлость.
– Не темни, скажи мне, что ты думаешь.
– Вы господин, очень богаты. Возможно ей понадобились деньги.
– Почему бы ей в этом случае не раскрыть карты и прямо не попросить. Ты меня знаешь, я бы дал.
– Всем известны ваша доброта и щедрость.   
– Может быть ее родители, эти жадные продавцы свежего детского мяса, собираются шантажировать меня? Наняли частного сыщика, тот нас нашел… и они начали артиллерийскую подготовку перед наступлением. Эти люди не остановятся, пока не сожрут меня с потрохами.
– Все возможно, ваша светлость…
– И что же мне делать? Опять бежать? Покупать фиктивные документы и бежать? Яхта ждет в Сан-Франциско.
– Простите, мой господин, но делать ничего не надо. Мы неплохо тут устроились. Поживем еще… Сделаем вид, что нам все равно. Ну написала открытку. Она или кто-то еще. Ну и что? Пусть они делают следующий шаг, а там посмотрим.
Так и решили.

Через две недели почтальон принес вторую открытку. Точно такую же, как первая, с видом на Алькатрас и без обратного адреса. Почтовый штемпель – Сан Диего.
– Дорогой папочка, ты, наверное, решил, что я хочу твои деньги. Как же ты смешон. Подумай о РП. До встречи. Твоя Б.

РП? Это что еще?
Догадался. РП это Роман Полански. Знаменитый режиссер был недавно обвинен в том, что изнасиловал тринадцатилетнюю девушку. Опоил ее алкоголем, дал ей наркотик и поимел… 
Никто не знал, чем закончится это дело. Пресса гадала, во сколько сотен тысяч долларов обойдется создателю «Бала вампиров» и «Ребенка Розмари» эта афера. Или – сколько лет он будет теперь сидеть в тюрьме.
Роман Полански дожидаться приговора не стал, благоразумно покинул Америку. 
Стало быть, Беатриче грозит мне подобным процессом.
Главным свидетелем и обвинителем будет конечно она сама. Собственно, ей и врать не придется. Только добавить ко всем интимным описаниям словцо «вынудил». Или «заставил». Поди проверь!
А я скажу, что она все выдумала. Что я ее не знаю. Что ее не было на острове.
Тут конечно появятся ее родители и положат судье на стол наш контракт.
А я скажу, что контракт – липовый. Что это подделка, а процесс – попытка меня опорочить и выманить у меня деньги.
Тут прокурор начнет вызывать на свидетельское кресло моих людей. По одному.
Будет грозить тюрьмой за дачу ложных показаний. 
Возможно, всех нас возьмут под стражу до суда. Посадят в одиночки.   
Стоит одному из моих альфуров признать, что девочка неделю провела на острове, и моя защита развалится.
У всех их фальшивые французские паспорта. Ввез я их в Америку нелегально, на моей яхте. У Кришны – купленные за пятьдесят долларов водительские права.
Суд об всем этом узнает и использует как средство давления. 
Кто из них запоет первым?
И что я могу сделать, чтобы этого не случилось?
Ясно, как день, что. Я в Америке. Тут свидетелей устраняют. Физически. До суда.
Легко сказать! Кришна мой старый друг и советчик, единственный человек на свете, с которым я могу поговорить по душам. Просперо – нежный и преданный любовник. Остальные тоже мне не безразличны. Привязался к ним за столько лет. Они стали для меня чем-то вроде этих индийских статуй для старика Рассела.

Прошло еще месяца три с половиной.
Третья открытка так и не пришла. Какое облегчение! 
Ни Рассел, ни его внучка-виолончелистка за все это время так ни разу у нас и не появились. Я попросил Горацио и Просперо собрать личные вещи старых хозяев и положить в три высоких деревянных ящика, стоящих в пустующей комнате на первом этаже. Ничего ценного там не было, но я думал, что они рано или поздно захотят забрать многочисленные фотоальбомы, акварельки в затейливых рамочках, связки писем и документов, посуду, постельное белье, одежду, обувь, школьные тетрадки, игрушки, бейсбольные карточки, сотню любовных романов в пестрых обложках, справочники, телефонные книги, бижутерию, несколько сломанных ковбойских револьверов, напольные часы, патефон с пластинками, ламповое радио с волшебным глазком и прочий скарб.      
Я пытался узнать в справочной Сан-Франциско телефон внучки старика, но мне это не удалось. Позвонил несколько раз по номеру, оставленному Расселом, но там никто не ответил. Позвонил нотариусу, напомнил о себе и попросил передать мистеру Расселу, что он или его внучка могут забрать свои личные вещи.
Нотариус сообщил, что по его данным, мистер Рассел уехал жить в Гонконг или Сингапур через несколько дней после продажи виллы. По-видимому, сразу после того, как деньги поступили на его счет.   
– К слову говоря, – добавил нотариус, – у Рассела нет внучки, а есть дочь. И живет она не в Сан-Франциско, а где-то в Европе, в санатории для психически больных людей. 
– Странно, зачем же он врал мне про внучку? Говорил, продает дом и участок, потому что хочет отдать деньги внучке… перед смертью.
– Так он говорил? Непонятный человек. Во-первых, он далеко не так стар, как хотел бы выглядеть. Ему сорок восемь лет.
– Что вы говорите?
– Во-вторых, он абсолютно здоров. Так что все разговоры о его скорой смерти – чепуха. Есть еще и в-третьих.
– Что еще?
– Он никогда тут не жил, пока не получил виллу в наследство – два года назад. Специально приехал сюда непонятно откуда. Мы и не знали, что у старого бобыля Купера, умершего такой ужасной смертью, бывшего столяра, любителя астрономии и кубинских сигар, где-то на краю света живет двоюродный племянник. Рассел вступил в наследство и пропал. Дом стоял пустой. Чуть не сгорел во время лесного пожара. Повезло, ветер сменил направление в критический момент. И только неделю назад Рассел опять появился. Я не уверен в том, что Рассел – его настоящее имя. Говорю, вам, он человек-загадка. Зеленая борода! Учитывая то, что вы теперь владелец дома, я мог бы рассказать вам еще кое-что, только не по телефону.
– Заинтриговали. А какой смертью умер бобыль Купер? Если не секрет.
– Долгая история, но если кратко – он был растерзан дикими зверями в собственной постели. Голову его так и не нашли. А части тела валялись по всему дому. Полиция долго возилась с этим делом, но так ничего и не поняла. Ни пумы, ни медведи так близко к океану тут не подходят. Не залезают в дома и не рвут на части их обитателей. Была еще версия о зловещем религиозном ритуале, но наша полиция не в силах расследовать подобные преступления. Написали – звери, и закрыли дело.   
– Фантастика… так куда и когда мне подъехать?
– Приезжайте в мою контору завтра, часа в три. Расскажу вам еще кое-что. Поседеете от страха.

Странно все это. Растерзан дикими зверями? Но… какое мое дело?
Зачем Рассел мне врал? Зачем? Положи под лупу любого человека – и увидишь столько всего, что его и не узнаешь.
Приказал охранникам вырыть во дворе большую яму, бросить туда ящики, облить их бензином и сжечь, предварительно вынув из них фотоальбомы. Решил просмотреть их на досуге. А яму, после аутодафе, зарыть.
После окончания работы охранники затеяли на месте, где была яма, дикие голые пляски, закончившиеся спонтанным спариванием с кухарками. Участники действа рычали и хрипели как каннибалы. Зрелище было не из приятных.   

Поехали к нотариусу.
По дороге попросил Кришну: Отвези меня пожалуйста вначале к тому домику на высоком берегу, где мы высадили Рассела. Может, он все еще там, а не в Сингапуре. Ты помнишь дорогу?
– Разумеется, ваша светлость. Тут все просто, потому что мало людей, мало дорог…
Приехали. Я вышел из машины. На месте, где стоял домик… росла травка. И цветочки желтенькие. Кривое дерево Джошуа тоже было тут, а домика не было. Вот это сюрприз!
Спросил Кришну: Ты куда меня привез?
– Туда, куда вы просили, господин. Вот, посмотрите, тут дерево, тут обрыв, тут океан, тут два холма.
– А где домик?
– Не могу знать, ваша светлость. Я свою работу сделал, а куда домик делся, решайте сами. Вы в Кембридже учились, а я в школе при миссии. 

Я тогда не знал, что настоящий сюрприз ждал нас с Кришной впереди, всего в полумиле отсюда.
Спустились с высокого берега в город. И поехали туда, где должны были стоять старые дома. Да, да, дома стояли на своих местах. Только…
Только они были давно брошены их обитателями.
Почти все окна и витрины были грубо заколочены досками или фанерой. Крыши во многих местах провалились. Кое-где на них росли кусты и деревья. Не заколоченные окна зияли как глазницы черепа дьявола. Казалось, что внутри этих зданий обитают огромные насекомые, которые внимательно смотрят на нас своими красными глазами. И стоит только хлопнуть в ладоши, и они выползут, выбегут, вылетят из этих жутких домов и набросятся на нас... 
Глаза моего шофера наполнились ужасом, руки задрожали.
Я не стал выходить из машины, прошептал: Едем отсюда. На въезде в город была заправка, остановись там.
Я мог поклясться, что десять минут назад, когда мы въезжали в город – заправка работала, неоновая реклама на ней сверкала, двое ее улыбчивых служащих в смешных оранжево-черных комбинезонах хлопотали у роскошного голубого кадиллака, один заправлял машину бензином, другой – протирал ветровые стекла тряпкой. Все было так красиво, так хорошо. Что тут случилось? Или это произошло не с городом, а с нами?
Вот и заправка. Заброшенная и разрушенная много лет назад. Я так и знал.
– Не останавливайся, не смотри, едем домой. Поторопись.

Что же это… океан потерял свою чудесную голубизну и стал металлически серым, а обычные его двух-трехярдовые волны выросли до десяти ярдов, зловещие темные фигуры катались на них на серфинговых досках...
Лес вокруг нас тоже потемнел. Между деревьев стояли косматые обезьяны-бигфуты. Они показывали мне страшные передние зубы и гадко гримасничали. Били себя огромными волосатыми кулаками в грудь и приплясывали. 
Потемнели и горы, и само небо. По нему летали незнакомые мне хищные птицы. Или птеродактили?

Еще издали увидели забор и ворота. Слава Богу! Все вроде бы на месте.
Вошел в дом… и сразу понял, что и тут что-то произошло. Что-то необычное и страшное. Все в гостиной было разгромлено. Шкафы и комоды лежали на полу, стулья и столы были опрокинуты. Повсюду валялась разбитая посуда. 
Ко мне подбежал Горацио. Он был смертельно испуган, говорил, заикаясь.
– Господин, тут без вас…
– Вижу.
– Обе кухарки превратились в чудовищ. В змей, в драконов, в ламий, в горгулий. Точнее не могу сказать. И начали все крушить.
– Когда это случилось?
– Минут через двадцать после того, как вы с Кришной уехали. Я был на кухне. Попросил Сару сделать мне сэндвич с вареными яйцами, майонезом и креветками. Она сделала. Мы с ней немного пококетничали. Она смеялась. Я обнял ее, потрогал ее груди и поцеловал в толстую шею. В этот момент ее кожа вдруг превратилась в кожу варана, состоящую из шестигранных щетинок, глаза округлились, голова вытянулась, на пальцах выросли длинные когти… Она попыталась укусить меня в плечо, но я оттолкнул ее и убежал в кладовку, закрылся там. Ева тоже превратилась в чудовище. Пока сидел в кладовке они разгромили гостиную… Оборотни…
– А где были остальные?
– Смогли вовремя убежать во двор. Залезли на деревья.
– А что было потом?
– Оба адские создания убежали в лес… Как такое возможно, не знаю. Мы ничего не стали убирать, хотели, чтобы вы сами посмотрели, боялись, что вы нам не поверите. 
– Почему охранники не стреляли?
– Они так перепугались, что побросали ружья.
– Бравые солдаты.
– Какие есть, ваша светлость.

Приказал охранникам и слугам привести гостиную в порядок. Запереть все двери, закрыть ставни на окнах, зарядить ружья и быть наготове. И еще, закрыть купол обсерватории и растопить камин.

А сам я сидел в кресле в моей спальне и старался ни о чем не думать, ничего не вспоминать. Боялся сойти с ума. Ждал что-то вроде штурма дома дьявольскими существами.
В спальню вошел взволнованный Кришна.
– Господин, я должен вам кое-что сказать.
– Говори.
– По двору прыгает жаба размером с осла. Охранники говорят, что это Джон. Что делать?
– Ничего. Если он попробует открыть ставни – стреляй.
– Я не умею стрелять, ваша светлость.
– Пошел вон, идиот!
Кришна поклонился и ушел.
 
Неожиданно зазвонил телефон. Чувствовал, что не надо снимать трубку, но все-таки снял. Привычка.
– Алё.
– Здесь нотариус Джонс. Мистер Орсини?
– Да.
– Позвольте спросить, ваша светлость, почему вы не приехали, мы так вас ждали. Все приготовили для торжественной встречи такой важной особы.
– Что приготовили?
Говорил я машинально, не вдумываясь в услышанное.
– Приготовили все то, что вы заслужили. Алюминиевую линейку, чешский ремень, березовые розги, римские плети, длинные толстые иголки, кандалы, аппарат для электрошока, пассатижи для вырывания ногтей, щипцы, мечи, кинжалы, топоры, сверлильную машину для зубов и для костей, испанский сапожок по размеру, крючки и крюки всех возможных размеров, дыбу, клистир на десять литров, хирургические пилы, тяжелый деревянный столб, веревки, гвозди. И много других прекрасных вещей. Смею вас заверить – все это от вас, не от нас. Мы собрали только то, что вы или использовали, или страстно мечтали использовать. Материализовали ваши сладкие мечты, ваша светлость. Мы всегда так поступаем. Все по закону. Никакой самодеятельности. Упаси Бог! Нас за самодеятельность по головкам не погладят!
– Что же, по-вашему, я уже в аду?
– А что вы сами думаете?
– Я ничего не думаю. Устал думать и представлять. Видимо, у меня галлюцинации.  Или я в наркотическом бреду. Мне надо принять холодный душ.
– Как примитивны ваши мысли. Какое у вас глубокое презрение к религии. Стопятидесятипроцентный материализм, как в незабвенную эпоху Просвещения. Ни капли романтики, ваша светлость. Да, в вас нет ни капли Байрона или Мильтона. Один сад-сухостой. И чем суше ваша жизнь, тем влажнее страхи, желания и мечты. А фантазии… одна другой ужаснее. Ничего не стесняющееся сладострастие. Дети, младенцы, подростки… старухи, старики. Мучения, пытки. Хорошо хоть, что мертвецов там нет, в ваших фантазиях. И какие финтифлюшки-завитушки! Барокко просто! Вихрь, торнадо, ураган. 
– Может быть, заткнете наконец фонтан, и скажете, что вам от меня надо?
Ответа я так и не дождался. Мой собеседник прервал разговор.

Интуитивно понял, что сейчас должно что-то произойти. Сжался. Подтянул колени к подбородку. Взял в рот согнутый указательный палец правой руки. Зажмурился.
Тут кто-то дал мне подзатыльник.
Глаза пришлось открыть.
Передо мной стояла покойница Мессалина. Голая.
В руке она держала приснопамятную алюминиевую линейку. 
– Ваша светлость! Как я рада снова вас увидеть. Помните небось, как футлярчик с колечком мне в сумочку сунули? Меня засудили, а потом в тюрьме зарезали. И все из-за вас. И не стыдно вам? Вам хоть раз в жизни было стыдно, господин любезный? Вот, возьмите линеечку и накажите меня как в старые времена. За барские грехи всегда холопы отвечают.
Она приподняла руками свои полные груди, покрытые трупными пятнами, и я ударил ее несколько раз линейкой по соскам. Не соображал, что делаю. Обезумел.

И вот… Мессалина исчезла, а передо мной стоят мои новые кухарки, Сара и Ева, тоже голые, соединенные телами как сиамские близнецы. И я вижу, как их голубая кровь перетекает из тела в тело. 
Стоят, корчатся и смотрят на меня глумливо.
– Милый наш повелитель, не хочешь ли наказать и нас? У нас две головы, три груди, но только одна…
И я уже был готов начать бить их линейкой, но они прямо у меня на глазах превратились в двух бенгальских варанов…
Вараны эти встали на задние лапы, передними лапами обняли друг друга и начали танцевать квикстеп. И так быстро танцевали, что у меня закружилась голова, и я упал на дубовый пол спальни.

Очнулся я в постели. В объятьях… носорога. Того самого, о котором рассказывала Мессалина. Носорог пыхтел и рычал, он явно хотел войти в меня своим огромным членом. Когда это ему удалось, я потерял сознание от боли.
И тут же очнулся. Я все еще лежал в моей постели, но носорога в ней уже не было.
Рядом со мной лежала Беатриче. Я обнял ее и поцеловал в губы. Она не ответила на мой поцелуй.
– Милый папочка, ты сейчас испытал боль… которая очень быстро кончилась. А я испытывала такую боль часами. И делала вид, что мне хорошо под тобой. Мне было только десять лет, папочка. Десять, понимаешь? Тебя так это возбуждало. Моя узкая талия, тоненькие ручки и ножки и моя глупая рожица… И главное – моя детская вагина.
Тут я ощутил, что становлюсь короче, моложе, мои руки и ноги стали тоненькими как руки и ноги десятилетней девочки, мой член и мои яйца исчезли, и на их месте появились половые органы девочки-подростка.
А Беатриче, наоборот, стала расти и стареть, поменяла пол и превратилась в бородатого плотного шестидесятидвухлетнего мужчину с длинным и толстым членом.    
Что последовало за этими превращениями, объяснять не нужно.

Вилла Урания исчезла вместе с Калифорнией.
Я лежала в спальне герцога в замке на острове в Адриатическом море.
Герцог несколько часов терзал меня, причиняя мне чудовищную боль, но не замечал этого. И в конце концов кончил, рыча, царапаясь и сверля меня глазами. Его тело пахло железом и потом. И еще – чем-то кислым.
Утром я разбудила моего мучителя нежными ласками в области промежности. Так мне приказали.
Лизала и теребила попеременно его яички, анус и кончик члена. Научили меня этому не мои родители, которые продали меня еще в младенчестве, а строгие наставницы в борделе.
Убедившись, что он проснулся, я показала ему знаками… что хочу, чтобы он напоил меня золотым дождем. Он понял, поднял и потащил меня в ванную. Пока он мочился, я с трудом боролась с рвотными позывами. Мой мучитель так возбудился, что кончил мне в рот.
Вечер мы посвятили миссионерским радостям. Для него это были радости, для меня – пытка. Боль во влагалище была невыносимой.
На следующий день он катался на мне верхом. Ржал и пускал ветры. А я, превозмогая боль и отвращение, каталась на нем.
На четвертый день он задумал поиграть в ролевые игры. Разыграл строгого отца. Сделал мне выговор и наказал за плохую успеваемость в школе. Дал мне несколько пощечин и выпорол розгами. Бил очень сильно. После этого мне пришлось несколько раз ему отдаться и имитировать оргазм.   
На пятый – он заставил меня сыграть роль оскорбленной и разгневанной Лолиты, называть его Гумбертом, сквернословить и бить его ногами в пах, потом он зверски трахал меня, рыча и кусаясь.
На шестой – мой мучитель и его слуга-подонок, Кришна, привели в спальню Данте, сына кухарки, и устроили «детскую свадьбу». Так они это называли. Как же громко они смеялись! Нам с Данте было не до смеха. Затем он и Кришна грубо овладели нами анально. Я видела, как Данте корчился от боли.
Вечером седьмого дня герцог и его люди устроили оргию. Нас всех заставили выпить какое-то адское зелье. Что мне пришлось испытать во время этой оргии, я описывать не буду. Скажу только, что и меня и несчастного Данте заставили совокупиться не только с герцогом, но и с овчарками, тремя охранниками, двумя слугами и с Кришной.
Позже мы с Данте поклялись друг другу в том, что отомстим.
На восьмой день…