Рецензии на произведение «Провинциальное соло»

Рецензия на «Провинциальное соло» (Кира Костецкая)

Здравствуйте, Кира! Я не критик. Рецензий не пишу. Дочитала до конца.

Ольга Смирнова 8   22.11.2016 10:19   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Провинциальное соло» (Кира Костецкая)

Кира, прочитала с большим интересом. Очень узнаваемое время в Вашей вещи, по-моему, всё же оно - главный герой. выбранный Вами из уважения к Фёдору Сологубу, так же привлекавшему и "державшему" читателя точными подробностями своего времени.
Спасибо за неспешное и вдумчивое повествование.
С уважением

Татьяна Бирченко   17.11.2014 14:22   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Провинциальное соло» (Кира Костецкая)

И все таки хочется, чтобы литература учила жизни. Не знаю, что вы хотели подчеркнуть рассказом, однако, я увидел за строчками красоту и пронизанную поэзией жизнь людей.
Интересно, это ваш замысел или все таки целью было показать пустую провинциальщину?
Спасибо, на душе стало немного чище и спокойнее. А Сологуба читать не буду - героев я и в своих рассказов наубиваю сколько угодно)

Игорь Демин   11.01.2014 13:28   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Провинциальное соло» (Кира Костецкая)

"... и скороговоркой произнёся "извините"..."
- надо бы убрать две лишние точки над "е".

И еще. Уж больно сложное построение. Например,
"Подобные речи о сборнике Расула Гамзатова все знакомые Зои Александровны, считавшей себя знатоком поэзии ещё и потому, что на случай приглашения в школы, где она когда-то работала, у неё всегда была графоманская заготовка поэтического приветствия, выдаваемая за собственное творчество, - подобные речи надо было выслушивать в начале телефонного звонка уже на протяжении десятилетий, хотя времена дешёвых роман-газет, откуда когда-то провинциальными учителями черпались знания по многонациональной советской литературе, давно прошли. "

Я бы, как читатель, предпочел те же мысли, что у вас, но в более простой конструкции.
Удачи!

I.Pismenny   03.11.2013 21:24   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Провинциальное соло» (Кира Костецкая)

Понравились мысли героини рассказа. А Сологуба тоже поищу. Хотя много о нем приходилось читать.
Грустная действительность в рассказе оправдана. А жизнь кипит...
И суицида и сейчас много, к сожалению.
Вам успехов!
С уважением,
Татьяна.

Татьяна Шмидт   07.10.2013 12:54   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Провинциальное соло» (Кира Костецкая)

Кира,

Ну вот наконец я добралась до написания отзыва, и даже дописала (!) его.
Хотелось написать по горячим следам, но не было возможности.

Вначале я боялась, что растеряю все мысли – слишком много их было по прочтении. Но потом подумала, что так даже лучше – будет время подумать обо всём спокойно. И само произведение, и его тема, и Ваш спокойный стиль изложения к тому располагают.
Дочитав рассказ до конца, я совсем успокоилась, и подумала - словами Вашей героини: “Не получалось сейчас <...> окончательно сформулировать разбегающиеся мысли насчёт прочитанного и пережитого, пережитого и прочитанного. Не пора ли спать, и завтра есть время подумать над всем этим.”

Прежде всего хочу сказать, что многое в этом рассказе созвучно и мне, и моим мыслям о жизни, о современной российской действительности. Не хватает мне только Вашего спокойного на неё взгляда и философского ко всему отношения.

А теперь постараюсь написать обо всём по порядку.

Очень удачно подобрано Вами название – оно привлекло меня сразу, как только я его увидела. В этом “соло” много всего слилось: и творческий псевдоним писателя “Сологуб”, и музыка, так как само слово – музыкальный термин ((итал. Solo — один) — исполнение всего музыкального произведения или его ведущей тематической партии одним голосом или инструментом), и извечная, неизбывная, тема одиночества человека в этом мире.

Начинается рассказ вроде бы обыденно... Героиня едет за книгой. Через весь город. В автобусе. Микрорайоны... Магазины... Как везде, как у всех – что в провинции, что в столице – везде новостройки, везде “стекляшки”. Книги так и не купила, зато устала, проголодалась.
"Ненавязчивый", а точнее - удручающий, ущербный российский сервис. Ущербная мысль “российских предпринимателей” – ибо только будучи ущербным можно “изобрести” такое вот названьице: “детская правильная обувь”, "Салон красоты "ГАРАЖ".

Все эти вывески-растяжки и вывески-распорки, все эти “Гаражи” с наращиванием волос, горделивые (но по сути своей "общепитовские" в самом худшем понимании этого слова) “бизнес-ланчи” и “гиперсупермаркеты” (!)... они множатся, растут... их монотонное и многократное повторение производит довольно тягостное впечатление и усиливает ощущение постепенно сгущающегося абсурда.

Абсурдны и люди, населяющие этот абсурдный мир. Абсурдно и их поведение.
Мы словно переносимся вместе с героиней в провинциальную Россию времён написания “Мелкого беса” и даже дальше – в реальность самого романа.

И “Чёртов Маньяк”, “недотыкомка”, тут же предстаёт перед нами – един в двух лицах, в образе двух охранников – он будто вынырнул из того мрачного времени. У Сологуба читаем: “Она (недотыкомка – прим. мои) <...> убегала за дверь или под шкап, а через минуту появлялась снова, и дрожала, и дразнилась, — серая, безликая, юркая.” У Вас: “Вот из-за этой сцены, сбоку, из-за занавеса, и появилась какая-то новая "недотыкомка", так же мужского пола, в сером спецкомбинезоне. На Ирину Васильевну она не посмотрела, но зачем-то ещё глубже задвинула кресло за стол близ сцены и так же бесшумно удалилась, как и возникла.” И ещё: “За это время Новый Маньяк так же тихо появлялся раза два, с равными интервалами, из-за сцены и, поправив кресло у того же стола, не глядя на Ирину Васильевну, удалялся тихо, как и возникал.”

А образы официанток чего стоят! “По её зову из боковой двери, видимо, кухни, вышли две словно заспанные женщины, своим обликом и фасоном юбок и блузок напоминавшие <...> работниц общепита достославных доперестроечных времён. Одна, немолодая, была толста, объёмиста, грудаста и бедраста, но со сладким выражением лица в обрамлении двойного подбородка. Вторая – как бы её помощница, во всём ей послушная, молоденькая, но нехуденькая, с неопрятно развившимся ореолом серых волос вокруг маленького невыспавшегося невыразительного личика.” “Молодая также перестала расставлять тарелки по столам и, наивно приоткрыв рот, опять полусонно и косоглазо глядела на единственную посетительницу.”

“Какая уж тут музыка? – может подумать читатель, – Сплошная серая невыразительность, безликость. И полная безысходность в конце.”

Действительно, если в начале и “страшное спасибо” Зои Александровны, произнесённое её хриплым дребезжащим голосом (кстати, очень живая, очень яркая “картинка”, – и видишь и слышишь её!), и томик Расула Гамзатова, который у неё якобы “украли” и, судя по всему, несчётное количество раз, вызывает улыбку ("Ну, страшное, так страшное," – подумала в ответ Ирина Васильевна.), то в конце обе эти детали совсем “по Станиславскому”, подобно ружью, которое в начале спектакля повесили на стену, “выстреливают”. Понимаешь, почему спасибо действительно страшное: “не у Зои Александровны ли, любительницы стихов Расула Гамзатова, уже как 40 лет назад дочь свела счёты с жизнью от несчастной любви и самоуничижения...”

И остаётся лишь с грустью вслед за Вами согласиться с Ф.К.Сологубом и его героиней: “Построить жизнь по идеалам добра и красоты! С этими людьми <...>! <...> Невозможно! Как замкнуться от людской пошлости, как уберечься от людей!”

Но в конце мелодия Вашего рассказа, звучащая то монотонно и сонно, то грустно, то сатирически, то остро-трагически, неожиданно (но это “неожиданно” только на первый взгляд!) приобретает необычайно чистое – глубокое и ровное – звучание!
Подобну тому, как под вечер, описываемого в Вашем рассказе дня, “вдруг распогодилось: ушли хмурые тучи, небосклон посиреневел, и обнаружилась вдали <...> половина багрового шара опускающегося за горизонт солнца”, вдруг и перед читателем открылся некий “широчайший простор”.

Окончание особенно мне понравилось, поэтому хочется и сказать о нём особо.
Это то место в повествовании, где наконец сходятся все – на первый взгляд разрозненные – нити: и писатель Сологуб (“Сологуб... Соло губ... Соло каких губ?.. Почему соло?”), и его необыкновенный роман, и поездка героини за его книгой, и телефонный разговор с Зоей Александровной, и упоминание ею Гамзатова... И понимаешь – вот именно так – на грани сна, – что всё не зря, не просто так. Возможно, всё это – некие “знаки”, “зарубки” на пути героини длиною в один день (а ведь таких дней было и будет много... значит – длиною жизнь? и не только свою...), чтобы в конце его она смогла понять нечто: “ Какие уж там высокие звёзды... Однако человеческая и писательская звезда таких, как Фёдор Сологуб, действительно высока, а, значит, Расул Гамзатов всё же прав..." (“выстрелил”-таки и Гамзатов! – прим. моё) – и уже что-то качало её на волнах и уносило мягко и ласково в степные провинциальные её просторы, где только неуёмный ветер исполняет своё извечное соло на дудочках раскачивающихся камышей, возродившихся этим летом в неприжившемся Октябрьском парке.”

И самый главный вывод, который делает героиня, а вместе с нею и читатель: “ненавидеть эту жизнь и вместе с нею людей она неспособна”.
“Разве не заботились о её матери её подруги <...>, Зоя Александровна, сказавшая ей "страшное спасибо" за её мать; Клара-волонтёр, сама старая и больная, но поднимавшаяся к подруге хотя бы четыре раза в год на пятый этаж, Зинаида Тимофеевна, не бывшая подругой Павлы, но, через Ирину Васильевну, сочувствующая ей...
А книжный продавец, а другие продавцы, а повара и официанты – разве не выполняли они, пусть и в томясь в охватившей их степной полудрёме, духовные и материальные потребности Ирины Васильевны... Разве не извинились перед ней ворчливая хорошенькая и сам Чёртов Маньяк...”

К числу хороших, добрых, людей, конечно же, следует отнести и саму героиню, человека искреннего и любящего, душевно чуткого и ранимого, но могущего и постоять за себя, что радует! (Сцены с “Хорошенькой” и с “Маньяком”, в конце которых оба извиняются.)

Среди них и мать Ирины Васильевны, которая тяжело больна и лишена возможности выходить из дома... которая в детстве осталась сиротой... которая и сама много страдала в жизни и могла бы написать рассказ или даже книгу о себе самой, но пишет о своей подруге Кларе... и всё никак не дойдёт до того периода, где Клара стала волонтёром: “Чувствую, что ещё не скоро, – ответила Павла Романовна, – слишком много всего было в клариной жизни...”

И понимаешь, что так и есть – “слишком всего много” в жизни каждого из нас, и каждый человек являет собой целый мир, космос, где ничто не случайно, где всё взаимосвязано, и всё по-своему прекрасно: и написанный более века назад роман... и нынешнее его прочтение... и один “обычный” день из жизни бывшей учительницы русского языка и литературы провинциального городка...

Очень глубокое и по-своему очень музыкальное произведение. Получилось действительно соло. И действительно на дудочках... Такой, немного грустный, и “слышался” мне звук...

Пока писала свой отзыв, я ещё раз перечитала рассказ целиком (до этого просто просматривала, искала нужные мне цитаты). И Вы знаете, удивительное дело! – во второй раз я более улыбалась и радовалась, чем грустила. Очень светлое получилось произведение. Осмелюсь предположить, что таким оно и было задумано Вами...

Спасибо Вам, Кира!

И – БРАВО!

P.S.: Получилось у меня всё-таки весьма сумбурно и длинно. Я не столько писала долго, сколько думала над прочитанным и над тем, что и как мне написать. “Так просто” отзыв на произведение, в котором виден не только писательский, но и многолетний душевный труд автора, написать не возможно. Да и нельзя этого делать.

Нина Русанова   06.10.2013 02:29   •   Заявить о нарушении