Сердце на двоих. Часть первой главы

Марина стояла в стерильном больничном коридоре, сжимая в дрожащих пальцах увядающие ромашки, лепестки которых один за другим опадали на отполированный до блеска линолеум. Флуоресцентные лампы гудели над головой монотонным жужжанием, отбрасывая резкие тени. Сквозь армированное стекло она наблюдала за изможденным профилем Алексея, который безучастно уставился в стену, его некогда крепкое телосложение теперь казалось хрупким.

«Уже три недели», - шептала она себе под нос, считая дни с того момента, как автокатастрофа унесла жизни Димы и Кати, оставив Алексея прикованным к инвалидному креслу. Воспоминания о том страшном звонке среди ночи до сих пор заставляли ее вздрагивать - голос незнакомого врача, произносящего имена как приговор: «Дмитрий Козлов и Екатерина Морозова скончались на месте. Алексей Волков в тяжелом состоянии».

Медсестра приблизилась с сочувствием в глазах, ее белоснежная форма шуршала крахмальной чистотой. «Он все еще отказывается принимать посетителей», - прошептала она, бросив осторожный взгляд на закрытую дверь палаты. «Даже родители прекратили попытки после того, как он... ну, вы понимаете. Агрессия - это нормальная реакция на такую травму, но в его случае...»

Пальцы Марины сжались вокруг стеблей цветов до боли, когда нахлынули воспоминания: их горькая ссора пять лет назад, когда он обвинил ее в том, что она душит его своей всепоглощающей любовью. «Тебя слишком много для любого мужчины», - были его последние слова перед тем, как он хлопнул дверью и исчез из ее жизни. Тогда она провела недели в слезах, пытаясь понять, что пошло не так, как ее забота и преданность могли стать тюрьмой для человека, которого она любила больше жизни.
Но наблюдая за ним сейчас, она видела то, чего не могли увидеть медицинские работники - под гневом и отстраненностью скрывался мужчина, который когда-то смеялся над ее нелепыми шутками. Тот же самый мужчина, который засыпал с головой на ее плече и шептал во сне ее имя.

Доктор Петров вырвал Марину из размышлений своим объяснением, детализируя состояние Алексея с профессиональной точностью. «Полное повреждение спинного мозга на уровне L2», - произнес он, его слова эхом отражались в коридоре как медицинский смертный приговор. «Тяжелая психологическая травма, абсолютный отказ от участия в реабилитационных протоколах. Откровенно говоря, госпожа Кузнецова, мы делаем все возможное, но без желания пациента выздороветь...»
Марина смотрела сквозь стекло, как физиотерапевт пытался работать с Алексеем.

«Понимаете, - продолжал доктор, поправляя очки, - авария, унесшая жизни его друзей три недели назад, оставила его не просто физически сломленным, но и эмоционально разрушенным. Вина выжившего - это серьезное состояние. Он отказывается есть, спать, разговаривать. Мы опасаемся...»
Медицинская команда обменивалась многозначительными взглядами, их невысказанный вывод был ясен: этот пациент сдался. Марина видела безнадежность в их глазах, то, как они уже списали его со счетов как еще одну жертву травмы, слишком глубокой, чтобы ее преодолеть.