***Прощайте, русский Декарт: умер писатель и философ Дмитрий Галковский Литературное наследие Галковского — это философский роман «Бесконечный тупик» (по объёму где-то четыре «Дара» Набокова), посты в Живом Журнале, комментарии к ним (часто представляющие собой небольшие трактаты), тексты газеты «Утиная правда», рождественские (святочные) рассказы и фантастическая новелла-антиутопия «Неопалимая купина». Были ещё несколько публикаций в газетах, но, формально, это было продолжение его деятельности в Живом Журнале. Если вы совсем ничего не читали у Галковского, то прочтите рассказ «Энская гимназия» (святочный рассказ №2), если понравится, то далее «Девятнадцатый век» (святочный рассказ №13); если же Вы уже знаете хоть что-то о Галковском, но лишь мемами, гифками, то решитесь и прочтите в случайном порядке примечаний двадцать-тридцать из «Бесконечного тупика», скажем, на тему Чехова — уверяю, вас затянет. «Бесконечный тупик» — это, пожалуй, самое интересное, что происходило с русской литературой после окончательного и бесповоротного ухода Набокова в английский язык. Идея произведения к Галковскому пришла после знакомства с «Бледным пламенем» Владимира Владимировича: Галковский пытается все свои мысли, каждое, даже самое крохотное раздумье, облечь в отдельную заметку, которую бы можно было точно атрибутировать как источник той или иной мысли — выходит такая капустка (розановский термин!) из мышления человека двадцати семи лет, где единым вихрем сочленяется всё — Николаевская Россия, Ленин, Достоевский, русское зарубежье, Платон, смерть глупого, но невероятно любимого отца. Бесконечный тупик можно начинать читать с любого места. В идеале, конечно, вы открываете именной указатель, раскрываете в отдельных вкладках браузера все примечания к той или иной персоне, что вам интересна и путешествуете по ссылкам-мыслями, которые вам показались занятными. Мне нравится раз за разом начинать перечитывать «Бесконечный тупик» со сто четвёртого примечания: Примечание к №22: Годам к 12-ти я уже точно знал: мой отец дурак. Впрочем, это скорее было не знанием, а интуитивным ощущением Примечание №104: Первое ощущение отца: мой отец — отец. Я играю с его тяжёлой рукой, целую её, кладу себе на голову, глажу ей себя. А он делает вид, что не замечает и что его рука не его, а так, «никакая». Чувство уюта: я мою с отцом руки. Умывальник леечкой, холодные игольчатые струи, здоровый запах дешёвого, но не грубого мыла. У отца руки большие-большие, чёрные-чёрные. (Он их специально перед этим незаметно от меня мазал куском угля.) И он их моет-моет-моет, преувеличенно трёт друг о дружку, и смеётся: «Отличнейше». И руки становятся розовые, добрые. Это называется «папа пришёл с работы» и «ужин». Мыть руки — праздник. И еда праздник. Больше всего я любил варёный лук, морковь в супе и сырые яйца. Отец знал, что это невкусно, и специально воспитал у меня вкус к этим малосъедобным вещам. «М-м, какая прелесть. Яичко сырое». И высасывал его, закатив глаза: «Ат-тлич-нейше!» (Любимое вообще слово.) — «Папочка, я тоже хочу!» А суп, макароны, яблоки ел нехотя (худой, малокровный). Отцу обыгрывать вполне съедобные вещи было неинтересно. Негде развернуться художеству. Но по своей самой-самой ранней, самой бессловесной сути всё-таки мир был строен и радостен. Забыто радостен. Вот восполняющее и искупающее дополнение к теме катка: Я совсем маленький бегу с отцом на Патриаршие пруды, мы кубарем скатываемся на только что замерзший лёд. Никого вокруг нет, каток ещё не открыт. Вечер. И вдруг включили Чайковского. Мы катаемся на валенках по льду. Это перед Новым годом. Вот, осмелев, каток заполняют люди. Музыка звучит, звучит. Это счастье. Всё потом разрослось вкривь и вкось. Но сам мир был благостен, добр и взаимно доверчив. Живой журнал Галковский завёл, чтобы жениться. По духу посты ЖЖ весьма отличались от текстов «Тупика» и представляли очень новаторскую для рунета смесь стилистик английского философа Томаса Карляйля, каких-то мизансцен и зарисовок на манер Николая Лескова и что-то от Селина, но очень чеховское, по-русски добродушное. Разумеется, сам Галковский бы такой атрибуции стиля очень сильно огорчился. По сути, в ЖЖ Галковский изобрёл новый жанр литературы — конспирологический детектив в духе русского реализма. Галковского постоянно записывают в новохронологи, но интенция для каких-то высказываний новохронолога «Нас обманывают! Я совершил важное открытие!», когда Галковский скорее про то, что «У меня есть забавное предположение, давайте попробуем поразмышлять, раз уж всё равно скучаем тут». В Живом Журнале Галковского было много о политике, но всё это сиюминутное и лишь довесок к тому, что он написал в «Утиной правде»: его задача была показать сам метод — как нужно говорить о публичных персонах, как нужно читать их биографии, на что обращать внимание в первую очередь, что вообще такое «новостной поток» вехи гипер-информации и как в нём нужно барахтаться. В этом плане, новому читателю изучать поздний Живой Журнал Галковского может быть интереснее, чем идти сначала. В позднем Живом Журнале Галковского было несколько циклов. Самый важный — литературный — он издал отдельной книгой «Необходимо и достаточно», переживая эту книгу, прежде всего, неплохим учебником русской литературы. О чём «Необходимо и достаточно»? О том, что русские не заслуживали Пушкина и до сих пор не понимают каким сокровищем обладают. О том, что написание «Золотого телёнка» и «Двенадцати стульев» Ильфом и Петровым абсурд и на деле эти книги написал Булгаков. О том, что Маяковский это ключ к пониманию того, как трансформировалось наше общество, когда случился крах Российской Империи и грянул Советский Союз, почему глупо его считать только «советским» поэтом. Самый грустный и, наверное, самый важный текст книги «Необходимо и достаточно», но, прежде всего, важный как продолжение текста о Пушкине — заметки о Чаадаеве. Этот текст объясняет почему именно русской философии не существует как феномена, почему мы обладая самой изящной и волнующей литературной традицией на свете получили в качестве философского приданного к ней мрак глупости Шестова, Соловьёва, Флоренского, после — дуркования Мамардашвили, придури иных Пятигорских. Какие циклы ещё были? Был цикл о Китае, был цикл о генезисе христианства (падении Рима), и тот, и другой — «в щадящем режиме». Щадящий режим — это очень частая присказка Галковского, раскрываемая через его высказывание о том, что философия это аналог рентгеновского зрения и если увлечься философией просто так, то всю жизнь среди скелетов и проведёшь, поэтому иногда лучше сгладить углы и сделать лишь наметки, а кто надо — сам докопается до того, о чём Галковский умолчал. О чём, к примеру, рассказывает Галковский в христианском цикле? О том, что, скорее всего, никаких тёмных веков не было вовсе, то есть, Средневековье от и до — выдумано, само существование такого периода истории абсурдно и избыточно книжно в своей основе, причём книги, где придумали нам Средние Века, это были издания вехи невероятного культурного краха, то есть, всё же какой-то тёмный период человеческой истории в Европе был, но сколько он именно длился мы не знаем — этот период Галковский зовёт «трубой». Вот как сам Дмитрий Евгеньевич «трубу» описал: Основная проблема мировой истории заключается в рассогласованности её древней и новой части. Количество и качество исторических фактов быстро уменьшается по мере погружения в пучину времени. Я могу сказать, когда появляется единая картина — это 1650 год. 1600...1650 вызывает много вопросов и нестыковок, 1550…1600 — историческая ткань зияет дырами. 1500...1550 — это оборванные лохмотья, 1450…1500 — отдельные лоскуты. В 1400…1450 — можно что-то угадать на уровне «что-то беленькое чернеется, что-то чёрненькое белеется», а до 1400 — это бездна небытия, Мировая Ночь. Опускаясь на батискафе вглубь веков и проскакивая в полной темноте 1300, 1200, 1100 и т.д. вдруг в районе 400 года мы видим различимые детали, а двумя столетиями ранее нас освещает свет античной цивилизации – с политикой, философией, развитой технологией и вообще общей культурой. Дальше — больше. Скорее всего, христианство долго (века два) существовало без Христа, а Христа нам придумал Игнатий де Лойола (это не совсем так, но Галковский держится такого убеждения), и подарил начитавшись романов о суфийском шейхе Бедреддине Махмуде и событиях 1420 года, под что и создал Орден Иезуитов, первейшая задача которого была закрепить новое Божество в массах прото-христианского киселя. Отсюда вывод: скорее всего, католичество появилось как реакция на протестантизм и протестантизм заметно старше католичества. Несколько лет спустя этих публикаций Галковский, уже без щадящего режима, разовьёт тему на Ютуб-канале, где сделает предположение, что Средневековье так разбухло сказками в университетах, чтобы скрыть грустную правду — вся Европа пережила серьезное прото-мусульманское иго и на самом деле не Карфаген разрушили, а Карфаген уничтожил Рим. До основания. Вырезали все верхние классы и то, что можно бы было назвать средним классом. Если взглянуть с этой позиции, то станет понятно всё — как именно рванули авраамические религии (весьма сложные для закрепления в массах, это факт для любого миссионера), почему исчезло 98% античного наследия, почему Аристотель добрался до нас через арабов, почему и как вообще возникла схоластическая философия, а, самое главное, почему после «тёмных веков» центром мира стала Испания, а не итальянские полисы. О ютуб-канале Галковского мне писать больно. Галковский всю жизнь говорил, что настоящий интеллектуал должен играть только на повышение, русскому надо обсуждать Цветаеву и Набокова, вот, и прекратив заниматься литературой Галковский снял… двести роликов о Сталине. Ладно, вру: не двести, а тридцать пять, не о Сталине, а о генезисе социал-демократии в России, но всё равно следить за этим было тяжело. Что же произошло? Галковский устал. На его глазах, его же знакомые сделали мега-известным писателем Минаева, просто от балды, буквально, в карты проиграли «кейс» его карьеры, на спор сыграли «смогут ли раскрутить». Смогли. И это когда у Галковского был целый роман, который при должной рекламе мог бы рвануть куда более ярким феноменом, чем в нулевые были Пелевин или Сорокин. Дальше — больше. Карьера журналиста для Галковского закончилась после некролога Пригову: Галковский (в личном блоге) написал, что Пригов был чиновником, всю жизнь обивал пороги тех или иных инстанций, чтобы получить справку, что он поэт, но вся поэзия его — шведские частушки, глумление над русскими, Россией и русской культурой, да и вообще Пригов жил грешно и помер смешно. За такой некролог его тут же уволили из журнала, ещё и подписав коллективное письмо от сотрудников с одобрением увольнения. Но ладно мир бумажной прессы, о нём Галковский и не питал иллюзий, но интернет… В 2012 году, когда случился третий срок Владимира Владимировича, начался рост нового русского национализма — весь этот национализм был не очень умным усвоением каких-то отдельных концептов из «Утиной правды» и раннего ЖЖ Галковского, но вся эта свора националистов, обласканная Администрацией Президента, «в благодарность за науку» лишь глумилась над Дмитрием Евгеньевичем, в лучшем случае донимая мэтра вопросами «А правда ли, что он рассуждает об Англии, английской культуре и её деятелях не зная английского языка?», в худшем — просто клеймя его на чём свет стоит. Поэтому на видео Галковский и ест чипсики, пьёт виноградный сок под видом вина, чай под видом коньяка, чавкает, готовит бутерброды и хрумкает оливки — тут важно понимать, что именно так и выглядят те самые «агапы» элит, где решаются судьбы мира, то есть, Галковский просто иронизирует над тем, как аристократы самую важную информацию в жизни человека ему могут сообщать между делом, похрюкивая и попукивания на званных ужинах. Для канала Дмитрий Евгеньевич придумал несколько персонажей — Дим Димыч (о политике), Клетчатый (новейшая история), Ландрин (история спорного промежутка времени, то есть, самый выход из Средневековья), Литературовед (неочевидные английские писатели), Деметриус (античная история), Бонифаций («тайны мироздания»: беседы о космосе и биологии). Было ещё несколько персонажей, но их Галковский развивать не стал. Самые интересные, как мне кажется — Бонифаций и Литературовед. Наверное, сам просмотр ютуб-канала Галковского имеет смысл начать с лекций об Айзике Азимове, в них Дмитрий Евгеньевич «резвяся и играя», через анализ цикла о «Фонде» Азимова, рассказывает что конкретно из себя представляет правящий класс Америки, в чём загвоздка этой среды, какая у неё была закваска и к чему всё идёт. Ах, да, к чему все идёт. В 2020 году Дмитрий Евгеньевич заболел коронавирусом и, очень тяжело его перенося, в срочном порядке написал «несвяточный» рассказ «Неопалимая купина», как я понимаю, самое последнее литературное произведение, которое должно было выйти из-под его пера. Рассказ, с одной стороны, проливает свет на то, чем конкретно было общество, которое выходило из трубы (тёмных веков), с другой стороны, даёт прогноз на то, чем будет общество для некоторых людей после Великой Анархической Революции (очень важный концепт Галковского, который он так ни разу толком и не обсуждал нигде). Но это всё литература. Где же философия? Крупнейший французский философ двадцатого века Жиль Делёз сказал, что философия это всего лишь создание и закрепление концептов в обществе и культуре, это самое важное, что делают философы. Базисная интенция творчества Галковского как философа была в том, что после того, что с нами сотворили в двадцатом веке трепаться об элоквенциях, гегельянских «снятиях» и бессмертных душах просто некрасиво, ибо интеллектуалам необходимо «брать кассу» и «ломать телевидение» (вредящие интеллектуалу, а значит и самому миру, концептуальные машины), поэтому все концепты, которые породил Галковский относятся к политической философии, весьма злы и требуют контекста; ещё он очень много сотворил концептов историософического толка, которые помогают начать наконец-таки трезво беседовать о том, что вообще такое Европа. Если говорить серьезно, не оглядываясь на доксу, мнение литературных чинуш или иных слагателей шведских частушек, то Галковский это и есть зарождение русской философии: «Бесконечный тупик» начался как попытка (где-то в шутку) пережить Розанова нашим Сократом, чтобы написать «Диалоги» Платона так, как их бы было интересно прочесть новой Цветаевой, Цветаевой XXI века. Но правда в том, что после того культурного краха, что с нами произошёл, вряд ли возможен русский Платон… А вот Декарт, это да, пожалуйста: когда вокруг всё буквально кричит о том, что начался новый семнадцатый век, очень соблазнительно пережить Розанова нашим Паскалем, а Галковского Декартом будущей русской философии, что ещё только возникнет. Вот, как, к примеру, Галковский завершает свои заметки о Булгакове: Булгаков был русским «коноводом», создающим вокруг себя враждебный советскому быту русский мир. Булгаков умер – русский мир, смертоносный и дьявольский для советских, впал в анабиоз, повис на чаше весов в неустойчивом, но длительном равновесии: продолжить жить дальше или умереть. Думаю это «небольшое стилистическое разногласие» и есть причина зверской, неправдоподобной ненависти в РФ к Булгакову. Это чужой разум, говорящий на родном языке и говорящий вещи либо оскорбительные, либо непонятные. Или и то, и другое одновременно. При этом он говорит адресно. Это не голос ушедшей эпохи, а собеседник на лавочке в парке. Поэтому оказалось, что Булгаков «сатанист» — нехороший человек из нехорошей квартиры, вокруг которого советские дохнут как мухи. Но на варенье всё равно лезут. Своего-то за душой нет. А весы по-прежнему неподвижны. Вроде бы легко подтолкнуть русскую чашу в небытие — но для этого надо быть талантливым человеком. Таланта нет, поделать ничего невозможно. Остаётся беситься. Пройдет время, и русский разум снова появится. Много сделано, чтобы этого не произошло, но великая культура не такая вещь, чтобы её можно было разрушить физически. В духовном мире она неуязвима, хотя и может умереть, как умерла античная цивилизация. Но это какие сроки. В молодости мне казалось, что оживление уснувшей культуры дело посильное, вот возьмусь и немножко сдвину мёртвое равновесие в плюс. А там процесс пойдет сам — чем дальше, тем быстрее. Этого не произошло. Но и другая сторона за 30 лет ничего не сделала. Так что вопрос не решен. Вот в этом «вопрос не решён» и есть дискурс Галковского; то, что нам всем необходимо будет осмыслить, но уже без Дмитрия Евгеньевича. Прощайте, русский Декарт. © Copyright: Валентина Ерошкина, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике: |
