Сказка о Лёне русофобе и его буднях. Глава 1

  Изучая творчество писателей - сатириков конца XIX века, я нашел интересную сказку, которая удидивительно пересекается с днем сегодняшним.
  Изменив в ней имя главного героя на вымышленное имя "Леонид" предлагаю её вашему вниманию в виде аудиоверсии, записанной на катушечный магнитофон "Маяк 01"

   Здравствуйте, дорогие радиослушатели!

   Вы слушаете радиопостановку «Сказка о Лёне-русофобе и его буднях». У микрофона Тихон Чикамасов. Привет!

   Но в начале хочу сказать: проза мне наскучила, эпиграммы приелись. Сказки — это новый этап моего творчества, дебют. Я впервые взялся за материал такого типа.  Сказка в духе М.Е.Салтыкова-Щедрина.
   Буду рад  получить ваши отзывы. Надеюсь, она поднимет вам настроение, а кое-кто узнает в ней себя.
   Итак, поехали!
   Вступление.

   В славном городе Семи Колодцев, который затерялся в знойных Ближневосточных песках, жил-был бодрый старец по имени Леонид.
   Проживает он там уже лет пятнадцать, перебравшись из славной Одессы. Перебрался-то перебрался, а душой, видно, остался там же, где и пуповину его некогда обрезали, да не до конца, а так, слегка подщипнули.
   Так и осталась эта невидимая, но крепчайшая связь "через моря-пустыни, горы и долины". И питает она его не молоком материнским, а чем-то дугим, потому что он становиттся неадекватным, несогласным и проявляет агрессивные черты поведения.

   Жил Леонид не как все люди. Мудрость великую в быте проявлял: когда солнце палило так, что камни плавились, переселялся он в пещеру, ибо там прохладнее. А когда ночи становились холодны, как сердце ростовщика, перебирался в один из колодцев, ибо там теплее. И так, скитаясь меж каменным чревом и земляной глоткой, мыслил он себя пророком в пустыне, а по сути был просто пожилым троглодитом с ноутбуком и трясущейся в мелком треморе головой.

   Основная часть. Будни и труды.

   Просыпался Леонид с первыми лучами солнца, которое он недолюбливал за то, что светит оно России. Первым делом чесал руками свою знаменитую бороду – вместилище мудрости и верблюжьих колючек, что цеплялись к ней во время его философских прогулок к отстойнику. Расчёски он не признавал, ибо это орудие порабощения и унификации личности. Оттого шевелюра его походила на гнездо пустынного воробья, разорённое ураганом, а от всего его существа исходило такое «амбре», что даже скорпионы, проходя мимо его жилища, сворачивали в сторону, щелкая хвостами в знак протеста.

   Утолив голод сухой лепёшки, приготовленной на потной залысине соседа и мысленно послав проклятие русским блинам, Леонид приступал к главному труду своему – священнодействию. Открывал он свой ноутбук, добытый, по слухам, в обмен на три обещания:
 - никогда не мыться,
 - не причосываться
 - и погружался в пучину творчества в любую погоду.

Пальцы его, похожие на высохшие корни мандрагоры, начинали стучать по клавишам, рождая то пасквиль злобный, то саркастический вирш. Писал он о России. О том, как все там – насекомые слепые, мухи глупые, что бьются лбами о стекло на закрытой кухне, алча свободы. А он, мол, свободен, как птица, сидящая в колодце глубиной в пятнадцать метров. Писал, пыхтел, потел от усердия, отчего «амбре» лишь усиливалось, приобретая нотки перезрелого сыра и философского фанатизма.

    А когда персты его уставали стучать, Леонид предавался другому занятию — чтению чужих стихов. Найдя в сети Интернет творение, что казалось ему слабым, он немедля брался за "клаву", дабы написать на него едкую пародию. И в этом деле он видел свою высшую миссию: не сотворить прекрасное самому, но указать другому на его несовершенство. Он был подобен старому, беззубому льву, который уже не может охотиться, но с наслаждением рычит на молодых и сильных, доказывая самому себе, что его рёв всё ещё имеет значение. И каждая удачная, как ему казалось, насмешка над чужой строкой питала его тщеславие лучше всякого финика, ибо в унижении другого он находил мимолётное собственное величие.

А был однажды случай, коий ясно обнажил всю суть его бытия. Решил как-то Леонид, что ему необходимо «свежее вдохновение». Выбрался он из колодца и побрёл на местный Бедуинский базар, дабы узреть «радость свободной жизни». Увидел он торговца, продававшего сладкие, сочные финики. И захотелось Леониду фиников страстно, но денег, как водится, не было. Подошёл он к лавке, набрал в грудь воздуха (отчего торговец отшатнулся, будто от удара серной гранатой) и изрёк:
— О, сын пустыни! Даруй мне горсть фиников, дабы я, узник совести, мог подкрепиться для новых битв с Империей Зла!

Торговец, человек практичный, ответил:
— Битвы битвами, а финики — по десять шекелей.

Леонид возмутился до глубины спутанной души:
— Как?! Я, голос правды, обличитель тирании, должен платить? Да мои посты в Facebook бесценны!

— За бесценное и платить не надо, — философски заметил торговец. — А за финики — надо.
   Не солоно хлебавши, удалился Леонид. Но не сдался. Вернулся в колодец, сел за ноутбук и написал гневный трактат на семи страницах о том, как «в этом так называемом свободном мире даже элементарное человеческое сочувствие и поддержка инакомыслящего измеряются меркантильными шекелями! Всюду дух торгашества, всюду презрение к высокому! А в России… в России…»
   Тут он задумался, пытаясь вспомнить, давали ли ему что-то даром в России, но память подвела, выдав лишь образ строгой продавщицы в гастрономе. Пришлось закончить абстрактно: «…А в России вообще всё плохо! И финики там невкусные!»
   И, насытившись этой мыслью, он почувствовал себя сытым и правым. Вот так простое финиковое фиаско превратилось в его сознании в эпохальное подтверждение всех его теорий.

   И вот, когда накоплялась у него критическая масса пасквилей, случалось чудо. Ветер, тот самый попутный ветер с востока, подхватывал и ароматы Леонида, и виртуальные перлы его, и нес через пол-земли прямиком в Россию. «Вот, – думал Леонид, вдыхая знойный воздух, – донеслось. Чуют теперь, чуют правду мою!»
   А в России в это время бабушка у открытого окна говорила: «Что-то ветерок несёт, пахнет, будто мыши дохлые в подполье», – и закрывала форточку.
   Вечерами, сидя на краю колодца и глядя на звёзды (которые он тоже подозревал в русофильстве, ведь он и России тоже светят), Леонид вел беседы с местными шакалами. Те выли на луну, а он – на Россию!!
   Диалог получался оживлённый и взаимопонятный.


   Выводы, или Отчего человек в годах гадости пишет.

А отчего же, спросит читатель, человек, проживший семьдесят пять зим, тратит остаток дней не на созерцание вечного, а на стряпню словесной отравы? Причины сокрыты в трёх колодцах его бытия.

  - Первый колодец – Колодец Забвения. Леонид боится, что его забудут. И в Одессе, и в России, и в Семи Колодцах. А кого помнят? Того, кто либо добро великое сотворил, либо такую пакость устроил, что не вывести. На добро сил нет, а пакостить языком – всегда пожалуйста. Лайк, шер, проклятие – тоже внимание.

  - Второй колодец – Колодец Оправдания. Всю жизнь свою он искал виноватых в своих неудачах. И нашёл. Огромная страна, идеальная мишень. Все беды – от неё. И переезд в пещеру – не бедность, а принципиальный протест. И немытость – не лень, а аскеза борца. И даже финик, не полученный даром, – не его жадность, а всемирный заговор против инакомыслия. Чем громче он ругает прошлое, тем праведнее кажется себе в настоящем.

  - Третий и самый глубокий – Колодец Невозвращения. Он сам себя загнал в угол, в пещеру, в колодец. Признать, что можно жить иначе – значит признать, что пятнадцать лет он провёл в маниакальном бреде. Силы на такое признание нужны титанические. Проще продолжать. Писать. Злиться. Источать "Амбре". И ждать того самого попутного ветра, который донесёт до бывшей родины весть о том, что в песках, в колодце, сидит престарелый, больной человек и всё никак не может её забыть.

    Так и живёт он, пророк в собственном уме и троглодит в глазах остальных.
    А невидимая пуповина тянется, без которой он уже и жить-то не может.
    Ибо благодаря чей-то ошибке эта связь сохранилась, а без этой связи, пусть и столь уродливой, он – просто старик в глубокой яме, которого и шакалы-то всерьёз не принимают, и фиников ему не дают на базаре.
    Вот и сказке конец, а кто слушал - молодец.

    Вы слушали аудиодраму "Сказка о Лёне-русофобе и его буднях".
    Автор М.Е.Салтыков-Щедрин.
    Читал Тихон Чикамасов.

До новых встреч, друзья!
    Далее звучит Марш ЦАХАЛА (официальный марш Армии обороны Израиля, исполняемый на церемониях и парадах).