Виктор Бурков-Давыдов
За автора:
С определённого времени моя сущность перешла в другое качество и возникла потребность заменить активную форму жизни на что-то стоящее, не менее значимое. Выбор пал на эпистолярный жанр. Проще говоря, я заболел "графоманией". Каюсь, в стране, где население подвержено более страшным заболеваниям, скромная, безопасная для окружающих, скажу прямо – душевная болячка, не повод трубить о ней на весь свет. Но келейность, даже в пору всеобщего увлечения "опиумом для народа", не входит в лучшие черты автора. Вот "пустое" критиканство, тьфу на меня, это по скромному мнению автора совсем не плохо. Хотя кого интересует чьё-то заштатное мнение?
Учитывая сложившиеся реалии, даже стиль своим творениям захотелось придумать самому. А почему и нет? Были же великие примеры, такие как "кухонное творчество" одной уважаемой английской домохозяйки. Прислушайтесь, в манере новоявленного автора явственно слышится самый пенсионный звук в мире – звук костяшек домино. Критики скажут: "Пустой звук, значит пустозвон"! Да на здоровье! На заборах писать проще. Для нас и домино сойдёт.
И так, стиль будет называться Вэй-ци, тоже домино, но вид с боку. Между прочим второе значение этого китайского символа – защитное дыхание в системе Ци-гун. Автор дед – Бо, а кто с этим поспорит? К тому же ясен пень мастер. Кто себя не считает мастером? То-то же. И так подведём итоги:
– приятно познакомиться, Виктор Бурков автор самодеятельного творчества Вэй-ци бо да-ши.
Звучит!
Несколько слов для представления творческих успехов незнакомого читателям автора.
Всех благ тебе, добрый неизвестный, нашедший мужество заглянуть на страницу Виктора Буркова-Давыдова.
Спешу сообщить, что Бурков-Давыдов, не всегда носил столь благородную фамилию. Были годы, да что там годы – десятилетия, когда к нему обращались не иначе как:"товарищ Усов". То была чудная пора работы на оборонном заводе, учёбы в университете и службы в органах правопорядка.Затем заслуженная отставка и дилемма: "Куда себя вздеть?". Так получилось, что забирая трудовую книжку из отдела кадров одной "левой" судоходной компании,он в мае 2011 года последний раз ощущал себя именно Усовым. Следующим утром, мысли о полной свободе от всяческих обязательств, подвели черту под первым этапом жизненного пути примерного семьянина и труженика превратив его в "самодеятельного писателя" творящего свои опусы под фамилией – Бурков-Давыдов.
Бурков – старинная семейная фамилия доставшаяся автору от бабушки: беспризорнице 20-х годов прошлого столетия, комсомолке "хетагуровке" приехавшей по призыву – "Девушки – на Дальний Восток" на самую окраину страны, в город-порт Владивосток и принимавшей участие в "Хасанских событиях". Старенькая бабушка – певунья и рассказчица, заменившая внуку ясли-сад, безусловно повлияла на становление будущего прозаика. У каждого поэта своя Арина Родионовна (несколько напыщенная фраза, но писавшему она нравиться ибо отражает суть вещей). Тем более, что в своём творчестве Виктор Бурков-Давыдов придерживается бабушкиного правила: "После себя нужно оставить всё то интересное, что когда-то составляло жизнь окружающих тебя людей". Разве можно допустить, что бы людские рассказы поведанные автору встреченными на жизненном пути попутчиками, канули безвозвратно не оставив свой след на бренной земле? Конечно нет! Вот и выводит Бурков-Давыдов в своих повестях доверенные ему окружающими побасенки стараясь поменьше "приврать" от себя лично. В них, его земляки – Владивостокцы и жители других населённых пунктов края, выступают истинными героями сочиняемых текстов. С ними на равных главенствует в повестях и сам Приморский край, с его многообразием живой природы и своеобразием ландшафтов.Что касается второй половины "дворянской" фамилии – Давыдов, то она принадлежала матери прозаика в пору её девичества.Такие вот тайны Мадридского двора.
Первым, "из-под пера" Виктора вышел сборник рассказов "Сказки старого Хай Дун шэн-го", куда вошёл целый ряд историй поведанных автору сотоварищами у охотничьего костра. У сборника несколько затяжное начало явно перегруженное охами да ахами слюнявого патриотизма с признаниями в любви к месту, где родился автор. Но изменять, что-либо в угоду улучшения читаемости побасенок Бурков, а тем более Давыдов, видимо не собирается.
Общая тема сказок старины "Хай Дун шэн-го" заключается в попытке оставить на земле частичку "ушедших в никуда" её простых жителей. О "великих" и без этих строк озаботятся хроникёры. Сколько виденного и прожитого превратилось в пыль времён, какие характеры и типажи исчезли не оставив о себе и следа, а сколько историй-побывальщин сохранились лишь в горячих сердцах их современников. Страшно сказать – не поддаётся исчислению. Не дать окончательно умереть человеку – это помнить, что и он когда-то топтал Приморскую землю.
Забавные пустячки, вроде сказок сдобренных хорошей порцией авторских домыслов пронизывает мысль героя высказанная им в сказке "Сибирь -матушка". Он говорит: "Былина тоже сказка, да сколько в ней правды!" В этом всё жизненное кредо автора и его героя совершившего подвиг – он сумел достойно прожить жизнь в такой своеобразной стране. "Понимаете," – говорит рассказчик, – "я люблю историю, но я не историк". – Этим он объясняет свою страсть к собиранию побывальщин и их пересказ. – "Могу соврать или приукрасить чего на раз. Всё о чём берусь рассуждать плоды моих раздумий. Обратите внимание, происходящих в моей собственной голове. Читая книги, даю пищу уму, далее накладываю на прочитанное воспоминания доверенные мне многочисленным количеством встреченных за жизнь людей, их личные наблюдения и события в которых они принимали участия, истории их семейств и побасенки полученными ими из других источников. Рассказываю Вам собственные сказки, не детские, а идущие от слова сказитель, источника изустного народного творчества. Своего рода былины, понимаете? Былина, быль, а говорит о богатырях. Кто сможет сказать, что их не было?"
В дни, когда "реформой" сверху уголовный розыск в крае практически изведён к нулю, Бурков в сказке "Оперсос и приведение", вошедшей в сборник "Родина восточных драконов или сказки старого Хай Дун шэн-го"подымает тему непростой судьбы оперсостава Органов Внутренних Дел. Сюжет, за мелкими деталями реален. Даже герои, включая само приведение, когда-то, а может и до сих пор живут в славном городе Уссурийске, том самом, который в специфической среде называли – Негодяевском. Случайно вспомнив про подарок шутников оперов к новоселью – большого гипсового Бу-дай-хэ-шана, кто не знает одно из воплощений Будды, автору захотелось рассказать о тех замечательных профессионалах сыска с которыми его свела судьба. Почему "китайский-болванчик" смог вызвать столь сильные чувства спросите вы? На самом деле всё просто. Будда был совершеннейшим образом похож на Толика, будущего главного героя сказки. По молодости лет и недомыслию, будущий автор высказал свои наблюдения гостям и с удивлением обнаружил после их ухода надпись перечёркивающую брюшко Будды: "Меня зовут....". О друзьях тех лет, многие из которых преждевременно покинули нас автор не мог не написать пару строк.
Тема оказалась без конца, как долгоиграющая конфета "Собачья радость" и далее последовала серия рассказов о сыщике Толике из ОВД города Уссурийска, старинном приятеле автора, а так как Бурков-Давыдов принципиально не пишет детективов, эти рассказы о реальных людях и событиях отражают всего лишь будничную, повседневную рутинную жизнь оперсостава. Основа повествований не поддающаяся логическому объяснению перипетии жизни Советского общества и щенячий восторг от чудес природы и истинной красоты города Уссурийска.
Случай с жителем Шкотовского района Сущук Николаем Орехтовичем, из девятой сказки сборника, который дважды умирал в Уссурийской тайге: первый раз замёрз на Шкотовском плато и окончательно сгинул среди цветущих циприпедиумов на седловине горы Криничной, связывает наше время с далёким прошлым и даёт самостоятельный сюжет для работы над книгой "Два конца радуги". Представьте себе, как на полах халата бессмертного мин-шань шагающего из века в век червячным переходом по дороге семи цветов, с гор Утайшань, что в провинции Шаньси, прямо на горы хребта Да-Дянь-шань в Приморье путешествуют семена замечательных орхидей. С юга прямо на далёкий север. Здесь, в неведомых далях прячутся тайны исчезнувших цивилизаций. Где-то в тайге, прямо под нашим носом вздымается к небесам вершина Бэй-шу-ла, "Одиноко стоящей на севере горы" в которой спрятан вырезанный в её недрах древний город. Именно его охраняют невиданные звери и тысячелетние вороны. Автор знавал человека, который пятьдесят лет назад встречал в тайге жёлтую пантеру – невиданного зверя.
Ныне, перед "самодеятельным писателем" стоит новая сверх задача – окончить третью книгу "Два конца радуги" о событиях произошедших в самом конце V-го века в северной части нынешнего Китая. Тема сама по себе сложная, источники тех лет скупы на описание происходившего, однако не это обстоятельство вызывает наиболее серьёзные осложнения. По сюжету книги, из столицы Северной Вэй в район земель занятых в наши дни Приморским краем направляется "шпион жизни". Но дикий край вообще не находил своего отражения на страницах древних хроник, так как был несколько в стороне от политических и прочих событий волновавших летописцев тех лет и если в других частях описания Китая, Тибета, Индии, Мьянмы, Кореи и Японии основывались на литературе доступной автору, то Приморье полутора тысячелетней давности потребует массу фантазии. Однако Бурков-Давыдов обещал постараться, как говорится: "Поживём увидим". Китайский язык – ещё та грамота. Вместе с тем Виктор смело использует её отдельные знаки, в русской транскрипции разумеется. Как поясняет автор, этим приёмом он пытается внести определённый восточный колорит и придать некую правдивость своему роману. Что из этой попытки вышло – судить читателю, которому придётся простить автора за возможные неточности, искажения и вовсе притянутые за уши обороты "древнекитайской речи":
Старец на склоне лет,
уперев о горбы колен,
ладони, что высушил век,
кутаясь в ветхий син-тэн
согбенный сидит у воды.
Прозрачный морской рассол,
щиплет его стопы,
колыхая в волнах быльё
стоптанных се-гун-цзи.
Подле, на гальке морской
холщовый лежит син-нан,
посох и шапка ли,
пожитки бродяги в пути.
Свитки теснятся в мешке,
песнями полон син-нан,
о царствах при море Дун-хай,
деда печалят они...
Но думы Хай Дун светлы.
Глаза у Шэн-го мудры.
Волос белее дня,
долог и скручен в цзы...
Вспомнил старик про Чжень,
облачный край – Громовой,
яркий коралл мэй-хуа,
в зелени ширмы лесной.
Ту, что росла в Дун-фан,
Восточной цветущей земле –
именем Хай Дун шэн-го...
Дальше, больше-поехало, и теперь на руках писателя скопилось немало романов про историю освоения Приморской области:
"Сопки в красной пыли" – начинаются в 1868-м году, с событий на острове Аскольд (Цендао) и с бандами хунхузов растекаются кровавым пятном по всему Зауссурийскому краю. Приезд Цесаревича, в мае 1891-го года, во Владивосток, события связанные с этим визитом:агенты иностранных держав,полиция, жандармы, хун-ху-цзы, простые обыватели города-порта, города-крепости, всё смешалось в этом романе плотным клубком авантюрных событий.
"Тайны Си-хо-тэ Шань-мо" – в первой главе возвращают читателя в 1891-й год, в лавку маньцзы торгующего пушниной. У него Цесаревич покупает гостинцы матушке-царице. После ухода Его Высочества, туже лавку, только по шпионским надобностям,посещает лазутчик Микадо. Далее время стремительно бежит вперёд и вот, на дворе 1898-й год, строительство КВЖД набирает темп. Агент японской разведки проникает на территорию области под видом исследователя Никанского царства, в городе и тайге его по пятам преследует доблестная полиция Российской империи. Но опытному разведчику удаётся перехитрить ретивых "легавых".
"Рыдание каменных львов" – начинается с осени 1916-го, сраженим под деревней Корытницы, где главный герой, поручик сибирских стрелков получает ранение и возвращаясь домой, во Владивосток, попутно женится на барышне еврейских кровей. Пока ехали до дому, настал час Русской революции. Тула, Иркутск, Никольск-Уссурийск, Владивосток, Харбин и Вашингтон в книге выступают заглавными героями.Шпионы, дипломаты, революционеры, офицеры, казаки и бандиты, в романе есть всё, включая эшелон с золотом. Так же не забыты бои на Уссурийском и Гродековском фронтах, поход "Милиции Татарского пролива", да чего не случилось с 1916-го по 1935-й годы, до продажи КВЖД японцам, всё есть в этом романе, нужно читать...
Друг автора – просто Усов.
С определённого времени моя сущность перешла в другое качество и возникла потребность заменить активную форму жизни на что-то стоящее, не менее значимое. Выбор пал на эпистолярный жанр. Проще говоря, я заболел "графоманией". Каюсь, в стране, где население подвержено более страшным заболеваниям, скромная, безопасная для окружающих, скажу прямо – душевная болячка, не повод трубить о ней на весь свет. Но келейность, даже в пору всеобщего увлечения "опиумом для народа", не входит в лучшие черты автора. Вот "пустое" критиканство, тьфу на меня, это по скромному мнению автора совсем не плохо. Хотя кого интересует чьё-то заштатное мнение?
Учитывая сложившиеся реалии, даже стиль своим творениям захотелось придумать самому. А почему и нет? Были же великие примеры, такие как "кухонное творчество" одной уважаемой английской домохозяйки. Прислушайтесь, в манере новоявленного автора явственно слышится самый пенсионный звук в мире – звук костяшек домино. Критики скажут: "Пустой звук, значит пустозвон"! Да на здоровье! На заборах писать проще. Для нас и домино сойдёт.
И так, стиль будет называться Вэй-ци, тоже домино, но вид с боку. Между прочим второе значение этого китайского символа – защитное дыхание в системе Ци-гун. Автор дед – Бо, а кто с этим поспорит? К тому же ясен пень мастер. Кто себя не считает мастером? То-то же. И так подведём итоги:
– приятно познакомиться, Виктор Бурков автор самодеятельного творчества Вэй-ци бо да-ши.
Звучит!
Несколько слов для представления творческих успехов незнакомого читателям автора.
Всех благ тебе, добрый неизвестный, нашедший мужество заглянуть на страницу Виктора Буркова-Давыдова.
Спешу сообщить, что Бурков-Давыдов, не всегда носил столь благородную фамилию. Были годы, да что там годы – десятилетия, когда к нему обращались не иначе как:"товарищ Усов". То была чудная пора работы на оборонном заводе, учёбы в университете и службы в органах правопорядка.Затем заслуженная отставка и дилемма: "Куда себя вздеть?". Так получилось, что забирая трудовую книжку из отдела кадров одной "левой" судоходной компании,он в мае 2011 года последний раз ощущал себя именно Усовым. Следующим утром, мысли о полной свободе от всяческих обязательств, подвели черту под первым этапом жизненного пути примерного семьянина и труженика превратив его в "самодеятельного писателя" творящего свои опусы под фамилией – Бурков-Давыдов.
Бурков – старинная семейная фамилия доставшаяся автору от бабушки: беспризорнице 20-х годов прошлого столетия, комсомолке "хетагуровке" приехавшей по призыву – "Девушки – на Дальний Восток" на самую окраину страны, в город-порт Владивосток и принимавшей участие в "Хасанских событиях". Старенькая бабушка – певунья и рассказчица, заменившая внуку ясли-сад, безусловно повлияла на становление будущего прозаика. У каждого поэта своя Арина Родионовна (несколько напыщенная фраза, но писавшему она нравиться ибо отражает суть вещей). Тем более, что в своём творчестве Виктор Бурков-Давыдов придерживается бабушкиного правила: "После себя нужно оставить всё то интересное, что когда-то составляло жизнь окружающих тебя людей". Разве можно допустить, что бы людские рассказы поведанные автору встреченными на жизненном пути попутчиками, канули безвозвратно не оставив свой след на бренной земле? Конечно нет! Вот и выводит Бурков-Давыдов в своих повестях доверенные ему окружающими побасенки стараясь поменьше "приврать" от себя лично. В них, его земляки – Владивостокцы и жители других населённых пунктов края, выступают истинными героями сочиняемых текстов. С ними на равных главенствует в повестях и сам Приморский край, с его многообразием живой природы и своеобразием ландшафтов.Что касается второй половины "дворянской" фамилии – Давыдов, то она принадлежала матери прозаика в пору её девичества.Такие вот тайны Мадридского двора.
Первым, "из-под пера" Виктора вышел сборник рассказов "Сказки старого Хай Дун шэн-го", куда вошёл целый ряд историй поведанных автору сотоварищами у охотничьего костра. У сборника несколько затяжное начало явно перегруженное охами да ахами слюнявого патриотизма с признаниями в любви к месту, где родился автор. Но изменять, что-либо в угоду улучшения читаемости побасенок Бурков, а тем более Давыдов, видимо не собирается.
Общая тема сказок старины "Хай Дун шэн-го" заключается в попытке оставить на земле частичку "ушедших в никуда" её простых жителей. О "великих" и без этих строк озаботятся хроникёры. Сколько виденного и прожитого превратилось в пыль времён, какие характеры и типажи исчезли не оставив о себе и следа, а сколько историй-побывальщин сохранились лишь в горячих сердцах их современников. Страшно сказать – не поддаётся исчислению. Не дать окончательно умереть человеку – это помнить, что и он когда-то топтал Приморскую землю.
Забавные пустячки, вроде сказок сдобренных хорошей порцией авторских домыслов пронизывает мысль героя высказанная им в сказке "Сибирь -матушка". Он говорит: "Былина тоже сказка, да сколько в ней правды!" В этом всё жизненное кредо автора и его героя совершившего подвиг – он сумел достойно прожить жизнь в такой своеобразной стране. "Понимаете," – говорит рассказчик, – "я люблю историю, но я не историк". – Этим он объясняет свою страсть к собиранию побывальщин и их пересказ. – "Могу соврать или приукрасить чего на раз. Всё о чём берусь рассуждать плоды моих раздумий. Обратите внимание, происходящих в моей собственной голове. Читая книги, даю пищу уму, далее накладываю на прочитанное воспоминания доверенные мне многочисленным количеством встреченных за жизнь людей, их личные наблюдения и события в которых они принимали участия, истории их семейств и побасенки полученными ими из других источников. Рассказываю Вам собственные сказки, не детские, а идущие от слова сказитель, источника изустного народного творчества. Своего рода былины, понимаете? Былина, быль, а говорит о богатырях. Кто сможет сказать, что их не было?"
В дни, когда "реформой" сверху уголовный розыск в крае практически изведён к нулю, Бурков в сказке "Оперсос и приведение", вошедшей в сборник "Родина восточных драконов или сказки старого Хай Дун шэн-го"подымает тему непростой судьбы оперсостава Органов Внутренних Дел. Сюжет, за мелкими деталями реален. Даже герои, включая само приведение, когда-то, а может и до сих пор живут в славном городе Уссурийске, том самом, который в специфической среде называли – Негодяевском. Случайно вспомнив про подарок шутников оперов к новоселью – большого гипсового Бу-дай-хэ-шана, кто не знает одно из воплощений Будды, автору захотелось рассказать о тех замечательных профессионалах сыска с которыми его свела судьба. Почему "китайский-болванчик" смог вызвать столь сильные чувства спросите вы? На самом деле всё просто. Будда был совершеннейшим образом похож на Толика, будущего главного героя сказки. По молодости лет и недомыслию, будущий автор высказал свои наблюдения гостям и с удивлением обнаружил после их ухода надпись перечёркивающую брюшко Будды: "Меня зовут....". О друзьях тех лет, многие из которых преждевременно покинули нас автор не мог не написать пару строк.
Тема оказалась без конца, как долгоиграющая конфета "Собачья радость" и далее последовала серия рассказов о сыщике Толике из ОВД города Уссурийска, старинном приятеле автора, а так как Бурков-Давыдов принципиально не пишет детективов, эти рассказы о реальных людях и событиях отражают всего лишь будничную, повседневную рутинную жизнь оперсостава. Основа повествований не поддающаяся логическому объяснению перипетии жизни Советского общества и щенячий восторг от чудес природы и истинной красоты города Уссурийска.
Случай с жителем Шкотовского района Сущук Николаем Орехтовичем, из девятой сказки сборника, который дважды умирал в Уссурийской тайге: первый раз замёрз на Шкотовском плато и окончательно сгинул среди цветущих циприпедиумов на седловине горы Криничной, связывает наше время с далёким прошлым и даёт самостоятельный сюжет для работы над книгой "Два конца радуги". Представьте себе, как на полах халата бессмертного мин-шань шагающего из века в век червячным переходом по дороге семи цветов, с гор Утайшань, что в провинции Шаньси, прямо на горы хребта Да-Дянь-шань в Приморье путешествуют семена замечательных орхидей. С юга прямо на далёкий север. Здесь, в неведомых далях прячутся тайны исчезнувших цивилизаций. Где-то в тайге, прямо под нашим носом вздымается к небесам вершина Бэй-шу-ла, "Одиноко стоящей на севере горы" в которой спрятан вырезанный в её недрах древний город. Именно его охраняют невиданные звери и тысячелетние вороны. Автор знавал человека, который пятьдесят лет назад встречал в тайге жёлтую пантеру – невиданного зверя.
Ныне, перед "самодеятельным писателем" стоит новая сверх задача – окончить третью книгу "Два конца радуги" о событиях произошедших в самом конце V-го века в северной части нынешнего Китая. Тема сама по себе сложная, источники тех лет скупы на описание происходившего, однако не это обстоятельство вызывает наиболее серьёзные осложнения. По сюжету книги, из столицы Северной Вэй в район земель занятых в наши дни Приморским краем направляется "шпион жизни". Но дикий край вообще не находил своего отражения на страницах древних хроник, так как был несколько в стороне от политических и прочих событий волновавших летописцев тех лет и если в других частях описания Китая, Тибета, Индии, Мьянмы, Кореи и Японии основывались на литературе доступной автору, то Приморье полутора тысячелетней давности потребует массу фантазии. Однако Бурков-Давыдов обещал постараться, как говорится: "Поживём увидим". Китайский язык – ещё та грамота. Вместе с тем Виктор смело использует её отдельные знаки, в русской транскрипции разумеется. Как поясняет автор, этим приёмом он пытается внести определённый восточный колорит и придать некую правдивость своему роману. Что из этой попытки вышло – судить читателю, которому придётся простить автора за возможные неточности, искажения и вовсе притянутые за уши обороты "древнекитайской речи":
Старец на склоне лет,
уперев о горбы колен,
ладони, что высушил век,
кутаясь в ветхий син-тэн
согбенный сидит у воды.
Прозрачный морской рассол,
щиплет его стопы,
колыхая в волнах быльё
стоптанных се-гун-цзи.
Подле, на гальке морской
холщовый лежит син-нан,
посох и шапка ли,
пожитки бродяги в пути.
Свитки теснятся в мешке,
песнями полон син-нан,
о царствах при море Дун-хай,
деда печалят они...
Но думы Хай Дун светлы.
Глаза у Шэн-го мудры.
Волос белее дня,
долог и скручен в цзы...
Вспомнил старик про Чжень,
облачный край – Громовой,
яркий коралл мэй-хуа,
в зелени ширмы лесной.
Ту, что росла в Дун-фан,
Восточной цветущей земле –
именем Хай Дун шэн-го...
Дальше, больше-поехало, и теперь на руках писателя скопилось немало романов про историю освоения Приморской области:
"Сопки в красной пыли" – начинаются в 1868-м году, с событий на острове Аскольд (Цендао) и с бандами хунхузов растекаются кровавым пятном по всему Зауссурийскому краю. Приезд Цесаревича, в мае 1891-го года, во Владивосток, события связанные с этим визитом:агенты иностранных держав,полиция, жандармы, хун-ху-цзы, простые обыватели города-порта, города-крепости, всё смешалось в этом романе плотным клубком авантюрных событий.
"Тайны Си-хо-тэ Шань-мо" – в первой главе возвращают читателя в 1891-й год, в лавку маньцзы торгующего пушниной. У него Цесаревич покупает гостинцы матушке-царице. После ухода Его Высочества, туже лавку, только по шпионским надобностям,посещает лазутчик Микадо. Далее время стремительно бежит вперёд и вот, на дворе 1898-й год, строительство КВЖД набирает темп. Агент японской разведки проникает на территорию области под видом исследователя Никанского царства, в городе и тайге его по пятам преследует доблестная полиция Российской империи. Но опытному разведчику удаётся перехитрить ретивых "легавых".
"Рыдание каменных львов" – начинается с осени 1916-го, сраженим под деревней Корытницы, где главный герой, поручик сибирских стрелков получает ранение и возвращаясь домой, во Владивосток, попутно женится на барышне еврейских кровей. Пока ехали до дому, настал час Русской революции. Тула, Иркутск, Никольск-Уссурийск, Владивосток, Харбин и Вашингтон в книге выступают заглавными героями.Шпионы, дипломаты, революционеры, офицеры, казаки и бандиты, в романе есть всё, включая эшелон с золотом. Так же не забыты бои на Уссурийском и Гродековском фронтах, поход "Милиции Татарского пролива", да чего не случилось с 1916-го по 1935-й годы, до продажи КВЖД японцам, всё есть в этом романе, нужно читать...
Друг автора – просто Усов.
Получено рецензий: 1
Читателей: 6509