Как рождается любовь-часть 4-я. А я иду, шагаю...

               
  Прошло полгода.
  И снова тот же поезд, тот же вагон "крем-брюле" с кипенно- белыми занавесками и сине-белым постельным бельем.

 Слева от меня- раскинувшаяся полная светловолосая женщина, чей   богатырский храп извещает о силе жизни на весь вагон.
 Напротив - худощавая брюнетка, тоже пребывающая в объятиях Морфея.

 За окном, несмотря на календарную весну, мелькают зимние пейзажи: бело-голубые сугробы снега, изрезанные полосками теней чернокожих осин, белоствольных берез и устремленными ввысь кронами сосен.
 Время от времени выплывают, осевшие под тяжестью мартовского снега, с робким дымком тянущиеся от крыш, графитово-серые деревни, вызывающие совершенно непонятные ностальгические чувства.

 А позади она, первопрестольная, куда, каждый раз попадаю волею случая, и потому знакомство, общение с ней всегда на бегу, и, может быть, именно поэтому каждый фрагмент этого знакомства, как яркая вспышка фотокамеры, которая выхватывает самые яркие впечатления от этого общения.

-Я хочу показать тебе "Норд-Ост", прежде водил туда своих детей на новогоднюю елку.
 Вечерние улицы почти пустынны, только шуршание шин, проезжающих мимо машин, нарушает постепенно накрывающую город ночную тишину.
 Идем быстро, рука в руке, синхронно отталкиваясь носками от ровного чистого асфальта и так же синхронно приземляясь каблуками на тот же асфальт
 Кажется, еще немного и мы взлетим. А может быть это так и есть?
 Белые лебеди появились внезапно, они кружили над невысоким постаментом в свете направленных на них софитов.
 Они кружили и кружили, вызывая щемящее чувство недопетой песни.
  Рядом деревянная часовня и белокаменная церковь, словно воссозданные по древнерусским эскизам.

 Подходим к самому зданию печально-известного мюзик-холла: золотом высеченные имена, детские игрушки, цветы, портреты…
 133 жизни, 133 недопетые лебединые песни, ушедшие в вечность.
 Именно в этот миг приходит понимание всего трагизма, случившегося и осознание ценности своего бытия…

 Возвращаемся к себе чуть медленнее, чуть притихшие, лишь крепче сжимая свои руки, словно давая себе слово, что ничто не разлучит нас в этой жизни, ничто, никто и никогда, вместе, до конца.

 И снова утро нового наступившего дня.
 За окном редкие прохожие, прячущие от холода свои лица в теплых капюшонах, на асфальте легкая поземка.
  Зима, как истинно русская женщина, встала широкой грудью вперед, уперлась в бока, сдвинула брови: - Не пропущу тебя, Весна! Не пропущу! - И, ведь верится, такая не пропустит.
 Выходим на Театральной площади. Большой театр.
  Где-то рядом должен быть памятник Мае Плисецкой, но не сегодня, в следующий раз. Идем к Гоголевскому бульвару.

 Как же приятно "узнавание" Москвы вдвоем, когда отмеряемые ногами километры легки и незаметны!
- Бульвар изменился, здесь было много ларьков, киосков, павильончиков. Убрали, впрочем, как и весь город, очень изменился в лучшую сторону.
-Да? А я ведь ее, послеперестроечную и не успела увидеть. Но до чего же красиво! Особенно здесь, в центре, что ни дом, то красота.

 Что это? На склоне, выложенном брусчаткой, головы лошадей.
 Их много, очень выразительные, с испуганными глазами, плывут в разные стороны.
 Или тонут? А вот жеребенок, не знает куда, в какую сторону плыть.
 А в лодке чуть впереди на постаменте в задумчивости сидит Шолохов, такой узнаваемый.
 И защемило сердце, куда плывут кони? Дон переплывают? Или тонут? Слишком напуганы их глаза.

  Лишь позднее, я узнала, что памятник глубоко и трагически символичен.
 Эти плывущие в неизвестность кони по замыслу автора - расколовшаяся   надвое Россия.  Белые и красные, по злой людской воле ставшие врагами.
  И вспомнился рассказ дедушки Германа, о том, как два его брата встретились в одном из боев гражданской войны, и закончился тот бой тем, что один брат хоронил другого брата, "врага" своего. Можно ли себе представить, более трагичную ситуацию?
  Что испытывал он, склонив свою голову над могилой своего брата? Нетрудно представить.
 Долго мы стояли, смотрели со всех сторон.

 Пройден Гоголевский бульвар. Впереди Арбат, почти пустой в этот холодный мартовский день, но для нас от этого не менее интересный, не люди нас привлекали, а город, с его музыкой в камне. И он все удивлял и удивлял, все восхищал и восхищал.

 Мы шли к Храму Христа Спасителя. В тот день он был для нас главным в нашей прогулке по белокаменной.
 -А не согреться ли нам чаем? Ты какой выбираешь?
 Просматриваю меню: -Наверное, зеленый.
 С открытой, обезоруживающей улыбкой: - А я предлагаю тебе Иван-чай!
- Иван-чай? Я увидела его название на стёклах и в голове мелькнуло, хорошо бы попробовать, но ведь здесь в меню нет его…
Снова улыбнулся: - Все решаемо! Все в наших руках!
И вот мы уже наслаждаемся горячим душистым Иван-чаем, от которого тепло разливается по всему телу…

 Все. Мы готовы к тому, чтобы войти в Храм спокойными и собранными.
Храм. Очень трудно его описать.

 Общее впечатление- это сияние золота, это изумительная роскошь. Роскошь во всем: в настенной росписи, в иконах, в исполнении алтаря. –внутри. Белый с бронзовыми скульптурами и горельефами -снаружи.
 Храм Христа Спасителя, это-торжественность, это-праздничность.
И вспоминается другой храм, Кафедральный собор Мюнстер во Фрайбурге, где совсем другая атмосфера, другое настроение. Сумрачные, темные своды, и все убранство придавливают своей мощью и только разноцветные витражи под куполом дают некоторую надежду на радость жизни.
 Храм Христа Спасителя-это Свет, Добро и Красота.
-Пойдем, я покажу тебе Серафимушку.

  Подходим, стоим, ставим свечи. Я узнаю его на иконе. Жизнь и сподвижничество Серафима Саровского просто потрясли меня после книги "Нет нам дороги унывать".
-А вот Сергий Радонежский. - Вглядываюсь в его образ. У каждого из нас это имя на слуху. Для меня тоже, но не более.
 Чем он стал так дорог памяти людской, с чем вошел в историю? Надо узнать, познакомиться поближе.

 Вышли из храма на пешеходный мост с красивыми фонарями, с которого открывается изумительный вид на памятник Петру Первому Зураба Церетели.
  Как же я хотела его увидеть! И вот он! Стоит! Как на ладони! На душе тепло и празднично! Хочется петь, смеяться и бежать с раскрытыми объятиями.

  А вот трое молодых высоких иностранцев именно так и поступают. Все в одинаковых серых шапках-ушанках с красными звездами, улыбаются, подпрыгивают, о чем-то громко говорят, направляя свои камеры то влево, то вправо, то вперед, то назад.
 Такие радостные, белозубые гренадеры!
Прогулка удалась и день удался, уже ничего не ждешь от него большего.
- Э, нет! А как же наше любимое бамбуковое пиво, в нашем заветном ресторанчике?!
-  Правда? Хочу-хочу…!

 Так все близко, рядом оказалось. Не прошло и получаса, как мы уже за столиком в уютной кабинке с белыми стенами и черной японской графикой: иероглифы, ветки цветущей сакуры и вулкан Фудзияма.
 А с одной из стен смотрят на нас разноцветные рыбки с толстыми губами и круглыми от нескрываемого любопытства глазами: - А что это вы тут делаете?!
А мы едим вкуснейшие роллы "Калифорния" и запиваем свежим зеленым бамбуковым пивом.
- Остался последний день...Что еще хотела бы ты посмотреть?
- Хочу пройтись по Тверской. Мое давнее желание. Она так часто мелькает в литературных произведениях... Сам Пушкин проезжал по ней в карете. И не только Пушкин...
-Нет ничего проще. Завтра с утра.

 "Завтра" не замедлило.
  Какая же длинная она, Тверская! А нам по-прежнему тепло, солнечно, радостно.
 Книжный магазин "Республика": - Зайдем, ты же говорила, что блокнот тебе нужен в дорогу для записей… -Да? А я уже и не помню, спасибо, да, конечно.
  Как трогательна эта забота!
 Не нашелся нужный мне блокнот, зато в пакете лежат Брэдбери и Гавальда, радость моя приумножилась.

 Переходим на другую сторону, меняем направление и тут же выплывает "привет от родимого дома": на одном из красивых зданий табличка акционерной кампании «Башнефть». Удивительно, казалось бы, ничего особенного, но приятно.
 Вспомнились лермонтовские строчки: - И дым Отечества нам сладок и приятен...
Концертный зал Чайковского.

 И снова, необъяснимые чувства радости встречи с чем-то родным и знакомым. Нет, не тонкий ценитель я классической музыки, отнюдь.
  И тем более не было случая сидеть и слушать музыку в этом зале, а   название вызывает столько чувств, поднимает их из самых глубин и смотришь на это здание как на некую святыню, символ Москвы и даже страны, потому что в детстве и в юности по радио и ТВ часто звучали концерты из этого зала.

 А строго напротив стоит во всей могучести Маяковский, а между этими двумя знаковыми "объектами" много-много двухместных качелей: Сидят на них бабушки- качаются! Сидят на них дети-качаются! Сидят на них женщины с мужчинами - качаются!
 И вы думаете, что мы прошли мимо?!
  Конечно же, нет! Мы сели рядышком, оттолкнулись от земли и...полетели!

  А Маяковский строго так, все смотрел и смотрел прямо на нас, дескать, когда же вы угомонитесь.
 Конечно, мы угомонились. Мы остановили свои крылатые качели, аккуратно ступили на землю и пошагали дальше. Нас ждал Пушкин.
  Он ждет каждого, кто приходит к нему.
            "Слух обо мне пройдет по всей Руси великой
             И назовет меня всяк сущий в ней язык
             И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий
             Тунгуз, и друг степей калмык..."

 Читаешь эти строки, высеченные на постаменте и мороз пробирает:
              -И долго буду тем любезен я народу
               Что чувства добрые я лирой пробуждал
               Что в мой жестокий век восславил я свободу
                И милость к падшим призывал.
 Какого же гения родила Россия! В 15 лет опубликовал свое первое стихотворение, в 37 ушел из жизни и вот уже 179 лет в наших умах и сердцах.

  Вагон медленно просыпался. Заполненный накануне до последнего места, за ночь слегка опустел.
 Вот и моя попутчица на своей боковушке осталась одна.
 Убрала свою постель, причесалась, прибралась, разложила широко все свои припасы, плотно позавтракала и снова ушла с головой в кроссворды, над которыми "ломала" свою голову поздним вечером.
 
 Зазвенел звонок ее мобильного. В трубке мужской голос, моя спутница отвечает:
-  Да...нет, не замерзла, тепло...да, удобно...нет, все хорошо...да, позавтракала…не беспокойся, все хорошо.

 Не выдерживаю: - Заботливый у вас муж...
 -Да! - С радостью и готовностью поворачивается ко мне.
 - А Вы знаете, он на 11 лет моложе меня.
Делаю удивленные глаза: - И Вы не комплексуете по этому поводу?
- Нисколько! Мы даже расписались с ним и вот уже пять лет живем вместе. А как он внука моего любит, и его родные ко мне очень хорошо относятся, мои его тоже приняли.

  Ее бесхитростный рассказ все льется и льется.
- Живем на съемной квартире, хотя есть свое в Кировске, просто в Москве легче заработать.
 А я сидела с устремленными на нее глазами, ушедшая в свои мысли: -Вот оно, простое женское счастье.

-Простите, а как Вас зовут?
- Маша.
Улыбаюсь: - Как жаль, что не Вера, для меня это так важно.
- А меня сестра встречает в Приютово, Вера.
Удивляюсь, а в голове: - Только намек...

 С улыбкой мысленно провожаю Машу, желая, чтобы все у этой доброй женщины сложилось так, как хочется ей.
 Поворачиваюсь к окну: -А что у меня, там, впереди?